Текст книги "На пороге великой смуты"

Глава 10

Выслушивать оправдания Баркова на улице, на виду не в меру любопытных казаков и казачек, для Жаклин было нелепо. Поэтому она пошла по тропинке в сторону реки, и капитан, тем самым добившись своего, увязался за ней следом.

– Жаклин, позвольте проводить вас? – попросил он, пытаясь взять её за локоть.

– Благодарю вас, Александр Васильевич, это излишне – мне ведь осталось «насладиться» вашим обществом совсем недолго.

– Но должно ли оно быть недолгим? Должно ли оно…

– Да! – перебила его Жаклин. – Очень недолгим, месье, с вашего «разрешения».

– Я надеялся, Жаклин. Я надеялся…

– Прошу вас, Александр Васильевич, если это имеет отношение ко мне, то не надейтесь. Прошу вас! Я не знаю, и мне незачем знать, о какой надежде вы говорите. Вы сделали всё, чтобы разочаровать меня, и наше, будем считать, шапочное знакомство таковым и останется. Прощу вас ограничиться этим. Нам, во всяком случае, больше не для чего ссориться.

Жаклин, бесспорно, держалась с капитаном Барковым весьма презрительно, и он это чувствовал. Вот и сейчас она отвергла его раскаяние и одновременно дала понять ему, что его фамильярность дерзка.

Барков начинал сердиться. Жаклин, по его мнению, держалась чересчур надменно и говорила с ним слишком высокомерно. Она явно не понимала, что всё ещё жива и на свободе только благодаря его опеке. Капитан подумал ответить ей так же высокомерно, но…

– Это не по-людски, – сказал он. – И не по-христиански, если хотите. Да что вы так взбеленились на меня? За то, что я одну только ночь провёл вдали от вас, с друзьями за картами? – Тут он сделал паузу, но Жаклин продолжала идти вперёд размеренным шагом и молчала.

– Послушайте, Жаклин, – обратился Барков к ней вновь. – Вы же знаете, что я вас обожаю! В моей душе только два желания – быть любимым вами и уехать отсюда подальше, в безопасное для нас обоих место.

Жаклин больше не собиралась поддерживать с Барковым никаких отношений. Но раз уж она была не в состоянии отделаться от навязчивости капитана, то решила молча выслушать его до конца.

– Ах, Жаклин! – продолжал он так, словно, раз решившись произнести её имя, не мог уже остановиться. – Только не злитесь на меня! Обещаю, что уже скоро мы без сожаления покинем это захолустье!

– Александр Васильевич, вам не надоело унижаться передо мной, хотя вы видите, что, кроме раздражения, не вызываете во мне никаких чувств?

– О-о-о, Жаклин, но не будьте так холодны и жестоки ко мне. – Он попытался обнять её за талию. Это потребовало немалой ловкости, так как до этого момента Жаклин удавалось держаться от него на расстоянии. Теперь они находились на берегу величественного Яика, скрытые от людей густыми зарослями, и капитан Барков счёл, что в этом уединении пора доказать делом ту любовь, которую до сих пор он выражал только словами.

Пощёчина, которую Александр Васильевич получил от Жаклин, буквально пригвоздила его к месту. Он покраснел и уставился на неё немигающим взглядом.

А Жаклин… Едва дело было сделано, как она поняла, что переступила в отношении капитана все правила приличия, и многое дала бы, чтобы взять пощёчину назад. Она так расстроилась от своей опрометчивости, что чуть было не попросила у него прощения. Но тут же почувствовала непреодолимое желание убежать, которому и подчинилась.

– Я никогда, никогда, больше не обмолвлюсь с вами ни единым словом! – воскликнула она, задыхаясь от обуревавших её чувств, повернулась и побежала обратно, в сторону дома.

Барков остался на лесной тропинке. Его щека горела от соприкосновения с её, как оказалось, тяжёлой ладошкой. Он стоял, всё больше багровея от ярости и не зная, что делать. С каким наслаждением Барков бы…

Так капитан простоял в лесу около четверти часа. Бог сжалился над ним: ничьи любопытные глаза не наблюдали его позора. По телу Баркова пробежала дрожь, он собрался с силами и медленно побрал не в посёлок, как Жаклин, а вдоль берега Яика, надеясь трезво оценить создавшуюся тупиковую ситуацию и наметить пути выхода.

* * *

Жаклин возвращалась из леса в посёлок. За время пути она подумала обо всём, только ещё не выбрала способ побега. Ей хотелось уехать, а способ, день и час бегства из Оренбурга казались ей несущественными подробностями. Она подумала о реке, о лодке, об экипаже, просто об осёдланном коне. И то, и другое, и третье подходило одинаково. Завтра или послезавтра, утром, днём или ночью – это уже не так важно. Важно, что она уедет далеко отсюда. Она была так уверена в этом, так сжилась с этой мыслью, что даже удивлялась тому, что всё ещё не уехала из города, что всё ещё гуляет по Форштадту, пьёт опротивевшее молоко. Она заметила, что её вовсе не смущают все тяготы предстоящего пути, не пугает возможная встреча с разбойниками.

Солнце замерло в зените, весна была в самом разгаре, от тепла Жаклин покрылась испариной. Она шла просто так, ни о чём больше не думая, наслаждаясь тёплым ясным днём. Душу её заполнили безмятежный покой и даже какое-то умиление. Жаклин переживала миг самозабвения, вся растворяясь в прелестях природы, а для непростых и сложных натур, как у неё, это, пожалуй, минуты наивысшего счастья.

Она приближалась к посёлку. Мимо неё проскакали два паренька, которые как зачарованные пялились на красивую женщину, разгуливающую без сопровождения. Жаклин вдруг увидела впереди себя рослого красивого казака. Он лихо подкрутил кончики пышных усов, выпятил грудь и поздоровался с ней. Она узнала Ерофея Пегова, который жил по соседству и иногда помогал хозяйке. Он шёл ей навстречу, ведя коня на поводу.

– Что, гуляете, барыня?

– Да, – ответила она кокетливо, – а вы?

– А я вот коня искупать веду.

– Так вода в реке ещё холодная.

– А мне нипочём сеё.

Он добродушно рассмеялся:

– Вот нашёл об чём лясы точить с барынькой, башка дурья! Какое вам дело, в какой водице я купаться обвык!

– Почему вы так говорите? – возразила лукаво она. – Мне даже интересно было узнать, что казаки коней в реке купают!

Но завязавшемуся разговору не суждено было закончиться. Со стороны леса послышался пронзительный свист, и небольшой отряд всадников показался на тропе.

– О Господи, киргизы, мать иху! – воскликнул мгновенно побледневший казак и тут же вскочил на спину своего коня. – Прячься в кусты, барыня, а не то…

Он не договорил и, развернув коня, пришпорил его бока голыми пятками. Не успела Жаклин опомниться и упасть в кусты, как сабарманы оказались рядом.

– Хватай её! – крикнул один из них, и в считаные секунды она оказалась на коне впереди крепко прижимавшего её к себе всадника.

Со свистом и гиканьем сабарманы развернули лошадей и умчались в лес. Когда к отходящей от шока Жаклин вернулась способность соображать, разбойники были уже далеко от стен города.

* * *

Отряд сабарманов оказался не так уж и мал, как думала потрясённая случившимся Жаклин. Во время бешеной скачки по степи к ним присоединялись более мелкие группы. Когда вожак дал команду остановиться на отдых, их отряд увеличился до пятидесяти человек, если не считать пленных.

Вожак поочерёдно обошёл захваченных женщин, девушек, детей. Следовавшие за ним разбойники тут же связывали пленным руки.

– Молчать, не жаловаться, пить, есть не просить, – приказал вожак. – Кто ослушается, тут же убью и брошу на съедение волкам в степи!

Разбойники отошли в сторону и принялись за еду.

Пленники постепенно очнулись и заговорили. Они сетовали на свою судьбу, оплакивали свалившееся на них несчастье. Голоса их постепенно становились громче, но сдвинуться с места никто не смел.

Прошло полчаса. Сабарманы, насытившись, снова обратили внимание на пленников. Они рассаживали пленников по двое-трое на каждого коня. Под конскими животами им крепко связывали ноги волосяными арканами.

Вожак вставил в рот два пальца и свистнул. Это был сигнал сторожевым, посланным, чтобы следить за возможным появлением погони.

Если бы рядом появился казачий отряд, это сорвало бы охоту за людьми. Казаки – опасные противники: они были храбры, стремительны и хорошо вооружены.

Вторая половина дня была так же проведена в бешеной скачке. Лишь вечером вожак отдал приказ ко второму привалу. Коней напоили в маленьком ручье, стреножили и отпустили пастись под присмотром двух разбойников. Остальные стали располагаться ко сну.

Но прежде чем лечь спать, сабарманы разложили костры и принялись жарить мясо.

Пленных загнали в неглубокий овражек. Их связали по пять человек и свалили на землю. Пока сабарманы поглощали жареные куски мяса и бараньего сала так, что раздувались их животы, о захваченных людях никто не вспомнил.

О них позаботился лишь приставленный для охраны воин. Он принёс им то, что посмел взять, – бурдюк с водой и заплесневевшие просяные лепёшки. И если бы он не сделал этого, многие не пережили бы следующего дня.

Отошедший к пирующим сабарманам стражник вскоре вернулся. Он остановился возле Жаклин:

– Тебя хочет видеть Рахим.

Она ответила не сразу. В первый раз за всё время, прошедшее с её похищения, Жаклин подняла глаза, в первый раз из её измученной груди вырвался болезненный, дрожащий вздох. Жаклин чувствовала себя покинутой богом и людьми, одинокой в чуждом ей мире. Словно ища поддержки, она взглянула на пленников, лежащих на дне овражка.

Вожак сабарманов, седобородый, почтенного вида воин произнёс грозно, хмельным от большого количества выпитого вина голосом:

– Эта девка хороша собою. Её можно будет продать за большие деньги!

Жаклин стояла молча, понурив голову. Убедившись, что она собирается молчать и дальше, вожак подозвал одного из разбойников и, пьяно ухмыльнувшись, сказал:

– Акылбек, помоги девке раздеться. Хочу поглядеть, как она выглядит без казачьего тряпья на своём теле!

– Если вы тронете меня, то сильно пожалеете! – воскликнула Жаклин, которую возмутила и встряхнула чудовищная прихоть грязного разбойника. – Я французская подданная, дворянка и…

– Ты молода, красива, строптива и совсем не похожа на дворянку! – сказал вожак почти ласково. Пленница, видимо, ему понравилась. – Известно ли тебе, что король Франции далеко, а я вот он… рядышком! Теперь я твой господин, а ты рабыня. Я могу тебя продать, подарить или даже убить, если наскучишь! Ты же не хочешь умереть, правда?

– Если на то пошло, уж лучше умереть! – ответила Жаклин с показной небрежностью. – Я никогда не была и не буду рабыней, а вы ещё сильно пожалеете за моё похищение! И не надейтесь, что король Франции далеко. У него руки настолько длинные, что, при желании, дотянутся и досюда!

– Ты и правда думаешь, что король французов настолько глуп, что ринется сюда спасать какую-то свою подданную? – расхохотался развеселившийся Рахим. – Вот уморила. Даже если он пришлёт за тобою целое войско, то оно не принесёт тебе пользы! Мы сегодня здесь, а завтра там. А люди мы вольные, и дорог у нас много!

– Все вы грязные подонки и ничтожества! – вспылила Жаклин, гордо вскинув голову. – Всё, на что вы способны, так это воровать беззащитных женщин и детей! Будь я мужчиной. Я бы… я бы…

– Наверное, ты бы изрубила нас в куски! – усмехнулся, продолжив за неё, вожак. – Наверное, нам всем надо поблагодарить Аллаха, что ты не мужчина, а женщина-казачка. Красивая казачка, а не казак! И тебя можно будет дорого продать на невольничьем рынке в благословенной Хиве!

– Меня?! Продать?! – ужаснулась Жаклин. – Ну нет! Вам это с рук не сойдёт! Вы ещё меня не знаете!

– А ты, оказывается, не только красива, горда и высокомерна, как настоящая дворянка, но и большая затейница и шутница, – многообещающе улыбнулся Рахим. – Будем надеяться, что, пока отвезём тебя на рынок, ты нас ещё немало позабавишь. Вяжите её.

Разбойники набросились на Жаклин.

– Неужели вы посмеете меня связать? – закричала она. – Я же женщина и не могу сбежать от вас в этой дикой глуши?

– Мы тебя связываем не из-за страха за побег, а за твою строптивость! – охотно объяснил свои действия вожак. – А если не прикусишь свой язык, то я тебе его отрежу!

Затем он приказал привести к нему несколько пленных мужчин. Разбойники спешно исполнили его повеление. Пока пленники стояли перед вожаком, со страхом ожидая своей участи, Рахим обратился к ним с несколькими назидательными словами и под конец велел запомнить, что всех, кто не будет покорно терпеть задуманную им порку, привяжут арканами к сёдлам лошадей и будут таскать по степи.

Избиение должно было вот-вот начаться. Но к Рахиму подошёл малозаметный среди себе подобных сабарман и спокойным трезвым голосом сказал:

– Напрасно ты это затеял, Рахим! Албасты будет недоволен твоим поступком!

– Я хочу их научить уму-разуму, – сердито огрызнулся вожак. – А ещё для устрашения, чтобы не смели больше считать себя людьми свободными!

– Но рабы должны хорошо выглядеть перед покупателями, – возразил сабарман, который стоял перед главарём и смело смотрел в его пьяное лицо. – Вспомни, Рахим, Албасты велел хорошо обращаться с пленниками, иначе он обещал покарать за «порчу товара»!

Жаклин смотрела на храброго воина, осмелившегося высказать своё мнение злобному и вдобавок ко всему пьяному главарю.

– Ах ты байгуш! – гневно воскликнул Рахим. – Уж я покажу тебе, как мне перечить! Свяжите его!

Опальный разбойник побледнел; он, видимо, понял, что зашёл слишком далеко. Но не стал защищаться, а покорно склонил голову и протянул для верёвок свои руки.

– Рахим! Рахим! – вздохнул он. – Не навлекай беду на себя! Албасты…

– Да кто он такой! – заорал на всю степь разозлившийся вожак. – Я знал только одного Албасты, и тот подох! А этот… Этот самозванец, который сам себя назвал именем покойного и теперь…

Пленных вернули обратно в овражек, а дерзкого сабармана подготовили к предстоящей порке.

Его избивали камчой долго, очень долго. Он отчаянно кричал, подскакивал, прыгал с ноги на ногу, падал навзничь на землю, снова вскакивал, а хлёсткие удары всё обрушивались на его спину, оставляя на ней кровавые рубцы.

Наконец, когда избиваемый совсем ослабел, довольно ухмыляющийся вожак приказал прекратить порку.

– Ну что? – спросил он. – Помог тебе Албасты? Если я захочу, то…

Но не успел Рахим окончить свою фразу, как у него за спиной поднялся шум. Из темноты вынырнул отряд из десяти всадников, которые проскакали к центру стоянки и осадили разгорячённых коней.

– Албасты! – одним разом выдохнули сабарманы. – О Аллах, что же его привело сюда посреди ночи?

Всадник, которого разбойники называли страшным словом Албасты, легко соскочил с коня, небрежно бросил уздечку подбежавшему сабарману и подошёл к мгновенно вскочившему на ноги и протрезвевшему Рахиму.

Взгляд Жаклин застыл на фигуре Албасты, которая показалась ей знакомой. Сначала она вздрогнула, потом засияла неописуемой радостью. Перед трясущимся Рахимом, возвышаясь на целую голову, стоял Садык. Отблески костра позволили Жаклин достаточно хорошо разглядеть своего бывшего слугу. Щёки у него ввалились, глаза запали, лицо было неподвижно, как у мертвеца, а черты искажены. Это был уже не прежний гордый, своенравный и жизнестойкий Садык, а, видимо, придавленный судьбой человек, измученный болезнью и душевными муками!

– Кто она такая? – почувствовав взгляд, резко обернулся Албасты.

– Она не называет своего имени, – угрюмо ответил Рахим. – Мы её у Форштадта сцапали. Я как раз собирался тебе её подарить!

– Пусть она подойдёт ко мне.

Рахим сам поспешил к Жаклин, взял её за руку и, заискивающе улыбаясь, потянул за собой к ожидавшему у костра грозному Албасты.

– Быть не может! Кто бы мог подумать! Глазам своим не верю! – восторженно воскликнул тот. – Сама Жаклин де Шаруэ стоит передо мною в этом неприглядном месте!

Жаклин всхлипнула, но ничего не сказала.

– Чем объяснить такую великую честь, что сама…

– Ты бросил меня, обманул и скрылся, негодяй, – сказала хриплым от волнения голосом Жаклин. – А сюда я пришла не по своей воле. Твои разбойники похитили меня.

– Мои воины поступили так, как и должны были поступить, – невесело усмехнулся Нага. – А тебя Всевышний послал им в руки, чтобы они привезли ко мне!

– Эта пленница говорила, что она подданная французского короля, – вмешался Рахим, надеясь, что встреча Албасты с женщиной отведёт от него беду за пьяные высказывания.

– Она не солгала, – не глядя на него, ответил Нага. – А ты отойди и придумай себе наказание, пёс. Я как только объяснюсь со своей «гостьей», так сразу займусь твоей шкурой, образина чёртова!

Нага посмотрел в залитые слезами глаза Жаклин.

– Теперь ты целиком принадлежишь мне, Чертовка! – хмыкнул он. – А вот рабыней или любовницей, я подумаю.

– Нет! И тысячу раз нет! – громким криком вырвалось из уст Жаклин. И если бы было светло, все бы увидели, как мертвенная бледность покрыла её лицо, она пошатнулась и упала, лишившись чувств.

Вокруг поднялся шум и говор. Жаклин быстро пришла в себя и встала на ноги без посторонней помощи.

Албасты вынужден был, пожав плечами и нахмурившись, объявить своим сабарманам, что пора собираться в путь к основному стойбищу. А Жаклин он велел не связывать, а везти бережно и с почтением.

Глава 11

Наступившая весна пробудила от «спячки» разбойничий лагерь. Нага, стремясь героизмом покрыть вынужденное бездействие, без разбора грабил зачастившие в Оренбург караваны как истинный злой дух – Албасты!

Умирая от скуки, в зимние месяцы он коротал дни и ночи в компании с опиумом. Нага всё больше углублялся в себя, в свои мрачные думы и с каждым разом всё увеличивал дозу опиума, чтобы забыться хоть на время и угомонить свою кипящую внутри злобу. Но сабарманов держал в строгости. Его обнаглевшая банда наводила такой ужас на караванщиков и оренбуржцев, что те не решались без особой нужды высовываться за городские ворота. Подстерегали сабарманы купцов на важных направлениях, связывающих Оренбург с другими городами, чем наносили большой урон благополучию города.

Жаловались на распоясавшегося Албасты и жители губернских городков и селений, когда его люди угоняли из леса или степи пасущихся лошадей, а также овец, коров и коз.

Имя Албасты наводило ужас на всех, но лавры и могущество вовсе не радовали Нагу. Ему хотелось только одного – вернуть деньги отца и уехать подальше от России. Коротая зимние дни и ночи, он не только размышлял о деньгах, но и кое-что предпринял, чтобы вернуть их себе. Нападение на умёт и предательство Калыка не принесли желаемого результата. Его бывший раб сговорился с Аминой, и Наге чудом удалось остаться в живых.

Однако он не собирался успокаиваться на этом. Неудача не сломила его, а наоборот, заставила отнестись к возврату денег более ответственно и осторожно. И он решил действовать по-другому, а именно…

Однажды с сабарманом Салимом он решил вернуться к умёту Амины. Его одолевало любопытство. Наге хотелось узнать, вернулись ли на руины своих домов прятавшиеся в лесу люди.

Ему несказанно повезло. Он выследил в лесу охотника, который возвращался в умёт перегруженный добычей. Осторожно ступая по глубокому снегу, прячась за стволами деревьев, Нага двинулся за ним следом. Охотник подошёл к землянке и свалил на землю добычу. Затем он осмотрелся, снял с плеча ружьё и вошёл внутрь. Смеркалось, но охотник не выходил из жилища. Нага ходил кругом да около, как лисица возле птичника. В нём всё горело. Из землянки доносился неясный говор. Вокруг ни души, заваленный снегом умёт словно вымер. И вдруг Нага явственно услышал.

– Ну что она, что? – спросил кто-то, и Нага с замирающим сердцем узнал голос Архипа.

– Она сказала кому-то, кто был вместе с ней в землянке, что хотит умёт оставить на тебя, – ответил, видимо, охотник. – Сказала, что, дескать, ты именно тот, кто нужон людям. Но та, кто балякала с Айгулькой, казала: «Слава Господу, коли эдак, значит, он останется в посёлке! «Эх, Ляля, – взбрыкнула Айгулька, – он совершенно непредсказуемый. Во как! Архип, дескать, не в обиду будет сказано, упрям и молод!.. Порхает по землице туды-сюды!»

– И что апосля? – спросил Архип озадаченно.

– Я боля ничегошеньки не расслышал, – ответил с явным сожалением охотник. – Они зараз шептаться стали.

– Значит, её гостьей была молоденькая цыганка?

– Не зрил, не знаю. Люди начали слоняться по умёту, и мне пришлося убраться.

Близилась полночь. Несмотря на тёплую одежду, Нага продрог. А когда он уже собрался возвращаться к караулившему его коня Салиму, из землянки вышел Архип и исчез из виду. Нигде ни души, тишина. Внезапно выскочил и охотник, что-то бормоча себе под нос. Из-за тучки выглянула бледная луна. Охотник, увидев свою тень, усмехнулся.

– Я радёшенек тебя зрить! – обратился он к ней. – Весёленький был вечерок нынче, правда? Нынче я опять разозлил Архипа. И как мне было благостно с того! Но обожди, казачок, это ещё не всё! Нет, нет, нет! Хе-хе, ещё не всё! Айгулька должна стать моею, да, моею! Мы даже поделить её не могём! Хи-хи-хи! Она богата, и мне до зарезу нужны еёные денежки!

В это время где-то в лесной глуши завыл волк.

– А ты чего надрываешься, серый? – повернулся лицом к лесу охотник. – Твой вой мне настроения не испохабит, так и знай! И не зли меня, серый, не зли, – и он погрозил кулаком лесу, – не то… не то… я доберусь до тебя со своим ружьишкой! Так али иначе, – обратился он к своей тени, – мы не должны покуда лаяться с Архипом! А когда денежки Айгулькины будут моими… Тогда и до казака черёд дойдёт. Этот проклятущий Архип… чёрт его принёс! Но чёрт его и унесёт! Ха-ха-ха! – захохотал мужик во всё горло. – Я заманю его на охоту, а там… Я стреляю метко! Но покуда ещё рано, ещё рано! Айгулька со своим богатством будет мо…е…е…й, моей! Доб…рой ночи, братец! Доброй ноченьки! – помахав рукой собственной тени, он развернулся, собираясь войти в землянку, но не тут-то было.

– А ну стой, паскудник!

Луна скрылась за тучу. Из-за землянки вышел незнакомец с пистолетом в руке. Он подошёл ближе и коснулся стволом груди оробевшего мужика. Охотник в ужасе перекрестился:

– О Господи. Кто ты, Божий человек?

– Вот здесь ты как раз и ошибаешься, пёс! – ответил напугавший его незнакомец и надавил стволом пистолета ему на грудь. – Я Албасты – злой дух! И ничего хорошего от встречи со мной ожидать тебе не стоит!

– Ты ли это… что умёт с сабарманами спалил? – прошептал испуганно охотник, признав Нагу. – Откель тебя принесло в эдакую пору?

– Из леса. За тобой следом пришёл.

– А чего шёл за мною?

– Вот смерть тебе принёс, – ухмыльнулся Нага. – В бою убить не удалось, после боя тоже. Вот я и решил покарать тебя сегодня, сейчас, немедленно!

Потрясённый охотник умолк, опустив голову. Может, чтобы скрыть слезу? Бог знает!

– Я тожа помню тебя, – промолвил он, пересилив себя, – но я зараз запамятовал, чем мог эдак досадить тебе? Мы даже в бою рыло к рылу с тобою не касались?

– Неужто?

– Ну да!

– А Архип?

– Должно быть он.

– Как тебя зовут? – спросил Нага, продолжая держать охотника в напряжении.

– Степан Шорохов, – ответил тот, весь дрожа. – Но в умёте все зовут меня Чубатый.

– Так вот что, Чубатый, – ухмыльнулся Нага. – Я слышал твои размышления вслух, и они очень огорчили меня.

– Чем? – вздрогнул тот.

– Не тем, что ты собрался убить Архипа. Он мне тоже не нравится, представь себе! А вот золото… Ты, кажется, собрался жениться на Айгуль и вместе с ней присвоить мои деньги?

– Но-о-о…

– Заткнись и слушай. – Нага надавил стволом пистолета на грудь Чубатого и осмотрелся. – Амина, которую вы здесь все зовёте Айгуль, украла моё наследство и спряталась от меня вот в эту дыру, которую вы зовёте умётом. И мне не нравится, что ты так вот просто решил распорядиться моим состоянием!

– Дык ты…

– Да, именно потому я приводил сюда сабарманов, чтобы вернуть свои деньги. Но всё случилось не так, как я задумывал!

– Тогда я здесь при чём? – выдохнул Чубатый. – Не я же умыкнул твои денежки.

– Не ты, – согласился Нага, – но ты поможешь мне их вернуть!

– Кто? Я? – удивился Чубатый. – Но как я это сделаю?

– Узнай у хозяйки, где она хранит своё богатство, – сказал Нага.

– Не можно это. Если бы я прознал, где она хранит свои денежки…

– Тебя бы здесь уже не было, – закончил за него Нага. – Кстати, а как ты приблудился к умёту Амины?

Чубатый нахмурился, затягивая с ответом.

– Ну? Чего заткнулся, козёл безрогий? – рыкнул Нага.

– Вор я и с соляной Илецкой каторги утекалец, – сознался Чубатый под дулом пистолета. – На умёт набрёл случайно, вот и прижился.

– Место хорошее для таких, как ты, – одобрил Нага. – И мыслил ты правильно! Но если ты мне не поможешь, я тебя убью!

– А ежели подсоблю? – поинтересовался Чубатый.

– Отвалю тебе столько денег, что на всю жизнь хватит!

– Неужели их эдак много?

– Даже больше, чем ты думаешь!

Чубатый задумался. Охваченный алчностью, он даже позабыл, что всё ещё находится на волосок от смерти.

– Согласен я, – сказал он наконец. – Но только вот ещё…

– Чего тебе ещё? – спросил Нага, отводя от его груди пистолет.

– Ты подсобишь мне убраться зараз отсюда подальше, чтоб сызнова не загреметь на каторгу?

– Если будешь мне предан и послушен, то помогу, – пообещал Нага. – Уйдём вместе, во Францию. Ты бывал когда-нибудь во Франции, Чубатый?

– Н-нет, – выдохнул взволнованно тот. – А где она?

– Во Франции, – кисло улыбнулся Нага. – Далеко отсюда. Нас там никто искать не будет! – Он посмотрел на Чубатого. – Ну что, теперь о деле?

– Говори, я слухаю, – кивнул тот.

– Как я слышал из твоего разговора с Архипом, Амина ему доверяет?

– Да.

– Они полюбовники?

– Нет! Но… Всё зараз могёт быть!

– Так вот, – продолжил Нага, – ты не лезь к ним. Пускай снюхиваются, а ты молчи, наблюдай. Когда-никогда, но эта сука расскажет или покажет Архипу, где прячет моё золото! И ты должен будешь не пропустить этого момента!

– Но я же не могу быть с Аминой рядышком? – нахмурился озабоченно Чубатый.

– Достаточно того, что ты живёшь бок о бок с Архипом! Не спускай с него глаз, и мы уже скоро будем знать, где спрятано золото!

– Ты эдак думашь? – засомневался Чубатый.

– Я уверен!

Нага затолкал пистолет за пояс под полушубок, собираясь уходить.

– Когда я уйду, к тебе подойдёт человек от меня, Салимом зовут, – сказал он, глядя на Чубатого. – Он представится нищим и несчастным. Ты сделаешь всё, чтобы Амина приютила его в умёте.

– Но для какого ляда он нужон? – нахмурился тот. – Не доверяшь мне, Албасты?

– Ты ещё не сделал ничего такого, чтобы заслужить моё доверие, – вздохнул театрально Нага. – Но ничего. Будешь хорошо себя вести, и мой человек тебе помехой не будет. И ещё, – он воровато осмотрелся и продолжил: – Меня интересует судьба той девушки, с которой Архип явился в ваш чёртов посёлок?

– Дык померла птаха эта! – вздохнул «печально» Чубатый. – Когда вы на умёт навалились, её хозяйка в сани усадила и айда подальше.

– И что, она её мёртвой усадила? – спросил ошарашенный Нага, слегка покривившись от болезненного укола в сердце.

– Не мёртвой, а хворой, – пояснил Чубатый. – Но апосля её больше никто и не видывал. Ильфат не вернулся, что за кучера санями теми правил. А он предан был хозяйке, что пёс! Ильфат по льду речному девку в Оренбург повёз, да, видать, не довёз. Сказывают, что в полынью они зараз с конягой угодили!

– Я им этого не прощу, – матерно выругавшись, процедил сквозь зубы возмущённый Нага.

– Кому? Амине и Архипу? – тут же задал вопрос Чубатый, трусливо поёжившись.

– Им обоим! Загубили девку, скоты. А она…

Он развернулся и, утопая по пояс в снегу, пошагал в лес.

– Счастливый тебе путь, Албасты! – угодливо крикнул ему вслед Чубатый.

– И тебе счастливо оставаться, – бросил Нага, не оборачиваясь. – Только не думай надурить меня, каторжанин. А то и тебя тоже пришибу, кандальник проклятый!

* * *

В этот день, когда сабарманы захватили Жаклин, Нага ожидал встречу с Чубатым на берегу Сакмары. Шёл, вероятно, девятый час утра. Небо было пасмурное, вдоль реки над кустарниками клубился реденький туман. Воздух был по-настоящему весенний, влажный и довольно прохладный. У костра сидел Салим. Ощипывая утку, он до того углубился в своё занятие, что даже не заметил, как Нага подошёл к костру и присел на ствол поваленного дерева.

– Что-то не радует нас сегодня погодка, – сказал он. – Пасмурно и прохладно, как осенью.

– Бр-р-р! Да, да! – поддакнул Салим и как-то очень смешно дёрнулся всем телом, думая не столько о холоде, сколько о чём-то своём.

– Значит, Амина больна и помирать собирается? – спросил Нага, тем самым продолжая ранее прерванный разговор.

– Ты лучше об этом Чубатого пообспроси, Албасты, – ушёл от прямого ответа Салим. – Мне велено за ним приглядывать, что я и делаю. А что в посёлке творится, меня как-то не заботит.

– Тогда обскажи, как ведёт себя Чубатый? – скучая, поинтересовался Нага. – Он не подаёт поводов для моего беспокойства?

– Да нет, не думаю, – пожал плечами Салим, не отрываясь от своего занятия. – Он всё на охоту в лес Архипа сманивает, да не идёт тот. Тогда Чубатый собирается в лес сам. Я жду его неподалёку. Потом я стреляю для него уток, а он ползает на брюхе вокруг умёта, всё за Архипом приглядывает!

– Старается сволочь! – одобрил, скупо улыбнувшись, Нага.

Вдруг где-то вблизи закаркала обеспокоенная ворона, а спустя минуту она пролетела над головами Салима и Албасты.

Нага осторожно поднял голову.

– Чего это она разлеталась? – спросил он. – Может, почуяла падаль какую?

Но ворона улетела, и вокруг снова всё стало спокойно.

И тут над лесом взметнулась целая стая грачей, которые, каркая, закружились над верхушками деревьев.

– Ага! – Салим вскочил. – Вот и Чубатый пожаловал! Пора встречать!

Вскоре из кустов показался тот, которого с нетерпением ожидал Нага, и решительно направился к костру.

– Что, заждались меня, люди «добрые»?

– А что, разве по нам видно? – ухмыльнулся Нага.

– А я поспешал со всех ног. Хотел вот пораньше выйти, да не получилося.

– По тебе видно, – съязвил Салим, отложив утку в сторону. – Аж взмылился, как жеребец.

– Поблизости никого нет? – спросил Чубатый, пропустив издёвку мимо ушей.

– Никого, кроме приблудной вороны и грачей в чаще. – Нага внимательно разглядывал лицо своего осведомителя, пытаясь прочесть на нём, с какими вестями он сегодня пожаловал.

– Они своё дело знают, а нам они не помеха! – противно хихикнул тот.

«Вот зануда, – неприязненно подумал о Чубатом Нага. – Был бы я на месте Архипа, давно бы свернул ему башку!» А вслух он сказал:

– Давай выкладывай, с чем пришёл, и болтай поменьше. Я много вёрст проскакал в седле не для того, чтобы пустобрёхство твоё выслушивать.

– Могу порадовать тя, Албасты, – расцвёл широкой улыбкой Чубатый. – Амина больна. Вот-вот совсем загнётся!

– И чего ты увидел в этом для меня радостного? – нахмурился озадаченно Нага. – Если она помрёт, то и про золото забыть придётся!

– Э-э-э, нет! – замотал головой Чубатый. – Она сейчас Архипушку от себя не отпускает. Он утечь собрался из умёту, да не тут-то было! Она бегом за ним увязалась, слезами заливаясь. Теперя он днюет и ночует подле неё в землянке еёной, значится.