Текст книги "На пороге великой смуты"

Однако где же Демьян? Капитан так увлёкся, что забыл о своём напарнике, а ведь без него и его недюжинной силы весь задуманный план неминуемо приведёт к краху. Но он не увидел его рядом и вообще на территории двора. Но вот Демьян вновь появился в поле его зрения. Он крался вдоль стены с мощным металлическим стержнем в руках.

– Иди скорее сюда, – одними губами прошептал Барков, присев под окном и пытаясь привлечь внимание слуги графа.

Но Демьян продолжал крадучись продвигаться вдоль стены, как будто не видел капитана.

Неожиданно дверь распахнулась. Барков едва успел спрятаться за росший рядом куст и затаиться.

Казаки вышли во двор и встали полукругом. Флоран посмотрел в сторону покосившихся ворот и сказал им:

– Глядите внимательно. Чтобы ни мышь, ни птица незамеченными к дому не просочились.

Голос его удивил капитана. Дерзкий и в то же время обаятельный француз говорил негромко, даже приглушённо, но каждое слово произносил с резким нажимом в конце, словно вбивая его в головы слушавших его казаков, как гвозди.

– Уж постараемся, Егор Поликарпыч!

Флоран при этом поморщился.

– Я верю, что постараетесь, – сказал он вяло. – Не постараетесь вы, то постараются враги государевы. Они уж позаботятся, чтобы вы никогда не увидели своих куреней и деток с жёнками!

Сказав это, Флоран развернулся и вошёл в дом, не забыв закрыть за собою дверь. В это время Демьян вдруг выпрямился у стены и, замахнувшись железным прутом, ринулся на не успевших разбрестись по двору казаков.

* * *

Отправив казаков в подвал, Анжели приуныл. Посмотрев на задний двор, он увидел, как легко появиться врагам из-за полуразвалившегося каменного забора, с любой стороны, даже через обветшавшие ворота.

Он не высказывал своих мыслей ни казакам, ни Флорану и думал лишь о таком возможном, близком, неотвратимом несчастье и ломал голову над тем, как его избежать.

С этими мыслями он наблюдал через окно, как Флоран инструктирует во дворе казаков. А самого так и подмывали думы о возможной засаде, устроенной графом в подвале. Он напряжённо обдумывал пути отхода, если вдруг что-то пойдёт не так. Флорану же Анжели сказал:

– Если вдруг что, то прорываемся не во двор, а на улицу. До гостиницы рукой подать, а там ждут нас кони. Если струсим, растеряемся, все попадём в руки графа Артемьева. Я так думаю: уходим сразу, если поднимется даже малейший шум или из подвала, или же со двора!

Неожиданно он воодушевился:

– Ты иди к тем, кто охраняет двор, а я прослежу за теми, кто в подвале.

– Во двор будем выходить поочерёдно! – подозрительно покосившись, возразил Флоран. – Сейчас не ночь, и казаки спать не улягутся.

В этот момент Анжели вдруг услышал шум в подвале и грохот выстрелов. Такой же шум, но без выстрелов, послышался со двора. Его бросило в дрожь. Сердце неистово забилось. Он покрылся испариной.

– Какая несправедливость! – прошептал Анжели. – Я угодил в передрягу, не успев ничего сделать.

Надо было срочно что-то предпринимать. Выхватив пистолеты, он поспешил к двери, ведущей во двор, чтобы позвать Флорана. Едва он приблизился к ней, как увидел соотечественника. Тот стоял с белым лицом, с пистолетами в руках и подпирал спиною злополучную дверь.

Увидев Анжели, Флоран вздрогнул и выронил пистолет.

– А ну отойди прочь! – скомандовал Анжели и, как только Флоран отпрянул в сторону, выстрелил в дверь. – Беги к подвалу и стреляй во всех, кто оттуда покажется! А я…

Больше не говоря ни слова, он отшвырнул окаменевшего Флорана от двери и принялся спешно запирать её. И тут он увидел, как вдребезги разлетелось окно и огромная голова заглянула в проём.

Анжели обмер. Он вдруг застыл, ничего не чувствуя. От страха француз уже ничего не помнил из того плана, который продумывал сотни раз сегодня.

Голова скрылась за окном, и опомнившийся Анжели выхватил пистолеты. Пятясь, он навёл их на дверь. Сзади грохнул выстрел. Это пришедший в себя Флоран заявил о себе.

– Месье, уходим! – закричал он. – В подвале настоящее сражение!

«Уходим так уходим, – подумал Анжели, разворачиваясь. – Чёрт с ним, с золотом. Унести бы ноги!»

В это время сзади раздался грохот. Анжели оглянулся и увидел, как дверь вместе с косяком вылетела из проёма и припечаталась к стене напротив. В дом вошёл невероятно огромный слуга графа Артемьева. Гигант что-то мычал и тёр кулаками глаза, засыпанные штукатуркой.

Анжели вскинул пистолеты. И в это время…

– Бросьте оружие, месье, – послышался от окна требовательный голос. – Если дорожите жизнью, конечно.

Анжели увидел в оконном проёме руку с пистолетом и хмурое, решительное лицо капитана Баркова.

В таком положении, в каковом оказался француз, оказывать какое-либо сопротивление равнялось бы самоубийству. И он это понял сразу. Анжели бросил на пол пистолеты и поднял вверх руки:

– Я сдаюсь, месье Барков! Может, это вам покажется странным, но я ценю жизнь во всех её проявлениях и умею проигрывать достойному противнику!

– Я тронут, месье, вашей оценкой моих способностей, – любезностью на любезность ответил Барков. – А теперь, не сочтите за труд, подойдите к Демьяну. Обещаю, что он не сломает вам шею, если вы будете вести себя смирно и не хвататься за саблю, что у вас сбоку.

Пожав плечами, Анжели подошёл к слуге графа, который, громко матерясь, выплёвывал штукатурку.

– Я к вашим услугам, месье, – сказал Анжели, протягивая руки.

Но ответ прозвучал намного грубее, чем он ожидал:

– А не пошёл бы ты к хренам собачьим, лягушатник! Только рыпнись, враз размажу по всем хоромам, ежели тебя на всё зараз хватит!

Держа как кутёнка за шиворот, Демьян внёс Анжели в холл и швырнул его на кучу земли. Следом вошёл капитан Барков. Услышав шум и выстрелы, доносящиеся из подвала, он мгновенно оценил ситуацию:

– Флоран там, месье Анжели?

– Эка спохватился, – нагло рассмеялся тот, успев успокоиться. – Месье Флоран уже далеко отсюда!

– Так далеко, что не поймаешь? – нахмурился Барков.

– Легче поймать ветер в степи, да и тот…

Анжели осёкся и прикусил язык. Он увидел открывшуюся дверь в холл со стороны парадного и пятившегося с поднятыми руками Флорана. Следом за ним вошла молодая миловидная женщина, которая очаровательно улыбалась, уперев ствол пистолета в грудь его соотечественника.

– Я всё понял! – рассмеялся Анжели. – Я уже видел эту «милашку» в своём доме! Жаль, вот только отпустил, а не свернул её очаровательную шейку!

– Держи его на прицеле, Безликий, – подмигнул «женщине» Барков и посмотрел на Анжели с иронической усмешкой. – А вы, месье, пожалуйте за мной в подвал. Я думаю, что бойню в нём можно прекратить только благодаря «вашему личному вмешательству»!

Анжели встал с кучи земли и посмотрел на Безликого. Затем он криво усмехнулся:

– Вы гениальный комедиант, месье! А ещё…

Он не договорил фразу, покачал головой, цокнул языком и шагнул в сторону подвала.

* * *

Граф Артемьев внимательно слушал, сдвинув тонкие брови. Сухие, бледные губы его кривились от душевной муки, не изменяя выражения сосредоточенного лица. А глаза, несмотря на всю их внешнюю привлекательность, блистали холодным огнём.

– Всё, что вы рассказали, месье, – сказал Александр Прокофьевич, – может быть, для кого-то важно и интересно, но не для меня! И вы сами понимаете, что не смогли выкупить себе жизнь этой околесицей.

– Вы так полагаете, месье? – спросил Анжели упавшим голосом.

– Один раз тебе удалось ускользнуть от меня, негодяй, – перейдя на «ты», процедил граф сквозь зубы. – И ты убил мою дочь. Вот скажи, глядя мне в глаза, как у тебя рука поднялась на безвинное создание?

Анжели пожал плечами, но ничего не ответил.

– Я бы на твоём месте не уповал на снисхождение, подонок, – холодно, но спокойно продолжил Александр Прокофьевич. – Твои руки обагрены кровью моей единственной девочки, и теперь… тебе не уйти от возмездия!

Анжели откровенно горько вздохнул.

– Всему виной обстоятельства, месье, – сказал он. – А в то время обстоятельства складывались именно таким образом, что нельзя было оставлять девочку в живых!

Анжели предпринял неуклюжую попытку встать, но граф сейчас же приказал ему снова сесть взмахом руки.

– Ты чудовище, француз, – прошептал Александр Прокофьевич. – Тебе не место среди живых! И я очищу землю от тебя, вот увидишь!

– Мне нравится наблюдать за тем, как вы меня ненавидите, – ухмыльнулся Анжели. – А сейчас я с таким же удовольствием понаблюдаю за вашим лицом, когда предложу вернуть мне моё золото!

Граф пощипал свои брови, пригладил их и, на удивление, спокойно сказал:

– Твои шутки в этот час неуместны, месье! Но самообладание у тебя похвальное! Не так уж часто встретишь человека, способного шутить перед казнью!

– Я сейчас умру от смеха, месье, – сказал Анжели не очень-то весело. – Я не для того сдался месье Баркову, чтобы сложить голову на плахе или повиснуть в петле!

– И на что же ты рассчитывал?

– Вернуть своё золото и распрощаться с вами по-приятельски!

– На такое в твоём положении может надеяться только свихнувшийся человек!

Граф сжал кулаки, но сдержался. К чему зря выплёскивать эмоции, когда злейший враг и кровавый преступник в его руках? Завтра он казнит палача своей дочери собственными руками, и, быть может, хоть это облегчит его душу.

– Демьян?! – позвал слугу Александр Прокофьевич.

– Здеся я, барин! – ворвался решительно настроенный Демьян.

– Уведи с глаз моих долой этого проходимца, – брезгливо поморщившись, приказал граф. – А ко мне приведи второго ублюдка. Хочу послушать, что он мне напоёт перед смертью.

Демьян вывел улыбающегося во весь рот Анжели. Александр Прокофьевич проводил его ненавидящим взглядом. Но не успел он поразмышлять над словами француза, как Демьян привёл к нему Флорана. Француз выглядел жалким и потерянным.

– Жить хочешь? – в упор смотря на него, спросил Александр Прокофьевич.

– Жить? – с недоверием переспросил Флоран.

– Ты не ослышался. Сейчас я буду решать – позволить ли тебе жить дальше!

Француз с отчаянием повертел головой, словно проверяя, как прочно она ещё держится на плечах. Затем он задумался. Его начала колотить дрожь. Граф не мешал ему думать. Потом Флоран стал отборно ругаться, но… видимо, ничего сказать не хотел.

Вдруг он поднял на Александра Прокофьевича красные, воспалённые от переутомления и страха глаза и глубоко вздохнул:

– Что вы хотите от меня услышать, месье?

– Всё, что захотите мне сказать, – ответил граф. – Но только не пересказывай мне всю ту чушь, что нёс целых два часа твой чёртов соплеменник.

– Вы хотите услышать сведения о своей дочери? – догадался Флоран.

– Да, я хочу услышать, как Анжели убивал мою девочку, а ты помогал ему в этом жутком злодействе, негодяй!

Флоран побледнел и затрясся. Затем он вскочил на ноги и стал стучать кулаками по столу, истерично выкрикивая перемешанные с бранью проклятия. Все ругательства, которые он только знал на русском языке, Флоран обрушивал на голову отсутствующего Анжели. А когда Александр Прокофьевич резко оборвал его, француз обмяк, упал в кресло и обхватил голову руками.

– Да, – сказал он, – признаюсь, Анжели отдал мне девочку. Я выполнил его, гм-м-м… просьбу! Я увёз её на струге в Яицк.

– Не смей так говорить о моей доченьке своим грязным ртом, негодяй! – не сдержался граф. – Не смей!

– Вы мне не верите? – округлил глаза Флоран. – Но что тогда я ещё могу сказать?

– Где похоронена моя дочь, мразь! – заревел, выйдя из себя, Александр Прокофьевич.

– Где похоронена?!

Флоран замолчал, как бы что-то обдумывая, потом посмотрел на графа холодным, непроницаемым взглядом. Лицо его стало землисто-серым. Лоб, прорезанный тонкими морщинками, покрылся холодным потом. Но в глазах блуждал прежний зловещий огонёк.

– А с чего вы взяли, месье, что дочка ваша умерла? В Яицк я её отвёз живой и здоровой!

Глава 22

Вечером у колодца собрались все жители умёта. Решали, как жить дальше и кого над собой поставить после трагической смерти Амины.

Людей было мало. Десятка три баб, столько же детей. А вот мужиков… После нападения сабарманов их осталось всего девять, включая Архипа.

Вот сидели, рядили и гадали, кого же избрать атаманом. Кандидатур было две – Архип и Чубатый. Самые молодые и энергичные из всех мужиков.

– Не-е-е, не пойду я атаманствовать, – отрезал Чубатый, хотя на его кандидатуре никто и не настаивал. – Я до охоты и рыбалки зараз охоч, а чтоб над людьми верховодить… Не-е-е, не согласный я!

– Вразумительно брешет, – согласились мужики и больше не замечали Чубатого.

Архип сидел на бревне около костра и отгонял веточкой назойливых мошек. Он искоса поглядывал на Гафура Ураева, который вёл сходку.

– А я вота Салимку предлагаю! – выкрикнул неожиданно Чубатый. – Он хоть и басурманин некрещёный. А что, хорош атаман будет! Ни плохой, ни хороший. И тожа охоту чтит!

Умётцы повернулись к нему. Чубатый нехотя привстал с бревна, пригладил всклоченную шевелюру и смачно сплюнул. Весь вид его выражал презрение к окружающим. А люди… Они долго смотрели на него, словно не понимая его слов. Затем все загудели, замахали руками и отвернулись.

– Пошто рыла воротите, черви навозные? – возмутился Чубатый. – Что, хотите сказать, что Архипка краше Салимки? Дык он же с барынькой нашей во грехе жил?! Аль запамятовали, ушлёпки безмозглые?

«Што ж ты, гнида, эдак хвост задирашь? – подумал Архип. – Снова что-то гадское чинить вознамерился?»

– Ты б варежку свою закрыл, ишак вислоухий! – прикрикнул на зарвавшегося негодяя Гафур Ураев. – Нечего здеся копытом бить. И без тебя, сопляка, уразумеем, зараз кого над собою атаманствовать поставить!

– И впрямь белены обожрался, – поддержали Ураева люди. – А нас-то как лает. Словами распоследними! Прямо барин, а не злыдень беглый!

– Ещё вякнет, по башке дрыном огреем, – предупредили и бабы.

– Что рты-то пораззявили? – отбрыкивался Чубатый. – Архипку взашей гнать из умёту надо б, а вы на меня псов спускаете.

«Хочешь меня из умёту выставить, – подумал Архип. – Ну-ну. Надрывай пуповину!»

Тогда вскочил с места Ерофей Хмелёв, самый старый человек в умёте.

– Люди, вы только поглядите, какого собачьего выродка средь себя пригрели?! – Он ткнул посохом в бок Чубатого. – Его приютили, в умёте зараз оставили, а он воду мутит!

– А ты пошто клыки скалишь? – закричал на него Чубатый. – Уже зубы-то повыпадали, а ты ещё ругательства шамкаешь! Мож, сам в атаманы метишь, пень трухлявый?

Архип посмотрел на умётцев и остановил взгляд на Чубатом. Ему было хорошо известно, почему мерзавец старается выставить его из умёта. Чубатый надеется, что, уходя, казак обязательно прихватит с собой сокровища покойной и тогда…

– Надо бы зараз всех выслушать, – сказал Архип. – Кто супротив меня что скажет, зараз уйду с умёту. Меня уже здесь ничего не держит! Такое вот слово моё!

– Архипа в атаманы хотим! – загудели люди. – Архипу быть над нами!

Голоса смешались, но люди были едины:

– Выбираем Архипа – и сказ весь!

– Он хороший казак и в баталиях смыслит!

– Пущай Архип будет нашим атаманом, а мы в казаки всем гуртом зараз вступим!

Все подняли руки за Архипа, кроме Чубатого. Угрюмый Салим тоже поднял руку:

– Пущай Архип нами верховодит, а мы за него постоим!

– Браты, какой же я атаман вам? – вскочив с места, воскликнул Архип. – Да и казаком я неважным в Сакмарске слыл. Вот по кузнечному делу…

– Не отбрыкивайся от доверия людского, – ткнул его посохом в бок Ерофей Хмелёв. – Доверие заслуживать долго, а утерять в миг единый. Ты давай-ка не рассусоливай зазря, а за дело берись. И оглянуться не поспеешь, когда зима заявится. И что прикажешь, атаман, нам сызнова в землянках студиться?

– Вот именно! – всполошился замолчавший было Чубатый. – Раз атаманом кликнули, знать, заботься о «детушках» своих! Поезжай в город, покупай оружие, порох и инструмент.

«Так и хотит паскудник, чтоб я его на схрон Амины вывел», – подумал Архип, а вслух сказал:

– Эдак и быть тому! Раз атаман я вашенский, знать, слушаться велю и не перечить понапрасну. О том, каке мысли по строительству имею, зараз апосля обскажу!

Он пристально посмотрел на освещаемое костром лицо Чубатого:

– А сейчас почивать ступайте. Больше ничего нынче решать не будем!

Но поспать спокойно избранному атаману не удалось. Не успел он вернуться в землянку, как вдруг рядом с ним появился шустрый паренёк, внук Ерофея Хмелёва – Гордейка.

– Ну а тебе чего надо, стригунок? – улыбнулся Архип и провёл ладонью по вихрастой голове. – Тебе нынче где быть велено?

– Ясно где, в степи.

– Вот и ступай себе. Мне нынче с тобою некогда калякать.

– Ты выслушай, Архип, а апосля трынди, – насупился мальчуган. – Я вон давеча в степи много верховых узрил. Вот и пожаловал, не спросясь дозволения!

– Где узрил? – напрягся Архип. – Не к нам ли скачут?

– Не знай, – пожал плечиками встревоженный Гордейка. – Они кругами по степи насаются. Может, ищут чего?

– Не чего, а кого, – поправил Архип, лихорадочно соображая, что предпринять.

Несколько минут спустя он схватил Гордейку за руку и потянул за собой.

– Куда? – переспросил тот, испугавшись.

– Укажешь, где конных видел.

– А мож, здесь отсидимся? А?

– Место укажешь, сразу домой отпущу.

К ним подошёл Гафур Ураев, который, как оказалось, слышал разговор между Архипом и Гордейкой.

– Надо всем поочерёдно выходить и наблюдать за степью, – предложил он. – Да мальцов с собой брать, чтоб упрядить, ежели что.

– Да из оружия кое-что сохранилось, – поддержал его Ерофей Хмелёв, выходя из-за землянки.

– И ружья, и пистоли имеются, – продолжил Ураев, – только вот пороха нету. А без него ружьё что палка.

– Нынче я пойду на степь гляну, – сказал мужикам Архип. – А заодно помыслю, как порох раздобыть и инструмент с оружием!

Вернувшись в землянку, он взял ружьё, саблю и ушёл один в степь.

Архип обошёл все овраги и возвышенности в окрестностях степи. Всё было тихо и спокойно. Он поднялся на высокий бугор и осмотрелся. Нигде не было никаких следов, указывающих на присутствие врагов.

Со спокойным сердцем казак спустился в низину и присел на землю. Четверть часа спустя он снова прогулялся по прежнему маршруту. И снова всё вокруг было тихо.

Архип вставал, приседал, ложился на землю, прислушивался и снова без устали наблюдал за степью.

Всё было тихо.

Архип успокоился. «Видимо, почудилось Гордейке», – подумал он. Напряжение постепенно угасло. Вскоре к нему вернулось полное спокойствие, а вместе с ней и самонадеянность.

Когда казак решил найти местечко поудобнее и вздремнуть пару часиков до рассвета, неожиданно услышал какой-то непонятный звук. Затем ему почудилась мелькнувшая по краю высотки тень. Она тотчас исчезла.

Осторожно сняв с плеча ружьё, Архип взвёл курок и замер. Тень мелькнула справа от него. Казак успел рассмотреть в темноте корсака (степная лисица), который мгновенно ретировался подальше, испугавшись Архипа или его ружья.

Успокоившись, он снова обошёл всё кругом, но так ничего и не обнаружил. А когда собрался прилечь на землю и вздремнуть до утра…

* * *

Когда Чубатый вошёл в землянку, Салим сидел за низеньким столиком и, склонившись к лучине, правил о камень кривой и всегда острый нож.

– Тебе что, больше заняться нечем? – упрекнул его с порога Чубатый.

– Скажи чем, и я займуся этим, – сказал Салим, оторвавшись от своего занятия.

Благодушное состояние татарина ещё больше возмутило Чубатого. Разве сейчас было до заточки ножей?

– Ты что, или не видишь, что всё зараз идёт не эдак, как нам надо? – возмущённо воскликнул Чубатый, покраснев.

Салим повернул шею и, задрав голову, посмотрел на сообщника равнодушным взглядом.

– А как тебе надо?

– Чтоб Архипа выперли из умёта, а, уходя, он прихватил бы Аминкино золото!

– А если он не сделал бы этого?

– Сделал бы! Я ещё не встречал человека, который бы отказался от огромного богатства.

– Это ты так думаешь. А он, может, и нет?

– Но он знает, где золото зарыто! Амина указала ему место это!

Салим не спеша заткнул нож за пояс, отшвырнул камень в угол землянки и, ударив кулаком по столику, встал с табурета.

– Ты зря отравил Амину, волчара!

Салим перестал шагать по землянке и уставился полным неприязни взглядом на Чубатого.

– И ты не надейся, что Архип приведёт нас к золоту!

– Что делать! Что делать! – захныкал Чубатый, кусая губы.

– Башкой думать! – раздражённо оборвал его Салим. – Сейчас надо настаивать, чтобы Архип закупил для умёта инструмент, порох и оружие. У него нет денег. И он будет вынужден взять золото Амины!

– Но я уже заикнулся об этом на сходе.

– Это было очень своевременно и умно с твоей стороны!

– Но мне чудится, что Архип нас в чём-то подозревает?

– Да, да, это так, – согласился Салим. – И всё же нам нельзя оставлять его без наблюдения ни на минуту!

– Но он очень осторожен. Завсегда оглядывается, когда бродит по умёту или по лесу.

Салим неожиданно улыбнулся. Он, видимо, проникся какой-то коварной задумкой. Недаром, судя по всему, главарь сабарманов Албасты оставил его в умёте.

«Такой из огня живым выберется, поганый ублюдок», – подумал Чубатый, угодливо смотря в лицо Салима, и пробормотал:

– А может, взять Архипа за холку да и вытрясти с него всё, что он об золоте ведает?

– Если ты думаешь, что он чего-то скажет под пыткой, то осёл! – отрезал Салим, ожесточась.

– Тогда скажи, что ты замыслил, басурманин хитрозадый?

– Кое-что замыслил, – лихорадочно блестя глазами и не глядя на него, сказал жёстко Салим. – Если чутьё меня не подводит, то я догадываюсь, где спрятано золото!

– И где место это? – напрягся Чубатый.

– Скажу после, – хитро прищурился Салим, и его колючий взгляд проник в самую душу сообщника. – Готов ли ты мне подсобить в этом необычном деле?

– Готов, готов! – заверил его, не споря, Чубатый.

– Хорошо, другого ответа я и не ждал. Ты должен будешь поджечь свою землянку и «сгореть» в этом огне!

– Что-о-о?! – У Чубатого глаза полезли из глазниц от глубочайшего изумления и испуга.

– Что, наложил полные штаны? – тихо рассмеялся Салим. – Ты подожжёшь свою землянку, но сам не сгоришь. Мы подберём кого-нибудь для «заклания» вместо тебя и сожжём его тело! Тогда Архип подумает, что тебя больше нет и, уже не таясь, доберётся до золота!

– А ты? Ты мыслишь, он не будет пужаться тебя? Архип знает, что мы с тобою не разлей вода.

– После твоей «смерти» я уйду на охоту и больше не вернусь! – улыбнулся загадочно Салим. – Я вернусь к Албасты, чтобы Архип почувствовал себя спокойно!

– Ты оставишь меня без присмотра? – не веря своим ушам, спросил Чубатый. – Но…

– А куда ты денешься, – ответил Салим, всматриваясь в его мертвенно-бледное лицо. – Ты не сможешь скрыться с золотом Албасты, и он это хорошо знает!

Как только Чубатый осознал, что без присмотра он всё-таки не останется, у него опустились руки.

– Уважаемый Стёпа, – снисходительно проговорил Салим, – ты совсем пал духом. Поразмысли: ведь если ты захочешь скрыться с золотом, то Албасты всё едино разыщет тебя! Да и бежать тебе некуда! Ты понял?

– Усёк, – понуро ответил Чубатый. – Житуха моя в ваших руках. – И подумал: «Это мы ещё поглядим, рыло свинячье!»

* * *

Как только сумерки сгустились над степью, атаман отдал приказ отряду остановиться. Казаки расположились прямо на открытой местности и разложили костры.

Несколько человек расположились у костра в центре и принялись готовить ужин. Атаман задрал голову кверху и посмотрел на усыпанное звёздами небо.

По ночному небу лениво скользили лёгкие облака, изредка заслоняя собою ярко сияющую луну.

– Атаман, а не лучше бы повременить с возвратом в Яицк? – спросил один из казаков, разрезая острым ножом краюху чёрствого хлеба. – Кто его знает, что там нынче?

– Ты что, ошалел, что ль, Ероха? – возмутился казак, поджаривавший ломтики сайгачьего мяса. – Нам что теперь, зараз в степи обживаться?

– Гурьяна и Матвея дождёмся, тогда и порешим, – ответил атаман, возвращая взгляд с небес на землю.

– Вот тебе на, – вздохнул ещё один казак, откупоривая бурдюк с вином, – а я уже чаял на жинку свою Гланьку поглазеть. Поди ещё не успела скурвиться, паскуда!

– Успела поди, – поддел его Ероха. – Ты ушёл в Сибирь и канул. Твоя тёща, поди, зараз своей дочурке женишка и подыскала.

– Обеим бошки посворачиваю, – нахмурился казак, разливая вино по глиняным мискам.

– Кому?

– И Гланьке, и тёще.

– Атаман, а как мы отсюда незамеченными просочимся? – спросил казак, который резал хлеб. – Оренбург недалеча. Кабы на служивых не напороться.

– Хреново, что мест этих не знаем, – вздохнул атаман. – С той стороны Сакмары я всю степь знаю. Хоть до Хивы поганой с завязанными очами доведу! Но там сейчас опасно. Дождёмся провожатого, тогда и двинемся!

– Не верю ему я, Иван, – сказал серьёзно Ероха. – Какой-то склизкий татарин-то. Заведёт на засаду, и все зараз заместо дому кровушкой умоемся!

– Другого ничего нам не удумать. Волей-неволей, а положиться на проводника придётся, – тяжело вздохнул, отвечая, атаман. – Ежели Господь от нас покуда не отвернулся, знать, и лихо минует, чтоб ему пусто было!

Казаки замолчали, слушая, как потрескивают дрова в костре.

Временами налетал лёгкий ветерок, разбрасывая огонь и искорки в разные стороны.

– Вот и мясо подрумянилось, – сказал казак, поджаривавший сайгачину. – Прошу поцведать, браты-казаки.

– А может, и впрямь ещё маленько отсидеться, атаман? – спросил Ероха, беря горячий кусочек мяса. – Разузнать бы изначально, что там без нас? Может, нас уже семи собаками по Яицку сыскивают?

– Да будя тебе изгаляться, – пробубнил Ероха. – Без тебя тошно, а ты… Пущай атаман лучше об чём-нибудь другом обскажет, чтоб не ломать башку зазря о том, что стрясётся завтра спозаранку.

– А что могёт с нами стрястись такого, что не указано Господом и не накорябано на наших челах? – ухмыльнулся атаман.

– Все под Господом ходим, – согласились казаки.

Затем все плотно поужинали, испили вина и приготовились ко сну. Атаман посмотрел на небо, чему-то улыбнулся и, не обращаясь ни к кому, сказал:

– Благодарите Господа, казаки, что всё ещё по землице ходим.

Он ткнул в небосвод указательным пальцем:

– Ещё сызмальства заприметил я, что, когда гляжу на небеса ночью, завсегда лик Господа мерещится!

– И каков он? Как на иконах писанный? – спросил, зевая, Ероха.

– Не знай, – вздохнул атаман. – Я Господа не зенками зрю, а чем-то другим. Будто я весь сам око и гляжу на Господа!

В ночи вдруг послышался топот лошадей. Разговор сразу же прервался, а сон улетучился.

– Небось Гурьян и Матюха вертаются, – предположил атаман, вскакивая с подстилки и хватаясь за оружие.

Казаки тоже быстро вооружились и замерли, прислушиваясь.

Из темноты, как из тумана, показались двое. Казаки взяли на изготовку оружие, не выпуская их из виду.

Один из всадников спрыгнул с коня, отдал уздечку спутнику и, потирая руки, присел у костра.

– А вот и мы, атаман, – сказал он, – да не одни, а с лазутчиком!

Он крикнул слезавшему с коня спутнику:

– Слышь, Гурьян, тащи к атаману лазутчика. А сам коней спутай и к костру двигай, браты нам пожрать кое-что оставили!

– С возвращеньицем, полуночники, – поприветствовал их атаман, разглядывая опутанного арканом незнакомца. – А этого красавца где сцапали?

– Дык недалеча отсюда, – ответил Матвей, жадно запихивая в рот мясо, хлеб и запивая всё вином. – Мы его зараз углядели, когда у леса догляд проводили.

– Он там обход делал, – добавил Гурьян, присев у костра и заталкивая в рот пищу. – Мыслю, что лазутчик это и уже давно за нами вслед движется.

– А конь тогда его где? – не спуская глаз с пленника, спросил атаман. – Не бегом же он за нами бегал?

Гурьян и Матвей, перестав жевать, переглянулись. Действительно, коня-то они как раз и не нашли! Да и у захваченного «лазутчика» не поинтересовались, как он оказался один ночью в степи.

– Ты кто будешь? – спросил атаман, глядя на пленника. – Чего за нами увязался и конь твой где?

В ответ на его вопросы «лазутчик» усмехнулся и пожал плечами:

– Да я об вас знать не знал и слыхом не слыхивал!

– Тогда чего в степи один колобродишь, да ещё от нас недалече?

– Кто вы и откель – знать не знаю я, – смело ответил пленник. – А сам я недалече проживаю.

Вокруг пленника и атамана собрался весь отряд. Казаки с нескрываемым любопытством разглядывали пленника, дивясь его стойкости и храбрости. Атаман посмотрел на них, словно призывая всех в свидетели, после чего посмотрел на пленника:

– Бреши больше. Здесь за сто вёрст округ никакого поселенья нету! Только Сакмарск недалече. В самый раз сотня вёрст до нево!

– Я ведаю, где Сакмарск, – улыбнулся пленник. – Сам оттуда.

– Во бряхло! – встрял в разговор Ероха. – Ты что, из избы вышел и зараз до нас добёг?

– Да туточки я сейчас проживаю, недалече, – заверил «лазутчик». – Умёт здесь есть, Степными Огнями наречённый!

– И что, даже в гости заглянуть приглашашь? – всё еще смотря на пленника с подозрением, поинтересовался атаман.

– А что? Милости просим! – просияв, обрадованно воскликнул тот.

– А чего ты эдак обрадовался? – насторожился атаман, чувствуя подвох. – Может, сабарманы мы и умёт твой разорим зараз?

– Сабарманы тожа люди, – вздохнул пленник, – да и брать у нас нечего. Ещё зимой уже зорили нас и жгли дотла!

– Тогда почему доверяшься каждому встречному? – строго спросил атаман.

– Почему ж это каждому встречному? – рассмеялся добродушно пленник. – Я ж тебя как облупленого знаю. Ты ж казак яицкий Ивашка Кирпичников?

Атаман не поверил своим ушам. «Лазутчик», пойманный ночью в глухой степи, безошибочно назвал его имя!

– Ну-ка дай-ка я на тебя взгляну получше?

Он приблизился к пленнику, взял его за плечи и взглянул в лицо. Кто-то из казаков взял из костра ярко пылающую головёшку и поднёс поближе, давая возможность получше разглядеть «лазутчика».

– Раздави меня Господи! – воскликнул поражённый атаман. – Дык ты ж Архип-кузнец? Ты ещё коня моего так подковал, что в сапоги обул несносные? А в Яицке батюшку своего искал?

– Да, я это, – мотнул головой Архип. – А я тебя зараз признал, Ивашка!

– А ну развяжите его, – кивнул удивлённым казакам Кирпичников. – Этого казака не сметь обзывать лазутчиком!