Текст книги "Новая ментальность"

«Впереди планеты всей»

10.09.08

Сегодня услышал по радио, что в Израиле начался процесс над тремя, которых обвиняют в торговле людьми. Т. е. в том, что они обманом вывозили девушек из Украины и превращали их в проституток. Можно было бы сказать: «Ну, и слава Богу», если бы в этом сообщении не говорилось также, что Израиль вынужден был начать этот процесс под давлением мировой общественности (чти Запада). Можно, конечно, закладывать тут всякие виражи типа: «Мало ли что говорят, врут антисемиты» или «А сами они, что, лучше?». Ну, насчет того, что сами они не лучше (во всех западных странах процветает эта торговля) это я знаю. Но это не оправдание. А вот насчет того, что врут, это надо, в принципе, проверять, для чего у меня нет, естественно, возможности, а еще прежде того, нет желания. Нет желания, потому что знаю, что в данном случае не врут. Бывает, что врут, бывает, что антисемиты, но в данном случае я знаю, что не врут, потому что знаю Израиль. Против всего этого дерьма, лишь частью которого является торговля людьми, я начал выступать чуть ли не на первом году моего пребывания в Израиле, как только огляделся и разобрался, что происходит. Желающие могут прочесть это в моих «Записках оле» (Кинор, 5, 1985) и «22» (, 1967).

Конечно, не Израиль изобрел этот сексуал либерализм (он лишь заимствовал его с Запада) и даже то, что одним из основоположников – теоретиков его был еврей Фрейд, тоже нельзя поставить в вину ни Израилю, ни еврейскому народу – народ и страна не отвечают за отдельного человека. Но я еще тогда писал, что в своем рвении подражать Западу во всем, включая упомянутый сексуал либерализм, Израиль забежал впереди планеты всей (особенно если учесть, что на Западе уже начался постепенный откат назад от этого либерализма). И что рано или поздно Израилю придется за это дорого платить. И не только по причине осуждения другими народами, что и само по себе немаловажно. Но, прежде всего, придется рассчитываться за измену себе, своему духу. 2000 лет, несмотря на невообразимые гонения, евреи оставались верны своему духу и, в частности, моисееву Закону, запрещающему этот либерализм, и вот теперь построив свое государство, они предают его. И уже платят за это. Весь внутриполитический свинюшник, постоянно изнуряющий Израиль – это плата за это. И будет еще больше.

Психотерапия, мораль, современное искусство и прочее

2.11.08

Когда-то я уже писал, что психотерапевтические школы растут в наши дни, как грибы после дождя. Вот и сейчас в Украине сильно вошла в моду гешталт-терапия, а в России изобрели сказко-терапию. (Мол, знай наших, не все ж Европе пудрить нам мозги, мы и сами можем пудрить их себе не хуже). Прибыла уже эта сказко-терапия и в Украину. (Да не попутает читатель ее с теми сказками, которыми кормит нас власть).

Ну, распространилась, ну, прибыла, ну и что? – скажет читатель. – Никто ж никого не заставляет пользоваться этими терапиями. И вообще, у нас демократия, плюрализм, мультикультурализм и прочая политкорректность.

Оно, конечно, так. Но с другой стороны, необычайно в моде сейчас разговоры и про мораль и духовность. До того в моде, что даже дырка в голове от болтовни на эту тему. И тошнит от нее малость, особенно, когда болтающие – люди аморальные, бездуховные и не ведающие, что такое дух и мораль. А какая тут связь одного с другим? А связь вот какая.

«Суть гешталт-мировоззрения емко сформулировал один из основателей этого психотерапевтического направления – немецкий психолог Фредерик Перлз:

«Я делаю свое дело, а ты делаешь свое дело. Я живу в этом мире не для того, чтобы соответствовать твоим ожиданиям. Ты – это ты. А я – это я». То есть нужно позволить себе быть самим собой. Не сравнивать себя с другими людьми, не осуждать».

(«В поисках своего „Я“», Сегодня, 30.10.08)

Что здесь значит «быть самим собой», «не осуждать»? Может это значит: «Ты – спортсмен, а я – артист. Но я не сравниваю тебя с собой и не осуждаю себя за то, что я – не спортсмен»? Да нет, конечно. Это значит освобождение себя от моральных тормозов. Чтобы не было в этом сомнения, вспомним, что все психотерапевтические школы вышли из психоанализа, родоначальником которого был папа Фрейд. Тот самый папа Фрейд, который «доказал», что человек не властвует над своими инстинктами, а, наоборот, они, и, прежде всего либидо властвуют над ним. И именно отсюда родилась сексуальная революция и весь тот свинюшник, в котором мы до сих пор барахтаемся.

Или возьмем так называемое современное искусство. Я говорю «так называемое», потому что имею в виду не вообще все искусство, творимое в наши дни, а то, которое позиционирует себя как «современное». (Впрочем, оно сегодня доминирует в этой области). Вот выступал на днях по радио руководитель украинского центра современного искусства (или что-то в этом роде). Спросила его ведущая: а что это такое – современное искусство? Из его ответа получилось, что главное, чем оно отличается от нормального (вместо «нормального» он употребил слово «классического») искусства, это тем, что оно обязано эпатировать публику. Ну, а чем, спрашивается, можно эпатировать публику, кроме очередного побития рекордов аморальности?

Или еще она спрашивает: «Как действуют супер современные в смысле эпатажа спектакли Жолдака на публику? Или даже не на публику, а на подростка, играющего в одном из них и вынужденного ежедневно участвовать в действе, перегруженном сексом и насилием?» – «А что – отвечает он – жизнь сегодня менее перегружена всем этим, чем спектакли Жолдака?»

Ну, во-первых, жизнь все еще не так нагружена этим, как это искусство. Если была бы так нагружена, то не было бы и эпатажа. Но она таки нагружена. Но отчего она нагружена? Она нагрузилась из-за того, что появились и восторжествовали соответствующие философии, фрейдизм с последующими психотерапевтическими школами, в частности и в первую очередь, которые обосновали право каждого «быть самим собой», в смысле свинячить как угодно и не осуждать себя при этом. И из-за «современного» искусства, которое каждый раз должно переплюнуть по части эпатажа предыдущее «современное» искусство. Кстати, это подразделение искусства на классическое и современное, оно же эпатажное, это – нечестный прием представителей «современного» искусства в борьбе их с искусством настоящим. Во все времена находилась бездарь, которая норовила выделиться в искусстве с помощью эпатажа. Просто сегодня этого больше и гуще, но никаких оснований для того, чтобы называться современным это не дает. С другой стороны, классическое искусство – это настоящее современное искусство своего времени, которому в свое время точно также приходилось пробиваться сквозь эпатажную бездарь. Причем та старая эпатажная бездарь уже давно забыта, а классическое искусство потому названо классическим, что оно прошло испытание временем. Существует и сегодня настоящее искусство. Но из-за шума, производимого эпатажниками, которых сегодня больше, чем во все предыдущие времена вместе взятые, его представителям сегодня еще трудней получить признание, чем в прошлые времена.

Проблема, о которой идет речь, не ограничивается духом, моралью и искусством, которые для очень многих, к сожалению, не более чем пар или, в лучшем случае, бесплатное приложение к хлебу с маслом, качественной домашней утвари, возможности отдохнуть на Канарах и т. п. Когда эрзац господствует в морали и искусстве, то он же начинает господствовать во всех остальных сферах жизни, включая политику и экономику, и тогда приходит кризис и богатые лишаются Канар, а бедные – масла к хлебу (а кой кто и хлеба тоже). В украинской политике, экономике, философии талантливым людям так же тяжело пробиться наверх, как и в искусстве, потому что и в этих сферах наверху эрзац, который воспринимает настоящее, как угрозу себе. Несостоятельность украинского политикума сегодня стала очевидна. Мировой финансовый кризис разразился, конечно, не по вине украинских властей. Но Украина могла бы пройти этот кризис несравненно легче, если бы власть не потратила время в бездействии, заявляя, что этот кризис Украины не коснется. И это в ситуации, когда специалисты на Западе в один голос заявляли, что Украины он коснется гораздо жестче, чем западных стран.

Что касается науки и философии, то здесь засилие наверху эрзаца не столь очевидно широкой публике. И еще менее очевидна для нее роль науки и особенно философии в тех ощущаемых ею бедах, которые уже свалились и продолжают надвигаться на нее, как-то финансовый кризис, разрушение экологии, изменение климата и т. д. Сегодня болтать о философии стало столь же модно, как о морали и о духе, но не углубляясь в суть, не уточняя понятий, не заботясь о ясности и противоречиях. Наоборот, чем туманней и путаней, тем оно как бы умней считается. («Мутят они свою воду, чтобы глубокой казалась она» – сказал о них Ницше). Поэтому широкие массы стали воспринимать философию, как словесное украшение к торжественным речам на публику, эдакое интеллектуальное шоу. На самом же деле философия есть вещь насущно необходимая людям индивидуально и обществу в целом. И сегодня, как никогда в прошлом, ибо сегодня от философии зависит выживание человечества. Само собой от настоящей философии, а не от псевдомудрой болтовни под философию. А эта болтовня точно также мешает пробиться настоящей философии, как эпатажное и прочее псевдоискусство настоящему искусству.

О роли философии я уже не мало писал, поэтому резюмирую здесь это сжато. Ну, как некоторые философии (ошибочные, безусловно, а значит – эрзац) разрушили общественную мораль, произведя сексуальную революцию, сказано выше. Ну а разрушенная мораль – это главная причина коррупции, разрушающей экономику, и того бардака в политике, который разрушает и экономику и все остальное. Другая группа философий в то же время релятивизировала наше познание, утвердив пресловутый плюрализм, по которому у каждого – своя правда. В результате, когда ты сегодня обращаешься к философскому истэблишменту и говоришь, что ты в своей философии опроверг и тех, кто доказывал относительность морали, и тех, кто релятивизировал познание, тебе всякие там эрзац философы с вершины философской пирамиды, вроде директора киевского института философии Поповича говорят: «У тебя – своя правда, а у нас – своя. Мы не обязаны ни обсуждать твою философию, ни продвигать ее. Продвигайся сам, как мы продвигались». А как они продвигались? Они продвигались, исполняя философское «спасибо партии» в советское время. А теперь продвигаются, используя достигнутое тогда служебное положение: публикуются в печатных органах им принадлежащим, куда настоящего философа не пускают, собирают у себя в институте конференции, на которые настоящих философов не пускают, получают доступ на радио и телевидение, куда опять же настоящему философу не пробиться. Вот на «Радо эра ФМ» есть программа философа и… психоаналитика Назима Хамитова. Болтает он там без устали о морали и о духе, не упоминая роли его психоанализа в разрушении морали, да и вообще не уточняя, о какой морали он говорит и что он имеет в виду под духом.

Можно было бы закончить фразой Гоголя:

«Скучно жить на белом свете, господа»,

да ведь если так и дальше будет продолжаться, то и жить нам всем недолго останется.

Выставка современной живописи в Киеве

16.11.08

Выставка была в Музее русского искусства и закончилась в минувший вторник, т. е. где-то 11.11.08. Она была организована группой украинских художников и хоть и была размещена в музее, но не под эгидой властей или союза художников, а как вполне независимая. Сопровождалась она рекламной кампанией, не могу судить насколько в целом широкой, но, по крайней мере, мне довелось услышать несколько раз по «радио Эра ФМ» интервью с ее организатором и вдохновителем Клименко (если не ошибаюсь). Он позиционировал живопись группы, как с одной стороны современную, противопоставляя или, как минимум, отделяя ее от живописи классической или соцреализма, а с другой, противопоставляя ее той современной живописи, в которой художники просто рисовать не умеют. Т. е. школу живописи классическую и в частности советскую он приветствовал и настаивал, что вот художники его группы, они таки владеют мастерством, которое дает школа, владеют, но ставят себе другие цели. Далее шел мне лично уже поднадоевший набор фраз о концептуальности, о метафизике и вообще философии, т. е. о нагруженности картин художников данной группы всем этим. Употреблялись, хоть и без излишнего акцента на них и «провокативность» и «эпатажность». Речь шла и о продаваемости картин данных художников, особенно на Западе, а, следовательно, признании. Все же главный флер в самоподаче был в философичности этой живописи. Мол, это Вам не хухры-мухры и не «А Вы видали, как течет река?». Тут головой думать надо и если кому не понравится, значит, сам – дурак.

У меня давно уже было желание поближе познакомиться с современной живописью и посмотреть, чем она отличается от той, что была современной 30 лет назад, и о которой мне доводилось писать («Выставка американской живописи»). А тут, тем более, говорят о преемственности школы живописи и о философии. В общем, поднапрягся и в последний день таки успел. Правда, будучи под прессом времени, т.е. имел всего пол часа на осмотр. Задержался на 40 минут, рискуя опоздать куда спешил, и сожалею, что не смог пробыть там часика полтора.

Можно разбирать любую выставку по пунктам: вот это в ней есть, а этого не хватает, вот этот художник силен в этом, а в этом слабоват. Но если хотя бы одна картина поразила вас, тронула вам душу, как способно трогать только настоящее искусство, то заниматься таким холодным анализом противно. В данном случае это имело место. Работы Сидоренко произвели на меня именно такое впечатление. Мастерство? Конечно, он – мастер, великолепно владеющий светом и цветом. Свет в его картинах просто поражает. Кажется, вся комната, где выставлены его картины, залита этим светом. Но мастерство, вещь приятная сама по себе (особенно в эпоху, когда о нем стали подзабывать), еще не делает картину актом Искусства с большой буквы. Любой ученик школы Тициана – мастер, мастер, но не Тициан. В советское время главные художественные институты страны выпускали художников, безусловно, владеющих ремеслом, но это не значит, что любого из них можно поставить в ряд, скажем, с Татьяной Яблонской. Как ни великолепен свет в картинах Сидоренко, но можно найти подобный, скажем, у Сарьяна. Свет это, конечно, важно и все-таки его тоже недостаточно, чтобы сделать картину Картиной. Так может это – вышеупомянутые философичность, концептуальность, провокативность? Все это, кстати, присутствует в его картинах, хотя и не во всех. Но все это имеет место и у других художников группы и у половины из них и мастерство на уровне, но Искусства с большой буквы не происходит. Мало того, у тех из них, кто поталантливее, эти потуги на философичность, эта дурацкая провокативность, просто убивают Искусство, которое без такого целеполагания могло бы и состояться у них. Это, например, у Ротбрайта (если не ошибаюсь), у которого две небольшие картины с головами людей и мухами, размером с эти головы. Какая мне разница, какую глубокую философскую концепцию он запихал в этих мух (да и может ли тут быть глубокая философская концепция)? Ну, допустим, мне объяснят, что эти мухи выражают то-то и то-то. – Ага, скажу я, понял. – Ну и что, после этого у меня появится ощущение соприкосновения с великим Искусством, ощущение откровения? Если живопись не действует сама по себе, а только с помощью сопровождающего текста (неважно, писанного, сообщаемого устно или который надо угадать), то уж лучше я буду просто читать тексты, философские в частности.

То, что превращает картины Сидоренко в Картины, рождает чувство откровения при столкновении с его живописью, – это передаваемое в них ощущение ценности жизни как таковой, ценности каждого ее трепетного и неповторимого мгновения, вне зависимости от социальной, философской и прочей значимости этого мгновения или обстоятельств, в которых оно имеет место. Это чувство необычайной, все превосходящей ценности жизни в картинах Сидоренко перекрывает, забивает, делает неважными и не мешающими даже все его потуги на философичность и безусловную провокативность некоторых его работ.

Вот, например, его картина, пародирующая некий религиозный сюжет, характерный для многих религий, (а посему претендующая и на философичность и на провокативность), в которой изображена кампания людей на лоне природы. Религиозность сюжета в том, что в центре картины – фигура персонажа, изображающего явно проповедника или святого, а остальные изображают его сторонников, апостолов и т. п. Дабы не было сомнений в религиозности сюжета, над головой «святого» – кружок, символизирующий нимб, а в толпе поклонников стоит и лань. Так сказать и люди и звери внимают словам праведника.

Пародийность же и провокативность картины в том, что святой – это обыкновенный земной мужик, нарочито заземленный. В лице его – ни малейшей святости и дум о возвышенном и потустороннем. Наоборот, – полное довольство земной жизнью. Он лежит на земле в довольно-таки вольготной и несколько фривольной позе и даже, кажется, жует что-то. Нимб над его головой – это кольцо из проволоки или еще чего-то, которое держит одна из его последовательниц, при этом двумя другими пальцами руки, в которой держит кольцо, она «делает ему рожки» (или показывает знак V). Лицо у нее, как и у остальных, тоже лишено святости или торжественности момента. Это просто лица людей, наслаждающихся пикником на природе. Но все это лукавое мудрствование на темы религии в картине перекрывает мощный гимн жизни, бьющий из нее, то ощущение ценности жизни, которое автор умеет передать и которое и делает его картины Картинами.

Чтобы не было сомнения, что это так, можно сравнить эту картину с другой его картиной, в которой нет никаких претензий ни на философичность, ни на провокативность. Там изображен зимний день в небольшом, судя по всему, городишке (потому что рядом со зданиями и на заднем плане – лес). На переднем плане 3 женщины. Не красавицы, без обнаженной натуры. Одна пожилая, нагнулась, кажется, мусор убирает. А одна, вот только в этой картине, напрямую выражает то ощущение жизни, о котором я говорю. Она, похоже, только что вышла из здания, где перед этим долго и тяжело работала (может ночное дежурство санитаркой), увидела свежий снег, может первый в этом году и ее пронзило это чувство самоценности жизни несмотря ни на что. Несмотря на тяжелый труд, нищенскую зарплату (все они одеты бедно) и разные прочие невзгоды. И она рванулась навстречу этой жизни в бесподобно схваченном художником движении, с каким-то особо вольным изгибом тела и вскинутыми вверх руками. Вот и все, и никакую философию тут не приторочишь, а передает она все то же, что и та псевдо религиозная и все прочие его картины.

Тут могут сказать, что это ощущение ценности жизни, как таковой, это – тоже философия. Ну, во-первых, ощущение – это не осознание. Осознание – это, конечно философия, но ощущать можно не осознавая, и есть художники, которые ощущают и передают, но не осознают, что именно они передают. И в любом случае, это – не та философия, которую имели в виду устроители выставки и сам Сидоренко, изображая вышеупомянутого святого. Для каждой идеи, философской и не философской, есть свои подходящие средства выражения. Ведь сколько бы философы, те, что не от живописи, а от самой философии, ни долдонили нам про ценность жизни, передать ощущение этой ценности вообще или конкретного ее мгновения они не могут, не обладают арсеналом подходящих средств. И именно живопись из всех прочих видов искусств, обладает наиболее подходящим арсеналом для этого. А, кстати, без этого ощущения, вся бесконечная болтовня о ценности жизни только оскомину набивает. Посему блажен художник, наделенный этим ощущением и способный его передать.

Сексуальный патриотизм

21.03.09

Оказывается, можно сочетать и такие вещи, как секс и патриотизм. И не в смысле, «немножко попашешь, попишешь стихи», а принципиально, т.е. рассматривая секс, как проявление патриотизма. До этого додумался украинский депутат, по моему от НУНС, Доний в позавчерашней передаче по 5-му каналу телевидения с ведущими Чайкой и его напарницей. Передача была посвящена проблеме моральной цензуры в Украине, а непосредственным поводом ее послужил запрет, якобы, комитетом по морали некой книги, перегруженной (уже не якобы, ибо признавалось это и защитой) матом. «Якобы» я написал потому, что никакого запрета на самом деле не было, более того, как выяснилось, оный комитет при Верховной Раде и полномочиями запрещать что-либо не обладает, а может лишь давать моральную оценку продукту культуры, что он и сделал в данном случае. И даже не весь комитет, а один его представитель, и этот не по своей инициативе, а по просьбе издательства, собиравшегося эту книгу выпустить. После этого издательство отказалось выпускать книгу, а воители сексуальной свободы обратились в суд по поводу нарушений прав человека.

Защитников сексуальной свободы представлял на передаче Доний, а оппонировала ему мягкая такая, стеснительная тетушка из этого самого комитета. И оппонирование ее было не оппонированием, а вялой защитой по линии: а мы и не запрещали, и, вообще, это не мы, а там один, который нас, на самом деле, не представляет, и мы его скоро вообще выгоним. А Доний пер на нее, как на буфет, и в смысле публичного спора разгромил ее начисто, поле битвы осталось за ним.

Что касается сути спора, то, прежде всего, замечу, что я, вообще, не против мата, как такового, если он употребляется там, где уместно. И сам употребляю его, когда можно и нужно, и владею им не хуже Дония или автора той книги (хоть я ее и не читал), а скорее лучше. Мало того, когда две какие-то «патриотические» дамы доказывали по радио, что мат – это продукт чисто русской культуры, к украинской не имеющий отношения, то я даже написал статью, защищая мат, как ценный пласт языка. Но, естественно, что уместен мат, там, где уместен (в той статье я объяснил, где именно), а когда он начинает свободно звучать с экранов телевидения или в смешанном обществе в присутствии женщин и детей (а то еще и с их участием), то это превращает общество в свинюшник.

Но дело было вовсе не в мате, по крайней мере, мат здесь играл не главную роль. Т. е. Доний защищал и мат. (Правда, только в литературе, хотя, если разрешить мат в художественной литературе, да еще получающей престижные, государственные премии, то, как объяснить людям, почему его не следует употреблять на телевидении и в присутственных местах). Но главная линия, которую проводил Доний, состояла в том, что секс – это прекрасно и потому нельзя запрещать его описания в литературе или изображения в живописи и кино, причем никакого описания и никакого изображения. Порнографии просто не существует (раз секс прекрасен, то и его изображение – тоже). И, наконец, изображение и описание секса в украинском искусстве – патриотично (просто патриотический долг каждого украинского творца), потому что это прокладывает путь украинскому искусству на мировую арену. В Европе, де, это сейчас – самый тыц и современная молодежь это любит. А если Украина будет запрещать сексуализацию искусства, то отстанет от Европы и отвернет украинскую молодежь от украинского же искусства.

Ну что сказать троглодиту от культуры и секс патриоту Донию? Секс прекрасен? Всегда? Каким надо все же быть обломом, чтобы утверждать это с экрана телевидения, как нечто само собой разумеющееся? Секс, конечно, может быть прекрасным, но может быть и отвратительным. Как вариант – безвкусным. Был такой поэт и писатель Солоухин. Он писал, что бывает, целый день бродишь по лесу с красоткой, кувыркаешься с ней чуть не под каждым кустом, а вечером придешь домой и скорей к холодильнику, чтобы хватить стакан водки и смыть омерзительное состояние на душе. А с другой женщиной один единственный доставшийся тебе от нее поцелуй не можешь забыть всю жизнь. А Сартр писал, что выпить чашечку кофе на веранде кафе может быть приятнее, чем половой акт. А что бы ответил Доний, если бы застенчивая тетушка, его оппонентка, спросила бы его, прекрасен ли секс с грязной проституткой в подворотне?

Это – что касается самого секса. А вот, что касается его изображения – описания, тут дело еще сложнее. Не случайно в традиции высокого западного искусства, начиная с его эллинских истоков, и вплоть до середины 20-го столетия, до сексуальной революции было принято избегать изображения непосредственно полового акта. При том, что, начиная с эллинов и вплоть до наших дней, в изобразительном искусстве воспевалась красота обнаженного человеческого тела. Сторонникам порнухи, жаждущим стереть само понятие это, не мешало бы задуматься над этим. При этом надо еще учесть, что и изображение обнаженного тела (без полового акта) может быть искусством, как в случае с античной скульптурой, а может быть порнухой, как те картинки в глянцевых журналах, о которых упоминала напарница Чайки. Конечно, нельзя ввести формальных границ, отделяющих искусство от порнухи, и поэтому моральная цензура может приносить вред, запрещая то, что на самом деле есть искусство. И этим аргументом постоянно пользуются защитники порнухи. Но, во-первых, такова природа законодательства, как такового. Даже закон, запрещающий убийство, может в частном случае принести вред, могут по ошибке посадить не виновного. Но никому ж не приходит в голову на этом основании отменять уголовный кодекс. А во-вторых, вред от отсутствия моральной цензуры несравненно больше, чем от ее наличия. Нужно быть отъявленным лицемером или идиотом, чтобы отрицать связь между нынешними масштабами торговли «живым товаром», т. е. прежде всего женщинами на предмет проституции, использованием детей в секс бизнесе, масштабами половых и психических расстройств на почве секса и половых извращений и порнографией, и вообще сексуализацией массового, а заодно и элитного (точнее претендующего на таковое) искусства.

Возвращаясь к теме секса и патриотизма, хочу напомнить, что был такой великий украинский кинорежиссер Довженко, который входит в первую десятку режиссеров всех времен и народов. Он не просто обходился как-то без натуралистического изображения половых актов в своих фильмах (что не помешало ему прославить украинское искусство). Он еще описывал в своей книге, как во время Голодомора украинские девушки из села, приезжавшие в Киев в поисках работы, потеряв силы от голода, ползали по улицам (не могли уже ходить), но при этом старались прикрывать ноги юбкой. Стыд для них был сильнее чувства голода. Я думаю, что Довженко сейчас в гробу переворачивается от слов Дония. Но уверен, что и это Донию будет нипочем. Что ему Довженко? Довженко ж не патриот – недостаточно сексуален в своем творчестве.