Текст книги "Оконце в Навь"

Водяник не мог нырнуть в реку, ибо начинал захлебываться при погружении. Он испытывал жгучую боль и дышал с сипом. Его шея отекла и покрылась белыми волдырями. Судно резко прорыхлило песок, и Ладу бросило вперед, по направлению движения. Навья утопленница схватилась за запястье девицы и швырнула ее на островок. Пролетела стрела и угодила в лоб названной дочери водяника. Та завертелась ужом, надувая пузыри пены, и испустила дух. Поднявшись, Лада обнаружила, что ладья отчалила от Плавника. Глаза водяника казались остекленевшими при свете луны, а широкий рот хватал влажный воздух. Он пополз к девице, прячась за ней от лучника.

– Раз не хочешь стать нечистью по доброй воле, так сгинь в Полноводнице, моя душенька, – послышалось едва разборчивое бульканье.

Скользнув пальцами по поясу, Лада порхнула к водянику и вонзила в его мерзкие, спутанные с тиной, волосы русалочий гребень. Девица остановила бой: попавший под воздействие чар, водяник шлепнул хвостом по воде, и русалки отступили, уползая в реку. Люди подняли победный клич.

Превозмогая брезгливость, Лада заплела склизкие волосы в тугие косички. Гребень застрял в них настолько, что избавить от него могло лишь полное облысение. Нечисть наблюдала за Ладой, безмолвно восторгаясь ее красотой. Позже отек от сосновой смолы сошел, и дыхание наладилось, несмотря на пугающие белые волдыри. Лада велела покинуть устье Полноводницы и не возвращаться. Нечисть ушла под воду. Больше ни водяника, ни его русалок никто не видел.

На заре Елисей, Юлий и Лада покинули деревню и отправились в Златовещенск, где их уже дожидался князь Велимир. Сотник отдал приказ своим дружинникам погостить недельку у Смилны и понаблюдать за устьем. По своему обыкновению, вдова этому не обрадовалась, но кормила служивых на совесть и нашла каждому ночлег. Несколькими днями позже Светолика избрали новым старостой. Деревенские жители вместе с наемными ловцами установили в Полноводнице ез, возобновив промысел рыбы.

ДАЛЕЕ: ГЛАВА 11

ГЛАВА 10

⠀

На вопрос Елисея, в какие края держать путь, люди ответили в унисон: в Глухомань. Юлий поведал о том, что он навещал это милое поселение два года назад. Люди там, как отметил юноша, приветливые и гостеприимные: они встретили путника, накормили его, а после нескольких выступлений подарили портянки и телогрейку из сосновой шерсти, отлично спасающую от холодов. Деревня долгое время жила в стороне от Златовещенска, и немногие знали о ней. По этой причине местные тёмнодушники дали шутливое название, а оно взяло и основательно прилипло, оставшись даже после того, как к умельцам пришла известность, и Глухомань с Златовещенском соединил торговый тракт. Елисей остался недоволен выбором спутников. «По мне и так заметно, что я с проклятиями не в ладах. Не лучше ли устроить заварушку в устье Полноводницы?» – с надеждой, напоследок спросил сотник, но Юлий с улыбкой кинул лаконичное «не-а» и вышел из столовой избы.

Воин назначил время встречи у городских ворот и ушел. Юлий и Лада отправились к рыночным лавкам, чтобы собрать в дорогу все необходимое. Барда возмущало появление нового сопровождающего. Юноша не понимал, как оценивать княжеский жест, не похожий на проявление доброй воли.

– Почему Велимир побеспокоился о незнакомцах и вверил нашу защиту своему сотнику? Неужели задания с подвохом? – сетовал Юлий. – Может, ну его? Пошлем эту масляну головушку ко всем лешим, а сами спокойненько услужим князю? Я найду путь до Глухомани.

– Думаю, нам придется принять помощь Велимира, если хотим завоевать его расположение, – поделилась мудростью Лада. – Держим ушки на макушке. Разговорим Елисея и, того гляди, выведаем полезные сведения.

Юлий и Лада встретили сотника в назначенный час. Елисей времени зря не терял: он договорился с владельцем обоза, крепким тёмнодушником в летней шапке-четырехклинке, чтобы тот его подвез. Сотника в городе почитали. Его мечу были рады, когда дело доходило до охраны. А вот сажать в повозку двух прихлебателей мужик не хотел, и сморщил недовольное лицо. Юлий навеселе исполнил бранную песнь, какую не принято озвучивать в присутствии милых женщин: про всадника, у которого «ноги коромыслом и конец отвислый». Лада покраснела, не зная, куда себя деть. Владелец обоза хохотал так, что закололо в боку. Затем кивнул, задобренный талантом Рифмоплёта.

Вереница повозок ехала среди полей, тянувшихся до самого горизонта. Юлий пел, развлекая люд, а потом дремал, убаюканный покачиванием. В отличие от юноши, Лада не засыпала ни на минуту, рассматривая незнакомые места. Елисей тоже бодрствовал, но он выглядел напряженным, точно мышь в поле, где летает ястреб. Сотник следил за порядком и оглядывал местность. Изредка обоз проезжал мимо редких смешанных лесов. Попадались маленькие пруды. С наступлением темноты, когда дорога начала теряться из-под копыт лошадей, владелец обоза велел поставить лагерь и опытным взглядом указал место для костра и навесов. Стоит заметить, что тёмнодушника сопровождала его семья, прислуга и наемные воины: три десятка человек.

Лада помогала с готовкой ужина, а Елисей стоял на страже. Его рыже-коричневое оперение иногда ловило на себе свет, а затем растворялось в ночи. Впрочем, далеко сотник не отходил, ибо практически не видел в темноте. Тёмнодушники устанавливали простые двускатные палатки. Юлий не хотел возиться с ними и занял место у костра, да еще и с хозяйской балалайкой. Пальцы-то соскучились по струнам: как начал юноша петь, так всем веселее стало.

После трапезы многие люди отошли ко сну. Воины несли караул. Владелец обоза предложил Елисею место в палатке, но сотник отказался, мол, служивый мужик должен существовать под открытым небом и довольствоваться плащом из войлока. Он привык к суровым условиям. Лада наблюдала за Елисеем, думая о Кощее. На сердце девицы было неспокойно, и она мечтала о весточке о навьем царе, чтобы унять неведение.

Ночь прошла тихо. Следующий день люди находились в пути, а с наступлением темноты снова разбили лагерь. С рассветом вереница повозок тронулась с места и позже доехала до развилки дорог. Тёмнодушник в шапке-четырехклинке помахал на прощанье и потянул за поводья. Сивая кобыла всхрапнула, выпуская пар из ноздрей. Лада помахала в ответ. В общем-то, совместное странствие обошлось без происшествий, не считая мужика, ухаживающего за лошадьми: вчера, шутки ради, он угостил Елисея сырым пшеном и получил удар в лицо, аж до припухлости и отека. Жена владельца обоза с детишками сидели на краю повозки, жизнерадостно болтая ногами. Они завели песню о весне, призывая ясное солнышко и теплого дождичка для щедрого урожая. Наемные воины шагали следом. Юлий, Лада и Елисей пошли другой дорогой.

⠀

Постепенно раскинулся сосновый лес. К полудню путники добрались до Глухомани. Почти у самой деревни они встретили плетущегося за хозяином лохматого пса и охотника, несущего тушку лесного зверька за подвязанные лапки. Как только мужик увидел воина с петушиной головой, так схватился за лук. Лада поспешила назвать себя и спутников. Елисей добавил, что они прибыли по велению князя Велимира, получившего письмо с просьбой о помощи. Охотник так обрадовался, что чуть не забыл об упавшей на землю тушке, если бы не залаявший пес. Мужик проводил гостей до поселения, а по пути поведал о том, что творится в Глухомани.

– Наш староста намедни упал на ровном месте и сломал ногу: лежит в полудреме под болеутоляющими снадобьями, златовещенского лекаря ждет. А еще глухоманьские умельцы жалуются на то, что кто-то портит сосновую шерсть: обрывает нити, вытягивает петельки, делает дыры. Моя мать занимается вымачиванием сосновых иголок. Она плачет, потому что два месяца кропотливого труда пошли насмарку: некто подлил к иголкам масло и смолу, испортив мягкое волокно, – недоумевал охотник. – Местные тёмнодушники не строят друг другу подлянки, ведь мы объединены общим ремеслом, от которого зависит наше благополучие. Значит, нечистая сила шалит.

У распахнутой калитки, рядом с плетеной изгородью, женщины стирали белье. Одни носили раскаленные камни под дубовую бочку, другие колотили по мосткам, выбивая из мокрой ткани грязь вместе с распаренной золой, а третьи полоскали одежду. Женщины дружно поприветствовали охотника и отвлеклись на гостей, осматривая их с немеркнущим интересом. Перекинувшись несколькими словами, охотник повел княжеских служивых вглубь поселения. Каждый житель занимался своей работой, но с появлением незнакомцев отложил свои дела. Пробегавшая мимо ребятня завизжала, увидев воина с петушиными ногами и головой. Елисея здесь никто не знал. Подобное отношение не было для сотника в диковинку. Он заявил во всеуслышание, что является тёмнодушником, проклятым старой ведьмой. Елисей произнес это монотонно, набивая оскомину от бесконечного повторения одного и того же. Обычно признание сотника сглаживало внимание людей, но жители Глухомани, пожалуй, озадачились сильнее: на них сыплются беды одна за другой, а тут еще проклятый человек пожаловал.

Охотник привел путников к избе. Ни староста, ни ухаживающая за ним жена не смогли встретить гостей, и тогда эта задача легла на плечи их сына. Тихон, мальчишка лет пятнадцати, вышел к незнакомцам в компании пожилой женщины, которая представилась старшей ткачихой и попросила называть ее бабой Даной. Она пригласила гостей в избу, велела Тихону поставить самовар, а сама угостила всех вареными яичками. При этом, в слове яичко она забавно ставила ударение на «я». Лада незаметно глянула на Елисея – не известно, как он отреагирует на угощение. Сотник ловко снял скорлупу и с аппетитом отправил яйцо в клюв. Чуть позже на столе появился ржаной житник, щи с щавелем и губчатый сыр – творожная масса, сбитая со сметаной. По деревянным чашам разлили ароматный чай на травах. Оказалось, что Елисей носил с собой приспособление для приема жидкой кашеобразной пищи, похожее на бурдюк с широким горлышком-воронкой. Воин разминал суп ложкой, затем наливал в это приспособление и глотал. А вот чай он смаковал вполне по-человечески: остужал, набирал в клюв и запрокидывал голову. Баба Дана не таращилась на сотника, не осуждала за особенности и не насмехалась, и потому Елисей чувствовал себя в ее компании уютно и расслабленно. Тихон же осторожничал с незнакомцами. Он стоял в сторонке, отбрасывая тень на половицы, и откликался только на веления старшей ткачихи.

За чашей чая баба Дана рассказала о бедах, напавших на Глухомань. Гости словно закутались в ее истории. Несчастья пришли в деревню около месяца назад. За это время Глухомань навестил один купец и приобрел сосновую шерсть. Баба Дана отметила, что он частенько приезжал в поселение, и сам был родом отсюда. Более в Глухомань никто не заглядывал.

– Так все и не счесть, – задумалась, вспоминая, ткачиха. – У моей помощницы такой грохот случился ночью. Люд перепугался, подскочил, за вилы взялся. Смотрят – все крынки для молока, что стояли на полках вдоль стен, по полу разбросаны, да разбились от падения. Жалко посудинку-то, ее златовещенские красильщики расписывали. У плотника нашего тоже беда: все лапти из избы пропали, а его лучший топор так затупился, что и каравай им не разрубить. Аленка, наша красавица, прыщами покрылась, а мы ее только-только сватать собрались. Ох, что же еще?

– Ухват, бабуль, – подсказывал Тихон.

– А, точно, ухват! – баба Дана указала пальцем на инструмент у печи, у которого были обломаны оба металлических рога. – Им уже горшок в печь не отправишь. Это ж какая силушка нужна, чтобы такую пакость сотворить?

Елисей, Юлий и Лада переглянулись. В Глухомани действительно творилось что-то неладное. Люди поблагодарили ткачиху и решили походить по округе да поспрашивать местных жителей об их невзгодах. Так и поступили: сначала разделились, но потом Елисей составил компанию Ладе, ибо тёмнодушники избегали встреч с ним. Они втихаря, хоть и не со зла, называли сотника проклятым, служивым петухом, чудом в перьях. К счастью, Елисей об этом не знал – обидой бы не ограничился. К Ладе и Юлию народ относился радушно и охотно делился всем, что беспокоило.

Отдельную часть Глухомани составляли хозяйственные избы. Незнакомцев туда не пускали, чтобы те не выведали тайны соснового ткачества, но для явившихся гостей было сделано исключение. Лада и Елисей вошли в длинную избу с высоким порогом и низкой притолокой: девица споткнулась, а дружинник ударился головой. Внутри оказалось светло и просторно. Женщины в волосниках, – головных уборах-сетке с ошивкой, – занимались отбиванием и обминанием сосновых иголок. Благодаря их усилиям, потемневший от вымачивания материал превращался в мягкое и светлое волокно. Неподалеку находились детишки: старшенькие обучались ремеслу, а те, что помладше, сидели рядом, подавая все необходимое. Елисей обратил внимание на чумазого растрепанного мальчишку в балахоне, лет шести. Он наблюдал за работой взрослых, почему-то один среди девочек. Умелицы обрадовались появлению гостей. Беседа с ними выдалась легкой и очень познавательной.

К вечеру Юлий, Лада и Елисей встретились в избе старшей ткачихи за ужином. Баба Дана заботливо ухаживала за гостями. Она крикнула из окна, подзывая Тихона к столу. Мальчишка принес два намазанных смолой веретена, клеящихся к пальцам: опять чье-то озорство. Вслед за Тихоном вошла босая неопрятная девочка и залезла на печную лежанку, с любопытством наблюдая за тем, как Тихон счищает смолу. Вскоре девочке это занятие наскучило. Едва отворилась дверь, как она спрыгнула с печи и юркнула во двор. Елисей проводил ее взглядом. В избу вошел ровесник Тихона и отдал еще два веретена, которые постигла та же липкая участь. Ткачиха предложила юному гостю поужинать, но мальчик отказался, спеша к маме. Баба Дана не отпустила его без угощения и вручила пирожок с яичком и зеленью. Ее привычка ставить ударение на «я» в слове яичко всегда звучала умилительно.

Долгим же было обсуждение сложившейся ситуации в Глухомани. Юлий, Лада и Елисей поделились всем, что сегодня узнали. Жителей деревни на протяжении месяца преследовали разные несчастья. Помимо старосты, сломавшего ногу, у тёмнодушников случались ушибы и увечья. Многие жаловались на боли в теле и невидимую тяжесть, из-за которой сложно даже руку поднять. Люди страдали расстройством сна, чувствуя после пробуждения вялость и «медный котел» вместо головы. К очередным странностям Юлий причислил хвори, которые по своей природе настигали людей в большом количестве, но здесь они почему-то не охватывали все поселение. Часто после какого-либо происшествия жители замечали силуэты без четкой формы, словно тени. А еще сетовали на постоянную порчу имущества. Иногда она походила на безобидную шалость, а иной раз ставила под угрозу благополучие Глухомани, когда касалась ткачества. Все указывало на проделки нечисти. Людское бытие наполнилось волнениями, а еще многих беспокоил ранний приход весны.

Елисей, Юлий и Лада решили завалиться на боковую, а утречком все обдумать на свежую голову. Баба Дана предоставила девице печную лежанку, а остальных проводила в соседскую избу, где жили ее сыновья. Гостей уложили на широкие лавки, застеленные тюфяками с соломой, и дали по одеялу из сосновой шерсти. О подушках и пуховых перинах оставалось мечтать – эта роскошь была недоступна для деревенских жителей. В соседних горенках ночевали домочадцы. Около часа Юлий ворочался на лавке, раскидываясь в невообразимых позах, либо наблюдал за дотлевающей лучиной. Смирившись, бард вышел из избы и встретил Ладу, сидевшую на крыльце.

– Тебе спеть колыбельную? Ох, мне бы кто спел, сон нейдет, – несерьезно предложил Юлий, и девица улыбнулась, но ее фиалковые глаза выдавали печаль. – О чем задумалась?

– В Глухомани живет добрый народ, а как помочь его беде – не знаю. Возможно, Кощей бы понял, что к чему. Он сведомый в делах нечисти.

Юлий напрягся, не желая затрагивать эту тему, но весь вид Лады говорил о том, что она волнуется за навьего царя и часто уходит к нему мыслями. Что, если Кощей пережил нечеловеческие страдания в битве со Змеем? Не попал ли в заточение? Смог ли побороть Горыныча и дать жестокому дракону отпор? Испытав на себе пристальный взгляд девицы, Юлий предпочел найти спасение в привычной шутейной манере:

– Давай так. Завтра нацеплю на голову волокна светлой сосновой шерсти, вооружусь дрыном и облачусь в мешок. Прорежем в нем дырки – станет отличной мантией. За корону сойдет глиняная плошка бабы Даны, как раз вся сажей перепачкана. Еще можно хлебнуть кислой простокваши, чтобы сморщилось лицо. От Кощея не отличишь! – юноша засмеялся, но не получил и улыбки в ответ, и тогда со всей серьезностью добавил: – Бессмертный не поможет нам в возвращении божественности. Мы можем полагаться лишь на себя. Кощей силен и духом, и телом. Он выживет независимо от исхода битвы со Змеем.

Юлий вошел в избу и завалился спать, не догадываясь, что Елисей подслушал его с девицей беседу.

⠀

Людей разбудил жуткий грохот, в самый темный предрассветный час. На улице заливался лаем охотничий пес. Юлий вскочил с лавки, вглядываясь в очертания окружения. Елисей схватился за меч и смятенно спросил у юноши: «Ты здесь?» Бард лаконично хмыкнул и, не обнаружив никого постороннего, посмотрел на сотника. Елисей беспомощно моргал, прислушиваясь ко всем шорохам. Он ничегошеньки не видел, и ему было недостаточно узкой полоски лунного света, падавшей из ставней на половицы. Шутки шутками, а сотника одолевал недуг, который в народе назывался куриной слепотой. Елисей находился в напряжении, весь как на иголочках. Он не выпускал меч, пока не появились сыновья бабы Даны со свечами. Они вошли в сени и обомлели: берестяные туеса, размещавшиеся вдоль верхней полки, ныне валялись на полу. Хранившаяся в них крупа рассыпалась, и на ней отпечатались необычные следы, похожие на маленькую детскую ступню, но без пальцев.

Юлию захотелось проведать Ладу. Елисей пошел за юношей. Лохматый охотничий пес угомонился, но успел разбудить половину Глухомани.

«…боль при движении, а также начался жар», – услышал бард обрывок фразы и увидел рослую женщину в темном платке, завязанным узлом под подбородком. Рядом с женой старосты стояла баба Дана и сочувственно качала головой. Юлий прошел в избу. Лада хлюпала носом и отчаянно чесала гребнем. Белокурые длинные локоны так спутались, что были похожи на колтуны и свалявшиеся стога сена. Чуть позже к девице пришли молоденькие помощницы, и они впятером взялись за расчесывание волос.

Юлий и Елисей встретили рассвет, прогуливаясь по деревне и беседуя с людьми, которые отказались отходить ко сну. Нечисть снова навела хаос и сумятицу в размеренную деревенскую жизнь: нагнала комаров, повытаскивала из печей сажу, вылила содержимое ночных горшков на льняные полотна, из которых умелицы шили рубашки. Некоторые тёмнодушники испытали вялость и головную боль, а еще пожаловались на топот маленьких лапок, словно завелись мыши. Позже Юлий и Елисей узнали о том, что Тихону с ночи нездоровится: его выворачивало наизнанку, а позывы к рвоте ощущались и поныне. Двое поспешили к мальчику и встретили старшую ткачиху, несущую бедолаге ковш с водой. Давеча Тихон ел все то же, что и остальные, поэтому причина его состояния не была очевидной. Однако, при беседе с мальчиком, Юлий и Елисей узнали кое-что важное: после очередного опустошения своего желудка, содрогаясь всем телом и вдыхая вонь, бедолага увидел в углу долговязую тень с единственным глазом на макушке. Нечисть показалась всего на миг, а потом стала невидимой.

– Я понял, какая пакость завелась в Глухомани! Лихо Одноглазое! Дух неудач и несчастий, который прилипает к человеку, постепенно изводит и убивает его, упиваясь страданиями, – бард возликовал. – Как я раньше не догадался? Я давненько читал о них, но сталкиваться не доводилось.

– Его можно одолеть мечом? Ко-кольнуть в тот самый глаз? – с воодушевлением спросил Елисей.

– Сложно сказать, – Юлий задумчиво почесал подбородок, и сотник огорченно щелкнул клювом. – Чтобы избавиться от Лиха, нужно бросить в него солью. Эта нечисть не отходит далеко от жертвы. Кому из жителей деревни хуже, чем остальным? Точно, старосте, – попал в яблочко юноша, и посмотрел на ткачиху и бледного мальчика. – Я знаю, что следует сделать. У вас есть соль?

⠀

Юлий и Елисей сидели на крыльце избы, где жил староста. Между ними стояла кадка с солью. Порой к двоим выходила рослая женщина в платке и приносила квас или по краюшке житника. Позже появилась Лада. К счастью, ее волосы удалось распутать. Девица расположилась на ступеньке и тотчас же была вовлечена в происходящее. К слову, люди ждали, когда состояние старосты изменится в худшую сторону, чтобы атаковать Лихо.

Скрашивая ожидание, Лада поделилась приятными впечатлениями от беседы с девицами, которые помогали расплетать спутанные локоны. Каждая из них была чудесной мастерицей, умеющей ткать, вязать и вышивать. При этом они мечтали о развитии таланта. «Унылая тоска!» – говорили они о покрывалах, занавесках и поясах, которые изготавливали по наставлению старшей ткачихи. Тогда Лада поведала мечтательницам о Златовещенске: вспомнила княжеский двор и женщин в колпаках на обруче, унизанных самоцветами. А еще рассказала о вязаных куклах и ином рукоделии, какое встречала в столице. Девицы слушали с таким восторгом и воодушевлением, что душа разворачивалась от счастья. Юлий и Елисей поглядывали на дверь избы, не прерывая рассказ Лады. Похоже, что эта тема не была им интересна, либо оба слишком сосредоточились на изгнании нечисти. Не найдя вовлечения у слушателей, девица замолчала. Однако, тишину нарушил бард:

– Елисей, зачем князь послал тебя вместе с нами?

У Лады екнуло сердце от прямолинейности юноши. Как божеству, повелевавшему ветрами, Стрибогу была свойственна изменчивость. Легкие дуновения ветра сменялись резкими порывами. Так и Юлий: был весел и мил, а в следующий миг – холоден и напорист. Выпад юноши не привел Елисея в замешательство. Лицо сотника выглядело серьезным и неулыбчивым, и не только из-за петушиной головы.

– Велимир желает знать, можно ли вам доверить те ценные вещицы, на ко-которые вы положили глаз, – мимовольно ответил дружинник. – Еще я предпочитаю избавляться от напастей силой. И Глухомань, и Полноводница ищут тонкий подход в решении своих бед, а это не для меня.

Мимо прошел тёмнодушник, извергаясь песьей бранью. В каждой руке он держал связку ложек, испачканных навозом. За мужиком вприпрыжку следовал косматый ребенок, запинаясь о пологи длинной рубахи. Елисей глянул на прохожих и добавил:

– В общем и целом, даже не всякий наемный воин берется за задачи, связанные с нечистью. Но вас это не спугнуло и не заставило отступить. Лада не знако-кома с ратным делом, а ты, пф-ф, лучник-потешник.

– Что еще за «пф-ф»? – задело Юлия, и он обмозолил глаза, смотря в упор на сотника, который не считал не владевшего мечом человека за боевую единицу.

На крыльцо ступила жена старосты и сказала, что тому резко поплохело: ногу пронзило острой болью и усилился жар. Люди наскоро погрузили руки в кадку и набрали полные кулаки соли, влетели в избу и одновременно раскидали пищевой продукт. Их движения были размашистыми и веерообразными, охватившими все пространство горенки. Лихо стояло рядом с тёмнодушником, лежавшем на кровати, и почти нависало над ним. Россыпь, что метнула Лада, попала нечисти в глаз. Вытянутое бесформенное существо подало голос, похожий на скрежет, упало ниц и расплылось кляксой на половицах, исчезнув без следа. Староста прекратил стонать и уснул. Позднее его жена заявила, что жар спал.

Люди возликовали: они избавились от Лиха Одноглазого. Баба Дана замесила тесто для праздничного каравая. Но не прошло и половины дня, как в Глухомани вновь началась какая-то нескладица. В нескольких избах были ободраны пучки лекарственных трав, подвешенные черенками вверх к потолочной жердочке. Кто-то соединил узлами кушаки. На двух жителей напала ноющая зубная боль, отдавая в ухо, а еще у двоих щемило сердце. Охотничий пес беспокойно выл, а затем облаял незнакомцев, явившихся в деревню.

К калитке подошла сивая лошадь, тянувшая повозку. Из Златовещенска в Глухомань прибыл лекарь в сопровождении двух дружинников. Зелейник, как привыкли называть того местные люди за обычай лечить всякими зельями и отварами, был мужчиной средних лет с прической на прямой пробор и тесьмой посреди лба, с негустой окладистой бородой и переходящими в нее усами. Мужики встретили зелейника и наскоро повели в избу старшей ткачихи, где за столом сидели Юлий и Лада и чесали в непонятках репу. Два дружинника, заляпанные дорожной грязью, остались у повозки. Елисей узнал служивых издалека по их стеганым доспехам, незамысловатым ножнам и щитам, на которых изображались купола и писчее перо. Один из дружинников, высокий детина с русыми кудрями, привязывал лошадь к изгороди. Она жадно прошлась по сочным зеленым иголочкам свежей весенней травы. Второй дружинник, юный лицом, потягивался и зевал, оглядываясь по сторонам.

– О, погляди-ка! Петух, а совсем как наш разодетый! – с восторгом выпалил воин.

– Дурья твоя башка! – обрушился на соратника кудрявый мужчина, закрепив поводья на плетеной изгороди. – Это же княжеский сотник!

Елисей подошел к дружинникам. Оба вытянулись во весь рост, а кудрявый мужчина прогремел приветствием. Сотник наклонил петушиную голову набок и покосился на юнца желтым глазом, думая, что задаст взбучку за небрежное обращение, но, в конечном итоге, решил проучить молодь, заставив отжиматься пятьдесят раз. Дружинник, покраснев до ушей, отбыл наказание, но Елисей счел, что этого недостаточно. Тогда он велел юноше обойти деревню, кукарекая при этом. Кудрявый соратник не препятствовал, мол, тот сам напросился. С позором, дружинник отправился исполнять приказ.

Зелейник осмотрел старосту и оказал ему помощь, затем вернулся в избу старшей ткачихи. Юлий и Лада поведали об обстановке в Глухомани. К огромной радости, за свои годы лекарь сталкивался с Лихом Одноглазым и лечил тёмнодушников, попавших под его злобное воздействие. Выслушав долгий рассказ, зелейник поделился знаниями.

Лихо Одноглазое относилось к нечисти-прилипалам. Оно привязывалось к людям, насылало всевозможные хвори, поглощало жизненную силу до полного ослабевания, после чего пожирало жертву и выбирало нового тёмнодушника, зачастую близкого родственника. Эта нечисть селилась поодиночке, считая себя хозяином, и не терпела появления соперника. Тем не менее, она не отходила далеко от жертвы, которая становилась невосприимчивой к лечению. Зелейник отметил, что Лихо не способно оставлять следы и взаимодействовать с предметами быта. Невидимый дух являл себя в моменты вкушения жизненной силы. От этой желчной нечисти спасала обыкновенная соль.

Лекарь согласился с тем, что люди избавились от Одноглазого, – это подтверждало улучшение состояния старосты. Зелейник посоветовал обнести Глухомань солью вдоль изгороди, чтобы защититься от новых прилипал. Но как одолеть нечисть, которая осела в деревне? И почему ее так много?

– Следы оставляют сироты, – вмешался Елисей, присоединившись к обсуждению.

– Какие сироты? – не поняла баба Дана.

– Те, что беспризорно шастают по Глухомани без обуви. Неумытые, растрепанные и в пыльных балахонах, – лениво пояснил сотник, затем глянул в окошко и обнаружил дитя возле дружинников, завороженно наблюдавшее за сивой лошадью. – Да вон, пожалуйста, один из них.

Все люди прильнули к окошку. Не увидев ребенка, Юлий задал Елисею уточняющие вопросы. Сначала сотник воспринял поведение барда за шутку. Затем, отчаянно описывая местонахождение растрепанного мальчика, Елисей стал очевидцем удивительной картины. Дитя топнуло ножкой, и поводья сами собой избавились от узла, соскользнув с прутьев. Затем мальчик хлопнул в ладоши прямо над ухом лошади, выискивавшей траву. Животное испугалось резкого звука и побежало прочь от деревни. Дружинники помчались вслед за лошадью. Находившиеся у окошка наблюдатели улицезрели весь хаос, но не его виновника. Елисей хотел отправиться за мальчиком и приволочь его в избу, но ребенок, позабавившись, сделался дымкой и исчез.

Итак, в Глухомани водилось не только Лихо Одноглазое, но и шкодливая нечисть, принимавшая облик детей. Нечистую силу видел лишь Елисей, поскольку однажды он был проклят старой ведьмой. Никто не знал, как остановить пакостников и поможет ли тот же метод в избавлении от них, что и с Лихом. По совету зелейника, люди обнесли Глухомань тропинкой из соли. Жители делали это со скрежетом на сердце: негоже так расточительно использовать приправу, необходимую для жизни. Староста, пришедший давеча в сознание и узнавший о недавних событиях, написал прошение в Златовещенск о нескольких мешках соли. Если над деревней прольется дождь, тропинку у изгороди придется засыпать заново. Между тем, в Глухомани началась настоящая охота на нечисть. Одноглазые прилипалы отличались голодом, но не сообразительностью. Едва у кого-либо из тёмнодушников возникали недомогания, как они тут же попадали под наблюдение зелейника. Соли всем не хватало, и ею делились с семьями тех бедолаг, чье состояние ухудшалось.

За несколько дней людям удалось изгнать семь Одноглазых. Лекарь назвал этот случай вопиющим и не соответствующим прописной истине. По словам зелейника, нечто привлекало злых духов, стягивая их в Глухомань, заставляя делить «владения» и ютиться в небольшом поселении. Остальная нечисть продолжала пакостничать и портить имущество. Однако, после того как Елисей погнался за одним из них, необычная ребятня затаилась.

На следующий день охотник не пошел в лес и остался на хозяйстве. Меняя своему псу соломенный настил, тёмнодушник нашел оберег из дерева, изрезанный странными символами. Стушевавшись, он отнес находку. Лохматый друг тревожно выл, следуя за хозяином. Староста сидел на лавке у крыльца, опираясь на посох и попивая горький отвар, приготовленный зелейником. Осмотрев вещицу, тёмнодушник заявил, что в обереге есть колдовское начало. Похоже, пес притащил его в Глухомань с охоты. Староста позвал Юлия, Елисея и Ладу, чтобы выслушать их мнение. Рифмоплёту оказались знакомы вырезанные на дереве символы. Они обозначали имя Чернобога, повелителя Нави. Совместно было принято решение избавиться от вещицы и злотворной магии, что таилась в ней. Оберег сожгли за пределами деревни, а пепел закопали в ямку, присыпав солью. После этого пес угомонился и полез ластиться к охотнику, толкая его головой и облизывая руки.

В проклятой вещице таился корень бед. После ее сожжения хвори и недомогания отступили. Пакости со стороны шаловливых духов прекратились. Зелейник остался в Глухомани, чтобы понаблюдать за состоянием здоровья тёмнодушников, а Елисей, Юлий и Лада начали собираться в путь.