Текст книги "Aeternum bellum (бесконечная война). Инквиетум. Артефакт. Апокалипсис"

Глава IX

Вечером, когда Владимир отправился к себе, отец и сын долго сидели в тишине, размышляя. После сегодняшних событий Теодорих, казалось, повзрослел на несколько лет. Конрад с тревогой вглядывающийся в печальное лицо мальчика, не выдержав, спросил:

– Что за мысли мучают тебя, сынок?

Подросток поднял глаза.

– Всё, что мы узнали, и грустно, и страшно. Я пытаюсь представить себя на месте Саны. Как ей, наверное, сейчас тяжело. А ведь она хороший человек.

– Если это Александра, а не Герье.

– Мне кажется, она способна с ним справиться.

– Вполне вероятно. Но как долго она сможет его усмирять, вот в чём вопрос.

Снова наступило молчание. Нарушил его Теодорих.

– Я хочу тебя кое о чём спросить, но опасаюсь вторгнуться в твои личные переживания.

– А я не намерен ничего от тебя скрывать. Спрашивай.

– Не сочти за любопытство, но ведь тебе сейчас тяжелее, чем мне? Ты любишь её, верно?

Конрад задумался, формулируя ответ.

– Нет, сынок, – медленно начал он, – не просто люблю, я сгораю в этой страсти. Потому и боюсь.

На лице мальчика возник вопрос.

– Война – сама по себе большая беда, моё мнение ты знаешь. И я почти уверен, что если Сана вновь развяжет Aeternum bellum, мы с тобой окажемся по разные стороны.

– Почему?

– Попытаюсь объяснить. Твоя мама… многие годы мои чувства к ней оставались светлыми и чистыми, это была, скорее, платоническая любовь, чем физическое влечение. Я не знал, что такое страсть мужчины, которая сродни магии: мощной, тяжёлой, способной подчинить себе, заставить совершать неправильные и несправедливые поступки, толкать на убийства и разрушения, делать человека зверем.

– Нет, я не верю, папа, ты не такой!

Теодорих в ужасе смотрел на отца.

– Это тёмная сила, сынок. Если Сана привяжет меня к себе, я едва ли сумею разорвать её путы. Вот потому-то я и стараюсь избегать наших встреч. Один поцелуй может сделать меня рабом, не говоря уже о физической близости. Представь, что произойдёт, если столь сильный волшебник окажется в оковах зла?

– А разве ты не сможешь бороться?

– Возможно, смогу. Но не хочу рисковать, проверяя. Если Сандриана окажется той, кем мы её считаем – реинкарнацией Герье, нам с тобой придётся покинуть Германию. Но и это не панацея. Став дученс, она найдёт нас везде.

Теодорих молчал, осознавая, что отец прав. Он не испытывал сомнений, что у человека и мага большой силы сильны и все движения души, в том числе и любовь. На мгновение юноше показалось, что всё кончено, и мир летит в тартарары. Закрыв глаза и тщетно сопротивляясь чувству дурноты, Теодорих падал в ад.

– Тео, мальчик мой, очнись!

Озабоченный голос отца привёл его в чувство.

– Я напугал тебя, прости! Не нужно было говорить об этом.

– Нет, нет….

Подросток тряхнул головой, отгоняя наваждение.

– Ты поступил правильно, просветив меня. Ведь я, наконец, понял, как велика опасность.

– Я ни в чём не уверен. Недавно ты сам говорил, что это домыслы. Но даже если угроза реальна, единственное, что может удержать меня на краю пропасти – это страх потерять тебя.

– И я очень боюсь остаться без тебя, папа!

Мальчик потянулся к мужчине и зарылся лицом в тонкую ткань на его груди.

Позже, когда отец и сын сидели в тишине, держась за руки и улыбаясь друг другу, Тео нарушил молчание:

– Ты считаешь, что иллюминас сообщит нам то, чего мы ещё не знаем?

Виттельсбах покачал головой.

– Думаю, он сам находится в неведении. Сана не доверилась ему, и Лёвенштайн решил загрести жар чужими руками.

– То есть он специально исчез, оставив нас искать разгадку?

– Именно. Ай да Рудольф! Я знал, что Лёвенштайн просчитывает каждый шаг, но и подумать не мог, что он окажется таким хитрым лисом. Сандриана не нуждалась в индивидуальных занятиях, иллюминас настоял на этом, чтобы сблизить нас. Заметив, что между мной и девушкой зародилась… кхм… симпатия, он подстроил всё так, чтобы я заинтересовался её прошлым и выяснил подробности. Что, собственно, и произошло.

Конрад усмехнулся.

– Но Рудольф просчитался в другом. Он думал, что я обращусь за разъяснениями к Сане, что та откроется мне. Так и должно было случиться, она сама на этом настаивала, если бы, какое потрясение для старика, меня не остановило то, что у меня есть ты.

– Не понимаю, – нахмурился мальчик.

– Всё очень просто. Любовью к тебе иллюминас надеялся удержать меня от падения, если дученс с силой Герье всё-таки появится, а мы с ней в этот момент будем близки. Но не учёл, что моё отцовство не позволит мне сойтись с ней настолько, чтобы расспрашивать. Помнишь, я говорил, что не хочу рисковать?

– Но мы ведь всё равно выяснили, что он хотел, хотя и иным способом.

– Это не то, сынок. Одно дело – факты: кем была до того, как погибла, в кого вселилась, они наверняка известны и Лёвенштайну. Другое – узнать, что она чувствует, как уживаются внутри неё обе личности, и чего от них ожидать. И это нам до сих пор неизвестно.

Подросток опустил голову.

– Я совсем запутался. Наверное, я ещё недостаточно взрослый, чтобы всё понять. Если у иллюминаса нет никаких новых сведений, зачем к нему обращаться? По-моему, это бесполезная трата времени.

– Мы будем беседовать не только с ним.

– Сана?

– Да. Единственный выход в сложившейся ситуации – это поговорить с ней напрямую, но не с глазу на глаз, а при сильном свидетеле. И, вот что, давай-ка пока закроем эту тему.

За вечер они ни разу больше не упомянули о Роукс-Судориной. После ужина чародей поведал сыну о приключении в Шушморе. Тео был впечатлён и испуган. А маг, посмеиваясь, сказал, что ему стоит подучить географию, чтобы не делать субвертаты над подобными местами.

– Наша магия там ослабевает, – присовокупил он, – и я просто-напросто свалился в проклятое урочище. Наверное, нам с тобой и Вальдемаром стоит проштудировать карту геопатогенных зон.

– Пап, а что видят люди, когда мы субвертируем?

– Я не задумывался над этим, но, учитывая скорость перемещения, скорее всего, лишь небольшое завихрение воздуха.

Постепенно разговор перешёл на другое. Отец рассказывал сыну эпизоды из своей юности, связанные с Гизелой, а тот внимательно слушал.

– Папа, знаешь, я много думал о тебе и маме. Могу я высказать своё мнение?

– Странный вопрос, мальчик мой. Говори всё, что думаешь.

– Я помню о ней только хорошее, – начал подросток. – Она была добрая, ласковая, заботливая, в противовес Хорсту. Тот никогда меня не любил. И хорошо, если просто не замечал. Но иногда мог и обругать, и ударить…

– Да, он всегда прекрасно справлялся с теми, кто слабее, – заметил Виттельсбах.

– Верно. Кроме того, Хорст ревновал. Теперь мне понятен смысл некоторых его высказываний. Помню, как он говорил маме, что я встал между ними, что она принадлежит ему, а не безмозглому, бесполезному щенку….

В глазах Конрада загорелась злость.

– Эгоистичный мерзавец! – прошептал он.

И вздохнул, подумав, что сам когда-то вёл себя не намного лучше.

– Но я заговорил об этом не для того, чтобы напомнить о наших проблемах, – продолжил Тео. – Вы с мамой слишком разные. Она была проста для тебя, не обижайся. Если бы вы поженились, ты скоро начал бы тяготиться ею, но, будучи порядочным человеком, не смог бы оставить. И неизвестно, в каком случае жизнь показалась бы хуже.

Отец ласково погладил сына по руке.

– Возможно, это и так. Но зато ты стал бы моим сыном по крови.

– Увы, – грустно сказал подросток, – тогда родился бы не я, а кто-нибудь другой.

– Что? Почему это?

– Генетика, папа. Сложное сочетание крохотных частичек, определяющих, кто появится на свет от той или другой пары. У вас с мамой оказалась бы другая комбинация.

Конрада передёрнуло.

– Ну, уж нет, – сказал он, подтягивая кресло, в котором сидел мальчик, к себе и загребая того в охапку, – такого я даже представить не могу! Ужасно, когда гибнут близкие. Но мысль, что ты мог бы не появиться на свет, намного страшнее. Что случилось, то случилось, это судьба!

Они сидели, разговаривая, пока Теодорих не заснул. Отец держал сына на руках и не спешил отнести в кровать. Он размышлял над его словами, вспоминал события прошлого, и, в конце концов, пришёл к выводу, что важнее этого юного волшебника, посапывающего ему в плечо, для него ничего нет. Школы? Прекрасное начинание, но всего лишь работа. Сана? Конрад не настолько привязан к ней, чтобы не справиться с потерей, если рядом будет сын.

Поднявшись, Виттельсбах направился к комнате Тео, но, передумав, отнёс того к себе и уложил рядом. В этот тяжёлый момент он хотел, чтобы самое дорогое находилось при нём. Успокоенный ровным дыханием ребёнка, маг не заметил, как соскользнул в сон.

Глава X

Утром после долгих колебаний Виттельсбах всё же отправился в Рейнштайн. Вчерашний вечер изменил всё. Маг уже не боялся пасть, зная, что любовь сына станет для него спасением.

Наставляя юных магов, Конрад, несмотря ни на какие принятые решения, не мог не думать о Сандриане. Девушка не явилась на занятия, и, с одной стороны, это приносило чувство облегчения, с другой, печалило.

Но вот в дверях мелькнула знакомая фигурка, и Сана с присущим ей достоинством прошествовала внутрь, приветствуя друзей. Почувствовав взгляд Виттельсбаха, она обернулась. Встретившись глазами с волшебником, девушка вдруг покраснела и споткнулась на ровном месте. Кто-то из старших галантно подхватил её под локоть, удерживая от падения. Зрительный контакт прервался, и Сана решительно направилась к выходу.

– Фройляйн де ла Роукс!

Тон наставника был суров.

– Вам не стоит уходить. Близится ваше совершеннолетие, а учёба ещё не закончена.

– Простите, мой господин, – сказала она, покаянно опустив глаза, хотя в голосе звучал металл, – мне тяжело находиться в помещении, у меня болит голова.

И вышла, не дожидаясь ответа. Растерявшийся Виттельсбах поймал понимающий взгляд Тео и почувствовал прилив бодрости. Да, рядом с сыном ему не страшны никакие тёмные стихии. Поддерживая себя в тонусе этими мыслями, Конрад благополучно закончил уроки, отпустил учащихся и, проводив Тео, отправившегося к Эмме, перенёсся домой.

В гостиной коттеджа кто-то находился. И этот неизвестный сумел преодолеть наложенные на здание защитные чары. Маг напрягся и, осторожно войдя внутрь, увидел Сану. Чародей вздрогнул, но не позволил страху коснуться себя.

– Что вы здесь делаете, Сандриана? – холодно спросил он.

– Пришла извиниться за своё поведение, – невинным тоном ответила та.

– Сюда? Вы знаете, что частная жизнь неприкосновенна?

Девушка сверкнула глазами.

– Я не намерена вмешиваться в вашу частную жизнь! – выплюнула она. – Но решила, что настала пора поговорить.

– Что ж…

Подойдя к волшебнице, маг негромко произнёс:

– Вот уж никогда бы не подумал, фройляйн, что мы с вами ровесники.

Она вскинулась так, что едва не опрокинула стол у себя за спиной.

– Что?! Откуда вы…

– Знаете, леди, – перебил он, – когда вокруг женщины, которая тебе не безразлична, столько загадок, возникает жгучее желание выяснить о ней как можно больше.

Глаза Сандрианы были спокойны, слишком спокойны. Если бы Конрад мог прочитать её мысли!

– И что же вам удалось узнать? – спросила она.

– Почти всё, кроме некоторых моментов, о которых можете рассказать только вы.

Во взгляде Саны начали вспыхивать искорки, не понравившиеся собеседнику. «Сейчас по ветру развеет», – обречённо подумал он. Но девушка взяла себя в руки, и лицо её вновь стало бесстрастным. «Как же она держится!» – мелькнула у Виттельсбаха восхищённая мысль.

– А ведь я говорила, мой господин, что за разъяснениями надо обращаться именно ко мне, прежде чем посвящать в эти проблемы половину магического сообщества. Благодаря вам, Конрад, меня, возможно, сочтут не принадлежащей этому миру и решат избавиться. Но добровольно на смерть я не пойду. И, как вы изволили мысленно выразиться, развею по ветру каждого, кто попробует меня схватить.

Саркастичная холодная усмешка, не соответствующая юному облику, заиграла на губах де ла Роукс.

– Господи, она ещё и легентем! – в душе возопил маг.

– Сана, – горячо воскликнул он вслух, – вы не правы! Те, кто в курсе событий, не болтливы. А я…. Вы нужны мне, поймите! Но я опасаюсь применения вашей силы во зло…

– Так направьте её в нужное русло, Конрад, – прервала шантажистка и, обвив руками шею мужчины, приникла к нему всем телом.

Стоицизм и выдержка чародея приказали долго жить. Дрожащими руками он со стоном прижал к себе вожделенную женщину и, страстно целуя, принялся избавлять от одежды. Когда волшебник на руках нёс Сану в свою комнату, та шепнула:

– Пожалуйста, осторожнее, это тело может быть ещё девственным.

Проходили минуты, часы, а Виттельсбах никак не мог оторваться от той, которую давно желал. Конрад отдал бы что угодно, лишь бы эта сказка не кончалась. Но чудес не бывает, и измотанные любовники, в конце концов, заснули.

Маг пробудился, почувствовав чей-то пристальный взгляд. Сандриана склонилась над ним, и глаза её поблёскивали в тусклом свете, пробивающемся сквозь занавеси на окнах.

– Что случилось, Сана? – сонно спросил Виттельсбах.

Та заговорила, и голос её звучал ниже и грубее, чем обычно:

– В прошлой жизни я не был мужеложцем, но, признаюсь, то, что произошло между нами, мне понравилось.

Причмокнув, девушка сладострастно облизала губы, а Конрад внезапно понял…

– Дьявол!

Запутавшись в одеяле, маг скатился с кровати. Он пытался стряхнуть с себя тряпки, но в этот момент сила, превосходящая ту, какую Виттельсбах знал, отбросила его и пригвоздила к стене. А Герье, доминирующий в оболочке Беатрис, не торопясь, поднялся и подошёл к беззащитному человеку.

– Ты сильный мужчина, – с вожделением произнёс де ла Роукс, проводя рукой по торсу мага и прижимаясь к нему.

Обнажённый и беспомощный тот закрыл глаза, чтобы не видеть изменившихся черт знакомого лица. И тело, ещё недавно желанное, теперь вызывало у него лишь отвращение, волшебника мутило от его прикосновений.

Вдруг в голову ему пришла страшная мысль: «Тео! Господи, он же сейчас вернётся! Что сделает с ним это чудовище?» И маг вспомнил о том, что могло помочь…

Внезапно стоящее перед ним нечто отлетело назад, словно отброшенное невидимой рукой. Мысленный удар был силён, но маг так и не сумел справиться с незнакомым, держащим его в положении распятого заклинанием. Тёмная фигура с рычанием поднялась с пола, и вдруг…

Поражённый Виттельсбах наблюдал, как скрутило приступом тело Саны, и из горла её вырвались звуки двух разных языков: французского с характерным прононсом и русского. Голоса, казалось, спорили, а потом…

– Чёрт! – по-русски сказала девушка.

И разразилась тирадой, в которой Конрад, не успевший переключиться на невербальное восприятие речи, распознал фразу: «сукин сын» и ещё пару выражений, не единожды звучавших в ругани Фёдорова.

Неожиданно мужчину разобрал смех. Пришпиленный к стене он хохотал, как сумасшедший, а по щекам текли слёзы. Испуганно посмотрев на любовника, Сандриана одним движением руки освободила его.

– Пакс!

Знакомое заклинание сразу привело того в чувство. Не глядя на Сану, чародей начал одеваться.

– Конец, да? – спросила она.

Маг не ответил. Молча собрал он раскиданные по дороге из гостиной в спальню вещи и положил рядом с девушкой.

– В чём же я виновата?! – вырвалось у той, и в голосе прозвучало такое отчаяние, что Конрад поднял глаза. Сандриана плакала. Но, помня о словах и касаниях Герье, чародей не мог заставить себя дотронуться до неё.

– Сана, – мягко сказал Виттельсбах, – дай мне время. То, что произошло, отталкивает меня. Я понимаю, что это несправедливо по отношению к тебе, но не могу с собой справиться. Пока.

– Мне повезло в личной жизни, как всегда, – с горечью сказала она. – Даже когда я не прятала монстра внутри, чудовища попадались мне на каждом шагу. И все тянули одеяло на себя вместо того, чтобы меня поддержать. Ты не исключение. Счастья тебе, Конрад, не поминай лихом.

И девушка растворилась в сумерках.

Прощальные слова Сандрианы больно ударили волшебника. Она была абсолютно права. Почему он решил, что тяжело только ему? Разве Сане легче? Да как он посмел этого не понять и выкинуть из жизни ту, которую любил? Любил и дорожил, в первую очередь, не телом, а душой и личностью, прячущимися внутри плотской оболочки. Нет, Виттельсбах немедленно исправит свою ошибку и постарается сделать всё, от него зависящее, чтобы любимая обрела счастье.

Но… как же быть с монстром, делящим с ней вместилище? Конрад видел, как легко девушка справилась с Герье, но всё равно не испытывал уверенности, что сможет жить с человеком, который способен стать и мужчиной, и женщиной. Чародей по своей природе являлся убеждённым гомофобом.7373
  Гомофоб – человек, отрицательно относящийся к гомосексуализму.


[Закрыть]

В гостиной что-то стукнуло, прервав его размышления, и Виттельсбах вошёл в комнату, щурясь от яркого света. У стола стоял Теодорих, держа в руке крохотную детальку женской одежды.

– Это откуда, папа? – недоумевающе спросил он.

Конрад залился краской, сел и закрыл лицо руками.

– Сана? – догадался подросток.

– Извини, – произнёс чародей из-за преграды ладоней и поднялся.

– Сынок, мне нужно ненадолго уйти. Ты не против?

– Конечно, нет, – с любопытством глядя на отца, ответил мальчик, – я давно уже самостоятельный колд… фу ты, волшебник. Ты к утру вернёшься?

Виттельсбах покраснел ещё сильнее и, пробурчав: «угу», торопливо субвертировал.

– Теперь я понимаю Вальдемара, – ворчал маг, поднимаясь по замковой лестнице. – Когда нет сосредоточенности, можно махнуть куда угодно, кроме места назначения.

Недовольство его объяснялось тем, что дважды он проскочил мимо цели, очутившись сначала на крыше домишки в Карп-Борнхофене, а после на стене Либенштайна. Волнение не давало собраться, и маг решил идти пешком.

В гостиной его встретил растерянный Хоффманн.

– Конрад, помоги, я не знаю, что делать!

– Что случилось?

Вместо ответа Феликс поманил товарища за собой. В маленькой каморке, закинув ноги на спинку соседнего кресла, сидела обнажённая Сана. Она была пьяна. Перед девушкой стояла опорожненная на две трети бутылка. С трудом сфокусировав взгляд на мужчинах, она, заикаясь, сказала:

– Мне снится, или это на самом деле Конрад фон Виттельсбах?

– Это я.

– Наверняка твой русский друг говорил тебе, что его соотечественники любые проблемы решают с помощью алкоголя. Им плохо – они пьют. Им хорошо – они пьют. Не хорошо и не плохо – придумывают причину и пьют. Я не исключение. Только это английское тело, похоже, никогда не употребляло водки, слишком быстро набирается.

Икнув, Сандриана продолжила:

– Смотри, смотри. Мне не стыдно, ведь я не выдумываю поводов, чтобы выть на луну. Они у меня есть.

Голова её упала на грудь.

– Сана, – сев напротив, сказал Конрад, – я не пью вина. Реакция моего организма на спиртное у людей называется аллергией. Если ты сейчас не остановишься, я присоединюсь к тебе. И сдохну!

Последние слова прозвучали резко.

– Неет, – с пьяной улыбкой ответила собеседница, – не выйдет. Лучше я.

Взяв бутылку, девушка вытянула из горлышка всё, что в ней осталось. И, бессмысленно поглядев на оторопевшего мага, рухнула на пол.

Заклинания отрезвления Виттельсбах не знал, поскольку никогда им не пользовался. Но надо было что-то делать и, главное, не оставлять бессознательную женщину на полу. Наклонившись, он поднял вяло повисшее у него на руках, отяжелевшее тело и спросил:

– Где её комната?

Хоффманн повёл его за собой. Уложив Сану в кровать и укрыв её одеялом, Конрад сказал Феликсу:

– Если ей станет хуже, вызывай меня. Обязательно.

Тот растерянно кивнул, и маг отправился домой, досадуя, что разговора не вышло. Теодорих уже крепко спал, и к счастью, потому что зов из Либенштайна прилетал не менее шести раз.

Глава XI

Утро застало Виттельсбаха у постели Сандрианы. Бледная до зелени девушка наконец-то спала. Измученный Хоффманн тоже уснул, положив голову на скрещенные руки. И только один человек бодрствовал, понимая при этом, что долго не продержится. Поднявшись и потянувшись, он кинул взгляд на страдалицу и, решив, что, пожалуй, его помощь больше не понадобится, переместился домой, где, добравшись до кровати, провалился в беспамятство.

Пробудился Конрад часа через четыре, чувствуя себя невыспавшимся и разбитым. Дотащив непослушное тело до гостиной и уронив его в кресло, маг вопросительно посмотрел на хитро улыбающегося Тео.

– Папа, разве ты уже не боишься влияния Саны на тебя?

– Нет, – твёрдо ответил мужчина. – Если бы я продолжал этого опасаться, то не пошёл бы на переговоры.

– И это ты называешь переговорами? – поддразнил мальчик, заставив отца покраснеть.

Оба рассмеялись и приступили к завтраку, без магии приготовленному Теодорихом.

– Ты всё ещё хочешь поговорить с иллюминасом? – спросил подросток, когда, насытившись, они расположились друг напротив друга.

– Сейчас более чем когда-либо.

– А разве вы с Саной не достигли соглашения?

– Ты это называешь соглашением? – съязвил Виттельсбах.

Сын расхохотался.

– Один-один! Но разве всё не уладилось?

– Нет. Ты думаешь, мы беседовали о её самочувствии в новом мире?

Чародей тряхнул головой.

– Я всё ещё понятия не имею, какой камень она держит за пазухой.

– Ну, а если нет никакого камня? – тихо спросил юноша.

– Тогда можно считать, что нам и… мне повезло. Война не начнётся, мы не покинем Германию и, как ты говорил, у меня будет личная жизнь.

Теодорих задумчиво посмотрел на отца.

– Знаешь, папа, я так хочу, чтобы ты, наконец, познал счастье.

Виттельсбах удивлённо взглянул на него.

– Но я и так счастлив.

– Думаю, что не совсем. Хотя я и маленький, но понимаю, что мужчине для полноты жизни нужны не только дети, но и женщина, с которой ему хорошо.

– Философ! – нежно сказал Конрад, обнимая сына.

На следующий день Виттельсбах отправился в Либенштайн и отыскал Сану. Когда маг появился, та стояла у окна, глядя на летящие по ветру опавшие листья. Заметив чародея, девушка грустно улыбнулась.

– Не нравится мне эта буря снаружи, – пожаловалась она, – не люблю такую погоду.

– Ты же можешь изменить её, – тихо сказал мужчина.

Она вздрогнула.

– Тебе и это известно?

– Я своими глазами видел, как ты нагоняла тучи у Рейна, – ответил он. – Но нам надо поговорить о другом.

– Я слушаю.

– Ты знаешь, кто такой дукс?

Она кивнула.

– История нашего сообщества запомнила многих, но сильнейшим и практически непобедимым был тот, кто, как и ты, умел управлять стихиями. Этот тёмный принёс в мир много горя и боли. Звали его Герье де ла Роукс….

– Герье? Да, мы знакомы, – перебила девушка, – Он разделил со мной тело несчастной Беатрис. Как маг, он силён, но как личность – пустое место: мелкий садист, обладающий силой, из тех, кто мучает слабого, чтобы получить удовольствие от его страданий. По умственному развитию этот «великий» чародей тянет максимум лет на шестнадцать, но, если быть справедливой, его ровесник – Тео гораздо умнее. Я без особого труда заставляю де ла Роукса подчиняться, используя его же силу. Он, конечно же, пытается вырваться. Рядом с тобой я расслабилась, и Герье воспользовался этим. Но обычно я контролирую его даже во сне.

Конрад задумался, а потом извиняющимся тоном произнёс:

– Сана, пожалуйста, попытайся меня понять. Я пережил страшную войну, потеряв всех близких, ненавижу всё, что с ней связано, и не хочу пройти через это вновь. Да, я не доверяю никому, не будучи в этом ком-то твёрдо уверен. И это тоже последствия минувшей бойни. Не осуждай меня. Я люблю в тебе всё – от душевных качеств до крохотной клеточки тела, но если бы твоя магия начала служить разрушению, я боролся бы с ней до последнего вздоха – твоего или моего.

– Я и не осуждаю, – после паузы ласково сказала Сана. – То, как ты вёл себя в недавнем прошлом, теперь, когда всё объяснилось, не имеет никакого значения. Важнее всего, что ты меня любишь, я люблю настоящего мужчину и то, что рядом с тобой мне нечего бояться.

Чародей заглянул Сандриане в глаза, прочитал в них прощение и взял в ладони её лицо, целуя.

– Тебе и так нечего бояться, – прошептал он.

– Ты снова о моей магии? Бог с ней совсем, – сказала девушка, пряча лицо у него на груди. – От неё одни проблемы.

И вдруг встрепенулась.

– Но иногда это бывает забавно. Хочу солнышко!

Схватив Конрада за руку, она потащила его во двор.

День для волшебника прошёл, как в тумане, несмотря на то, что Сана развеяла тучи, окружившие Либенштайн. Они гуляли, разговаривая о разных пустяках, на несколько часов уединились, и к вечеру мужчина находился в состоянии абсолютной эйфории. Все прошлые опасения теперь казались Виттельсбаху просто бредом, чем они, собственно, и являлись.

– Ты помнишь что-нибудь о своей реинкарнации? – спросил он у девушки.

– Очень мало. Помню боль, потом чувство притяжения. Помню, что цеплялась за мысль: «Только бы не потеряться в пространстве». Потом было отвратительное ощущение проникновения во что-то влажное, хлюпающее, тесное. А когда я пришла в себя, то почувствовала, что рядом со мной находится нечто мелкое, гаденькое и скользкое, что хотелось раздавить. Когда я навалилась сверху, оно, теперь-то я понимаю, что это был Герье, даже не пискнуло, и, удрав, забралось в какой-то кокон.

Конрад хмыкнул.

– Типичное поведение труса – сворачиваться и прятаться, почувствовав превосходящую силу. Знаешь, Морсатру тоже досталось в детские годы, его, по существу, морально изуродовали, но он никогда не был скользким и мерзким. Майдель всегда был умным, волевым, целеустремлённым, хотя и чрезвычайно жестоким человеком….

– Скучаешь по нему? – прервала Сана.

– Постоянно. Теперь, когда у меня есть ты и Тео, для полной гармонии с миром мне не хватает только Вольфа.

– Наши мёртвые к нам не возвращаются, – грустно сказала Сандриана.

– Но ты вернулась…

– Несмотря ни на что, мне нравилось жить. И я решила, что постараюсь протянуть как можно дольше, а если получится, то не умру вовсе. Возможно, именно эта установка и помогла мне после смерти отыскать вместилище.

Виттельсбах взволновался.

– Ведь это… в этом и заключается суть невербальных заклинаний – в материализации мысли. Это тоже магия. Но… как же так?

– Наверное, когда чего-то очень хочешь, то получаешь, стоит только сосредоточиться.

Конрад задумался.

– А может, это было предопределено? – сказал он. – Представь, какая катастрофа грозила бы миру, если бы в теле Греймаус оказался только Герье со страшной магической мощью и маленьким умишком.

Чародей содрогнулся.

– Думаешь, в ход событий вмешалась высшая сила? – спросила девушка.

– Вполне возможно.

– Что ж…

Сана тряхнула головой.

– Я верю в Бога, а у нас в России говорят: «Что Бог ни делает – всё к лучшему». И теперь я понимаю, что так оно и есть.

Она потянулась к Конраду и обняла его.

– Моя новая жизнь нравится мне гораздо больше, чем прежняя, несмотря на противного соседа в голове. Иди ко мне…

И влюблённые снова нырнули в волны страсти.