Текст книги "Влияние морской силы на историю"

Глава IV. Английская революция. – Война Аугсбургской лиги (1688–1697). – Морские сражения при Бичи-Хэде (Beachy Head) и при Ля Хуге (La Hougue)

За Нимвегенским миром последовал десятилетний период затишья, в течение которого не было ни одной большой войны. Однако эти годы далеко не были периодом политического спокойствия. Людовик XIV и в мирное время стремился к экспансии на восток столь же энергично, как во время войны, и захватывал один за другим те лакомые для него куски территории, которые не были уступлены ему по мирному договору. В притязаниях на них он то опирался на древние феодальные связи, то указывал на то, что они косвенно уступлены ему по мирному договору, ибо зависят от других владений, прямо уступленных ему. Покупкой в одном случае, прямым насилием в другом он продолжал процесс расширения своей территории между 1679 и 1682 гг., поддерживая так называемые мирные методы осуществления заявленных им прав присутствием вооруженных сил. Но более всего вызвал недовольство в Европе и особенно в Германской империи захват имперского города Страсбурга, учиненный Людовиком 30 сентября 1681 г.; а покупка им в тот же день Казаля (Casale), в Италии, у герцога Мантуи, показала, что его претензии простирались так же далеко на север, как и на восток. Оба эти пункта были позициями большого стратегического значения, угрожавшими в случае войны с одной стороны Германии, а с другой – Италии.

Возбуждение во всей Европе было чрезвычайно велико. Людовик, явно полагаясь во всех своих действиях на собственное могущество, создавал себе новых врагов и озлоблял прежних друзей. Король Швеции, прямо оскорбленный его действиями в принадлежавшем ему герцогстве Deux-Ponts, обратился против него, подобно итальянским государствам; сам папа присоединился к врагам короля, который уже показал свое усердие в обращении протестантов и готовился к отмене Нантского эдикта. Но недовольство, хотя оно было глубоким и общим, нуждалось в организации и руководстве. Дух, необходимый для того, чтобы придать ему определенную форму и законченное выражение, нашел свое воплощение в Вильгельме Оранском, т. е. опять-таки в Голландии. Однако для того, чтобы дело созрело, нужно было время. «Никто еще не вооружался, но каждый говорил, писал, агитировал – от Стокгольма до Мадрида… Война пером предшествовала в течение многих лет войне мечом; неутомимые публицисты постоянно обращались с воззваниями к европейскому общественному мнению; в разных формах они распространяли страх перед новой всемирной монархией», которая стремилась занять место, некогда принадлежавшее австрийскому дому. Было известно, что Людовик старался или сделаться сам, или сделать своего сына императором Германии. Но различного рода осложнения, частные интересы, недостаток денег – все это, вместе взятое, замедляло действия недовольных. Соединенные Провинции, вопреки желаниям Вильгельма, все еще не хотели снова взять на себя роль банкира коалиции, а императору Германии настолько угрожало возмущение венгров и действия турок на его восточной границе, что он не решался рискнуть на западную войну.

Между тем военный флот Франции под влиянием забот Кольбера с каждым днем все усиливался и, так сказать, закалялся в военных действиях против варварийских пиратов и их портов. Одновременно с этим как английский, так и голландский флот переживали количественный и качественный упадок. Выше уже было сказано, что в 1688 г., когда Вильгельм нуждался в голландских кораблях для своей экспедиции в Англию, было признано, что флот находился тогда совсем в ином состоянии, чем в 1672 г., «неизмеримо ослабев и лишившись способнейших своих командиров». В Англии за упадком дисциплины последовала политика экономии в отношении материальной части, которая постепенно сократила численность флота и ухудшила его состояние; и после вспышек, обещавших войну с Францией в 1678 г., король вверил попечение о флоте новой группе лиц, относительно которых английский морской историк говорит: «Эта группа лиц оставалась у власти пять лет, и если бы правление ее продолжалось еще пять лег, то окончательным уничтожением флота она, по всей вероятности, исправила бы даже то глубокое и многостороннее зло, какое причинила ему, поскольку в этом случае не осталось бы уже места для новых ошибок. Однако осознание этого факта побудило короля в 1684 г. снова взять управление флотом в свои руки. Большая часть старых офицеров была возвращена к их прежним обязанностям. Но его величество умер (в 1685 г.), прежде чем работа по восстановлению флота успела сколько-нибудь продвинуться вперед»[66]66
  Campbell, Lives of the Admirals.


[Закрыть]. Перемена правителя имела в высшей степени серьезное значение не только для английского флота и в конечном итоге оказала влияние на проекты Людовика XIV и на исход всеобщей войны, подготовлявшейся агрессией последнего. Яков II много интересовался флотом. Он сам был моряком и командовал флотом в сражениях при Ловестофте и в Соутвольдской бухте и знал его действительно невысокое состояние. Вот почему меры, немедленно принятые им для восстановления его, были глубоко продуманы и целесообразны. За три года его царствования было сделано многое для подготовки оружия, которое было обращено против него и его лучших друзей.

Восшествие на престол Якова II, обещавшее пойти на пользу Людовику, ускорило выступление Европы против него. Дом Стюартов, тесно связанный с королем Франции и сочувствовавший абсолютизму его правления, пустил в ход все еще большую силу своей власти, чтобы умерить политическую и религиозную вражду английской нации к Франции. Яков II с политическими симпатиями к последней соединял еще пыл римско-католической ревности, которая привела его к действиям, задуманным как бы специально для того, чтобы вызвать возмущение национальных чувств английского народа. В конечном итоге это привело к свержению его с английского престола и призванию на последний, голосом парламента, его дочери Марии, чьим мужем был Вильгельм Оранский.

В этом же году, когда Яков стал королем, началось осуществление обширной дипломатической комбинации против Франции. Движение это имело две стороны – религиозную и политическую. Протестантские государства были возмущены все возраставшими преследованиями французских протестантов, и их раздражение все усиливалось по мере того, как в политике Якова английского проявлялась все бо́льшая склонность к Риму. Северные протестантские государства, Голландия, Швеция и Бранденбург, заключили между собой союз, рассчитывая на поддержку императора Австрии и Германии, а также на Испанию и другие римско-католические государства, которые руководствовались и политическими опасениями и раздражением против Франции. Император незадолго до того разбил турок, развязав себе, таким образом, руки для выступления против Франции. 9 июля 1686 г. в Аугсбурге было подписано секретное соглашение между императором, королями Испании и Швеции и многими германскими князьями. Целью его сначала была только оборона против Франции, но оно могло быть легко превращено в наступательный союз. Этот союз сделался известным под именем Аугсбургской лиги, почему и война, последовавшая через два года после него, получила название войны Аугсбургской лиги.

Следующий, 1687 год ознаменовался еще большими успехами Империи в борьбе с турками и венграми. Было очевидно, что Франция ничего больше не могла ожидать от диверсии в этой области.

В то же время все больше и больше проявлялось недовольство англичан и честолюбие принца Оранского, который надеялся при своем восшествии на английский престол не только возвеличиться, но и исполнить свое сильнейшее политическое желание – сломить навсегда силу Людовика XIV. Но для экспедиции в Англию Вильгельму нужны были корабли, деньги и люди из Соединенных Провинций; последние уклонялись от этого, зная, что результатом такого шага была бы война с французским королем, который провозгласил Якова своим союзником. Наконец, они все же были вынуждены на этот шаг поведением Людовика, отрекшегося в этот момент от уступок, сделанных Нимвегенским миром голландской торговле. Серьезный вред, нанесенный таким образом материальным интересам Голландии, перетянул чашу весов. «Это нарушение нимвегенских конвенций, – говорит французский историк[67]67
  Martin, History of France.


[Закрыть], – нанесло жестокий удар голландской торговле, сократив ее в одной Европе более чем на четверть, и тем устранило препятствие которое религиозные страсти все еще встречали в материальных интересах, отдав всю Голландию в распоряжение Вильгельма, так как никто не имел более оснований желать мира с Францией». Это было в ноябре 1687 г. Летом следующего года рождение наследника английского престола привело дело к развязке. Английская верность могла помириться с царствованием отца, тогда уже пожилого человека, но не могла вынести перспективы постоянного римско-католического владычества.

Положение вещей привело, наконец, к кризису, который назревал в течение стольких лет. Сильный характер и представляемые ими интересы толкали Людовика и Вильгельма Оранского – исконных врагов, а в рассматриваемый момент – две главные фигуры в европейской политике, на великие деяния, влияние которых должно было чувствоваться в течение многих поколений. Вильгельм, сам обладавший деспотическим темпераментом, стоял на берегах Голландии, глядя с полной надеждой на свободную Англию, от которой был отделен узкой полосой воды, защищавшей островное королевство и грозившей сделаться непреодолимым препятствием для осуществления его собственных великих целей, ибо французский король тогда еще мог обеспечить за собой контроль над морем, если бы захотел. Людовик, держа всю силу Франции в одной своей деснице и глядя, как и прежде, на восток, увидел, что континент собирается в поход против него, в то время как на фланге у него была явно враждебная Англия, исполненная желанием вступить в борьбу, но все еще не имевшая вождя. Ему оставалось только решить, должен ли он оставить свободным путь для присоединения головы к ожидавшему ее телу и для соединения двух морских держав – Англии и Голландии – под одним правлением. Если бы он атаковал Голландию с суши и послал бы свой сильнейший флот в Канал, то он мог бы удержать Вильгельма в его собственной стране, тем более что английский флот, любимый и лелеемый королем, по всей вероятности, чувствовал более, чем обыкновенную преданность к своему начальнику. Но верный стремлениям всей своей жизни, а может быть, и неспособный освободиться от них, Людовик обратился к континенту и 24 сентября 1688 г. объявил войну Германии и двинул свои армии к Рейну. Вильгельм с безмерной радостью увидел в этом устранение последнего препятствия к осуществлению его стремлений. Задержанный на несколько недель встречными ветрами, он наконец отплыл из Голландии 30 октября. Экспедиция состояла более чем из пятисот транспортов, с пятнадцатью тысячами солдат, и прикрывалась конвоем из пятидесяти военных кораблей. Типичной чертой ее смешанного политического и религиозного характера было то, что большую часть армейских офицеров составляли французские протестанты, изгнанные из Франции после последней войны, а главным начальником экспедиции, после Вильгельма, был гугенот Шомберг, бывший маршал Франции. В первый раз отплытие не удалось из-за жестокого шторма, но после вторичного выхода в море, 10 ноября, свежий попутный бриз перенес экспедицию через пролив и Канал, и Вильгельм высадился 15-го числа в Торбэе (Torbay). Еще до конца этого года Яков бежал из своего королевства, а 21 апреля следующего года Вильгельм и Мария были провозглашены государями Великобритании, и Англия и Голландия соединились для отпора Людовику, который объявил Соединенным Провинциям войну, как только услышал о вторжении Вильгельма в Англию. На протяжении многих недель, в течение которых экспедиция снаряжалась и задерживалась встречными ветрами, французский посол в Гааге и министр военного флота просили короля остановить ее своей великой морской силой, – столь большой, что французский флот в первые годы войны численно превышал соединенные флоты Голландии и Англии. Но Людовик не захотел пойти на это.

На королей Англии и Франции как бы нашла слепота. Так, например, Яков, несмотря на окружавшие его опасности, настойчиво отказывался от всякой помощи французского флота, полагаясь на верность английских моряков, хотя его попытки отслужить на кораблях обедню вызвали ропот и возмущение, окончившееся тем, что экипаж чуть не выбросил за борт священников.

Франция, таким образом, вступила в войну Аугсбургской лиги без единого союзника. «То, чего ее политики больше всего боялись, что долго предотвращали, должно было, наконец, случиться. Англия и Голландия соединились, да еще под главенством общего вождя… И Англия вступила в коалицию со всем пылом страсти, долго сдерживавшейся политикой Стюартов».

Что касается морской войны, то различные сражения ее имеют гораздо меньшее тактическое значение, чем сражение де Рюйтера.

Стратегический интерес представляют главным образом неспособность Людовика, имевшего решительное превосходство в морской силе, поддержать Якова II в Ирландии, которая оставалась верна последнему, и постепенное исчезновение с океана больших французских флотов, которые Людовик XIV не мог долее содержать вследствие громадных расходов, требовавшихся для проведения континентальной политики, им самим избранной.

Третья черта, представляющая несколько меньший интерес, – это особый характер и обширные размеры, принятые крейсерской и каперской войной, к которой обратилась Франция после исчезновения ее флотов. Большое влияние, оказанное этой войной, покажется сначала противоречащим тому, что было сказано выше об общей нецелесообразности такой войны, когда она не поддерживается флотами; но исследование условий, которое мы сделаем ниже, покажет, что противоречие это скорее кажущееся, чем действительное.

Наученный опытом предшествовавшей борьбы, король Франции в этой общей войне, которую сам навлек на себя, должен был бы направить свои усилия против морских держав, – против Вильгельма Оранского и англо-голландского союза. Слабейшим пунктом в позициях Вильгельма была Ирландия; да и в самой Англии было много приверженцев изгнанного короля, а те, которые призвали Вильгельма, обставили его правление ревнивыми ограничениями. Его власть не была обеспечена до полного усмирения Ирландии. Яков, бежавший из Англии в январе 1689 г., высадился на берег Ирландии в марте месяце, в сопровождении французской эскадры и французских войск. Его с энтузиазмом приветствовали здесь все, кроме протестантского севера. Он сделал Дублин своей столицей и оставался в этой стране до июля следующего года. В течение этих пятнадцати месяцев французы имели большое превосходство на море; они неоднократно высаживали войска в Ирландии, и англичане, пытавшиеся воспрепятствовать этому, потерпели поражение в морском сражении при бухте Бентри (Bantry Вау)[68]68
  См. карту Английского канала и т. д., с. 497.


[Закрыть]. Но хотя Яков и занял такое удачное положение, поддерживать которое было крайне важно, хотя было одинаково важно не допустить Вильгельма стать твердой ногой в Англии, пока Яков не усилился еще более и не взял Лондондерри, знаменитая осада которого происходила в то время, и хотя французы в 1689 и 1690 гг. были на море сильнее Англии и Голландии, вместе взятых, – несмотря на все это, английский адмирал Рук (Rooke) был допущен без всякой помехи доставить подкрепления и припасы в Лондондерри, после чего маршал Шомберг высадился с небольшим отрядом близ Каррикфергуса (Carrickfergus).

Рук прекратил сообщение между Ирландией и Шотландией, где было много сторонников Стюартов, а затем, с небольшой эскадрой, прошел вдоль восточного берега Ирландии, пытался сжечь флот в Дублинской гавани, но неудачно, так как помешало безветрие, и наконец подошел к Корку, занятому тогда Яковом, овладел одним островом в гавани и в октябре возвратился невредимым в Доунс. Эти действия, снявшие осаду с Лондондерри и открывшие сообщение между Англией и Ирландией, продолжались в течение всего лета; и со стороны французов не было предпринято никакой попытки остановить их. А между тем бесспорно, что если бы летом 1689 г. французский флот изолировал Ирландию от Англии, то это прекратило бы всякое сопротивление Якову в Ирландии и нанесло бы соответствующий ущерб могуществу Вильгельма.

В следующем году была повторена та же стратегическая и политическая ошибка. В самой природе такого рода предприятия, как предприятие Якова, зависевшего от слабейшего народа и иностранной помощи, заложена неизбежность поражения, если оно не прогрессирует; но шансы все-таки были бы еще на его стороне, если бы Франция усердно содействовала ему прежде всего своим флотом. Равным образом, чисто военному флоту, каким был французский, свойственно быть сильнейшим в начале военных действий; флот же союзных держав усиливался с каждым днем, ибо его питали обширные ресурсы их торгового судоходства и национального богатства. В 1690 г. соотношение сил все еще склонялось в пользу Франции, но уже не в такой мере, как раньше. Исключительно важным был вопрос, куда направить эту силу.

Имелись два основных пути, отвечавшие двум точкам зрения морской стратегии. Один приводил к прямым действиям против союзного флота, поражение которого, если бы оно было достаточно серьезно, могло бы привести к свержению Вильгельма в Англии; другой путь должен был превратить флот во вспомогательную силу для ирландской кампании. Французский король решился на первый, бесспорно правильный путь; но при этом не было оснований пренебрегать, как он сделал это, важной задачей прекращения сообщения между двумя островами.

Уже в марте месяце он послал большой флот с шеститысячным войском и необходимыми военными припасами, доставленными без затруднений в южные порты Ирландии. Но, выполнив эту операцию, корабли возвратились в Брест и оставались там в бездействии в течение мая и июня, пока снаряжался большой флот под командой графа Турвиля. В течение этих двух месяцев англичане стягивали армию к западному побережью, и 21 июня Вильгельм посадил свои силы в Честере на двести восемьдесят транспортов, которые конвоировались только шестью военными кораблями. 24-го он высадился в Каррикфергусо (Camckfergus), и военные корабли были отпущены для соединения с главными силами английского флота. Соединение, однако, не состоялось, так как корабли Турвиля вышли, между тем, в море и заняли восточную часть Канала. Не может быть ничего поразительнее беспечного отношения обеих воюющих сторон к сношениям их противников с островом в течение всего времени, когда Ирландия была предметом спора; и эта беспечность была особенно непонятна со стороны французов, так как они обладали большими силами и должны были получать весьма точные сведения обо всем происходившем от лиц, не мирившихся с положением дел в Англии.

Эскадре из двадцати пяти фрегатов, поддерживаемой несколькими линейными кораблями, видимо, была поручена служба в канале Св. Георгия, но они никогда не достигали места своего назначения, и только десять из них дошли до Кинсэля (Kinsale) к тому времени, когда Яков потерял все в сражении при Бойне (Boyne). Английские коммуникации ни часу не были в опасности.

Флот Турвиля, состоявший из семидесяти восьми кораблей, в том числе семидесяти линейных, в полном своем составе вышел в море 22 июня, через день после того как Вильгельм сел на корабль. 30-го французы были близ Лизарда, к стыду английского адмирала, эскадра которого стояла у острова Уайт (Wight) в состоянии такой неготовности, что он даже не выслал ни одного сторожевого судна на запад. Он снялся с якоря и, двигаясь вдоль берега к югу, в течение десяти дней соединялся время от времени с другими английскими и голландскими кораблями. Враждебные флоты продолжали двигаться к востоку, нередко замечая друг друга.

Политическое положение в Англии было критическим. Демонстрации якобитов становились все более открытыми, Ирландия уже больше года была охвачена успешным восстанием, и Вильгельм находился теперь там, оставив в Лондоне только королеву. Решительность действий была так необходима, что совет постановил дать сражение французскому флоту и послал соответствующие приказания английскому адмиралу Герберту (Herbert). По получении инструкций, последний вышел в море 10 июля, находясь на ветре (ветер был северо-восточный), построил свой флот в боевую линию и затем спустился для атаки своего противника, который ждал его с обстененными марселями[69]69
  Т. е. почти неподвижно.


[Закрыть] на правом галсе, держа курс на север и восток.

Последовавшее за этим сражение известно под именем сражения при Бичи-Хэде (Beachy Head). Со стороны французов участвовали в бою семьдесят кораблей, со стороны англичан и голландцев – пятьдесят шесть (по их отчетам) или шестьдесят (по отчетам французов). В союзном строе голландцы были в авангарде, английские корабли, под личной командой Герберта, занимали центр, а арьергард был составлен частью из английских, частью из голландских кораблей.

Вот главные фазы сражения:

1) Союзники, будучи на ветре, спустились всем флотом строем фронта. Как обычно, маневр был исполнен плохо, и, как это всегда бывает в таких случаях, авангард попал под огонь неприятеля раньше центра и арьергарда и понес самый большой ущерб.

2) Адмирал Герберт, хотя и будучи главнокомандующим, не сумел атаковать противника с надлежащей энергией, удержав свой центр на слишком большой дистанции от него. Союзные авангард и арьергард вступили с неприятелем в близкий бой (план VI, А). Судя по описанию этого маневра союзников, сделанному Полем Гостом[70]70
  Hoste, Naval Tactics.


[Закрыть], адмирал намеревался напасть главным образом на французский арьергард. Для этой цели он приблизил центр к арьергарду и держался на ветре на большой дистанции от французов, чтобы помешать им повернуть на другой галс и поставить арьергард между двух огней. Если это действительно так, то его план, в целом довольно целесообразный, был ошибочен в деталях, потому что при таком маневре центр составлял большой промежуток между собой и авангардом. Ему следовало бы атаковать, как сделал это Рюйтер под Текселем, такое число арьергардных кораблей противника, с каким он мог справиться, поручив в то же время своему авангарду отвлечь французский авангард. Можно допустить, что адмирал, который из-за меньшей численности своего флота не может развернуть такую длинную и сомкнутую линию, как неприятель, не должен позволять последнему охватить свой флот; но он должен стремиться к своей цели не путем оставления большого промежутка в центре, как это сделал Герберт, а путем увеличения интервала между отдельными судами авангарда. Союзный флот дал неприятелю возможность обойти его с двух сторон, с авангарда и с центра, которые и были атакованы.

3) Командир французского авангарда, видя, что голландская эскадра близка к его линии и больше пострадала, чем его корабли, послал вперед шесть своих головных кораблей, которые повернули затем на другой галс, поставив этим голландцев между двух огней (план VI, В).

В то же время Турвиль, не имея противника в центре, ибо ему удалось отбить атаку головного отряда неприятельского центра, выдвинул вперед свои головные корабли, которые диспозиция Герберта оставила свободными, и эти свежие корабли усилили атаку голландского арьергарда (В).

Это повело к общей свалке (mêlée) в головах линий, причем голландцы, как слабейшие из противников, сильно пострадали. К счастью для союзников, ветер стих; и пока сам Турвиль и другие французские корабли спускали шлюпки, чтобы выбраться на буксире в надлежащую позицию, союзники догадались отдать якоря при полных парусах; а затем, прежде чем Турвиль успел разобраться в положении, отлив, действовавший в юго-западном направлении, вывел его флот из сражения. Он вынужден был стать на якорь в одной лиге от неприятеля.

В девять часов пополудни, когда начался прилив, союзники подняли якоря и легли на ост. Многие их корабли были так сильно повреждены, что, согласно английским описаниям, решено было скорее потопить потерявшие управление корабли, чем рисковать новым общим столкновением.

Турвиль преследовал их; но, вместо того чтобы предпринять общую погоню, он сохранял боевую линию, сведя скорость флота к скорости самого тихоходного из кораблей. Рассмотренный случай был именно таким, в котором свалка (mêlée) позволительна или даже прямо обязательна. Неприятеля, разбитого и бегущего, должно преследовать с возможной энергией, заботясь о сохранении порядка лишь настолько, насколько это необходимо, чтобы последующие корабли не лишались взаимной поддержки, условие, которое никоим образом не требует таких относительных координат и дистанций, какие требуются в начале или в середине хорошо руководимого боя. Неумение понять необходимость общего преследования указывает на неполноценность Турвиля как флотоводца, и это выявилось, так сказать, в лучший момент его карьеры. Ему уже больше никогда не представлялось такого случая, как это первое большое генеральное сражение, в котором он был главнокомандующим и исход которого Гост, бывший на флагманском корабле, называет самой полной морской победой из всех когда-либо одержанных. В то время она действительно была такой – самой полной, но не самой решительной, какой она, пожалуй, могла бы быть. Согласно Госту, французы не потеряли не только ни одного корабля, но даже ни одной шлюпки; и это обстоятельство, если оно соответствует действительности, делает еще более непростительной вялость преследования ими союзников, которые, посадив на мель шестнадцать своих кораблей, сожгли их на виду у неприятеля, гнавшегося за ними до Доунса. Английские писатели упоминают, впрочем, о потере союзниками только восьми кораблей – оценка, может быть, настолько же уклоняющаяся от истины в одну сторону, насколько оценка французов – в другую. Герберт ввел свой флот в Темзу и помешал неприятелю продолжать преследование, сняв фарватерные буи[71]71
  Ледиард говорит, что приказание снять буи не было исполнено (Naval History, vol. II, p. 636).


[Закрыть].

Имя Турвиля – единственное великое историческое имя среди моряков, участвовавших в этой войне, если мы исключим прославленных приватиров, во главе которых стоял Жан Барт. Между английскими моряками, командовавшими эскадрами, – людьми храбрыми и предприимчивыми, – нет, однако, ни одного, за кем можно было бы признать исключительные заслуги. Турвиль, прослуживший к тому времени во флоте почти тридцать лет, был одновременно и моряком, и военным человеком. С замечательным мужеством, поразительные примеры которого он часто давал в своей юности, Турвиль соединял боевой опыт, накопленный всюду, где только появлялся французский флаг: в англо-голландской войне, в Средиземном море и в борьбе с варварийскими пиратами. Достигнув чина адмирала, он лично командовал всеми крупнейшими флотами, посылавшимися в море в первые годы этой войны, и внес в командование научное знание тактики, основанное как на теории, так и на опыте и соединившееся с тем практическим знакомством с морским делом, которое необходимо для того, чтобы применять тактические принципы к маневрированию флота в океане. Но при всех этих высоких качествах ему, кажется, недоставало того, в чем так нуждаются многие воины, а именно – способности принимать на себя большую ответственность[72]72
  Сеньелей, французский морской министр того времени, назвал его «poltron de tête, mais pas de coeur» (трусом головой, но не сердцем).


[Закрыть]. Его осторожность в преследовании союзников после сражения при Бичи-Хэде объясняется, хотя это и не кажется так с первого взгляда, той же чертой его характера, которая заставила его два года спустя, при Ля Хуге, вести свой флот на почти верную гибель, потому что он не смел ослушаться лежавшего у него в кармане приказания короля. Он был достаточно храбр, чтобы исполнить все, что ему было поручено, но недостаточно силен, чтобы нести самое тяжелое бремя. Турвиль действительно был предтечей осторожных и искусных тактиков наступавшей тогда эры, но все-таки в нем еще было нечто от горячности, которая характеризовала пылких и храбрых флотоводцев семнадцатого столетия. Он без сомнения считал после Бичи-Хэда, что действовал очень хорошо, и мог чувствовать удовлетворение; но он не смог бы действовать так, если бы проникся чувствами Нельсона, когда тот говорил: «Если мы взяли десять кораблей неприятеля, а одиннадцатый упустили, хотя могли бы взять и его, то я никогда не сказал бы, что мы провели день хорошо».

Через день после морского сражения при Бичи-Хэде, с его большими, но все-таки частными результатами, дело Якова II было проиграно на суше – в Ирландии. Армия, переброску которой Вильгельму было дозволено совершить беспрепятственно, оказалась количественно и качественно сильнее армии Якова, а сам Вильгельм превосходил, как вождь, экс-короля. Людовик XIV советовал Якову уклониться от решительного сражения, удалившись, если это будет необходимо, в Шаннон – в глубь страны, всецело ему преданной. Но требовать от него оставления столицы после почти годичного пребывания в ней, невзирая на моральные последствия такого шага, – значило просить очень многого. Было бы гораздо целесообразнее помешать высадке Вильгельма. Яков решился прикрыть Дублин, заняв долину реки Бойн (Boyne), и здесь произошла встреча двух армий, окончившаяся полным поражением Якова. Сам король бежал в Кинсэль, где из всех фрегатов, предназначавшихся для контроля над каналом Св. Георгия, нашел всего десять. Под прикрытием этой эскадры он опять бежал во Францию и просил там Людовика помочь ему довести до конца победу при Бичи-Хэде, высадив его с другой французской армией в самой Англии. Людовик сердито отказал и распорядился о немедленном отозвании из Ирландии войск, все еще остававшихся там.

Шансы на восстание в пользу Якова II, по крайней мере на берегах Канала, если и существовали, то во всяком случае были сильно преувеличены его собственным воображением. После отступления союзного флота на Темзу Турвиль, согласно данным ему инструкциям, произвел несколько демонстраций в южной Англии, но безрезультатно, так как они не вызвали никакого проявления приверженности делу Стюартов.

В Ирландии обстоятельства сложились иначе. Ирландская армия, с французским контингентом ее, отступила после сражения при Бойне к Шаннону и здесь опять расположилась лагерем. Между тем Людовик, вопреки своему первому суровому побуждению, продолжал посылать туда подкрепления и припасы. Но возраставшие требования континентальной войны не позволили ему продолжать оказание достаточной помощи Ирландии, и немногим более года спустя война там закончилась поражением Агрима (Aghrim) и капитуляцией Лимерика (Limerick). Сражение при Бойне, которое вследствие особой религиозной окраски его приобрело несколько раздутую известность, может считаться тем моментом, когда английская корона прочно утвердилась на голове Вильгельма. Тем не менее будет точнее сказать, что успех Вильгельма, а с ним и успех борьбы Европы против Людовика XIV в войне Аугсбургской лиги был вызван ошибками и неудачей французской морской кампании 1690 г., несмотря на то что в этой кампании французы одержали над англичанами самую выдающуюся морскую победу из всех когда-либо одержанных ими. Что касается выдающихся сухопутных операций, то по поводу их любопытно заметить, что Турвиль вышел в море через день после того, как Вильгельм оставил Честер, и достиг Бичи-Хэда за день до сражения при Бойне; но действительное упущение заключается в том, что Вильгельму было позволено беспрепятственно переправить морем такой большой отряд войск. Может быть, для французской политики была выгодна высадка его в Ирландии – но не с такой большой силой за спиною. Результатом ирландской кампании было прочное утверждение Вильгельма на английском престоле и укрепление англо-голландского союза… И соединение двух морских народов под одной короной было, – вследствие их коммерческих и мореходных способностей, а также богатств, извлекавшихся ими из моря, залогом успешного ведения войны их союзниками на континенте.