Текст книги "Влияние морской силы на историю"

Глава XIV. Критический разбор морской войны 1778 г.

Война 1778 г. между Великобританией и домом Бурбонов, которая так неразрывно связана с американской революцией, имеет одну характерную особенность: она была чисто морскою войною. Союзные королевства заботливо воздерживались от вмешательства в континентальные дела, в которые Англия, согласно своей прежней политике, старалась втянуть их, и воюющие стороны приближались также к равенству на море, какое не имело места со времен Турвиля. Оспаривавшиеся пункты – цели, из-за которых была предпринята война или которые имелись в виду, – были большею частью расположены далеко от Европы; и ни один из них не находился на континенте, за единственным исключением Гибралтара, борьба за который, как лежавший на оконечности гористого и малодоступного полуострова и отделенного от нейтральных нации всей Францией и Испанией, никогда не угрожала вовлечь в дело другие страны, кроме непосредственно заинтересованных.

Таких условий не существовало ни в какой другой войне между восшествием на престол Людовика XIV и падением Наполеона. Правда, в царствование первого был период, когда французский флот превосходил и численно и по вооружению английский и голландский, но политика и претензии правителя были всегда направлены на континентальную экспансию, и его морская сила, покоясь на недостаточных основаниях, была эфемерна. В течение первых трех четвертей восемнадцатого столетия практически не было никаких препятствий для развития морской силы Англии; как ни велико было ее влияние на события того времени, отсутствие достойного соперника лишало ее операции поучительности в военном отношении. В последние войны Французской республики и Империи видимое равенство в численности флотов и в весе их залпа было иллюзорным вследствие деморализации французских офицеров и моряков, – по причинам, о которых нет здесь необходимости распространяться.

После нескольких лет мужественных, но бесплодных усилий потрясающее поражение при Трафальгаре показало миру профессиональную несостоятельность французского и испанского флотов, которая была уже подмечена ранее зорким глазом Нельсона и его сотоварищей-офицеров и на которую опиралась презрительная самоуверенность, характеризовавшая его поведение и до некоторой степени его тактику по отношению к ним. С того времени император «отвернулся от единственного поля сражения, на котором фортуна не была верна ему, и, решившись преследовать Англию не на морях, восстановил свой флот, не предоставляя ему никакого участия в борьбе, сделавшейся более жестокой, чем когда-либо… До последнего дня Империи он отказывался предоставить этому возрожденному флоту, полному усердия и самоуверенности случай помериться с неприятелем»[224]224
  Jurien de la Graviere, Guerres Maritimes, vol. II, p. 255.


[Закрыть]. Великобритания восстановила свое старое положение неоспоримой владычицы морей.

Изучающий морскую войну поэтому найдет особенный интерес в планах и методах сторон, участвовавших в великом конфликте, и особенно там, где они касаются общего ведения всей войны или каких-либо обширных и ясно определенных частей ее; в стратегической цели, которая придавала или, по крайней мере, должна была бы придавать последовательность их действиям, – от первого до последнего, – и в стратегических движениях, влиявших в хорошую или дурную сторону на более ограниченные периоды, которые могут быть названы морскими кампаниями. Ибо, если нельзя признать, что отдельные сражения совершенно лишены тактической поучительности даже и в наши дни, о чем уже говорилось выше, то несомненно верно, что, подобно всем тактическим системам, в истории они отжили свой век, и действительная польза от изучения их заключается скорее в умственной тренировке, приучающей к правильным приемам мышления, чем в доставлении образцов для прямого подражания. В противоположность этому, движения, которые предшествуют большим сражениям, как подготовка к ним, или которые благодаря искусным и энергичным комбинациям их достигают больших целей без действительного столкновения сторон, зависят от факторов более постоянных, чем оружие века, и поэтому заключают более долговечные принципы.

В войне, предпринятой для достижения какой-либо цели, даже если этой целью будет обладание определенной территорией или позицией, атака, направленная непосредственно против того места, которого домогаются с военной точки зрения, может и не быть лучшим средством для овладения им. Цель, к которой направлены военные операции, может, следовательно, не совпадать с целью, которую воюющее правительство ставит себе в данной войне, и получает название объекта. При критическом рассмотрении какой-либо войны необходимо сначала ясно обозначить цели, которые ставит себе каждая воюющая сторона; затем обсудить, обеспечивает ли избранный объект, в случае успеха, достижение намеченных целей, и, наконец, изучить достоинства или недостатки различных действий и движений, направленных к завладению объектом. Детальность такого исследования обусловливается размерами труда, какими задается его автор; но ясность дела обыкновенно выигрывает, если изложению подробностей предшествует общий очерк этого дела. Когда основные черты событий надлежащим образом обрисованы, то детали легко укладываются на свое место и связываются с ними. Здесь мы ограничимся подобным общим очерком, так как только эта задача соответствует намеченным размерам нашего труда.

Главными участниками войны 1778 г. были: с одной стороны – Великобритания, с другой стороны – дом Бурбонов, властвовавший в двух больших королевствах – Франции и Испании. Американские колонии, еще ранее начавшие неравную борьбу с метрополией, радостно приветствовали событие, столь важное для них; в то же время Голландия в 1780 г. была с умыслом вовлечена Англией в войну, из которой она ничего не могла выиграть и в которой должна была потерять все. Цель американцев была очень проста – освободить свою страну из-под власти англичан. Их бедность и недостаток морской силы, заключавшейся всего лишь в нескольких крейсерах, которые охотились за торговыми судами неприятеля, по необходимости ограничивали их усилия сухопутной войной, являвшейся действительно сильной диверсией в пользу союзников и средством истощения ресурсов Англии; последняя могла, однако, сразу же прекратить эту войну, отказавшись от борьбы. С другой стороны, Голландия, находясь в безопасности от вторжения с суши, выказывала главным образом желание выйти из войны с возможно меньшими потерями, через посредство союзных флотов.

Для Англии цель войны была также очень проста. Начав печальную распрю со своими наиболее многообещающими колониями, она дошла в этой ссоре до того, что ей стала угрожать потеря их. Чтобы сохранить над ними насильственную власть, когда добровольная связь ее с ними прекратилась, она взялась за оружие против них, и ее целью при этом было предотвращение разрыва в цепи тех заграничных ее владений, с которыми, в глазах того поколения, было неизбежно связано ее величие. Появление Франции и Испании в качестве деятельных сторонников интересов колонистов не изменило целей Англии, каковы бы ни были или могли быть изменения в объектах военных операций. Опасность потери континентальных колоний сильно возросла для нее со вступлением в ряды ее неприятелей упомянутых стран, принесшим с собою также и вскоре осуществившуюся частично угрозу потери других ценных иностранных ее владений. Англия в отношении целей войны находилась, таким образом, в строго оборонительном положении; она боялась потерять много и, в лучшем случае, надеялась только сохранить то, что имела. Вовлекая Голландию в войну, она, однако, достигла военного преимущества, ибо, не увеличивая силы ее противников, это открывало ее оружию доступ к нескольким важным, но плохо защищенным военным и коммерческим позициям.

Намерения и цели Франции и Испании были более сложны. К таким нравственным стимулам, как наследственная вражда и жажда мести за недавнее прошлое, без сомнения, сильно влиявшим на настроение народов этих королевств, во Франции прибавлялась также симпатия салонов и философов к борьбе колониста за свободу; но как ни сильно влияют сентиментальные побуждения на деятельность наций, только осязательные средства осуществления их допускают обсуждение и измерение. Франция могла желать возвратить свои североамериканские владения; но жившее тогда поколение колонистов слишком хорошо помнило о старых схватках, для того чтобы согласиться на удовлетворение подобных желаний по отношению к Канаде. Сильное наследственное недоверие к Франции, которое характеризовало американцев революционной эры, впоследствии затмевалось горячей благодарностью за ее действительную симпатию и помощь. Но в то время понимали и Франция чувствовала, что возобновление ею упомянутых претензии могло побудить народы одной расы, только недавно отшатнувшиеся друг от друга, к примирению путем уступок, которых сильная и дальновидная партия в Англии никогда не переставала требовать. Она поэтому не выказывала, а возможно и не имела стремления к этому объекту. Напротив, она формально отреклась от притязаний на какую-либо часть континента, которая находилась тогда или незадолго до того под властью британской короны; но она настаивала на свободе действий в завоевании и удержании за собою любых Вест-Индских островов, причем и все другие колонии Великобритании, разумеется, были также открыты ее нападениям. Главными целями, имевшимися в виду Францией, были, следовательно, английская Вест-Индия и тот контроль над Индией, который перешел в руки англичан, а также своевременное обеспечение независимости Соединенных Штатов, после того как им удастся произвести достаточную диверсию в ее пользу. При политике монопольной торговли, характеризовавшей то поколение, ожидали, что потеря Англией этих важных владении умалит коммерческое величие, на котором зиждилось ее благосостояние, и тем ослабит ее и усилит Францию. На самом деле борьба, которая должна была бы быть более сильною, являлась основным побуждением для Франции, все ее частные цели сводились к одной главной цели, которой они и подчинялись, – к достижению морского и политического превосходства над Англией.

Достижение перевеса над Англией, в соединении с Францией, было также целью одинаково обиженного, но менее энергичного королевства Испании; но в ее обидах и в тех целях, к которым она стремилась, было больше определенности, чем в более широких видах ее союзника. Хотя ни один испанец того времени уже не видел родного флага на Менорке, Гибралтаре и Ямайке, тем не менее течение времени не примирило гордой и упрямой нации с потерей этих пунктов; равным образом, со стороны американцев не было такой традиционной оппозиции к возобновлению испанского владычества во Флориде, как по отношению к вопросу о Канаде. Таковы были цели, преследовавшиеся обеими нациями, вмешательство которых изменило весь характер американской войны за независимость. Нет необходимости говорить, что не все они были открыто заявлены между причинами или предлогами для открытия враждебных действий; но прозорливое английское общественное мнение того времени справедливо заметило, что настоящие основания действий объединенных бурбонских дворов заключались в следующей краткой фразе французского манифеста: «Отомстить за обиды и положить конец узурпированному Англией тираническому владычеству над океаном, которое она стремится поддерживать». Короче говоря, что касается целей войны, то по отношению к ним союзники занимали наступательное положение, тогда как Англия была поставлена в оборонительное.

Тираническое владычество над морями, в котором не без оснований обвинялась Англия, опиралось на ее большую морскую силу – действительную или потенциальную; на ее торговлю и вооруженное судоходство; на ее коммерческие учреждения, колонии и морские базы во всех частях света. До этого времени ее рассеянные колонии были связаны с нею узами искренней преданности и еще более сильными побуждениями собственного интереса, обусловленными торговыми связями с метрополией и защитою ее сильного флота, постоянно находившегося в их водах. Теперь возмущение континентальных колоний разорвало цепь укрепленных портов, на которые опиралась ее морская сила, тогда как бесчисленные торговые интересы, связывавшие их с Вест-Индией, которым вредили последовавшие военные действия, уменьшали симпатии к метрополии также и на островах. Борьба велась не только за политическое владычество и торговые интересы, – она включала также и военный вопрос первостепенной важности: должна ли цепь морских станций, покрывающая один из берегов Атлантики, связывающая Канаду и Галифакс с Вест-Индией и опирающаяся на благоденствующее мореходное население, остаться в руках нации, которая пользовалась не имевшею прецедента морскою силою с постоянной и решительной агрессивностью, притом с непрерывным успехом?

В то время как Великобритания, таким образом, испытывала затруднения в удержании за собой морских баз, являвшихся оборонительным элементом ее морской силы, наступательному элементу этой силы – флоту – угрожал рост вооруженного судоходства Франции и Испании, военная организация и материальные элементы которого доведены были до равенства с флотом Англии, если даже не превзошли его, благодаря чему упомянутые королевства смело решились оспаривать ее притязания на море, которое она считала своей вотчиной. Момент был выбран удачно для нападения на ту великую державу, богатство которой, нажитое на море, было решительным фактором в европейских войнах прошлого столетия. Следующим вопросом был выбор пунктов атаки, важнейших объектов, на которые должны были быть направлены главные усилия нападающих, а также и второстепенных, которые должны были отвлечь и рассеять силы, предназначенные для обороны.

Один из мудрейших государственных людей Франции того времени, Тюрго (Turgot), считал, что для интересов последней полезнее, чтобы колонии не приобретали независимости. По его мнению, усмиренные путем истощения их сил, они стали бы бесполезными для могущества Англии; покоренные же без истощения, но через занятие военной силой важнейших пунктов их, они, вследствие необходимости оказания постоянного на них давления, представляли бы непрерывный источник слабости для метрополии. Хотя это мнение не получило перевеса в советах французского правительства, которое желало полной независимости Америки, оно заключало в себе элементы истины, не оставшиеся без влияния на политику войны. Если бы благо Соединенных Штатов, т. е. освобождение их, было главной целью войны, то континент сделался бы естественным театром ее, а его важнейшие, с военной точки зрения, пункты – главными объектами операций; но поскольку главной целью Франции было не благо Америки, а нанесение вреда Англии, то глубокая военная логика требовала, чтобы континентальная борьба только поддерживалась с достаточной энергией, но отнюдь не доводились до конца. Это была диверсия, шедшая не на пользу Франции и истощавшая Великобританию, притом она требовала только такой поддержки, которая позволила бы инсургентам продолжать сопротивление, к которому они все равно были вынуждены. Территория тринадцати колоний не была, следовательно, главным предметом действий Франции, тем не менее была она таковым для Испании.

Коммерческое значение английской Вест-Индии сделало ее весьма заманчивой для Франции, которая приспособлялась с особенной готовностью к социальным условиям этой страны, где ее колониальные владения уже тогда были обширны. Кроме двух лучших Малых Антильских островов, Гваделупы и Мартиники, все еще удерживаемых ею, она владела тогда С.-Лючией и западною половиной Гаити.

Она могла основательно надеяться присоединить к этому, путем успешной войны, бо́льшую часть английских Антильских островов и создать, таким образом, колониальную империю в тропиках; в то же время, хотя щепетильность Испании лишала ее видов на Ямайку, она могла рассчитывать на возвращение этого великолепного острова своему слабейшему союзнику. Но как бы ни желанны были для нее Малые Антильские острова как владения, а следовательно и как цели войны, обладание ими слишком сильно зависело от обладания морем, для того чтобы они могли быть сами по себе подходящими объектами военных операций. Французское правительство поэтому запрещало своим морским начальникам занимать даже те из них, которые они могли захватить. Они должны были только брать в плен гарнизоны, разрушать укрепления, а затем удаляться. В превосходных военных портах – Форт-Рояль на Мартинике, Французском мысе и в сильной союзной гавани Гаваны флот – достаточной величины – находил удобные, безопасные и удачно расположенные базы; что же касается ранней и серьезной потери С.-Лючии, то она должна быть приписана плохому руководству французским флотом и профессиональному искусству английского адмирала. В Вест-Индии соперничавшие державы, следовательно, были одинаково обеспечены береговыми базами; занятие еще других пунктов само по себе не могло увеличить их военного могущества, зависевшего от численности и качества флотов. Для безопасной оккупации таких пунктов необходимо было достигнуть морского превосходства, – не только местного, но и на главном театре войны. В противном случае оккупация была бы ненадежна, если только ее не осуществил бы отряд войск, настолько многочисленный, что издержки превысили бы выгоды от достижения этой цели. Ключом к положению в Вест-Индии были, таким образом, флоты, которые и сделались истинными объектами военных операций, тем более что настоящая военная польза от вест-индских портов в этой войне заключалась в значении их как промежуточных баз между Европою и континентом Америки, куда удалялись флоты, когда армии уходили на зимние квартиры. Никакая серьезная стратегическая операция против территориальных владений в Вест-Индии не была предпринята, за исключением захвата С.-Лючии англичанами и неудавшегося плана нападения на Ямайку в 1782 г.; равным образом никакая серьезная попытка против военных портов, как Барбадос или Форт-Рояль, не могла иметь, места до тех пор, пока не было обеспечено превосходство на море посредством ли сражения или удачного сосредоточения сил. Следует повторить еще раз, что ключом к положению был флот.

Влияние морской силы и военного флота на ход войны на континенте Америки было уже указано в мнениях Вашингтона и сэра Генри Клинтона, тогда как положение в Ост-Индии, рассматриваемой как самостоятельный театр войны, при разборе кампании Сюффрена обсуждалось так широко, что здесь необходимо только повторить, что все там зависело от контроля над морем посредством превосходной морской силы. Взятие Тринкомале, как ни важно оно было для французской эскадры, не имевшей другой базы, состоялось; подобно взятию С.-Лючии, внезапно и могло быть достигнуто либо поражением неприятельского флота, либо, как это и случилось, в отсутствие последнего. В Северной Америке и в Индии глубокая военная политика указывала на флот, как на истинный объект военных операций, от которого зависели также сообщения с метрополиями. Остается Европа, которую едва ли следует рассматривать подробно как отдельный театр войны, ибо ее отношение ко всеобщей войне гораздо более важно. Достаточно просто указать только на два пункта в Европе, переход которых в другие руки являлся целью войны, а именно на Гибралтар и Менорку, первый из которых, по настоянию Испании, сделался главным объектом действий союзников. Владение обоими этими пунктами зависело, очевидно, от контроля над морем.

В морской войне, как и во всех других, две вещи с самого начала имеют существенную важность: подходящая база на границе, – в данном случае на морском берегу, – откуда начинаются операции, и организованная военная сила, – в данном случае флот, – количественно и качественно соответствующая предположенным операциям. Если война, как в рассматриваемом примере, распространяется до отдаленных частей земного шара, то является необходимым обеспечить в каждом из последних порты для флота, которые служили бы второстепенными или вспомогательными базами местной войны. Между этими второстепенными и главными или отечественными базами должно быть установлено прочное сообщение, опирающееся на военный контроль над промежуточным морским пространством. Этот контроль должен поддерживаться флотом путем либо полного очищения моря от неприятельских крейсеров, что обеспечивает достаточно безопасное плавание кораблям своей нации, либо конвоирования соответствующими отрядами военных кораблей тендеров и транспортов, необходимых для поддержки отдаленных операций. Первый метод предусматривает сильное рассеяние национальной силы; второй – сосредоточение ее в той части моря, где находится конвой в данный момент. При принятии любого из этих методов коммуникации, без сомнения, будут усилены удержанием хороших гаваней, отнюдь не слишком многочисленных, но надлежащим образом расположенных вдоль путей и подобных, например, мысу Доброй Надежды и о-ву Св. Маврикия. Станции этого рода всегда были необходимы; но они вдвойне необходимы теперь, когда возобновление запаса топлива требуется еще чаще, чем возобновление провианта и других запасов в былые дни. Эти сочетания отечественных и заграничных баз и условия сообщений между ними могут быть названы стратегическими чертами общего военного положения, которыми, наряду с относительною силою враждебных флотов, должна определяться сущность операций. На каждом из трех театров войны – в Европе, Америке и Индии, рассматривавшихся в нашем изложении отдельно ради ясности его, контроль над морем считался решающим фактором, и враждебный флот поэтому определялся как истинный объект операций. Приложим же теперь предшествовавшие рассуждения ко всем театрам войны и посмотрим, оправдают ли они тот же вывод, и если оправдают, то какова должна была быть тогда сущность операций каждой стороны[225]225
  См. карту Атлантического океана, с. 520–521.


[Закрыть].

В Европе отечественные базы Великобритании с двумя главными арсеналами в Плимуте и Портсмуте находились на Английском канале. Базою союзных сил был Атлантический океан, главными военными портами на котором являлись Брест, Ферроль и Кадикс. За ними на Средиземном море были расположены верфи Тулона и Картахены, которым противостояла английская станция Порт-Маон на Менорке. Последнюю, однако, можно совсем не принимать в расчет, как обреченную на оборонительную роль в течение войны, поскольку британский флот не был в состоянии выделить какую-либо эскадру в Средиземное море. Напротив, Гибралтар по своему положению мог с успехом следить за посылкой отрядов или подкреплений, если на него базировались достаточные для этого морские силы. На деле обстояло иначе; британский европейский флот был привязан к Каналу, т. е. к обороне метрополии, только изредка посещая Скалу для конвоирования тендеров с запасами, необходимыми для гарнизона. Была, однако, разница в ролях Порт-Маона и Гибралтара. Первый, не имея в то время никакого значения, не привлекал внимания союзников до последнего периода войны, в течение которого он был взят ими после шестимесячной осады, тогда как последний, считавшийся пунктом первой важности, занимал с самого начала весьма значительную часть союзных наступательных сил и, таким образом, производил ценную диверсию в пользу Великобритании. К этому обзору главных черт естественного стратегического положения в Европе уместно прибавить замечание, что та помощь союзным флотам, которую могла бы послать Голландия, имела бы совсем необеспеченную линию сообщения, так как она принуждена была бы пройти мимо английской базы на Канале. В действительности, как мы знаем, такая помощь и не была оказана.

В Северной Америке местными базами войны в самом ее начале были Нью-Йорк, Наррагансеттская бухта и Бостон. Двумя первыми владели тогда англичане, и они были самыми важными станциями на континенте по своему положению, по легкости обороны и по своим средствам. Бостон перешел в руки американцев и поэтому был в распоряжении союзников. Вследствие направления, данного войне перенесением активных операций англичан в Южные Штаты в 1779 г., Бостон оказался вне главного театра их и сделался, по своему положению, неважным с военной точки зрения; но если бы был принят план изоляции Новой Англии путем занятия линии Гудзона и озера Шамплэн и сосредоточения военных усилий на Востоке, то, как это легко видеть, все три названных порта получили бы решительное значение для исхода войны. Находившиеся к югу от Нью-Йорка бухты Делавэр и Чезапик, без сомнения, представляли соблазнительные объекты морских операций; но ширина входов, недостаток удобных и легко обороняемых пунктов для морских баз, широкое рассеяние сухопутных сил, обусловленное попыткою удержать столь много пунктов, и нездоровый характер местности в течение значительной части года – устраняли возможность отведения им главной роли в плане первых кампаний. Нет необходимости поэтому включать их в местные базы войны. На крайний юг англичане были увлечены ignis fatuus ожидаемой поддержкой со стороны народа. Они не сумели понять, что даже, если бы большинство тамошнего населения предпочитало спокойствие свободе, то это самое настроение помешало бы ему восстать против революционного правительства, которое, по теории англичан, угнетало их; тем не менее только такое восстание могло обеспечить успех этого отдаленного и по своему концу в высшей степени несчастливого предприятия. Базою для ведения операций на этом местном театре войны был Чарлстон, который перешел в руки англичан в мае месяце 1780 г., через восемнадцать месяцев после того, как первая экспедиция высадилась в Георгии.

Главные местные базы войны в Вест-Индии уже известны читателям из предыдущего. Ими были для англичан Барбадос, С.-Лючиа и, в меньшей степени, Антигуа. В тысяче миль под ветром находился большой остров Ямайка с верфью в Кингстоне, обладавшей большими естественными возможностями. Союзники владели перворазрядными базами – Форт-Роялем на Мартинике и Гаваной и второразрядными – Гваделупой и Французским мысом. Доминирующим фактором стратегического положения в те дни, не лишенным значения и в наше время, был пассат с сопровождающим его течением. Плавание на ветер против этих препятствий было длительным и серьезным предприятием даже для отдельных кораблей, а тем более для больших отрядов их. Вследствие этого флоты направлялись к западным островам неохотно или будучи уверены что неприятель взял то же самое направление, – как Родней отправился к Ямайке после сражения при островах Святых, зная, что французский флот должен был уйти к Французскому мысу. Указанное направление ветров делало Наветренные или восточные острова важными пунктами на естественных путях сообщения между Европою и Америкою, а равно и местными базами морской войны и привязывало к ним флоты. Отсюда следовало также и то, что между двумя театрами операций, континентом и Малыми Антильскими островами, была расположена широкая центральная область, в которой более или менее большие военные операции могли вестись безопасно лишь воюющею стороною, обладавшею большим превосходством на море, или же при условии завоевания решительного преимущества на одном фланге. В 1762 г. когда Англия владела всеми Наветренными островами, при неоспоримом превосходстве на море, она атаковала безопасно для себя Гавану и захватила ее; но в 1779–1782 гг. французская морская сила в Америке и владения французов в группе Наветренных островов практически уравновешивали ее силу, давая гаванским испанцам возможность преследовать свои планы против Пенсаколы и Багамских островов в вышеупомянутой центральной области[226]226
  Можно сказать здесь мимоходом, что ключом к английским владениям, называвшимся тогда Западной Флоридой, были Пенсакола и Мобиле, опиравшиеся на Ямайку, так как условия страны, навигации и общей континентальной войны не позволяли рассчитывать на помощь из Атлантики. Английские силы на Ямайке, военные и морские, были достаточны только для защиты острова и торговли и не могли помочь Флориде. Занятие последней и Багамских островов было совершено без больших трудностей подавляющими испанскими силами; в операциях против Пенсаколы участвовали пятнадцать линейных кораблей и семь тысяч войск. Эти события больше не будут упомянуты. Единственное их влияние на общую войну состояло в отвлечении импонирующей силы Испании от соединенных операций с французами. Испания здесь, как и при Гибралтаре, преследовала собственные цели, вместо сосредоточения своих усилий против общего врага, – политика, столь же близорукая, сколь и эгоистичная.


[Закрыть].

Посты, подобные Мартинике и С.-Лючии, имели поэтому для настоящей войны большое стратегическое преимущество перед Ямайкой, Гаваной и другими островами, лежавшими под ветром. Первые острова командовали последними в силу своего положения, благодаря которому плавание на запад могло быть осуществлена значительно быстрее, чем обратное. Это преимущество разделялось также большею частью из островов, известных под именем Малых Антильских; но небольшой остров Барбадос, будучи на ветре относительно всех остальных, обладал еще особенными преимуществами не только для наступательных действий, но также и потому, что он был защищен трудностью доступа к нему больших флотов даже из такого близкого порта, как Форт-Рояль. Читатели припомнят, что экспедиция, высадившаяся первоначально на острове С.-Киттса, предназначалась против Барбадоса, но не могла достигнуть его из-за сильных пассатных ветров. Таким образом, Барбадос, в условиях того времени, был особенно приспособлен для того, чтобы служить англичанам местной базою и складом во время войны, так же как убежищем на линии сообщений с Ямайкой, Флоридой и даже Северной Америкой; в то же время остров С.-Лючиа, в 100 милях под ветром, удерживался как аванпост для флота, откуда последний мог следить за неприятелем в Форт-Рояле.

В Индии политические условия неизбежно указывали на восточный, Коромандельский, берег, как на театр операций. Тринкомале, на близлежащем Цейлоне, хотя и был нездоровым местом, представлял превосходную и удобозащищаемую гавань и потому имел первоклассное стратегическое значение; все другие якорные стоянки по берегу были только открытыми рейдами. В силу этого обстоятельства пассаты или муссоны в этой стране имели также и стратегическое значение. С осеннего до весеннего равноденствия ветер постоянно дует с NO, по временам с большою силою, вызывая сильный прибой у берега и делая высадку затруднительной; но в течение летних месяцев господствует юго-западный ветер; при сравнительно спокойном море и хорошей погоде. «Перемена муссона» в сентябре и октябре часто сопровождается сильными ураганами. Активные операции или даже пребывание у берега были поэтому неблагоразумны с этого времени до конца северо-восточного муссона. Вопрос о порте, куда мог бы удаляться флот на это время, стоял весьма остро. Тринкомале был единственным подходящим для этой цели портом, и его исключительное стратегическое значение еще увеличивалось тем, что в хорошее время года он был наветренным по отношению к главному театру военных действий. Английская гавань Бомбей, на западном берегу, была слишком отдалена от этого театра, чтобы считаться местной базою, и скорее принадлежит, подобно французским островам Св. Маврикия и Бурбон, к категории станций на линии сообщения с метрополией.

Таковы были главные опорные пункты или базы воюющих наций – отечественные и заграничные. Относительно последних, говоря вообще, должно заметить, что они страдали недостатком в средствах, – важный элемент стратегического значения. Предметы морского и военного вооружения, а в значительной мере и провиант для судов, должны были доставляться туда из метрополии. Бостон, окруженный благоденствовавшим, дружеским населением, представлял, может быть, исключение из этого правила, так же как и Гавана, – в то время важный морской арсенал, где строилось много кораблей; но эти пункты были далеки от главных театров войны. На Нью-Йорк и бухту Наррагансетт американцы производили слишком сильное давление, чтобы ресурсы соседних с ними районов могли представлять серьезное значение, тогда как отдаленные порты Ост– и Вест-Индии всецело зависели от метрополии. Отсюда стратегический вопрос о коммуникационных линиях получал еще большую важность. Перехватить большой конвой тендеров было только второстепенною операцией, по сравнению с уничтожением какого-либо отряда военных кораблей, тогда как защита их главными силами или умение их уйти от поисков неприятеля зависели от искусства морских командиров в распределении военных кораблей и эскадр между множеством объектов, требовавших внимания. Искусство Кемпенфельдта и нераспорядительность де Гишена в Северной Атлантике, вместе со штормовым ветром, серьезно затруднили действия де Грасса в Вест-Индии. Подобный же вред, вызванный захватом малых конвоев в Атлантике, был нанесен Сюффрену в Индийских морях; последний, однако, немедленно возместил себе эти потери и, со своей стороны, сильно беспокоил своих противников успешными крейсерскими набегами на английские тендера.