Текст книги "Влияние морской силы на историю"

Глава X. Морская война в Северной Америке и Вест-Индии (1778–1781). – Ее влияние на ход Американской революции. – Морские сражения при Гренаде, Доминике и в Чезапикской бухте

15 апреля 1778 г. адмирал д’Эстен отплыл из Тулона к Американскому континенту, имея под своей командой двенадцать линейных кораблей и пять фрегатов. С ним был, в качестве пассажира, посланник, аккредитованный при конгрессе и имевший инструкцию отклонять все просьбы о субсидиях и избегать каких бы то ни было определенных обязательств по вопросу о завоевании Канады и других британских владений. «Версальский кабинет, – говорит один французский историк, – не печалился о том, что Соединенные Штаты имели поблизости от себя причину беспокойства, которая заставляла их сильнее чувствовать ценность союза с Францией»[126]126
  Martin, History of France.


[Закрыть]. Признавая великодушные симпатии многих французов к их борьбе, американцы не должны в то же время закрывать глаза на корыстные побуждения французского правительства. Да и нельзя ставить ему это в вину, ибо сообразоваться прежде всего с французскими интересами было его долгом.

Д’Эстен подвигался весьма медленно. Говорят, что он тратил много времени на учения, притом даже бесполезные. Как бы то ни было, он достиг места своего назначения, мыса Делавэр, только 8 июля, употребив на переход двенадцать недель, из которых четыре были потрачены на достижение Атлантики. Английское правительство имело сведения о целях его плавания, и вслед за отозванием своего посланника из Парижа тотчас же послало в Америку приказ очистить Филадельфию и сосредоточить силы в Нью-Йорке. К счастью для англичан, движения лорда Гоу отличались энергией и системой, которых не имел д’Эстен. Прежде всего, собрав свой флот и транспорты в Делавэрской бухте и затем поспешив с погрузкой необходимых материалов и запасов, он оставил Филадельфию, как только армия выступила оттуда к Нью-Йорку. Десять дней понадобились для достижения устья бухты[127]127
  Эта медлительность была вызвана штилями. Депеша Гоу в Gentleman's Magazine, 1778.


[Закрыть], но он отплыл оттуда 28 июня, за десять дней до прибытия д’Эстена, хотя более чем через десять недель после его отплытия. По выходе в море флот был в два дня донесен попутным ветром до Сэнди Гука (Sandy Hook). Война неумолима: добыча, которую д’Эстен упустил своей медлительностью, помешала его попыткам нападения на Нью-Йорк и Род-Айленд.

Через день после прибытия Гоу в Сэнди Гук английская армия достигла высот Нэвзинка (Navesink), после трудного похода через Нью-Джерси, где ее преследовали по пятам войска Вашингтона. При энергичном содействии флота она была доставлена в Нью-Йорк 5 июля, и тогда Гоу отправился обратно, чтобы преградить вход в порт французскому флоту. Так как никакого сражения не последовало, то мы не будем приводить подробностей его деятельности, но заметим только, что весьма полное и интересное описание ее, составленное офицером флота, можно найти в сочинении Ekins «Naval Battles». Следует, однако, обратить внимание на сочетание энергии, мысли, искусства и решительности, высказанных адмиралом. Стоявшая перед ним задача состояла в защите судоходного прохода шестью 64-пушечными кораблями и тремя 50-пушечными против восьми кораблей, имевших семьдесят четыре или более пушек, трех 64-пушечных и одного 50-пушечного, – т. е., можно сказать, против силы, почти вдвое превосходившей его собственную.

Д’Эстен стал на якорь вне бухты, к югу от Гука, 11 июля и остался там до 22-го, занятый промером бара и выказывая все признаки решимости войти в бухту. 22-го сильный северо-восточный ветер, совпавший с приливом, поднял глубину воды на баре до тридцати футов. Французский флот поднял якоря и стал выбираться на ветер, к пункту, удобному для перехода через бар. Но затем храбрость оставила д’Эстена под влиянием предостережений лоцманов: он отказался от атаки и спустился к югу.

Морские офицеры не могут не сочувствовать этим колебаниям моряка, не решившегося оставить без внимания советы лоцманов, особенно у незнакомого ему берега; но такое сочувствие не должно закрывать их глаза на проявления характеров высшего типа. Пусть всякий сравнит действия д’Эстена при Нью-Йорке с действиями Нельсона под Копенгагеном и при Ниле или с действиями Фаррагута при Мобиле и порте Гудзон, и сравнительная слабость французского начальника – как военного вождя, руководимого только военными соображениями, – становится очевидной. Нью-Йорк был средоточием британской силы; его падение неизбежно должно было сократить длительность войны. В оправдание д’Эстена нужно, однако, помнить, что над ним тяготели и иные соображения, кроме военных. Французский адмирал, без сомнения, имел инструкции, подобные инструкциям французского посланника, и он, вероятно, рассуждал, что Франция ничего не выиграет от падения Нью-Йорка, которое могло бы привести к миру между Америкой и Англией и дать последней возможность обратить всю свою мощь против его страны. И не столь важная причина была бы достаточна для того, чтобы положить конец его колебаниям в вопросе о том, следовало ли ему рисковать проведением своего флота через бар.

Гоу был счастливее д’Эстена, не имея противоречивых целей. Успев выйти из Филадельфии и спасти Нью-Йорк благодаря быстроте своих действий, он должен был впоследствии совершить еще один подвиг – спасти Род-Айленд, благодаря той же быстроте. Рассеянные военные корабли флота, посланного из Англии, начали теперь прибывать. 28 июля Гоу был извещен, что французский флот, ушедший сначала к югу, теперь направлялся к Род-Айленду. Через четыре дня его флот был готов выйти в море, но вследствие противных ветров только к 9 августа достиг мыса Юдифь. Здесь он стал на якорь и узнал, что д’Эстен прошел батареи днем раньше и стал на якорь между Гульдскими и Каноникутскими островами (Gould and Canonicut Islands)[128]128
  Бо́льшая часть источников говорит: между островами Goat и Canonicut; но указанная нами позиция кажется более вероятной. Названия «Goat» и «Gould» (часто пишется «Gold») легко смешиваются. Когда настоящий труд был уже написан, автору удалось видеть найденную в Париже рукописную карту того времени, на которой якорная стоянка обозначена близ Каноникутских островов и на траверзе гавани острова Костер Харбор (Coaster Harbor Island); последний отмечен как «L’Isle d’Or ou Golde Isle». Эскиз карты, хотя и точный в ее главных деталях, кажется, всего более свидетельствует о своей подлинности ошибками, естественными для автора-иностранца, составлявшего ее в условиях неспокойной двадцатичетырехчасовой стоянки.


[Закрыть]; Сиконнетский (Seakonnet) и Западный проходы также были заняты французскими кораблями, и флот был готов поддержать американскую армию в нападении ее на британские укрепления.

Прибытие Гоу довело численность английского флота всего лишь до двух третей французского, но все же опрокинуло планы д’Эстена. При преобладавших летом юго-западных бризах, дувших прямо в бухту, противник мог предпринять любые попытки. В эту самую ночь ветер неожиданно переменился на северный, и д’Эстен тотчас же снялся с якоря и вышел в море. Гоу, хотя и озадаченный этим непредвиденным поступком, – ибо он не чувствовал себя достаточно сильным для атаки, – также поднял паруса, чтобы занять наветренное положение. Следующие двадцать четыре часа прошли в маневрировании противников для занятия выгоднейшей позиции, но ночью 11 августа сильный шторм рассеял флоты. Суда обеих сторон сильно пострадали, причем в числе других, французский флагманский корабль Languedoc (90-пушечный) потерял все свои мачты и руль. Немедленно после шторма два английских 50-пушечных корабля напали в боевом порядке, один на Languedoc, а другой на 80-пушечный Tonnant, сохранивший только одну мачту. При таких условиях оба английских корабля атаковали противников; по наступлении ночи они, однако, прекратили бой, намереваясь возобновить его утром. Но когда наступило утро, подошли другие французские корабли, и случай был уже упущен. Поучительно, что один из капитанов упомянутых английских кораблей был Готхэм (Hotham), который в звании адмирала Средиземноморского флота, семнадцать лет спустя, так рассердил Нельсона своим хладнокровным удовлетворением после взятия всего двух кораблей: «Мы должны быть довольны, мы сделали свое дело очень хорошо». Этот именно факт и вызвал характерное изречение Нельсона: «Если бы мы взяли десять кораблей и позволили бы ускользнуть от нас одиннадцатому, будучи в состоянии взять и его, то я никогда бы не сказал, что дело сделано хорошо».

Англичане опять ушли в Нью-Йорк. Французы снова собрались близ входа в Наррагансеттскую бухту; но д’Эстен решил, что не может оставаться там вследствие повреждения его судов, и в связи с этим отплыл в Бостон 21 августа. Род-Айленд был, таким образом, оставлен англичанам, которые удерживали его еще в течение года, очистив его затем по стратегическим причинам. Гоу, со своей стороны, быстро отремонтировал свои корабли и снова отплыл к Род-Айленду, когда услышал, что французы были уже там, но, узнав от встречного судна, что они идут в Бостон, он последовал за ними в эту гавань, однако позиция их в этой гавани была настолько сильной, что он не решился атаковать их. Приняв в соображение его вынужденное возвращение в Нью-Йорк, необходимость ремонта и тот факт, что он подошел к Бостону только четырьмя днями позже французов, можно поверить, что Гоу до конца действовал с той активностью, которая характеризовала начало его операций.

Враждебные флоты едва ли обменялись хоть единым выстрелом, но, в общем, слабейший определенно превзошел в военном искусстве сильнейшего. За исключением маневров, имевших целью занятие наветренного положения после того как д’Эстен оставил Ньюпорт (они до нас не дошли), и диспозиций Гоу для отбития атаки, ожидавшейся им в Нью-Йоркской бухте, уроки этих операций не тактические, а стратегические, и приложимы к условиям наших дней. Главный между ними – это, без сомнения, ценность быстроты и бдительности, соединенных со знанием своего дела. Гоу узнал об угрожавшей ему опасности по известиям из Англии, полученным им через три недели после того, как д’Эстен отплыл из Тулона. Он должен был собрать свои крейсера из Чезапика и других мест, привести свои линейные корабли из Нью-Йорка и Род-Айленда, погрузить необходимые запасы для армии в десять тысяч человек, спуститься вниз по Делавэру, что неизбежно занимало десять дней, – и вернуться кружным путем в Нью-Йорк. Д’Эстен явился на десять дней позже него к Делавэру, на двенадцать дней к Сэнди Гуку и только на один день опередил его в Ньюпорте, где простоял десять дней перед гаванью, прежде чем решился войти в нее. Один из офицеров английского флота, рассказывая о неутомимой деятельности между 30 июня, когда английская армия достигла Нэвзинка, и прибытием французского флота 11 июля, говорит: «Лорд Гоу, как всегда, лично присутствовал повсюду и этим воодушевлял и ускорял работу офицеров и матросов». Этим качеством он представлял резкий контраст со своим милым, но ленивым братом, генералом Гоу.

Те же самые трудолюбие и бдительность отмечали остальные его операции. Как только французские корабли удалились в южном направлении, за ними последовали разведывательные корабли, и тем временем продолжалась подготовка судов (главным образом брандеров) для преследования. Последний корабль из Англии, присоединившийся к эскадре Гоу, перешел через бар у Нью-Йорка 30 июля. 1 августа флот был готов для выхода в море с четырьмя брандерами. Противный ветер замедлил его дальнейшее движение, но, как было сказано, он пришел в Ньюпорт только через день после входа в этот порт неприятеля, чему его сравнительно слабая эскадра все равно не смогла бы помешать. Но, не имея возможности атаковать неприятеля, он помешал достижению его целей одним своим присутствием. Едва д’Эстен вошел в Ньюпорт, как уже пожелал сам выйти оттуда. Стратегически позиция Гоу была превосходна. Благодаря его наветренному положению по отношению к господствовавшим ветрам и трудности вывода кораблей через узкий вход в гавань, французские суда подверглись бы нападению поодиночке, если бы решились на такой маневр; с другой стороны, если бы, по несчастью, ветер сделался попутным, то адмирал рассчитывал, что его искусство спасет эскадру.

Купер в одном из своих романов, «Два адмирала», заставляет своего героя говорить придирчивому другу, что если бы он не встретился с удачей, то не смог бы воспользоваться ею. Вылазка французов, последовавший затем шторм и причиненные им аварии – все это составляет то, что обыкновенно называют удачей; но если бы не было угрожавшего им присутствия Гоу близ мыса Юдифь, то они отстоялись бы во время шторма на якорях в гавани. Энергия Гоу и его вера в себя как моряка, привели его на путь удачи, и несправедливо было бы отрицать, что этой удачей он в немалой степени был обязан своей активной деятельности. Без него шторм не спас бы британских сил в Ньюпорте[129]129
  Прибытие французского флота к берегам Америки представляет большое и поразительное событие, но операциям его вредило много непредвиденных и неблагоприятных обстоятельств, которые, хотя и не сводят на нет заслуги и добрые намерения нашего великого союзника, тем не менее в значительной степени уменьшают важность его участия. Продолжительность перехода в первом случае была огромным несчастьем; ибо, если бы длительность этого перехода была нормальной, то лорд Гоу, с британскими военными кораблями и со всеми транспортами, стоявшими на реке Делавэр, должен был бы неизбежно попасть в руки своего противника, и сэр Генри Клинтон имел бы бо́льшую удачу, чем та, которая обыкновенно выпадает на долю людей его профессии при таких обстоятельствах, если бы он и его войска не разделили бы, по крайней мере, судьбы Бургойна. За длительным переходом графа д’Эстена последовали неблагоприятные для нас обстоятельства при Гуке, которые повредили нам в двух отношениях, – во-первых, расстроив наше предприятие против Нью-Йорка и кораблей и войск, там находящихся, и, во-вторых, задержав д’Эстена необходимостью произвести промер глубин на баре, что было необходимо для входа его в Нью-Йоркскую гавань. К тому же, после того как составлен был план нападения на Род-Айленд, и уже в самый момент его исполнения, опять случилась неудача: лорд Гоу с британскими кораблями должен был своим появлением произвести только диверсию и отвлечь французский флот от острова, а между тем граф не возвратился 17-го числа к острову, хотя был отвлечен от него 10-го; вследствие этих обстоятельств береговые операции замедлились, и все предприятие оказалось под угрозой прибытия эскадры Байрона». (Письмо Вашингтона от 20 августа 1778 г.).


[Закрыть].

Д’Эстен, исправив свои корабли, отплыл со всей своей эскадрой к Мартинике 4 ноября; в тот же день командор Готхэм вышел из Нью-Йорка на Барбадос с пятью 64-пушечными и 50-пушечными кораблями, конвоируя пять тысяч солдат, предназначенных для завоевания острова С.-Лючиа. На пути сильный шторм нанес французскому флоту больший ущерб, чем английскому, и французский флагманский корабль потерял свой грот– и бизань-стеньги. Эта потеря и тот факт, что двенадцать ненагруженных военных кораблей достигли Мартиники только днем раньше, чем конвой из пятидесяти девяти английских транспортов достиг Барбадоса, расположенного на сто миль дальше, свидетельствует о плохом знании французами своей профессии, что служит иной раз решающим фактором в морской войне.

Адмирал Баррингтон, командовавший на Барбадосе, проявил такую же энергию, как и Гоу. Транспорты прибыли 10-го; войска были оставлены на них, отплыли утром 12-го к С.-Лючии и стали там на якорь 13-го в три часа пополудни. В тот же вечер была высажена на берег половина войск, а остальные высадились на следующее утро. Они тотчас же захватили лучший порт, к которому адмирал был готов двинуть транспорты, когда появление д’Эстена помешало ему. Всю эту ночь транспорты верповались за военные корабли, и последние стали на якорь поперек входа в бухту, причем особенное внимание было обращено на то, чтобы усилить оконечности линии и помешать неприятелю пройти внутрь со стороны наветренного конца, как сделали это английские корабли несколько лет спустя, в сражении при Ниле. Французский флот более чем вдвое превосходил английский, и если бы последний был уничтожен, то транспорты и войска попались бы в ловушку.

Д’Эстен спускался два раза вдоль английского строя с севера на юг, обстреливая его с дальней дистанции, но не стал на якорь. Отказавшись затем от своих намерений против флота, он прошел к другой бухте, высадил на берег отряд французских солдат и напал на позицию, занятую английскими войсками. Потерпев и здесь неудачу, он удалился к Мартинике, и французский гарнизон, который был прогнан в глубь острова, сдался.

Едва ли необходимо указывать на замечательную быстроту действий адмирала Баррингтона, которой, так же как и искусству своих диспозиций, англичане были обязаны этим ценным стратегическим успехом, ибо таковым он несомненно являлся. С.-Лючиа был следующим островом, расположенным на юг от Мартиники, и гавань Грозило (Gros Ilot) на северной оконечности его была особенно хорошо приспособлена к наблюдению за французской базой в Форт-Рояле – главной станции французов в Вест-Индии. Отсюда Родней преследовал их перед своим большим сражением в 1782 г.

Отсутствие точных сведений заставляет колебаться в вопросе об осуждении д’Эстена за эту обидную неудачу. Его ответственность зависит от ветра, который мог быть слаб под берегом, и от того, мог ли он стать на якорь. Остается, однако, тот факт, что, пройдя дважды вдоль линии неприятеля на расстоянии пушечного выстрела, он все-таки не заставил его принять решительный бой. Его поведение критиковалось великим Сюффреном, бывшим тогда одним из его капитанов.

Англичане, таким образом, вознаградили себя за потерю Доминики, взятой 8 сентября французским губернатором Вест-Индских островов. Так как там не было английской эскадры, французы не встретили никаких затруднений. Значение Доминики для французов уже указывалось; и необходимо здесь воспользоваться примерами судьбы этого острова и С.-Лючии для подтверждения сказанного выше о том, что обладание этими малыми островами зависело исключительно от превосходства на море. От усвоения этого принципа тем или иным лицом зависит правильное отношение его к следующему предприятию д’Эстена, которое мы сейчас изложим.

Шесть месяцев почти полного спокойствия последовали за делом при С.-Лючии. Англичане были усилены флотом Байрона, который принял главное командование. Но численный перевес остался все-таки за французским флотом, так как к нему присоединились еще десять военных кораблей. Около половины июня Байрон отплыл со своим флотом, чтобы охранять большой конвой торговых судов, направлявшихся в Англию, пока они не отойдут от островов. Д’Эстен послал тогда очень маленькую экспедицию, которая 16 июня 1779 г. с легкостью захватила С.-Винцент, и 30 июня он отплыл со всем своим флотом для нападения на Гренаду. Став на якорь у Джорджтауна (Georgetown) 2 июля, он высадил на берег своих солдат, и 4-го гарнизон из семисот человек сдал остров. Между тем Байрон, услышав о потере С.-Винцента и, вероятно, нападении на Гренаду, отплыл с большим конвоем судов, на которые были посажены войска, и с двадцатью одним линейным кораблем, – чтобы отбить у неприятеля первый остров и выручить второй. Получив в пути определенные известия о том, что французы были уже перед Гренадой, он направился туда, обойдя северо-западный мыс острова на рассвете 6 июля. Об его приближении уже за день перед тем дали знать д’Эстену, который, однако, остался на якоре[130]130
  Его положение обозначено якорем на плане X.


[Закрыть], боясь, что в противном случае течение и слабые ветры слишком отнесут его под ветер. Когда англичане появились в виду, французы снялись с якорей, но скучившаяся масса их кораблей помешала Байрону сразу заметить численное превосходство французов: у них было двадцать пять линейных кораблей. Он дал сигнал общей погони, и так как беспорядок во французском флоте заставил последний построиться по самому подветренному кораблю, то англичане легко удержали преимущество наветренного положения. Поэтому, когда сражение началось, то французы находились к западу от них в частично построенной линии, на правом галсе, и держали к северу, причем арьергард их был в беспорядке и находился на ветре авангарда и центра (план X, А). Англичане спускались с попутным ветром, держа на зюйд-вест, на левом галсе (А) между островом и неприятелем, причем их головные корабли приближались под некоторым углом (постепенно увеличивая его) к еще не построившемуся арьергарду противника; тем временем английский конвой находился между своим флотом и островом под специальной охраной трех кораблей (А, а), которые теперь были отозваны. Так как сигнал предписывал общую погоню, то три быстроходнейших английских корабля, на одном из которых был флаг второго, в порядке командования, адмирала Баррингтона, попали под огонь французских центра и арьергарда, не получив, видимо, поддержки от главных сил (b), и сильно пострадали от сосредоточения на них огня противника. Когда они достигли самых задних кораблей, они повернули через фордевинд на один галс с ними, легли на север, на ветре у них, и пошли за ними; около того же времени Байрон, который не знал до того о сдаче острова, увидел французский флаг развевающимся на фортах его. Немедленно были даны сигналы последовательно повернуть через фордевинд, а передним кораблям – построить линию для взаимной поддержки, прекратив общую погоню, при которой до тех пор шло сражение. Пока главная часть флота все еще держала к югу, на левом галсе, три корабля – Cornwall, Grafton и Lion (с), буквально выполнив сигнал сражаться на близкой дистанции, сильно увалились под ветер относительно других кораблей и тем привлекли на себя большую часть огня неприятельской линии. Команды и рангоуты их жестоко пострадали, и хотя в конце концов к ним пришли на выручку передовые корабли их флота, подошедшие с юга на противоположном галсе, они были уже неспособны после поворота через фордевинд (В, с´, с´´) держаться со своими и отстали, приблизившись к французам. Основная часть урона, понесенного англичанами, пала на эти три корабля, на три авангардных корабля под командою Баррингтона и на два других в арьергарде (А, а), которые, видя авангард в такой тяжелой для него схватке, не исполнили следующего маневра и, выйдя из строя, спустились и заняли места в голове колонны (B, а, а´), – поступок, сильно напоминающий, – хотя он и сопровождался меньшей ответственностью, – тот, который принес Нельсону такую славу при мысе С.-Винцент[131]131
  По поводу одного из этих кораблей, 64-пушечного Monmouth (а´), говорят, что офицеры французского флагманского корабля пили за здоровье капитана «маленького черного корабля». Названия кораблей, подобно фамилиям, часто имеют замечательную судьбу. Первый Monmouth за двадцать лет перед тем атаковал и взял, в сущности, в одиночном бою Foudroyant – 84-пушечный корабль, один из лучших во французском флоте. Им командовал тогда капитан Гардинер, который руководил после того кораблем Бинга в сражении, за которое последнего потом казнили; воспоминание о полученном тогда оскорблении заставило его решиться на борьбу при отчаянно неравных шансах, что стоило ему жизни. Тот же самый корабль, теперь пострадавший так жестоко под Гренадой, еще появится в столь же ожесточенном сражении, под командой другого капитана три года спустя, в Индии.


[Закрыть].

До сих пор Байрон руководил своей атакой, пользуясь тем, что наветренное положение и беспорядок во французском арьергарде предоставляли ему инициативу. Читатель заметит, что хотя было желательно, не теряя времени, напасть на этот арьергард, пока он находился еще в беспорядке, тем не менее следует задать себе вопрос – можно ли было позволять трем кораблям Баррингтона уходить от остального флота так далеко, как они, кажется, зашли. Общая погоня позволительна и уместна, когда благодаря превосходству в численности, – начальному или приобретенному, – или вследствие общего расположения, корабли, первыми вступающие в сражение, не должны столкнуться со значительно превосходящими их силами противника или подвергнуться подавляющему по своей силе огню его до прихода подкреплений или, наконец, когда имеется вероятность, что неприятель может ускользнуть, если только ему не будет немедленно нанесен удар. Ничего этого не было здесь. Не следовало также позволять кораблям Cornwall, Grafton и Lion избрать курс, который дозволил неприятелю, даже почти побудил его скорее сосредоточить, чем рассеять свой огонь. Подробности дела не настолько точно известны, чтобы мы имели право еще на другие замечания, кроме упоминания этих ошибок, не приписывая их обязательно упущению со стороны адмирала.

Французы действовали до этого времени строго оборонительно, в согласии с их обычною политикою. Теперь представился случай для наступательного образа действий, который испытывал профессиональные качества д’Эстена и для оценки которого необходимо понять положение флотов в этот момент. Оба они были на правом галсе, держа к северу (В, В, В), – французский флот под ветром. Он получил мало повреждений, хотя его линия была не в совершенном порядке; но у англичан, вследствие их ошибочной атаки, семь кораблей были серьезно повреждены; из них четыре – Monmouth (a´), Grafton, Cornwall (c´) и Lion (с´´) – были выведены из строя. Последние три около трех часов пополудни были в одной лиге позади и значительно под ветром своей линии, находясь, по существу, ближе к французам, чем к англичанам; между тем скорость английского флота была по необходимости уменьшена до скорости поврежденных кораблей, оставшихся в линии. Эти условия ярко характеризуют затруднения, возникающие для флота, повреждения которого сосредоточены на нескольких кораблях, вместо того чтобы распределяться между всеми; десять или двенадцать, в сущности, нетронутых кораблей, должны были сообразоваться с возможностями других. Д’Эстен со своими двадцатью пятью кораблями имел теперь на ветре у себя Байрона – с семнадцатью или восемнадцатью кораблями, способными держаться вместе, но более тихоходными и менее управляемыми, чем неприятельские, – и видел его тактические затруднения, вызванные заботой о конвое на ветре и о трех выведенных из строя кораблях под ветром. При этих обстоятельствах для французского адмирала были открыты три пути: 1) он мог пройти вперед и, последовательно повернув оверштаг, стать между Байроном и конвоем, послав фрегаты против последнего; 2) он мог повернуть оверштаг всем флотом вместе и напасть на английскую линию, принудив ее принять общее сражение; наконец, 3) он мог, после поворота на другой галс, отрезать три выведенных из строя корабля, что могло бы привести к общему сражению, с меньшим для него риском.

Ни одному из этих трех путей он не последовал. Что касается первого, то, зная критическое отношение к нему флота, он написал домой, что его линия была в слишком большом беспорядке, чтобы позволить ему это. Каковы бы ни были технические дефекты, все-таки трудно поверить, чтобы при существовавшем соотношении движущих сил двух флотов такая попытка была безнадежна. Третий путь представлял, вероятно, наибольшие выгоды, так как он обеспечивал отрыв главных сил неприятеля от поврежденных кораблей и, по всей вероятности, смог бы вызвать британского адмирала на атаку при чрезвычайно опасных для него обстоятельствах. Английские авторитеты сообщают, что Байрон сказал, что он бы опять спустился на неприятеля, если бы тот предпринял атаку на указанные корабли. В три часа пополудни д’Эстен повернул оверштаг всем флотом вместе, построив линию по подветренному кораблю[132]132
  Линия ВС показывает конечное направление боевой линии французов; подветренный корабль (о) повернул оверштаг и пришел в положение о´, тогда как другие корабли легли ему в кильватер. Представляется несомненным, – хотя это и не указано ясно, – что Байрон построился таким же образом в линию, параллельную неприятельской. В эту новую линию можно было легко принять выведенные из строя корабли, которые едва ли могли точно придерживаться взятого ими курса.


[Закрыть], и опять лег на курс к югу. Англичане повторили этот маневр; за исключением авангардного корабля Monmouth (а´), который, будучи слишком сильно поврежден, чтобы маневрировать, сохранил курс на север, – и трех отделившихся кораблей. Два из них (с´) продолжали держать на север и еще раз прошли под французскими залпами; но Lion (с´´), не будучи в состоянии держать к ветру, спустился перед фронтом неприятеля по направлению к Ямайке, лежавшей за тысячу миль. Его не преследовали. Один транспорт был единственным трофеем французов. «Если бы знание адмиралом морского дела равнялось его храбрости, – писал знаменитый Сюффрен, который командовал авангардным французским кораблем, – то мы не позволили бы уйти четырем потерявшим мачты кораблям». Д’Эстен в возрасте тридцати лет был переведен из армии во флот с преждевременно пожалованным ему чином контр-адмирала. Когда началась война, флот не доверял его знанию мореходного искусства, и можно сказать, что это мнение подтвердилось его поведением в течение последней»[133]133
  Chevalier, Hist. de la Marine Française.


[Закрыть]. «Храбрый, как его шпага, д’Эстен всегда был идолом солдата, идолом матроса; но нравственный авторитет его среди офицеров в ряде случаев оказывался весьма недостаточным, несмотря на явное покровительство, оказывавшееся ему королем»[134]134
  Guérin, Hist. Maritime.


[Закрыть].

Еще одной причине, кроме несостоятельности в мореходном искусстве, приписывается обыкновенно французскими историками неудачное поведение д’Эстена в рассмотренном случае. Они говорят, что он смотрел на Гренаду как на настоящий предмет своих усилий и считал английский флот совсем второстепенной своей заботой. Раматюель (Ramatuelle), морской тактик, служивший на действительной службе в этой войне и писавший во время империи, излагает это дело, которое он наряду с Йорктаунским и другими сражениями считает примерами истинной политики морской войны. Его слова, которые, вероятно, отражают мнение людей его профессии в то время, – так же, конечно, как и политику французских правительств, – заслуживают более чем беглого упоминания, так как они заключают принципы, достойные самого серьезного обсуждения:

«Французский флот всегда предпочитал славу обеспечения или сохранения завоевания, быть может, более блестящей, но в действительности менее реальной славе захвата нескольких кораблей; и таким образом он более приближался к истинной цели, поставленной войной. Что, в самом деле, представила бы для англичан потеря нескольких кораблей? Важно атаковать их в их владениях, у непосредственного источника их торгового богатства и их морской силы. Война 1778 г. представляет ряд примеров, которые доказывают преданность французских адмиралов истинным интересам страны. Сохранение острова Гренада, взятие Йорктауна, где сдалась английская армия, завоевание острова Св. Христофора были результатом больших сражений, в которых неприятелю позволили отступить без потерь, лишь бы не дать ему возможности оказать поддержку атакованным пунктам».

Этот вопрос легче всего рассмотреть на примере именно Гренады. Никто не будет отрицать, что существуют моменты, когда вероятный военный успех должен быть упущен или отсрочен в пользу другого, более значительного или более решительного. Положение де Грасса при Чезапике в 1781 г., когда решалась судьба Йорктауна, является примером такого случая. Но автор цитаты сопоставляет его с положением д’Эстена при Гренаде, как будто оба они находились в одинаковых условиях. И де Грасс и д’Эстен одинаково оправдываются с точки зрения общего принципа без учета специфических особенностей каждого случая. Правилен ли этот принцип? Направление цитированного писателя, быть может бессознательно для него самого, выдается словами «несколько кораблей». Ведь целый флот не уничтожается обычно одним ударом; несколько кораблей определяют обыкновенную морскую победу; в знаменитом сражении Роднея были взяты только пять кораблей, хотя именно этим была спасена Ямайка.

Для того чтобы определить правильность принципа, который будто бы иллюстрируется упомянутыми двумя случаями (взятие о-ва Св. Христофора будет обсуждаться позднее), необходимо исследовать, что было в каждом из них ближайшим предметом борьбы, а что определяющим фактором успеха. При Йорктауне добивались взятия в плен армии Корнуэлля; целью было уничтожение организованной военной силы неприятеля на берегу. При Гренаде целью было овладение клочком территории небольшого военного значения, ибо должно заметить, что все эти Малые Антильские острова, когда их приходилось удерживать силой, требовали отдельных больших отрядов, взаимная поддержка которых зависела всецело от флота. Эти большие отряды могли быть уничтожены каждый в отдельности, если их не оберегал флот; а для обеспечения превосходства на море необходимо разгромить флот неприятеля. Гренада, находясь близко и под ветром от Барбадоса и С.-Лючии, которые прочно удерживались англичанами, была особенно слабым пунктом в руках французов; разумная военная политика по отношению ко всем этим островам требовала одной или двух сильно укрепленных и снабженных гарнизоном морских баз и опоры остальных на флот. Кроме этого требовалось еще только обеспечение против атак со стороны отдельных крейсеров и каперов.

Таковы были оспаривавшиеся объекты. Что же было решающим фактором в этой борьбе? Конечно, флот, организованная плавучая военная сила. Судьба Корнуэлля зависела, безусловно, от моря. Бесполезно рассуждать, каков был бы результат, если бы 5 сентября 1781 г. шансы на победу были на стороне англичан, а не де Грасса, т. е. если бы французы, вместо того чтобы иметь пятью кораблями больше, имели бы пятью кораблями меньше, чем англичане. На деле де Грасс, когда началось это сражение, имел превосходство над англичанами, равное результату с трудом выигранного сражения. Вопрос тогда состоял в том, должен ли он был рисковать почти верной и решительной победой над организованной силой неприятеля на берегу ради гораздо более сомнительной победы над организованной силой на море? Это был вопрос не об Йорктауне, а о Корнуэлле и его армии; многое зависит от того, как представить дело.

Установив это, можно дать один только ответ. Пусть, однако, читатель отчетливо уяснит себе, что обе альтернативы, представлявшиеся де Грассу, имели своим объектом организованные силы.