Текст книги "Легенда о Пустошке"

– Мертвец по пятам за мной гонится!

Взглянули в ту сторону смелые, и видят: из мрака стремительно на них надвигается белое как снег или свет приведение.

Схватили мужчины орудия для чудища припасенные и встретили нечисть решительно, набросились и отделали березовыми дубинами то самое, что на улицу с погоста за дедушкой вылезло. Пусть знает мертвец неприкаянный, могилу свою оставлять нельзя.

Когда же затихло несчастное, побитое приведение, решили взглянуть люди ушлые, что кроется под покровами. Откинули простынь и ахнули, прозревшие от открытия. Узнали в истерзанном Митрича. Кой черт он весь простынь закутался? Узнала девица пугливая в нем чудище свое прудное. Задумались люди бывалые, зачем мужику домовитому в прудах по ночам хорониться и девок пугать до родимчика? Решили, что сбрендил маленечко. Не даром ему обломилося. Снесли его к дому заботливо, в кровать уложили. И чайничек, что выкипел, сняли с конфорочки.

Не гоже, хозяин, бросать свой дом, когда на плите чайник греется.

Глава 5. Томления

Невероятная затея жителей Пустошки настолько взволновала участкового инспектора, что по выходу из кафе «Три березки» он отменил запланированный домашний ужин и решительно завернул машину к дому своего однокашника и давнего приятеля крупного предпринимателя районного масштаба виноторговца Сергея Аристарховича Лунева. Во времена беспечного детства он часто наушничал на него в школе, изобличая поведение недостойное звания пионера, как то торговля иностранной жевательной резинкой, курение в школьном туалете или азартные игры в карты. Но теперь, по прошествии многих лет, в силу изменения политической обстановки и, главным образом, благодаря своему служебному положению пользовался у него неограниченным кредитом в трудные периоды редких запоев.

Василию Михайловичу чувствовал необходимость с кем-то поделиться своими переживаниями, с кем-то кому он вполне мог доверять и кто в силу своего интеллектуального уровня мог бы по достоинству оценить странное предприятие, после чего либо вразумить ополоумевших лесных жителей, либо наоборот поддержать народную инициативу.

Остановив машину возле высокой кирпичной ограды красного цвета, он вышел и решительно нажал кнопку вызова на ажурной металлической калитке.

– Кто там? – поинтересовался мелодичный женский голос.

– Вася Донкин, – ответил участковый.

– Сережа, к тебе.

– Да?

– Это я, Серега, Василий, – представился припозднившийся визитер.

– Сейчас выйду, – ответил в домофоне мужской твердый голос.

Вскоре маленький, толстенький, коротконогий мужичина в полосатом халате осторожно выглянул из-за калитки и, убедившись, что гость действительно тот, кем назвался, тоном полным негодования спросил:

– Чего тебе?

– Тут, Серега, такое дело… – замялся участковый, – Люди тут пришли из Пустошки. Бабка у них померла.

– Денег надо?

– Нет, тут другое. Хоронить они ее в Москву везут, вот.

– Пускай везут. Мне то что?

– Не просто везут. Они ее в мавзолей положить хотят, понимаешь? В мавзолей.

– В какой мавзолей?

– Тот самый. На Красной площади.

– Они что, того? – повертел возле виска пальцем Серега.

– Не совсем того… – пожал плечами Василий Михайлович, – Хотя, конечно, немного и того, но не совсем. Во всяком случае, скандал будет. Говорят, их Бог посылает. Один за Бога, другой за любовь. Прямо роман с картинками.

– Это как? – проявил некоторый интерес человек в калитке.

– Ну, помнишь эта, Жанна Дарк? У нее тоже голоса были. Голос ее толкал. Так и тут. Говорит, идите туда, хороните там. Тогда все станет иначе. Сикешь?

– Не совсем, – признался Серега.

– Так, если ты сам по себе куда прешь, то и… никому это не нужно. Но если по делу, которое народ интересует, то за тобой остальные потянутся. Дорожка получится. Протопчут люди дорогу по твоим следам, – объяснил Василий Михайлович, – Вот как.

– Вася, ты, похоже, устал сегодня. Давай утром, – предложил человек в халате, заметно поеживаясь от холода.

– Ну, ты не понял, Серега. Они же первые идут, – от волнения участковый поправил на голове фуражку, – Первые, понимаешь?

– Пускай идут. Я тут при чем? – начал злиться приятель.

– Так я посоветоваться зашел, – смутился Василий Михайлович, – Думал тебе интересно будет. Ты всегда такие штуки любил делать. Еще со школы. Прикол то какой. Деревенскую старуху в мавзолей засунуть. Представляешь? Чудики такие с гробом по Красной площади…

– На Первое мая… – включился, наконец, маленький человек в халате.

– Под красными флагами… – продолжил участковый.

– Прикол… – согласился Серега, улыбнулся и предложил, – Давай, пройдем тихо на кухню. Обсудим. Ты один? – посмотрел на стоящую рядом машину.

– Со мной дед, который, туда, едет. Паренек с ним. Помощник. Водила.

– Ты их знаешь?

– Спрашиваешь!

– Окей. Давай за мной.

Василий Михайлович махнул рукой, приглашая следовать в дом. Афанасий со Стасом вышли из машины.

– Афанасий. Стас, – быстро представил их хозяину участковый, – Сергей.

– Окей. Пошли, пошли. Холодно.

* * *

За высокой кирпичной оградой приютился весьма роскошный особнячок, построенный в стиле неоклассицизма. На полукруглой площадке перед домом, аккуратно уложенной тротуарным камнем, стояли скромный Лэнд Крузер и красный Феррари. Цепочка садовых фонарей вела от ворот к парадным дверям венчавшим невысокий пандус для въезда машин. Небольшой, обихоженный парк с клумбами и дорожками, камеры видеонаблюдения, замаскированные в ветках деревьев, детская площадка в глубине возле дома вот и все что успел Стас разглядеть по дороге.

На кухне, куда вел отдельный вход со двора, оказалось уютно, просторно и тепло. Гости расположились вдоль длинного полированного стола напротив большого экрана плазменного телевизора на удобном мягком кожаном диване импортного производства.

На столе образовалась бутылочка «Немирова» с тонко нарезанной мясной закуской. Сам хозяин рюмки себе не поставил.

– Папа, а когда доиграем? – поинтересовалась маленькая девочка лет пяти, стоя в дверях.

– Милая, извини, чуть позже. У папы дела. Скажи маме, пусть тебе почитает, – ответил человечек в халате, – Все иди. Не мешай. Папе с дядями поговорить надо.

– Хорошо, – ответила девочка и закрыла за собой дверь.

– Так что у вас там имеется? – обозрел гостей Сергей Аристархович, наполняя хрустальные рюмки, – Водила пьет?

– Водила со мной. Значит – пьет, – утвердительно кивнул участковый и еще раз изложил суть вопроса, отшлифовав сказанное «Немировым».

– Угу, – добавил старик вслед за ним.

– Прикольно, если серьезно, – заключил хозяин кухни.

– Куда серьезнее, – икнув, вставил Василий Михайлович, – Я их давно знаю. Они не шутят. Они деревенские. Живут в лесу. Шуток не понимают.

– Вот так живешь в деревне, стареешь, обрастаешь жиром, становишься ленивым, ни на что больше не годным… – вздохнул тяжко Сергей Аристархович, – А когда-то, помнишь, вперед – давай!.. Иной раз хочется чего-то такого, да уже не то… – он встал, взял себе с бара рюмку, налил доверху, опрокинул залпом, и сел, подперев голову маленьким кулачком, ощущая как тепло горилки медленно разогревает давно застывший внутри революционный задор.

– Серега заводила. Мой одноклассник. Главный в городе демократ. Еще на гребне Перестройки влетел в бизнес. Сейчас главный бизнесмен. Мы с ним такие штуки в школе выделывали, куда там… – представил, наконец, участковый гостям хозяина дома.

– Да помню, как ты меня завучу закладывал, – ответил одноклассник.

– Гадом буду. Не было такого, – стукнул себя в грудь милиционер.

– Ладно. Проехали, – махнул рукой демократ, налил себе снова и медленно выпил, закусив тонким кружочком сырокопченой колбаски. Но не сдержался и добавил жестко:

– Потому ты и ментом стал, что всегда под начальством бегал.

– Дурак был, вот и бегал, – самокритично заметил Василий Михайлович.

– Теперь поумнел? – испытующее взглянул на него Сергей.

– Теперь я уже не тот. Отбегался. Им вот спасибо скажи. Вот этому деду. Научил, – участковый хватил еще рюмку, – Поздно умнеть стал, Серега. Но я свое наверстаю. Я еще сделаю свое дело. Пять лет в ментах отсижу, на волю выйду, и тогда посмотришь. Я такое сделаю. Я еще могу в жизни толка добиться.

– Окей, верю. Больше тебе наливать не буду, – заключил предприниматель.

– Это почему? – возмутился милиционер.

– Чтобы человека не погубить. Роды человеческие штука тонкая. Особенно в наше жестокое время. Будь, Вася, человеком и человеком станешь, – глубокомысленно заметил виноторговец.

– Я что не человек, что ли? – возмутился участковый.

– Ты, Вася, мент. Ментом был и ментом, видимо, родился. Хорошо, если ты это понял, – честно ответил одноклассник и продолжил, – Может быть, такова твоя карма. Я буду рад, если ты сможешь преодолеть карму. Надо будет – помогу. Не сомневайся. Надо с себя снять, Вася, тяжелое наследие прошлого. Призрак коммунизма до сих пор витает над нами. Я вот где-то читал, не помню где, что мавзолей по своей конструкции есть усеченная пирамида. Если посмотреть на форму, то так оно и выходит. Срежь с нормальной египетской пирамиды верхушку и получишь наш мавзолей.

– И что? – выпучил осоловелые глаза Василий Михайлович.

Сергей снова налил себе рюмку.

– А то, – ответил и решительно выпил, – Контур имеет открытый. Вот что!

– Ну и что? – не понял глубины проблемы милиционер.

– Если нормальная пирамида принимает энергию космоса и концентрирует ее внутри в самом своем центре, то усеченная, пропускает поток через середину и выбрасывает его через срезанную вершину наружу, транслируя, его как телевизионная антенная. Понял? – пояснил Сергей Аристархович.

– Не понял, – честно признался участковый.

– Египетские фараоны лежат в закрытом контуре правильной пирамиды, принимая на себя энергию космоса, – начал объяснять хозяин кухни, – Наш Бессмертный товарищ находится в центре усеченной пирамиды. Пропуская через себя нейтральную энергию космоса, он заряжает ее своей гнусной энергией. Энергией своей матрицы. Черепушки, – он пощелкал себя пальцем по голове, – После чего проецирует себя в пространство. Был бы это великий святой, призывающий мир к созиданию и любви, я бы это только приветствовал. Но Он – это Он. И Он транслирует свою энергию ненависти и разрушения. На весь мир. Это нормально?

– Не нормально, – согласился туго соображающий одноклассник.

– Это очень не нормально, – подчеркнул главный районный демократ, – От этой его энергии подпитываются коммунисты. Ты хочешь поместить туда еще одну подобную тварь. Потом еще и еще. Много не будет?

– Они все там не поместятся, – возразил пьяный Василий Михайлович.

– Но камень с горы скатиться, – заключил Сергей Аристархович, – Пускай катиться. Если бы они это понимали, они бы только приветствовали такое усиление. Но они привыкли видеть в нем Идола. Рядом с Идолом никому места быть не должно. Это кощунство. Большое кощунство. Пусть будет кощунство. Я за большое кощунство. Потому что это и есть революция. Я за продолжение революции. Нашей революции. Мы тогда не смогли многого добиться. Додавить гада до конца. Быть может, этот камень сметет, наконец, Идола. Слишком успокоились коммунисты в этом вопросе. Давно пора нанести новый удар. Чем я могу вам помочь?

– Значит, ты одобряешь? – вопросил участковый.

– Это не самая плохая идея. Прямо скажем. Но что от меня нужно?

– Экспертное заключение, – с трудом вывел милиционер.

– Такого достаточно?

– Какого?

– Того, что я уже дал.

– Вполне, – мотнул головой Василий Михайлович, нетвердой рукой наполнил себе рюмку и опрокинул ее, – Ну, мы пошли, – произнес он и, хотел было подняться, но его повело. Последняя оказалась явно лишней. Впрочем, как и предпоследняя.

– Ты, Вася, закусывай, закусывай, – присоветовал Сергей Аристархович, но одноклассник уже медленно съезжал головой набок прямо в плечо сонного Афанасия.

– Не плохо бы еще и материальной поддержки, – сориентировался Стас, сказав это скорее ради шутки, чем предполагая нечто реальное.

– Сколько? – оживился предприниматель.

– Сколько не жалко на продолжение революции? Не каждый день гробы в Москву возим, – бойко заметил начинающий антиквар.

– Окей, – согласился демократ, достал из кармана мобильник и пикнул парой кнопок, – Миша, пришли ко мне пару ребят, покрепче. Нет, ничего такого. Приятеля одного проводить надо. Да. Жду, – положил телефон на стол, – Вы тут пару минут подождите, – обратился к гостям, – Я сейчас подойду, – и вышел.

«Во, влип», – екнуло в груди сердце Стаса.

* * *

Через десять минут напряженного ожидания два хмурых коротко остриженных качка уверенно вошли на кухню. Гоблины, да и только. Пальцем череп раздавят. Внутри Стаса все съежилось от напряжения, но те непринужденно подхватили обмякшее тело милиционера и вынесли вон. Спустя несколько минут вернулись за бесчувственным Афанасием. Последний гость, следуя знаку хозяина, самостоятельно проследовал за ними. Через двор старика доставили к машине и словно мешок сена легко забросили на заднее сиденье Девятки. Василий Михайлович, судя по всему, уже находился в рядом стоящем черном джипе.

– Пока, мужики, – коротко попрощался Сергей Аристархович и протянул Стасу конверт, – Звони, если что. Желаю успехов, – произнес и закрыл за собой калитку.

Молодой человек, слегка покачиваясь, не то от волненья, не то от выпитого алкоголя, подошел к своей машине, открыл дверцу, сел за руль, бегло заглянул в полученный пакет и замер от удивления. В нем находилось не меньше десяти тысяч долларов в банковской упаковке, если судить по объему вложенной пачки, и белая визитка с золотистыми вензелями. Быстро сунув деньги во внутренний карман куртки, он запустил двигатель и тронулся вслед отъезжающему джипу. Как ни как участковый в гости к себе приглашал. Ночевать где-то надо.

Дом Василия Михайловича располагался в центре типовой застройки блочных пятиэтажных «хрущевок». Высокие сопровождающие лица втащили милиционера на второй этаж, сложили возле дверей и позвонили в квартиру.

Открыла изможденная женщина неопределенных лет и, сразу оценив ситуацию, указала браткам куда следует сгрузить хозяина. Видимо такой способ возвращения мужа не являлся для нее неожиданным.

– А вам что? – поинтересовалась она у Стаса, оставшегося скромно стоять возле дверей квартиры на лестнице вдвоем с дедом.

– Мы вроде как с ним были, – ответил он.

– Повеселились, ну, и ступайте себе с Богом, – указала на улицу.

– Так нам вроде как идти некуда. Он нас к себе пригласил, – нагло заявил Стас.

Женщина смерила молодого нахала уставшим от жизни взглядом и тихо произнесла:

– Я вас не знаю. В дом не пущу.

Двери закрылись. Пришлось вернуться в машину.

– Ну, что, дед, поехали в гостиницу. Ужин нам обломился, – произнес Стас, включая зажигание.

– Итить твою макушку, – пробормотал во сне дед.

– Сам знаю. А что делать? Найдем как-нибудь. Город маленький.

Шел второй час ночи, когда он вошел в небольшой вестибюль местной гостиницы. На стоянке возле нее стояли два больших туристических автобуса.

– Места есть? – спросил Стас у статной дамы-администратора.

– Час назад были, – сухо ответила она.

– Куда сплыли? – поинтересовался молодой человек, озарив женщину лучезарной улыбкой.

– На автобусах уехали, – грубо ответила та.

– И больше ничего нейти невозможно?

– На диванчике в коридоре устроит?

– На диванчике в коридоре не устроит. А еще гостиницы в городе есть?

– Хотели построить, да забыли.

– Тогда до свиданья.

– Пока.

– Ну что, дед, возвращаемся к вашему другу. Будем до утра во дворе в машине куковать, – заявил Стас старику, уютно утроившемуся за заднем сиденье автомобиля.

* * *

Районный невропатолог Вениамин Аркадьевич поздним вечерком заглянул на свое отделение в палату к новым пациенткам и нашел Элеонору Григорьевну пребывающую в весьма бодрствующем состоянии, не характерном для действия двойной дозы успокаивающего, вколотой в приемном покое мускулистой рукой заботливой Ларочки.

Больную переполняли сильные эмоции, не дававшие отключить перевозбужденный мозг потрясенного сознания. Ей казалось, что все рухнуло, безвозвратно погибло. Что возложенная на нее Господом Великая миссия провалилась и свирепый дух, вырвавшийся на свободу, теперь проглотит всю Землю.

Увидев перед собой понимающие глаза внимательного доктора, она тут же вывалила на его голову весь тяжкий груз перебродивших в душе событий последний дней.

Давненько Вениамин Аркадьевич не выслушивал подобной исповеди. Выкопанные из могилы гробы, бродящие по дорогам мертвецы, зловещие ночные приведения, обезумевшие сластолюбивые старцы, лесные ведьмы, горящие в избах – все настолько заинтриговало специалиста в области неврологии, особенно в обрамлении Крестового похода на Москву, что он решил, что этот пациент задержится у него надолго. И хотя профиль районной больницы не предполагал стационарного обслуживания буйных психов, рвущихся разыскивать сбежавших их гроба покойников во имя спасения всего Мира, Вениамину Аркадьевичу показался этот клинический случай крайне интересным с точки зрения его давней незавершенной научной работы по исследованию пограничных состояний человеческого сознания. Практика по этому направлению складывалась у него в глубинке не слишком обширная, подходящего материала явно недоставало, и этот подарок судьбы он воспринял с нескрываемым энтузиазмом.

– Уважаемая Элеонора Григорьевна, вы пришли туда куда нужно. Мы непременно вам поможем. Всенепременно, голубушка вы моя, – проворковал ласково доктор, – Утречком, как проснетесь, и мы вместе отправимся искать вашу покойницу. А пока успокойтесь. Закрывайте глазоньки и давайте баиньки. Баиньки, баиньки.

Излив наболевшую душу, бывшая учительница ощутила неимоверное душевное облегчение и большую образовавшуюся внутри пустоту, медленно затягивающую вниз утомленное сознание. Слова доктора обволакивали словно вата, наполняли спокойствием, и она, склонив голову к мягкой подушке, погрузилась в глубокой непроницаемый сон рядом со своей спутницей, давно выводящей звуковые переливы утяжеленного дыхания на соседней койке.

Утром Вениамин Аркадьевич, по завершению ночного дежурства, не преминул снова заглянуть на свое отделение, проведать новых пациентов и несказанно обрадовался раннему пробуждению Анастасии Павловны. Словоохотливая бабулька с большой радостью поделилась с приятным доктором своими наблюдениями отдельных проявлений потусторонней жизни и высказала несколько приятных для слуха специалиста соображений относительно цели предпринятого группового путешествия, особо подчеркнув, что не согласна ни с какими чистками мавзолеев, на чем настаивает ее подруга. В довершение она заявила о праве незабвенной Надежды Константиновны вечно пребывать в непосредственном единстве со своим кумиром и Вождем мирового пролетариата. Ибо она жена его есть по духу и крови, и потому они должны воссоединиться. И хотя по дороге, вышла небольшая заминка, вызванная бегством невесты из гроба, они, тем не менее, намерены исправить допущенное упущение, вернуть совместными усилиями покойника в подобающее ему место и успешно завершить начатое. Правда, пока не ясно, как это можно сделать. Но она не теряет уверенности и оптимизма, всецело полагаясь на усмотрительную и образованную Элеонору Григорьевну, утомленную как длинной дорогой, так и большим выступлением перед народом, и оттого пребывающую в настоящее время в кратковременном отдохновении. На вопрос доктора, не беспокоят ли ее какие-либо физические недомогания, Анастасия Павловна охотно указала на участившуюся за последнее время головную боль.

– Мы пренепременно ее вылечим, – тут же пообещал любезный врач, – Это же наш профиль, – занес вновь выявленные симптомы в карточку и вышел из палаты отдать указание процедурной сестре относительно назначений.

Два сдвига в одном месте, в одно время и на одной почве сильно порадовали молодого исследователя. Об этом можно только мечтать. Ночная усталость и сон моментально слетели с чела Вениамина Аркадьевича и он тут же выразил жгучее желание остаться до вечера на работе, всецело посвятив себя исцелению страждущих, в чем те так сильно нуждаются.

Главврач больницы, прибывший, как и положено, ко времени утреннего обхода, ознакомившись с осторожным диагнозом, поставленным вновь поступившим на неврологическое отделение престарелым больным, высказался несколько настороженно относительно возможности дальнейшего их пребывания в стенах вверенного ему лечебного учреждения. На что Вениамин Аркадьевич категорично заявил, что он, как специалист в области неврологии усматривает в этих двух сходных случаях всего лишь кратковременное нервное расстройство, вызванное, во-первых, явно выраженным психическим переутомлением обоих пациентов, и во-вторых, их чрезмерно суровой, лишенной элементарных удобств, жизнью в отдаленном, глухом поселке, где нет даже электричества. Непродолжительное лечение сильно не обременит немногочисленный персонал неврологического отделения излишними хлопотами. Он лично будет ежедневно контролировать динамику протекания назначенного курса лечения, и докладывать на конференции.

– Что ж на ваше усмотрение, и под вашу личную ответственность, – заключил руководитель и продолжил шествие по палатам.

* * *

Прогрев машину, Стас выключил двигатель из соображений экономии топлива. Судя по датчику, его оставалось не больше полбака. Привел спинку переднего сиденья в максимально опрокинутое положение, так чтобы не прищемить спящего сзади старика, закутался в холодный макинтош, и попробовал уснуть. Не получалось.

Вспомнился старый анекдот: надышим – согреемся, как сказал комар своему приятелю, когда они залетели в спортзал.

Ночь стояла темная, облачная, холодная. Машину выстудило быстро, надышать не успели. Пришлось снова запускать двигатель, прогревать салон. Дед все время храпел, без конца взбрыкивал руками, словно с кем-то боролся, пытался вытянуть ноги, ударял сапогами дверь и постанывал.

Говорить не с кем, не о чем, да и незачем. Не спалось.

«Потрясающий Серега мужик, – думал Стас, – Вот так сразу, легко выложил десять тысяч долларов незнакомому человеку без всяких расписок и обязательств… Непостижимо. Как так можно? Хотя чему удивляться? Судя по всему денег у него много, куры не клюют. Один дом чего стоит. Лэнд Крузер, Феррари… Телек на кухне размером со стену. Может себе позволить немного развлечься. Сунул первому встречному десятку за то, что он топает каким-то путем с какой-то затеей. Кинул, можно сказать, на прикол! Только не совсем понятно в чем прикол. Хотя богатый человек может себе позволить дорогие причуды. Натан Григорьевич тоже много бабок бросает на дочку. Так, то дочка. А здесь что?.. Приплел какие-то усеченные пирамиды. Энергию космоса. Ретранслятор…

Не похож он на чудака. Серьезный мужик. Зря базарить не станет. Значит, есть в этом деле что-то такое, что стоит больших денег. Такие люди, как он, напрасных расходов не делают. Потому и богатые, что деньги зря не разбрасывает. Иначе бы их не стало. Иначе нельзя. Значит, сделал вложение. Только во что? И главное не просили его. Сам дал, сколько не жалко. Попросил бы больше, так, наверное, отстегнул бы больше…

Интересно оборачивается дело. Оказывается, и на таких стремных затеях можно неплохо заработать. Значит не все так просто. Старики не так безумны, как кажутся. Видимо, это я что-то не понимаю. Не допер до чего-то важного, что повело нормального, состоятельного мужика на большие расходы. Не по доброте душевной отстегнул на похороны какой-то старухи, которую и в глаза никогда не видел. Все дело заключено в цели. А цель – тот, кто лежит в мавзолее. Видимо, готовят на него наезд? Что ж, он ко мне ни каким боком. Мне на него наплевать, растереть и не жалко. Коммунисты вообще вчерашний день. Можно сказать, динозавры. Хотя многие из них при больших делах. Не в них ли кидается камень? Может, не зря бабку похитили? Кто-то просек глубину идеи. Начал свою игру. Без нее и похороны не состояться. Какие похороны без покойника? Нет покойника, нет и похорон. Нет похорон, нет и прикола, т.е. наезда. Нет наезда, верни бабки. Пацанов я уже видел…

Следовательно, похороны должны состояться. И кого будем хоронить? Я деньги взял, я за них и в ответе. С меня теперь спросят. Нет, Серега не так прост. Правда, он не подумал о том, что я могу просто свинтить вместе с деньгами. Это считай половина того, что в мешке на дне речки. И штаны мочить не придется. И с Натаном делиться выручкой. Высадил деда, завелся – ищи ветра в поле. А если подумал? Если за нами теперь кто-то присматривает? Тогда что? Меня будут хоронить? Со мной это сделают быстро и скромно. Никто даже не всплакнет на могилке, если она вообще будет обозначена…

Вот влип, черт возьми! Из огня, да в пламя. Придется завтра искать старушку. Возвращать в гробик. Если, конечно, получиться ее найти. Если кто-то не играет сильнее. Но здесь участковый должен сработать. Это его дело пропажи разыскивать. Деревни трясти. И зачем я взял эти деньги?..

Тут вообще пахнет большой политикой, а я просто маленький антиквар. Не те, так эти шею сломают. Вот влип, придурок! Нет, не полезу я в это дело. Довезу стариков до Москвы, и дальше пусть сами топают по Красной площади с гробом наперевес. Штурмуют бастионы былой власти. Мое дело довезти. Я водила, как сказал мент. Вот водилой и останусь. А денежки пусть пока при мне полежат, раз мне их дали. О них, похоже, пока, никто не просек…

Но как все обернулось! Теперь просто так не выскочишь. Теперь точно до Москвы ехать придется, если, конечно, покойник завтра найдется».

* * *

Медленно тянулась ночь.

Проснулся старик. Поворчал что-то насчет затекших ног и холода, вышел, размял кости. Сел на переднее сиденье, стал молча потягивать папироску.

Говорить ему, видимо, ни о чем не хотелось. Не то голова болела, не то в душе кошки копались.

Тяжкие сомнения одолевали Афанасия. Всего сутки назад покинул он дом, а уже нестерпимо хотелось вернуться. Пойти как обычно вечером в баньку, поесть густых горячих щей, выпить рюмочку самогона для разгона, щипнуть в зад старуху. И зачем он только ввязался в это дело? Сидел бы себе тихо во дворе, покуривал глядя на звезды… Сдалась ему эта Москва.

Может и хорошо, что Надюха пропала? Может искать ее вовсе не нужно? Где теперь ее сыщешь? Её, поди, уже и на свете нет. Растворилась в темной безвестности. Испарилась, как и положено призракам. Стало быть, нет больше надобности выполнять завещание. Никто не станет старух по ночам пугать. На нет и суда нет. Домой можно возвращаться. Опять станет все по-прежнему, тихо и покойно. Черт с ним с последним желанием. Не героический, видать, он человек. Не подходящий для таких свершений. Не привелось в этой жизни ничего для нее сделать, может в другой получится. Если она будет, другая. Если все это не сказки.

Прошла жизнь. Достойно прожил или нет, кто теперь скажет? Оттрубил свой век, от звонка до сего дня. Жил, не тужил, поступал, как знал. Назад все равно не вернешь. Ударником не был. Святым тоже. Мелочи не в счет. Какой мужик бабе своей не изменял? Так это даже не измена. Так, разрядка души. Перемена ощущений. На это внимание обращать нечего. Опять же войну прошел. Родину защитил. Одно это чего стоит. Трех сынов вырастил. Не каждому такое дано. Иные и одного никак вытянуть не могут. Нет, как не крути, прошел путь хоть и без великих свершений, но ровно, по-человечески. Только в одном он виноват: перед ней. Так, что теперь с этим сделаешь? Время такое было. Все так жили. Не своей жизнью. Одинаковой. Даже одевались одинаково, как на одно лицо. Какой с таких спрос? С таких и спрос не велик.

Хотя, кто знает, может она еще и отыщется. День будет, станет видно.

«Утром сходим к бабам в больницу, и домой, на автобусе, – думал деде, – А то может и Стас, до Селков подбросит. Все одно, что за похороны без покойника? Огород копать надо. Картошку сажать. Яблони подрезать. Сморода дала лист…»

– Что, дед, не спиться? – нарушил ход мыслей Стас.

– Курю, итить твою макушку, – отозвался из темноты старик.

– Холодно. Может салон прогреть?

Стари неопределенно пожал плечами. Делай, как хочешь.

– Как, дед, думаешь, куда покойница делась? – снова прервал молчание Стас.

– Делась и делась. И черт с ней, итить твою макушку.

– Искать завтра будем?

– Нету и нету. Домой, итить твою макушку, поедем. Дел и без нее много.

– Ты что, дед, на попятную? Так не годится. Взялся, тяни. Что люди скажут?

– Чего, итить твою макушку, скажут? Гроб то пустой!

– Вот я и говорю, искать надо.

– Хочешь, ищи. Где ее теперь, итить твою макушку, сыщешь?

– В Селках. Где же еще?

– Может в Селках, – согласился дед, – Может, нет.

«Скис старик. Замерз, – подумал Стас, – Ничего будет утро, будет и настроение. Еще старухи эти чертовы в обморок попадали. Теперь из больницы их вытаскивать. Куда раньше ехать в больницу или в Селки? Думаю, в Селки. В больнице без трупа все равно делать нечего. Пуска пока бабушки полечатся».

* * *

Стало светать.

Странная штука жизнь, думал Стас, глядя как загораются в домах ранние окна. Еще вчера он хотел поразить шефа великими находками, а сегодня ему стало совершенно на него наплевать. Череда странных событий подхватила его и понесла, словно большая волна маленькую щепку. Что будет с ним там, в неведомой дали знает лишь тот, кто породил волну, создал щепку и соединил их в стремительном течении жизни. Может ли он что-либо изменить? В силах ли встать поперек, растопыриться, восстать, совершить дерзкий побег из-под воли Предопределения? Хватит ли у него ума понять в какой стороне оканчивается Высший промысел и начинается его личная воля? Сможет ли когда-нибудь хотя бы приблизиться к этой границе, получить хоть малую толику свободы? Кто он вообще, чтобы даже думать об этом?

За светлыми окнами просыпаются люди. Встают, бредут на тесные кухни. Жуют жареную картошку, запивают горячим чаем. Пытаются решать очередные проблемы. Построить какие-то планы. Но все тщетно. Они намертво впаяны в стальную обойму жестокой машины и будут крутиться в ней послушными шариками до скончания дней своих. Выполнять чужую, неведомую им волю и надеяться на чудо. Потому что надеяться им больше не на что.

Но ведь есть сила способная противостоять натиску обстоятельств. Могучая, скрытая, головокружительная. Обитающая где-то глубоко в тайных закоулках души. Сокрушающая устоявшиеся связи. Дерзко попирающая доводы рассудка. Разбивающая в пыль стальные обоймы установлений. Толкающая вперед щепку против волны. Дарующая свободу.

Где отыскать в суете бренного мира, плотно окутанного колючей проволокой взаимных обязательств, живительный источник этой тихо существующей силы? Как заронить хотя бы маленькую искру в черную пустоту души, чтобы хотя бы на миг она озарилась мерцающим светом своей обновленной жизни? Как сохранить этот призрачный свет на долгие годы блужданий по темной пустыне человеческих отношений?