Текст книги "Легенда о Пустошке"

– Так… вернется же она. Она же не умерла, – вымолвил Стас.

– Жива, да не вернется. Так мне Хранитель сказал. Так что не нужно мне нового дома. Спасибо. А тебе за вещи мои поклон земной. Они память моя о маме и помощники мои. Теперь я смогу и здесь людям помогать. У тебя, говорят, мама болеет?

– Откуда вы знаете?

– Знаю. Так ты приводи ее. Не стесняйся. А теперь ступай. Тебя Маша ждет. Она у тебя хорошая. Дай Бог вам счастья.

– Спасибо вам, Марья Петровна. Я так рад, что вы живы. Так рад! Спасибо вам. Побегу я. До свиданья.

– Храни тебя Бог.

Огромный камень упал с души бывшего антиквара. Не виновен он больше ни в чем. Чист и светел, как белый бумажный лист, готовый принять на себя первые сроки большого романа.

Окрыленный и воодушевленный вылетел он на берег реки, перемахнул через мост и сжал Машу в своих объятиях.

Трактор разорвал благословенную тишину леса треском стартера, зафырчал в чисто небо черной гарью, развернулся, громыхнул лохматым железом. Молодые махнули на прощанье рукой одинокой фигуре женщины на другом берегу и покатили в «Селки» в новую для них жизнь.

* * *

Едва Вера Сергеевна возвратилась на свой двор, как тут же отправилась в сарай и, не обнаружив на месте ни гроба, ни цемента, заподозрила неладное.

Поручив Мите присматривать за домом, она, влекомая каким-то женским чутьем, кинулась на кладбище, где вскоре обнаружила свежее захоронение на месте могилы Надежды Константиновны. Без креста, без какого либо знака и имени, только пара еловых веток, да увядающий букетик ветреницы возлежали на влажном песчаном холмике.

Кто там покоился и почему молодые произвели это тайно, осталась для нее загадкой. Видимо, не все так удачно в Москве сложилось. «Или Пырьеву не удалось положить к Ленину, – решила она, – Или дед мой загнулся». Стыдно стало молодым признаться в этом, вот и вернули старика назад по-тихому. Только почему креста не поставили? Так ведь оба в Бога не верили. Зачем имени не написали? Так ведь не на чем.

Испугалась женщина и поведала сыну о своих опасениях и подозрениях. Но тот лишь рассмеялся.

– Не может там быть Пырьевой, – категорично заявил Митя, – Не умерла она. Живая осталась. Скоро должна домой вернуться. Вместе с папой. А гроб ребята пустой зарыли, чтобы он больше никому не понадобился. Примета такая есть. Ясно?

Версия сына несколько успокоила мнительную женщину, но окончательно не развеяло ее темных подозрений. Поэтому на следующий день, вооружившись топором и лопатой, она вновь наведалась на кладбище. Откопала гроб, разбила деревянную крышку, откинула с лица покойника белое покрывало и, обнаружив внутри незнакомого мужика, сильно испугалась. Вернула щепки на место, прикрыла для большей плотности еловыми ветками пробоину в гробу и засыпала песком. Восстановив могилу, перекрестилась и пошла прочь, недоумевая, кого и зачем закопали молодые на этом высоком месте.

С Митей делиться своим открытием Вера Сергеевна не стала. Но с тех пор больше по старику не плакала. Однако для себя решила изредка навещать таинственную могилку, присматривать за ней, дабы ничего худого не вышло.

* * *

По возвращении в Селки Митрича сразу отправили в больницу, где из него вынули около пяти крупных дробин.

На вопрос добрых людей, как же его так угораздило словить таким местом столь завидный трофей, простодушный мужик поведал правдивую историю о своих ночных похождениях, чем сразу напомнил недавние события, непосредственно связанные с этим же гробом.

Так родилась легенда о деревне Пустошка и храбром трактористе Митриче.

«Давным-давно жила-была в деревне Пустошка злая презлая женщина. Был у нее большой пребольшой черный глаз. На кого не посмотрит своим черным глазом – всем худо становится. На корову посмотрит – перестает корова доиться. На человека посмотрит – хворь одолевает человека. Надоело людям в одной деревне с такой женщиной жить, и стали они в другие места переселяться. Все уехали. Одни бедные остались, которым уехать некуда было. И жил в ту пору в деревне Селки, что неподалеку находилась, добрый тракторист Митрич. Целыми днями ездил Митрич на своем железном тракторе – людям помогал. Кому дров из леса привезет, кому огород вспашет. Невзлюбила Митрича злая женщина. Мешал он ей в деревне бедными людьми верховодить. Любили его люди. Решила она Митрича своим черным глазом погубить. Просверлить в нем хворную дырку. Но никак не получалось застать тракториста врасплох. Весь день не слезает Митрич со своего трактора. Как не смотри на него, не пропускает железная кабина злую силу. Бережет тракториста. Она и в кустах пряталась, и возле магазина его поджидала, и ямами большими всю дорогу изрыла, чтобы не смог Митрич к деревне проехать. Ничего не получалось. Сильный у Митрича трактор. Все ямы перескакивает. Тогда она мост обрушила. И это не помогло. Стал Митрич в брод реку переезжать. По-прежнему бедным людям помогать. Решила тогда злая женщина тайком пробраться в дом Митрича. Созвала всех бедных людей, что еще в деревне остались, и сказала им строго, сделайте мне гроб осиновый. Укройте меня в нем и принесите во двор Митрича. Скажите, будто померла я. Не исполните, всех погублю. Испугались бедные люди, и сделали все, как она велела. Принесла ее в гробу во двор Митрича и сказали, будто хоронить ее несут, потому как померла она. Обрадовались все люди в той деревне такому известию, и пошли праздновать, а она вылезла тайком из гроба и спряталась в сарае. Стала Митрича в нем поджидать. Зашел Митрич ночью в сарай, а она на него как выскочит, как выпучит на него глаз свой черный. Но не испугался Митрич. Схватил ее за длинные волосы, наклонил голову и стали они бороться. Она Митричу кочергой все зубы передние выбила, из сарая выскочила и побежала в поле. Митрич бросился догонять ее. Видит она, не убежать ей от Митрича. Прыгнула в пруд и спряталась на дне. Стал Митрич воду из пруда ведром вычерпывать. Выпрыгнула она из воды и побежала по дороге в лес. Стала волков кликать себе в помощь. Сбежались волки, стали на тракториста бросаться. Но Митрич схватил ружье и поубивал их всех. Нагнал на поляне злую женщину, отколотил дубиной, выколол ей глаз черный острым березовым сучком, веревкой связал и принес назад в деревню. Положил ее на улице перед всем честным народом и сказал людям, не бойтесь больше черного глаза этой злой женщины, выколол я его, живите дальше спокойно и счастливо. Обрадовались люди, стали Митрича благодарить. Вставили ему новые золотые зубы. Злая женщина как увидела, что потеряла власть свою над людьми, что нет у нее большее черного глаза, так сразу и убежала из тех мест куда глаза глядят. Больше ее не видели. И снова стали люди в Пустошке жить-поживать и добра наживать».

Так рассказывали бабки своим внукам и показывали на старый покосившийся дом со съехавшей крышей. В нем, мол, и жил храбрый тракторист Митрич.

Только умалчивали они, что после всех этих событий у самого Митрича крыша съехала набок. Он сильно запил, бросил работу. Жена от него ушла, дети о нем забыли, и кончил он жизнь в болезнях и полной нищете, всеми брошенный.

* * *

К дому виноторговца Сергея Аристарховича Лунева Стас подъехал на следующий день после полудня. Предприниматель принял его снова на кухне, где к этому времени обедал в кругу немногочисленной семьи.

– Есть будешь? – вежливо пригласил гостя за стол.

Отказываться в таком случае неудобно и Стас согласился.

На обед у Сергея Аристарховича подавалась уха из семги, телячьи котлеты, ароматный картофель фри, разносолы и пиво.

– Чем порадуешь? – коротко поинтересовался хозяин.

– Привез кое-какие бумаги, – скромно ответил молодой человек.

– Бумаги? – Лунев удивленно приподнял аккуратную бровь, – Какие могут быть бумаги?

– Интересные. Дорогие, – пояснил юноша, пробуя суп, – Я помню, что вы дали нам деньги, – суп оказался вкусным, наваристым, видимо из свежей рыбы, не замороженной, – Они очень нам пригодились, – продолжал гость, с аппетитом прихлебывая, – Я не люблю оставаться должным. Поэтому даю вам бумаги. Они стоят гораздо больше того, что вы дали. Но это сейчас не важно. Дня через два я буду возвращаться. Если сочтете нужным, скажете, могу ли я на что-нибудь тут рассчитывать. Пока же, – он протянул хозяину папку, – Они ваши. Будем считать, что мы с вами в расчете.

Сергей Аристархович не без любопытства принял пакет, положил рядом с собой на стол. Подали второе.

– Выпить не хочешь? – спросил он.

– Я за рулем. Возвращаюсь в Питер. Нужно кое-какие дела уладить, – отклонил Стас предложение, – Хочу поселиться в Селках. Заняться куриным бизнесом.

– Чем? – удивился предприниматель.

– Хотел попросить вас о содействии. Вы человек местный, все знаете. Я же тут новый. Ничего не знаю. Одному мне трудно будет поднять новое для меня дело, – гость вопросительно посмотрел на хозяина, – Опять же от военкомата отмазаться надо. Строителей найти. Инженеров, зоотехников.

– Я не ослышался? Ты хочешь открыть ферму? – переспросил Лунев.

– Ну, да. Что здесь такого? Понятно, я не специалист, пока. Но чем-то заниматься по жизни надо. Место мне понравилось. Место тихое. Людей без работы много. Птица кое-какая имеется. Есть с чего начинать. Не сразу, конечно, в принципе, но если договоримся.

– Ты, парень, определенно мне нравишься, – усмехнулся Сергей Аристархович, – Не знаю, что у тебя там за бумаги, но мысли в голове у тебя есть. Я сам давно уже присматривался к этому бизнесу, но одному всего не объять. Людей мало. Работать не с кем. Ты хоть и молод, но… мы все с этого начинали. Не знаю, как у тебя насчет денег. Думаю, что никак, но амбиции, безусловно, хорошие.

– Мне обещали кредит дать, – скромно заметил Стас, отламывая кусочек котлетки, – Немного, тысяч сто баксов. Но все же. Не сразу же строить большую фабрику.

– Сто тысяч? Не плохо для начала. Давай так, я вложу столько же. Только под моим контролем. Окей?

– Я не против. Мне одному такое дело сразу не осилить.

– В Селках говоришь?.. Хорошее местечко. Волостной глава мой давний приятель, – стал прикидывать в уме предприниматель, – Окей… Езжай в Питер. Решай свои вопросы. От армии я тебя отмажу, дело плевое. Остальное прикину. Думаю, через пару дней можно будет обсудить детали.

– Отлично.

Ударили по рукам.

В Питер Стас возвращался преисполненный новых идей и ожиданий.

* * *

В Северной столице молодой человек долго не задержался. Вернул потрепанную «девятку» Натану Григорьевичу, произвел краткий отчет, получил полный расчет с твердым обещанием ближайшего призыва в ряды вооруженных сил, разместил капитал по пяти коммерческим банкам на депозитные счета, купил скромную «Ниву Шевролет», погрузил в нее вещи, больную маму, закрыт квартиру и вернулся в Селки, где поселился на первое время в доме Елизаветы Ивановны.

* * *

На следующий день после возвращения из Питера Стас нанес очередной визит господину Луневу. На этот раз предприниматель принял его в своем роскошном кабинете.

– Значит так, – начал разговор Сергей Аристархович, сидя за широким письменным столом, зеленого сукна, – Бумаги я просмотрел. Бумаги, нужно признаться, страшные. Надеюсь, кроме меня ты их никому не показывал?

– Пока нет, – ответил Стас, почувствовав, как внутри слегка похолодело.

– Копии себе не оставил?

– Не на чем было снимать.

– Окей. Не знаю, откуда ты их взял и, честно говоря, знать не хочу. Но денег они стоят. И денег огромных. Таких, что… покажи их, мокрого места не останется.

– Может быть их проще сжечь? – робко предположил молодой человек.

– Я думал об этом. Но это было бы слишком просто, – Лунев нервно закурил, – Мы поступим иначе. Я помещу их в швейцарский банк. На какое-то время. Пусть пока отлежаться. Если сегодня за них просто оторвут голову. То завтра, когда ситуация возможно изменится, они могут получить реальную цену. На такой вариант согласен?

– Сколько будет составлять моя доля?

– Ишь, ты, какой шустрый, – усмехнулся предприниматель, – Тридцать процентов.

– Пятьдесят, – сухо ответил Стас.

– Мне нравится твоя хватка. Кури, – он подвинул гостю коробку с дорогими сигарами, – Пятьдесят, в том случае, если будешь участвовать в сделке.

– В какой?

– По продаже.

– Каким образом? Кому?

– Поэтому я и предлагаю тебе честные тридцать процентов.

– Согласен, – кивнул Стас.

– Окей. С этим вопросом все. Теперь к твоему делу. Я подумал над ним, переговорил со специалистами и мое решение такое: – Сергей Аристархович выпустил загадочное облако табачного дыма, – На первом этапе я оказываю тебе консультационную и политическую поддержку, а ты будешь выплачиваешь мне двадцать пять процентов от прибыли. Если дело пойдет успешно, то я вкладываюсь ровно на половину стоимости всего проекта деньгами. Согласен?

– Идет, – согласился Стас, – С чего нужно начать?

– Вот телефон специалиста, – протянул листок из блокнота, – Созвонись. Переговори. Определи первоочередные задачи. Получай кредит и приступай к делу. Если будут проблемы – звони. Разрулим. Пока все. Как устроился?

– Тесновато. Хочу дом построить. Прирезать один участок. Поможете?

– Легко. Укажи пальцем и он твой. Что еще?

– Свадьба у меня через три дня. Придете?

– Приглашаешь?

– Рад буду.

– Непременно, – улыбнулся Сергей Аристархович, – Святое дело. Если не против я и волостного главу приведу.

– Обязательно приводите.

– Там и другие вопросы порешаем. Кстати, хотел спросить, ты не знаешь, куда Ленина дели?

– Не знаю, – тут же ответил Стас, – Мне один доктор только бумаги передал перед самой смертью и все.

– Жаль, – заключил Лунев, – Иди к свадьбе готовься. Лишнего мне все равно не нужно рассказывать. Не смогу сохранить тайну, если меня начнут об этом как следует спрашивать. Так что прибереги байку для себя. Надеюсь, до этого не дойдет. Теперь все?

– Все.

– До встречи, партнер.

* * *

Через три дня Стас и Маша сыграли в Селках шумную свадьбу. Пришло почти все село. Столы накрыли прямо на улице. Волостной глава, предприниматель Лунев и участковый Василий Михайлович стали почетными гостями.

Волостной глава преподнес к свадьбе решение о присоединении двадцати пяти соток земли к участку Елизаветы Ивановны для нового строительства. Лунев подарил типовой проект птицефермы, пообещав быстро произвести все необходимые согласования, а милиционер Донкин, почти не пивший и державший себя на удивление крайне корректно, прощаясь пожелал молодой семье много детишек, долгого счастья и благополучия.

Примерно через полгода на краю деревни вырос первый птичник, а еще спустя год Сергей Аристархович, по достоинству оценив старания начинающего фермера, вошел на паях в расширение производства. Фамилия Стаса зазвучала на страницах местных газет, как пример успешного, активно развивающегося бизнеса и треть безработного населения Селков записалось к нему в работники.

* * *

Через неделю после возращения домой Митя снова посетил Марью Петровну и провел у нее почти весь день. Чем они занимались, он матери не сказал, да она и не спрашивала. Следующий день они снова провели вместе, а через два дня он остался там ночевать и на встревоженный вопрос Веры Сергеевны, что между ними происходит, кратко ответил, что намерен жить с этой женщиной, если не по закону, так по любви.

Мать только руками всплеснула, выкрикнула «приворожила ведьма» и побежала было к знахарке разбираться по-своему, но по дороге передумала. «Лучше старшая жена, чем никакой вовсе, – решила сметливая женщина и вернулась обратно, – Где инвалиду найти лучше. Взяла, да и, слава Богу».

Так Митя перебрался в бывшую Красную избу жить.

– Не вернется хозяйка, не выгонит? – спрашивала иной раз Вера Сергеевна, изнывающая по долгому отсутствию мужа.

– Не вернется, – уверенно отвечала Марья Петровна.

– Да где ж это они так долго? – восклицала в сердцах женщина.

– Бог ведает. Мир большой. Не печалься. Бог даст, вернется, – успокаивала ее невестка.

К знахарке по-прежнему приходили люди со своими недугами. Она их целила, давала травяные настойки и порошки, но все чаще стала замечать, что пациенты стали задерживаться подолгу во дворе, о чем-то беседуя с Митей. Иной раз люди навещали их дом только для того, чтобы поговорить с ним, на здоровье не жалуясь. Таких с каждым днем становилось все больше, и вскоре во дворе стараниями селковских мужиков выросла небольшая беседка. К осени стены ее зашили досками, вставили дверь, и она превратилась в некое подобие храма. Особенно после того, как на специальном постаменте установили черную деревянную Мадонну.

Мужики стали меньше пить, чаще заглядывать на разговор к Мите, а после успешного открытия птицефермы и вовсе зачастили по выходным, прихватывая с собой и женщин.

О том, что обсуждали люди на дальних собраниях, Стасу стало известно от Егора Степановича. Однажды в магазине после завершения какого-то разговора он эмоционально заявил:

– Это какая-то гремучая смесь герметизма, даосизма и буддизма с основами христианства. Где от последнего осталась только Нагорная проповедь, да красивая легенда о Христе. Но в целом все правильно.

Примерно раз в неделю Стас старались навестить Пустошку. Заглянуть к Марье Петровне, полностью излечившей мать от старого недуга, отдать должное ее талантам, но больше проведать тайное захоронение. Всякий раз, придя на тихое деревенское кладбище, он удивлялся, откуда берутся свежие цветы на никому не известной могиле?

Иногда оставался послушать Митины проповеди. Но ни разу не сумел досидеть до конца. Вежливо откланивался и тихо уезжал обратно. Торопили дела, семья и отцовские хлопоты.

Несмотря на новую бурную жизнь, Стас не забыл о своих незадачливых компаньонках. Трижды посетил Москву, оплатил полный курс их лечения Анастасии Павловны. Однако, ко дню выписки опоздал. Она растворилась где-то в лабиринтах большого города. Говорят, кто-то видел ее в метро с кучей грязных полиэтиленовых мешков. Она сидела на скамейке и жадно жевала беззубым ртом сдобную булочку, запивая молоком из пакета. На вопрос, не хочет ли она вернуться в деревню, старушка отрицательно замахала головой и категорически заявила, что в здесь ей нравится больше. Город кормит, поит и одевает. Не нужно таскать воду, колоть дрова и копать проклятый огород.

Элеонора Григорьевна после лечения в психиатрической больнице поступила в женский монастырь, где с упоением принялась замаливать грехи своей прошлой безбожной жизни. О возвращении домой не захотела и слушать, ибо спешила в храм на очередную службу.

Однажды Стасу довелось заехать в морг. Василий все еще работал там санитаром и они встретились.

Он заметно сдал, осунулся. Видно было, что постоянно пьет и на работе держится последние дни.

Он рассказал, что перед тем как сменить сим-карту на дорогом телефоне доктора проверил последние звонки. Позвонил некому Витюше. Тот оказался следователем. Василий рассказал ему о смерти доктора. Слышно было, что Витюше стало не по себе. Он принялся горячо извиняться, голос его дрожал. Под конец разговора и вовсе послышалась откровенная истерика. Василий поспешил отключиться. Через неделю от знакомых следователей услышал историю о том, как один их коллега застрелился у себя в кабинете. Тот ли это был Витюша или кто-нибудь другой сказать сложно. Зато на днях встретил вдову доктора. Она, судя по всему, снова вышла замуж и вполне преуспевает.

Стасу удалось уговорить Василия переселиться вместе с матерью и всеми кошками в Селки. Однако, вскоре, посетив новоявленный храм в Пустошке, бывший санитар перебрался туда вовсе, где стараниями предприимчивой Веры Сергеевны наладилось целое производство целебных настоек, охотно скупаемых все увеличивающимся потоком прихожан. Видимо к этому приложил руку и Сергей Аристархович. Во всяком случае, власти полностью закрывали глаза на развернувшуюся торговлю, а после и вовсе разрешили ее под эгидой местного промысла.

С каждым месяцем жизнь в Пустошке возрождалась все больше. Особенно после того, как Стас оплатил гравий и почти все мужики Селков вышли на субботник по ремонту разбитой дороги. Несколько энтузиастов поселилось в заброшенных домах. Наладили мост через речку, так что легковая машина теперь легко могла доезжать до самого дома Веры Сергеевны.

Всякий раз, когда вдали слышался шум мотора, старушка выбегала на высокое крыльцо встречать своего деда. Но Афанасий, как и Надежда Константиновна, так больше никогда в Пустошке не появились. О том куда они ушли и что с ними стало, осталось неизвестно.

Алексей Доброхотов

Лето 2005 – 01 апреля 2006 года.