Текст книги "По ту сторону жизни"

– Мы с тобой не договорили утром на стене, – сказал остановивший его мужчина.

– Отнюдь, – пожимая плечами, сказал дон Диего. – Вы говорили очень много, называя меня господином Бурматовым, но я не воспринимал ваших слов, потому что не являюсь тем, за кого вы меня принимали.

– А я так не считаю, господин Митрофан, – заулыбался Мавлюдов. – Годы, конечно, изменили вашу внешность, но не настолько, чтобы я не узнал вас, господин сыщик!

– Понятно, вы, как и многие другие, добросовестно заблуждаетесь, путая меня с моим ныне покойным братом, – вздохнул дон Диего. – А я вот вас знать не знаю, и всё, что вы говорили утром, меня не касается.

– Да брось, не притворяйся, господин сыщик, – нахмурился Азат. – Ты Митрофан Бурматов, и мы с тобой дружили когда-то!

– И всё же вы обознались, господин Мавлюдов, кажется? – подмигнул ему дон Диего. – А давайте перенесём наш разговор в мою комнату? – предложил он. – Может быть, я сумею удовлетворить ваше любопытство или убедить, что вы ошибаетесь…

* * *

В комнате дона Диего Мавлюдов, вдруг потеряв словоохотливость, уставился в окно, а дон Диего мысленно прорабатывал тему, в русло которой следовало перевести беседу, если она вдруг примет нежелательный поворот.

– Я хочу выпить, – сказал он и предложил «гостю». – А вы не желаете пропустить чарку за наше знакомство?

– Нет, не желаю, и тебе не советую, – ответил Азат, оборачиваясь. – Я помню, каким ты был горьким пьяницей, а здесь с этим строго. – Он повернулся спиной к собеседнику и уставился в окно.

– Возможно, мой брат и злоупотреблял хмельным, но я всегда был воздержан, – глубоко вздохнул дон Диего. – А теперь я гость в этом замке и умираю от скуки. В шкафу я видел бутылку с хорошим вином. Очень надеюсь, что оно не разбавленное и, не дай бог, отравленное!

Азат, перестав «любоваться» видами из окна, обернулся.

– Если бы тебя хотели убить, то сделали это где-нибудь по дороге, – констатировал он. – Так вот, мне хотелось бы знать, как ты оказался здесь, и… Как давно ты знаком с Мартином Боммером?

– С господином Боммером я познакомился в Германии совсем недавно, – коротко ответил дон Диего. – А здесь я по его приглашению, есть ещё вопросы?

Азат потянулся к бутылке.

– Боммер не из тех, кто зовёт к себе гостей, тем более на режимный объект, – сказал он, наливая себе вина. – Так что радуйся, пока жив, господин сыщик! Тебе уже никогда не выбраться из этого каменного мешка, разве что на погост, в свеженькую могилку!

Дон Диего кивнул.

– Да, спасибо, – сказал он. – Только почему вы мне всё это говорите?

– Сам не знаю, – хмыкнул Азат. – Наверное, чтобы увидеть страх в твоих глазах.

– Видимо, мой брат много сделал для вас хорошего, раз вы так обо мне печётесь? – полюбопытствовал дон Диего.

– Ну уж нет… Я ненавидел и ненавижу тебя, господин Бурматов, – пробормотал Азат. – Если когда-нибудь появится возможность воздать тебе за прошлое, я не упущу её!

– Я именно так и подумал, – дон Диего допил остатки вина и перевёл взгляд на Мавлюдова. – И в этом я с вами солидарен: я тоже не любил Митрофана.

Он хотел ещё что-то добавить, но его остановил стук в дверь. Вошёл мужчина из числа обслуги замка.

– Извините, господа, – сказал он и обратился к Мавлюдову: – Вас срочно вызывает к себе доктор Боммер, профессор.

– Вот чёрт, – буркнул недовольно Азат, и на его лице появилось выражение неутолимой злобы. Он повернулся к дону Диего: – На этом наш разговор не закончен. А сейчас, если ты не возражаешь, я…

– Конечно, – тут же согласился тот. – Вы сами убеждали меня, что отсюда нет выхода, и… У нас будет много времени для бесед, не так ли?

Азат повернулся и покинул комнату. Оставшись один, дон Диего наполнил бокал вином и устремил взгляд в сторону окна.

– Как же вы все заблуждаетесь в отношении меня, господа хорошие, – прошептал он. – Я всегда, если захочу, могу легко выйти отсюда…

* * *

Мавлюдов открыл дверь кабинета Боммера и оторопел – шло совещание.

– Завтра, с утра, начинаем новую серию экспериментов, – говорил, сидя за столом, Боммер. – Это очень ответственная работа, коллеги! Доктор Рашер проводит такие же в Дахау.

– Это что, перестраховка? – поинтересовался кто-то. – Почему мы должны делать то же самое здесь, хотя результаты будут те же самые?

– Потому что результаты будут сравнивать и делать выводы, – ответил Боммер. – И ещё, в начинаемой нами работе будет особый режим, совершенно секретный, но об этом я объявлю отдельно, когда завершим начальный этап экспериментов!

Переступив порог, Азат топтался в замешательстве. Боммер кивнул ему на свободный стул и продолжил:

– Вторая часть экспериментов будет особенной, и потому прошу вас не обсуждать их нигде, кроме лабораторий! Есть ли у кого сомнения или возражения?

Присутствующие промолчали, но Боммер и не рассчитывал на комментарии.

– В дальнейшей работе нам придётся пренебречь всем, – входил в раж Мартин. – В нас не должно быть места сантиментам, жалости, состраданию и всему тому, что мешает плодотворно трудиться! Во всех «морских свинках», кем бы они ни являлись, мы должны видеть только объекты для экспериментов и не более. Для начального этапа я привёз двадцать голов, и завтра мы начинаем с ними работать!

«Научился языком трепать, бывший ссыльный каторжанин, – со злостью подумал Азат. – Вон как помелом своим чешет, Гитлер и Геббельс оба разом позавидовали бы…»

Слушая Боммера, Азат нервно ёрзал на стуле. Мартин говорил странные вещи, и это нервировало его.

«Слышал бы его сейчас хоть кто-то, кроме коллег, проживающих в этих стенах! Непременно ужаснулся. Если бы знали союзники или красноармейцы, какое здесь гнёздышко гадючье обустроилось, то непременно в первую очередь раздавили бы его, – думал Азат, не слыша Боммера, а слыша собственные мысли, кричащие в голове. – Ну и хорошо, что никто не знает о нём, иначе бы и мне вместе со всеми непоздоровилось. А что, я теперь с ними заодно, “одним миром мазаны”. Если Германия проиграет войну, то неизвестно где прятаться придётся. За такие дела спасибо не скажут и не наградят. Такие деяния ничего не оправдает, никакие благородные цели! Да и может ли быть повод к такому оправданию?»

Боммер между тем закончил своё «пламенное» выступление и отпустил «коллег» готовиться к экспериментам. А вот Азата он попросил остаться и поманил его пальцем, не поднимаясь из-за стола.

– Слушаю вас, – сказал Азат, бледнея.

– Нет, это я тебя слушаю! – повысил голос Боммер. – Почему тебя приходится искать по всему замку в то время, когда я провожу совещание?

– Извините, но я… – Азат замолчал в замешательстве, не зная, что сказать.

– Я вижу, ты прыткий малый, коллега, – многообещающе улыбнулся Боммер. – Уже успел подкатить к моему гостю, хотя… Хотя, наверное, ты его тоже знаешь?

– Не уверен, – пожал плечами Азат. – Я посчитал, что он мой земляк из Верхнеудинска, Митрофан Бурматов, а он… Во время нашего разговора он пытался убедить меня, что всего лишь брат того, на кого я думал.

– В этом он и меня пытался убедить, – помрачнел Боммер, – но я почему-то не верю ему.

– Я тоже сомневаюсь, – пожал плечами Азат. – Но ни подтвердить, ни опровергнуть его слов я не могу!

– Ты не можешь, я не могу, – покачал головой Боммер, – но попробовать стоит! Мне важно знать, тот ли он человек, за кого себя выдаёт! И лишь после этого я сделаю вывод, стоит ли доверять ему или нет!

– Вы пригласили его как гостя или…

– Пока ещё не знаю, – усмехнулся Боммер. – Жизнь покажет, как относиться к этому господину, а пока пусть живёт здесь вольготно у нас на виду, а мы будем наблюдать за ним и делать выводы!

– Тогда я пойду? – засуетился Азат, так как с некоторых пор оставаться наедине с Мартином стоило ему невероятных усилий.

– Нет, сейчас мы пойдём к Шмелёву, – сказал Боммер, вставая из-за стола. – Пора объединить усилия в достижении одной очень важной для нас троих цели!

22

Дмитрий Шмелёв не боялся умереть. Такая жизнь опостылела ему. Но перед ним стояла точно обозначенная цель, и он решил следовать ей, что бы ни случилось. Именно об этом он думал, лёжа на кровати, когда Боммер и Мавлюдов вошли в его комнату.

– Как себя чувствуешь, Дмитрий, – поинтересовался Мартин.

Шмелев промолчал и присел в кровати, готовясь к разговору. Азат искоса наблюдал за ним, не проявляя никаких эмоций. Ему не хотелось говорить, и он ждал, что скажет Боммер.

– Ответь на мой вопрос, Дмитрий? – проговорил тот. – Я вижу, что ты жив по крайней мере, но меня интересует твоё внутреннее состояние.

Шмелёв с недоумением покосился на него.

– А почему оно вас интересует? – спросил он. – Вы, уезжая, твёрдо заверили меня, что всё будет хорошо, и… Всё получилось именно так, как вы говорили.

– Вот видишь, – сказал Боммер и посмотрел на угрюмо молчавшего Азата, – наша настойка действует поразительно! Никто ещё не выжил в той барокамере, в которой проводились опыты, а Дмитрий все их выдержал! Что можете сказать по этому поводу, коллега?

Брови Азата приподнялись.

– Гм-м-м… Чудом это я уже назвать не могу, – пожал он неопределённо плечами. – Лечебные свойства препарата мне уже давно знакомы. Отличное состояние Шмелёва лишь очередной раз подтверждает, что эти свойства фактически беспредельны. Во всяком случае, я не помню ни одного случая, когда настойка не подняла бы на ноги больного, употреблявшего её для лечения.

– Поразительные свойства, – поддакнул Боммер, приглаживая на голове волосы. – Поистине народную медицину сложно чем-то заменить! Жаль, что её не изучают более углублённо.

– Вот и вы лучше бы занимались этим, а не экспериментами над людьми, – не удержался от едкой реплики Азат. – Проехаться бы по дальним уголкам России или любой другой страны и… Я больше чем уверен, что везде можно изыскать что-то очень важное для медицины!

Боммер оставил в покое свою причёску.

– В экспериментах тоже есть своя изюминка, – сказал он. – Не всякая народная медицина способна на чудо, и, чтобы восполнить этот пробел, необходимо научиться лечить человека и прямым, хирургическим вмешательством!

– Твоя страсть к экспериментам пугает меня, – сказал, расстёгивая пуговицу на вороте рубашки, Азат. – Сейчас у тебя в руках моё чудесное лечебное средство, и ты лучше бы изучал его, чем…

– Одно другому не мешает, – отмахнулся Боммер. – Тем более что в наших руках и оборудование, и сырьё для опытов! И собрались мы сейчас не обсуждать, что можно и что нельзя, а обсудить, как лучше и плодотворнее использовать имеющийся в нашем распоряжении потенциал и безграничные возможности!

Его глаза блеснули. Он едва заметно улыбнулся кончиками губ и добавил:

– Сейчас я сделаю вам такое предложение, от которого вы просто не сможете отказаться!

– Интересно, какое такое предложение ты нам можешь сделать? – с сарказмом поинтересовался Азат. – Не знаю, как Дмитрия, но меня здесь уже ничем удивить нельзя!

– Ну, это было всегда твоим недостатком, – заметил Боммер с ухмылкой. – Но моё предложение даже тебя удивит, бесспорно! Оно настолько необычно, что непременно заинтересует и озадачит вас!

Азат расстегнул ещё одну пуговицу на вороте рубашки и даже не заметил этого.

– Выкладывай, чего тянешь? – буркнул он. – Ты собираешься отменить опыты и распустить всех нас по домам?

– Тебе ли говорить о доме? – Боммер хмыкнул от удовольствия, которое ему доставил Мавлюдов своим глупым вопросом. – У вас теперь ни дома, ни родины нет, успокойтесь! Я только хочу сообщить, что эксперименты будут продолжены! Только подопытными «свинками» на этот раз будут не военнопленные, а лётчики, асы авиации Германии, изучать и лечить которых для нас великая честь!

– Ты ничего не попутал? – прошептал потрясенный Азат. Слова Мартина сразили его наповал. Он уставился на Боммера, который смотрел на него с нескрываемым интересом. – Тебе доверили для чудовищных экспериментов немцев?

– Не просто немцев, – уточнил тот, – а элиту немецкой нации! Чтобы попасть к нам для опытов, они сейчас проходят тщательный отбор!

– А как ты собираешься отвечать, когда они все погибнут? – ужаснулся Азат.

– Тебя тоже интересует этот вопрос? – Боммер посмотрел на притихшего Шмелёва.

Дмитрий и на этот раз предпочёл промолчать, но кивнул утвердительно.

– Что ж, тогда слушайте, – улыбнулся довольно Боммер. – Все лётчики останутся живы, и я почти уверен, глядя на Дмитрия, они не только выживут, но и обретут новые силы и железное здоровье! Ну а мы с вами, уважаемые коллеги, тем самым совершим величайшее открытие, способное потрясти мир! Мы впишем свои имена в книгу великих открытий нашего столетия!

– Я не очень бы хотел, чтобы моё имя было связано с таким «открытием», замешанном на жестоких экспериментах и смертях многих подопытных, – хмуро возразил Азат. – За такое нас ждёт не слава, а позор, шельмование и смертная казнь!

– А всё началось с опытов на мне, – заговорил вдруг Дмитрий. – Только я не чувствую в себе прилива новых сил, да и здоровье не блещет.

– Э-эх, коллеги, всё, что вы говорите, просто мелочи жизни! – воскликнул Боммер. – По моим прогнозам, всё будет выглядеть блестяще! Организм Дмитрия выдержал потрясающие нагрузки и перегрузки! Попомните моё слово, теперь он будет перестраиваться в лучшую сторону!

– Ты уверен, что так и будет? – высказался с сомнением Азат.

– Будет, не сомневайтесь! – поспешил с заверениями Боммер. – Произведёнными опытами мы подтолкнули организм Шмелёва к перестройке, и именно этим он сейчас занимается!

– Удивительно, не спорю, но это не то, чего я хотел бы услышать, – поморщился Азат. – Мне интересно знать…

– Тебя интересует, чем ты будешь заниматься? – догадался Боммер. – У вас с Дмитрием очень ответственная роль.

Мавлюдов и Шмелёв недоумённо переглянулись.

– Да-да, вы не ослышались, – вздохнул Боммер. – Вы будете трудиться над научной работой. Отчёты всех сотрудников после экспериментов будут немедленно передаваться вам, ну а вы… Вы будете изучать их, описывать и уже обобщенный материал передавать мне! Ну а я буду…

– Чужими руками жар загребать, – не выдержав, съязвил Азат. – Извини, но иначе я не могу назвать твою грёбаную тактику.

– А я бы назвал её «руководить научной работой», – меняясь в лице, уточнил Боммер. – Впрочем, если вам не нравится моё предложение…

Шмелёв и Мавлюдов переглянулись и ответили:

– Мы согласны!

* * *

Поднявшись по лестнице, дон Диего остановился у слегка приоткрытой двери. Расположение комнаты было ему знакомо, а вот кто проживал в ней, оставалось только догадываться. Из-за двери доносилось бормотание нескольких голосов. Тон беседы был очевиден – говорившие были пьяны и обсуждали конечно же предстоящие эксперименты.

Крадучись, стараясь не привлечь постороннего внимания, он прошёлся по коридору и остановился у ещё одной двери, показавшейся ему незакрытой. Дон Диего стоял абсолютно неподвижно, наблюдая за жильцами комнаты.

– Чёрт побери! – выругался один из них. – У меня такое ощущение, что нас поселили здесь до конца жизни! Торчим за каменными стенами безвылазно, даже к реке посидеть с удочкой не выпускают.

Его высказывание было встречено пониманием и одобрением собутыльника.

– Не морочь себе голову, Фриц, – сказал он. – Мы здесь для научной работы! Уясни и наливай, выпьем!

– А меня уже воротит от такой работы, – хмыкнул первый.

– Меня тоже тошнит от всех экспериментов, – поддакнул второй выпивоха. – Всякий раз во время опытов в лаборатории я чувствую себя мясником на скотобойне.

«Они что, все по своим “норам” так стрессы снимают? – поморщился, слыша их, дон Диего. – А этот паскудник Мавлюдов говорил, что с выпивкой здесь строго…»

Он уже сожалел, что предпринял рискованную вылазку по коридорам замка в поисках Урсулы. Девушка не заглянула к нему в назначенный час, и это насторожило его.

«Это утопия искать её в огромном замке, – думал дон Диего, передвигаясь по пустым коридорам. – Всё равно, что искать иголку в стоге сена…»

Опасаясь попасться на глаза бдительной комендантши, он решил вернуться в свою комнату. Увидев вышедшую из-за угла Урсулу, дон Диего остановился.

– Добрый день, красавица! А я как раз тебя ищу. – Разглядев взволнованное лицо девушки, он свёл к переносице брови. – Но-о-о… Что случилось? На тебе лица нет.

– У нас неприятности, босс, – сквозь зубы произнесла девушка. – Здесь нам нельзя разговаривать. Пойдёмте в мою комнату быстро!

– Достойное приглашение, – заставил себя улыбнуться дон Диего, чтобы успокоить Урсулу, хотя очень встревожился. – А может быть, ко мне? Моя комната ближе.

Но девушка схватила его за руку и потянула за собой.

– Прошу вас извинить меня за странное поведение, босс, – сказала она, закрыв дверь. – Вы сейчас поймёте, почему я не в себе. Я как раз пришла к вам, чтобы рассказать, но не застала вас в комнате.

Девушка присела на стул и тяжело вздохнула.

– Я бы сейчас закурила.

– Не курю и тебе не советую, – покачал головой дон Диего. Его лицо было заинтересованным и спокойным. – Курение вредит здоровью и старит. Ты же не хочешь быстро состариться, красавица моя?

– Живыми бы остаться, а потом о здоровье беспокоиться, – усмехнулась Урсула. – А здесь, в этих каменных стенах, как я твёрдо уверена, нас прописали не временно, а навсегда, пожизненно!

– Твои слова следует понимать как предупреждение? – хмуря лоб, поинтересовался дон Диего.

– Мои слова следует воспринимать как приговор и никак иначе, – ответила девушка. – Я случайно услышала разговор между Гердой Штерн и Боммером, – вздохнула Урсула. – Вот потому и задержалась.

– Какая беспечность! – воскликнул дон Диего. – У меня складывается впечатление, что здесь вообще не принято плотно закрывать двери! – Он внимательно посмотрел на девушку. – Кстати, а с кем именно собираются расправиться эти изверги? В замке много людей, кого из них они обозначили «лишними»?

– Всех, без исключения, – выпалила девушка. – И спецов, и солдат, и «свинок»… Так здесь принято называть военнопленных.

– И когда? День не называли?

– Нет, просто Боммер приказал ей быть всегда готовой!

Дон Диего провёл несколько минут в задумчивости, переваривая услышанное, а потом, словно очнувшись, сказал:

– Хорошо, и мы будем готовы, девочка! Раздавим это гнездо и уйдём. Ты знаешь, что выбраться отсюда для нас преград нет!

– У вас уже есть какой-то план, босс?

– Конечно, иначе нас с тобой здесь бы не было, – ответил дон Диего спокойно. – Но время действовать ещё не наступило. Нам сейчас главное не суетиться и выждать подходящий момент!

– Пока мы будем его выжидать, эти палачи уничтожат своими чудовищными экспериментами ещё много людей, – уныло высказалась девушка. – Если они начнут ставить эксперименты на женщинах, то я, наверное, буду самой первой в их «меню». Эти фашисты смотрят на меня как на собаку или еврейку. Если бы не Боммер, они в первый же день разорвали бы меня на куски!

– Кстати, а почему Боммер относится к тебе так благосклонно?

– Не знаю, – пожала плечами Урсула. – Даже ни разу не потребовал интимных услуг!

– Тогда он умрёт лёгкой смертью, не такой, какую я ему готовил, – сузил глаза дон Диего. – А теперь давай прощаться, девочка. Твоего отсутствия может хватиться комендантша, и, не дай бог, она вздумает поискать тебя в твоей комнате!

23

Кузница замка оказалась вполне пригодной для работы: инструмента было достаточно, и весь он сохранился в отличном состоянии.

Вот уже две недели Кузьма трудился не покладая рук. На подборку материалов, ковку деталей уходило много времени. А ещё больше уходило его на кропотливую и трудоёмкую работу. Кузьма изготавливал мудреные, необычные для него детали.

Часами наблюдал за его работой специально приставленный человек, удивляясь упорству и искусству в ковке, шлифовке и полировке деталей. Всё поражало его: и размеренные удары молотом по раскалённой в горне заготовке, закалка деталей в ведре с водой, сосредоточенное лицо кузнеца.

Заглядывал к Кузьме и Мартин Боммер, засыпая его десятками вопросов, и не «сердился», когда тот скупо, сквозь зубы, отвечал ему. Уходил Боммер счастливый и довольный, а на прощание всегда говорил:

– Да, я не ошибся в своём выборе! Такую тонкую работу, наверное, можешь делать только ты! Запчасти изготавливаешь, как слеза от слезы не отличимые! Все как одна к машинам нашим подходят!

Вершиной мастерства Кузьмы стал ремонт старого генератора для выработки электричества, оставшегося в подвале от прежних хозяев замка. На его восстановление Боммер дал Кузьме всего неделю.

Сначала Кузьма разобрал огромную ржавую машину и установил неисправности. Каждый узел, каждый блок он собирал скрупулезно, со знанием дела. Заново выковывал полностью непригодные детали, очищал от ржавчины наружные и внутренние стенки генератора. А через неделю объявил Боммеру, что машина готова и можно провести пробные испытания.

– Вот это да! – восторженно воскликнул Боммер, увидев восстановленную машину. – Неделю назад эта «гробина» выглядела совсем плачевно, что же я сейчас вижу?

С помощью рычага Кузьма запустил генератор, который завёлся с пол-оборота, и…

Изумленный Боммер что-то часто-часто и восторженно говорил, мешая русские слова с немецкими. Из всего сказанного под грохот мотора Кузьма разобрал только обрывки фраз: «Это невозможно…», «Это потрясающе…», «Всякие слова восхищения тут излишни…», «Ты колдун, а не кузнец…», «Господи, да такого мастера я вижу впервые в жизни!».

Кузьма не реагировал на выкрики Боммера, хмурил брови и сдержанно покашливал. Теперь он точно знал, что его жизни не угрожает никакая опасность.

В мрачном настроении он вернулся в барак и, переступив порог, обомлел. Из двадцати приехавших с ним военнопленных он увидел лишь двух, да и тех в угнетённом состоянии. Один из них сидел неподвижно, уставившись в одну точку, а второй был страшно взбешён. Он бросил полный жгучей ненависти взгляд на Кузьму и увёл его в сторону.

– А где остальные? – спросил Кузьма, замирая от страшного предчувствия. – Их что, отвели на какие-то работы?

– Да, их увели, но не на работы, а туда, откуда не возвращаются, – ответил ему один из мужчин. – Пока ты отсутствовал, из нас забирали по два человека и уводили. Больше мы их не видели.

Мучимый тяжёлым чувством, Кузьма посмотрел на второго военнопленного.

– Чего пялишься? – буркнул мужчина раздражённо. – С тебя всё как с гуся вода. И на заводе в «тёпленьком местечке» отсиживался, да и тут, видимо, хорошо устроился…

Кузьма растерянно и удивлённо смотрел на него. В пропитанных ненавистью словах он ощущал угрозу и чувствовал себя неловко.

– Нас на экспериментах умервщляют, а ты… – мужчина матерно выругался и, сплюнув на пол, закончил: – А ты им оборудование ремонтируешь. Ну ничего, помяни моё слово, и до тебя очередь дойдёт!

Его слова смертельно ранили Кузьму, и ненависть к Боммеру охватила его с такой силой, точно в нём сосредоточились все несчастья в целом мире!

Усталость давила на него нешуточным грузом, но он не мог уснуть. Мысль о том, что о нем думают, как о немецком угоднике и прислужнике, сводила с ума. Почувствовав презрение к самому себе, Кузьма пришёл к страшному выводу: ему больше нет смысла продолжать жить.

Он прошёл в кузницу и, не сомневаясь в том, что делает, взял верёвку и соорудил петлю. «Всё, хватит небо коптить, я достаточно пожил на этом свете, – думал Кузьма, крепя конец верёвки к крюку в потолке. – Я уже не могу больше терпеть страдания, без конца падающие на мою голову. Пора сводить счёты с никчёмной жизнью, ибо она мне дана не для радости, а для горя…»

Он решительно встал на стул, просунул голову в петлю и прыгнул. Кузьма надеялся тут же сломать себе шею или хотя бы потерять сознание, но вместо этого лишь повис в петле, коснувшись подошвами пола. Крюк в потолке вытянулся под тяжестью его тела, и…

Кузьма задыхался и стал дёргаться как ненормальный, силы покидали его. И в эту минуту в кузнице кто-то появился.

– Держись, дружок, сейчас я! – ободряюще прошептал вошедший и, обхватив Кузьму руками, приподнял его вверх. С трудом сняв с шеи туго затянувшуюся петлю, он, тяжело дыша, сказал: – Держись за меня, дружок, сейчас я…

Ещё минута, – и Кузьма уже лежал на кушетке. Не давая ему отключиться и умереть, спаситель стал тормошить его за плечи. Кузьма дрожал всем телом, всё ещё переживая весь ужас, свершившийся с ним.

– Держись, держись, браток, – приговаривал его спаситель. – Я поспел вовремя. Я вошёл сразу, как только ты… Эх, дорогой ты мой дружище. Поверь, зря ты так поступил!

Кузьма слышал слова своего спасителя, но не понимал их. И вдруг что-то нашло на него. В конце концов, измученный и несчастный, он потерял сознание…

* * *

Очнулся Кузьма на кушетке, которую смастерил собственными руками для отдыха, когда уставал от тяжёлой работы. Шея нестерпимо болела, а тело… Он просто не чувствовал его.

– Твоё счастье, что я заглянул в кузницу и увидел тебя, – услышал он голос из темноты. – Прошёл бы я мимо, и тебя уже не было бы в живых!

– Кто ты? – прохрипел Кузьма, морщась от боли в горле. – Мне кажется, что я уже слышал где-то твой голос.

– Может быть, – прошептал голос из темноты. – Но сейчас это не самое главное.

– Для меня сейчас нет различий между главным и обыденным, – с усилием прошептал Кузьма. – Меня гнетёт жизнь опостылевшая, и горько мне от того, что ты спас меня.

– Обожди, не хнычь, жизнь твоя ещё тебе пригодится, – усмехнулся незнакомец, поднося к его губам фляжку. – Выпей-ка немного, это чуток смягчит твою боль в горле. Ты должен бороться за свою жизнь, а не стараться расстаться с нею. Смерть приходит к человеку рано или поздно. Так что советую держаться за жизнь до конца, Кузьма Прохорович!

Во фляжке оказалось вино. Кузьма с трудом сделал пару глотков и зажмурился.

– Ты очень хорошо говоришь на русском языке, – прошептал он, проведя по губам кончиком языка. – Значит, не немец ты, кто тогда? Гадать не берусь, голова не работает, а вот услышать от тебя правду хочу, откуда ты меня знаешь?

– Знать хочешь, кто я? – хмыкнул незнакомец. – Что ж, отвечу. Я хозяин этого замка. Мой ответ тебя устраивает?

– Так я тебе и поверил, – прохрипел Кузьма. – Здесь немцы хозяева.

– Можно и так сказать, – ответил невидимый незнакомец. – Только хозяйничают они здесь временно. Уже не далёк тот день, когда я вышвырну их отсюда.

– Никак не получится, – зашептал Кузьма. – Будь ты даже призраком, но не испугаешь их!

– Был бы я призраком, то не смог бы подать тебе фляжку и тем более вытащить из петли, – ухмыльнулся незнакомец.

Что ещё говорил спасший его мужчина, Кузьма слышал, но не воспринимал. Его мозг после сильнейшего стресса словно отключился.

– А теперь я вынужден тебя покинуть, Кузьма Прохорович, – неожиданно резанули слух слова незнакомца, и Кузьма вздрогнул, вдруг уловив их смысл. – Давай поправляйся и не дури тут без меня.

– Не Кузьма я, ты путаешь меня с кем-то, – прошептал он, едва слыша собственный голос. – Я полковник Советской армии Васильев Юрий Алексеевич.

– А меня зовут Диего де Беррио, – усмехнулся мужчина. – Хотя… Хотя моё имя тебе ровным счётом ничего не скажет…

– Рад был познакомиться, – прошептал Кузьма и замолчал, вдруг уяснив, что рядом с ним уже никого нет. Спасший его мужчина исчез так тихо и незаметно, словно в воздухе растворился.

«Понятно, я сплю, – подумал Кузьма, закрывая глаза. – Или схожу с ума, что более вероятно…»

24

Мартин Боммер внимательно осмотрел сосредоточенные лица сотрудников и сказал:

– Передо мной копия отчёта доктора Рашера рейхсфюреру Гиммлеру, цитирую… – он снова обвёл суровым взглядом лица присутствующих, но, не увидев на них возражений, продолжил: – Вопрос возникновения воздушной эмболии исследовался в десяти случаях. Во время длительного эксперимента на высоте двенадцать километров испытуемые частично умирали через полчаса. При вскрытии черепа под водой обнаруживалась с избытком воздушная эмболия в сосудах головного мозга. Чтобы доказать это, отдельные испытуемые после относительного отдыха перед возвращением сознания под водой были доведены до летального исхода. Открытие черепа, брюшной и грудной полости проводилось тоже под водой и доказывало в итоге присутствие большого количества воздушных эмболий в коронарных сосудах, сосудах головного мозга, в печени, кишечнике и так далее.

Закончив читать, он отложил документ в сторону и задал всем вопрос:

– Ну что скажете, коллеги? Впечатляет?

– А что здесь такого? – загудели все разом. – У нас в принципе точно такие же результаты!

– Такие, да не такие, – «пожурил» подчинённых Боммер. – В Дахау, во время экспериментов, «свинки» умирали частично, а у нас поголовно! Из всех военнопленных лётчиков, кого я привёз в замок, ни один не остался живой! Так как вы мне прикажете составлять доктору отчёт? Указать, как в советских колхозах – случился неожиданый «поголовный падёж»?

Присутствующие несколько минут молчали, выслушав его вопросы, а затем заговорили все разом.

– В Дахау условия одни, а у нас другие! – высказался возмущённо один.

– У них есть возможности поднимать «свинок» на высоту двенадцать километров, а у нас нет! – поддержал его другой. – Похожие условия мы вынуждены создавать в барокамерах!

В конечном итоге все замолчали, глядя на Боммера.

– Хорошо, на этом и остановимся, – сказал Мартин, хмуря лоб и подвигая к себе ещё один лист бумаги. – А теперь слушайте другой отчёт доктора Рашера рейхсфюреру Гиммлеру, коллеги. – Испытуемых погружали в воду в полном лётном снаряжении. В первой серии испытаний задняя часть щёк и основание черепа находились под водой. Во второй – погружалась задняя часть шеи и мозжечок. Смерть наступала лишь в том случае, если продолговатый мозг и мозжечок были погружены в воду!

На этот раз, выслушав его, «коллеги» промолчали. Они уже проделывали точно такие же опыты под руководством Боммера, и результаты были идентичные.

– Если вопросов ни у кого нет и высказаться никто не хочет, – продолжил Боммер, – то я ставлю перед всеми вами очень ответственную задачу! Испытуемые, а их двадцать человек, при тех же самых условиях экспериментов, как в Дахау, должны остаться не просто живыми, но и здоровыми, всем ясно?

В кабинете зависла гробовая тишина, которая через минуту разразилась настоящей бурей.

– А кто за это может поручиться? – спросил кто-то. – При тех же самых условиях, когда одни уже распростились с жизнью, другие должны остаться целыми и невредимыми?

– Только так и никак иначе, – хмуря лоб, ответил Боммер. – Все эксперименты, которыми мы сейчас занимаемся, производятся ради того, чтобы изучить, как долго могут сбитые, но выжившие офицеры люфтваффе продержаться в холодной воде! Или кто со мной не согласен?

– Мы согласны! – послышались высказывания. – Но чем лучше те, кто передох, тех, кого подыхать привезут?

– Завтра нам привезут офицеров люфтваффе, – ошарашил всех Боммер. – Теперь на них мы будем проводить эксперименты, и вся ответственность за их жизни и здоровье целиком ляжет на нас!