Текст книги "Aeternum bellum (бесконечная война). Инквиетум. Артефакт. Апокалипсис"

Глава XIII

День, в финале которого его чуть не убил выпавший из кладки камень, Теодорих, как и предполагал опекун, провёл с друзьями, но не в Майнце. Ребята решили испытать свои силы и побывать в Баварии, в сказочном замке Нойшванштайн, построенном предком Конрада – королём Людвигом Баварским. Эмма и Тео давно рвались посетить его, но ни тётя Урсула, ни Виттельсбах не давали на это разрешения.

Путешествие не обошлось без приключений. По дороге потерялся Хельмут, слабый во всём, что касалось магических действий, но в панике сумевший послать громкий зов, прилетевший из Ингольштадта5353
  Ингольштадт (нем. Ingolstadt) – город в Германии, в земле Бавария на реке Дунай. Второй по величине город Верхней Баварии после Мюнхена.


[Закрыть]. Вернувшись и подхватив друга, ребята снова отправились в путь, но промахнулись, очутившись в Аугсбурге.5454
  Аугсбург – университетский город на юго-западе Баварии, считается наиболее древним городом Германии после Трира.


[Закрыть]

Решив, что за день успеют всё, дети отправились осматривать город и мгновенно заблудились в переплетении незнакомых улиц. Сделав круг и вернувшись к отправной точке у собора Мариендом, путешественники, чётко представив конечную цель, наконец, оказались там, куда и направлялись.

Наложив на себя «эванескунт», они бродили из зала в зал, восхищённо рассматривая убранство замка-мечты. Даже для Теодориха, с рождения жившего в каменных укреплениях, обставленных довольно аскетично, всё, что он увидел, стало откровением. Эмма же и Хельмут были сражены.

Но не богатство будоражило умы юных волшебников, а красота, жадно впитываемая детскими душами. Вопреки обыкновению, девочка молчала, восхищённо озираясь по сторонам, и даже глаза толстокожего Хельмута горели восторгом. Теодорих, изображая гида, вполголоса рассказывал друзьям историю замка, не замечая, что к их экскурсии присоединились двое мужчин-магов, легко справившихся со слабым детским заклятием невидимости.

Один из них долго вглядывался в читающего лекцию мальчика, а потом окликнул:

– Теодорих?

Вздрогнув, тот обернулся и расцвёл улыбкой.

– Герр Фёдоров!

Подросток бросился к незнакомому друзьям человеку и обнял его.

– Тео, как же я рад тебя видеть!

Владимир тискал юного мага в медвежьих объятиях, радостно гудя:

– А мы тут с Игорем красоты обозреваем, и, надо же, какая неожиданность – вдруг ты. Куда же вы с Конрадом пропали? Мы давно вас ищем.

Теодорих помрачнел.

– Мы переселились в Фюрстенберг, – неохотно ответил он.

– Эк вас занесло! Ну, как живёшь, рассказывай?

Мальчик всхлипнул. Отодвинув ребёнка от себя, Фёдоров встревожено спросил:

– Что-то не так?

– Опекун очень болен, – хмуро ответил тот. – Я не знаю, что с ним, но он умирает.

Владимир выругался.

– Прости, Тео, но о чём он думает? Давно бы обратился к нам…

– Мне кажется, он не хочет выздоравливать, – отирая слёзы, выговорил подросток.

Смысл следующего витиеватого ругательства волшебника сумел бы понять только русский человек.

– Но он несёт за тебя ответственность…

– По-моему, это его беспокоит меньше всего.

Уткнувшись в грудь Фёдорова, мальчик разрыдался. Встревоженные друзья и Игорь подошли ближе. Владимир взял Теодориха за плечи и, отстранив, посмотрел в лицо.

– Не плачь и не думай о плохом, – решительно сказал маг. – Сегодня же я поговорю с иллюминасом, и мы обязательно что-нибудь предпримем.

Обеспокоенный Чижов тоже ласково обнял ребёнка, и тот вскоре затих. Сквозь завесу слёз подросток благодарно смотрел на мужчин. А Владимир обратился к спутнику:

– Игорь, мы немедленно отправимся к Рудольфу.

Тот кивнул.

– С тобой всё будет в порядке? Домой доберётесь? – спросил мальчика легентем.

– Да.

– Если что, посылай «вокаре», мы вернёмся.

Теодорих согласно наклонил голову, и взрослые волшебники субвертировали.

Эмма и Хельмут приблизились к другу.

– Тео, а что с твоим опекуном? – вопросила девочка. – Ты нам ничего не рассказывал.

– Я не знаю, но, кажется, это неизлечимо. Всё началось после нашего переселения в Фюрстенберг, когда Морсатр напал на наставника и проклял его.

– А как звучало это проклятие? – спросил Хельмут.

– Инквиетум…

Эмма ахнула, а брюнет задрожал мелкой дрожью.

– Вы что-то знаете, да? Что это за заклинание? Оно опасно? – забросал их вопросами мальчик.

Подруга взяла его за руку.

– Крепись, Тео! Да, оно очень опасно. Это заклятие быстрого старения, физического разрушения. Подвергшийся ему человек умирает в течение месяца. Волшебник за год-другой, это зависит от его магической и физической сил.

Теодорих застыл с приоткрытым от ужаса ртом.

– Прошло почти два года, – прошептал он. – Неужели конец?

– Не обязательно. Проклятие способен снять любой сильный светлый волшебник. Иллюминас, например. Как только он произнесёт антизаклятие – «финис инквиетум», твой опекун снова помолодеет.

– Почему я не знал всего этого прежде! – в отчаянии воскликнул Теодорих.

– А что бы изменилось? – спросила Эмма.

– Я раньше обратился бы к иллюминасу.

Девочка кивнула.

– И сейчас не поздно, пока герр Виттельсбах… жив.

Неожиданно Теодорих закричал, ударяя по стене кулаком. Он вопил, выплёскивая накопившиеся напряжение, страх, злость, а люди в зале оборачивались на звук, шедший, как им казалось, из пустого пространства. Чуть напрягшись, Эмма кинула:

– Силенциум!

Вне круга стало тихо. Девочка послала «вокаре», и несколько минут спустя появился Фёдоров, сразу понявший, что происходит. Подхватив сопротивляющегося мальчика, он шагнул в вихрь перемещения, а вслед за ним, взявшись за руки, субвертировали и дети.

Лёвенштайн отсутствовал. Успокоенный заклинанием «пакс» Теодорих забылся в тяжёлом полусне-полубреду, остальные же негромко беседовали.

– Рудольф задержится ещё на пару дней, – сообщил Владимир. – У него срочные дела в Испании, которые обязательно надо закончить. Но он обещал, что по возвращении сразу навестит Конрада.

Эмма возмущённо сказала:

– Это эгоистично и жестоко – имея возможность спастись от гибели, позволить себе умереть, не считаясь с горем собственного ребёнка.

– Тео не его ребёнок, – тихо сказал Хельмут, – своего он бы так не мучил.

– Не спешите осуждать Конрада, ребята, – покачав головой, возразил Чижов. – Основная его проблема не «инквиетум». Мы не успели вмешаться вовремя, и теперь пожинаем плоды.

– Ты о чём, Игорь? – заинтересовалась девочка.

– Он страдает от душевного недуга, толкающего его на смерть. Этому человеку сильно досталось от жизни. Иллюминас говорит, и я с ним согласен, что не дай Бог кому-нибудь столько перенести!

– Он мужчина, – резко сказала Эмма, – и должен быть сильным. Что бы ни произошло в прошлом, издевательства над Тео в настоящем не делают ему чести.

– Ты не права, – отозвался Фёдоров. – У каждого из нас своя внутренняя организация. Кто-то может нарастить броню на сердце, а другому это не дано, и не важно, мужчина это или женщина. Ты, возможно, выдержала бы, я тоже выстоял, когда Морсатр погубил всю мою семью…

Дети ахнули.

– …а Конрад тоньше, ранимее, и сломался. Но ведь он растит Теодориха, как бы к нему не относился. А мог бы наложить на себя «мори»5555
  Мори (лат. mori) – умереть. Заклинание самоуничтожения.


[Закрыть] и не страдать. В жизни не бывает только белого и чёрного, друзья, в ней много различных оттенков.

Хельмут не понял, что имел в виду Владимир, но Эмма упрямо покачала головой.

– Он взрослый. Взрослые отвечают за детей. А Теодорих – ребёнок, у которого нет детства, потому что его не любят. Это неправильно.

– Ты ошибаешься, девочка, у Тео есть детство. Конрад не деспот: он предоставляет твоему другу свободу, обеспечивает необходимым и заботится об его образовании. Да, Виттельсбах не может дать мальчику родительской любви. Но и не должен, он опекун, а не отец. И ещё учти, что Тео обязан ему жизнью. Без Конрада его давно бы не было.

– Как и меня, – задумчиво изрекла девочка.

– Вот видишь. Так ли он плох, если, благодаря нему, вы оба живы? Вы подростки – максималисты, хотите всего и сразу. Так не бывает.

Помолчав, Эмма подняла глаза.

– Я не буду спорить, пока не разберусь во всём сама. Вам бы поговорить с ним о Теодорихе.

– При первой же возможности. Если Виттельсбах нам её предоставит.

– А если нет?

– Тогда предъявить претензии наставнику придётся самому Тео.

Девочка загрустила.

– Он никогда этого не сделает.

– Не могу я, – раздался голос мальчика. – Разве можно навязываться человеку, которому ты не нужен?

Подруга бросилась к нему.

– Как ты?

– Всё в порядке, – твёрдо сказал подросток, – не тревожьтесь за меня, я справлюсь. Мне нужно домой. Я боюсь надолго оставлять его одного.

Владимир сел рядом.

– Мы постараемся всё исправить, сынок. Положись на нас.

– Хорошо…

Теодорих обнял великана, помахал Игорю, друзьям и исчез.

– Вот это да, – изумился Фёдоров, – он перемещается, как и Конрад – без эффектов. Ну и силища! Что ж, каков учитель, таков и ученик.

А Эмма с гордостью сказала:

– Возможно, когда-нибудь Тео станет самым сильным магом на Земле!

И остальные эхом отозвались:

– Может быть…

Очутившись в замке, Теодорих обнаружил, что тот пуст. Запаниковав, мальчик выбежал наружу и увидел Конрада, стоящего на стене. Успокоившийся подросток вернулся в гостиную и, устроившись на обычном месте, стал ждать.

Что произошло вечером, уже известно. Теодорих был не просто напуган, он находился в шоке. Погибель, не задев, упала рядом, но живое воображение ребёнка проиграло эту сцену иначе, и мысленно он уже бился в агонии. Наставник вмешался вовремя, ему удалось вывести воспитанника из состояния мнимой смерти.

Ворочаясь в кровати, мальчик снова надеялся. Виттельсбах встревожился, так, может, Теодорих не совсем ему безразличен? Твёрдо решив поговорить с опекуном, чтобы впредь не терзать себя сомнениями и пустыми мечтами, подросток соскользнул в сон.

Глава XIV

Пока обитатели за́мка Фюрстенберг отдыхают от дневных забот и тревог, мы, пожалуй, заглянем на другие – тайные страницы нашей истории. Наблюдая за потерявшим волю к жизни магом, мы упустили из вида, что воспоминания волшебника субъективны, и не способны воссоздать полную картину произошедшего. И если мы потревожим память его злейшего врага, то наверняка сумеем отыскать те подробности, которые не хранит измученный ум Виттельсбаха.

Морсатр стоял у окна своей резиденции, рассеянно глядя на бегущие по синему небу облака. Покусывая губы, Майдель анализировал всё, что он предпринял для привлечения друга детства на сторону тьмы. Вольф нуждался в Конраде, как в союзнике, потому что, как бы сам он ни был силён, магическая мощь Виттельсбаха, помноженная на твёрдость, хладнокровие и физическую неуязвимость, намного превышала его.

В первом сражении за сильного единомышленника, Майделя тогда ещё не выбрали дуксом, но он предвидел свой взлёт, Вольф поставил цель – разлучить товарища с девушкой, мешающей планам будущего властелина. Если бы Конрад женился на Гизеле, то был бы потерян для «Серви ноктис». Этого Майдель допустить не мог.

Воспользовавшись моментом, когда Виттельсбах оказался настолько занят, что не мог видеться с подругой, и явным неравнодушием Рейнштайна к этой, как колдун называл её, мещаночке, Майдель начал атаку. Однажды, оставшись наедине с Хорстом, он неожиданно спросил:

– Тебе нравится Гизела?

– Очень, – покраснев, ответил тот.

– Тогда действуй, завоёвывай её. А я постараюсь тебе помочь.

Хорст побледнел.

– Конрад меня убьёт.

– Конрад, – презрительно вымолвил Вольф, – не способен убить даже комара. Он смирится с изменой, если любимая обретёт счастье. Пойми, она не подходит ему, вы смотритесь гармоничнее.

– Правда?

– Я тебя когда-нибудь обманывал?

Майдель ободряюще похлопал Рейнштайна по плечу.

– Не тревожься, если придётся, я встану на твою сторону. Ты же знаешь, я не намного слабее Виттельсбаха. Но, думаю, этого не понадобится.

Расчувствовавшийся Хорст обнял друга. Тот, стараясь не демонстрировать брезгливости, осторожно отвёл руки приятеля.

– Не стоит благодарить за то, что ещё не случилось, – осклабившись, сказал он, – исход зависит только от тебя.

Улыбка Майделя уже становилась похожей на его знаменитый оскал, но Рейнштайн ничего не заметил. Пожав руку благодетелю, он выбежал вон.

– Ты мне ещё скажешь спасибо, Кон, – проводив Хорста взглядом, пробормотал Вольф. – Рядом с этой тупой гусыней ты попусту растратишь свой могучий ум и свою великую силу. Не понимаю, что они оба нашли в Гизеле? Хорошенькая глупышка, я и сам провёл бы с ней пару ночей. Но жить вместе…. Брр! Не пройдёт и пары лет, как она слепит из Виттельсбаха пустоголового обывателя. Неет, Конрад, у меня большие планы на наше с тобой совместное будущее.

Всё прошло как по маслу. Хорсту удалось завладеть девушкой, удар Конраду был нанесён, и… ничего не произошло. Ах, как пристально наблюдал за ним Вольф, пытаясь разглядеть признаки падения. Но надежда оказалась напрасной, и всё вернулось на круги своя.

Вскоре Майдель вновь попытался осквернить душу инквиетума. Придя к власти и несколькими, должно сказать, очень разумными операциями укрепив свой авторитет, дукс уже ничем не рисковал, отдавая жестокие приказы. Один из них прозвучал для Хорста, опасавшегося Морсатра и никогда ему не перечившего.

Вольф поручил трусливому колдуну похитить человеческого ребёнка, ни в коем случае не трогая семьи волшебников, и, разрушив его организм, заклясть, поддерживая жизнь в муках, которые могло остановить только «целеремортем». А потом привести к нему Виттельсбаха. Зная того, Майдель не сомневался, что спасению своей души маг предпочтёт упокоение страдающего существа.

Так и вышло. Но ожидания Вольфа вновь не сбылись. Почти полгода ему пришлось уговаривать приятеля, который, в конце концов, с огромной неохотой вступил в «Серви ноктис».

Эта карта Морсатра тоже оказалась бита. Конрад категорически отказывался участвовать в кровавых операциях дукса. Он нередко давал ценные советы, но не в них нуждался Майдель, не любивший чужих подсказок. Колдун хотел озлобить Виттельсбаха настолько, чтобы тот кинулся в водоворот жестокости, где крутился сам Вольф. Вдвоём они без особых усилий добились бы мирового господства тёмных над светлыми.

Время шло, ничего не менялось. Мелкие неприятности, искусственно создаваемые Морсатром, не трогали Виттельсбаха, по крайней мере, не настолько, чтобы ожесточить. Мало того, видя, какие репрессии ведутся в отношении магов, отец Конрада – Рихард, некогда горячо ратовавший за Майделя, стал противиться дуксу. Всё чаще он ставил под сомнение справедливость отдаваемых ему приказов и, примирившись с сыном, внушал тому мысли, подрывающие и без того невысокий в глазах чародея авторитет Морсатра.

Чтобы устранить помеху, Вольф заманил Виттельсбаха-отца в уединённое место и, напав на того, смахнул со скалы. Внешне дукс скорбел вместе с обоими братьями, исподволь настраивая младшего против старшего. Он уже обрёк Карла на заклание, и, когда подвернулся удобный случай, осуществил свой план. Конрад стал братоубийцей, что для обладающего особым кодексом чести мага было равносильно нескольким десяткам жертв.

Морсатр уже предвкушал победу, но перелом не наступил. Замкнувшись в себе, Виттельсбах стал отшельником, но по-прежнему охотно откликался на горе ближнего, избегая зла и скверны.

Майдель кипел от ярости. Если до этого он испытывал некоторую привязанность к другу детства, то теперь возненавидел его лютой ненавистью, хотя и опасался трогать, не испытывая уверенности, что победа останется за ним. И тут ему выпала ещё одна возможность испытать судьбу и Виттельсбаха

Находясь вблизи замка Рейнштайн, дукс под влиянием несвойственного ему внутреннего порыва решил навестить семью владельцев укрепления. Внезапно растрогавшийся колдун осматривался, касаясь стен, знакомых ему каждой щербинкой, когда в гостиную вошла Гизела, ведя за руку шестилетнего мальчика, внешне очень напоминающего отца.

Но не схожесть ребёнка с Хорстом поразила Майделя. Он, не отрываясь, смотрел на молодую женщину, превратившуюся из просто хорошенькой в потрясающую красавицу. Вольф почувствовал, как его давно подавляемые плотские желания начинают бунтарски греметь оковами, и, с вожделением разглядывая подругу, которой не слишком интересовался в юности, дрожащим от желания голосом сказал:

– Гиз, ты ли это? Сказочно выглядишь!

Она покраснела.

– Ты тоже великолепен, Вольфи.

И улыбнулась знакомой улыбкой.

– А вот сын совсем на тебя не похож.

При виде прекрасной мадонны с младенцем в мозгу Морсатра мелькнуло горькое, давно потерянное воспоминание, застлавшее глаза слёзами. Сморгнув солёную влагу, он мотнул головой, прогоняя наваждение, и протянул руку, намереваясь погладить ребёнка по голове. Тот, испуганно шарахнувшись, спрятался за спину матери.

– Тео, веди себя прилично, – сердито сказала женщина.

– Это наследственное. Хорст в его возрасте тоже был диковат, – засмеялся Майдель.

Гизела присоединилась к его веселью, и своды комнаты отразили переливы, по-прежнему звучавшие, как звон колокольчика.

Отсмеявшись, дукс окликнул Рейнштайна.

– Я здесь по важному делу, Хорст. Ты должен немедленно собрать группу из двадцати-тридцати магов для проведения крупной операции в Баден—Вюртенберге5656
  Баден-Вюртенберг – земля Германии. Столица – город Штутгарт.


[Закрыть].

– Но, Морсатр, мы же планировали провести её после, когда…

– Откуда у вас всех взялась привычка возражать? – перебивая, ледяным тоном поинтересовался Майдель. – Может, ты займёшь моё место и будешь решать всё сам, а?

Блондин испуганно замотал головой.

– Я готов, дукс.

– Действуй. Найдёшь меня в Эренфельзе.

– Да, хорошо.

И Хорст субвертировал. Гизела с Вольфом остались наедине.

– Вольфи, я слышала, что в «Серви ноктис» творятся нехорошие дела… – начала она.

– И от кого же, позволь узнать?

– От иллюминаса, – ответила женщина.

Но вспомнив, с кем говорит, прикусила язык.

– Ты филийка?

Она не ответила, пряча глаза. Морсатр захохотал. Смех звучал вымученно, тяжёло и жёстко.

– Вот так новость! Под одной крышей уживаются филийка и сервиноктис.

– Но мы ведь не политикой дома занимаемся, – обиженно ответила Гизела.

– Ну, ну, не злись, Гиз. Такой красивой женщине можно быть хоть филийкой, хоть ангелом, хоть самим Господом Богом. Где были мои глаза, почему я не разглядел тебя раньше?

Похоть в Майделе начинала брать верх над разумом. «В конце концов, почему бы немного не расслабиться?» – подумал он.

– Зачем этому убожеству такая красавица-жена? – вслух сказал он. – Ты достойна стать подругой дукса, Гизела.

– Так случилось, и ничего уже не изменить, – с достоинством ответила та.

– Я могу изменить всё, глупышка. Я почти всевластен. Надеюсь, ты достаточно умна, чтобы понять, что стоит мне шевельнуть пальцем….

Не договорив, он схватил Гизелу, пытаясь сорвать с неё одежду. Мальчик забился в угол, с непониманием наблюдая оттуда за разворачивающейся на его глазах сценой.

Но Морсатр не ожидал встретить столь яростного сопротивления от хрупкой женщины. Родители постарались на славу, обучая дочь. Несколько раз она сбивала дукса с ног, а под финал, ударила о стену так, что из глаз того посыпались искры. В Майделе пробудился зверь. Оскалившись и сверкая глазами, дукс бросил:

– Долорем!

Стоя над кричащей в муках Гизелой, он произнёс:

– Ты за это поплатишься, маленькая шлюшка! Никто и никогда не посмеет безнаказанно нанести мне оскорбление. Обтурацио!

И, топнув ногой, исчез в смерче магии. В углу плакал напуганный ребёнок, а мать стонала на полу, разбитая страшной болью.

В бешенстве Морсатр метался по роскошно обставленной гостиной Эренфельза. Вдруг он остановился, и глаза его загорелись злорадным торжеством.

– Ну, погоди, Гизела, ты получишь, что заслужила! И Виттельсбах тоже. Вокаре Рейнштайн!

Через несколько минут в комнате появился Хорст.

– Я ещё не закончил, дукс, прости, я…

– Сядь!

Опасливо глядя на разгневанного Майделя, блондин пристроился на краешке кресла.

В это время пришедшая в себя женщина, взяв мальчика на руки, вытирала ему слёзы.

– Всё хорошо, мой маленький, не плачь. С мамой всё в порядке. Держись за меня крепче и закрой глаза.

Теодорих послушно зажмурился.

– Мотус! – прозвучал в тишине женский голос.

Конрад тренировался. Он уделял физическим упражнениям не меньше внимания, чем магическим, зная, что и та, и другая силы взаимосвязаны. Кроме того, надо было каким-то образом избавляться от преследующих его дурных мыслей. И маг ежедневно доводил себя до изнеможения, чтобы поменьше думать и крепче спать. Обнажённый торс Виттельсбаха блестел от пота, а накачанные мышцы вздымались буграми, когда он, играючи, перекидывал из руки в руку тяжеленный двуручный меч, являвшийся своего рода тренажёром.

Но только он положил обе ладони на рукоять, как из замка пришёл знакомый, но давно не слышанный зов. Конрад не верил и надеялся одновременно. Ополоснувшись в колодце, он накинул на плечи полотенце и, едва не столкнувшись с припозднившейся парочкой туристов, переместился внутрь.

Он не ошибся: посреди комнаты стояла Гизела, державшая на руках мальчика, похожего на Рейнштайна, как отражение в зеркале. Увидев мага, она, спустив маленькую копию Хорста на пол, бросилась к магу то ли со вскриком, то ли со стоном:

– Конрад!

И зарыдала у того на груди. Обняв её, Виттельсбах молчал, давая женщине выплакаться. Наконец, она успокоилась. Тогда колдун мягким движением отодвинул её от себя и спросил:

– Гиз, что произошло? Кто тебя обидел?

На глаза Гизелы вновь навернулись слёзы.

– Кон, Вольф узнал, что я филийка, и случилось ещё кое-что, о чём мне не хотелось бы упоминать, и теперь Майдель в ярости. Я боюсь за себя и за сына.

– Ты филийка?

– Господи, почему это всех удивляет?!

– Потому что твой муж сервиноктис. В разгар Aeternum bellum тёмные обычно не щадят родственников-филиев.

– Да. И мне страшно. Хорст равнодушен к сыну, но очень любит своего дукса. Он никогда не вступится за нас, не посмеет перечить Морсатру.

Волшебница снова заплакала.

– Пойдём, Гизела.

Всё так же нежно маг увлёк её за собой и усадил в кресло.

– Гиз, слушай внимательно. От Майделя можно ожидать только дурного, в нём давно уже не осталось ничего человеческого. Сейчас ты должна, минуя Рейнштайн, отправиться к иллюминасу. У него ты будешь в безопасности. Если Рудольф отсутствует, можешь переместиться в Зоонэк, я поделюсь своим разрешением на вход. Я предложил бы тебе остаться в Гейдельберге, но у Морсатра, как и у тебя, есть пропуск, а закрытие замка займёт слишком много времени. Прошу, уходи немедленно, не рискуй жизнями своей и сына.

Мальчик внимательно прислушивался к разговору. Понимал ли он, что говорили взрослые? Наверное, да, ведь некоторые дети в возрасте шести лет очень умны и восприимчивы. Возможно, поэтому он вздрогнул и замотал головой, когда мать сказала:

– Мне необходимо побывать в Рейнштайне. Там хранится артефакт, подаренный мне родителями. В дальнейшем он облегчит наше с Тео существование.

– Хорошо. Но, прошу тебя, не задерживайся ни на минуту.

Она кивнула.

– А я, – продолжил Виттельсбах, – отправлюсь в Эренфельз. Если Морсатр что-то задумал, я узнаю. А потом найду вас.

Снова кивнув, Гизела взяла сына на руки, готовясь субвертировать. Но внезапно задумалась и повернулась к Конраду.

– Кон, я понимаю, что не в праве о чём-либо просить. Когда-то я поступила, мягко говоря, нехорошо, причинив тебе боль. Поверь, жизнь наказала меня, не единожды заставив пожалеть об этом поступке. Но ребёнок ни в чём не виноват. И, умоляю, если мне суждено погибнуть, позаботься о моём мальчике. Я не могу доверить его никому, кроме тебя.

Маг колебался, внешность ребёнка отталкивала его. Но, с другой стороны, это же был не Хорст, а дитя Гиз.

– Молю тебя, Кон!

Женщина опустилась на колени. Подбежав, чародей поднял её.

– Не надо, милая. Я обещаю!

– Теперь я спокойна.

И мать с сыном исчезли в магическом взрыве. Одевшись, Конрад тоже растворился в пространстве.

Материализовался он в коридоре Эренфельза. Маг сделал это умышленно, не желая спугнуть врагов, возможно, находившихся в гостиной Морсатра. Он оказался прав, там звучали знакомые голоса. Бесшумно подкравшись к двери, Виттельсбах остановился и прислушался.

Майдель угрожающе навис над Рейнштайном.

– Надеюсь, ты понимаешь, Хорст, что в момент наивысшего противостояния тёмных и светлых быть женатым на филийке – преступление. Откуда мы можем знать, что твоя подруга жизни не выдаёт наши секреты врагам?

– Морсатр, она ничего не знает, я никогда не говорю при ней о делах, – вжавшись в кресло под холодным взглядом дукса, пролепетал Хорст.

– Если ты, – чеканя слова, заговорил Вольф, – истинный сын «Серви ноктис» и не хочешь стать позором своей семьи, ты должен знать, что делать!

Блондин всхлипнул.

– Да, да, хорошо. Я разведусь с ней немедленно…

– Идиот, – прервал его Майдель, – ты словно первый день живёшь. В магическом мире, если ты помнишь, разводы не считаются действительными. Кроме того, по нашим законам она получит право забрать твоего ребёнка, и через несколько лет мы приобретём ещё одного могущественного противника-филия. Ты должен убить её, Хорст, или я забуду, что ты мой друг.

Рейнштайн сделал последнюю попытку воспротивиться.

– Она и твой друг, Морсатр. С детства.

Глаза собеседника подёрнулись дымкой печали.

– Именно поэтому мне нелегко отдать подобное распоряжение. Но идёт война, и мы вынуждены поступаться личными привязанностями. Гизела выбрала светлую сторону, тем самым поставив нас перед выбором: либо она, либо долг. Ступай и выполняй приказ, Хорст!

Слышавший всё до последнего слова Конрад закрыл глаза. Только бы успеть! Он субвертировал прямо с места, и вовремя. Дверь резко открылась, Рейнштайн вывалился в коридор и, пошатываясь, пошёл вдоль него, позабыв о магии. Ни он, ни, конечно, Виттельсбах не слышали злобного шипения Майделя:

– Ты сильно пожалеешь, что предпочла мне ничтожеств, Гизела!

А Конрад в состоянии аффекта совершил промах, о котором потом жалел всю жизнь. Вместо того чтобы сразу переместиться в Рейнштайн, он потратил несколько драгоценных минут на проверку Либенштайна и Зоонэка. Ни в том, ни в другом Гизелы с сыном не оказалось.

Мучаясь дурными предчувствиями, маг метнулся к цели, которая изначально должна была стать основной. Он очутился во дворе замка, бесшумно возникнув за спиной Хорста, но не успел остановить летевшее в Гизелу смертельное заклинание. Конрад почувствовал, как оцепенение сковывает его по рукам и ногам, и не мог шевельнуть даже пальцем, чтобы наказать мерзавца, лишившего жизни его любимую женщину.

Но то, что произошло минуту спустя, вывело колдуна из состояния ступора. Мальчик, которого мать закрывала собой, стал виден злодею-отцу. Теодорих пытался отползти, но, находясь в состоянии глубочайшего шока, не мог двинуться с места. Оттолкнув ногой труп жены, Рейнштайн шагнул к сыну и протянул руку…

Безумный страх охватил Конрада. Он не знал намерений врага, но чутьё подсказало ему, что тот собирается убить и ребёнка.

– Хорст! – резко окликнул маг.

Противник повернулся, и ужас исказил его лицо. В глазах Виттельсбаха убийца прочёл свой приговор. Он попытался прикрыться, но слишком поздно.

– Целеремортем!

Легко сметя слабенькую защиту Рейнштайна, заклинание поразило колдуна, и мгновенно умерший Хорст рухнул на тело Гизелы.

Конрад опустился на землю. В душе была пустота, а перед внутренним взором мелькали призраки трагедий, сминавших, скручивавших его душу, менявших его судьбу. Покалеченная девочка, окровавленное тело отца, ненавидящий и презрительный взгляд умирающего брата, Гизела…

Он посмотрел на неё. Что же Виттельсбах сделал не так? Какую ошибку совершил, если жизнь, обещавшая стать счастливой, превратилась в кошмар наяву? Да, несомненно, он напрасно пытался устраниться от борьбы, стать инквиетумом. Оболенский не ошибался, говоря, что маги, выбравшие неприкаянность, быстро находили свой конец.

Рядом что-то зашевелилось. Вздрогнув, колдун опустил глаза и увидел Теодориха, сумевшего подползти к его ногам. Ребёнок так походил на своего родителя, что Виттельсбаха перекосило от отвращения. Однако воспоминание об обещании любимой заставило его перебороть апатию и отторжение.

Конрад встал, чтобы похоронить тела. Сначала он намеревался оставить труп Хорста на растерзание хищным птицам, но врождённая порядочность не позволила ему так поступить. Опуская в могилу тело Гизелы, чародей не мог плакать, что-то не пускало эмоции наружу. С сухими глазами постояв у свежего захоронения, он взял на руки рыдающего мальчика и субвертировал домой.