Текст книги "Влияние морской силы на историю"

«Для наших отцов едва достаточно было двадцати семи лет, протекших с 1638 г., – времени постройки Couronne, – до 1665 г., чтобы перейти от тактического строя фронта, строя галер, к строю кильватерной колонны. Нам самим понадобилось двадцать девять лет – с 1830 г., когда в нашем флоте появилось первое паровое судно, до 1859 г., когда применение принципа таранного боя было закреплено спуском на воду Solferino и Magenta, чтобы произвести революцию в противоположном направлении; таким образом справедливо, что истина рождается на свет… всегда медленно. Это преобразование не было внезапным – не только потому, что новые корабли потребовали времени для постройки и вооружения, но больше всего (о чем грустно сказать) потому, что обязательные последствия применения новой движущей силы были упущены из виду большинством людей»[26]26
  Gougeard, Marine de Guerre.


[Закрыть].

Мы переходим теперь к справедливо прославленному Четырехдневному сражению в июне месяце 1666 г., которое требует специального рассмотрения не только по причине большого числа кораблей, участвовавших в нем со стороны каждого из противников, и не только по необыкновенной физической выносливости людей, которые вели горячее морское сражение в течение стольких дней сряду, но также и потому, что главнокомандующие обеих сторон, Монк и де Рюйтер, были самыми замечательными моряками или, скорее, флотоводцами из всех, какие выдвинулись в их отечествах в семнадцатом столетии. Возможно, что в летописях английского флота Монк уступал Блэку (Blake), но все согласны, что де Рюйтер представляет выдающуюся фигуру не только в голландском флоте, но и среди всех морских офицеров того века. Предлагаемое нами описание упомянутого сражения заимствовано главным образом из журнала «Revue Maritime et Coloniale»[27]27
  Vol. LXXXII, р. 137.


[Закрыть] и напечатано там в форме открытого письма о нем голландского джентльмена, служившего волонтером на корабле де Рюйтера, к своему другу во Францию. Письмо написано весьма ясно и правдоподобно – качество, не всегда присущее описаниям столь давно прошедших сражений; данные, сообщаемые им, приобрели еще большую ценность после того, как они в основном подтвердились недавно найденными мемуарами графа де Гиша (de Guiche)[28]28
  Mémoires du Cte. de Guiche. Á Londres chez P. Changuion. 1743, pp. 234–264.


[Закрыть], также служившего волонтером во флоте и доставленного к де Рюйтеру после того, как корабль, на котором он находился, был сожжен брандером. К сожалению, однако, упомянутые описания содержат несколько одинаковых фраз. И сравнение показало, что их нельзя рассматривать как вполне самостоятельные изложения; но так как они в то же время характеризуются и существенным внутренним различием, то можно предположить, что оба автора были очевидцами событий и изложили их сначала самостоятельно, а затем сверили и взаимно отредактировали свои описания, прежде чем послали их своим друзьям или окончательно занесли в свои записки.

У англичан было восемьдесят кораблей, а у голландцев около ста, но это неравенство в значительной мере уравновешивалось большей величиной многих из английских судов. Непосредственно перед сражением лондонским правительством была сделана большая стратегическая ошибка. Король получил извещение, что французская эскадра идет из Атлантики на соединение с голландцами. Он сейчас же разделил свой флот, послав двадцать кораблей под начальством принца Руперта к западу, для встречи французов, а остальную часть флота направил под начальством Монка к востоку, навстречу голландцам. Положение, подобное тому, в каком находился английский флот, которому угрожало нападение с двух сторон, представляет одно из сильнейших искушений для командующего. Является весьма сильное побуждение встретить обоих противников разделением своего флота, как сделал это Карл; но, за исключением случая подавляющего превосходства над силами неприятеля, это надо считать ошибкой, предоставляющей неприятелю возможность разбить флот по частям, что, как мы сейчас увидим, в действительности и имело место в рассматриваемом случае. Результат первых двух дней был неудачным для более крупного соединения английского флота, бывшего под начальством Монка, которому пришлось отступить в сторону Руперта; и вероятно только своевременное возвращение последнего спасло английский флот от весьма серьезных потерь или, по крайней мере, от опасности быть запертым в собственных портах.

Сто сорок лет спустя, в захватывающей стратегической игре, происходившей в Бискайской бухте перед Трафальгаром, английский адмирал Корнуэльс сделал совершенно такую же ошибку, разбив свой флот на две равные части, разделенные большой дистанцией, которую Наполеон сразу охарактеризовал как блестящий образчик глупости, так как она лишала их возможности прийти на помощь друг другу. Урок, одинаково поучительный для всех веков.

Голландцы отплыли к английским берегам с попутным восточным ветром, но он переменился затем на южный и усилился, так что де Рюйтер, боясь быть отнесенным слишком далеко, стал на якорь между Дюнкерком и Доунсом[29]29
  См. карту Английского канала и Северного моря, с. 497.


[Закрыть]. Флот держал тогда на зюйд-зюйд-вест, причем авангард был с правой стороны, а арьергард, которым командовал Тромп, – с левой. Этот последний занимал самое наветренное положение; центр эскадры, под командой де Рюйтера, был под ветром у него и, наконец, авангард был под ветром у центра[30]30
  План I, 11 июня 1666 г.; 1, V – авангард; С – центр; R – арьергард. В этой части сражения порядок построения голландцев был обратный, так что часть, бывшая в нем авангардом, собственно назначалась в арьергард. Большое число кораблей, участвовавших в морских сражениях этих англо-голландских войн, делают невозможным изображение каждого корабля при сохранении в то же время ясности в планах. Каждая фигура корабля представляет поэтому более или менее многочисленную группу.


[Закрыть]. Таково было положение голландского флота на рассвете 11 июня 1666 г.; и по тону вышеупомянутых описаний похоже, что он не был в хорошем порядке, хотя прямые указания на это отсутствуют.

В то же утро Монк, также стоявший на якоре, обнаружил на подветренной стороне голландский флот и, хотя уступал последнему в численности, решился тотчас же атаковать его, надеясь, что при сохранении преимущества в ветре он будет в состоянии прекратить бой, если пожелает этого. Поэтому он пошел вдоль голландской линии на правом галсе, оставив правое крыло и центр неприятеля вне обстрела, пока не пришел на траверз левого крыла эскадры Тромпа. Тридцать пять кораблей Монка были расположены тогда в превосходном порядке, но арьергард рассеялся и отставал, как это часто бывает с длинными колоннами. С этими тридцатью пятью кораблями Монк, положив руль на ветер, ринулся на Тромпа, эскадра которого обрубила якорные канаты и легла на тот же галс (V´); обе сражавшиеся линии были обращены, таким образом, к французскому берегу, и бриз так кренил суда, что англичане не могли пользоваться орудиями нижних палуб (фиг. 2, V´´). Центр и арьергард голландского флота также обрубили канаты (фиг. 1, C´) и последовали маневру Тромпа, но, будучи слишком далеко под ветром, в течение некоторого времени не могли вступить в сражение. Именно в этот момент один большой голландский корабль, отделившийся от своего флота, был зажжен и сгорел, – это, без сомнения, был корабль, на котором находился граф де Гиш.

При прохождении мимо Дюнкерка все суда английского флота, вероятно, стянулись вместе, потому что, сделав поворот на север и на запад, английский авангард столкнулся с голландским центром, которым командовал сам де Рюйтер (фиг. 2, С´´), и был сильно им расстроен. Эта судьба, которая должна была постигнуть скорее арьергард, показывает, что одновременный маневр изменил порядок построения. Сражавшиеся корабли естественно уклонились под ветер, что дало де Рюйтеру возможность догнать их. Два английских флагманских корабля были выведены из строя и отрезаны: один из них, Swiftsure, спустил флаг после того, как был убит адмирал – молодой человек, всего двадцати семи лет от роду.

«Величайшего восхищения, – говорит один писатель того времени, – заслуживает решимость вице-адмирала Бэркли (Bercley), который, несмотря на то, что был отрезан от линии и окружен врагами, что большое число его людей были убиты, что его корабль лишился управления и был абордирован со всех сторон, все-таки продолжал сражаться почти один, убил нескольких человек собственными руками и ни за что не сдавался и, только будучи ранен в горло мушкетной пулей, удалился в капитанскую каюту, где был найден мертвым – распростертым на столе и почти залитым собственной своей кровью».

Совершенно столь же героическим, но более счастливым по своему исходу было поведение другого английского адмирала, отрезанного таким же образом; и подробности его борьбы, хотя и не поучительные в каком-либо другом отношении, все же заслуживают описания, так как дают яркую картину сцен, которые происходили в пылу схваток тех дней, и оживляют дошедшие до нас сухие детали.

«Корабль его очень скоро лишился управления и был настигнут одним из неприятельских брандеров, зацепившимся за его правый борт; однако он был спасен почти невероятными усилиями одного лейтенанта, который, отцепив крючья брандера посреди огня, спрыгнул назад на палубу своего корабля невредимым. Голландцы, твердо решившие уничтожить этот несчастный корабль, послали второй брандер, который сцепился с ним с левого борта и с бо́льшим успехом, чем первый, ибо паруса мгновенно загорелись, и экипаж до того испугался, что почти пятьдесят человек бросились за борт. Адмирал сэр Джон Гарман, видя такое смущение, вбежал со шпагой наголо в толпу оставшихся и угрожал немедленной смертью первому, кто попытается покинуть корабль или кто не употребит всех усилий, чтобы потушить огонь. Экипаж возвратился тогда к своим обязанностям и сбил огонь, но все-таки такелаж успел обгореть настолько, что одна из марса-рей упала и сломала ногу сэру Джону. Посреди стольких несчастий третий брандер приготовился сцепиться с кораблем, но был потоплен огнем орудий, прежде чем успел добиться своей цели. Голландский вице-адмирал Эвертцен (Ewertzen) подошел к нему тогда и предложил сдаться, но сэр Джон отвечал: “нет, нет, до этого еще не дошло” и дал по противнику залп, которым, между прочим, был убит командир голландского судна; после этого другие противники удалились»[31]31
  Campbell, Lives of the Admirals.


[Закрыть].

Неудивительно поэтому, что в описании, которому мы следовали, говорится о потере англичанами двух флагманских кораблей, из коих один был уничтожен брандером. «Английский главнокомандующий все еще лежал на правом галсе и, – говорит автор, – когда наступила ночь, мы могли видеть его гордо ведущим свою линию мимо эскадр Северной Голландии и Зеландии (оказавшихся в арьергарде, но предназначенных первоначально в авангард), которые с полдня до этих пор не могли настигнуть неприятеля (фиг. 2, R´´) вследствие своего подветренного положения». Значение атаки Монка, как образца смелой тактики, очевидно и весьма сходно со значением атаки Нельсона у устья Нила. Быстро заметив слабость голландского строя, он атаковал намного превосходившие его силы противника таким образом, что только одна часть их могла принять участие в сражении; и хотя англичане понесли более тяжелые потери, они сохранили блестящий престиж и должны были привести голландцев в состояние депрессии и огорчения. Очевидец говорит далее: «Дело продолжалось до 10 часов вечера; друзья и недруги так перемешались, что каждый корабль мог пострадать одинаково как от своих, так и от чужих. Легко заметить, что наш успех и неудачи англичан произошли оттого, что корабли последних были сильно рассеяны, т. е. держались в слишком растянутой линии; в ином случае мы не смогли бы разрезать ее, как сделали это. Ошибка Монка состояла именно в том, что он не держал свои корабли более сплоченно». Замечание это справедливо, а критика – нет; открытие линии в такой длинной колонне парусных судов было почти неизбежно, и Монк сознательно пошел на этот риск, когда предпринял атаку.

Английский флот держался на левом галсе в направлении на запад или на запад-северо-запад, и на следующий день возвратился для боя. Голландцы теперь также держались на левом галсе и на ветре и шли в естественном порядке, правым крылом вперед; но неприятельские суда, обладая большей мореходностью и имея более дисциплинированные команды, скоро выбрались на ветер и заняли более выгодное положение. С английской стороны в этот день участвовали в сражении сорок четыре корабля, в голландском – около восьмидесяти; многие из английских кораблей, как было сказано выше, имели бо́льшие размеры, чем голландские. Враждебные флоты проходили теперь один мимо другого на противоположных галсах: английский флот – на ветре у голландского[32]32
  План I, 12 июня, фиг. 1, V, С, R.


[Закрыть]; но Тромп, находившийся в арьергарде, увидя, что голландский строй невыгоден, так как суда построены в две или три линии, заслоняя одно другое и мешая друг другу вести огонь, повернул на другой галс и вышел на ветер неприятельского авангарда (R´), что удалось ему вследствие длины линии последнего и потому, что англичане шли строем, параллельным голландскому.

«В этот самый момент два флагманских корабля голландского флота вышли из линии, подставив противнику кормы (V´). Рюйтер, сильно удивленный, пытался остановить их, но тщетно, и поэтому счел себя обязанным повторить их маневр, чтобы его эскадра не рассеялась; при этом ему удалось сохранить порядок и удержать вокруг себя несколько кораблей, к которым присоединился один из авангардных кораблей, возмущенный поведением своего непосредственного начальника. Тромп оказался теперь в большой опасности, отделенный (сначала своим собственным маневром, а потом и маневром авангарда) от своего флота английским, и был бы уничтожен, если бы не Рюйтер, который, видя серьезность положения, вышел вперед его», так что авангард и центр расположились сзади арьергарда на галсе, противоположном тому, на котором вступили в сражение.

Это помешало англичанам атаковать Тромпа, так как, если бы они сделали это, то Рюйтер смог бы оказаться у них на ветре, чего они не смели допустить вследствие малочисленности своего флота. Как действия Тромпа, так и поведение младших флагманов в авангарде, хотя и показывали различные степени воинственного пыла, резко обнаруживают недостаток дисциплины и воинского духа среди голландских офицеров, в котором обвиняли голландское офицерство в целом… Никаких признаков подобных недостатков не замечалось в это время в английском флоте.

Как живо чувствовал Рюйтер недопустимость поведения своих подчиненных, видно из того, что, когда Тромп немедленно после своего маневра явился на флагманский корабль, моряки шумно приветствовали его; но Рюйтер сказал: «Теперь не время радоваться; скорее следует плакать». Действительно, наше положение было тяжелым: каждая эскадра действовала различно, не в линии, и в то же время все корабли сбились в кучу, подобно стаду баранов, так тесно, что англичане могли бы окружить их своими сорока кораблями (12 июня, фиг. 2). Английский флот был в исключительном порядке, но почему-то не использовал в полной мере преимущества. Причина, без сомнения, была та же, которая часто мешала парусным судам использовать выгоды своего положения, а именно – неспособность к надлежащему маневрированию, вызванная повреждением их такелажа и рангоута, к чему в данном случае присоединялась еще малочисленность английского флота, делавшая рискованные действия неуместными.

Рюйтер оказался, таким образом, в состоянии снова построить свой флот в линию, хотя последний сильно пострадал от англичан; и оба флота опять прошли один мимо другого противоположными галсами – голландский под ветром, причем корабль Рюйтера был последним в его колонне. Проходя мимо английского арьергарда, он потерял свою грот-стеньгу и грот-рею. После новой стычки англичане ушли на северо-запад, по направлению к своим берегам; голландцы последовали за ними; ветер был все еще юго-западный, но легкий. Английский флот теперь уже открыто отступал, и преследование его противником продолжалось всю ночь; поврежденный корабль Рюйтера далеко отстал от арьергарда.

На третий день Монк продолжал отступать к западу. Согласно английским описаниям, он сжег три выведенных из строя корабля, послал вперед наиболее пострадавшие, а сам составил арьергард вместе с теми судами, которые были способны к бою; число последних определяется, опять-таки английскими источниками, различно – от шестнадцати до двадцати восьми (план II, 13 июня). Один из самых больших и лучших кораблей английского флота, Royal Prince, вооруженный девяноста орудиями, сел на Галлопескую мель и был захвачен Тромпом (план II, a); но отступление Монка совершалось в таком порядке, что иного ущерба он не понес. Это показывает, что голландцы пострадали очень серьезно. К вечеру показалась эскадра Руперта, и все корабли английского флота, за исключением подбитых в сражении, наконец, соединились вместе.

На следующий день ветер опять сильно засвежел с юго-запада, что дало преимущество голландцам. Англичане, вместо того чтобы попытаться лечь на противоположный галс, обошли противника с кормы, полагаясь на скорость хода и управляемость своих кораблей. После этого сражение началось по всей линии, на левом галсе, причем английский флот был под ветром[33]33
  План II, 14 июня, фиг. 1, Е. D.


[Закрыть].

Голландские брандеры плохо управлялись и не нанесли ущерба, тогда как английские сожгли два неприятельских судна. Оба флота продолжали идти таким образом, обмениваясь залпами в течение двух часов; к концу этого периода главные силы английского флота прошли через голландскую линию[34]34
  Фиг. 1, V, C, R. Этот результат был, вероятно, вызван большей мореходностью английских судов. Было бы, может быть, точнее сказать, что голландцы немного упали под ветер и потому продрейфовали через английскую линию.


[Закрыть].

Всякая правильность строя была после того потеряна. «В этот момент, – говорит очевидец, – представлялось необыкновенное зрелище, ибо все были разделены, – английские суда так же, как и наши. Но, к счастью, бо́льшая часть наших судов, окружавших адмирала, осталась на ветре, а бо́льшая часть английских судов, также с их адмиралом, осталась под ветром (фиг. 1 и 2, С и С´). Это обстоятельство и было причиной нашей победы и их поражения. Вокруг нашего адмирала собралось тридцать пять или сорок кораблей его и других эскадр, ибо последние были рассеяны и строй сильно нарушен. Остальные голландские суда оставили его. Командующий авангардом Ван Нэсс (Van Ness) отправился с четырнадцатью кораблями в погоню за тремя или четырьмя английскими, которые, поставив все паруса, выбрались на ветер голландского авангарда (фиг. 1, V). Ван Тромп с эскадрой арьергарда (фиг. 1, R) держался так за Ван Нэссом (под ветром у Рюйтера и главных сил английского флота) с тем, чтобы потом присоединиться к адмиралу, обойдя английский центр». Де Рюйтер и главная часть английского флота завязали жаркий бой, все время пытаясь выйти на ветер. Тромп, поставивший большие паруса, догнал Ван Нэсса и возвратился назад, приведя с собой авангард (V´, R´); но вследствие постоянной лавировки к ветру главных сил противника он оказался под ветром у него и не смог присоединиться к Рюйтеру, бывшему на ветре (фиг. 3, V´´, R´´). Рюйтер, видя это, дал сигнал собравшимся вокруг него судам, и главные силы голландского флота спустились полным ветром (фиг. 3, С´´), который был тогда очень силен. «Таким образом, почти мгновенно мы очутились посреди англичан, которые, будучи атакованы с обеих сторон, пришли в замешательство, причем строй их был нарушен как ходом сражения, так и сильным ветром, который тогда дул. Это был самый горячий момент битвы (фиг. 3). Мы увидели главного адмирала Англии отделенным от флота, в сопровождении одного только брандера. С ним он выбрался на ветер и, пройдя через эскадру Северной Голландии, опять занял место во главе пятнадцати или двадцати присоединившихся к нему кораблей».

Так окончилась эта великая морская битва, замечательнейшая, в некоторых чертах своих, из всех, когда-либо происходивших в океане. При взаимной противоречивости отчетов о ней невозможно сделать больше, чем оценить результаты. Достаточно беспристрастное описание говорит: «Голландцы потеряли в этих сражениях трех вице-адмиралов, две тысячи человек и четыре корабля. У англичан было убито пять тысяч человек и взято в плен три тысячи; кроме того, они потеряли семнадцать кораблей, из которых девять остались в руках победителей»[35]35
  Lefèvre-Pontalis, Jean de Witt.


[Закрыть]. Нет сомнения, что поражение англичан было ужасно и что оно было всецело вызвано первоначальной ошибкой с ослаблением флота путем отделения от него большого отряда, посланного в другом направлении. Подобные отделения являются иногда необходимым злом; но в данном случае в этом никакой необходимости не было. Имея в виду приближение французского флота, англичанам надлежало атаковать голландцев всем своим флотом, прежде чем их союзники соединились с ними. Урок этот приложим к условиям наших дней, как и к условиям всякой эпохи. Второй урок, также ценный и для нашего времени, указывает на необходимость серьезных военных учреждений для воспитания должного правильного воинского духа, гордости и дисциплины. Как ни велика была первоначальная ошибка англичан и как ни серьезно было их поражение, нет сомнения, что последствия их были бы много хуже, если бы не высокий дух и искусство, с какими подчиненные Монка приводили в исполнение его планы, и если бы Рюйтер не страдал от недостатка подобной поддержки со стороны его подчиненных. В описаниях маневров англичан мы не читаем ничего похожего на выход из линии двух младших флагманов в критический момент или на то, что третий флагман, слишком погорячившись, самовольно занял неправильное положение относительно неприятельского флота. Стройное маневрирование и тактическая точность последнего были замечены уже тогда. Француз де Гиш, очевидец этого Четырехдневного сражения, писал:

«Ничто не сравнимо с прекрасным порядком английского флота в море. Никогда линия не может быть начерчена прямее, чем та, которая образована их кораблями; таким образом, они направляют весь огонь на приближающегося к ним противника…» Английские корабли сражаются подобно линии кавалерии, действующей по правилам и ставящей себе одну цель: отогнать противника; между тем голландский флот движется подобно отряду кавалерии, эскадроны которой произвольно выходят из строя и бросаются в атаку»[36]36
  Mémoires, pp. 249, 251, 266, 267.


[Закрыть].

Голландское правительство, ненавидящее расходы, лишенное воинского духа и беспечное вследствие длинного ряда легких побед над пришедшим в упадок флотом Испании, допустило свой флот обратиться в сборище вооруженных купцов. Хуже всего обстояло дело при Кромвеле. Наученные горьким опытом этой войны, Соединенные Провинции под руководством способного правителя сделали много для улучшения своего положения, но их флот все еще не сделался вполне эффективным.

«В 1666 и 1653 гг., – говорил один французский морской писатель, – фортуна войны, казалось, склонилась на сторону англичан. Из трех больших сражений два закончились их решительными победами, а третье, хотя и неудачное, только увеличило славу их моряков. Этим они обязаны умной смелости Монка и Руперта, талантам части адмиралов и капитанов и искусству подчиненных им офицеров и матросов. Мудрые и энергичные усилия, предпринятые правительством Соединенных Провинций, и неоспоримое превосходство Рюйтера в опытности и талантливости над всеми его противниками не могли уравновесить слабость и неспособность большинства голландских офицеров и явную неполноценность их экипажей»[37]37
  Chabaud-Arnault, Revue Mar. et Col. 1885.


[Закрыть].

Англия, как было сказано выше, все еще чувствовала давление железной руки Кромвеля на свои военные учреждения; но это давление делалось слабее. Монк умер до объявления следующей голландской войны и был неудачно заменен кавалером Рупертом. Расточительность двора ухудшила снабжение флота, подобно тому как сделала это в Голландии близорукая бережливость бургомистров, а придворная коррупция подрывала дисциплину так же верно, как коммерческий индиферентизм. Все это сказалось, когда флоты двух стран снова встретились шесть лет спустя.

Во всех военных флотах того времени была одна хорошо известная черта, которую следует упомянуть, ибо ее настоящий смысл и значение ясны, видимо, не всем. Командование флотом и отдельными судами часто вверялось «солдатам», т. е. офицерам армии, непривычным к морю и не знавшим искусства управления кораблем, которое возлагалось в таком случае на другого офицера. Всматриваясь в дело внимательно, легко видеть, что это обстоятельство вносило разлад между управлением боем и управлением движущей силой корабля. В этом сущность дела, которая не зависит от рода движущей силы.

Неудобство и неэффективность такой системы были тогда столь же очевидны, как и в настоящее время; логика фактов постепенно привела к соединению этих двух функций в руках одного корпуса офицеров, и в результате получился современный флотский офицер, как этот термин понимается ныне[38]38
  Истинное значение этой перемены часто понималось не так, как следует, откуда и явились неправильные выводы относительно! будущего флота. Это не была замена старого новым, но просто в военной организации военный элемент получил необходимое и неизбежное преобладание над всеми другими функциями.


[Закрыть]. К несчастью, в этом процессе слияния менее важной функции было позволено взять верх; флотский офицер стал более гордиться своей ловкостью в управлении движущей силой судна, чем своим умением развить его боевые возможности. Печальные последствия этого недостатка интереса к военной науке делались особенно очевидны, когда офицеру вверялось управление флотом, так как именно здесь значение военного искусства особенно велико, а предварительная подготовка особенно необходима; но и при управлении отдельным судном недостаток последней также давал себя знать. Вследствие этого, особенно в английском флоте, гордость моряка заняла место гордости военного человека. Английский морской офицер больше заботился о том, что уподобляло его капитану торгового судна, чем о том, что делало его военным человеком. Во французском флоте результат этого не был столь общим, вероятно благодаря более воинскому духу правительства и особенно дворянства, из которого только и вербовалось офицерство. Невозможно было, чтобы люди, все связи которых были военные, все друзья которых смотрели на военную службу как на единственную, достойную дворянина карьеру, могли думать больше о парусах и снастях, чем о пушках и о бое. Английское офицерство было другого происхождения. Следующее хорошо известное выражение Маколея имеет еще большее значение, чем думал сам писатель. «В военном флоте Карла II были моряки и были джентльмены, но моряки не были джентльменами, а джентльмены не были моряками». Помеха заключалась не в отсутствии или наличии джентльменов, как таковых, а в том, что по условиям того времени джентльмены составляли по преимуществу военный элемент общества; и что моряки после голландских войн постепенно вытесняли из службы джентльменов, а с ними и воинский тон и дух, отличавшийся от простого мужества. Даже «люди такого хорошего происхождения, как Герберт (Herbert) и Рассель (Russel), адмиралы Вильгельма III, – говорит биограф лорда Гауке (Hawke), – которые были настоящими моряками, могли держать в повиновении свои экипажи, только перенимая буйные манеры матросни. Те самые национальные черты, которые делали французов худшими моряками, чем англичан, делали их лучшими воинами, – не по мужеству, но по искусству. Эта тенденция сохраняется до нашего времени; управление движущей силой во флотах латинских нации не имеет такого значения, как военные функции. Прилежание и систематичность французского характера заставляют серьезного французского офицера развивать и разбирать тактические вопросы логическим путем, готовить себя к управлению флотами не только как моряка, но и как военного человека. В результате во время войны за независимость Америки, несмотря на печальную историю правительственного пренебрежения флотом, люди, которые прежде всего были военными, в качестве моряков не имели таких возможностей, как их противники, тем не менее показали равное с ними тактическое искусство, а в управлении флотами стояли выше их. Мы уже говорили о ложной теории, которая направляла действия французского флота не к уничтожению своего врага, а к другой конечной цели; но и она не затрагивает того факта, что в тактическом искусстве военный человек выше простого моряка, хотя тактическое искусство французов преследовало ошибочные стратегические цели. Источник, из которого голландцы пополняли свой офицерский корпус, не выяснен с достоверностью; ибо, если английский морской историк говорит в 1666 г., что большинство капитанов их флота были сыновья богатых бургомистров, назначавшиеся на эти должности Великим Пенсионарием из политических соображений и без всякой проверки их пригодности, то Дюкен (Duquesne), способнейший французский адмирал того времени, восхваляет в 1676 г. точность и искусство тех же голландских капитанов в выражениях, весьма нелестных для подчиненных ему офицеров. Судя по многим данным, весьма вероятно, что они обычно являлись моряками торгового флота, у которых воинский дух первоначально был развит слабо; но строгость, с какой наказывались виновные и государственной властью и народным гневом, видимо, привела этих офицеров, далеких от недостатка величайшей личной храбрости, к сознанию того, что требовала военная покорность долгу и дисциплина. Во всяком случае, в 1666 г. они проявили себя совсем иначе, чем в 1672 г.

Прежде чем оставить Четырехдневное сражение, полезно привести выводы еще одного писателя:

«Таково было кровавое Четырехдневное сражение, или бой в Па-де-Кале, достопамятнейшее из морских сражений нового времени, – и не по результатам, а по развитию различных фаз его, по ярости сражавшихся, по смелости вождей и по новому характеру, который оно придало морской войне. Более чем всякое другое, это сражение ясно отмечает переход от прежних методов к тактике конца семнадцатого столетия. Здесь мы можем в первый раз проследить, как будто по начертанному плану, главные движения сражавшихся флотов. Представляется совершенно очевидным, что голландскому, как и британскому флотам была дана книга по тактике и свод сигналов; или, по крайней мере, обширные и точные письменные инструкции, заменявшие такой свод. При разборе этого сражения мы чувствуем, что каждый адмирал держит эскадру в своих руках, и что даже главнокомандующий во время сражения распоряжается по своему усмотрению различными подразделениями своего флота. Сравните это сражение с битвами 1652 г., и один ясный факт бросается вам в глаза: за этот период в морской тактике произошла революция.

Таковы были перемены, отличающие войну 1665 г. от войны 1652 г. Как и в предшествовавшую войну, адмирал все еще думает о выгодах наветренного положения, забота об этом не является уже более, с тактической точки зрения, главной, можно сказать, единственной, как это было прежде. Теперь он желает прежде всего держать свой флот в хорошем, сплоченном порядке так долго, как возможно, – чтобы во время сражения сохранить возможность комбинирования движений различных эскадр. Посмотрите на Рюйтера в конце Четырехдневного сражения; с большим трудом он удерживается на ветре английского флота, но тем не менее без колебаний жертвует этим преимуществом, чтобы соединить две части флота, разделенные неприятелем. Если в позднейшем сражении под Норд-Форландом и существуют большие промежутки между голландскими эскадрами; если арьергард впоследствии продолжает удаляться от центра, то Рюйтер сетует на такую ошибку, как на главную причину своего поражения; так говорит он в своем официальном рапорте. Он даже обвиняет Тромпа (бывшего его личным врагом) в измене или трусости – обвинение несправедливое, но тем не менее показывающее, какая огромная важность приписывается с тех пор объединению флота в одно тщательно сохраняемое целое»[39]39
  Chabaud-Arnault, Revue Mar. et Col. 1885.


[Закрыть].