Текст книги "По ту сторону жизни"

Часть четвертая
Возвращение из ада

1

Немецкие асы люфтваффе прибыли в замок точно в назначенный срок. Их привезли на автобусе, в компании четырёх женщин. Всего лётчиков было пятнадцать, и, видимо, после тщательного отбора они выглядели как братья. Высокие, широкоплечие, мускулистые атлеты, они как будто приехали для участия в конкурсе красоты, а не в чудовищных экспериментах в качестве подопытных животных.

Лётчики были одеты в новенькие мундиры, украшенные боевыми наградами, на рукавах повязки с чёрной свастикой.

Не догадываясь об уготованной им участи, они стояли во дворе с таким видом, будто уже совершают нечто очень важное.

Мартин Боммер резким жестом отдёрнул штору, распахнул двойную раму и высунулся из окна. Он многое понял за последние дни, буквально прозрел после получения пакета из концлагеря Дахау от доктора Рашера, хитреца и ловкача, куда более опасного, чем он о нём думал. Побоявшись проводить опыты над лётчиками люфтваффе, как требовал от него рейхсфюрер, Рашер переадресовал «сей тяжкий груз» на плечи доктора Боммера, убедив Гиммлера, что так будет целесообразнее.

«Они пока ещё дышат, чего-то хотят и делают всё, что должно делать живое существо», – думал Мартин, разглядывая из окна обречённых, но не знающих об этом асов.

– Хайль Гитлер!

Боммер вздрогнул от неожиданности и обернулся. У двери в новенькой форме стояла Герда Штерн.

– Отлично выглядишь, Герда, – сказал Мартин, возвращаясь к столу и усаживаясь на своё место.

– А вы как-то не очень, – ответила комендантша, присаживаясь. – У вас такой вид, будто вы провели без сна уже не одни сутки.

– Да нет, я спал, – вздохнул с трагической миной Мартин. – Только это не принесло мне покоя. Кстати, как тебе показался вновь прибывший контингент?

– Отличный материал, – пожимая плечами, с равнодушным лицом ответила фрау Штерн. – Во всяком случае, во много раз лучше тех дохляков, которых нам присылали для экспериментов из концлагерей!

– Это ты правильно говоришь, я согласен, – кивнул Мартин. – Только вот разница в том, что пленных я воспринимал как обыкновенный расходный материал, как животных, а вот те, кто прибыл к нам сегодня, соотечественники, близкие по крови и происхождению люди!

– Это не меняет сути дела, – с каменным лицом парировала женщина. – Они солдаты прежде всего! Эти лётчики вполне могли погибнуть в боях, но… Ничего страшного не произойдёт, если они погибнут здесь, в ваших лабораториях! Благодаря их нежелательной, но возможной смерти, вы, может быть, в своих экспериментах продвинетесь значительнее вперёд, что впоследствии спасёт много других жизней! И это может означать только одно, что…

– Всё, ни слова больше! – замотал головой Боммер. – Мне известно другое правило: умышленное уничтожение любого, даже самого дрянного, никчемного человечишки не может оправдать никаких высших целей, достигнутых подобным способом, даже ради спасения всего человечества!

– Не накручивайте себя, доктор! – строго заговорила комендантша. – Помните, что действуете не по личной инициативе, а исполняете приказ! Осознание этого отвлечёт вас от нелепых мыслей, и… Ещё уясните раз и навсегда: эти лётчики прибыли в ваше полное распоряжение добровольно, пройдя нешуточную отборочную комиссию!

– Не знаю, как ты, но я отношусь к этому иначе! – горячо возразил Мартин. – Перед нами поставлена непосильная задача истязать их до крайности и, вопреки здравому смыслу, они в обязательном порядке должны остаться живыми, невредимыми и, смешно сказать, здоровыми! Вот послушай…

Боммер протянул руку к сейфу, стоявшему рядом, и извлёк пакет, пришедший накануне из Дахау и всё это время терзавший его совесть.

– Вот здесь указано, – сказал он, тыча пальцем в один из документов. – Замёрзших в холодных водах лётчиков лучше всего спасёт так называемое «живое тепло»! Абсурд, но рейхфюрер Гиммлер свято верит, что неважно от кого исходит это пресловутое «живое тепло» – от полярного животного или от живой женщины, а то и двух! Нам предписывается спаривать замороженных в камерах лётчиков с женщинами и дотошно фиксировать каждое их телодвижение! Затем мы должны будем «научно обосновать» этот чудовищный эксперимент, прежде добившись высокоэффективных результатов!

– Теперь мне понятно, почему вместе с лётчиками привезли ещё четыре шлюхи, – усмехнулась комендантша. – Они будут согревать обледеневших асов своими пышными телами!

– Всё это обсудим позже, – Боммер вдруг сложил документы обратно в пакет, убрал его в сейф и запер дверку на замок. – Иди и проследи, чтобы прибывших разместили по комнатам и чтобы никто из них ни в чем не испытывал недостатка!

* * *

– Если ты действительно так думаешь, то ты не профессор, а идиот, – высказался возмущённо дон Диего, как только Мавлюдов замолчал.

– И ты ничем не лучше, – зло огрызнулся Мавлюдов. – То, что ты нам предлагаешь, и вовсе лишено здравого смысла!

– Я всего лишь предложил спасение ваших жизней, – усмехнулся дон Диего. – Но если ты против, можешь оставаться здесь навсегда, осёл безмозглый! Брат много рассказывал мне о твоей тупости и упрямстве. Я ему не верил, а теперь убеждён, что он был прав!

Разговор происходил в операционной, на втором этаже замка, в присутствии Шмелёва. «Они снова сцепились как два петуха, – думал Дмитрий, заканчивая последние приготовления к возможной срочной операции и распахивая окно. – Азат патологически ненавидит де Беррио, а тот, зная это, специально подзадоривает его…»

– Тебе же нельзя верить, Митрофан! – бурчал Мавлюдов. – Ты же лживое существо от мозга до костей! Вот ты обещаешь нам жизнь и свободу, а я не верю тебе!

Дон Диего ещё что-то запальчиво говорил, но его речь вдруг утратила обычную остроту и своеобразие. Его слова уже не кололи и не вызывали желчной злобы Мавлюдова.

– А что ты скажешь, Дмитрий? – вдруг вспомнив о его присутствии, обратился к нему де Беррио. – Каково твоё мнение на сей счёт?

– Моё? – Дмитрий растерялся. Он не вникал в смысл спора, и вопрос застал его врасплох.

Положение спас въехавший во двор замка автобус, который сразу же привлёк внимание спорщиков, и они поспешили к окну.

– Как и обещал Боммер, привезли асов люфтваффе, – прошептал Мавлюдов.

– Какие красавцы! – хмыкнул дон Диего. – Неужели Мартину будет не жалко убивать их?

– Не знаю, как доктору Боммеру, а мне не жалко, – сказал Дмитрий. – Пока ещё я не принимал участия в экспериментах над людьми, а теперь попрошу включить меня в список ассистентов.

– Вот тебе раз! В тебе проснулся кровожадный ужасный зверь, молодой человек? – не упустил возможности поддеть его дон Диего. – С чего это вдруг ты решил замарать свою чистую душу убийствами других?

– Не могу объяснить, – буркнул Дмитрий угрюмо. – Вы только посмотрите на тех, кто выходит из автобуса. В новеньких мундирчиках, с наградами на груди! А я видел этих молодчиков в деле при отступлении! Как осы, они кружили над нашими головами и не щадили никого – ни солдат, ни беженцев. Не могу даже представить, сколько эти «крестоносцы» душ успели загубить.

– Им приказали, они сделали, – вздохнул Азат. – Они военные люди, и это стоит понимать.

– Понимать? – рассердился Дмитрий. – Кого, их? Как можно понять и объяснить бомбы, сбрасываемые ими на головы мирных людей? Как можно объяснить бомбёжку ими госпитальной колонны с тяжелоранеными людьми? Я видел, как умирали беспомощные раненые женщины, дети, старики… Нет, таких, как они, всех «под одну гребёнку»!

– А каково ваше мнение, профессор? – повернувшись в к Мавлюдову, спросил дон Диего.

– Я воздержусь от реплик и комментариев, – ответил Азат. – Я участвую в экспериментах не ради забавы, а ради науки, и не собираюсь отказываться от них!

– Так-так-так, впрочем, я и не сомневался, что ты такой же палач, как и садист Боммер! – ткнул его локтем в бок дон Диего. – И от брата я наслышан о твоих садистских наклонностях. Фразой «ради науки» ты, как и Боммер, прикрываешь своё гнилое нутро!

– Прикуси язык, Митрофан! – злобно рыкнул Азат, покосившись на него. – Я помню, какие ты, служа в контрразведке Семёнова, выкидывал штучки!

– Что-то я тебя не пойму, профессор, – едко улыбнулся дон Диего. – Недавно ты называл меня сыщиком, а теперь контрразведчиком?!

– Катись ты куда подальше, пройдоха, – буркнул Азат. – Лучше скажи, почему ты навязываешь нам своё присутствие?

– Я в ловушке, как и вы оба! – вздохнул дон Диего. – Мартин терпит нас до поры до времени, а когда его непонятный интерес к нам угаснет, то… В лучшем случае нас расстреляют или отравят, а в худшем… А в худшем случае нас умертвят «с пользой дела», как жертв экспериментов!

– Вас может быть, а меня нет! – сказал Азат уверенно. – Я нужен Мартину как воздух, и он крайне нуждается во мне!

– Интересно, откуда такая неподражаемая самоуверенность? – неподдельно удивился дон Диего. – Допустим, ты был ему нужен и он даже организовал твое дерзкое похищение! Но со временем его интерес к тебе пропадет! Например, когда доктору Боммеру придётся бросать всё и спешно спасать свою шкуру, думаешь, ему нужна будет тогда такая никчёмная обуза вроде тебя?

– Напрасно ты так думаешь о нём, – упрямо гнул свою линию Мавлюдов. – Мартин настолько умён и осторожен, что всегда держит про запас пути отхода. Можете мне поверить, что если запахнет жареным, он будет уже далеко отсюда.

– Хорошо, тебя не переубедить, – кивнул дон Диего, отходя от окна. – Твоя слепая вера в «порядочность» непорядочного человека просто восхитительна! – Он перевёл взгляд на Шмелёва: – А каково будет твоё мнение, молодой человек?

– У меня никакого, – ответил Дмитрий, оборачиваясь. – Я умираю от желания увидеться с отцом, но… Никак не решусь на это. Я не знаю, о чём говорить с ним, и… Я так же не знаю, как пробраться к нему незамеченным?

С минуту подумав, дон Диего расправил плечи, потянулся и сказал:

– Давай-ка я сам отведу тебя к нему, не возражаешь? Он тоже будет рад встрече со своим отпрыском.

– Ты и правда так считаешь? – уныло осведомился Дмитрий. – Он военнопленный, а я? Что мне ответить, если он задаст вопрос, как я оказался в этом дерьме?

– Расскажешь всё, как есть, – вздохнул дон Диего. – Он тебя поймёт, я знаю. А вот когда и в какое время я организую вашу встречу, сообщу отдельно, – он покосился на Мавлюдова и добавил: – Когда этого выродка не будет рядом.

2

Кузьма Малов наблюдал за выходящими из автобуса немецкими лётчиками через открытую дверь кузницы. Глядя на них, он был готов взвыть, как побитая собака. В отчаянии он схватил руками железную маслёнку и так сжал её, что она тут же смялась и потрескалась, а из образовавшихся трещин змейками заструилось смазочное масло.

«Немцы, фашисты, будьте вы прокляты, гады! – со злобой думал он. – Зашёл бы сейчас ко мне этот гад Боммер хоть на минуту! Я бы, не мешкая, вот так раздавил не маслёнку, а его голову!»

Кузьма был вне себя. «Жизнь уже не бьёт меня, а как кувалдой по наковальне молотит, – думал он в отчаянии. – Везде и во всём не везёт фатально. Я даже убить себя не смог, растяпа… Явился кто-то из ниоткуда и вытащил меня из петли!

Кто бы мог подумать, что я превращусь в такое жалкое ничтожество, – вздохнул он, погружаясь в воспоминания. – Никто и никогда не смел помыкать мной раньше, когда-то давно, когда я жил не тужил и с гордостью носил мундир судебного пристава. А потом произошла революция, её сменила Гражданская война, и всё закрутилось кувырком… Жизнь уже тогда сломала и раздавила меня! Я не мог радоваться, когда радовались все вокруг, я не мог отстаивать свою правоту даже в тех случаях, когда был прав. Да, я ничего не мог… И почему я не уехал за границу с Митрофаном Бурматовым? А ведь он настойчиво звал меня с собой… А потом? Что меня дёрнуло вступать в партию? Перестал бояться или устал бояться? Понадеялся, что прошло много времени, и… Откуда-то выполз этот чёрт Мавлюдов, а затем… эти двое аферистов… Все черти из ада. Они как хотели вертели мной, а я… Каким-то чудом избежав лагерей, я ушёл на фронт. А потом плен и концлагеря. Из полымя да в пламя. И снова жизнь придавила меня, да так крепко, что и в страшных снах никогда не снилось. Кто я теперь? Трус и предатель! Хоть и не по своей воле, но сотрудничаю с фашистами, а почему? Боюсь умереть? Сам не знаю. Я сломлен морально, я вынужден терпеть палачей, ставящих чудовищные опыты на людях, я вынужден работать на них и даже униженно здороваться с ними. По-хорошему надо бы схватить этого ублюдка Боммера за горло, сдавить его, и…»

Поток его мыслей вдруг переключился на Митрофана Бурматова. Кузьма уже в который раз вспомнил их мимолётную встречу на заводе. «А вот Митрофану, видимо, всё равно, где жить и кому служить, – подумал он с горечью. – Он как был скользким человечишкой, таковым и остался. Кто бы мог подумать, что мы встретимся с ним спустя двадцать лет и где? А выглядел он прилично, как настоящий капиталист! Не окликнул бы он меня, я бы и не узнал его. Интересно, где он сейчас? Наверное, не бедствует. Не смог, видимо, промотать то огромное состояние, которое, как снежный ком, свалилось на его голову. И теперь…»

Кузьма предавался горьким размышлениям до позднего вечера. Из кузницы он никуда не выходил, подчиняясь существующему в стенах замка запрету. После гибели военнопленных барак закрыли. Продукты и воду раз в сутки приносила симпатичная мулатка, и он был вынужден…

Отчётливо услышав металлический щелчок, он встряхнулся и обернулся. Никого. Кузьма зажмурился и провёл по лицу ладонями. «Наверное, начинаю сходить с ума, – подумал он, массируя пальцами виски. – Если я сейчас открою глаза и увижу кого-нибудь перед собой, значит я…»

Металлический щелчок повторился. Кузьма открыл глаза, и мурашки поползли по телу. Он увидел двух мужчин, стоявших перед ним и далеко не похожих на привидения…

* * *

Мавлюдов в крайнем раздражении вышел из комнаты, хлопнув дверью.

– Ну вот, мы остались вдвоём! – рассмеялся дон Диего и озорно подмигнул растерявшемуся Шмелёву. – Что ж, невелика потеря, – добавил он. – Кума с возу, кобыле легче!

– Вы не слишком-то вежливы с ним, – упрекнул его Дмитрий. – Профессор Мавлюдов посчитал себя униженным, вот и ушёл.

– Ну и пусть катится, скатертью дорога, – продолжал сыпать русскими пословицами дон Диего. – Видимо, с моим братцем они так же грызлись, как кошка с собакой. Зная Митрофана, я уверен, что тот не давал ему спуску!

– С вами всё ясно, – вздохнул Дмитрий. – Но что он про меня подумает? Мы ведь отлично ладили с ним, пока вы не появились.

Дон Диего развёл руками.

– Я не знаю, каким надо обладать терпением, чтобы находить общий язык с таким занудой, – сказал он. – Я ни разу не видел улыбки на его лице и тем более не слышал от него доброго слова! Это не человек, а сгусток негатива… Ничего ему не нравится и всё не по нём! Держался бы ты от него подальше, Дмитрий! Поверь, он предаст тебя при первом же удобном случае, и дружба с ним ни приведёт тебя ни к чему хорошему!

– Да мы с ним и не дружим вовсе, – вздохнул Дмитрий. – С доктором Мавлюдовым меня связывает только совместная работа.

– Понятно, вас же собрал и объединил Мартин Боммер, – понимающе кивнул дон Диего. – Интересно, почему он это сделал? Я знаю Мартина недавно, но уже могу убеждённо утверждать, что этот дрянной человек ничего просто так не делает!

– Вот и я ломаю над этим голову, – признался Дмитрий. – Всё получилось как в сказке, он нашёл меня в лагере и привлёк к работе. Что это, чудо? А я склонен считать, что чудес не бывает, а случаются лишь порой необъяснимые совпадения!

– Ну нет, только не в вашем случае, – возразил дон Диего. – Пока точно утверждать не берусь, но… Что касается тебя и Мавлюдова, то вы собраны здесь неслучайно!

– Но почему? – нахмурил озабоченно лоб Дмитрий. – Вы сами не уверены в своих умозаключениях, а говорите так, будто убеждены в правоте своих предположений.

Дон Диего пожал плечами.

– Всё дело в том, что я очень хорошо знаю людей, – сказал он, вздыхая. – Вот, например, я точно знаю, куда направился доктор Мавлюдов, выйдя из комнаты.

– Да? И куда же? – заинтересовался Дмитрий.

– Он направился прямиком к доктору Боммеру.

– Вы так считаете? Но зачем?

– Чтобы передать ему наш разговор и тем самым понадёжнее укрепить его к себе расположение!

Глаза Шмелёва полезли на лоб.

– Если ваше предположение верно, то на нас могут обрушиться большие неприятности? – насторожился Дмитрий.

– Могут, но не обрушатся, – заверил его дон Диего. – Доктор Боммер, как я думаю, ещё не использовал вас по назначению. Он может умертвить вас с Азатом в любой момент, но… Вы ещё нужны ему и, выслушав донос Мавлюдова, он оставит его «без внимания».

– А вы? – вопросительно посмотрел на него Дмитрий. – Почему он вас не трогает и никак не использует? Может быть, не Азат, а именно вы доносчик?

– Может быть, – кивнул неопределённо дон Диего. – Поверь, уже скоро у тебя откроются глаза на мою личность, и все сомнения в твоей голове рассеются!

– Скоро? Это когда? – недоверчиво посмотрел на него Дмитрий.

– Если хочешь, то прямо сегодня, в полночь, – заинтриговал его дон Диего.

– Это каким же образом? – не поверил ему Дмитрий.

– Я предлагаю навестить со мной «местного» кузнеца Кузьму Малова, – ответил дон Диего. – Не возражаешь?

– Я?! – Дмитрий аж едва не задохнулся от внезапно охватившего его волнения. – Я обеими руками «за»! – воскликнул он и тут же озабоченно нахмурил брови.

– Что с тобой? – заметив, как резко изменился Шмелёв, поинтересовался дон Диего.

– Я всё ещё не знаю, о чём говорить с ним, – сказал дрогнувшим голосом Дмитрий.

– Ничего, – облегчённо вздохнув, ободряюще улыбнулся дон Диего. – Поверь, Кузьма тоже не готов к встрече с тобой! Однако ваши сердца сами подскажут вам направление разговора. На то и есть «родственные души»!

* * *

Выйдя из операционной, Мавлюдов решительно направился в кабинет Мартина Боммера. Бушевавшая внутри злоба затмила в его голове все частички разума. «Ишь ты, выискался “заморский дон”! – думал он, шагая по коридорам и переходам. – Кем бы он себя ни называл, но я уверен, что это есть не кто иной, как Митрофан Бурматов! То же лицо, те же движения, те же ироничные высказывания… Нет, это он! Однозначно он! И появился Митрофан в замке неслучайно! Может быть, собака зарыта в том, чтобы различными провокациями втянуть нас со Шмелёвым в авантюрный сговор? Убедившись в нашей “ненадёжности” и получив повод действовать, Боммер со спокойной совестью замучает нас на экспериментах? Кажется, мне всё становится понятным! Бурматов, с подачи Мартина, провоцирует нас со Шмелёвым, чтобы заполучить повод! Ну нет, я не предоставлю ему такого удовольствия! Я не позволю этому мутному проходимцу себя одурачить! Я…»

Мысль оборвалась в тот момент, когда он остановился у двери в кабинет доктора Боммера. Азат постучал и замер в ожидании.

– Не зря говорят, помяни чёрта, и он появится! – встретил его Мартин, вставая из-за стола. – Ей-богу, сейчас о тебе думал, а ты тут как тут, профессор Мавлюдов!

– Думал? Обо мне? – опешил Азат. – Собираешься снова мне поручить исполнить какую-то гадость.

– Нет, я хочу тебя сделать руководителем экспериментов! – объявил Боммер торжественно. – План работы я уже разработал, изложил на бумаге и собираюсь поставить тебя о том в известность!

– Вот это да! – всплеснул руками Азат, забыв о том, для чего пришёл. – Вот это ты меня облагодетельствовал! Ты, значит, в стороне, а я?

– А чего ты забеспокоился? – улыбнулся Боммер. – Тебе выпала неслыханная удача! Признайся, разве ты не мечтал хотя бы раз поработать не с каким нибудь полудохлым военнопленным, а с настоящим немцем, чистокровным арийцем?

– А почему ты меня об этом спрашиваешь? – насторожился Азат.

– Не бойся, в моём вопросе никакого скрытого подвоха, – сделавшись серьёзным, ответил Боммер. – Просто здесь, в этих стенах, я не могу поручить руководство над столь ответственными экспериментами никому, кроме тебя!

– Но почему? – удивился Азат. – У тебя же целый штат сотрудников. Вот, например…

– Нет, не надо примеров! – воспротивился вдруг Боммер. – Никто не подходит для руководства, кроме тебя, профессор Мавлюдов. Все остальные, включая и меня, лётчиков жалеть будут, а это негативно отразится на работе.

– А я, считаешь, нет? – напрягся Азат.

– А ты нет, – покачал головой Боммер. – Ты из другого теста вылеплен!

– Из другого? Из какого же? – нахмурился Азат.

– Ты сам знаешь, – вытянул в направлении него указательный палец Боммер. – Итак, будем считать, что назначение состоялось, «товарищ Рахим», или вы возражаете?

– Возражай не возражай, а всё по-твоему будет, – усмехнулся Азат. – Только скажи, тебе-то какая с того выгода?

– Долго объяснять, – буркнул Боммер. – Да и не время сейчас. Давай говори, для чего ко мне пожаловал.

– Ах, да, – встрепенулся Азат, тут же вспомнив о цели своего визита. – Я заглянул к тебе, чтобы посоветоваться кое о чём. У тебя есть время меня выслушать?

– Время есть, но немного, – сказал Боммер, взглянув на часы. – Мне ещё надо встретиться с прибывшими лётчиками и… – он посмотрел в бегающие глаза Мавлюдова. – Ну, чего выжидаешь, говори?

– Давай в другой раз, – сказал Азат, поднимаясь со стула. – Я загляну, когда у тебя времени будет побольше, да и дело, с которым я пришёл, не настолько уж важное, чтобы обсуждать его в срочном порядке…

3

Смертельно уставший от переживаний, Дмитрий Шмелёв сидел за столом в морге. Дон Диего смотрел на него с сочувствием: каково жить в этом ужасном логове, каждый день ожидая какую-нибудь напасть на свою голову?!

– Ну что, пойдём? – сказал дон Диего, взглянув на часы.

– Никак не могу решиться, – вздохнул Дмитрий. – Давай ещё посидим пять минут.

– Что ж, посидим, – усмехнулся дон Диего, доставая из кармана фляжку с вином. – Я понимаю, что очень трудно встретиться с отцом в таких вот условиях. А может, хлебнёшь для храбрости?

Дмитрий решительно отклонил его предложение и вскочил из-за стола. Дон Диего провёл по лицу ладонями и решительно встал.

– Всё, хватит тянуть резину! – сказал он. – Идём, нам надо встретиться, поговорить и вернуться обратно. На всё про всё у нас не так уж и много времени.

Шмелёв обхватил голову руками. Все его мысли спутались тугим жгутом в голове.

– Я всё понимаю, но не нахожу в себе сил решиться, – вздохнул Дмитрий. – У меня такое ощущение, что всё происходит с кем-то другим. Внутри буря, и сердце рвётся из груди. Я всегда жил без родителей и привык к своему одиночеству. Оно для меня было в порядке вещей, а теперь… У меня холодный пот по спине растекается ручьями, и я… Я боюсь этой встречи, ужасно боюсь!

– И всё же ты должен радоваться встрече с отцом, а не бояться увидеться с ним! – настаивал дон Диего.

Они вышли из морга и проследовали уже знакомым маршрутом и остановились у той самой стены, за которой скрывался вход в кузницу.

– Это здесь, – сказал дон Диего, отыскивая рычажок, с помощью которого открыл проход.

Кузьму они увидели сидящим за столом с закрытыми глазами.

– Я тебя приветствую, друг мой любезный, – сказал дон Диего и, сделав шаг, протянул для приветствия руку.

Кузьма неуверенно пожал её и встряхнул головой.

– А ты откуда здесь взялся, Митрофан? – спросил он, начиная приходить в себя после нервной встряски.

– Не бойся, не из преисподней! – отшутился дон Диего. – А ты чего дремлешь, сидя на табурете? Ведь топчан твой совсем рядом.

– Где хочу, там и сплю, – вздохнул Кузьма и обратил внимание на стоявшего перед ним Шмелёва. – А он кто? Из тех самых душегубов, кто орудует в лабораториях?

– Сам догадайся, – расплылся торжествующей улыбкой дон Диего. – Наверное, это будет трудно, но ты постарайся.

– Нужда была «стараться», – буркнул Кузьма недовольно. – Эй ты? – он снова посмотрел на Дмитрия. – Говори, кто ты, или проваливай.

Не находя слов, пунцовый от смущения, Дмитрий стоял будто приросший к полу и, тяжело дыша, смотрел на отца. Глаза Кузьмы сузились, впившись в его лицо.

– Чего молчишь, будто воды в рот набрал? – его голос прозвучал жёстко, почти сердито.

– Да вот, не знаю, что и сказать, – ответил Дмитрий хрипло.

Лицо Кузьмы вдруг разгладилось, хмурое выражение исчезло. Он покачал головой:

– Ладно, проходи, садись… Хочешь на стул, хочешь на топчан, выбирай, где тебе удобно.

– Хорошо, видимо, пора мне вмешаться, – сказал дон Диего, теряя терпение. – Кузьма, посмотри внимательно на молодого человека, который сидит перед тобой.

– А для чего? – покосился на него Малов. – Я уже осмотрел его внимательнее некуда.

– И не заметил ничего, что обязан был заметить? – наседал дон Диего.

– Я никому ничем не обязан, – огрызнулся Кузьма. – Особенно здесь, в этом змеином логове…

– Тогда крепись, чтобы не упасть в обморок, когда услышишь, что я собираюсь тебе сказать! – выговорившись, осклабился дон Диего.

– Сколько я тебя знаю, ты всегда стараешься меня удивить, – улыбнулся кончиками губ Кузьма. – Но это было давно. Сейчас я настолько привык к «чудесам» моей жизни, что не удивляюсь ничему! Меня даже не удивляет твоё присутствие в этом замке, так что…

– Да подожди, не уводи разговор в сторону, – вскочил с топчана дон Диего. – Почему я здесь, я тебе потом расскажу, а сейчас… – он сделал интригующую паузу, подмигнул побледневшему Дмитрию и как только мог торжественно объявил: – Ты видишь перед собой своего сына, Кузьма Прохорович! Зовут его Дмитрий Шмелёв, и… Его матерью была Маргарита.

– Всё, ни слова больше! – вспылил Кузьма. – Я уже устал слушать эту чепуху «про сына и его мать»! Перед войной уже приходила ко мне одна шалава! Якобы Маргарита. Тоже говорила, что у меня сын. Даже познакомила меня с ним. А после оказалось, что оба они – проходимцы и бандиты, которые меня едва на тот свет не отправили…

– Знаете, Кузьма Прохорович, – вдруг заговорил Дмитрий. – Я видел вас в тайге как раз перед войной. И вы тогда были на грани между жизнью и смертью, и…

– Да, действительно, ты мог меня там видеть, – заинтересовался Кузьма. – Как раз в тайгу меня привезли «Маргарита с сыном»… но на бандита ты вроде не похож… Кто же ты?

Он замолчал, снова вглядываясь в Дмитрия, а тот сочувственно произнёс:

– Несладко вам пришлось, Кузьма Прохорович. Я это знаю, потому что сам и отвёз вас в больницу Улан-Уде. Я работал там хирургом.

– Значит, мне о тебе говорили, когда после больницы я попал в НКВД, – ухмыльнулся Кузьма. – Меня спрашивали, не знаю ли я хирурга Шмелёва. Я сказал, что знать не знаю никаких хирургов. А ещё мне в НКВД доходчиво объяснили, что в тайгу меня привезла уголовница Мария Шмелёва, а тот, кого она выдавала за своего сына, был её любовником.

– Больше вам ничего не сообщили в НКВД? – поинтересовался Дмитрий.

– Не помню, – буркнул Кузьма угрюмо. – Тебе-то какое до того дело?

– Дело в том, что та самая Мария – это моя родная тётка, – вздохнул Дмитрий.

– Что ж, поздравляю с такой родственницей, – ухмыльнулся Кузьма. – Они с Маргаритой одного поля ягодки!

– Не говорите плохо о моей матери, Кузьма Прохорович, – побагровел и сжал кулаки Дмитрий. – Она не виновата, что у неё такая сестра. Мама даже говорила, что они с сестрой по характерам очень похожи, обе рисковые, но только моя тётка пошла не по той дорожке.

Кузьма приподнял брови:

– Так, значит, ты продолжаешь утверждать, что Маргарита – твоя мать, а я – твой отец? Но откуда же ты узнал обо мне?

– А моя мать никогда и не скрывала того, кто мой отец, – ответил Дмитрий. – У меня фамилия матери, но по отчеству я Кузьмич.

– Ладно, допустим, – заговорил Кузьма уже более охотно. – Тогда скажи, а почему твоя мама в отличие от твоей тётки никогда не пыталась меня разыскать?

– Ну, вначале она не могла этого сделать из-за Бермана, – ответил вместо Дмитрия дон Диего.

– А он тут при чём? – не понял Кузьма.

– А при том, что Маргарита вышла за него замуж, – ухмыльнулся дон Диего. – Если бы она стала тебя разыскивать, Берману бы это точно не понравилось.

– Вышла за Бермана? – продолжал удивляться Кузьма.

– Да, – кивнул дон Диего. – Ловкая оказалась. Даже я был удивлён, когда узнал. А ведь она в него стреляла и чуть не убила. Но он её простил. А впрочем… красивой женщине можно простить даже такие выходки.

Малов задумчиво поскрёб заросший щетиной подбородок.

– Помнишь тот день? – спросил дон Диего. – Тайга, снег, лошадь, сани… А в санях сокровища купца Сибагата Халилова. По нам стреляли, но пули пролетали мимо. А ведь по нам стреляла именно Маргарита…

– Да, я помню.

– Вот тогда она и выстрелила в Бермана, чтобы он не выстрелил в тебя, ведь Берман собирался целиться куда тщательнее, чем она, – пояснил дон Диего. – Это мне Дмитрий рассказал. А ему рассказывала мать. К счастью для неё, Берман оказался не злопамятным и заявил, что в тайге получил пулю от тебя, Кузьма. От тебя, а не от Маргариты. А иначе Маргарита попала бы под трибунал и была бы расстреляна, а Дмитрий оказался бы в детском доме. На воспитание тётке-уголовнице мальчонку точно не оставили бы.

– А дальше? – нетерпеливо спросил Кузьма, который всякий раз морщился при упоминании о сестре Маргариты, поэтому не хотел больше слышать о ней.

– Через несколько лет Маргарита овдовела, – продолжал дон Диего. – Бермана всё-таки застрелили. Видно, судьба у него была такая – умереть от пули. Зато для Маргариты стало возможно тебя искать. И она начала наводить справки по своим каналам, поскольку работала в НКВД. Однако о тебе стало известно только тогда, когда тебя арестовали в 1938-м. Маргариты тогда уже не было в живых. А к Дмитрию пришёл старый друг семьи из органов и по секрету рассказал, что ты арестован и куда тебя отправили. Этот разговор подслушала Мария и вызвалась помочь тебя вызволить, ну и дальше догадайся, что было. Ведь к тому времени Мария уже знала всю историю про тайгу. А Дмитрий думал, что Мария вызвалась помочь тебе по доброте душевной. Тётка, конечно, не сказала племяннику, зачем ты ей на самом деле был нужен. Однако Дмитрий всё-таки не дурак. Когда он увидел тебя в тайге, то начал догадываться, кто ты. Жаль, что тогда поговорить вам так и не дали, ведь как только ты пришёл в себя, тебя уволокли в НКВД.

Кузьма обхватил голову руками и всхлипнул, и две крупные слезинки выкатились из его глаз. Он начинал верить, что перед ним действительно его сын Дмитрий, но… никак не мог переварить и осмыслить это.

Кузьма замолчал, что-то обдумывая, и, уловив паузу, в разговор вмешался дон Диего.

– Ну, друзья, вижу, вы не скучали без меня в России, – он посмотрел на Дмитрия и спросил: – А ты, молодой человек, как узнал, что я Митрофан Бурматов? Ты отца с матерью не видел никогда, а меня тем более.

Шмелёв пожал плечами.

– А я и не знал, кто вы есть такой на самом деле, господин де Беррио, – ответил Дмитрий с улыбкой. – Просто господин Мавлюдов убеждён, что вы именно Митрофан Бурматов, и… Он мне очень много о вас рассказывал, особенно о вашей полицейской хватке.