Текст книги "Оконце в Навь"

Вокруг Юлия закружилась пыль. Поднялся ветер и пронесся по предгорью, унося за собой мелкий сор, траву и даже камешки. Кощей запыхтел, крепче сжимая рукоять меча. Лада отпрянула от юноши, хватаясь за пологи своего сарафана. Ветер распустил ее косу, и белокурые локоны раскидались по плечам и спине, а потом взмыли волной с очередным дуновением. Воздушная стихия рванула к Юлию. Его одежды всколыхнулись. Суму, лук и колчан со стрелами, что лежали рядом, отбросило на добрый метр. Лада и Кощей стали очевидцами необычайного события: ветер поднял Юлия над землей, а затем бережно положил и моментально стих. Бард очнулся и сел одним рывком. Выглядел он неряшливо, словно веселился всю ночь, и лучисто улыбался, красуясь милыми ямочками на щеках и здоровым розовым румянцем. Юноша поинтересовался, где Нагай. Лада обратила лицо к небу, а птицы-то и не видать. Улетела нечисть, да больше не вернется. Девица бросилась к Юлию на шею и обняла его. Какое счастье – смерть миновала его!

Позднее трое переместились к лесу. Шаркая ногами, Кощей дошел до деревьев, пал на колени и погрузился в глубокий сон. Юлий соорудил навес на ветвях, перенес под него навьего царя, сложил костер и подсуетился над обедом. Еще час назад юноша держался на волоске от гибели, а ныне жизнь била в нем через край.

Кощей очнулся ближе к ночи и увидел девицу. Ее светлые волосы были заплетены в аккуратную косу, а на нижней губе виднелись зеленоватые комки. Лада вытолкнула языком травяной катышек, взяла его подушечками пальцев и приложила к ране навьего царя. Бессмертный не нуждался во врачевании: он имел склонность к самовосстановлению. Однако, примочка из целебной травы ускорила заживление и уняла боль. Кощей приподнялся на локтях и глянул в сторону костра. Недалеко от танцующего пламени грелся Юлий и задорно хрустел ржаным сухарем.

Лада поведала спутникам обо всем, что случилось с ней с того момента, как она полетела к вершине. На Пике случилось невероятное: Алатырь не просто отозвался на слова девицы, а рассеял тепло по всей Нави, ускорив отход зимы. Так студень сменился первым весенним месяцем березенем. Кощей внимательно слушал Ладу. Как навьего царя, его должна была беспокоить смена сезонов, но мысли отчего-то сквозили о другом: он был рад, что девица осталась в Тридевятом царстве. Лада заострила внимание слушателей на реке Смородине и озвучила слова Нагай-птицы.

– То есть, хочешь сказать, мы могли не рисковать собой у вещего камня, а пойти к Калинову мосту? – уточнил Юлий.

– Смородина непредсказуема. У моста разбросаны груды костей тех несчастных, кто решался перейти реку. Очистившиеся души легко попадают в Явь, но для тёмнодушников и нечисти переправа смертельно опасна, – пояснил Кощей, подсев к костру.

Конечно, ранее навий царь уже рассматривал такой способ сопровождения девицы в Явь, но в итоге предложил идею, связанную с Алатырем. Бессмертный был убежден в том, что странствие к Пику сквозь изощренное колдовство вещего камня менее опасно, чем преодоление Калинова моста. Кощей добавил:

– Мост раскален, ногам не выдержать его жара даже в самой крепкой обуви, а река Смородина сечет огнем. Она не терпит тех, кто обременен телесной оболочкой.

– А ты когда-нибудь входил в Явь, ступая по мосту? – жаждал узнать Юлий.

– Однажды, – буркнул навий царь и закатил глаза. – Нет, дважды. И что с того?

– Но ты обременен телесной оболочкой, – словно передразнивая, продолжал бард.

– Давай-ка ты не будешь путать кислое с пресным. Я не тёмнодушник и не нечисть, а темное божество, сын владыки Нави, – истолковал Бессмертный и заметил на лице юноши сияющую радость: вот наверняка, зараза такая, шуршит извилинами, придумывая шутку о том, к кислому относится Кощей или к пресному.

Лада наблюдала за спутниками, не участвуя в беседе. Девице совсем не хотелось ступать по раскаленному докрасна мосту, стирая ноги до костей, либо окунуться в свирепые пламенные воды Смородины. Юлий умел и любил воображать: он ловко предложил Кощею пройти по Калинову мосту с Ладой на руках. Бессмертный снова закатил глаза и поведал о летавшей нечисти, попадавшей на своих крыльях на противоположный берег, но никак не в Явь. Напрашивался вывод: по мосту нужно было идти самостоятельно. Однако, в голосе навьего царя послышался оттенок сомнения, и Юлий сильнее ухватился за свою идею.

– Не попробуем – не узнаем. До Калинова моста пара дней ходу, мы не упустим много времени, – не затихал бард. – С Ладой ничего не случится на твоих руках. Если не удастся войти в Явь, пойдем обратно, дел-то.

Юлий и Кощей посмотрели на девицу, словно от нее зависело это решение. Лада кивнула, поддержав юношу. Тогда навий царь, находя спор с Юлием самым бесполезным занятием, лег на мантию и погрузился в сон.

⠀

Дорога до Смородины заняла два дня. За это время Кощей часто спал, залечивая раны. Молчаливость была свойственна ему, но Юлий будто бы подхватил это настроение. От барда не доносилось ни песен, ни потешек, ни стихов. Тишина сменила привычную болтовню, какая бывает обо всем и ни о чем, скрашивая путь. После пробуждения у подножия Пика юноша гонял думу и не делился своими переживаниями со спутниками. Юлий взял на себя все полевые хлопоты и часто охранял лагерь. Из-за живительной водицы усталость настигала его очень медленно.

Смородина чувствовалась издалека – ветер разносил ее удушливый запах по округе. Дым клубился над рекой, окрашивая небо в вишнево-коричневое зарево, и проплывавшие мимо облака будто бы наливались свинцом. Солнечные лучи не пробивались сквозь эту угрюмую завесу и, несмотря на ранний вечерний час, вокруг нависала густая темень, освещаемая лишь огненной рекой. Лес, по которому шли путники, постепенно менялся: ближе к Смородине деревья все больше оголялись и изгибались. Как только Кощей, Юлий и Лада дошли до окраины, то увидели кости вдоль берега. В основном, человеческие. Больше всего их было у подъема на Калинов мост, раскинувшийся через реку. Воды текли, с шипением облизывая опоры моста, вид которого не внушал доверия: ни перил, ни гладкой тверди. Он вился да тянулся, словно сам из костей был слеплен.

Путники подошли и остановились, осматриваясь. Все вокруг выглядело враждебно и наводило ужас. Кощей выдвинулся вперед, вытащив меч из ножен. В пяти метрах от него начинался Калинов мост. Вода вспучилась и выпустила столб дыма, брызнув пламенем. Бессмертный вогнал меч в землю, и по усопшим тёмнодушникам побежали лазурные искры. Скелеты отозвались на колдовство некроманта и начали подниматься один за другим. У некоторых из них отсутствовали конечности, либо кости были обглоданы рекой дочерна. Юлий крикнул на навьего царя с вопросом, что тот творит? Безмолвная дружина, около сотни воинов, заслонила Калинов мост. Кощей выпрямился и обратился к девице:

– Лада, останься. Молю тебя, – сказал он, и серебристо-голубые глаза засияли, как звезды. – Мы найдем способ излечить твою память. Если хочешь, я покажу тебе свой дивный дворец. Мы можем странствовать по Тридевятому царству: его садам, равнинам и живописному взморью.

Величественная фигура стояла посреди безмолвного войска, и длинные белые волосы колыхались от дуновений ветра. Юлий вопросительно поднял бровь и оглядел девицу. «Нет, от восхищения не тает», – в мыслях подметил бард.

– Кощей-Кощей, дед ты наш закостенелый. Мог бы обратиться ко мне, я же знаю уйму баллад, угодных женскому уху, – отшучивался Юлий, невзначай снимая лук с плеча, ибо гнетущая ситуация ему совершенно не нравилась.

Бессмертный пропустил слова юноши мимо ушей, не замечая его присутствия. Лада опешила от предложения Кощея. Какой ей следовало дать ответ? Отпустит ли девицу навий царь в случае отказа? Вероятно, нет, иначе зачем он воззвал к войску и лишил подступа к мосту? Юлий потирал пальцами ремень сумы у плеча, а там немного – и можно дотянуться до колчана. Он не собирался противостоять сотне скелетов, однако, если колдун впадет в крайность, юноша непременно пустит ему стрелу в лоб. Авось, выиграет время для побега. Обладая миролюбивым нравом, Лада хотела избежать боя. Девица шагнула к Кощею, отчаянно ищущему нежность в ее глазах, чтобы поговорить с ним.

Внезапно в серых облаках пронеслась тень. С небес спустился огромный дракон, и встал на четыре когтистые лапы. Объятые огнем, воды поблескивали на его рыжевато-коричневой чешуе. По мановению темно-алых крыльев по Смородине пронесся ветер, выворачивая на поверхность смрадные пузыри. Дракон прижал крылья к мощному телу и протащил по земле длинный, покрытый шипами хвост, оставляя глубокую борозду. Шесть его голов на длинных гибких шеях словно танцевали, поворачиваясь в разные стороны. Они раздували ноздри и тихо рычали. Но одна голова, увенчанная длинными рогами, восседала над остальными. Она изучала людей узкими вертикальными зрачками желтоватых глаз.

– Давно не виделись, братец, – произнесла рогатая голова надменным тоном, полным презрения. – Я не поверил, узнав о том, что по моим землям ходит Кощей Бессмертный, да не один, а в компании юнца и девы, чей лик прекраснее рассвета. Решил все проверить сам.

Остальные головы подхватывали слова шепотом и с придыханием, отчего у Юлия и Лады по коже побежали мурашки. Кощей нахмурил брови и повернулся к Змею Горынычу. Чернильно-черная рукоять меча испытывала на себе крепкий, наполненный гневом хват. Вслед за хозяином скелеты обратили на дракона глазницы, горящие лазурными сполохами.

– Послушай, братец, – шевелил массивной челюстью Змей, красуясь длинными клыками, – если встанешь в Смородину по шею, позволю вернуться на твою половину Тридевятого царства. А коли воспротивишься, быть бою. Или выжгу твои земли дотла.

Жестоко. Если Кощей пойдет на поводу старшего брата и ступит в реку, пламенные воды обожгут до костей, подвергая невыносимым пыткам. Змей считал, что битва с ним принесет колдуну боль и страдания, ведь тот не отделается легкими ранами. Возможно, при иных обстоятельствах Бессмертный уступил бы дракону, однако, рядом находилась дорогая сердцу Лада. Горыныч неспроста не упомянул ее и юношу. Что бы ни задумал Змей, он уготовил людям незавидную и трагическую участь. Гордыня тоже не позволяла Кощею подчиниться тому, кого он ненавидел.

Кощей ринулся в атаку вместе с безмолвным войском. Змей пригнулся, как лев перед прыжком. Все шесть голов забились в хаосе, готовые укусить неприятелей и переломать им кости. Казалось, что небо сгустилось и затрясло темными облаками. Юлий схватил Ладу за запястье и бросился бежать к лесу. Перед тем, как скрыться среди деревьев, девица мельком обернулась. Кощей противостоял голове, норовящей проглотить его целиком, а одна из шей металась из стороны в сторону, истекая темной кровью. Дракон чиркнул по ней когтистым пальцем, обряженным перстнем с большим округлым рубином, породил искру и приделал отрубленную голову. Она вздыбила чешую, собираясь извергнуть огонь из пасти.

Юлий и Лада неслись по лесу что есть мочи, собирая лицом паутину и получая свежие царапины от раскинувшихся ветвей. Близилась ночь, но двое не останавливались. Не было ни дорог, ни тропинок, ни просек, но юноша знал направление движения. Он обращал внимание на мох, лишайники и деревья: расположение листьев, окраску коры, растущие на стволах грибы. Когда темень поглотила пространство, перемещение по лесу стало сомнительным и опасным занятием. Слышались странные звуки: то ли зверь хозяйничал, то ли нечисть вышла на охоту. Юлий приметил дерево с плакучей повислой кроной, ниспадавшей вниз, и нырнул под нее, утягивая за собой девицу. Люди рухнули на корни, припав спиной к бородавчатому шершавому стволу. Они молчали, налаживая дыхание. Лада с тревогой смотрела сквозь лиственные промежутки и боялась увидеть в ночном небе дракона. Юлий прислушивался к окружению, не выпуская лук с наложенной стрелой. Люди затаились и провели так полчаса. Не случилось ничего, что могло поставить их жизнь под угрозу. Усталость пока не настигла барда. Он предложил Ладе вздремнуть и дал обещание стеречь ее. Девица, и без того клевавшая носом, не сопротивлялась. Она мигом уснула и даже не пошевелилась, когда юноша притянул ее – так обоим станет теплее.

Юлий разбудил Ладу в предрассветное время, и двое незамедлительно отправились в путь. Через пару часов девица намекнула о том, что ей голодно и хочется пить. Юноша напомнил, что они находятся на чужбине. Не исключено, что Горыныч занимается их поисками. Юлий вручил спутнице суму с остатками снеди и попросил не отставать. Девица порылась по донышку и нашла подсохшую краюшку хлеба и горсть каленых каштанов. Эти желтоватые орехи со сладковатой мякотью напомнили Ладе о навьем царе.

– Как думаешь, с ним все в порядке? – следовала девица по пятам, счищая шкурку.

– С Кощеем? Он же бессмертный, с ним ничего не сделается, – ответил Юлий нехотя и очень сухо, утомленный отсутствием сна.

Лада не продолжила сей разговор. Ей было совестно оттого, что они бросили колдуна. Девица понимала, что на поле боя она и Юлий стали бы помехой – им нечего противопоставить силе Змея. Возможно, в тот момент следовало побежать к Калинову мосту и попытаться войти в Явь, ведь безмолвная дружина ослабила защиту, атаковав дракона. Почему хорошие мысли всегда приходят опосля? Улыбка оставила прекрасное лицо, а на глазах выступила влага. Юлий терпеть не мог девичьих слез. Он попросил спутницу не кручиниться, а еще утешил, сказав, что Бессмертный наверняка выбирался и не из таких передряг. Лада поморгала, сохраняя хладнокровие.

– Сейчас нам нужно позаботиться о себе, – добавил бард. – Что до тебя, то лучше избегай общества Кощея. Пускай немного остынет и усмирит свои желания. Ишь, в жены тебя взять удумал.

Юлий не жаловал навьего царя, и Лада не чувствовала в юноше единомышленника. После событий Пика бард стал сам не свой и постоянно ворошил мысли. Воздух вокруг него тяготил даже в минуты покоя. Нечто угнетало юношу. Позже он признался девице, что хочет кое о чем рассказать, но сначала необходимо покинуть чужбину. Змей как-то узнал о том, что в его владениях странствует Кощей в сопровождении двух людей, значит, у дракона здесь находились свои соглядатаи.

На следующий день Юлий и Лада добрались до суземья, подгоняемые невидимым кнутом. Пик вдалеке был похож на затуманенный мираж. Широкое выжженое поле разделяла глубокая межа, за которой тянулась худенькая травка-муравка. С каждым шагом почва под ногами менялась и зеленела жизнью – верный знак того, что начались кощеевы земли. В Тридевятое царство действительно пришла весна. Если раньше люди шли меж сугробов по грязевой каше, то теперь снег виднелся лишь в самых затемненных участках.

Спустя два дня, изнемогая от усталости, путники добрались до той самой деревни, где намедни выступали с песнями и где Юлий обменял свой музыкальный инструмент и колдовскую пыль на добротный лук. Старосты узнали гостей и предоставили им ночлег. Способов вернуть хозяевам долг было немного: пойти в лес за дичью или встать на стезю творчества. В первом случае юноше пришлось бы тягаться с местными охотниками в незнакомых угодиях, а еще Юлий так утомился дорогой, что хотел прислонить где-нибудь свое седалище. Поэтому он планировал отблагодарить песнопением. Оказалось, его балалайку подарили ребятне. В уплату долга, старосты попросили поучить своих внуков затейливой игре, и юноша справился с этой задачей.

Отужинав, Юлий и Лада поднялись к горенкам. Девица вошла в покои с уютным окошком под потолком, глянула вверх и обнаружила среди пожухлой листвы крохотные почки. Совсем скоро они набухнут и явят солнцу нежную листву. Бард составил компанию спутнице, в шутку добавив, что самое время засидеться за важным разговором. Двое удобно разместились. Юлий сказал:

– Я родом из Прави, а мое настоящее имя Стрибог. Я божество, повелевающее воздушным пространством. Я ярюсь ветрами по землям Яви, управляю бурями, ураганами и снежными вьюгами. Если я в добром настроении, то создаю музыку, шумя листвой, посвистывая в расщелинах да проносясь над колосьями. А если гневаюсь, то обрушиваюсь штормами в море и метелями на дороги или разношу ветрами пламенные языки пожаров.

Юноша приоткрыл окошко, впустив в горенку ночную свежесть.

– Однажды я поспорил, что быстрее молнии. Оседлав ветер, я полетел стремительно и рьяно. В какой-то миг границы миров стерлись, и я пересек морок. Меня выбросило в Навь через колдовское решето, наделив человечностью и лишив божественных сил. Я скитался семь лет, побывал в деревнях и главном городе тёмнодушников Златовещенске. Я изучил несчетное множество очерков и сказаний, но так и не нашел способа вернуться в Явь. Затем по удачным стечениям обстоятельств мне встретился Кощей.

Юлий подсел ближе к Ладе, и его голос стал тише.

– Живительная водица, которую ты набрала из родника на Пике, не только залечила мои раны. Благодаря тебе я вспомнил о пещере, в которую упал. Там я выронил и оставил божественное оружие: золотой лук и пастуший рог. Если их найти, ко мне вернется сила. Я ощущаю ее, хоть и слабенько.

Очередное дуновение проникло в горенку. Юноша поймал ветерок, вытянув руку с раскрытой ладонью, и заставил его кружиться по половицам и утягивать за собой хлебные крошки от предыдущих постояльцев.

– Я считаю, что тебя послали из Прави на мои поиски. Я был лишен воспоминаний о своем оружии, пока не испробовал водицы из родника. А тебе пришлось хуже: память совсем оставила тебя. Если мои суждения истинны, то Навь лишила тебя божественности, как и меня.

Лада не возражала юноше, хотя водица и не вернула ее воспоминания. Возможно, тогда, на вершине, ей следовало сделать несколько глотков из родника. На Пик повторно уже не взойти, но девица не сожалела о своем выборе. Спасение жизни Юлия стало для нее важнее собственного странствия в Явь, ведь Лада не могла допустить гибель друга. Юноша полагал, что Правь возложила на плечи девицы задачу по его поиску и возвращению, и по этой причине святой долг Лады бессознательно пробивался сквозь призму потерянной памяти. Юлий поделился планами. Он мечтал дойти до места падения в Навь – в пещеру в кощеевых владениях, чтобы взять свое оружие. Затем, обретя божественность, достигнуть реки Смородины. Бессмертный не единожды входил в Явь по Калинову мосту, значит, и иным божествам это под силу. А еще юноша желал помочь сестре по Небесам, – так он ласково назвал девицу.

⠀

Почти два дня Юлий и Лада гостили в деревне: выспались, отдохнули, попарились в баньке, пополнили запасы снеди да отправились в путь. Они странствовали больше недели, поскольку юноша часто сворачивал с натопанных дорог в пролески, едва услышав что-то подозрительное. По пути встретилось поселение. Там путники переждали дождь и наелись досыта. Бард, как обычно, расплачивался своим талантливым песнопением, тоскуя по отданной балалайке, а Лада хлопала, топала и била ложками, задавая ритм. Оставшаяся дорога вела по безлюдным местам и вдоль речки, похожей на широкий ручей. Порой тропинки узились и вовсе прятались под свежей травой.

Долго ли, коротко ли, а двое добрались до искомой пещеры. Как описывал юноша, их должна была встретить притемненная полость, спрятанная в зарослях кустарника. В действительности все оказалось иначе. За последние семь лет тёмнодушники возвели здесь постоянный лагерь, занимаясь добычей меди. Всюду развевались знамена Златовещенска: писчее перо впереди двух соседствовавших куполов, на бронзовом полотнище. Даже сейчас, в полдень, кипела работа. Юлий и Лада вошли в лагерь, петляя между глиняными горшками да каменными пестами, которыми мастера толкли руду. Затем юноша догнал труженика и спросил, не находили ли местные чего-нибудь ценного в пещере. Мужик подпоясал кушаком рубаху, обляпанную грязью, и залпом выпил ковш воды.

– Ты про подземную кладовую? – тёмнодушник так назвал рудник, указав на вход в пещеру острием клина, используемым для откалывания руды. – Ну-у-у, среди меди иногда попадаются серебро и золото, но в малой примеси. Или ты о чем? Все ценное, как и руда, отправляются в Златовещенск, к князю нашему Велимиру.

Мужик вернулся к работе, напоследок глянув на путников, как на чудаков. Юлий обратился к дружиннику, наблюдавшему за порядком в лагере и прятавшему поджарое лицо в полоске тени. Детина лениво ответил на вопросы барда. Лагерь был развернут пять лет назад, когда тёмнодушники обнаружили пещеру, а рудознатцы подтвердили наличие залежей полезных ископаемых. Нагруженные повозки отправлялись в город еженедельно.

– Делать нечего, – позже сказал Юлий девице, – придется наведаться к Велимиру. Я бывал в Златовещенске, проводил много месяцев в читальнях, и там же купил свою первую балалайку, но общаться с князем мне не доводилось.

Юноша надеялся, что тёмнодушники, нашедшие божественное оружие, передали его князю, а не стащили втихаря.

⠀

Многие люди называли Златовещенск столицей за его размеры, густонаселенность и расположение, завязавшее на себе торговые пути. Интересной особенностью города было его наслоение: будучи небольшим поселением Златовещенск обнес да опоясал себя валом из деревянных стен для защиты от нечисти. В дальнейшем население прибывало, люди селились вблизи укреплений, возводя новый заостренный частокол и улучшая старый: заменяли дерево на камень. Ныне в центральной части города находилась крепость с княжеским дворцом, увенчанным двумя куполами. К ней примыкали окольные городские посады, обнесенные укреплениями, а за ними раскинулась сельская округа.

Полотнища бронзового цвета качались на ветру. У городских ворот, среди зеленой травы, красовались сани, еще не убранные из-за неожиданного прихода весны. Недалеко располагалась конюшня, паслись две темно-серые, с проседью, лошади. Сивая масть была у Юлия любимая. Сразу за воротами встретились дружинники, а левее стояла большая кузница, пуская клубни дыма под облака. Всякое дело в руках здешних умельцев горело огнем. Лада с ребячьим восторгом глядела по сторонам и, как ожидалось, отстала от юноши, причем трижды. Юлий раз за разом возвращался за девицей, но порицать ее за любопытство не стал. Застройка в посадах, расположенных вблизи от дворца, была плотной. Некоторые тропинки, не умещавшие телегу, петляли между избами и сбивали с толку приезжих гостей. Однако, купола оставались неизменным ориентиром, видным отовсюду.

Оказавшись на княжеском дворе, Лада попросила барда остановиться и оглянулась. Юлий спешил, ведь мысли о божественном оружии терзали его, словно комары. Тем не менее, он позволил спутнице созерцать пейзаж с высоты холма и, глядя на многолюдные посады и пахотные земли, тоже проникся сей красотой.

Бревенчатый дворец Велимира состоял из множества изб, объединенных сенями. У одного крыльца сидели красавицы и занимались рукоделием в ясном свете дня. Сами же княжеские хоромы возвышались в три этажа, и самый верхний из них, терем, отличался балконом с резными перилами и увенчивался куполом. Второй купол украшал сторожевую башню, где то и дело мелькали дружинники. В пределах двора находилась поварня с погребом и амбар. В отличие от дворца, окна которого расписывала стеклянная мозаика, в амбаре сквозили прорези в толщину одного бревна, с задвижками, опускаемыми на ночь. Это позволяло сушить зерно. Юлия поманил аромат меда. Юноша не ошибся: медуша соседствовала с поварней. В стороне от жилых пространств располагалась столовая изба, где проводились пиры да званые обеды. Дальше стояла баня, или, как называли местные тёмнодушники, мыльня, с клетью для хранения воды.

Юлий и Лада подошли к парадным сеням. Снаружи, как и внутри, дружинники блюли порядок. Велимир только-только закончил с приемом горожан и готовился отойти в опочивальню. Князь восседал на троне, деревянном с выделкой из кожи и меди. Свод сеней украшал орнамент горячего цвета: светло-серого с красноватым отливом, словно пепел с угольками. По обе стороны от трона на продолговатых древках горделиво тянулись знамена Златовещенска. На стене, за спиной князя, виднелся знакомый золотой лук, подвешенный на дюжину крючков. У Юлия аж от сердца отлегло.

Велимиру на вид было десятка четыре. Статен он был и красен: с высоким челом, обрамленным русыми кудрями с благородной легкой сединой, да с широкой бородой.

Юлий выступил вперед и представился, изящно поклонившись в пояс. Лада кротко повторила за юношей, тайно восхищаясь его манерами и умением подать себя, а Юлий как взял да рубанул с плеча: отдай, говорит, князь-батюшка, мой лук. Велимир от такой наглости глубже в трон погрузился, метая ясноокие взоры: то ли над шуткой посмеяться, то ли дружинников позвать да выдворить гостей из дворца.

– Многие положили жаждущий глаз на золотой лук. Некоторые пытались прибрать его к рукам, а ныне отбывают суровое наказание в железных кандалах, заточенные в темнице. Но такие заявления впервые, хвалю за смелость, – князь расположился удобнее, припав на широкий подлокотник.

Велимир ловко пустил на рассуждение тему о неприспособленности золотого оружия к жизни, мол, его ни к ратному делу не приобщить и на охоту не взять. В отличие от него, сложносоставной лук, красовавшийся за спиной Юлия, непременно послужит ему лучше. Юноша не стушевался и поведал о том, что семь лет назад обронил золотой лук и пастуший рог в пещере, добавив, что эти вещи семейные и очень ценны для него. Тут-то князь задумался, оставив насиженное место и пройдясь важной поступью. Пастуший рог действительно был найден вместе с луком, и хранился в личном ларце Велимира. Об этом предмете знали немногие тёмнодушники. В отличие от лука, он был смастерен из обычного коровьего рога, но звучал так гулко, словно вобрал в себя все ветры мира. Златовещенский князь предложил его взамен на службу.

– Случилось две беды. Устраните одну из них, и я отдам пастуший рог. О золотом луке потолкуем после вашего возвращения, – поставил в известность Велимир.

Юлий и Лада приняли его условия. Юноша и не надеялся, что князь с легкостью расстанется с таким редким оружием.

Велимир рассказал о деревне, расположенной в устье реки Полноводница. Там рыболовство является важнейшим промыслом, кормящим Златовещенск и соседствующие поселения. С приходом весны в реке завелся водяник со своими прислужницами-русалками. Нечисть мешала заниматься ловлей рыбы. До недавнего времени они портили орудия лова и сбивали ез, но затем утопили нескольких тёмнодушников. Жители деревни побаивались подходить к реке. Даже почитаемые наемные ловцы, поставлявшие рыбу к княжескому столу, не рисковали своей головой. Велимир рассчитывал, что кто-нибудь осадит водяника, силой, если угодно, и вернет людям трудовую прыть.

Вторая беда случилась в деревне Глухомань, известной своим ткачеством. Вообще прядение и ткачество развивались широко и повсеместно, но глухоманьские умельцы использовали в ремесле особую пряжу, изготовленную из сосновых иголок. Их изделия получались согревающими, с целебными свойствами. Однако, то ли завистники, то ли нечистая сила наложили на Глухомань проклятие: живущих там тёмнодушников постоянно атаковали невзгоды. Велимир надеялся выявить и устранить корень их бед.

Князь велел подданным накормить Юлия и Ладу, и на том с ними распрощался. Люди прошли в столовую избу, обсуждая, какая задача им по плечам и по душе. Отобедали они скромно, но досыта: съели забеленные сметаной щи с ржаным хлебом. Также отведали ароматного, с кипреем и мятой, чая из самовара.

Едва люди окончили трапезу, как в столовую избу вошел дружинник. Лада легонько толкнула Юлия локтем в бок, обращая его внимание на человека с петушиной головой и в стеганом доспехе. С ним уже доводилось встречаться на пути к Пику. Незнакомец наклонил голову, осматривая посетителей, и алый гребешок, надорванный в двух местах, согнулся набок. Затем дружинник направился прямиком к Юлию и Ладе, поскабливая по половицам когтями на длинных птичьих ногах.

– Как тесен мир. С вами, помнится, был человек, ко-который нес примечательный меч, – молвил воин, сев на лавку напротив. – Мое имя Елисей. Я сотник князя. Острить по поводу моего облика не советую – вмиг снесу вам голову. У меня на то есть княжеско-кое дозволение.

«Яйца пусть себе снесет, – в мыслях пошутил Юлий и хихикнул в кулак. – И не над такими важными петухами корки мочили». Лада вежливо познакомилась, назвав себя и барда. Пощелкивая клювом, Елисей сообщил, что по велению князя сопроводит юношу и девицу в их странствиях и окажет помощь. Затем сотник поинтересовался о том, какую деревню навестят люди.

Сюжетная развилка «Поручение князя»:

ГЛАВА 9. Козни водяника и русалок в устье

Полноводницы.

ГЛАВА 10. Таинственное проклятие деревни

Глухомань.