Текст книги "Аддикт. Кризалис"

VII

30 декабря 2010

Москва

Борис Серебров бесцельно бродил по супермаркету, прикидывая, что поставить на праздничный стол, когда позвонил наставник.

– Привет. Ты где? Не занят? Слушай, мне тут срочно нужна бутылка вина. И какая-нибудь губка.

Борис выдохнул. Теперь он еще и курьер. Но с другой стороны – за ним должок.

– Какая?

– Ну я не знаю. Зеленая? В общем, которой стирают полную срань со сковородки. И, может, сода?

– Бутылка какая? – уточнил Серебров.

– А, сейчас пришлю название. И адрес, куда ехать.

Спустя два часа с головной болью после походов по магазинам – нужное вино оказалось не так просто найти в предновогодний день – и поездки в переполненном метро Серебров стоял у подъезда, набирая код. Бордовая дверь квартиры номер шестнадцать оказалась открыта. Борис почему-то ожидал увидеть свинарник, но коридор оказался довольно чистым. Свежий ремонт, недорогая, но хорошая мебель, даже необычные рамки с фотографиями на стенах. Почти на всех – Костя и Света: рафтинг, море, походы. На одной совсем молодые Киреев и Валер на фоне «стены Цоя».

– Это Светка захотела, – пояснил Киреев, выходя с кухни с пустой бутылкой. Охотник выглядел невероятно сонным, даже говорил медленнее обычного из-за постоянных зевков. – Накупила рамочек, украсила, но ее родители заявили, что в приличном доме такое на стены не вешают. Так что они осели здесь. Где их никто и никогда не увидит.

– Ты это просил? – Борис протянул бутылку. Киреев сравнил с той, что была в руке.

– Спасибо. Ты раздевайся, проходи, я что-нибудь налью…

На кухне в нос ударил противный запах гари, не выветрившийся, несмотря на работающую вытяжку и открытое окно. Мойка была завалена посудой, на плите – почерневшие кастрюля и сковорода. По полу рассыпан рис.

– Тут был взрыв?

– Тут был ризотто, чертова итальянская хрень. Надо было пиццу заказать.

– Так что тебе мешает?

– Дело принципа. Светке захотелось романтики. Типа у нас каждый год, начиная с моего дня рождения, какая-то фигня происходит. Ей надоело. В общем, пытаемся делать вид, что мы нормальные.

– Что у вас обычно… Стоп… то есть сегодня у тебя день рождения?

– Да-да, спасибо, – Киреев с шумом поставил чайник, достал из шкафа упаковку чая и сухой мяты. – С тебя подарок. – А вино не считается?

Киреев не ответил – он застыл над заварочным чайником, высыпав почти всю мяту, затем вздрогнул и рассеянно огляделся.

– Ты заснул? – удивился Серебров. – Сколько они тебя вчера держали?

– Да не очень долго. Потом были дела. Так, дай соображу… Светка будет в восемь, сейчас три… Слушай, будь другом, разбуди через час. А то я уже плохо соображаю. Ешь, пей, тупи в «плойку». Час… полтора. Максимум два. Ладно? Или тебе надо куда-то бежать? Там к своей девочке, как ее… – Нина. Она уехала к родителям.

– Замечательно. Я твой должник.

Борису не удалось растолкать Киреева ни через час, ни через полтора, ни через два. Судя по всему, он и рис загубил, заснув. Припомнив, насколько вспыльчива Света Чернова, Серебров вздохнул.

– Я об этом пожалею, – проворчал охотник, возвращаясь на кухню и принимаясь за уборку. Чтобы не заляпать джинсы, стажер накинул передник с героями «Футурамы», как охотник надеялся, Светин. Хотя черт его знает, Борис вполне мог представить и Киреева в чем-то подобном.

– Ладно, меня хотя бы никто не увидит.

Бороться с чернотой в человеческих головах было и вполовину не так трудно, как отскребать пригоревший рис.

Серебров тщетно бился со сковородкой, но казалось, что проще купить новую.

Тогда у охотника появилась «гениальная идея» – он внимательно уставился на поверхность, а затем… на кончиках пальцев загорелись искры – парень начертил знак телекинеза – сковорода отлетела в стену. Точнее, отлетело днище, а ручка осталась в руках ошарашенного Бориса.

– Вот черт… – пробормотал молодой человек, рассматривая свежие трещины на кафеле кухонного «фартука».

О чем он только думал? Может, безумие Киреева заразно?

Даже такой грохот не разбудил наставника. Как и звонок в дверь.

Борис не ожидал увидеть на пороге Валера. Спец в обычной одежде выглядел не менее солидно. Он держал в руках бутылку вина и с удивлением смотрел на Сереброва в фартуке.

– Если бы речь шла не о Кирееве, то это было бы очень странно, – протянул он, заходя. – Так, Гелла, где Воланд?

– Спит.

– Понятно. А ты, стало быть, работаешь сверхурочно?

Борис рассказал, как оказался в квартире наставника, и в качестве доказательства предъявил вино. Валер лишь усмехнулся, сообщив, что для Киреева это нормально, зашел в комнату, где тот спал.

Приглушенный голос и, кажется, звук пинка – через несколько секунд Киреев, как зомби, поплелся в ванную комнату.

– Как только попадаешь в круг друзей Киреева, мир начинает играть новыми красками, – протянул Валер, выходя. – В общем, Добби, ты свободен.

Борис растерянно снял фартук. Он уже потянулся к куртке, как дверь открылась. На пороге стояла Света, сжимая в руках алый подарочный пакет.

Девушка явно была не в романтическом настроении. Чернова напоминала взъерошенную фурию. Она прожигала охотников взглядом, поджав губы и тяжело дыша.

– Привет, Света, – протянул Валер.

– Я знала, что мне не показалось. Господи, это просто филиал «Простоквашино». Дядя Федор, пес, – она посмотрела на Валера, – а теперь еще и кот! Серебров, я думала, ты нормальный и Киреев поймет, что не все будут терпеть его неадекватные выходки. А ты…

Светлана в сердцах метнула пакет в Валера – мужчина рефлекторно поймал.

– С днем рождения, – сквозь зубы процедила она. – Тебе это нужнее.

– Свет, ты перегибаешь палку…

– Даже не начинай. Я знаю, что будет потом. Как и в прошлом году, и год назад. Все всегда так начинается. Я не хочу больше тридцать первого по стройкам и лесам бегать, топить печь сырыми дровами, чтобы отогреть каких-то бомжей, прятаться от Амоков в полуразрушенной церкви… И все начиналось с тебя. Ты приходишь, у Кости появляется «замечательная» идея, и вот мы уже хрен знает где. А с тех пор, как ты ушел в спецотдел, стало совсем весело. А пойдемте ловить маньяков, а я тут видел такое!

– Перестань истерить.

– Слушай, это тебе весело бегать по заброшкам. Ни я, ни Костя не спецы, и это было нашим добровольным решением. И… все! Я даже говорить не хочу!

Девушка с силой захлопнула дверь, используя знак.

– Ого, – выдохнул Борис.

– Это ты ее год назад не видел. М-да… не мой размер, – пробормотал Валер, доставая из пакета бордовое кружевное белье.

– Это кто был? – из ванной вышел Киреев с полотенцем на шее. Вместо ответа Валер отдал ему пакет, а сам достал из кармана вибрирующий телефон и засобирался.

– А ты куда? – удивился Костя.

– Работа. Я смог на полчаса отпроситься, а они вышли минут пять назад, – Валер явно не был рад, но выбора не было. – Я первого приеду. Ты же дома?

Киреев кивнул. Заперев за другом дверь, он опомнился и уточнил:

– Или тебе тоже пора?

Борис не горел желанием оставаться, но у Киреева был такой растерянный вид, что уйти не позволяла совесть.

– Да я не спешу.

Охотники расположились в гостиной на диване, напротив телевизора. Киреев, казалось, разложил на полу все кухонные запасы, приготовленные для торжественного вечера.

Кинув стажеру геймпад, Киреев взял второй, включил телевизор и игровую приставку.

– Ну, с днем рождения меня, – объявил Костя, открывая первую бутылку вина.

Борис давно не напивался, играя в игры, тем более с начальником. Алкоголь быстро развязал уставшим охотникам языки, и вскоре они уже болтали как старые друзья.

– Скажи честно, – начал Борис, – зачем вызвонил меня, если уже позвал Константина Игоревича?

Киреев заржал.

– Не называй так Валера. Еще зазнается, засранец. Я ему звонил, писал – он не реагировал. Я ж не экстрасенс, внезапно. Пришлось воспользоваться тобой. Ты лучше скажи честно, чего вчера вцепился в дело?

– Ну, тогда я думал, что ты мудак, а если поскорее сдам побольше сложных дел, то получу значок, – без обиняков рассказал Борис.

– Увы. Придется со мной еще помотаться.

– Да ничего, – Борис усмехнулся, припоминая скандал в кабинете начальника. – Не представлял, чтобы на эту старую суку Ульяну кто-нибудь может так орать.

– О да, – ухмыльнулся Киреев. – Да и вообще, что тебе этот значок?

– Зарплату повысят, машину куплю, – на полном серьезе ответил Борис.

– Зачем?

– Странный вопрос.

– А все же, – Киреев быстро пощелкал кнопками – персонаж на экране хитро извернулся и врезал противнику.

Борис пожал плечами:

– Хочется.

– Ну раз хочется, то можно. Черную?

– Можно и черную.

– Лучше синюю.

Борис нахмурился:

– Вот не пофиг какого цвета? В машине это не так важно.

– В машине все важно. Черный – рабочий цвет, серый – скучный.

– И конечно, не красный.

– Не тебе точно. Синий нормально.

Борис лишь покачал головой, не зная, что сказать. Это был странный разговор, странный, как сам Киреев. Если раньше казалось, что наставник выпендривается, то теперь не оставалось сомнений – Костя был таким по жизни. Он размышлял каким-то непостижимым образом, будто фразы собирались в его голове по принципу «корейского рандома».

С удивлением Борис понял, что это даже забавно.

– И со значком, кстати, тоже можем потянуть. Зато получишь красивую цифру. Четыре единицы, когда еще такое будет. Явно на удачу, а тебе она нужна.

– Веришь в удачу?

– После того как поперхнулся счастливым билетиком – не очень. Но лишним не будет.

– Четыре единицы, – задумчиво протянул Серебров, сосредоточившись на драке, развернувшейся на экране. – Последний раз такое было в дневнике за рисование.

Киреев присвистнул.

– Ты что, так плохо рисуешь?

– Да нет. Опоздал на урок, старшеклассники заперли меня в прокуренном туалете. То, что я «просто там стоял», видимо, прозвучало неубедительно.

– Так, это первый «кол». А дальше?

– Именно в этот день я забыл принадлежности для рисования, а учительница злилась, и меня отправили рисовать на доске.

– Ты что, там хер на всю площадь нарисовал?

– Нет. Зайчика. То есть я искренне думал, что рисую зайчика.

Киреев заржал в голос.

– За этого «зайчика» я и получил оставшиеся три единицы. Ненавижу рисовать.

Борис провел серию ударов, сосредоточенно нажимая на кнопки, и на экране высветилось: Finish him.

Киреев не переживал, он отложил геймпад, с трудом переводя дыхание от смеха.

– Едрить, ты неудачник, Серебров. Боже, даже я так не умею. Тебе точно нужен талисман. Еще? – охотник поднял бутылку вина.

– Нет, я пас. Уже засыпаю на самом деле.

– Вообще да. Пора. Завтра Новый год встречать.

– Это так страшно?

– Ну, если не повезет, то ощущение, что у тебя начинается шиза, а в башке одновременно пилят, сверлят и долбят асфальт. Если что – уйдем на крышу, там как-то легче.

В ту ночь Борис спал крепко, несмотря на то что обычно на «вписках» беспокойно ворочался до самого утра, но, видимо, алкоголь и усталость дали о себе знать. А может, дело было в каком-то необъяснимом спокойствии, царившем в квартире наставника. Почему-то, пробыв в гостях всего час, ты чувствовал себя как дома.

Борис проснулся от телефонного звонка – мобильный без умолку трещал.

А еще от запаха гари…

* * *

– Последнее было неправдой. Я не мог чувствовать запаха гари, потому что вонь от сгоревшего на кухне риса давно выветрилась, да и ощущалась не так. Но именно с того утра запах стал меня преследовать. На какое-то время я о нем забыл, но после пожара в архиве… он вернулся.

– Кто тебе звонил?

* * *

Слова стерлись из памяти, так что Борис не мог рассказать, что именно ему сказали испуганным сдавленным голосом. Охотник не сразу узнал своего бывшего одноклассника и соседа Артема. Единственный из прошлой жизни, с кем Серебров все еще поддерживал связь.

Именно одноклассник и рассказал, что в доме бушует пожар.

Артема с семьей, как и других соседей, эвакуировали, но что с родителями Бориса – парень не знал. Среди выведенных на улицу жителей их не было.

Одноклассник просил:

– Приезжай. Только без машины, ладно? И не один. Лучше не один.

Сонный Борис так до конца и не понял, что происходит, но выплеснутые эмоции разбудили не хуже ушата с ледяной водой.

Охотник стоял в дверях, когда из своей комнаты выглянул Костя. С трудом разлепив глаза, наставник спросил:

– Ты куда так рано? Сейчас же часов пять… метро, небось еще не работает.

– Мне домой надо.

Киреев оперся о косяк, протирая глаза.

– У тебя вид, как будто, я не знаю…. Так, давай, что случилось?

– Дома, – Борис не мог подобрать слова. Происходящее не укладывалось в голове. – У меня дома пожар.

Киреев нахмурился.

– Так. Подожди. Я быстро.

Спустя десять минут оба выбежали из квартиры. На улице заметно похолодало. Декабрь словно вспомнил, что он зимний месяц. В свете уличных фонарей плавно падал снег. Деревья в парке перед домом серебрились от инея.

Борис хотел пойти к метро, благо до «Калужской» меньше полукилометра, но Киреев остановил подопечного.

– Ты куда? На машине быстрее.

Киреев сел за руль.

– Это же служебная.

– Мне одолжили. Куда ехать?

Борис назвал адрес.

Большую часть дороги он молчал, пытаясь осознать, что все происходящее не сон. Костя не заводил дурацких разговоров о кофе, даже когда проезжал мимо круглосуточного ресторана фастфуда, и не включал радио. Единственный вопрос, который он себе позволил:

– Ты разве в районе «Домодедовской» живешь? Мне казалось, где-то на серой ветке. Что там? «Аннино»? «Бунинская аллея»?

– Там снимаю. Наши дали квартиру на «Академика Янгеля». А вырос на «Домодедовской».

– Понятно.

* * *

То, что все действительно плохо, охотники поняли, повернув в узкий, забитый машинами двор панельной многоэтажки. Кирееву пришлось припарковаться у соседнего дома. В мигающих проблесковых маячках, отражавшихся от окон квартир и машин, как никогда остро ощущалась тревога.

Казалось, что все во дворе замерло в оцепенении, даже снег падал медленнее.

Некогда серый балкон, где Боря частенько запирался от разъяренного отца, покрылся гарью. Охотник не хотел верить, пересчитал еще раз этажи, но… все сходилось. Огонь уничтожил его комнату – самую маленькую и дальнюю в трехкомнатной квартире.

Это конец.

Пока они обходили дом, чтобы добраться до нужного подъезда, Борис не сводил взгляда с окон. Чернота.

Такая же, как в голове аддиктов.

– Квартира сгорела полностью, – шепотом сказал Борис. Молодой охотник впитывал цепенящий ужас словно губка. Парень даже не заметил припаркованную «скорую» и чуть не задел боковое зеркало.

– Эй, – раздался голос водителя, высунувшегося из окна.

– Куда прешь? Только всех вывели. Эй, парень? Глухой?

Киреев, спохватившись, притормозил стажера.

– Он что, отсюда? – спросил водитель.

– Отсюда, – отозвался Киреев и взглядом указал на черный балкон.

Борис без отрыва смотрел на подъезд. Он боялся идти внутрь. Впервые в жизни он испытывал страх, от которого не мог отгородиться. Парень не заметил, как водитель, подозвав Киреева, что-то ему шепнул. Охотник кивнул и, перебросившись еще парой слов, схватил подопечного за рукав.

– Пойдем, проветришься немного. Сейчас все равно нельзя.

– Но там… раз «скорая», им должно быть плохо. Я должен помочь.

– Борь, – Киреев всеми силами старался увести Сереброва как можно дальше, поглядывая в сторону подъезда. – Это не «скорая». Пойдем. Тебе не надо это видеть. Как минимум не сейчас. Давай я все узнаю. Хорошо?

Голос наставника звучал глухо, как из-за стены. Киреев довел стажера до служебного автомобиля, раздумывая, не запереть ли его на всякий случай. Прежде чем вернуться к подъезду, охотник на секунду застыл и тяжело вздохнул.

Костя никогда не говорил, что именно увидел в квартире подопечного, о чем говорил с милицией и врачами, но, когда вернулся в машину, Сереброву не нужны были подробности.

Он и так знал, что остался один.

* * *

– Я никогда не хотел видеть отца. Мне было на него наплевать, но мама… Наверное, я всегда надеялся, что это была ошибка. Что она была напугана, сломлена, но что я смогу ее вернуть. Если аддиктам, рычащим и бьющимся в звериных припадках, можно вернуть человеческий облик… я надеялся… – Что еще не все потеряно?

* * *

Костя сел на водительское кресло, что-то набирая в телефоне.

– Что мне теперь делать? – растерянно спросил Борис, следя, как отъезжают первые машины, а пожарные сворачивают «рукава».

– Много всего, – ответил Костя, поворачивая ключ в замке зажигания.

– Куда мы?

– В отдел. Я уже сообщил Сергею, что у тебя неприятности. В «Оке», конечно, куча заморочек, но своих мы не бросаем.

– Это нормально?

– Это правильно.

Охотники в отделе были настолько погружены в дела, что даже забывали про дежурный «привет» – коллеги попали как раз на пересменку. До Бориса порой долетали обрывки разговоров проходивших мимо патрульных.

– Алла мне про десятку говорила, представь, за одну ночь…

– Да врет.

– С чего бы? У нас вроде не соревнование. Это все сраный Новый год. Красный день календаря…

Начальника нашли в общем зале: дежурные охотники обсуждали новую смену и намечали план работ. Как оперативники, так и аналитики. Киреев вежливо постучался. Как и вчера, у старика, наставник мгновенно выключил раздолбайство.

Сергей Сергеевич вышел в коридор и позвал обоих в свой кабинет.

– Дело немного усложняется из-за милиции. Завтра поедешь в головной отдел, там наши ребята из рекрутского, они у нас и за юристов, и за адвокатов, в общем, помогут. Насчет похорон, ты же знаешь, что положено от государства…

Начальник продолжал говорить, а Боря чувствовал только головокружение и тихий звон в ушах. Похороны, морг, документы… То есть это все на самом деле?

Перед глазами возникла жуткая картина: обгоревшие тела родителей, скорчившиеся в неестественной позе.

– Серебров? – тихо позвал начальник. Борис моргнул и растерянно огляделся: он не заметил, что несколько секунд тупо пялился себе под ноги.

– Я привезу его завтра, – внезапно вступился Киреев. – Прослежу за всем.

– Да, – кивнул начальник. – Так будет лучше. Довезешь до дома?

Борис тряхнул головой.

– Да я доеду…

– Доедешь, – согласился начальник. Он поднялся и похлопал стажера по плечу. – Серебров, от помощи не отказывайся.

– Спасибо, Сергей Сергеевич. Но я действительно в порядке.

Борис вышел из кабинета, спрятав руки в карманы джинсов. Неужели он так жалко выглядел, что Киреев взялся быть ему нянькой?

Да ну, бред!

Может, остаться в отделе? Напроситься на дежурство?

Борис уже хотел вернуться к начальнику… почему-то это показалось удачной идеей, но Киреев не дал. Он хлопнул подопечного по плечу и сказал:

– Идем.

– Ты серьезно собрался меня пасти? Я в порядке. Это все от недосыпа.

Киреев громко фыркнул.

– Нужно больно тебя пасти.

– Я серьезно. Семь лет как-то один прожил, а вот сейчас прямо надо спасать!

Борис вспылил, сам не понимая почему, но наставник никак не отреагировал. Стажер глубоко вдохнул, успокаиваясь. Лицо опять стало хмурым.

– Слушай, я лучше останусь. Пойду в патруль. С этим даже обезьяна справится…

– Решил проверить, как быстро доведешь себя до переутомления? Ну, дело твое. Хотя ты даже не ел сегодня.

– Да я не хочу.

– Зато я хочу. Пойдем. Составишь компанию. Патруль от тебя никуда не убежит. На крайняк, догонишь.

Киреев повел подопечного дворами в небольшое кафе, куда сам Серебров ни за что в жизни бы не зашел.

Разве что в поисках сальмонеллы.

Отгороженный павильончик напротив сетевого супермаркета. Стеклянные витрины, вертел с нанизанным куском мяса. Горячий воздух полнился вкусными запахами совершенно нездоровой и небезопасной, по представлениям Сереброва, еды. Продавец, увидев охотников, приветливо улыбнулся и махнул Косте рукой:

– Давно не заходил, – усмехнулся мужчина.

Несмотря на восточную внешность, акцента почти не слышалось.

– Да что-то не получалось.

– Как обычно?

– Да. Мне и моему стажеру.

Продавец протянул руку.

– Тигран.

– Борис.

Что-то в продавце было странное, неуловимое, но Серебров упорно не мог понять, что именно. Молодой человек на секунду испугался, что мужчина начнет их о чем-нибудь расспрашивать, но, к удивлению, Тигран принялся за готовку. Киреев подвел стажера к единственному столику и быстро принес две чашки кофе.

– Угощаю.

– Спасибо, – Серебров с интересом рассмотрел посуду: он ожидал пластиковый стаканчик. Охотник с опаской попробовал кофе и не без удивления понял, что это не отрава из пакетиков или автомата. У дальней стены за прилавком виднелась плита с туркой.

– Да, он сам варит. Вообще дядька хороший. У него всегда чисто, аккуратно. Его хотели с этой точки выгнать – наши заступились. Как и договорились с хорошими поставщиками. – Это такая альтруистическая программа по продаже шаурмы населению? – нахмурился Борис.

– Тигран был охотником. В девяностых вместе с Равниным, ну, новым начальником спецотдела, гонял по всей Москве. Легендарная личность. Он таких вытаскивал, тебе и не снилось. Вообще в девяностых тут был ад. А потом Тигран нарушил Контракт.

– А его нельзя переподписать?

– Можно, но… тот, кто смог… вернее, не так. Кому сам Контракт разрешил, можно пересчитать по пальцам. И все равно учить теорию заново придется. Память не возвращается. Никогда.

Борис вновь взглянул на улыбчивого мужчину – тот весело болтал с женщиной, остановившейся возле прилавка. Местная, судя по всему. Стажер, прищурившись, перешел на зрение охотника: от простого разговора красные всполохи над покупательницей медленно затухали.

– Не суди книгу по обложке, – проговорил Киреев, потягивая кофе. Борис потупился, понимая, на что намекал наставник. – Ладно. Скажи лучше, есть кому с тобой побыть? Твоя девочка… а, да, уехала к родителям. Сегодня ночуешь у меня. Правило тридцать шесть.

Борис удивленно склонил голову.

– Это разве не что-то про интернет и порно?

Киреев усмехнулся.

– Ладно, ты будешь в норме. Судя по всему, жизнь к говну тебя готовила годами. Я не про правила интернета, а про раздел восемь пять нашего любимого «Ока». Правило тридцать шесть: «опасность возникновения аддикции у охотника». Введена в шестьдесят восьмом после случая Лизы Ильиной. Там еще один товарищ был замешан, но не суть. Если охотник находится долгое время в стрессовой ситуации или переживает сильное потрясение, необходимо тщательное наблюдение в закрытой, лишенной эмоционального воздействия, насколько это возможно, обстановке.

– Одна из причин получить оплачиваемый выходной?

Борис отвернулся к окну – говорить не хотелось, но на этот раз Костя не отставал.

– Серебров, есть штуки, которые от нас не зависят. Никак. Мы не всегда можем быть рядом, не всегда можем направить, что уж говорить о том, чтобы сделать выбор за другого человека. Охотники не этим занимаются. Мы должны помогать тем, кто в этом нуждается и хочет помощи. А иногда выбора просто нет. Поверь. Я знаю, о чем говорю, – Костя показал на синяки под глазами.

– Я думал, что ты… – начал Борис, но Киреев его перебил.

– Бухал? О, не ты один. Это было бы неплохо. В этом было бы больше смысла, чем во вразумлении моего старшего братца. Ночью, перед поездкой в Захарьино, откачивал этого придурка. Вчера вытаскивал из ментовки. В итоге… этот идиот свалил в туман. А ведь всегда такой тихий был, умник. Золотая медаль, красный диплом. Видимо, решил оторваться. – Вытаскивал? Исцелял?

– Нет. Ромка, собственно брат мой, просто перепил, не мог попасть в квартиру. Когда я приехал, обнаружил едва живое тело в луже блевотины. И он не аддикт. Его друзья не аддикты. А силы охотников от идиотии не лечат.

– Сочувствую.

– Знаешь, есть люди, аддикты там или вроде того, им нужна помощь, и они ее просят, а есть те, кто схватит тебя за руку и утащит за собой.

Киреев выдохнул, а Серебров тихо спросил:

– Так у тебя есть брат?

– О да. Два старших. Нас три братца Киреевых. Один – образцовый гражданин, хирург, спортсмен, красавчик, в общем, всем «Оком» растили. Свалил в Штаты, год назад забрал туда маму, чему, впрочем, я рад. Ей нужны врачи и уход. Второй, как ты понял, придурок. А третий – я. Даже не знаю, что хуже.

– В смысле «всем «Оком»? Твой брат тоже охотник?

– Андрюха? Нет. Никогда не был. Понимаешь, Ромка меня старше на полтора года, а вот с Андреем у нас большая разница в возрасте. Он родился в ту чудесную пору, когда оба родителя работали на нашу любимую организацию. И моя бабушка. Ну, вернее, я думал, что она моя бабушка, но все оказалось сложнее. В общем, в то время работать в «Оке» было все равно что жить там – общаги, лагеря, все друг за другом присматривали. Этакая одна большая семья, где детям прививают все лучшее. Говорят, золотое было время.

Борис нахмурился.

– То есть твоя семья из «Ока»?

– Были. Мама – аналитик, папа – оперативник, бабушка – оперативник, позже наставник. Про нее я знаю на самом деле меньше всего. Она вроде как обучала моих родителей, до этого чуть ли не руководила всем, но в какой-то момент то ли ушла из «Ока», то ли тоже какая-то штука с Контрактом. Но об этом никакой информации нет.

– Они, наверное, были счастливы, когда ты подписал Контракт? Хотя я вообще не представляю: как это, когда родители – охотники?

– Да никак. Днями и ночами пропадают в какой-то шараге. Приходят усталые, утыкаются в книгу или телевизор. Охотнику жить рядом с тремя подростками гораздо сложнее. Насчет счастливы – не знаю. Отец погиб за три года до моей встречи с вербовщиком. Мама уволилась году так в девяносто пятом. А когда разрываешь Контракт, сам знаешь, все забывается – и ты обычный человек. Со стороны это было… ну, не очень. Будто у нее слегка крыша поехала. Не так чтобы критично, но поведение меняется. Человек меняется.

Борис не знал, что сказать, разве что это звучало очень грустно. Костя тем временем продолжил:

– Бабушка умерла через год после отца… В общем, это все лирика. Я к тому, что хвастаться было некому.

Костя замолчал – не было похоже, что эта история хоть как-то его задевает. Просто что-то из прошлого, чем он решил поделиться.

– Так, а у тебя что случилось?

Серебров сделал еще глоток кофе – напряжение немного отступало и… он решился. Рассказ получился сбивчивым – Серебров первый раз в жизни попытался собрать воедино кусочки своей биографии и рассказать ее.

– Я не был дома семь лет. С тех пор, как меня выставили. Мать выгнала. Отец часто пил и избивал нас. Ну, меня лет до четырнадцати, а потом… не знаю, может, побаивался. Знал, что я хожу в зал, что тренер мной доволен – ну, приходил к нам домой, рассказывал, отпрашивал меня в лагерь. На соревнования. Видел, что происходит у нас в семье. Ну а когда меня избивать стало совсем не безопасно, то папаня переключился на маму. И она запила. В общем, как-то в марте, я был уже в выпускном классе, отец по случаю праздника накидался «за прекрасных дам», начал распускать руки, а я не выдержал. Мама выставила меня. Не знаю почему… Испугалась? Чуть позже выкинула и вещи.

Так я остался на улице в шестнадцать лет. Но это нигде не всплыло. Даже в школе. Никто не хотел «лезть в дела семьи», а я уже давно умело подделывал подписи родителей. Ночевал по одноклассникам, потом в спортзале. Помогали родители Артема. Наши соседи. Ну и тренер. Дал и место, где пожить, и работу. Помог с вузом – выбрали с военной кафедрой.

Когда поступил – дали место в общаге. Родители не искали меня, не спрашивали, не подавали заявлений. Я исчез – им стало легче. А я… обиделся и решил, что лучше нам никогда не видеться. Даже узнав об аддикции, я не вернулся проверить. Не составил заявления и…

– Ты не единственный охотник, кто должен следить за людьми. Да и, как видишь, вредные привычки, губительные для организма, не обязательно означают нашу аддикцию. Наверное, чтобы эта дрянь начала работать, человек должен искренне себя возненавидеть.

Они проговорили почти час, а потом Серебров все-таки согласился ехать к Кирееву. Чем ближе была полночь, тем сильнее становились эмоциональные вспышки. Вскоре стало казаться, что Борис чувствовал настроение всего города. За несколько минут через него проходило такое количество чужих чувств, что не спасала даже сфера.

Сереброва знобило, голова раскалывалась, в ушах звенело.

Борис, ворочаясь на диване, не заметил, что приехала Света – извиниться перед Костей.

Света сидела рядом с Борисом, успокаивала, прикладывала ко лбу компрессы, а чуть позже помогла вытащить на крышу. – Легче, сейчас станет легче, – приговаривала она, поглаживая молодого охотника по спине. И вправду. Эмоции уже не душили.

Костя сбегал за термосом и кружками. Так, на крыше, с горячим чаем… как можно дальше от людей… охотники встретили новый две тысячи одиннадцатый год. Костя обнимал Свету, покуривал сигарету, от которой тянуло мятой, девушка, невероятно счастливая, поглаживала его по руке и смотрела на салюты.

Борис приходил в себя, наблюдая, как в воздухе взрываются разноцветные снопы искр. Охотник все никак не мог избавиться от одной мысли.

Кажущееся безразличие не всегда означает, что человек – бесчувственная сволочь. Возможно, он сожрал уже столько всего, что на чужие эмоции сил не оставалось. Да и зачем они? Чем поможет подвывание горюющему?

Настоящая помощь часто бывает без слов. Организовать похороны, разобраться с чертовыми агентами и гробовщиками. Дать время погоревать и… напомнить, что нужно жить дальше.

Те, кто так делает, на самом деле просто проходили через подобный ад. Чаще одни.

И это понимание, кирпичик за кирпичиком, выстроило между Борисом и миром невидимую стену. Чтобы было проще помогать.

* * *

– С тех пор я уже никогда не задумывался, почему все вокруг обожали Киреева. Он был охотником. Настоящим. Для него не стоял вопрос – впрягаться или не впрягаться за другого. Скорее – насколько сильно. Он делал все, что мог, при этом улыбаясь, даже если было тяжело, – голос Бори звучал тихо.

Лиле казалось, что они лежат в кровати. Она свернулась калачиком, положила голову Борису на грудь и слушала его истории. В сладкой полудреме рисовались картины прошлого.

Вокруг темно, но мрак не пугал.

Воспоминания Бори хоть и были горькими, но в них было много тепла и благодарности. Той, что когда-то помогла пережить боль.

Лиле вспомнилась фотография Киреева. Та самая, которая висела несколько лет на мемориальном стенде.

Теперь, смотря на улыбающееся лицо, она ощутила, как защипало в уголках глаз. Что-то было бесконечно несправедливое в том, что этот человек навсегда ушел.

– Прости.

– Все в порядке, ты не могла знать…

Голос Бори внезапно замолк. Пропало чувство защищенности. Потянуло странным холодом. Лиля поняла, что воспоминания, за которыми она наблюдала будто издалека, начали обступать девушку. Вокруг выросли темные стены квартиры – знакомая прихожая, куда Лиля впервые зашла несколько минут назад.

Минут ли? Охотница слабо представляла, сколько прошло времени.

Часы, а может и дни?

Что-то было не так. Она осталась одна.