Текст книги "По ту сторону жизни"

– А пока вы будете отсутствовать, мы будем отдыхать? – мило улыбаясь, поинтересовалась Инга Фотт. – Резервы человеческого материала исчерпаны, и… Те, кто остался, уже не представляют научного интереса.

«О Аллах, и думают, как мясники-людоеды, и не стесняются высказывать свои мысли вслух, – думал Азат, слушая высказывания коллег. – В начале эксперимента, несколько месяцев назад, у нас было двадцать “морских свинок”, пятнадцать из них умерли прямо в барокамерах и были расчленены хирургами на органы, и… В Дахау, наверное, жертв чудовищных экспериментов во много раз больше?»

– Мнение нашего шефа, доктора Рашера, таково, – продолжал Боммер. – Во время этого курса, при котором исследование высоких полётов играет очень большую роль, что обусловлено немного большей предельной высотой подъёма английских самолётов-истребителей, оставалось только сожалеть, что у нас ещё не проводились опыты на добровольцах, так как они могли быть опасны. Но сейчас ситуация круто изменилась в лучшую сторону.

– Следует понимать, что интерес к нашей работе повышен и нам выделят для работы более качественных «свинок»? – поинтересовался Мартин Пеннер.

– Опыты будут проводиться на местных испытательных пунктах для высотного исследования военной авиации, – словно не заметив его реплики, продолжал Боммер. – А таких всего три… В это число входят и наши лаборатории, коллеги. Для опытов, при которых, само собой разумеется, испытуемые могут умереть, к нам в замок будут доставлены «свинки» особого качества!

Азат натянул губами подобие улыбки, когда Мартин упомянул его при прощании. Все присутствующие в столовой с любопытством отметили про себя, что шеф вручил ему какой-то пакет. Азату ничего не оставалось, как поблагодарить уезжающего Боммера и проводить его до машины.

– В этом пакете найдёшь инструкции, внимательно прочитай их, – строго звучал голос Боммера. – Я верю, что ты оправдаешь мои надежды, коллега. Эксперименты не должны приостанавливаться за время моего отсутствия, и… Одним словом, ты узнаешь, что надо будет делать.

– Я постараюсь не подвести тебя, коллега, – вздохнул Азат, пожимая руку шефа. – Сделаю всё, на что способен.

– Это ты брось! – рыкнул Боммер, глядя ему в лицо. – У тебя всё получится, не сомневайся. И не забывай всё документировать. Ни на минуту не забывай делать это! Считай, что именно в этом заключена наша с тобой правда жизни!

Мартин ещё что-то говорил ему, а Азат глупо улыбался, с сарказмом думая: «Вещей взял дней на десять, не больше. А может вернуться и раньше, такое тоже вполне ожидаемо…»

Азат вспомнил разговор с Боммером накануне вечером. Мартин проходил по коридору мимо и, увидев его, остановился.

– Почему ты не у себя в комнате, а в лаборатории?

– Сверял результаты последних опытов, – ответил Азат.

– Тогда прошу ко мне, – предложил Боммер. – До ужина ещё час, и мы проведём его с тобой за полезной творческой беседой!

Азат вымотался за день, но не посмел отказать ему. В кабинете Боммера они расположились в креслах перед журнальным столиком, и шеф лениво сказал:

– Работа, которой мы скоро займёмся, потребует творческого подхода и большой ответственности. Не знаю, что было бы с тобой в блокадном Ленинграде, но ничего хорошего, это точно.

– Да, я благодарен тебе за заботу о себе, – поморщился Азат. – Только прошу, не надо мне напоминать об этом при каждой нашей встрече.

– Ладно, не буду, – уже в который раз пообещал с улыбкой Боммер. – Во время моего отсутствия проведёшь опыт, который станет началом нашей большой работы.

– Ничего не понимаю, – сознался Азат. – Может быть, ты объяснишь мне всё подробнее?

– Тогда идём в лабораторию, – вдруг предложил Боммер. – Я покажу тебе кое-что, от чего у тебя дух захватит!

* * *

Лаборатория, в которую его привёл Мартин, располагалась на первом этаже и выглядела внушительно. На столе у окна были установлены различные приборы, похожие на генераторы и реостаты, а к огромной барокамере в середине комнаты даже страшно было приближаться.

Боммер подошёл к аппарату и провёл по нему ладонью:

– В Дахау уже проводят опыты на аналогичном оборудовании. Мне даже привозили результаты экспериментов, и я ознакомился с ними…

Боммер включил рубильник, и внутри поразительной конструкции зажёгся свет.

– Внутри два лётных кресла и полная имитация кабины пилотов в самолёте, – пояснил шеф без тени улыбки на сосредоточенном лице.

Азат заглянул через иллюминатор внутрь и озадаченно поскрёб подбородок:

– В предыдущих барокамерах мы умерщвляли по одному человеку, а здесь можем угробить сразу двух. А что, наверное, и побольше в эту душегубку втиснуть можно, чтоб отправлять на «тот свет» не по одному-два, а сразу десяток?

– Лично я никогда ещё не видел, как работает эта машина, – с восхищением отозвался Боммер, сделав вид, что не услышал едких высказываний Мавлюдова. – А вот испытать её тебе поручаю…

– Мне? Но почему? – заупрямился Азат. – Здесь, в замке, полно специалистов, способных…

– Знаешь что, не проводи опыты над моими мозгами и моим терпением, коллега! – хмуро взглянул на него Боммер. – Все результаты, полученные в этом аппарате, будут совершенно секретны! А из всех специалистов, находящихся в замке, больше всего я доверяю тебе!

Увлечённые разговором, они не заметили, что дверь лаборатории отворилась.

– Господа! – прозвучал за их спинами женский голос. – Через пять минут ужин и…

– Это фрау Герда, – торопливо представил женщину Боммер. – Она только вчера прибыла в наши «пенаты», и я не успел представить её коллегам.

– Фрау Штерн, – уточнила она, осмотрев Мавлюдова с головы до ног колючим взглядом. На вид ей было около сорока. – Так вы что, господа, не собираетесь ужинать?

– Да-да, спасибо за напоминание, фрау Штерн, – заторопился Боммер. – Теперь за порядок в замке во время моего отсутствия я спокоен, – сказал он, когда они с Азатом шагали по коридору в столовую. – А за порядок в сфере исследований и экспериментов будешь ответственным ты, дорогой мой «Азат Гумарович»…

* * *

После того как сопровождаемая двумя грузовиками легковушка Боммера выехала из замка, Мавлюдов вернулся в свою комнату и распечатал пакет с инструкцией. Азат впился глазами в первую страницу, поднеся её к самому лицу, и начал читать.

Текст ошеломил его. В сильнейшем волнении он прошёлся по комнате, затем уселся в кресло и долго сидел, прижимая руку к вздрагивающей от возбуждения груди.

«Этого не может быть, – подумал он, уронив бумаги на пол. – Он мне даже выбора не оставил. Вот скотина!»

И тем не менее он был обязан выполнить оставленную Боммером инструкцию, хотя перечисленные в ней требования были просто невероятными!

Совершенно опустошённый и сбитый с толку, Азат тупо смотрел в сторону окна и никак не мог представить себе, как будет руководить экспериментом, в котором…

В отчаянии он провёл по лицу ладонями. Нервы его не выдержали, и он всхлипнул. «Это будет последняя черта, – подумал он с отчаянием. – Но почему Мартин заталкивает меня в такую трясину? Если он уже переступил черту, возглавляя и руководя чудовищными экспериментами, то почему он хочет сделать и меня таким?»

И вдруг в очередной раз перелистывая инструкцию, Азат понял, что голос совести замолчал внутри. «А что, он сам виноват, вот пусть и мучается, – стал оправдываться он в собственных глазах. – Не захотел исполнять то, чего от него требовали, вот и… Останется жив – его счастье. Ну а если нет… В конце концов моя жизнь для меня дороже. Если я не усажу его в барокамеру, то сам окажусь в ней вместо него…»

Азат взял стакан, бутылку и спустился в сауну. С некоторых пор, после экспериментов, он пристрастился мыться. Это стало для него ритуалом. Ни результаты, ни расчёты предстоящей работы уже не интересовали его. А вот Дмитрий…

Ему нравился Дмитрий Шмелёв. Более того, он доверял ему. Инстинкт Азата по отношению к земляку не подвёл его. Порой, когда водка брала верх над его разумом, он очень тосковал по общению с ним. Но, чёрт его подери, он не будет его жалеть, когда Дмитрий окажется в барокамере. Он налил полстакана водки, забрался в бассейн и сказал сам себе:

– Извини, сам на рожон пёр. Видишь ли, не хотел немцам подчиняться и плясать под их дудочку. Вот теперь и пожинай то, чего добивался, ну а я умываю руки!

Поднеся стакан к губам, он выпил.

Пару раз нырнув и вынырнув, Азат перешёл в парную, напустил побольше пару и сидел, распаренный, красный, чувствуя, как открываются поры и расслабляется его тело. Он блаженствовал, наслаждался истомой, «вкушая» прелести, отвлекавшие его от дурных мыслей…

16

Глядя в окно, дон Диего вдруг остро ощутил присутствие зимы, и ему стало грустно. В памяти пробудился разговор, который состоялся перед отплытием в Европу.

– Очень рискуешь, босс, – отговаривала его чуть не плача Урсула. – У тебя ведь много способов и возможностей добраться до Европы быстрее этих развалюх, гружённых нефтяными отходами.

– Иначе никак нельзя, – сказал он. – Вся операция должна быть под моим личным контролем…

Урсула ещё пару раз всхлипнула, затем решительно вытерла слёзы и заявила:

– Тогда и я еду с тобой!

– Нет, это исключено, – замотал головой дон Диего. – Тебе есть чем заниматься, вот этим и занимайся. А я сам закончу свои дела с этими предателями, считающими себя патриотами и почему-то избравшими меня орудием своих грехов! И ещё…

– Зачем тебе всё это надо, дон Диего? – не дав ему закончить, всхлипнула Урсула. – Война в Европе нас не касается. Какое нам дело, кто выйдет из неё победителем, Германия или Россия?

– Я хорошо понимаю тебя, моя мулаточка, – усмехаясь, потрепал её за подбородок дон Диего. – Пусть далёкая родина когда-то вышвырнула из себя род Бурматовых, но… Я не в обиде на неё за это. Господь Бог тому свидетель! Я искренне любил и люблю Россию и искренне желаю сделать то, что собираюсь. Пусть внесённая мною лепта будет малозначительной на фоне глобальных потрясений, но она будет очень значимой и укусит фашистов достаточно больно!

– Но твои расчёты ничем не гарантированы? – упрямо возражала Урсула. – Они основаны всего лишь на сведениях, полученных от Быстрицкого, а я не доверяю им.

Дон Диего ответил уклончиво:

– Сведения Быстрицкого правдивы, и в этом можно не сомневаться. Во время наших бесед я ничего не требовал от него и ничего не обещал. Так что темнить и лукавить у него не было смысла. И ещё, если бы немцы не оккупировали Россию, я даже и не подумал бы вмешиваться в их дела. Но в данной ситуации я мыслю по-иному и не желаю сидеть сложа руки. Поверь, я не могу по-другому.

Вымученно улыбнувшись, он продолжил:

– Нет, дорогая моя, я буду действовать так, как задумал. Кстати, мною уже налажены необходимые связи с нужными людьми в Германии, и у меня есть что предложить им!

Он умолк: остальное ей знать было необязательно.

– Чего замолчал? – насторожилась Урсула. – Не скрывай, какая-то опасность всё же существует, так ведь?

– Опасность существует всегда, – согласился дон Диего. – Можно споткнуться, упасть и умереть на ровном месте.

– А в океане можно попасть в шторм, который старые баржи просто не выдержат? – продолжила взволнованно Урсула. – А в Германии и вовсе твоя жизнь ничего не будет стоить, босс. Фашисты поступят с тобой так, как захотят, и ты будешь целиком в их власти!

– Нет, я приготовил им такое предложение, от которого они не смогут отказаться, – улыбнулся дон Диего.

– Поменять нефть на пленных из концлагеря, – хмыкнула Урсула. – Глупее ничего придумать невозможно. Вы будто в безоблачную благополучную страну собираетесь, а не в воюющую со всем миром Германию.

– Нет, обмен нефти на пленных – это сказка для Быстрицкого, – подмигнул девушке дон Диего. – Мы запустим эту утку, чтобы ошеломить фашистов. А тем временем я начну другую игру, серьёзную и совершенно по другим правилам…

…Дон Диего стряхнул с себя паутину воспоминаний. Мартин Боммер по-прежнему расхаживал по кабинету и что-то бормотал себе под нос. К своему удивлению, он заметил, что в помещении присутствует ещё один человек. Дон Диего, как ни напрягал память, так и не смог вспомнить, когда тот появился. Среднего роста, неизвестного возраста, в чёрном костюме, облегающим тело… Незнакомец, не представляясь, со стороны наблюдал за ним.

Боммер остановился, и дону Диего пришло в голову, что много лет назад, когда они впервые увидели друг друга, Боммер в такой же позе стоял в кабинете, уставившись в никуда. Дон Диего вспомнил просьбу руководства: «Беречь этого ценного осведомителя и делать всё, чтобы его не рассекретить…»

– Моё предложение по-прежнему в силе, – сказал он, посмотрев на незнакомца и поняв, что главный здесь именно он. – Но, по вашим словам и намёкам я понял, что вы всё ещё сомневаетесь в моей искренности.

– Для нас вы личность, полная загадок, – сказал Боммер, присаживаясь на спинку потёртого кожаного дивана. – Хотя… хотя я очень хорошо помню, что нам приходилось пересекаться с вами.

– Вам приходилось пересекаться не со мной, а с моим братом, Митрофаном Бурматовым, – уточнил дон Диего. – У нас с ним один отец, а матери разные. К тому же я не поддерживал с братом никаких отношений и проживал от него на значительном расстоянии, равно как и от России.

– Знаю, мы проверили это, – вздохнул Боммер, снимая с шеи галстук. – Мы наслышаны о гибели вашего брата и о том огромном состоянии, которое благодаря его смерти свалилось на вашу голову. Мы не поленились и проверили вашу причастность к смерти господина Митрофана, но… Мы убедились, что вы ни при чем.

– Ваше предложение нас заинтересовало, – неожиданно вступил в разговор незнакомец. – Только очень хочется знать, какую цель преследуете лично вы. В чём ваша выгода и ваша заинтересованность?

Дон Диего развёл руками.

– У вас, у немцев, очень хорошая разведка, – сказал он, улыбаясь. – Ваши аналитики самые развитые и успешные в мире.

– И-и-и… что вы этим хотите сказать? – спросил Боммер.

– Я хочу сказать, что вы уже всё знаете обо мне, – польстил им дон Диего. – Хотя… хотя я уже объяснял, что владею обширными землями в Аргентине и готов предоставить их вам в случае необходимости!

– Нам льстит ваше предложение, господин Бурматов, но-о-о… В нём присутствует очень много нюансов, которые хотелось бы уточнить, – сказал незнакомец вкрадчивым голосом.

– Вот именно для того я и рискнул приехать в Германию, – усмехнулся дон Диего. – И ещё… Митрофан Бурматов, мой брат, как известно, погиб. И если вы предпочитаете общаться со мной как с русским, то зовите меня просто Виталием Висковым.

– Хорошо, мы так и сделаем, – заверил его Боммер. – Ещё мы знакомы с причинами, побудившими вас сделать нам столь неожиданное предложение, и всё же… Нам хочется услышать их лично от вас.

Дон Диего на минуту задумался. Оба немца выжидательно уставились на него, не забывая переглядываться друг с другом.

– Ну что ж, – начал он спустя пару минут, – моё состояние, усиленное неожиданным денежным вливанием брата, позволяет мне обратить пристальное внимание на науку. Больше всего меня интересуют медицинские изыскания. У медицины благодаря любой войне большое будущее!

Немцы переглянулись.

– Мы ждём продолжения вашей мысли, – заявил Боммер.

– Хорошо, – пожал дон Диего плечами. – Война всегда давала и даёт возможность для экспериментов над человеческим материалом. И лишь во время войны совершаются те открытия, которые в мирное время совершить невозможно. Так вот, войны когда-нибудь заканчиваются и… Чья сторона одержит победу, предсказать невозможно. Я предлагаю, в случае поражения Германии, германской медицинской науке перебазироваться в Аргентину! А что? Страна мирная, и там спокойно можно продолжать любые работы.

– Эксперименты на людях, вы хотели сказать? – усмехнулся незнакомец.

– Именно так, – кивнул дон Диего. – Я закуплю оборудование, в живописном месте построю комплекс лабораторий и центров!

– Но с чего вы взяли, что у нас возникнет необходимость в ваших услугах? – усмехнулся Боммер, глянув на незнакомца. – Германские войска поставили всю Европу на колени, генерал Роммель успешно завоёвывает Африку, а что касается России… Большевистская страна трещит по швам и скоро лопнет!

– Я буду этому только рад, – расцвёл «радостной» улыбкой дон Диего. – Но все же подумайте над моим предложением. Мало ли что может случиться в изменчивом мире?!

Немцы переглянулись и отошли к окну. Повернувшись к дону Диего, Мартин Боммер «огласил вердикт»:

– Своё решение мы скажем завтра, господин Висков. А пока отдыхайте и ни в чём себя не ограничивайте. О своей безопасности тоже не беспокойтесь: здесь, в Дахау, вы под надёжной защитой…

* * *

– Поздравляю, вы произвели на него потрясающее впечатление, господин Висков, – сказал Мартин Боммер, держа в руках чашку кофе. – Я никогда не видел доктора таким весёлым и полным надежд!

– Мне приятно это слышать, господин Боммер, – слегка кивнул дон Диего. – А как лично вы относитесь к моему предложению, которое одобрил доктор…

– Доктор Рашер, – уточнил Боммер. – Что же касается меня, то… Я тоже обрёл ясность мысли и понял, что пора задуматься над тем, как изменить свою жизнь и, в случае чего, быстро и правильно выбрать «путь истинный».

– Вы правда так считаете? – удивился дон Диего.

– Если бы я так не считал, то вы давно уже были бы узником концлагеря, а не гостем, – усмехнулся Боммер. – Я помню ваше участие в моей судьбе когда-то давно, в Сибири. Я был ссыльный революционер, а вы… – он сузил глаза. – Простите, я был неточен. Не вы, а ваш брат Митрофан, во многом помог мне. Я помогал Митрофану, а он мне. Так вот, получив ваше предложение, доктор Рашер засомневался, хотя и оценил его актуальность. А я убедил принять его. Германия на пределе, и это видит сейчас каждый здравомыслящий человек, и Гитлеру никогда не справиться с Россией! А ваше предложение, если оно так же искренне, как ваше лицо, которое я сейчас разглядываю, – это выход из тупика. И я его приветствую!

– С вашей стороны, было бы опрометчиво не принять его, – согласился дон Диего. – Ваши эксперименты с военнопленными я конечно же, как и большинство людей мира, считаю неприемлемыми, но… Раз уж остановить их я не в состоянии, то вынужден только смириться!

– Приятно разговаривать с умным человеком, – вздохнул Боммер. – Всё у вас хорошо и гладко! Вы даже рискнули лично приехать в Германию в такое-то время! Вот только мне не понятно, почему вы устроили взрыв своих судов в порту Ростока? В отличие от других мне не верится, что эта акция произошла без вашего участия.

– Я не знаю, о чём вы изволите говорить, – бесстрастно ответил дон Диего. – Вы не доверяете мне, и меня это не удивляет. Но если я совершил такую крупномасштабную диверсию, то почему, как вы правильно заметили, всё ещё не узник концлагеря?

Прежде чем ответить, Боммер провёл в задумчивости несколько долгих минут.

– Ладно, я знаком с твоей сказкой про белого бычка, – прознёс он наконец. – Для чего ты подставил Быстрицкого, допытываться не стану. Но-о-о… Один вопрос всё-таки интересует меня. Насколько ты честен с нами, делая своё предложение? Извини, но я поручился за тебя перед доктором Рашером и… И теперь мучаюсь сомнениями, правильно ли поступил.

Выслушав его, дон Диего задумался.

– Ваши сомнения будем сглаживать подписанием бумаг, – вновь заговорил он. – Все бумаги, с подписями и печатями, становятся документами. Можно нарушить слово, но не письменный договор. А договор составим так, что его нарушить будет себе дороже. Разве вы не можете представить себе, что мы заключим с вами взаимовыгодный союз?

– Жизнь научила меня верить только себе, фактам и своей интуиции. И иногда случается, что попадаю впросак, несмотря на весь свой опыт! – усмехнулся Боммер. – Если бы я, например, сказал, что предлагаю тебе довериться мне и согласиться с моим предложением? Как бы ты тогда поступил, господин Висков?

Дон Диего в растерянности закусил губу.

– Я как-то не задумывался над этим, – пожал он плечами. – Я собирался сделать вам своё предложение и не рассчитывал на встречное. Однако кое-что вы упустили. Например, что будет с вами, если конец войны застанет вас на стороне побежденных? И имеется ли иной способ изменить вашу судьбу?

– Вот эти обстоятельства и заставили меня задуматься, – ответил Боммер. – Подчёркиваю, что я не член нацистской партии и никогда им не был. Считайте меня гражданином мира, если хотите, но никак не фашистом и не сочувствующим им!

Вернувшись в гостиницу, дон Диего разделся и зашёл в душ. Тёплая вода приятно ласкала тело, и он в полудрёме закрыл глаза. Невольно вспомнилась беседа с Боммером, и торжествующая улыбка скользнула по губам.

«Пока идёт всё так, как задумано, – подумал он. – Однако расслабляться не надо. Удача может изменить в любую минуту и… Следует держать ухо востро!»

17

Вот уже двое суток Кузьма Малов, вместе с другими военнопленными, вывезенными с завода, содержались в концлагере Дахау. Темнота в бараке, окна которого были закрыты деревянными щитами, угнетала. Люди мучились от голода, холода и неизвестности.

– Почему нас держат здесь, а не распределяют по баракам? – спросил кто-то.

– Наверное, решают, как лучше умертвить, – предположил его сосед. – Нас привезли в Дахау, и этим всё сказано…

В бараке зависла пугающая, напряжённая тишина. Согревшись от подпиравших его со всех сторон тел, Кузьма задремал.

Время шло. Он проснулся в полном мраке от того, что закашлялся.

«Всё, воспаления лёгких не избежать, – подумал он с внутренней усмешкой обречённого и тут же добавил: – Если меня раньше не умертвят каким-нибудь другим зверским способом…

Чёрт возьми, ну почему смерть никак не заберёт меня? Я бы с радостью сейчас хоть в небеса душой вознёсся, хоть в ад кромешный провалился…»

– Эй, кузнец? – прозвучал слева голос соседа. – Как думаешь, на кой нас сюда привезли? Хотели бы убить, то и на заводе могли бы.

– И по дороге могли, да не убили, – Кузьма старался говорить спокойно и убедительно. – Для чего мы им понадобились, предположить не берусь, но-о-о…

– Тогда почему в Дахау нас привезли? – подал голос ещё кто-то. – Здесь что, успели истребить всех, «подлежащих ликвидации»?

– Всех не могли, – вздохнул Кузьма. – Слишком много сюда привозят. А нас… Даже предпологать не хочу, почему мы здесь оказались…

Кузьма пытался говорить спокойно и убедительно, но голос его звучал напряжённо и даже озлобленно.

– Чего головы ломаете, товарищи! – прозвучал пронзительный выкрик. – Не сегодня так завтра, не завтра так послезавтра… Здесь, в Дахау, или в другом подобном месте нас всех уничтожат! Сначала нам повезло, на завод попали, но всё хорошее скоротечно…

Томящиеся в ожидании своей участи военнопленные вдруг заговорили все разом. Большинство россказней было слухами и домыслами.

За дверями послышалось какое-то движение, и все замолчали. «Что это? – подумал Кузьма. – Сейчас будет ответ на все волнующие нас вопросы?»

В бараке зажёгся свет, открылись двери, и вошли несколько немцев. Завидя их, пленные сначала замерли, жмурясь, а потом всполошились, увидев, что им принесли еду.

* * *

Изголодавшимся за двое суток людям скудный лагерный обед показался царским пиром. Ещё бы, каждому выдали полфунта хлеба, по литру жидкого супа с картошкой и «немецким салом» (так назывались кубики брюквы или кольраби) и мелко нарубленными кусочками мяса. Кроме того, им выдали по кусочку сыра, колбасы и по две столовых ложки повидла!

«Чего это с ними? – думал Кузьма, поглощая пищу. – Чего это немцы так расщедрились? Видимо, наше уничтожение откладывается? Но для чего им понадобились наши жизни?..»

В полдень всех вывели из барака и приказали строиться. Рядом уже тарахтели двигатели грузовиков, на которых их привезли в Дахау, и тут же дожидались построения несколько офицеров-эсэсовцев. Сзади стояли двое в гражданской одежде, которых Кузьма раньше не видел.

Людей построили в две шеренги, пересчитали, после чего устроили перекличку. «Счастливчики» выходили из строя, запрыгивали в кузов и усаживались на скамейки. Когда зачитали имя и фамилию Кузьмы – Юрий Васильев, он тоже вышел из шеренги.

Один из «штатских» вдруг повёл себя странным образом.

– Эй, Васильев! – позвал он Кузьму и пошёл к нему навстречу.

Не обращая внимания на удивлённые возгласы эсэсовцев, незнакомец подошёл к остановившемуся Кузьме и взволнованно прошептал:

– Малов? Кузьма Прохорович? Чёрт меня раздери, если не ты это.

Узнав голос, Кузьма вздрогнул. Он смешался, впервые за долгое время, услышав свое настоящее имя. А когда, присмотревшись, узнал лицо стоявшего перед ним человека, едва удержался от падения на вдруг ослабевших ногах…

* * *

Дон Диего проснулся в хорошем настроении. Ещё четверть часа он нежился в постели, перебирая в уме всё, что произошло накануне, а потом выбрался из-под тёплого одеяла.

«Ну вот, кажется, всё идёт так, как задумано! – думал он. – Если немцы не лукавят, то они заглотили наживку и теперь у меня в кармане!»

Он глубоко вздохнул. Мысль, что затеянная им опасная игра пока не даёт промахов, возбуждала его и радовала. Умывшись, побрившись и одевшись, он вышел из ванной.

Дон Диего приехал в Германию под именем влиятельного бизнесмена и гражданина Колумбии. Ему нечего было опасаться, едва ли гестапо было известно об его намерениях.

Вошёл Боммер. Он выглядел весёлым и довольным. Переступив порог и прикрыв за собой дверь, он сразу же поинтересовался:

– Как ваше самочуствие, господин де Беррио?

– О-о-о, я чувствую себя великолепно! – ответил дон Диего с улыбкой. – Никогда бы не подумал, что на территории концлагеря может быть такая комфортная гостиница!

– Тогда я вас приглашаю на завтрак в столовую, – предложил Боммер. – Позавтракаем вместе, а потом обсудим наши дальнейшие действия.

– А удобно ли обсуждать важные дела в столовой? – удивился дон Диего. – Мне кажется, что наши дела мы должны обсуждать в более укромном месте.

– Так и будет, не сомневайтесь, – заверил его Боммер. – Доктор Рашер уже ждёт нас в своём кабинете.

– Он ознакомился с текстом договора и одобрил его? – поинтересовался с надеждой дон Диего, но Боммер вместо ответа лишь ухмыльнулся.

– Ты давай не заморачивайся на этот счёт, – сказал он спустя минуту. – Твоё предложение – просто дар судьбы! Доктор собирается обсудить лишь проблему, которая его немного беспокоит.

– И что его может беспокоить? – занервничал дон Диего.

– Его беспокоят гарантии, – вздохнул Боммер. – Он хочет поинтересоваться, какие ты можешь дать нам гарантии, что не будет никаких осечек или форсмажорных ситуаций.

– Э-э-э, да это вопрос второстепенный, – хмыкнул с облегчением дон Диего. – Всю ответственность за ваш переезд в Аргентину я целиком и полностью беру на себя!

– Тогда попытайся убедить в этом доктора, – сузил глаза Боммер. – Скажу сразу, придётся очень постараться…

В столовой обедали молча, перебрасываясь короткими, ничего не значащими фразами. Выйдя из столовой, они говорили по-русски и тихо, стараясь не привлекать к себе внимания. Дон Диего возлагал на разговор с доктором Рашером большие надежды. Он должен был убедить его дать согласие любым способом, иначе не добиться успеха своему «предприятию».

Доктор поджидал их в своём кабинете, поглядывая на часы.

– Ну вот мы и пришли, – сказал Боммер, открывая дверь и пропуская дона Диего впереди себя.

«Господи, помоги, – подумал тот, переступая порог. – Не оставь меня без своей защиты и помощи, Господи!»

Встреча была сдержанной: скупые улыбки, осторожные рукопожатия. Доктор наполнил три рюмки коньяком и сказал:

– За наше взаимопонимание и успешное сотрудничество, господа, хотя… Хотя договор, который я внимательно изучил, не совсем меня устраивает!

– Вот как? И чем именно? – всполошился дон Диего.

– Я не смогу сохранить его в тайне, – вздохнул доктор. – И… Честно говоря, я не знаю, как преподнести его рейхсфюреру Гиммлеру. Как мотивировать его целесообразность, не имею представления! Как мне убедить рейхсфюрера в необходимости переезда в Аргентину немецкой науки, когда Германия ведёт успешные боевые действия как в Европе, Африке, так и на Востоке?

– Я готов помочь вам в этом, – вызвался Мартин. – У меня уже есть на этот счёт кое-какие соображения.

Рашер с подозрением покосился на него, но Боммер, улыбнувшись, добавил:

– Это будет несложно сделать, господин доктор. Сошлёмся на необходимость смены обстановки для улучшения производительности экспериментов. Достаточно?

– Может быть, – пожал плечами доктор. – Вот только реакцию рейхсфюрера предсказать нельзя. – С его лица сползла улыбка, голос сделался твёрдым, а тон повелительным. – Если я подпишу такой договор без одобрения рейхсфюрера, то можно ожидать непредсказуемых, негативных последствий!

Они выпили. Поставив рюмку, доктор обратился к дону Диего:

– А если сразу не получится убедить рейхсфюрера, что собираетесь делать?

– Да ничего, – развёл руками, внутренне содрогаясь, дон Диего. – Вы упустите возможность уехать в безопасное место и в комфорте продолжить свои изыскания. Это только кажется, что у вас в Германии всё хорошо. А я, по совести говоря, давно уже собираюсь уехать из воюющей Европы. Я просто изнемогаю от желания вырваться отсюда!

Доктор усмехнулся, а Боммер сказал:

– Отлично! Но сделать ты это сможешь не раньше, чем получишь разрешение. А пока побудешь моим гостем! Уезжаем уже сегодня, не возражаешь?

На лице дона Диего обозначилось кислое выражение.

– А разве я имею право возражать? – пожал он плечами.

– Имеешь, но бесполезно, – усмехнулся Боммер, поднимаясь со стула. – Пока погостишь в одном тихом местечке, в прекрасном средневековом замке, и… Что будет дальше, будет видно. Пока могу пообещать, что мы тебя не обидим!

* * *

Кузьма смотрел на стоявшего перед ним человека как на чудо.

– Называй меня Виталием Висковым, – тихо предупредил его мужчина. – Мы были знакомы раньше. Ты удивляешься, что меня здесь видишь?

– Трудновато не удивляться, – ответил Кузьма взволнованно. – А меня называй полковником Васильевым. Зовут меня Юрий Алексеевич, так я здесь числюсь по документам…

Дон Диего порывисто взял Кузьму за руку и, не обращая внимания на удивлённые лица эсэсовцев, отвёл его в сторону, чтобы не мешать посадке военнопленных в грузовик.

Он окинул Малова цепким взглядом: сумрачное, озабоченное лицо, хмурый взгляд, лагерная роба…

– Я тебя тоже с трудом узнал, – заговорил он тихо. – Постарел… Изменился до неузнаваемости. Значит, пришлось хлебнуть лиха?

– Не мне одному выпала доля такая, – вздохнул Кузьма. – Я и в окружении побывал, и… В бою побывал и сам не помню, как в лагере очутился. Шинель погибшего полковника была на мне, и…

– Всё, молчи, – сказал дон Диего, глянув на эсэсовцев, которые молча наблюдали за их встречей. – Судя по всему, мы в одну сторону едем. Теперь мы вместе, и это хорошо. Доверься мне, и всё будет как надо!