Текст книги "Аддикт. Кризалис"

VI

– Боря?

– Все хорошо. Я рядом.

– Почему так темно?

– Я просто хочу, чтобы ты кое-что узнала…

* * *

Декабрь 2010

Москва

Борис потер глаза. В крошечной комнатушке, лишенной окон, царил полумрак. Если бы не часы над дверью, Серебров решил бы, что сейчас глубокая ночь и можно еще пару часов поспать.

Широко зевнув, молодой охотник поежился и покосился на дверь, где висел исчерканный календарь за две тысячи десятый год. Еще день – и его отпустят на праздники – долгожданные полторы недели отпуска. Стажерам повезло – их отпускали с дежурства.

Боря с удивлением заметил, что почти все сотрудники «Ока» мрачно предвкушали грядущие торжества по случаю Нового года. Огромное количество алкоголя, встречи с родственниками и друзьями, которые частенько приводили к ссорам, эмоциональным всплескам… Не говоря уж о возрастающем количестве суицидников.

В общем, справлять умели.

До нынешнего года Серебров пережидал праздники в академическом и не совсем понимал всеобщее волнение. Так или иначе, смысл бояться заранее?

Если станет совсем плохо, можно приехать в отдел. Я и так здесь почти живу. Свинарник бы прибрать, и можно кидать перед дверью коврик с надписью «дом, милый дом», или «вы кто такие?», или что там обычно пишут?

Боря огляделся. Повсюду валялись бумаги, файлы и папки. Они лежали стопками на подвесных полках, на шкафу для одежды, под двумя рабочими столами. Вперемешку с книгами, журналами, картами города, рекламными листовками и этикетками от лапши быстрого приготовления. Серебров кое-как расчистил свое рабочее место и диван. На этом потертом ложе, которое втащили в комнату, скорее всего, благодаря «уличной магии», Борис тщетно пытался уснуть, прикрываясь кожаной курткой.

Вроде недавно половину хлама вынес в архив…

Серебров покосился на стол наставника, откуда «расползался» хаос.

Над горой макулатуры возвышалась неустойчивая колонна документов с торчащими во все стороны листами. Чтобы она не завалилась, Киреев подпер бумаги старой печатной машинкой. Уголки папок пестрели разноцветными ярлыками – порой по два-три, небрежно налепленными друг на друга. Расшифровки маркировок он расписал на ватмане и повесил над столом. Только в пометках ни черта нельзя было разобрать – надписи, как краски на картине маслом, шли в несколько слоев. Синий маркер поверх красного, поправка на поправке. Часть ватмана Киреев вообще разрисовал мультяшными персонажами. Видимо, для наглядности.

Гомер Симпсон, жующий пончик, рядом с пометкой, где искать дела о гулях, или Джонни Браво около Луксуров-парней выглядели дико.

Сначала Киреев показался Борису странным, но, поработав и приглядевшись, охотник понял, что еще никогда в жизни так не ошибался.

Константин Александрович был не странным, а долбанутым на голову.

На часах было уже девять двадцать, но кресло наставника все еще пустовало.

Через десять минут планерка…

– Может, он заблудился и не приедет, – зевая, пробормотал под нос Боря. В последнее время один вид Киреева раздражал. Всякий раз, стоило наставнику появиться в поле зрения, Борис получал по шее. Все последние дела были… «неадекватными», будто Киреев подбирал их с особой тщательностью. Перед началом каждого задания наставник незаметно удалялся, а Борис разбирался в одиночку. С блюющим пьяным подростком – гулем, Луксуром – парнем в окружении истеричных девиц, вытаскивал многотонного мужика – Акида из сауны…

И как только Борис заканчивал исцеление и начинал стирать меловой круг, наставник возвращался, и с наигранным удивлением, разве что не хлопая в ладоши, говорил: «Ого, ты так быстро справился? Ну давай заполняй бумажки, а я кофейку пойду выпью».

Борис сомневался, что выдержит хотя бы еще одно такое дело.

Вопреки ожиданиям Киреев все-таки появился.

– Доброе утро, – охотник ввалился в кабинет, с трудом сдерживая зевок. Борис бросил на него неодобрительный взгляд: не нужно быть Шерлоком Холмсом, чтобы понять, почему наставник опоздал. Наспех зачесанные волосы, на лице щетина, футболка выглядит так, будто ее тщательно и долго жевали. Разве что перегаром не несло для полноты картины или Борис просто не чувствовал.

Сразу видно: трудоголик, образцовый работник.

И конечно же, на глазах огромные солнцезащитные очки.

Декабрь… скрывать красные глаза в декабре солнцезащитными очками?!

Борис не сдержался: прижал ладонь к лицу и отвернулся – лишь бы не смотреть на человека, который по какому-то невероятному недоразумению стал его наставником. Заканчивая обучение, Серебров надеялся работать с опытным охотником, спокойным, рассудительным, строгим, следующим правилам.

Нехорошее предчувствие у будущего оперативника возникло почти сразу, когда ему объявили имя наставника, но ни одного адекватного аргумента против Борис сформулировать не смог.

Выпуск две тысячи десятого до сих пор вспоминал, как Серебров озверел на занятии по отработке знака на успокоение: перепрыгнул через преграду и разбил нос охотнику, который пришел на тренировку. Сам Борис плохо помнил этот момент – на несколько секунд гнев затмил разум. Этого хватило, чтобы потерять контроль. Зато хорошо помнился разъяренный взгляд Константина Киреева и сильный удар. Казалось, из легких разом выбили весь воздух. Полет через аудиторию и ощутимый удар о стену. Так студенты третьего курса раньше времени узнали, как работает телекинез охотников и зачем кабинет обили матами по периметру.

За лето, проведенное под «крылом» Киреева, Серебров понял, в чем охотник мог действительно виртуозно наставлять. Правда, подобные дисциплины работники «Ока» не только не изучали, но и в целом считали чем-то выходящим за рамки дозволенного.

Самое обидное, что рядом был пример адекватного охотника – Константин Валер. Лучший друг Киреева периодически заходил в отдел на чашку кофе, перекинуться парой фраз. Борис гадал, как вообще эти два человека могли стать друзьями? Разве что в детстве оба оказались на необитаемом острове и им пришлось сдружиться.

В таком случае все логично: их общение можно списать на посттравматический синдром.

А еще Борис искренне не мог понять, почему все вокруг обожали Киреева.

Ну хорошо, не обожали, конечно, но относились очень тепло.

Любимчик всего «Юга», он мог пинком открыть любую дверь, и вместо логичного вопроса «парень, ты сдурел?» его бы спросили «Костенька, не ушиб ножку?».

И черт его знает почему. Что было в нем такого особенного?

Может, Киреев нормальный? Тогда почему со стажером ведет себя как безответственный претенциозный кретин? Не может же человек до сих пор мстить из-за инцидента почти двухлетней давности? Нормальный точно не может.

– Ты давно здесь? – Константин захлопнул дверь, подошел к шкафу и достал чехол с запасной формой.

– С девяти, – хмуро ответил Борис.

– О, молодец, я же говорил, нефиг на эту службу вовремя таскаться… – Киреев отчаянно бился с молнией.

– Я здесь с девяти вечера, – отчеканил Серебров, едва справляющийся с возмущением. Внешне он не изменился, но внутри все клокотало от гнева.

– Зачем? – искренне удивился Киреев.

Чтобы не вскочить и не заорать на вышестоящего, а Киреев как-никак – в его случае скорее «никак» – был руководителем, Борис глубоко вздохнул. Если Константин Александрович искренне считал, что сможет косить под идиота и Борис на это купится, то следовало подумать еще раз. Киреев, похоже, смекнул и спросил:

– Я забыл тебе сказать, что у нас поменяли смены?

– Забыли.

– Ну… – Киреев резко рванул металлическую «собачку» на молнии, раздался противный треск. – Твою налево… А чего домой не поехал?

– Я пытался, – Борис выразительно посмотрел на толстую папку с бумагами, которые ему пришлось заполнять. – Но Ульяна Владимировна была против.

Обиднее всего было то, что Серебров оформлял документы строго по инструкциям наставника, а вчера вечером начальница архива выкатила ему сотню замечаний.

Полночи молодой охотник исправлял отчеты под занудные поучения. У женщины явно имелся зуб на Киреева, но до него добраться она не могла, потому гарпия и вцепилась в стажера. Так что все наставления сводились к одному: «хватит с Южного отдела одного раздолбая».

Когда Борис закончил, часы показывали почти пять утра. Рука неимоверно болела от писанины. Разминая ноющую кисть, Серебров прикинул, что даже если успеет доехать до съемной квартиры минут за сорок, уже в семь нужно собираться назад.

– Вот стерва, – пробормотал Киреев. То ли Ульяне Владимировне, то ли молнии. – Не обращай внимания. У нас на «Юге» текучка большая, так что пока у тебя нет значка, все кому не лень будут тебя пинать. Кстати, сгоняй мне за кофеем, а? И тебе лишним не будет. Там до планерки скоро?

Борис ничего не ответил и быстро пошел в столовую. Еще одно слово – и он выплеснет этот чертов кофе наставнику в лицо.

Пока стажер насыпал в чашку быстрорастворимые гранулы, правда, исключительно себе, несколько коллег предупредили новичка, что начальство не в духе и лучше не опаздывать.

У Сереброва появилась странная идея… такая навязчивая, но приятная – немного встряхнуть господина Киреева.

Придумать, как отплатить той же монетой.

Задумавшись, Боря не заметил, как подошла его коллега – Светлана Чернова.

Света обладала эффектной внешностью, прекрасно знала об этом и умела пользоваться. Даже когда охотница пыталась казаться милой – смеялась и флиртовала, – в ее темных глазах плясали бесенята. Если повестись на такую игру, то можно влипнуть в неприятности. Абсолютно все в отделе знали, чья она женщина, и это придавало ей самой особый статус в глазах окружающих.

В общем, порой Света малость наглела.

Коллега обворожительно улыбнулась, поправила волосы – сегодня она заплела длинную косу – и протянула:

– Доброе утро. А где наставник?

– Одевается…

Света выразительно подняла одну бровь.

– Ну… он переодевается, – Боря смутился. Поняв, что без труда загнала парня в краску, Чернова рассмеялась:

– Да ладно, ладно. Шучу. Я видела, как он забежал в отдел минут пять назад. Даже не поздоровался. Как тебе работается, кстати? Костя не мучает? Ты, если что, говори.

– Кому? – хмуро отозвался Борис.

– Ну, хотя бы мне, – пожала плечами Света. – Ладно, не переживай. Все хорошо. Знаешь, может, оно и к лучшему, что ты не попадаешь под его влияние. От Киреева одни неприятности и приключения на пятую точку. Оно тебе нужно? Работай спокойно, никуда не влезай, получишь значок, и будет тебе счастье.

– Счастье… – покачал головой Серебров. Хотя идея получить поскорее значок выглядела заманчиво. В среднем охотники проходили стажировку за год, но если поднажать, кто знает? Брать дела посложнее. С заполнением документов Серебров разобрался, Кирееву вообще было плевать.

Звучит вполне правдоподобно. А уходя, высказать все, что накипело.

– О, кофе, – Киреев, не дождавшись подопечного, забежал на кухню, на ходу застегивая верхние пуговицы рубашки. Он бесцеремонно забрал кружку из рук Бориса и тут же сосредоточил все внимание на Свете.

– Доброе утро, Кис. О чем болтаете?

– Да так, узнаю, не обижаешь ли мальчика.

– Его попробуй обидеть. Бо, чего встал? Иди в зал.

Серебров насупился. Всю дорогу из-за спины доносилось воркование Светы и Киреева.

Как от этого тошнило! Наставник не только плевал на правила, но и делал это с особой наглостью.

В зале, где проводились планерки, было многолюдно и невероятно душно – погода для декабря слишком теплая, а топили как при минус двадцати. Техники, заведовавшие бойлерной, уже неделю обещали разобраться, а пока сотрудники не придумали ничего лучше, чем переодеться в летнюю форму. Начальство, также изнывавшее от жары, закрывало на это глаза.

Несколько рядов сидений были забиты оперативниками, заступившими на дневное дежурство: они о чем-то переговаривались, посматривая на выведенную на экране карту. Коля, новый администратор, только окончивший аналитический, уже включил проектор и проверял презентацию.

Борис сел в первом ряду, практически в гордом одиночестве. Киреев и Света – за ним.

– Эти сиденья будто из кинотеатра «Художественный» притащили, – ворчала она, устраиваясь.

– Хочешь в кино? – негромко спросил Костя.

– Ну уж нет. Даже не пытайся увильнуть. Я приезжаю к тебе вечером, поздравляю с днем рождения, это плавно перетекает в празднование Нового года…

– Да, сраный ужин. Помню.

– Не «сраный», а романтический.

В зал зашел начальник. Киреев и Света ненадолго замолкли. Оглядев присутствующих, Сергей Смельцов поднялся на невысокую сцену.

– Доброе утро, – сухо начал он. Стандартная фраза, стандартное выражение лица, будто мужчина борется с головной болью.

Смельцов нажал кнопку на пульте, и за его спиной появилось изображение карты ближайшего Подмосковья.

– Сегодня мы начнем с происшествия на юго-западе…

Светлана и Костя, убедившись, что ничего интересного, как минимум для них, не происходит, продолжили:

– Ты обещал, – прошептала девушка.

– Обещал – будет, Кис. Не переживай. Ризотто, сибас, что там… свечи.

– И никаких приключений, – голос Светы прозвучал слишком резко.

– Да, я помню… черт… – Киреев резко подскочил, ударив по креслу Сереброва. На счастье Кости, начальник отвернулся к карте, что-то показывая. Борис, обернувшись, заметил свежее пятно от кофе на светло-серой рубашке.

«Незамедлительная карма» в действии.

Киреев незаметно вышел из зала.

– Вызов поступил поздно, – продолжал начальник, – ночные не успели разобраться. Нападение аддикта класса IR на человека, дело передали в спешке, ориентировочно оно отмечено «желтым», помимо этого главная сложность…

– Сергей Сергеевич, – один из охотников с заднего ряда поднял руку. – Это же за МКАД. Почему нам? Че, они сами там не могут?

– Липин, – начальник метнул злой взгляд. Похоже, он действительно был не в настроении. – Насколько я помню, ты сегодня вообще в патруле. Можешь собираться, а не греть уши.

– Но…

– Живо. Вот буду я тебе сейчас лично объяснять, как и почему передали. Так, продолжим… раз речь идет о Подмосковье, скорее всего, с момента столкновения жертвы и аддикта прошло около трех часов. А в нашем случае это означает…

Но продолжить не удалось.

– Что такое, Серебров?

Борис сам не заметил, что поднял руку.

Как на уроке.

От взгляда других охотников стало неловко. Не говоря уже о пинке по спинке кресла от Светланы, сидевшей сзади. Борис стерпел. Начальник говорил о деле, о настоящем деле, а не баловстве.

Стажер уверенно сказал:

– Мы поедем. Я и Константин Александрович.

– Киреева здесь даже нет.

– Он вышел. Попросил меня взять дело.

И словно в ответ, Константин Киреев открыл дверь и как-то неуверенно оглянулся.

– Что, Константин Александрович, стажера переучиваете на личного секретаря?

– Да нет вроде.

Начальник внимательно осмотрел Киреева.

– Вы в курсе, что тут у нас происходит?

– Абсолютно, – кивнул Костя.

– И полностью готовы?

– Вполне, – Киреев уверенно делал вид, что понимает, о чем разговор. Смельцов кивнул:

– Ну хорошо. Можете собираться.

Сергей Сергеевич протянул Сереброву папку с желтой маркировкой.

– Куда? – опешил Киреев.

Борис поднялся и забрал документы.

– В Захарьино, – ответил начальник. – Отчет жду сегодня же вечером. Нормальный отчет.

Серебров вышел из зала, минуя растерянного наставника.

Да, такое лицо дорогого стоит: смесь непонимания, удивления и плохо сдерживаемого раздражения.

Киреев вышел следом и остановил Бориса в коридоре, выдернув из руки папку.

– Что за хрень? Почему не отказался от дела?

– Я его попросил, – с вызовом ответил охотник.

* * *

Лиля слабо понимала, что происходило… будто кто-то перематывал пленку. То ли Борис не считал это важным, то ли воспоминания смазались.

Стажер и наставник переругались, собираясь, спорили по пути в машине. Но самое жуткое произошло, когда охотники переступили порог участка, где жил аддикт.

Даже в воспоминаниях это ощущалось очень ярко.

Цветкова услышала звон стекла, когда Федор Никодимович Пивиков выкинулся из окна. Перед глазами заплясали строчки из отчета, которые охотница еще недавно торжественно зачитывала в столовой: «При приближении оперативников к дому Федор Никодимович, восьмидесяти лет от роду, ловко выпрыгнул из окна и поспешил в сторону оврага. Мы начали преследование…»

* * *

Подобие дороги давно кончилось. Борис прыгал по вязкой грязи, с трудом удерживая равновесие. Стажер потерял из поля зрения наставника – такое бывало, когда он шел по следу, – но не обращал на это ни малейшего внимания. Уж кто-кто, а Киреев точно не пропадет без Бориса Сереброва.

Охотники никак не ждали от деда такой прыти. В деле описывался полоумный старик, размахивающий топором. Борис предполагал, что их ждет злобный матерящийся пенсионер, а остальную картинку завершила излучаемая аддиктами «эманация ужаса», но…

Стоило насторожиться у брошенной машины.

Лес за домиком был негустой, но заваленный валежником. Дедок, проживший в деревне всю жизнь и хорошо знавший окрестности, легко скрылся.

Борис прищурился, переходя на зрение охотника, и нашел след.

В такие минуты он сосредотачивался на длинных нитях – следах ауры, – которые вели прямо к аддикту. Образы были настолько яркими, что порой казалось – он мог дотронуться до них, заставляя дрожать не только тонкие паутинки, но и их хозяина. Он мог рассказать по ним многое: в каком состоянии был человек, проходя то или иное место, в каком направлении шел.

Боря твердо знал: еще несколько лет тренировок и вместо нитей он будет видеть полноценные фантомы.

Как пряди судьбы из греческих мифов или вроде того.

Разглядеть нити для Сереброва не составляло труда, но стоило не вовремя моргнуть – изображение пропадало. Приходилось полностью концентрироваться на следе.

Свежие ярко-красные нити, сочившиеся энергией, приковывали к себе взгляд. Они утолщались, вибрировали… еще секунда – и охотник настигнет аддикта!

– Эй! Стой!

Сереброва бесцеремонно вырвали из медитативного состояния. Неприятно. Все равно что получить удар по голове мешком. Стажер хотел возмутиться, но разглядел ветку, направленную в глаз.

Еще пара шагов и…

Охотника передернуло.

– Нормально, – Киреев отпустил его. – Где след оборвался?

Борис не ответил: за спиной наставника выросла черная фигура.

Стажер, не думая, отпихнул коллегу в сторону. Старик, проведя грязными пальцами в воздухе, застыл. Воспользовавшись заминкой, Борис схватил его за руку и, перекинув через себя, ощутимо ударил о землю. Что-то хрустнуло, старик взвыл от боли.

Но даже после такого аддикт не отрубился, а вырывался, клацая зубами, как бешеный зверь. Вытаращенные глаза блестели.

В какой-то миг он выскользнул из захвата, кинулся вновь, метя в горло молодого человека, но… оцепенел.

Аддикт застыл в воздухе, выгнувшись назад.

Это сделал Киреев.

Борис не понимал, как охотник удерживал аддикта – искрящийся на пальцах знак был незнаком.

Какой-то сложный вид телекинеза?

Лоб Кости покрылся испариной, кожа побелела, но он держал.

– Живо, успокой его! – скомандовал наставник.

Борис кивнул и зажег на кончиках пальцев базовый знак.

Старик перестал сопротивляться и обмяк.

Киреев осторожно уложил его на землю.

– На грязи мы ничего не сделаем. Придется возвращаться и нести его.

Борис кивнул. Морщась, он закинул руку старика на шею. Киреев метнул раздраженный взгляд на подопечного:

– Бо, рожу попроще сделай, – раздраженно дернул плечом Киреев. – Ты сам сюда полез. И отрабатывать приемы на старике было не обязательно. Ты охотник или кто?

Борис потупился.

– Он напал.

– Конечно, напал. Он в амоке. У него мозг сейчас на это заточен. Инструкции ты любишь, но, видимо, исключительно на бумаге.

Вытаскивать старика из оврага по скользкой грязи было сложно. Даже под успокоением аддикт морщился от боли. Киреев остановился.

– Посиди здесь, держи его. Я сейчас.

Борис остался со стариком, удерживая знак. Он чувствовал, как искры, еще недавно согревавшие его, начали тянуть силы. Сначала медленно, потом быстрее.

Как вода в умывальнике.

Киреев вернулся с аптечкой из багажника – значит, успел добраться до машины. Охотник осмотрел старика, наложил шину на руку, а затем соорудил носилки. То, как охотник возился со стариком, поразило Сереброва.

– Класс IR, самый гадкий из всех. Помнишь, когда ты потерял голову на занятии? Так это хуже. Там у тебя была вспышка, а здесь представь себе постоянную ярость. Ты не контролируешь себя. Пытаешься осознать, но не можешь, а злость поглощает. Убивает, – рассказывая, Киреев уложил аддикта на носилки. – Ладно, попробуем перебежками. Как только увидишь, что он приходит в себя, останавливаемся. Понял?

Борис кивнул.

В доме стоял неприятный запах. Затхлый. Душный. Липкий. Такой же исходил от одежды старика.

– Давай здесь, – скомандовал Киреев, укладывая аддикта на пол. – Я начерчу круг, а ты…

Борис не слышал шагов.

Аура ярко сверкнула красной вспышкой совсем рядом.

Взвизгнув, старуха со всей силы опустила огромный топор.

Проржавевший металл вошел в пол, где секунду назад была нога Сереброва. Киреев успел оттолкнуть стажера и зажег знак.

Старуха, раскрыв рот, застыла в воздухе.

Оцепенела.

– Держи! – гаркнул Киреев. Серебров тряхнул головой, зажег искры и погрузил задвигавшегося старика в сон.

– Разберись с ним, а я с ней.

Серебров не узнавал наставника: максимально сосредоточенный, серьезный, опасный. Не было смешков или дурацких шуточек. Его глаза блестели. Охотник медленно нарисовал в воздухе знак телекинеза и оттолкнул женщину в другую часть дома – кухню, если ее так можно было назвать. Комната была разделена на две части замызганной шторой. Охотник, заметив странную тень, отдернул занавесь и отвернулся, выругавшись. Борис, подняв голову, опешил.

– Это… – начал он в ужасе, но продолжила старуха – телекинез ослаб и женщина заговорила:

– Свинина. Запасаем свежую свинину.

Подавив приступ тошноты при виде человеческих останков, Борис начал чертить круг. Перед глазами стояла картина: скрюченная рука, торчащая из эмалированного таза.

Этим самым топором…

Борис выдернул застрявший в полу инструмент, мешавший чертить, и выкинул подальше. Если бы не Киреев, кто знает, может, через полчаса из какого-нибудь окровавленного ведра вместе с тряпками торчала бы его собственная конечность.

Вскоре из кухни послышались всхлипы. Женщина, сжавшись, отползла в ближайший угол. К ней возвращалась память, обрывками, а вместе с этим и осознание того, что она сотворила несколько часов назад.

Едва Борис активировал рисунок на полу и коснулся старика, как сияние потухло. Стажер тупо посмотрел на круг.

Все верно. Но… почему не работает? Он же не успел ничего сделать.

Как Серебров ни пытался, круг не зажигался.

Борис дрожащей рукой коснулся шеи старика – пульса не было. Глаза остекленели.

– Не выдержал, – с грустью проговорил Киреев, подходя к стажеру. – Боюсь, со второй тоже не так гладко, но, может, наши мозгоправы помогут.

– Что? Но я думал…

– Что при исцелении удаляются и все последствия аддикции? Ну вот видишь. На самом деле все гораздо сложнее. Особенно для стариков и детей. Особенно в амоке. Этого следовало ожидать. Перегрузки, остаточные воспоминания, ранения – они остаются с людьми. При реабилитации учат с этим жить.

Костя наклонился и осторожно прикрыл глаза старику.

– А бывает, что после исцеления организм истощен и человек впадает в кому. Превращается в овощ, живущий на аппаратах. Так случилось то ли с дочкой, то ли с племянницей одного спеца. Не суть. Главное, что при всех наших силах нам порой нужен опыт, чтобы помочь правильно. Помни об этом, ладно?

– Это из-за меня?

– Нет. Не справился бы ни я, ни кто-то другой, – Киреев внезапно достал из кармана куртки небольшой кубик Рубика и протянул Борису. – Вот, поможет восстановиться. Тебе нужно. Только не увлекайся.

Охотники вернулись в отдел, когда стемнело. Пришлось дожидаться врачей и спецов, чтобы рассказать о произошедшем. Охотникам из «Центрального» предстояла встреча с милицией. Аддикты, даже не понимая до конца, что делают, убили человека, а о таких случаях полагалось сообщать представителям власти.

И все это время, пока наставник и стажер дожидались подмоги, Киреев не отходил от женщины, пытался успокоить ее.

По дороге домой Костя помалкивал, будто злился. Борис был уверен, что на него, но, к удивлению стажера, наставник сказал:

– Прости, что вспылил, и спасибо. Ну, что там в лесу оттолкнул. Черт его знает, чем это могло закончиться. Может, дедок нанизал бы меня на ту самую ветку.

– Тебе спасибо, – отозвался Борис, мысленно выдыхая.

Киреев мрачно усмехнулся:

– Спорим, уже к вечеру в интернете появятся первые заметки о «стариках-маньяках» из подмосковной деревни? Чертовы аналитики. Ни хрена не проверяют и кидают нам. Повезло, ничего не скажешь, а ведь один удар – и все… Неудачно я выбрал недельку, чтобы бросить материться. Приедем, и я все им выскажу…

– И я, – начал Борис, но Киреев его осек.

– Не стоит. У меня с ними уже давно война, так что лучше побуду красной тряпкой. А тебе еще работать, карьеру делать. Первым делом Бориса и Киреева вызвали «на ковер», но Костя, отпустив стажера в душ, ушел говорить с руководством сам.

Борис минут сорок мылился снова и снова, пытаясь стереть с себя отвратный запах, грязь и кровь. А еще просто прийти в себя. Жаль, чувство вины так легко не заглушить.

Стоило стажеру выйти из лифта на своем этаже, как он услышал громкий крик из кабинета начальства. Орали все, но громче всех – Киреев.

– Да вы совсем ополоумели!

– Это не отчет, а матерная отписка, – начальница архива ударила по столу. – Я не буду это принимать! Сколько можно? Сергей Сергеевич, ваш сотрудник…

– Да мне плевать! Буквоеды гребаные. В маркировках разберитесь уже! Какой, к черту, «желтый»? Там было два аддикта! Моему стажеру чуть башку не снесли…

– Сергей Сергеевич, я не могу! Это переходит все границы…

Слова стало разбирать сложнее, Серебров подошел поближе к двери.

– Лучше не суйся, – тихо сказала секретарь, стоявшая рядом. – Они уже так давно…

Дверь распахнулась, будто ее саданули ногой. Костя Киреев, разъяренный не хуже любого Амока, демонстративно разорвал отчет и кинул мелкие кусочки в воздух как конфетти.

– Эй! Киреев, дверь новую будешь ставить… – начала было секретарь, но охотник не слушал.

Заметив Сереброва, наставник мотнул головой в сторону кабинета.

Закрывшись в каморке, Киреев, не стесняясь в выражениях, высказал все, что думает по поводу руководства. Борис лишь кивал, сидя на диване и опасаясь вставить слово.

Наконец наставник выдохнул, сел за стол, выудил из кипы бумаг бланк и начал заполнять.

– Может, это мне сделать? – осторожно уточнил Борис.

– Нет. Езжай домой. У меня явно будет долгая ночь.

– Ладно, – Борис чувствовал себя неловко, но спорить не стал. Он уже подошел к дверям, как вспомнил про кубик. Вытащив из кармана брелок, парень хотел вернуть, но Киреев остановил его:

– Оставь себе, Бо. Пригодится. Считай подарком на Новый год.

Борис задумчиво посмотрел на артефакт.

– Спасибо. Теперь до десятого, да?

– Ага.

– Ну… – стажер топтался в дверях. – С наступающим.

– И тебя туда же, – махнул рукой Киреев. Он достал телефон, включил музыку погромче и принялся строчить отчет.