Текст книги "Операция «Фроттер» Приказано внедриться!"

– Ну так что, лейтенант, – через некоторое время как ни в чем ни бывало сказал Кондрашов. – Говорить будем?

– Будем, лейтенант, – сказал Костик без какого бы то ни было напряжения, в тон другу, легко и свободно. К разговору он был готов, более того, ждал его, и, если бы его не опередил Серега, рано или поздно завел бы таковой сам. – Значит, говоришь, прокуратура… Решили нас, милицейских, опустить?

– Ну… – Серега все же замялся на мгновение. – Типа того. А вы?

– Ну… – Костик тоже замялся. – Не без того. У меня информашка такая… – Он опять сделал паузу, собираясь с мыслями. – Там, наверху, наши с вашими какие-то игры непонятные затеяли. Ну, а крайними, как всегда, мы в итоге окажемся. В смысле, низовое звено. Вот тебе и вся операция «Фроттер».

– Ну да, похоже… – задумчиво подтвердил Кондрашов. – Добьются смещения кого-то там, – он мимолетно задрал подбородок вверх, – а кто-то из нас непременно сядет. Причем, все будет зависеть от того, кто кого забодает. Наши ваших, или наоборот. Если наши, то сядешь, к примеру, ты. Или Слабко. Ну, или еще кто-то. Ну, а если ваши…

– И ФСБ-шники, оказывается, в ту же упряжку влезли, – мрачно заметил Костик.

– Ну так, а куда же без них, – усмехнувшись, сказал Кондрашов.

Они опять замолчали. Молчание опять не было тягостным – скорее, раздумчивым. На ногастую девчонку теперь не смотрели, хотя до начала разговора пялились на нее, почти не отрываясь. Костик еще прикидывал, когда ему выйти на связь с Бугаевым, чтобы доложить о новостях. Сегодня, наверное, поздновато. Ну да ладно, до завтра, небось, дело потерпит.

– Слушай, – прервал он молчание, – неужели вся эта бодяга с фроттерами… ну, с этими курсами, со всеми этими учебными классами… ну, ты понимаешь. Неужели все это было затеяно только ради… – Он умолк.

– Возможно, что и так, – не сразу сказал Кондрашов. – Хрен знает, какие у них там в игре ставки. Нас же никто в такие вещи не посвящает. Возможно, если какого-нибудь там вашего сместить… ну, такого, из чем-то неудобных нашим, я имею в виду… – Он посмотрел на Костика, и тот кивнул, подтверждая, что понимает. – То с его преемником наши вдвое больше загребать станут. Ну, сферы влияния каким-нибудь там образом выгодно для себя переделят…

– Но это же какой размах, – недоверчиво сказал Костик. – Представляешь, сколько стоит все это организовать…

– Ставки, – повторил Кондрашов. – Наверное, в случае победы оправдывается все. Помнишь Виктора Павловича?

– Лебедева? – на всякий случай уточнил Костик. – А то.

– Наверняка же конторский отставник. Выправку его заметил?

– А то, – повторил Костик. – Я так сразу и понял, что он из бывших. Выправка действительно еще та. Только я думал, что он из военных. Все так думали, ты помнишь.

– Небось, тоже ФСБ-шник, – убежденно сказал Кондрашов. Они синхронно оглянулись на подсевшего за их спины мужика в джинсовом костюме и, не сговариваясь, понизили голос. – И вообще, чувствует моя задница, это их рук дело.

– А каков будет конец, как думаешь? – спросил Костик. – Ну, в смысле, не там, наверху, а для нас. Конкретно.

– Накрывать будут, если конкретно, – уверенно сказал Кондрашов. Вот теперь он явно заколебался, посмотрел на Костика с сомнением, затем, чувствовалось, мысленно махнул рукой. – А, будь что будет… Не хочу, Костян, чтобы ты в Нижний Тагил загремел.

– Продолжай, – коротко проговорил тот сквозь зубы. – Я тоже не хочу, чтобы ты… Если что узнаю, тоже поделюсь.

– Короче, в день «Х» мне дадут приказ усиленно пасти остальных. То есть, вас, – уточнил Кондрашов. Он слегка повернул голову, покосился на сидящего сзади мужика и продолжил совсем уже тихо: – Буду постоянно на связи со своими, отчитываясь о каждом нашем шаге. Поминутно. В какой-то момент наши подсядут в трамвай и будут наготове. И едва только кто-то из наших… то есть из ваших… ну, к примеру, Слабко или ты, подрежет карман, наши тут же произведут захват. Да ты, думаю, сам весь этот расклад знаешь. Наверняка такую же информацию от своего руководства получил.

– Пока нет. Разве что в общих чертах, – сказал Костик. И подумал, что Бугаев, возможно, излишне увлекся коньячком и свидетельницами, оттого и не держит его в курсе. С другой стороны, разве мало той информации, которую он получил от полковника недавно, во время той самой пьянки.

– Значит, получишь еще, – убежденно сказал Кондрашов. – И точно такая же бригада ваших в какой-то день станет пасти наших, то есть меня.

– Ага. А еще, небось, будут ребята из конторы Солодова, – мрачно сказал Костик. – Которые и снимут все сливки. Уж бригадир-то точно карманы не щиплет.

– Да это-то как раз не главное, – сказал Кондрашов.

– А что, по-твоему, главное?

– Как бы все эти дни «Х» не совпали, вот что. У наших и у ваших, в смысле. Тогда черт знает, что может произойти. Представляешь себе трамвай, полный бригад готовых к захвату оперативников? Ментура, прокуратура, и контора! И все при оружии. Как бы большой бучи не произошло, у нас ведь это умеют…

Они переглянулись и едва удержались от нервного смеха, хотя смешного во всем этом было мало.

– А как думаешь, Вялый наш откуда? – спросил через некоторое время Костик. – Что-то он как-то ловко в тени остался. Да и Николаев тоже не раскрылся.

Кондрашов молча пожал плечами.

– Не исключено, что кто-то из них обычный, нанявшийся на такую вот интересную работу пацан, – сказал он где-то через минуту. – Или даже оба. Неужели все бригады только из органов и состоят.

– Возможно, что и все… А теперь прикинь, сколько по городу таких бригад, как наша, – заметил Костик. – Представляешь, половина наших и ваших раскатывает в трамваях в сопровождении конторских, и все щиплют карманы честным гражданам!

На этот раз они все же не выдержали, рассмеялись, и на них оглянулась та самая девица, лицо которой оказалось гораздо ниже качеством ее фигуры и конечностей. Костик, однако, это ничуть не смутило. Он бы оприходовал и такую, страшненькую. Только вот кто ему ее даст…

– Ладно, пошел я. Моя остановка… – Серега поднялся. – Ну что, Костян, договорились? Держим друг друга в курсе, действуем заодно?

И он протянул руку, которую Костик пожал молча. Рукопожатие слегка затянулось и вышло крепким, со значением, как скрепление важного договора. Да, собственно, таковым и являлось…

Глава 25. Фроттер. Рабочие будни

У фроттеристов несколько размыта грань между реальностью и фантазиями. Многие из таковых, несмотря на то, что у них замечательные, красивые, темпераментные и ласковые жены, не испытывают с ними такого наслаждения, какое переживают в момент прижатия к совершенно незнакомой женщине. Они ощущают острое сексуальное возбуждение, а оргазма достигают дома, занимаясь мастурбацией.

Неделя не задалась как-то сразу. В понедельник выяснилось, что Пашка Солодов приболел, и им выделили временного бригадира, который оказался фруктом еще тем. Ему было примерно около тридцати, звался он Кабанов Михаил, и сразу произвел на бригаду впечатление не из лучших. Или, может, такое мнение создалось, потому что уж больно все привыкли к Паше, – какое-то время думал Костик, еще лелея надежду, что первое впечатление ошибочное и что они приняли нового бугра с предубежденностью. Однако уже к вечеру среды, всего за три рабочих дня, на личном счету каждого из бригады скопилось по несколько серьезных предупреждений за всевозможные нарушения трудовой дисциплины, чего при старом бригадире не могло произойти даже теоретически. Кабанову не нравилось все. Он сразу отменил такие вольности, как подсадка членов бригады на маршруте, и ввел непременный утренний сбор в каком-нибудь из трамвайных депо города, как это сделал Солодов в первый рабочий день. Опоздания не приветствовались. Каждое из них фиксировалось в специальном блокнотике и все передавалось, очевидно, наверх, руководству, иначе зачем еще было все записывать. Любое отступление от правил заканчивалось тем же – Кабанов на глазах провинившегося с многозначительным видом строчил что-то в своем карманном кондуите и намекал на грядущее общее собрание, на котором, вроде, должны были отсеяться неперспективные работники. А самое главное, никто не мог понять, прикидывается ли новый бугор, или он правда не в курсе того, чем давно промышляли все фроттерские бригады. Во всяком случае, о подрезании сумочек и карманов участников пассажиропотока сейчас не было и речи. Бригада перешла на чистое фроттерство, как это было в первые дни их деятельности на этом поприще, и заработок резко упал. Точнее, его, по сути, не стало вообще, так как официально выплачиваемые Мосгортрансом деньги никто за настоящий заработок давно всерьез не считал. Совместные веселые обеды тоже сошли на нет, потому что не было прежней атмосферы, когда они, наворачивая вкусные калорийные блюда, взахлеб обсуждали случившиеся утром конфузы, смеялись и строили радужные планы на будущее, фантазируя, как можно «подняться», подрезав карман или сумку неизвестно зачем решившего прокатиться на общественном транспорте олигарха. Который еще, к тому же, зачем-то прихватил с собой свои миллионы едва ли не в хозяйственной сумке образца советских времен… Несколько обедов прошли в тягостном молчании, причем во время таковых Кабанов периодически со значением поглядывал на часы, а потом от них отказались вовсе. Теперь покупали в ларьках беляши, шаурму, чипсы и прочую засоряющую желудок гадость, запивая все это не менее противными напитками. Какой вкус у чашечки приличного послеобеденного кофе, все уже начали забывать.

В четверг Костик почувствовал, что даже его мечта найти Елену Прекрасную, ту самую, из чудной ориентировки, как-то потускнела, отошла на задний план, теснимая всем этим воцарившимся благодаря стараниям бригадира беспределом.

После пары часов беспрерывных атак на девушек, теток и старух, основательно уставший Костик встретился взглядом с Кондрашовым и едва заметно мотнул головой в сторону кормы. Дважды сигнализировать не потребовалось, они давно понимали друг друга с полуслова и с полужеста. Оба как бы невзначай сместились назад и вскоре стояли, стиснутые со всех сторон, в окончании салона, вне пределов досягаемости зрения бригадира, занявшего место посередине.

– Достал уже, – сняв с уха гарнитуру, вполголоса пожаловался Костик. – Все, настал мой предел.

О ком идет речь, Кондрашову, естественно, уточнять было не нужно.

– Тоже не могу больше этого мудака видеть, – повторив трюк приятеля с гарнитурой, тихо подтвердил он. – Надо бы сегодня, по окончании смены, собрание устроить. Как думаешь?

Костику тоже не надо было объяснять, что имеет в виду товарищ.

– Давно пора, – сказал он. – Удивляюсь, какого черта мы вообще до сих пор его терпели.

– Наверное, надеялись, что он просто показать себя хочет, – буркнул Кондрашов. – Что пройдет пару дней, он самоутвердится, и все пойдет по накатанному… Да только не на того напали, получается.

– Короче, давай, предупредим наших, чтобы после смены не расходились. Будем решать, что с ним делать дальше.

– Идет, – сказал Серега.

Оба прицепили гарнитуру к ушам, и сделали это как раз вовремя.

В наушнике Костика раздался спокойный, что вызывало еще большее раздражение, голос: «Головко, почему вне поля зрения? Кондрашов – аналогично. Давайте оба на середину, чтобы я вас видел».

Они со значением переглянулись и стали пробираться к центру вагона.

– Головко, тебе третье предупреждение, – все так же спокойно проинформировал Костика голос бугра, когда он появился в поле его зрения. – А сейчас – три вперед. И давай, бегом. Салон переполнен, а вы мышей не ловите…

Костик мысленно чертыхнулся и стал пробираться вперед, слушая по дороге, как Кабанов делает похожее замечание Кондрашову.

«Три вперед» оказалась девушкой с отличной фигурой и красивыми ногами, что слегка выправило Костику настроение. Ну да, сзади вполне и вполне. Не далее чем час назад ему пришлось прижиматься к довольно мерзкой тетке, от которой за версту разило луком, так что эта могла даже послужить ему некоторой компенсацией за тот заход. Он продрался сквозь действительно густую толпу пассажиров, и обомлел. Мысли о компенсации, как и любые другие, моментально вылетели из его головы, поскольку перед ним стояла Аделаида Вильгельмовна, собственной персоной! Ну конечно, немудрено принять ее сзади за молоденькую, если эта чертова отставная балерина сохранила такую фигурку. Плюс величественная осанка и это ее голубое платьице выше колена, которое, надо признать, здорово ей идет. И здесь она, конечно, на каблуках, не то что дома, в своих чертовых домашних тапках…

Какого черта ее сюда занесло, – со злостью подумал Костик, не решаясь сделать завершающий шаг – прижаться к соседке со спины. Ну вот куда она едет? И за каким ей вообще хреном разъезжать на трамваях по городу – сидела бы, старая дура, дома, или брала такси! И ведь отказаться никак нельзя, ведь этот гнилой Кабанов припишет ему еще одно нарушение с превеликим удовольствием. Вообще-то, в их арсенале были соответствующие решения на все или почти все сложные рабочие ситуации, в том числе предусматривались и такие вот, нестандартные. В этом случае достаточно было дать знать бригадиру, что ты нарвался на знакомую, и вопрос закрывался – к клиентке попросту посылался кто-то другой. Для подобных случаев даже существовала система специальных знаков, чтобы не привлекать к себе внимания пассажиров, бормоча что-то себе под нос. К примеру, сейчас Костику надо было, глядя на кого-то из своих, потеребить двумя пальцами левую мочку уха, и для любого из членов бригады все становилось ясным – находящийся в данный момент ближе с готовностью поспешил бы на помощь. Да, в любой другой момент Костик так бы и поступил, но только не сейчас, при этом уроде Кабанове. Как раз недавно, буквально за день до этого, Костик уже брал самоотвод, когда ему выпало атаковать продавщицу из магазина возле его дома. Та могла его узнать, и таким образом, мало того, что он бы попал в неловкую ситуацию – потом путь в магазин был бы ему закрыт. Ну да, при Паше ему вообще не пришлось бы оправдываться, Паше достаточно было дать понять, что есть причины, по которым он не хочет или не может произвести атаку, и Паша тут же послал бы кого-то взамен. Без вопросов. А сейчас…

«Головко, что там опять у тебя?» Ну, вот и подтверждение… Да, это тебе не Солодов, это Кабанов. И, главное, опять это его чертово спокойствие! Одно только отсутствие в голосе бригадира интонаций вызвало у Костика такое раздражение, что он едва удержался от искушения, чтобы не послать бугра куда подальше. Он не ответил и не предпринял никаких действий, находясь в оцепенении. «Головко, у тебя, может, барахлит гарнитура? Будем действовать, или предпочтем четвертое замечание с занесением в послужной список?»

Да пошел бы ты! – выругался про себя Костик и сделал неуверенный шажок вперед. Он осторожно прижался к соседке сзади и сразу почувствовал, как напряглось ее тело. Головы она не повернула, только вздрогнула через секунду, когда Костик чуть усилил давление пахом на ее пятую точку. В какой момент у него вскочил член, он даже не заметил. То ли сейчас, то ли минутой раньше, когда он еще только подбирался к Аделаиде, разглядывая ее ноги. Черт, но как же он ее не узнал сразу? Да хотя бы, кстати, по этим ее ногам, которые он видит каждодневно на протяжении уже почти целого года! А, ну да, это все ее каблуки. Они здорово сбивают с толку, меняя общую конфигурацию ног… И все равно. Ты опер, ты должен был распознать ее ноги среди сотен и тысяч подобных. Иначе как ты, будучи столь невнимательным, собираешься найти хотя бы того фальшивомонетчика из ориентировки… Вот только Елену Прекрасную он ни с кем не перепутает, в этом Костик был уверен.

Он собрался с духом и поднажал еще чуток. Теперь он стоял, прильнув к соседке всем телом, и чувствовал, как бьется его сердце. Сейчас она обернется, и он нарвется на такое… Сейчас. Вот сейчас… Аделаида Вильгельмовна все не оборачивалась, а Костик внезапно ощутил, что выпуклость его джинсов, созданная окончательно затвердевшим аппаратом, легла аккурат в ложбинку между ее ягодиц. Даже нарочно, черт побери, вряд ли бы получилось так удачно, будь он настоящим фроттером и сотвори это не по работе, а для удовлетворения низменных желаний плоти…

Аделаида Вильгельмовна дернулась, и Костик почувствовал близость к панике, представляя, что будет, если она сейчас решится посмотреть на пристроившегося сзади наглеца. Но секунда шла за секундой, а соседка так и смотрела в окно. Точнее, делала вид, что внимательно разглядывает улицу за бортом. В ее теле чувствовалась напряженность, но она продолжала стоять неподвижно. Более того. Прошло еще несколько томительных секунд, во время которых сердце Костика набрало совсем уже запредельные обороты, а Аделаида Вильгельмовна внезапно повела бедрами и, подавшись назад, прижалась к Костику еще плотнее!

Он стоял и чувствовал, что его физиономия сейчас наверняка красная от прилива крови, как флаг бывшего Союза. Еще через несколько таких же томительных секунд, во время которых Костик молил высшие силы, чтобы соседка не обернулась, он все же решил отступить. Ситуация не только позволяла это сделать, но, более того, инструкция обязывала так поступить, чтобы не довести дело до возможного конфликта. Встречались такие, неподдающиеся, а то даже и получающие от контакта удовольствие не меньше фроттера, клиентки. И в таком случае полагалось прекратить атаку, тут даже этот чертов Кабанов ничего не скажет, каким бы он ни был вредным. Костик потихоньку ослабил давление на женские ягодицы, намереваясь попятиться, и с неудовольствием понял, что не сможет совершить маневр ухода, потому что его, в свою очередь, тоже подперли сзади. Тем не менее, улучив момент, когда давление на его спину ослабнет, Костик подался тазом назад и внезапно обнаружил, что горячие ягодицы Аделаиды Вильгельмовны двинулись за ним. Со стороны, наверное, выглядело так, словно двое приклеились друг к другу, или один из них являлся мощным, притягивающим к себе тела противоположного пола, магнитом. Соседка явно не желала расставаться со своим неожиданным контактером! Запаниковавший Костик дернулся назад совсем уже резко, но тут трамвай тряхнуло, сзади навалились, и он, словно нарочно, с размаху стукнулся лобком в мягкое, податливое… Глядя на женскую шею, Костик четко осознал, что сейчас эти напрягшиеся мышцы повернут голову своей хозяйки в его сторону, и предпринял вторую попытку унести ноги. Но едва он судорожно дернулся назад, как все повторилось. Трамвай опять тряхнуло, на него опять навалилось чье-то инертно болтающееся тело, и он опять со всего размаху въехал лобком в зад Аделаиды Вильгельмовны.

И она повернулась… Сначала Костик увидел только глаза, в которых не было злости, раздражения или страха – преобладало, скорее, любопытство. В следующую секунду в них появилось выражение узнавания, и узнавание это вступило в борьбу с таким неверием в происходящее, словно Аделаида Вильгельмовна встретила инопланетянина, но никак не могла воспринять это как данность – как это? Инопланетянин? Средь бела дня? В трамвае, на виду у всех? Почему же тогда его никто, кроме нее, не замечает?

Костик хотел что-то сказать или хотя бы слегка отодвинуться, но не смог сделать ни того, ни другого. Вместо чего-то членораздельного из его горла вырвался натужный сип, а отпрянуть не позволила все та же треклятая давка.

Глаза соседки стали такими большими и круглыми, что было непонятно, как они вообще удерживаются в орбитах.

– К-костик? – неуверенно прошептала она, очевидно тоже враз потеряв голос. – Костик, вы… вы зачем…

– Меня к вам прижали, – выдавил из себя он. – Аделаида Вильгельмовна, я ничего такого и не думал даже… Честное слово!

– Костик… – как заведенная повторяла соседка, ловя его ускользающие глаза, – Костик… вы… вы…

Ее лицо раскраснелось, и Костик с неудовольствием чувствовал, что с его щеками происходит то же самое. Наверное, со стороны они представляли весьма интересное зрелище, только вот оценить это вряд ли кто мог – настолько велика была скученность пассажиров.

– Ну, что я? – наконец обретя способность говорить, хмуро поинтересовался Костик.

– Костик, может, стоило просто сказать мне об этом? – потупив взор, тихо спросила Аделаида.

– О чем?

– Ну, о том, что я вам нравлюсь, – пролепетала, все так же не поднимая глаз, соседка. Она сейчас была похожа на школьницу, которой признаются в любви или которая сама решилась сделать это.

– Нравитесь? – оторопело переспросил Костик.

– Ну, а зачем еще вы бы стали меня преследовать? – спросила Аделаида и, наконец, подняла лицо. Костик увидел, что ее глаза буквально сияют от удовольствия, и поспешил отвести взгляд.

– Да не преследую я, – буркнул он, глядя в окно.

– Может, вы и не прижимались ко мне только что? – с лукавыми интонациями в голосе поинтересовалась Аделаида.

– Так случайно вышло, – все так же хмуро сказал Костик. – Народу вон сколько. Толкнули меня…

Тут в наушнике раздался голос Кабанова, о котором он даже забыл на некоторое время, настолько его все эти события выбили из колеи. «Головко, так и будем на одном месте топтаться? Что там у тебя? Помощь нужна?»

– Не надо ничего, – тихо ответил он.

– Тогда четыре назад, – сказал Кабанов. – Работы невпроворот. За три остановки мы должны разгрузить вагон хотя бы до половины. Потом пересаживаемся на семнадцатую линию… Работаем.

– Понял, – подтвердил Костик и, оглянувшись, прошипел на мужика с портфелем, благодаря своевременному нажиму которого, кажется, и атаковал недавно Аделаиду Вильгельмовну пахом: – Может, дадите мне пройти? Встали тут, мля…

Мужик засопел и молча подвинулся в пределах возможного, а Костик стал протискиваться в образовавшийся проход, уже профессионально выискивая взглядом будущую цель.

– Костик!

Его предплечье ухватила женская кисть, и он нехотя повернулся.

– Чего вам?

– Вам не кажется, что нам надо объясниться? – глядя на него с намеком, поинтересовалась Аделаида.

– Вечером, – коротко сказал Костик, осторожно пытаясь высвободить руку из оказавшихся очень цепкими пальцев соседки. – Я на операции сейчас. Мне работать надо.

При этих словах мужик посмотрел на него подозрительно и ощупал карманы своих джинсов, а Аделаида сказала все с тем же намеком, который перешел теперь в голос:

– Буду ждать. Ты вернешься как обычно?

– Как обычно, – пробурчал он, автоматически отметив, что отставная балерина вдруг перешла на «ты». Ну что ж, после того как он потыкался в ее зад членом, который, кстати, до сих пор не угомонился, а только еще больше отвердел, это вполне естественно, наверное. – Если у вас все, мне надо идти… – И опять потянул к себе свою руку – теперь уже твердо, не допуская возражений. – Аделаида Вильгельмовна!

Черт, как-то не очень с этой Аделаидой все получилось, – мрачно размышлял Костик, атакуя тетку с висящей на локтевом сгибе сумкой. И что мне теперь с ней делать? Вот позорище-то… А может, просто взять и вдуть ей по самое не могу? – вдруг загорелся он, даже забыв на время о тетке с кошелкой и прокачивании возможно находящихся в трамвае фигурантов всероссийского розыска. А чего! Прямо сегодня вечером и вдуть. Баба она, если разобраться, вполне даже ничего. И фигура у нее, и ноги. Подумаешь, возраст…

– Вы чего это ко мне прижимаетесь! – внезапно раздалось у него над самым ухом, да так звонко, что задумавшийся Костик вздрогнул от неожиданности. Он машинально отпрянул и уставился на тетку с недоумением, словно вдруг позабыв, где он находится и что делает. – Ишь, смотрит еще, как невинный младенец! – продолжала разоряться тетка так громко, что на них стали оборачиваться, а вокруг, как бывает в таких случаях, несмотря на предельную забитость салона, моментально образовалась пустота. Стоящие подальше вытягивали шеи, в стремлении увидеть хоть что-то. – Притиснулся, стервец, а у самого в штанах все аж каменное!

Раздались смешки, а опомнившийся Костик смерил тетку возмущенным взглядом.

– Вам бы лечиться надо! – так же громко посоветовал он, отступая. И краем глаза отметил, что к нему на помощь устремился Вялый. – Небось, принимаете мечты за действительность!

Смешки стали громче, тетка заткнулась, не найдя от возмущения слов, а в наушнике раздался как всегда бесстрастный голос Кабанова:

– Начинаем Полбинскую вертушку… Кондрашов, Слабко, идете за Вялым.

Захлебнувшаяся от негодования тетка теперь выпучила глаза на в наглую прижавшегося к ней Вялого, а Костик потерял к происходящему интерес. Он только сейчас внезапно осознал, что даже не удосужился посмотреть, вышла ли соседка, и его моментально прошиб горячий пот. Вот будет штука, если она стала свидетельницей этой милой сценки! Что она тогда подумает. Это же получается, что он, опер, прижимается в транспорте ко всем подряд… Впрочем, можно будет списать все на некую секретную операцию. Ничего, проглотит… А уж по актерскому мастерству он когда-то сдал зачет Лебедеву на отлично, да и Пашей Солодовым ему уже давно выставлена не менее твердая пятерка. Впрочем, как и любому в их бригаде. Ох, и проницательным же оказался этот отставник Лебедев, – внезапно проникся Костик и удивился, что это пришло ему в голову впервые. Ведь всю группу одного к одному отобрал, словно рентгеном просветил. Такого результата, небось, и с помощью тщательных тестирований не добьешься, а он с первого же взгляда… Да и никакой он, наверняка, не отставник, а вполне себе такой действующий полковник ФСБ, не меньше.

– Переход на семнадцатую линию, – скомандовал Кабанов, и все неспешно направились к выходам. Шли уже вполне нормально, с расправленными плечами, как по свободному проспекту, потому что благодаря их стараниям салон в кратчайшие сроки опустел наполовину…

Усталый Костик поднялся по лестнице и замер перед дверью своей квартиры. Он стоял около минуты, негромко позвякивая связкой ключей и соображая, как ему вести себя с соседкой, которая наверняка затеет сейчас нешуточный разговор, но так ничего и не придумал. Он действительно очень устал, и в голову совершенно ничего не лезло. Будь что будет, – в итоге решил он и сунул ключ в замочную скважину.

В квартире стояла кромешная темень, что было непривычно. Обычно в это время в коридоре хватало света с кухни, где по вечерам традиционно хлопотала Аделаида Вильгельмовна, но сегодня все казалось вымершим. У Костика как-то неприятно засосало в желудке, как бывало всегда, когда он чувствовал приближение каких-то неприятностей. Ему вдруг показалось, что эта тишина и темнота каким-то образом связаны с произошедшим сегодня в трамвае. Ну и куда она могла подеваться? – подумал он, нашаривая выключатель. И каким, интересно, образом ее отсутствие и темнота в квартире могут быть связанными с сегодняшним инцидентом?

Додумать он не успел, потому что внезапно распахнулась дверь соседки, и в проеме возникло нечто воздушное, как призрак. Точнее, ему так показалось сначала, потому что загадочное существо оказалось Аделаидой Вильгельмовной в полупрозрачных одеяниях. Одеяния были столь тонки и невесомы, что колыхались от малейшего дуновения воздуха, оттого у него и появились ассоциации с чем-то призрачным.

– Костик! – воскликнула Аделаида каким-то неестественным голосом, и он подумал, что соседка, должно быть, пьяна. – Костик, что же вы там стоите!

– Я… – Он, не глядя вниз и не нагибаясь, скинул с ног кроссовки, и все так же, не глядя, стал нашаривать ступней тапочки. – Я, Аделаила Вильгельмовна, не стою, я просто…

– Вы что, боитесь меня, Костик? – патетически воскликнула соседка, прижав ладони к щекам.

– С чего вы такое взяли, – буркнул Костик и, проследив за ее взглядом, вдруг осознал, что держится за рукоять пистолета, и даже не помнит, когда за него схватился. Кажется, когда он оказался в темноте, рука сама собой расстегнула куртку и дернулась к наплечной кобуре.

– Зачем вы тогда держитесь за оружие? – Вихляя бедрами, Аделаида приблизилась почти вплотную, и, вытянув руку, легонько толкнула его пальцами в грудь. – Разве я такая страшная?

– Вы, наверное, выпили, – хмуро сказал Костик, с неудовольствием ощущая, что член, естественно, отозвался должным образом, потому что тело соседки отчетливо просвечивало под невесомой материей, а на ногах были стильные босоножки на высоком каблуке.

– Ну, приняла немножко для храбрости, – неожиданно призналась Аделаида и игриво коснулась его кончиками пальцев еще раз. – А вы, однако, шалунишка, товарищ лейтенант! Из-за таких, как вы, приличным девушкам страшно ездить на общественном транспорте.

Не зная, что делать и говорить, Костик молча обогнул соседку и направился к кухне. Включив свет, он замер на пороге с округлившимися от изумления глазами. Стол Аделаиды Вильгельмовны ломился от яств. Здесь была и резаная ломтиками лососина на тарелочках, и кусочки копченой курицы с коричневой кожицей, и вскрытые банки каких-то консервов, и еще множество чего-то аппетитного, отчего рот проголодавшегося Костика моментально наполнился слюной, а по центру возвышались две бутылки – шампанское и коньяк. Шампанское было закупорено, а в коньячной бутылке не хватало около ста граммов.

– В честь чего банкет? – спросил Костик, сглотнув.

– А то вы не догадываетесь, – с мягким укором сказала проскользнувшая на кухню Аделаида, и Костик только сейчас отметил, что она опять перешла на «вы».

– Представьте себе, не догадываюсь, – буркнул он, прекрасно, конечно, все понимая.

– Может, хватит скрывать свои чувства? – со слегка напряженной улыбкой сказала Аделаида. – Это не по-мужски… – Она сделала приглашающий жест рукой и первой уселась за стол. Но едва Костик, поколебавшись, вознамерился сделать то же, как был остановлен возмущенным возгласом: – Только сначала моем ручки, товарищ оперативный лейтенант!

Вот же ведьма, – думал Костик, намыливая руки и разглядывая свою физиономию в зеркале над умывальником. Надо же, и здесь не забыла сделать замечание, воспитательница хренова. Однако, что теперь с ней делать? Это ж надо, ситуация. Глупее просто не придумаешь…

– Итак, за что теперь? – спросила Аделаида, держа в руке бокал с шампанским. Костик предпочел пить коньяк. Он решил, что так будет мужественнее, по-милицейски. А еще ему подумалось, что такой его выбор непременно бы одобрил полковник Бугаев.

– Не знаю, – промямлил Костик. После выпитых двухсот грамм в голове его приятно шумело, а мысли приобрели вполне конкретное направление. Он уже не таясь разглядывал коленки Аделаиды, оголившиеся благодаря вроде бы как случайно распахнувшемуся шелковому халату, в который она переоделась, вдруг засмущавшись на ярком свету, и все более утверждался в мысли, что ведет себя по-дурацки. Небось, в такой ситуации ни Ванин, ни Приходько и минуты бы колебаться не стали, не говоря уже об имеющем немалый в подобных делах опыт Сергееве. А он… Мнется, словно батон в заднем месте. Кстати, где он подцепил это дурацкое выражение? Черт, как скачут мысли, а ведь он и выпил-то всего ничего. Это все проклятая усталость…