Текст книги "По ту сторону жизни"

– Ну и местечко ты выбрал, – надменно фыркнул Быстрицкий, приближаясь к столику и критически осматривая зал.

Воронцов тут же не преминул заметить:

– Господа, кроме нас, в ресторане никого нет! Мы можем говорить о чём угодно и сколько угодно!

– Так о чём мы будем говорить? – поинтересовался Быстрицкий. – Конечно, о господине Бурматове, которого вам удалось разыскать.

– Да, я нашёл, где скрывается босс, – уточнил Матвей. – А вас я пригласил, чтобы сообщить эту радостную новость. Вас ещё интересует его гнусная личность?

– Несомненно, – нетерпеливо заёрзал на стуле Бадалов. – Как самочувствие господина Бурматова?

– Босс по-прежнему глушит стаканами водку и выкуривает пачки папирос, – усмехнулся Матвей. – А, в общем-то, выглядит бодро и полон решимости дать вам бой!

– Почему только нам? Разве он вычеркнул тебя из списка? – язвительно поинтересовался Быстрицкий.

– Я сумел убедить его в своей непричастности к вашим делишкам, – ухмыльнулся Матвей. – Он долго держал меня под прицелом револьвера, но, как видите, отпустил целым и невредимым!

– То-то и странно, что отпустил, – сказал задумчиво Быстрицкий. – Он или полный кретин, или…

– Трудно сказать, – пожал плечами Матвей. – Он вообще-то очень странный и непредсказуемый. Сколько я его знаю, ещё с дореволюционных времён, он всегда был такой.

– Вот это меня и настораживает, – вздохнул Быстрицкий. – Своей непредсказуемостью он нам может смешать все карты и провалить операцию.

– Может, не сомневайтесь, – кивнул Матвей. – Он не только непредсказуем, но и умён. Митрофан уже сегодня заявил мне при встрече, что завтра начнёт с того, что отменит отправку барж в Россию! Тогда всем нашим стараниям конец! И документ он аннулирует как липовый! Господи, и как вы поступили столь опрометчиво, господа, что выпустили его из замка?

– Сбежать из замка ему помогли нагло и дерзко, – хмуро буркнул Бадалов. – Это были хорошо подготовленные люди. А ты, господин Воронцов, случайно не приложил к этому руку?

– Глупо подозревать меня, господа, в чём-то неблаговидном, – ухмыльнулся Матвей, отпив глоток вина. – Я только что приобрёл в полное распоряжение огромное состояние и вдруг… Я не полный идиот, чтобы отказаться от такой кучи денег!

– Помилуй бог, от вас никто не требует оправданий, господин Воронцов, – сказал угрюмо Быстрицкий. – Вас никто не подозревает в помощи Бурматову. Лучше расскажи подробно, о чём беседовал с Митрофаном, чтобы можно было точнее представить, как действовать дальше.

– Извольте, господа, – усмехнулся Матвей и подробно пересказал собеседникам разговор с Бурматовым.

– Признаюсь честно, я так и не понял, почему он был чертовски откровенен с тобой, – после минутной паузы высказал сомнение Бадалов. – Митрофан держал тебя на прицеле и по всем законам логики должен был нажать на курок. А он, видите ли, взял и передумал стрелять. Какое великодушие?! Не знаю, как вы, господа, но мне этот его поступок объяснить крайне сложно!

– К концу разговора он был мертвецки пьян, вот и нагородил всякой чуши, – продолжил Воронцов. – А ещё… а ещё он всё же доверяет мне. «Босс» поверил в мои оправдания, и, представьте себе, не выстрелил!

– А такое может быть? – задал вопрос Быстрицкий. – Ты его знаешь больше, чем мы, и, стало быть…

– Когда проспится и не вспомнит, о чём говорил со мной, – уверенно сказал Матвей. – В нетрезвом состоянии «босс» становится не в меру добрым, щедрым и словоохотливым, а когда проспится, ничего не помнит. Ничего не поделаешь, исконно русская привычка!

– И что же нам с ним делать, господа? – оживился Бадалов. – Будем ждать, когда он проспится и сведёт на нет все наши старания?!

– Его надо устранить, причём немедленно, – хмуро высказался Быстрицкий. – Вот только… Надо хорошенечко обдумать все наши действия прямо сейчас, чтобы не угодить, чего доброго, впросак или попасть в хитроумную ловушку!

– Убивать Бурматова тоже не с руки, – засомневался Бадалов. – Он же сказал Воронцову, что поставил подпись на документе с какой-то причудой.

– Ничего страшного, господа, – засуетился Матвей. – Я знаю человека, который очень тонко подправит подпись Бурматова на бумаге. Оставлять его в живых сейчас крайне опасно. Когда Митрофан проспится, вся планируемая акция окажется под угрозой!

– Тогда решено, – подвёл черту Быстрицкий. – Как только стемнеет, навестим господина Бурматова в его убежище. На этот раз выяснять отношения с ним не станем, а отправим предателя прямиком к чёрту в ад…

В ресторан вошли двое мужчин в дорогих костюмах из чёрного сукна. Они уселись за стойкой и заказали выпивку.

– Это наши люди, – скупо улыбнулся Быстрицкий. – Они пойдут с тобой на ликвидацию Бурматова.

– Они? – глаза у Матвея полезли на лоб. – А вы? Я рассчитывал именно на ваше участие.

– Наше дело мозгами шевелить, а грязной работой пусть другие занимаются, – усмехнулся Бадалов и обернулся к мужчинам у стойки. – Пожалуйте к нам, господа! – негромко позвал он. – Знакомьтесь, господин Воронцов, это господин Ковалёв, – кивнул он на худощавого, – «в миру» месье Жан. А второй Иван Милютин. Можешь называть его просто Малюта…

* * *

Стоя в десятке метров от входа в убежище Бурматова, Матвей с ужасом смотрел на ничем не примечательную, изъеденную ржавчиной дверь.

– Ну и чего мы выжидаем? – прошептал ему в ухо «месье Жан.

– Предчувствие у меня какое-то нехорошее, – признался нехотя Матвей.

– Труса празднуешь?

Воронцов пожал плечами, не желая продолжать разговор.

– Как будем действовать? – спросил Малюта. – Заходим дружно и…

– Твой план в нашей ситуации не годится, – нервно перебил его Матвей. – Бурматов мне говорил, что дверь им заминирована и когда его нет в убежище. Если мы её откроем, то за наши жизни никто не даст и ломаного гроша.

– А когда он там? – поинтересовался месье Жан. – Если он сейчас там, то войти можно без риска для жизни.

– Наверное, но ручаться не могу, – пожал плечами Матвей. – От Бурматова можно ожидать всяческих сюрпризов. Он всегда был себе на уме.

Он сделал глубокий вдох, и проникший внутрь прохладный ночной воздух несколько успокоил его.

Привязав верёвку за ручку, сообщники осторожно открыли дверь. Взрыв не прозвучал, и это вселило уверенность.

– Значит, Бурматов всё ещё там, – сказал месье Жан, подталкивая в спину замершего в проходе Воронина. – Надеюсь, ничего не взорвётся, пока мы будем пробираться к его норе.

– Когда я ходил к нему на беседу, вроде никаких ловушек не было, – неуверенно ответил Матвей. – Вот только Урсула может находиться где-то рядом. Его подстилка и телохранительница в одном лице. Она такая…

– Что это за Урсула, о которой ты говоришь? – насторожился месье Жан.

– Та самая, которая организовала побег Бурматова из замка, – хмуро сообщил Малюта. – Я чудом уцелел после того, как она сбила меня машиной.

Они спустились по лестнице вниз, проследовали по коридору и остановились перед дверью, расположенной чуть в стороне от ржавых сточных труб.

Матвей отчаянно боролся со страхом. «Господи, спаси и сохрани, – думал он. – Если Митрофан решил устроить нам ловушку, то у него это получилось удачно… Э-э-эх, и зачем я только предал его, связавшись с этими “патриотами”? Что меня дёрнуло поверить в их сказки о борьбе за освобождении России от большевизма? Что у меня общего с этими дегенератами, Господи, скажи и сохрани мою дурную голову!»

В комнате было тихо и пусто, на столе две пустые бутылки и несколько пачек с папиросами.

– Ну и как всё это объяснить? – поинтересовался встревоженно месье Жан. – Где пьяный в стельку Митрофан Бурматов, который должен дрыхнуть без задних ног, как было обещано?

– Сам не знаю, – огрызнулся Матвей. – Может быть, он куда-то вышел? Здесь должна быть ширма, а за ней проход. Не исключено, что он им воспользовался.

– Значит, он убрался отсюда, – буркнул недовольно Малюта.

– Мы его возвращения ждать не будем, – нервно хмыкнул месье Жан.

– Как это не будем? – неожиданно заупрямился Малюта. – Нам приказано его ликвидировать, и мы должны выполнить этот приказ! Я лично раздавлю этого подлюгу, даже не повредив кожу!

– Раз его здесь нет, значит, надо уносить ноги! – заторопился месье Жан. – Молите бога, чтобы он не оставил нам никаких сюрпризов!

– Я тоже за то, чтобы побыстрее уносить отсюда ноги, – согласился с ним Матвей.

– Будь по-вашему, уходим, – был вынужден согласиться с ними Малюта. – С этим прохиндеем я успею ещё поквитаться. Я его…

– Урсула, дорогая, а у нас гости! Господин Воронцов снова предал меня, как считаешь? И как после такого верить людям?

Услышав чётко выговариваемые слова, доносящиеся неизвестно откуда, Матвей, месье Жан и Малюта замерли от неожиданности и испуга.

– Это сверху, – сказал Матвей. – Звук идёт из вентиляционных труб.

– Молчите! – прошептал месье Жан, пятясь к двери. – Они рядом. Они где-то здесь. Мы у них как на ладони, и в их руках наши жизни!

– Дон Антонио, а ведь они пришли убить тебя? – прозвучал томный голос Урсулы, говорившей на ломаном русском языке. – Ты же не позволишь им уйти отсюда живыми?

– Наверное, позволю на этот раз, – усмехнулся тот. – Иначе здесь всё взлетит на воздух, и мы погибнем вместе с ними!

Девушка хихикнула.

– А я приготовила им сюрприз, дорогой хозяин! – сказала она. – Они больше никогда не выйдут отсюда!

– И что ты приготовила, моя чёрная кошечка? – полюбопытствовал Бурматов елейным голосом.

– Сюрприз! – снова хихикнула Урсула. – Сейчас мы уйдём, а они отсюда никогда не выйдут! Я нажала на ту красную кнопочку, на которую всегда нажимаешь ты, уходя отсюда.

– Что ты наделала, дура безмозглая! – истерично выкрикнул Бурматов. – Бежим скорее отсюда, пока не превратились в пыль вместе с этими идиотами!

Плохо соображая и чувствуя головокружение, Матвей рванулся к выходу. Месье Жан и Малюта поспешили следом. Они быстро пробежали по коридору, поднялись по лестнице вверх, открыли дверь, и в это время громыхнул взрыв такой силы, что всё содрогнулось вокруг, вздыбилось и осело. Место, где несколько минут назад находилась заброшенная слесарная мастерская, превратилось в огромную дымящуюся воронку.

14

В Улан-Удэ поезд прибыл ночью. В городе разыгралась пурга, которая не утихала уже вторые сутки.

Как только поезд остановился у перрона, тут же открылась дверь тамбура, и в вагон вошёл человек, облепленный снегом. Это был станционный рабочий.

– Прошу внимания, товарищи! Поезд дальше не пойдёт! Все пути занесены снегом! Радуйтесь, что доехали хотя бы до нашего города, а не застряли где-нибудь на перегоне!

Как только он замолчал и замер в ожидании вопросов, пассажиры почувствовали, как от резких толчков ветра качаются вагоны.

– Кто хочет дожидаться продолжения поездки в гостинице, милости просим! – продолжил громогласно железнодорожник. – Оставаться в вагоне не советую! Пурга вон заборы валит, столбы телеграфные, сараи и крыши срывает с домов, так что…

– А нам это как раз кстати, – улыбнулась Маргарита радостно. – Никто нас на улице не остановит и документы не проверит.

– И до хаты доберёмся не оглядываясь, – поддержал её Дмитрий. – Идти нам недалеко и… Ничего, не сломаемся.

Кузьма, выслушав обоих, иронично усмехнулся и, накинув на плечо изрядно полегчавший вещмешок, направился к выходу.

Больше часа они брели, утопая в снегу и задыхаясь от плотного ветра. Первым шёл Дмитрий, за ним Маргарита, а Кузьма замыкал шествие. Направление ветра определить было невозможно, и казалось, что он дует со всех сторон. С грехом пополам они добрались до занесённого по самую крышу снегом домика.

Перед ними появилась хозяйка – приятного вида полноватая преклонных лет женщина.

– Наконец-то, – сказала она с приветливой улыбкой, – а я и не чаяла, что вы нынче приедете.

– Мы сами не знали, что явимся «нынче», – устало отозвалась Маргарита, раздеваясь. – Давай-ка накорми нас побыстрее, Семёновна! Мы умотались в дороге и едва на ногах держимся…

– Оно понятно, – вздохнула старушка. – На дворе-то чертяка ногу сломит. Вон ведь как метёт пуржища!..

– Какие сплетни гуляют по городу? – поинтересовалась Маргарита, садясь за стол. – Всё ли спокойно?

– Да как сказать, – развела руками старушка. – Вас ведь давно не было. Говорят вот, япошки шалят, войной грозят, а у нас… А у нас тишь, гладь да божья благодать. Слава богу, с голода покуда не пухнем, хотя и сладко не едим, как бывалочи.

– А вы давно здесь живёте? – спросил Кузьма.

– Я, милок, родилась здесь, выросла и до седин дожила, – ответила хозяйка, вздыхая. – Замуж вышла, детишек родила тоже здесь. А теперь вот одна осталась на старость лет и свой век доживаю.

Кузьма хотел спросить ещё о чём-то, но Маргарита ткнула его локтем в бок:

– Не донимай её расспросами, понял? Она прожила тяжёлую жизнь, и любые воспоминания сильно её тревожат.

– Да чего уж там, – смахнув слезу, вздохнула Семёновна. – Куда уж деться от воспоминаний этих. Мне только и остаётся, что жить с ними, видать, судьбина моя такая мужа и детей пережить.

– И муж, и сыновья её в лагерях сгинули, – пояснил Дмитрий.

– Всё, достаточно, – остановила его строгим взглядом Маргарита. – Вам что, поговорить не о чем? Ешьте, умывайтесь и спать. У нас для разговоров другие темы, но и их мы обсудим завтра.

* * *

Одиночество, завывание пурги и убийственный мрак, к которому, казалось, Кузьма был уже привычен, сегодня особенно остро угнетали его. Он ворочался с боку на бок в постели, пытаясь сосредоточиться. В голове роились кошмарные видения, которые, тягуче растворяясь, заставляли его открывать глаза и пялиться в потолок.

Не выдержав, Кузьма встал с кровати. Маргарита и Дмитрий спали в другой комнате и не услышали противного скрипа пружин. Он провёл ладонями по забинтованному лицу, зажмурился и снова открыл глаза.

Внезапно Кузьму охватила острая тоска. Ему страстно захотелось прогуляться по любимому городу, в котором он не был двадцать лет. Ему захотелось увидеть людей, вывески, магазины…

– Мадина, – позвал он тихо, и собственный голос показался ему незнакомым и странным.

В сильнейшем волнении он вернулся в кровать, вытянулся во весь рост, и тут же перед его мысленным взором возник город, который хранился в памяти все эти долгие годы.

Вот Кузьма, ещё совсем юный, безусый, беззаботно шагает вдоль берега реки Уды, небрежно засунув руки в карманы. Вид у него конечно же неважнецкий. Драные брюки, застиранный пиджачок, но так счастлив!

Вот Кузьма прошёлся по улице, свернул на другую, застроенную красивыми домами. Затем попал на рыночную площадь, большую и всю загромождённую повозками, – был базарный день. Кузьма с интересом присматривался к встречным людям. Устав, он нашёл в сквере пустую скамейку и сел. И вдруг…

Кузьма не поверил своим глазам: по улице шла девушка, очень похожая на Мадину. Её сопровождал худощавый, неприятной внешности парень, напоминавший его вечного соперника Азата Мавлюдова. Кровь бросилась в лицо Кузьмы, он напрягся, сжал кулаки, и… Так и остался сидеть на месте, потому что девушка прошла мимо, не обратив на него внимания.

«Наверное, Мадина разлюбила меня, – с горечью подумал он. – Но чем лучше тот хлюпик, что шёл с ней?..»

Почувствовав себя бесконечно одиноким, Кузьма проснулся. И в этот момент в комнату вошла Маргарита с поносом в руках.

– Послушай, а может, хватит? – посмотрел на неё Кузьма. – Без бинтов и мазей болячки быстрее заживут на моём лице.

– Тебе что, бинты мешают? – с сарказмом отозвалась женщина. – Привыкнуть уже пора. Тебе и внешность маскировать не надо.

– Меня и без бинтов никто узнать не сможет, – хмыкнул Кузьма. – Я, стоя перед зеркалом, сам себя не узнаю.

– Прошу, не упрямься! – требовательным тоном сказала Маргарита. – Я желаю тебе добра и хочу, чтобы ты побыстрее выздоровел!

– Делай, что хочешь, – вздохнул Кузьма, – только выпусти меня прогуляться по городу.

– Делать тебе там нечего, – неожиданно разозлилась Маргарита. – В твоих и наших интересах сидеть здесь тише мыши! Нам не надо привлекать к себе внимания, пойми. Здесь тоже есть НКВД и служат там далеко не глупые люди!

– А мне надоело от всех скрываться! – заупрямился Кузьма. – Я давно не видел Верхнеудинска, и раз уж я здесь…

– Нет, здесь тебя нет, – сквозь зубы процедила Маргарита. – Это только ты и мы знаем об этом. Семёновна не в счёт, она ничего никому не скажет.

– А я не хочу таиться по норам, – упорствовал Кузьма. – Я хочу жить честно и открыто, как все вокруг. Я…

– Честно и открыто ты будешь жить в лагере лет двадцать, – усмехнулась Маргарита. – Там не будет необходимости от кого-то прятаться. А лучше потерпеть ещё чуть-чуть – и за кордон. Вот там будешь жить беззаботно и счастливо!

– Нет, там так жить не получится, – замотал головой Кузьма. – Чтобы красиво и беззаботно жить за границей, нужны деньги, много денег! А таковых у нас нет. И на работу там так просто не возьмут, я это знаю!

– Нужны деньги, мы найдём их, – удивила его Маргарита. – Где и как, не спрашивай, это не твоё дело!

– Как долго мы будем пребывать на нелегальном положении? – тут же задал вопрос Кузьма и, не дожидаясь ответа, спросил снова: – Ты не стесняешься присутствия рядом, в одной комнате, взрослого сына? Или вы спите ночами одетыми?

Маргарита замерла в замешательстве, не зная, что ответить. С потемневшим от гнева лицом она сдёрнула с головы Кузьмы остатки бинта и отвесила ему хлёсткую оплеуху.

– Заткнись, сволочь, или я за себя не ручаюсь! – угрожающе прошипела гадюкой разгневанная Маргарита. – Сколько надо, столько и будешь здесь жить, не высовывая рыла наружу! Вздумаешь артачиться, на цепь посадим, но не будем подвергать себя хоть какой-то опасности!

– Нет, хватит верховодить надо мной, я теперь у себя дома! – заартачился Кузьма. – И власть твоя надо мной кончилась. Ты вооружила меня револьвером и…

– Ты о нём, папа? – послышался от двери голос Дмитрия, и он сам вошёл в комнату, держа в руке револьвер. – Мать вооружила тебя, не подумавши, а я разоружил. Даю совет – дерзить маме и идти против её воли неосмотрительно и крайне опасно! Запомни это раз и навсегда, папа…

15

Наступила весна 1940 года. Солнце день ото дня становилось горячей и пробуждало застывшую землю. Шумливо и дружно запели ручьи, смывая ледяную грязную корку и обнажая прошлогоднюю траву. Оживали кусты и деревья, слышались звонкие птичьи голоса.

Иосиф Бигельман, после встречи в поезде, стал всё чаще и чаще навещать Азата. Не договариваясь, они решили, что будут навеки друзьями, так как их соединила сама судьба.

Дружба их началась с того, что однажды утром Иосиф постучал в дверь квартиры Мавлюдова. Азат открыл и, увидев Бигельмана, замер. На Иосифа было жалко смотреть: лицо отекло от бессонных ночей, вид понурый. Он был погружен в свои мысли и молчал, не отвечая на задаваемые Азатом вопросы. Однако время от времени поднимал на него глаза, глупо улыбался и снова впадал в необъяснимую прострацию.

Всю вторую половину дня Азат старался привести его в чувство. О чём думал его гость, он не знал, но видел, что Иосифу очень плохо. Бигельман то краснел, то бледнел и опускал глаза в стол, так и не прикасаясь к наполненному вином фужеру.

Наступил вечер. Сил у обоих уже не было, но Иосиф так и не проронил ни слова.

Проснулся Азат рано утром. Иосиф был уже на ногах и сердечно поблагодарил его за участие и предложил пообедать в кафе. Так они провели весь следующий день, разглагольствуя о всякой чепухе, но больше всего о Верхнеудинске, вспоминая о малой родине с теплотой и нежностью.

Затем они не виделись две недели. Азат с головой ушёл в работу в лаборатории, и ему казалось, что он скрылся от всего света. Учёные, на которых он произвёл впечатление «своим» сногсшибательным докладом, не раз приглашали его на встречу, но он всячески игнорировал их приглашения, так как сказать ему было нечего.

Мартин Боммер тоже ничем не напоминал о себе. Его молчание радовало Азата, так как он не верил, что Мартин действительно собирался забрать его к себе в Германию. Письма Боммера или весточки от него могли насторожить НКВД со всеми вытекающими из этого последствиями.

Две недели спустя Бигельман приехал к Азату в лабораторию. Всё у него складывалось как нельзя лучше. От прошлой опустошённости и печали на лице гостя не осталось и следа.

Так «нечаянно» подружились два изгоя, почувствовав друг в друге родственную душу. Праздники и выходные они проводили вдвоём, и, казалось бы, всё хорошо, их отношения крепли день ото дня, но…

* * *

Понедельник, 5 мая, оказался ужасным днём для Азата Мавлюдова. Выходя из подъезда, он едва не угодил под машину. А когда он подходил к лаборатории, из двери вышла уборщица с ведром. Не заметив Азата, она выплеснула грязную воду и окатила его с головы до ног.

Вне себя от ярости, он отчитал женщину самым грубым образом, вошёл в здание и, ни с кем не поздоровавшись, прошёл в свой кабинет.

«Чёрт возьми, – думал он раздражённо, моясь в душе, – не жертва ли я какого-то кошмара? Что-то всё из ряда вон плохо и кто знает, не ожидать ли чего похуже в этот явно не задавшийся день?»

Ему хотелось сохранить ясную голову и расслабиться, но вошла медсестра.

– Главного врача психушки арестовали, – сказала она. – Хорошо хоть «доноров» успели вернуть вовремя, а то…

«Час от часу не легче, – подумал Азат, переваривая новость. – Не зря я вернул ему его больных по первому требованию. Придержал бы их ещё, как намеревался изначально, то… Может быть, и я загремел бы с ним вместе».

В задумчивости Азат одиноко бродил по кабинету от двери к окну и обратно. Он перебирал в памяти минувшие дни, и в нём нарастала злость. Чтобы сорвать её хоть на ком-то, Азат решил немедленно поговорить с замом, но даже не успел пригласить его в кабинет, как тот появился на пороге.

– Вижу, я не кстати, – начал Куприянов, закрывая за собой дверь. – Вижу, вы сегодня не в духе, товарищ Мавлюдов, но… Надеюсь, вы выслушаете меня, так как это в ваших же интересах.

– Не понял, о чём ты? – хмуро глянул на него Азат.

– Пока вас не было, звонили из обкома, – ответил Куприянов.

Азат был вне себя от ярости – она клокотала внутри, как раскалённая лава в вулкане. Но слова зама мгновенно отрезвили его и привели в чувство. Меняясь в лице, он робко посмотрел на Куприянова:

– Кто именно звонил и по какому вопросу?

– Тот, кто звонил, не представился, – ответил зам. – Он только сказал, что сегодня, во второй половине дня, к нам привезут на лечение родственника товарища Жданова!

Азат вздрогнул, покачнулся и едва не упал со стула на пол. В другое время он, может быть, и обрадовался такому шансу блеснуть «способностями непревзойденного целителя», но только не сейчас. Запасы целебных настоек закончились, и он как раз собирался ехать в Верхнеудинск, чтобы пополнить их, но… Отказать в приёме родственнику первого секретаря обкома Жданова было равносильно самоубийству.

– О Всевышний, – простонал Азат, хватаясь за голову. – Ну почему именно сегодня, а не… – открыв глаза, он нервно дёрнулся и, глядя на зама, закричал. – Чего таращишься, Иван Фомич?! Иди, проследи, чтобы во всех помещениях лаборатории навели полный порядок! За всё головой отвечаешь лично ты, уматывай!

– Я давно уже отдал все необходимые распоряжения, – сказал Куприянов, направляясь к двери. – И паниковать особо нечего, к нам едут лечиться, а не с проверочной комиссией.

– Не указывай мне, что делать! – воскликнул, паникуя Азат. – Лучше иди и делай что говорю…

Встреча с заместителем окончательно расстроила Азата. Он ещё толком не пришёл в себя, как увидел въезжающую на территорию лаборатории новенькую легковушку и сразу же почувствовал дурноту.

Кое-как справившись с охватившей его слабостью, Азат выбежал на улицу. Вышедшие из автомобиля двое мужчин даже не ответили на его приветствие, или может быть, что-то сказали, но он не услышал их.

«Ну и денёк, – в который раз подумал Азат, уныло плетясь за гостями. – Прямо какой-то заговор против меня всех адских сил…»

Однако колебаться и медлить было нельзя ни минуты. Открыв дверь кабинета, он пропустил гостей вперёд себя, после чего вошёл следом.

– Я профессор Мавлюдов, товарищи, – представился он с натянутой улыбкой и таким спокойствием, какового и не ожидал от себя. – Заведующий этой лабораторией и…

– Мы те, о ком звонили из обкома, – сказал одетый в отличный костюм молодой мужчина. – Готовы ли вы нас принять, профессор?

– Конечно, готов, – улыбнулся Азат уже более приветливо. – Или, может быть, сначала чаю, а уж потом…

– Чай обождёт, принимайтесь за дело, – перебил его мужчина, усаживаясь на стул. – Я хочу немедленно знать диагноз товарища, которого привёз, чтобы мог доложить… Гм-м-м… Этого тебе знать необязательно. Главное, чтобы диагноз был точен, чтобы не нажить себе неприятностей.

Его слова смутили Азата, но он даже бровью не повёл.

– Мне неприятности ни к чему, – сказал он задумчиво. – А за точность диагноза не беспокойтесь, но я смогу определить его только после тщательного обследования пациента.

– Ладно, пусть будет так, – неожиданно согласился мужчина и вдруг представился: – Меня зовут Колобко Валерий Павлович. Я инструктор Ленинградского обкома. А привёз я к тебе, профессор, очень уважаемого человека, которого вы должны не только обследовать, но и вылечить. Он уже лечился у многих врачей нашего города и столицы, но его здоровье, к сожалению, не улучшается, а ухудшается.

– Ну-у-у… – Азат пожал плечами. – Вы думаете, что у других моих коллег не получается, а у меня…

– Брось разводить демагогию, профессор, – брезгливо поморщился Колобко. – Про тебя ходит слава как о чудеснике, излечивающем любые болезни! А этого товарища, которого я к тебе привёз, хоть расшибись, но ты обязан вылечить!

– Я сделаю всё, что смогу, – заюлил Азат. – Я многих вылечил, не спорю, но, к сожалению, не всех. У каждого человека свой особенный, индивидуальный организм, к каждому нужен подход.

– Не морочь мне голову, товарищ Рахимов, – поморщился Колобко. – В здоровье Ивана Трофимовича, которого я привёз, очень заинтересован сам товарищ… Не буду произносить его имя, ты и сам догадался, о ком я говорю. Так вот, от успеха лечения Ивана Трофимовича целиком зависит твоя карьера и твоё благополучие. Я оставляю его у тебя, под твою личную ответственность! Надеюсь, лечение и уход за ним будут подобающими?!

Инструктор выложил из портфеля на стол несколько толстенных томов и ткнул в них указательным пальцем.

– Эти документы – истории болезни Ивана Трофимовича, – пояснил он, с ухмылкой глядя на вытянувшееся лицо Мавлюдова. – Здесь ты найдёшь все ответы на интересующие тебя вопросы относительно диагноза Ивана Трофимовича. А диагнозов было много. Каждый врач ставил свой, но всегда ошибочный.

– Тогда начнём с обследования, – вздохнул Азат, с тоскою глядя на тома, лежавшие на столе. – Эти обязанности я возложу на очень ответственного товарища, своего заместителя Ивана Фомича Куприянова.

– Что мне доложить товарищу, гм-м-м… Вы знаете, о ком я…

– Доложите, что полное обследование будет длиться недели две-три, – сказал Азат. – Когда мы подтвердим диагноз из уже имеющихся или установим свой, сразу же возьмёмся за лечение.

– Хорошо, так и передам, слово в слово, – кивнул Колобко. – А ты звони, если что-то вдруг понадобится, товарищ Рахимов. Любую твою просьбу исполним безотлагательно.

Взяв со стола листок и ручку, он написал номер телефона, после чего подошёл к мужчине, которого привёл с собой.

– До свидания, Иван Трофимович, – сказал он. – Лечись, поправляй здоровье… А я буду навещать тебя и контролировать, как идёт процесс и как с тобой обращаются уважаемые медики! Не сомневайтесь, они тебя вылечат, и ты проживёшь ещё очень долгую счастливую жизнь!

Пожав вялую руку сидящего в кресле пожилого мужчины, Колобко кивнул на прощание Мавлюдову и покинул кабинет.

«Вот как бывает, чёрт подери, – мысленно выругался Азат, хмуро разглядывая нового пациента. – Привезли старческий хлам, которому давно уже пора гнить в могиле, и мыкайся с ним… Видимо, вылечить его уже невозможно и остаётся…»

В кабинет заглянул Куприянов. Увидев унылый вид заведующего, он тут же вошёл и прикрыл за собой дверь.

– Ты вот что, Иван Фомич, – обратился к нему Азат, – бери больного, оформляй его в первую палату и сразу же приступай к обследованию.

– Срок какой? – покосился на старика зам.

– Две недели минимум, – вздохнул Азат. – Прикрепи к нему сиделку, и чтобы ни на минуту не отходила от его кровати.

– А что у вас на столе? – округлил глаза Куприянов. – Это…

– Это истории болезни Ивана Трофимовича, – продолжил за него Азат. – Изучай, не ленись… Всё, что прочтёшь, написано, как я думаю, не простыми рядовыми врачами, а профессорами и академиками!

16

Расположившись на скале, Владимир Александрович Быстрицкий поднес к глазам бинокль и принялся изучать горизонт. На волнах покачивалась яхта, на которой вышел в море для рыбной ловли его друг и соратник Корней Бадалов. Они в первый раз приехали в Колумбию, и Бадалову очень захотелось порыбачить в местных водах.

«Мне бы твои заботы, – подумал Быстрицкий, отводя от глаз бинокль. – Тебе бы думать о том, как склонить к сотрудничеству наследника дона Антонио де Беррио, некого Виталия Вискова, а ему, видишь ли, порыбачить захотелось. Казачья жилка, оглоблей не перешибёшь. Охота и рыбалка – первое дело!»

Он закрыл глаза и вспомнил наставления центра перед их отъездом в Южную Америку. А дело было так…

Быстрицкий вошёл в штаб-квартиру один. Уверенности и достоинства в нём было столько, будто он явился в свой офис к ожидавшим его подчинённым. Даже руководитель центра, казалось, стушевался перед его независимым видом, хотя… В душе Быстрицкий был близок к панике, а на лице его виднелась не спесь, а следы огромных внутренних усилий.

Он уселся на свободный стул и сказал:

– Извините, господа, за то, что задержался. Однако я пришёл к вам не для того, чтобы извиняться за провал в ликвидации Бурматова, упаси бог!

– Тогда вы хотите, чтобы извинились перед вами мы? – с издёвкой поинтересовался руководитель центра.

Быстрицкий смутился.

– Я хотел сказать, что всё случившееся не что иное, как досадное стечение обстоятельств, – сказал он, краснея. – Бурматов привёл в действие взрывное устройство и… Мало того, что погиб сам, но и угробил господ Воронцова, Ковалёва, известного вам, как «месье Жан», и урядника Милютина.

– А вы уверены, что Бурматов погиб? – поинтересовался господин Иванцов, который присутствовал в кабинете у руководителя центра.

– Среди руин, образовавшихся после взрыва, были найдены четыре трупа, – вздохнул Бысрицкий. – Трое наших нашли у входа в подвал, а ещё один, предположительно труп Бурматова, был найден у противоположного края воронки.

– И вы опознали, кто из них кто? – поинтересовался Иванцов. – Вы уверены, что вас не провели как ребёнка?