Текст книги "На пороге великой смуты"

Но берег был где-то рядом. Он манил его к себе. Доплыть до него – значит выжить, а другой цели в этот миг у Баркова не было. Не было ничего, кроме мысли о спасении, а иначе и быть не могло!

Глава 25

Внимание Ерофея Хмелёва вдруг привлёк лошадиный топот. Он поднял голову да так и застыл с разинутым ртом, держа в одной руке нож, а в другой неочищенную до конца рыбину. Со стороны степи к умёту приближался большой отряд всадников.

Верховые, ехавшие до того в утренней полудрёме лениво и неохотно, при виде старика вдруг оживились, словно проснулись. Они сорвали с голов шапки и помахали ему.

Люди, завидев въезжающий в умёт большой отряд, начали хватать детей и бежать с ними в лес. Маленький посёлок заволновался, как осиное гнездо.

Наконец, увидев, что всадники ведут себя мирно и не хватаются за оружие, люди понемногу успокоились. Чем ближе подъезжали верховые, тем чаще умётцы снимали шапки, словно проверяя, хорошо ли они выглядят. Снова надевали их на головы, разглаживали волосы и отряхали одежду.

Всадники были уже совсем близко.

Впереди ехали Иван Кирпичников и Архип; за ними весь отряд казаков, численностью около сотни сабель.

Когда они подъехали, встречающие поклонами поприветствовали гостей. Казаки соскочили с коней и сгрудились перед населением умёта, приветствуя их улыбками и дружескими рукопожатиями.

– Ну, пошто лупитесь, люди! – весело крикнул Архип. – К нам гости пожаловали, а вы мух ртами ловите?

После этого выкрика люди облегчённо вздохнули и разбежались по своим землянкам.

Пока казаки рассёдлывали лошадей, мылись в реке, снимая усталость, жители умёта накрывали поляну и готовили пищу.

На развёрнутые скатерти ставили всё, что было из съестных припасов: лепёшки, варёное и жареное мясо, рыбу. Начался пир. Гости наелись так, что животы их натянулись до последнего предела…

Затем подали чай, заваренный шиповником, липой, мятой и душистой лесной смородиной. Архип сидел рядом с Иваном Кирпичниковым. Одним глазом он наблюдал, как угощают гостей, а другим – довольны ли казаки оказанным им приёмом.

Когда гости насытились и напились чаю, они малость передохнули, ну а потом… Начались конные скачки. Казаки размахивали саблями, демонстрируя своё умение виртуозно владеть оружием. После скачек очередь дошла до огнестрельного оружия. Гости точными выстрелами разили всё, на что только им указывали.

Так отпраздновали встречу казаки и жители умёта, доставившую и тем и другим огромное, ни с чем не сравнимое удовольствие.

Вечером казаки и население умёта расселись вокруг большого костра. Все сытно поужинали, и…

– Как вы тута живёте-поживате столь малым числом? – поинтересовался Иван Кирпичников, глядя на Архипа. – Ведь кругом кыргызы озоруют.

Архип расправил плечи и громко вздохнул.

– Я ворогов… зараз без жалости душить могу!

Он поднял свои руки и посмотрел на них.

Кирпичников похлопал его по могучему плечу:

– А я разве сумлеваюсь в этом?

– Да мы все зараз эдак могём! – выкрикнул Ерофей Хмелёв.

– А ты мне давеча говорил, что уже нападали сабарманы на вас? – полюбопытствовал Кирпичников. – Я вот погляжу, что на пожарище вы проживате, в землянках убогих. А здесь Сакмарск недалече? Не лучше бы было…

Архип приподнял голову, посмотрел куда-то вдаль, после чего счастливо и гордо сказал:

– Это теперь наша землица! Вот она… Срослись мы душами зараз с нею! – Он потопал ногой. – Думали мы уже к сакмарцам прибиться, да вота не смогли уйти отсель. Слишком уж нас место это держит!

Ни казаки, ни поселенцы не перебивали Архипа.

– С той поры, как от сабарманов отбивались, мы и душами прикипели друг к дружку. Всё как семья одна, ей-богу!

– Дык и вы оставайтесь, люди добрые, – с жаром предложил Ерофей Хмелёв. – Как я погляжу, вы тоже не шибко до дому поспешаете? А то не в жисть бы к нам не завернули! Все дорожки к городку Яицкому далеки от нашего умёту?

Кирпичников горько покачал головой:

– Твоя правда, старик. Из ссылки мы сибирской беглые. Ежели в Яицк возвернёмся, зараз сызнова в кандалы закуют.

– Подсобите умёт отстроить и оставайтесь, – предложил и Архип. – У нас мужиков после набега сабарманов раз-два и обчёлся. А вот вдов и девок молодых – пруд пруди!

– А строить-то у вас будет чем? – спросил Ерофей Злобин, которому, видимо, понравилось предложение Архипа.

– Найдём чем, – ответил долго молчавший Гафур Ураев. – Деревьев в лесу – что звёзд на небесах. А инструмент в Оренбурге закупим.

– У вас что, и деньги водятся? – удивился Иван Кирпичников и вопросительно посмотрел на Архипа.

– Кое-что имется, – вспомнив об умершей Амине, с болью ответил тот.

Сгоряча он сдёрнул шапку, и ветер тут же взбудоражил на голове волос.

– И пилы, и гвозди, и топоры закупим! Ежели подсобите, то зараз до холодов несколько изб справим!

– Я сам лес валить пойду! – решительно заявил Матвей Беспалов, посмотрев вопросительно на атамана и Ерофея Злобина.

– Будь по-вашему, – улыбнулся Кирпичников. – У кого жаланье эдакое имется, то оставайтесь. А кто со мной в Яицк пойдёт, тожа отговаривать не стану.

– А может, все зараз и останетесь? – спросил Архип. – Пошто башку-то подставлять? Сам ведь сказывал, что снова в кандалы закуют?

– Нет, не убалтывай, – усмехнувшись, запротестовал атаман. – С утра разделимся. Кто останется, тот останется. А мне позарез Яицк навестить нужда приспычила великая! За меня вон Ерошка Злобин и Матюха Беспалов останутся. Они казаки башковитые, да и в баталиях дюже грамотны.

– А что, – хмыкнул Беспалов, – уже с утреца и прикинем что к чему. Посчитаем зараз всех, кто останется. Ведь ежели всем миром подналечь, везде поспеть можно.

– А я срубы ставить сноровку имею, – повернув к нему лицо, сказал Злобин. – Мне только брёвна подавай, а всё остальное я запросто.

– Только поглядите на него, – засмеялся Иван Кирпичников. – Где ещё эдакова умельца сыскали бы?

– А что, – доверчиво улыбнулся Злобин, – ещё поглядите, какая у меня сноровка избы ставить. А ещё я и баньки ставлю, и всё, что из брёвен мастерят!

Архип сел поудобнее, достал из кармана платок и обтёр им лицо.

– Акромя изб и бань, нам укрепления строить надобно, – сказал он. – Хорошие, прочные укрепления, за которыми мы спать бы спокойно могли!

Все примолкли, ожидая, что ответит Злобин. Он посмотрел на Архипа и пожал крепкими плечами:

– Ежели знать хотишь, то я и частоколы городить горазд.

– На все руки от скуки Ерошка наш, – смеясь, сказал Иван Кирпичников. – Скажи ему, что кремль московский зараз надо б, дык он и его из дубья сварганит!

Его смех подхватили другие.

– Да что там кремль, – крикнул кто-то из казаков. – Ероха и дворец зараз сладит, что терем царский! Сам хан хивинский от зависти подохнет!

– Будя скалиться, оглоеды, – огрызнулся Злобин. – Вот лучше покажите, на что сами горазды, акромя как из ружей пулять да сабельками махать!

Лицо Архипа засветилось, даже редкие веснушки исчезли с него, словно их не было вовсе.

– Все вы геройские люди, казаки, да какие! Теперь не только мы, но и вы хозяева этого умёта! И мы отстроим его заново. А ежели сабарманы объявятся, дык погоним их взашей отсюда, как мышей и крыс поганых!

– Уж сладим, не сумлевайся, – ответили казаки.

Архип с улыбкой смотрел на их бородатые лица. Он радовался от того, как умело нашёл дорогу к сердцу каждого. Как просто зажёг в людях нужный огонь. Да он…

– Орудие раздобудем и заряды тоже, – громко сказал Архип. – Об том моя забота. И инструмент закупим, и всё, что душеньке угодно!

– Мы такую крепостицу сгондобим, что и чертяки, и батька их Сатана зараз обгадятся со страху, её увидя! – выкрикнул Злобин.

Начали сообща подсчитывать, сколько оружия закупить в Оренбурге, сколько пороха, сколько инструмента. Обсуждали задуманное дело толково и спокойно. Во главе строительства решили поставить Ерофея Злобина, ему в помощники назначили Матвея Беспалова и Гафура Ураева. А атаманом «утвердили» Архипа, как он ни отказывался.

Тревога, с которой последнее время проживали люди из умёта, этим вечером сменилась уверенностью. Все знали, что жизнь по-прежнему будет нелёгкой, но, главное, достойной и, быть может, спокойной.

– А ты башковитый и хваткий казак, Архип, – похвалил Иван Кирпичников. – Одобряю выбор казаков и твоих умётцев!

Архип смутился: похвала застала его врасплох. А Иван Кирпичников подсел к Гафуру Ураеву и Ерофею Хмелёву.

– Не пущайте его никуда от себя! Пущай в умёте с вами остаётся. Лутшего атамана вам ни в жисть не сыскать!

– Это верно, – согласились мужики. – Толковый казак, зрим и сами.

Архип понимал, что такое доверие обязывает его ко многому. Большое дело решалось в его жизни, и он совсем растерялся.

– Верно сказано, – подал голос всё это время угрюмо молчавший Чубатый. И глаза его блеснули.

– Это наше общее жалание, – проговорил Ерофей Хмелёв, от волнения барабаня ладонями по коленям. – Здесь все зараз за Архипушку. Господь свидетель!

– Я не ведаю, справлюсь ли? – забормотал нерешительно Архип.

– А куды ты денешься, – сказал Кирпичников, похлопав его по плечу. – Это не тяжело, сам поглядишь.

– Да я…

– Не сумлевайся, Архипушка, подсобим, коли что, – выкрикнул Хмелёв.

Архип снял с головы шапку и от растерянности мял её, не зная, что сказать. Атаманить над горсткой умётцев – это ещё куда ни шло. А вот верховодить казаками… Точно дыхание остановилось внутри. Вот невезуха! Захотелось сказать людям доброе слово, а оно застряло в горле.

– Постараюсь не уронить доверия, – только и смог вымолвить он. – А уж там поглядим, как получится.

* * *

Салим запустил руку под халат – в тайном кармашке, хорошо завёрнутый, лежал кожаный мешочек с горошинами насвая. Он вытянулся на нарах. Но то ли оттого, что его донимал голод, то ли оттого, что он сильно устал, сон, готовый вот-вот охватить его, сбежал.

В землянку вернулся Чубатый. Если бы вместо него пришёл кто-то другой, более достойный этого ничтожества, Салим бы не сдержался, побеседовал с ним просто, по-мужски: кулаки так и сжимались. Но этот мерзавец… Салим поборол в себе рвущуюся наружу неприязнь:

– Ну, обсказывай, что порешили на круге у костра?

Чубатый нахмурился и сквозь зубы сообщил:

– Наверное, планы менять придётся.

– Это ещё почему? – едва не подпрыгнул на нарах Салим.

– Не пролезет, что задумали.

– Но почему?

– Казаки в умёте остаются.

Салим задумался, но лишь на минуту, после чего сказал:

– Новость неприятная, но не такая уж страшная. И планов менять мы не будем!

– Архип с казаками пришлыми побратался, – процедил сквозь зубы Чубатый. – Они прям души в нём не чают!

– Ну… И чего ты в штаны наложил? – спросил Салим. – Они же не будут с ним всегда рядом находиться?

– Наверное, нет.

– А мы подберём времечко, как до Архипа добраться. Как только он потеряет бдительность и выведет нас на золото…

– Недолго ждать осталось…

– Что?

– Архип принародно нынче посулил, что оружие, порох и инструмент в Оренбурге закупит.

– Так и сказал?

– Эдак посулил. Теперь он не сегодня дык завтра всё одно к кладу пойдёт!

– Так чего ты сюда припёрся, ишак! – воскликнул, вскакивая, Салим. – Ступай и глаз с Архипа не спускай. Проморгаешь клад, убью тебя!

Чубатый усмехнулся. Краска гнева растеклась по его лицу, но Салим этого не заметил

– Архип сейчас казаков на постой определяет, – сказал он. – Вот я и поспешил сюда, штоб тебя вышвырнуть, басурманин поганый. Ты ж исчезнуть был должен, а сам сызнова в обрат заявился. Я людям уже набрехал, как уговаривались, что пропал ты в лесу зараз. Сейчас Архип приведёт кого из казаков и тебя застукает. Как отбрёхиваться будешь?

– Не твоё собачье дело, – огрызнулся Салим, натягивая на ноги сапоги.

– Может и не моё оно, – съязвил Чубатый. – Когда я сказал, что пропал ты, дык никто и носом не повёл. Знать, что был ты средь нас – что не был. Всем наплевать на тебя, чурбан обгаженный.

– А ну заткнись, бастрюк каторжный, – рыкнул на него Салим, которого начинали злить и заедать гадкие словечки негодяя. – Когда тебя черти в ад упрячут, в умёте и вовсе праздник объявят. Так и будет, поверь мне.

Он достал из кармана мешочек с какой-то смесью и протянул его Чубатому:

– Вот это подсыпь в чай и напои им Архипа.

– Ты что, хотишь, чтоб я отравил его? – ужаснулся негодяй.

– А чего тебя так испугало? – прищурил глаза Салим. – Тебе не привыкать людей травить. Даже приютившую тебя женщину не пожалел, гнида!

– Нет, я не буду травить Архипа, – отказался наотрез Чубатый. – Казаки за него от меня мокрого места не оставят!

– А меня ты не боишься? – прошептал Салим, глядя на собеседника не мигая.

– Тебя? – опешил Чубатый.

– Да, меня. Казаки ещё могут сомневаться, а я убью наверняка!

Чубатый растерялся. Он не ожидал от Салима таких слов и не знал, что на них ответить. Он машинально выхватил протянутый мешочек и, не зная, что с ним делать, принялся бестолково вертеть его в руках.

– Подсыплешь ему в чай или в пищу, – сказал Салим, беря ружьё и навешивая его на плечо. – Но сделаешь это тогда, когда Архип приведёт тебя к золоту.

– А-а-а… Он долго будет маяться? – проблеял испуганно Чубатый.

– Нет, он просто заснёт, – берясь за дверь, обернулся Салим. – Я тебе дал не яд, а сонную траву. Потом мы подбросим в землянку к Архипу труп и подожжём её.

– Труп? А где мы его возьмём? – прошептал негодяй.

– Не твоя забота, – последовал ответ.

– М-мертвяк з-заменит м-меня?

– Нет, царя небесного…

Салим быстро вышел из землянки и осторожно прикрыл за собою дверь. Спустя четверть часа он уже занял удобную позицию в лесу, на высоком дереве, с которого весь умёт просматривался как на ладони.

* * *

Чубатый чувствовал, что навсегда утратил доверие жителей умёта. В посёлок он возвращался, когда уже стемнеет, а по утрам уходил крадучись, якобы на охоту. Когда кто-нибудь из жителей умёта встречал его и здоровался, он лишь небрежно кивал в ответ. Чубатый жаждал добраться до золота Амины. Уходя «на охоту», он лишь выходил в лес, где немедленно маскировался в подготовленном заранее укрытии, из которого удобно было наблюдать за умётом. Но Архип… Он словно догадывался о наблюдении за собою и не делал никаких попыток приблизиться к спрятанному золоту.

Но такая пассивность Архипа выводила из себя Чубатого. Он был полон острого раздражения против казака. Ему всё казалось, что вот-вот представится случай, он узнает, где золото, и поквитается с Архипом. Какой случай может представиться, он и сам не знал, но надеялся, что ждать остаётся совсем немного.

Как только Салим ушёл, Чубатого охватила усталость, как это бывает от постоянного напряжения. Ему надо было поразмяться, подышать чистым воздухом. Атмосфера тесной землянки угнетала его. А тут ещё беглые из ссылки казаки заявились в умёт.

Чубатый, конечно же, не считал себя святым. Он любил деньги, и он жаждал их заполучить. Тут ещё Салим бродит рядом. Ничего, как только он доберётся до золота, то Салиму и главарю сабарманов Албасты достанутся только дырки от бубликов.

В дверь постучали, и в землянку вошёл Архип. Он остановился на пороге:

– Дозволь одну ночку переночевать, Степан? В моей землянке казаки заночуют, а я вот к тебе проситься пришёл.

– Легок на помине, – не слишком-то обрадовался его приходу Чубатый. – Только что об тебе думал, и вот он ты. Не зря болтают, что, дескать, помяни чёрта, и он зараз объявится!

– Дык что, мне уйти? – поморщился, как от зубной боли, Архип.

– Ты чего это казаков сюда притащил? – спросил Чубатый, пропустив прозвучавший вопрос мимо ушей.

– А тебе-то что? – опешил Архип.

– Наш умёт вроде богадельни стал? – противно хмыкнул Чубатый. – Все, кому только не лень, к нам прутся. А чем кормить? Чем поить гостей твоих?

Перебранка начала перерастать в ссору. И она подняла с постели даже тех, кто видел уже десятый сон. Ссорящиеся позабыли плотно затворить дверь землянки, и в ночной тишине их крики отчётливо донеслись до соседей.

Чубатый и Архип всячески оскорбляли друг друга, распалялись всё сильнее, и казалось, спор вот-вот перерастёт в драку. Однако ни тот, ни другой не выходили из рамок, и собравшиеся у землянки любопытные тщетно прислушивались к злобным выкрикам: понять причину ссоры они не могли. Чубатый был настроен агрессивнее. Он давал выход той злобе, которая скопилась в нём за время разговора с Салимом. В спокойном голосе Архипа слышалось негодование. Отсюда любопытные делали выводы, что он не желает ссориться.

– А пошто ты в Сакмарск не вертаешься? То прям без удержу порывался? И девки твоей нету, Амина тожа преставилась. Что тебя ещё держит здесь? – кричал истерично Чубатый.

– Не распускай помело своё поганое, гнида! – громко выговаривал ему Архип. – Сам-то чего в умёте пришипился, кандальник говёный?

– Казаки, будя вам лаяться-то как оглашенные? – попробовал утихомирить их вошедший в землянку Иван Кирпичников.

Но ссорящиеся его не услышали.

– Что, богатеньким стал? – напирал на Архипа Чубатый. – Прикарманил денежки Аминки и теперь зараз нос задрал?

– Это ты нос свой задирашь, вражина! – парировал Архип. – Ведёшь себя как нелюдь и желчью исходишь!

– Ну, теперь я понимаю, что к чему! – воскликнул Кирпичников.

Но потерявший над собой контроль Чубатый накричал и на него:

– А тебе что надо? Ступай отселева, откуда пришёл!

Между тем Архип изменился в лице и грозно рявкнул:

– Не срамись перед людьми, скотина, и нас не срами! Вот придавлю сейчас ногтем к столу и вякнуть не поспеешь!

– А ты испробуй сперва, прохвост эдакий! Ты бабий прилипала и трус! И все, кто зараз, как ты, мыслят, тожа дурни бесшабашные!

– Эх ты, морда безбожная! Не смей людей умётных хаить! Ежели прямо сейчас не заткнёшься, я задушу тебя, поганец, – сказал Архип, сжимая кулаки.

– А я так и испужался! – гремел Чубатый. – Поглядите, люди добрые, какая житуха-то наступила? Кого атаманить выбрали, люди?!

– Казаки, будя вам! – встал между ними Иван Кирпичников. – Ещё не хватало, что за оружие схватитесь?

– Пущай убирается тогда и зенки мои не мозолит! – выпятив грудь, выкрикнул Чубатый.

– А ты сам-то пошто здесь хозяйничаешь? – огрызнулся Архип. – Эту землянку не ты возводил, а Салим.

– Салим в лесу пропал, теперь я в ней проживаю.

Их голоса прервали звуки хлёстких оплеух. Послышался шум потасовки, грохот ломающихся нар, жалобные вопли Чубатого.

– Ну и ну! – осуждающе покачал головой Иван Кирпичников, выходя из землянки.

Следом за ним выбежал Чубатый, закрывая ладонями окровавленное лицо. Ни минуты не задержавшись около притихших зевак, он, жалобно всхлипывая, припустился бежать в спасительный для всех негодяев лес.

Последним из землянки вышел Архип. Он спокойно посмотрел на умётцев, на казаков, после чего сказал:

– А вы пошто не дрыхнете? Ведь ночь на дворе? Ступайте по избам, люди добрые, и всем зараз спокойной ночи!

Глава 26

Ляля стояла, обняв ствол берёзы. Ещё от тётушки Серафимы она знала, что берёза облегчает страдания, помогает вернуть утраченные силы, ускоряет процесс выздоровления от любой болезни. Общение с берёзой полезно тем, у кого расстроены нервы, а также находящимся в состоянии депрессии. Это уникальное дерево снимает усталость, нейтрализует негативные последствия повседневных стрессов, способствует восстановлению душевной гармонии. Берёза, растущая рядом с домом, отгоняет кошмарные сны. Воздействие этого дерева продолжительно, поэтому лучше не приходить к нему, а жить рядом, тогда оно сможет полностью исцелить. А ещё берёза, как и осина, обладает способностью отгонять злых духов…

Вот и сейчас, обнимая берёзовый ствол, цыганка старалась впитать от него всё, что только возможно. Ляля разговаривала с берёзой, погрузившись в задумчивость. Она как бы слушала, что нашёптывало ей дерево, периодически целуя белый ствол и тихо шепча «да» или «нет», или «я согласна», или «в этом я не могу с тобой согласиться».

– Отпусти меня, подружка, – наконец прошептала Ляля. – Отпусти меня сейчас. Я так счастлива, что не в силах больше быть с тобою рядом. Дай мне побыть одной!

Берёза не стала её удерживать. Она «позволила» Ляле ещё раз поцеловать свой ствол и «отпустила». Берёза отпустила обнимавшие её руки – руки, которые трепетали неведомым Ляле прежде блаженным трепетом, – и дала ей уйти. Ляля с быстротой лани отбежала в сторону. Её глаза увлажнились, и, как она ни старалась сдержаться, вскоре по её щеке уже поползла слезинка. Всхлипнув, Ляля быстро вытерла щёку, и тут же скатилась новая слезинка. Рядом, кроме деревьев, не было никого, и эти слёзы остались никем не замечены. Ляля знала, что уже скоро ей предстоит сделать, и потому чувствовала себя очень несчастной.

Прогуливаясь по лесу вблизи от умёта Степные Огни, Ляля даже не заметила, что день клонится к закату и спускается ночь, звёздная и безлунная. После захода солнца ясное небо уже затягивала ровная прозрачная тень. Лес, освещаемый последними, закатными лучами солнца, приобретал какую-то особую, волнующую красоту. Очертания деревьев и кустов расплывались, сливаясь с длинными тенями, которые падали на землю; все как будто меняло свои размеры, меняло краски и оттенки; зеленые тона становились гуще, темнели до черноты; земля и кустарники стали ярко-жёлтыми, сверкавшая река чётко обозначала берега и казалась живым средоточием, душою леса. Ляля снова слилась с природой.

И вот, с наступлением ночи она стала думать об Архипе. Ей вдруг показалось, что они уже знакомы целую вечность. Ей вспомнилось, как она провела с ним ночь, и это показалось ей чем-то нереальным, сном, который она едва могла припомнить, – такой он был смутный и неуловимый. И напрасно она сейчас старалась удержать в памяти даже сам образ Архипа: его слова, его голос, его руки, весь его образ стал каким-то туманным и расплывчатым.

И не было в ней возмущения; словно она перестала злиться на то, что жизнь, в которую она пыталась ворваться, отвергала её решительно и грубо. Ей всё время казалось, что она избежала серьёзной опасности. Но в душе была только пустота. Она сознавала, что её миссия в этом мире скоро будет выполнена, а назначение на земле окончено.

Ляля чувствовала и знала, что над отцом её дочери нависла грозная опасность и что она призвана Богом, чтобы спасти его. А любит ли она его? Наверное, да. Но ей не дано любить и быть любимой. Она пришла на этот свет лишь для того, чтобы родить дочь и спасти Архипа! И такова уж её судьба! Может быть, и грешно так думать, но она уверена, что существует судьба сильных и судьба слабых: выбор зависит только от Бога, а не от людей. И она не в обиде на свою судьбу. Никто не будет особенно жалеть о ней, терзаться скорбью. Может быть, тётушка Серафима погорюет…

Услышав, как рядом хрустнула ветка, Ляля вздрогнула и присела. В этот поздний час в лесу едва ли можно встретить хорошего человека. Тот, кто бродит в ночи вблизи от жилищ людских, вне сомнений, душою чёрен, а быть может…

– Ты чего здесь бродишь, шатун? – тихо, но требовательно прозвучал из-за кустов мужской голос.

– А-а-а, это ты, Салим?

– А Архипа на кого оставил? – так же требовательно спросил Салим.

– Об нём не беспокойся, – прошептал второй. – Мы маленько повздорили, и Архип расквасил мне нос. Апосля я ушёл в лес, а он тоже ушёл, с казаками.

– Я бы на его месте тебе башку отрубил, Чубатый! – зло попрекнул собеседника Салим. – Нашёл время, когда счёты сводить.

– Ничего, всё зараз ладненько! Нынче он за золотом уже не сунется!

– А ты откуда знаешь, пёс паршивый?

– Ведаю о сеём, Салим, ведаю! – уверенно ответил Чубатый. – Он не таков, чтобы беглым казакам тайник указывать.

– Казаки спать улягутся, а он… – угрюмо буркнул Салим. – Ему сейчас ничего не стоит к тайнику прогуляться!

– Успокойся, – ухмыльнулся Чубатый, – казаки вокруг умёта караул выставили, и Архип не решится к тайнику пробираться. Да и я в лес ушёл. Он об этом тожа ведает.

– Моли своего Христа, чтобы так всё и было, – уже более спокойно сказал Салим. – Сам знаешь, что я с тобою сделаю, если Архип всё-таки сходит нынче за золотом!

Голоса замолчали, но вскоре зазвучали вновь.

– Как ты думаешь, землянку нашу казаки не заняли? – спросил Салим.

– Нет, – уверенно ответил Чубатый. – Когда я из-за кустов наблюдал за нею, то все казаки ушли зараз с Архипкой. А ты что? Али навестить её помышляешь?

– Ты что, ополоумел? – возмутился Салим, видимо, недовольный недальновидностью своего туповатого собеседника. – Скоро Албасты прискачет и мертвеца с собою привезёт.

– Какова ещё мертвяка? – ужаснулся Чубатый.

– Того, которого вместо тебя в землянке с Архипкой жечь будем, – нехотя пояснил Салим. – Ну, ежели ты не согласен, то гори сам, а мертвяка здесь в лесу закопаем.

– Ну уж нет! – нервно выкрикнул Чубатый. – Пущай уж мертвяк горит зараз с Архипом, чтоб ему, чёрту окоянному, «веселее» было.

– Тс-с-с! – прошипел Салим, вскакивая. – Кажется, Албасты едет. Это он наверняка. А ну айда, встретим, как надо!

Как только удаляющиеся шаги незнакомцев затихли в чаще леса, Ляля вышла из своего укрытия. Подслушанный разговор насторожил и озадачил её. Лишь в одном была твёрдо уверена Ляля – над Архипом сгущаются тучи, а она вовремя пришла к нему на помощь.

* * *

Из темноты ночного леса на поляну, куда вышли Салим и Чубатый, выехал всадник.

– О, да это ведь не Албасты, а Рахим!

Всадник, приглядываясь, облегчённо вздохнул:

– Салим! Из сил выбился, пока тебя искал по лесу!

Взяв лошадь за узду, Салим свёл её с поляны к кустам и привязал.

– Ну, рассказывай, Рахим, что случилось? – спросил он. – Я ждал Албасты. А тебя каким ветром занесло в эти «гиблые» места?

– Да ничего не случилось, – ответил тот. – Албасты попросил меня съездить вместо себя.

– А он тебе сказал для чего?

– Да, он прислал меня за золотом, которое должен передать мне ты!

– А если я не поверю твоим словам?

– Вот, прочти, – протянул ему скрученный в трубочку лист Рахим.

– Прочту позже, – сказал Салим, пряча письмо Албасты в складках халата. – Сейчас темно и ничего не видно. – Он задумался, после чего спросил: – Рахим, а ты сам прочёл, что в нём написано?

– Нет, – покачал тот головой, – я не умею читать. На словах Албасты просил передать, что желает возврата золота побыстрее!

– Тогда добро пожаловать! – улыбнулся Салим. – Уже скоро утро. Я выспался днём. Если ты не устал, посидим. Если устал, то можешь отдохнуть с дороги.

– Устать-то устал, но едва ли сейчас засну, – ответил Рахим. – Но а если бы прилечь где-нибудь, было бы неплохо.

– У нас нет подходящих одеял и тюфячков, – сказал Салим. – Если не боишься клещей, то могу предложить лёгкую подстилку.

– Ты сказал «у нас»? – насторожился гость. – Следует понимать, что с тобой ещё кто-то есть?

– Да, ещё один «слуга» Албасты, – нехотя ответил Салим и, обернувшись, позвал: – Чубатый, а ну подойди к нам?

– Тут я, – отозвался тот и вышел из-за дерева.

– Почему я его не знаю? – спросил Рахим озабоченно, положив руку на рукоять сабли. – И Албасты мне о нём ничего не говорил?

– А потому и не говорил, что должен был сказать я, – успокоил гостя Салим. – Ложись и обсудим наши планы. Вот подстилка, возьми.

– И так лягу, – сказал недовольно Рахим, положив под голову снятую с коня суму и растянувшись на траве.

Рахим проснулся с первыми лучами восходящего солнца. Он увидел, как под высокой осиной Салим, смеясь, что-то рассказывал Чубатому. Прислушавшись, он понял, что речь идёт о нём. Затаив обиду, Рахим подумал: «Ничего, как только золото окажется у меня, оба кровью умоетесь, весельчаки!» Но, встав, он «приветливо» улыбнулся:

– Что ж вы меня не будите? Или уже всё в порядке и золото Албасты у вас?..

Салим разложил на траве скудные припасы пищи.

– Как спалось? – как бы между прочим поинтересовался он, нарезая тонкие ломтики чёрствого хлеба.

– Клещи, видать, покусали. Я во сне их не чувствовал, а сейчас всё тело зудит от укусов.

– Это ничего, – серьёзно ответил Салим. – Клещи до смерти не заедают, но надоедают хуже смерти.

Рахим внимательно посмотрел на него.

– Прости, что заснул ночью, – сказал он. – Устал с дороги.

Салим отложил нож и расправил плечи.

– Ничего, мы и сейчас обговорим всё, что можно. До вечера далеко.

– У тебя накопилось столько мыслей, что собираешься высказывать их до вечера? – удивился Рахим.

– Ты прав, мыслей много, – согласился Салим. – Но из них нам втроём придётся выбрать и обсудить одну-единственную.

– Не думать и гадать, а действовать надо, – сказал Чубатый, хотя его никто и не спрашивал. – Я сейчас пойду в умёт и при всех заставлю Архипа дать денег на оружие, порох и инструмент!

Рахим, прищурившись, посмотрел на него:

– Ну и?

– Это ещё чуток подстегнёт его, – продолжил с задором подростка Чубатый. – А я погляжу зараз на евоное рыло! Как он выкручиваться собирается?

– И что, ты думаешь, произойдёт? – заинтересовался Рахим.

– Архип ещё разок разобьёт ему морду, – зло пошутил Салим. – Сейчас у него нос повёрнут вправо, а будет влево.

– Ничего весёлого здесь нет, – обиженно поджал губы Чубатый. – Я ему с троицей возверну должок этот.

– Поживём – увидим, – съязвил Салим. – Сейчас давайте отведём черёд еде, а потом и поговорим.

В течение четверти часа они молча утоляли голод. Затем Салим отправил Чубатого к реке за водой, а сам обратился к Рахиму:

– Албасты приедет?

– Нет, он ждёт нас с тобою там, – ответил тот, кивнув в сторону. – Это всё написано в письме. Ты его читал?

– Да, но там про это ничего не написано, – поспешил уклониться от прямого ответа Салим.

– А что там написано? – осторожно поинтересовался Рахим, мысленно проклиная свою безграмотность.

– Только то, чтобы я отдал тебе золото.

Рахим довольно улыбнулся и погладил пятернёй гладко выбритый затылок.

– Теперь обскажи мне свои мысли? – сказал он. – Я думаю, что ты нарочно отправил этого пса неверного к реке, чтобы поговорить со мною с глазу на глаз?

– Ты правильно подумал, – кивнул утвердительно Салим. – Я хочу сказать много такого, что ему слушать не обязательно.

– Я тебя понял, – хмыкнул с довольной миной Рахим. – Албасты велел возвращаться только нам двоим. О третьем указаний не было.

Салим помолчал пару минут, собираясь с мыслями, после чего сказал:

– Пускай Чубатый идёт в посёлок и цепляется к Архипу. Вреда это нам не принесёт, а Архипа, может быть, заставит извлечь из тайника золото.

– А другие мысли есть? – спросил с озабоченным видом Рахим.

– Были, – вздохнул Салим, – но сейчас они ничего не значат. Всему помеха наводнившие умёт казаки.

– Казаки? – удивился Рахим. – Откуда они взялись?

– Как снег на голову свалились!

– И много их?

– Около сотни.

– Чьи, не знаешь?

– Беглецы из ссылки сибирской.

– О них мне Албасты тоже ничего не говорил.

– А он и не знает о них. Казаки только вчерась заявились и только первую ночь провели в умёте.

Рахим досадливо сплюнул в сторону:

– Как долго они гостить собираются, не знаешь?