Текст книги "Ворон"

Она плакала, сидя у окна своей комнаты, глядя сквозь окно в опустившуюся на землю ночь. Что бы они ни сделали с ней, она намерена выжить. Она должна выжить, чтобы отыскать сына. Анвил жив. Ее материнский инстинкт подсказывал это. Она снова заплакала, потому что дала себе клятву после этой ночи не плакать до того дня, пока не отыщется ее сын. Она не доставит своими слезами радость Кимри.

За час до зари она услышала звук поворачивающегося в замке ключа. Дверь отворилась, и на пороге появились две высокие, закутанные в темное фигуры. Рианон собралась было закричать, приняв их за убийц, но внезапно услышала, как голос Тарана зашептал ей:

– Принцесса, не кричите! Я и Эван aп Риз пришли к вам как друзья.

– Что вам от меня нужно?

– Принцесса, мы согласны с вами, вашего сына кто-то похитил. Мы хотим отыскать его, но не знаем, с чего начать. Поскольку скоро вступает в силу ваш приговор, нам будет опасно с вами разговаривать. Поэтому, когда нам потребуется поговорить с вами, мы будем стоять подле, делая вид, что общаемся друг с другом. Будьте осторожны, отвечая нам, и не дайте повода Синбелу либо его дочери продлить вам наказание.

– Я знаю, что Синбел посадит свою дочь на мое место.

Таран кивнул:

– Да, он постарается, но она не та, за кого себя выдает, хотя некоторых могут и одурачить ее послушание и смирение. Но скажите лучше, как помочь вам, моя милостивая госпожа?

– Поговорите с женщинами, которые должны были присматривать за мной и моим сыном, прежде чем они покинут замок. Несомненно, кто-нибудь из них видел что-то, но молчит, опасаясь возмездия Бронуин. Говорите с каждой отдельно. Среди них есть одна новенькая, только что появившаяся при дворе. Она была бы добра ко мне, если б не опасалась главной дежурной дамы. Только после разговора с ними я могу посоветовать вам, что делать дальше.

Таран понимающе кивнул:

– Мы начнем немедленно, моя госпожа, потому что эти женщины скроются от гнева Пауела в изгнание сегодня же, чтобы не навлечь еще большую немилость на их семьи.

– Принцесса, – тихо обратился к ней Риз. – Мы освободили бы вас от этого наказания, если б могли, но мы бессильны, несмотря на то, что оно несправедливо. Однако не бойтесь, мы не допустим, чтобы вам причинили вред. Клянусь вам!

Удивленная глубокой страстностью его голоса, Рианон взглянула в его глаза и увидела нечто такое, о чем никогда не догадывалась. Он любил ее, и это открытие опечалило Рианон, поскольку, как и она сама, Эван любил неразделенной любовью. Покраснев, она ласково коснулась его руки и поблагодарила, а потом спросила:

– Как мой муж?

– Он скорбит, – резко отозвался Таран, – но по кому – по вас или ребенку – не знаю, моя принцесса.

И они оставили ее. Несмотря на всю жестокость, с которой она столкнулась, сейчас Рианон чувствовала себя сильнее, чем в последние несколько часов. Сознание того, что ей бесспорно верили эти два стойких воина и что она не была одинока в Дифиде, успокаивало ее тогда, когда трудно было даже ожидать утешения.

Она умылась, заплела длинные волосы в одну косу. Из всех своих платьев она выбрала одно простое цвета лаванды, которое было перехвачено на талии шелковым фиолетовым поясом. Единственным украшением служил свадебный обруч на голове. Изящные ножки остались босыми.

Как только первый свет зари коснулся далекого горизонта, к ней пришли. На тонкую шею надели тяжелый конский хомут, который грубо давил на хрупкие плечи, отчего она шла шатаясь, когда ее вели к каменной глыбе, возвышающейся перед главными воротами замка. Вокруг нее толпились лишь члены совета. Пауела нигде не было видно.

– Ты будешь сидеть здесь, женщина Справедливого народа, – сказал Синбел. Он произнес название ее народа словно проклятие. – Каждому прохожему ты будешь говорить слова стоя: «Так как я убила своего ребенка, меня приговорили сидеть здесь семь лет. Если вы хотите войти в замок Дифида, мой долг принести вас в зал на спине. Таково мое наказание». Поняла, женщина Справедливого народа?

– Я не убивала своего сына, – спокойно сказала Рианон.

– Ребенок исчез. Ты не представила его нам. Это одно и то же. Совет признал тебя виновной в детоубийстве. Если не станешь произносить положенные тебе слова, наказание твое продлится. Не ожидай ни помощи, ни вмешательства от принца. Он отдал тебя в наши руки, – холодно сказал Синбел. – А теперь повтори слова, которые я тебе сказал, чтобы я убедился, что ты их знаешь.

– Я скажу их, но твои слова не могут сделать того, чего не было, Синбел из Тейфи.

Весть о жестоком наказании Рианон разнеслась по всем землям Кимри. Те, кто проходил мимо либо посещал замок Пауела, не позволяли красивой, убитой горем женщине нести их на хрупкой спине. Им, видимо, было стыдно за такое наказание, определенное советом Дифида, и они поражались, что Пауел не снимает обвинения со своей жены.

Простые люди шептались между собой о подозрительно скором приговоре, который был вынесен Рианон. Они знали о принцессе только хорошее. Как, спрашивали они себя, могла не оправившаяся от родов женщина, с нетерпением ждавшая ребенка, участвовать в заговоре? И почему? И не раз возникал вопрос: почему никто не ищет пропавшего ребенка? В большинстве своем они были бедны и бессильны, но у них не было недостатка в добрых чувствах.

Когда прошел третий день ее наказания и Рианон тихо сидела в дальнем конце Большого зала Дифида, она услышала недалеко от себя голос Тарана:

– У нас новость, принцесса. В ночь, когда пропал ваш ребенок, женщинам, присматривающим за вами и вашим сыном, принесли вино. Его передали от Бронуин с поздравлениями по случаю рождения маленького принца. После того как вино было выпито, ваши придворные дамы заснули глубоким сном. Кроме одной. Дама, недавно появившаяся при дворе, не стала пить, поскольку вино ей вредно. Она бодрствовала и видела все, что случилось. Она боялась рассказать, думая, что ей не поверят. Поэтому и поддержала ложь главной дежурной дамы. Ее терзает стыд за трусость и угрызения совести за то, что позволила втянуть себя в это дело. Я выяснил, что мы состоим в родстве, поэтому она поделилась со мной, но никому больше ничего не расскажет.

Рианон прикрыла рот руками, делая вид, что кашляет, и спросила:

– Кто украл моего сына?

– Дама точно не знает, но вот что она мне рассказала. В середине ночи она начала дремать, как вдруг ее пробудил звук сильно дребезжащего оконного переплета. Окно распахнулось, и просунулась громадная когтистая рука, которая нежно подняла спящего младенца из колыбели. Дама была страшно напугана и не знала, что делать. Она сказала мне, что потеряла сознание от страха, а когда пришла в чувство, ребенок исчез. Она закрыла окно и крепко заперла его на замок, никому ничего не сказав, кроме меня. Больше она ничего не знает. Говорит ли вам это о чем-нибудь, госпожа?

– Это дело рук не простого смертного существа, – уверенно ответила Рианон, – но кто это или что это было, кто украл моего сына, я не знаю. Нам, может быть, поможет Справедливый народ. Я не могу уйти отсюда, но ты не должен идти один. Слишком опасно пускаться в путь Кимри в одиночку, поскольку мой народ уже знает о приговоре Дифида. Хотя мы по натуре добрый народ, но мои сородичи разгневаны.

Таран оглядел зал, чтобы убедиться, не следят ли за ними, и, успокоившись, проговорил:

– Мы отправимся вместе с Эваном.

– Да, милостивая госпожа, – отозвался Эван ап Риз, – но вы должны сказать нам, как попасть в замок вашего отца, потому что в день вашей свадьбы заросли расступались перед вами и закрывались, когда мы проходили.

– Вы должны учтиво попросить лес позволить вам пройти через него, – тихо сказала Рианон. – Скажите: «Ради нашей госпожи Рианон, которая в трудном положении, позволь нам пройти, о справедливый лес» – и вы увидите, что сможете пройти. – Затем она быстро сообщила, в каком направлении им нужно идти, чтобы отыскать на озере дворец сестры.

Потом они отошли от нее. А на следующий день она видела, как Таран Ста Битв и Эван ап Риз отправились на поиски, которые много месяцев будут держать их вдали от Дифида. Видя, как они удаляются от замка, она была охвачена печалью, потому что это были ее единственные друзья при дворе.

В это время к воротам замка приблизился гость. Рианон послушно поднялась и произнесла жалостливые слова, даже не подняв глаза на стоящую перед ней женщину, пока глумливый голос не скомандовал:

– В таком случае подойди, тварь Справедливого народа! Ближе, к этой глыбе, чтобы я могла взобраться на тебя!

Фиалковые глаза Рианон встретились с враждебным взглядом Бронуин Белая Грудь. Она покорно нагнулась, и Бронуин вскарабкалась ей на спину, крепко обхватив шею жертвы руками, едва не задушив ее, а ногами обвив тонкую талию.

– Быстрее, тварь! – сказала она, жестоко колотя каблуками по бокам принцессы. – Отнеси меня прямо в зал, тварь! Другим, может, и жаль тебя, а мне нет. Ты получила то, что заслужила, украв у меня Пауела с помощью твоих подлых чар, но теперь колдовство тебе не поможет! Ты бессильна, женщина Справедливого народа, а я нет!

– Что ты сделала с моим сыном? – задыхаясь, спросила Рианон.

Бронуин мерзко рассмеялась:

– Ты ничего не сможешь доказать против меня, а то тебе придется спасать свою шкуру. Но я еще не разделалась с тобой, женщина Справедливого народа. Задолго до окончания твоего наказания Пауел вынужден будет развестись с тобой, отстранив от себя. Он женится на мне, и я буду царствовать рядом с ним как принцесса Дифида. Наш сын, мой сын, ребенок, в чьих жилах будет течь только кровь Кимри, не оскверненная ни каплей чужой крови, будет править Дифидом после нас! Не твой сын со смешанной кровью и странными обычаями. Мой сын! А в нашу брачную ночь, мою и Пауела, тебя приведут в нашу опочивальню связанной и с кляпом во рту, чтобы ты полюбовалась, как Пауел будет наслаждаться со мной любовью и как я доставлю ему удовольствие только мне известным способом. Ты узнаешь, потому что женщины, даже из вашего народа, инстинктивно чувствуют это, каждый миг, когда Пауел пустит в меня свое семя и оно даст корни! – И Бронуин рассмеялась, усердно работая кнутом, когда принцесса с трудом пробиралась в Большой зал с отвратительной ношей на спине.

Рианон ничего не сказала, сдержав слезы. Что она могла сказать? Она была беззащитна. Она могла только молча и терпеливо нести свое бремя. Несколько недель подряд Бронуин каждый день заставляла Рианон носить ее в зал. Эта пытка прекратилась так же внезапно, как и началась. Рианон подслушала, как слуги ее мужа говорили, что Синбел запретил Бронуин открыто проявлять жестокость к Рианон. Это не поможет ей заполучить Пауела, а только сделает Рианон мученицей в глазах всех.

Бронуин нашла более изощренные способы терзать Рианон. Она постоянно садилась рядом с Пауелом за столом, суетясь около безмолвного принца, выбирая для него кусочки еды с деревянных блюд. Она подносила Пауелу свой кубок с вином, смеясь ему в лицо, пытаясь угодить во всем. Поначалу ее маленькие уловки не оказывали на него никакого действия, но потом перемена, сначала медленная, начала происходить в нем. Он все еще был грустен, но по крайней мере начал реагировать на тех, кто окружал его, особенно на Бронуин. Сердце Рианон сжималось, видя их темные головы, склоненные друг к другу.

Да, Пауел оставался мрачным и печальным. Его смех уже не отдавался эхом в зале, он никогда не улыбался. Иногда его глаза блуждали по тому дальнему, темному концу зала, где на маленькой деревянной скамеечке сидела его жена, брошенная всеми, наедине со своими мыслями. Но со временем Рианон, казалось, растворялась в полумраке и дымке зала, он не мог иногда различить ее. Она словно исчезла, его златовласая принцесса Справедливого народа, и сердце Пауела сжималось у него в груди.

В том дальнем углу Большого зала был маленький альков, где она спала ночью. Сначала у нее не было даже соломенного тюфяка, но однажды вечером откуда-то появилась маленькая перинка. Вынужденная состязаться с собаками за кусочек еды, она была близка к голодной смерти, потому что жестокие придворные нашли себе забаву, стравливая собак, бросая им куски еды, особенно когда они видели, как бедная принцесса пыталась подобрать себе несколько корочек. Потом однажды утром Рианон проснулась и обнаружила деревянную тарелку, наполненную дымящейся ячменной кашей. Она была поставлена в маленькое углубление в каменной стене возле места, где она спала. Она с жадностью проглотила кашу, с облегчением подумав, что сегодня ее не будут кусать собаки. А вечером Рианон увидела хлеб и даже яблоко! Еда появлялась каждый день, простая еда, иногда кусочек дичи, сыр и всегда хлеб. Она так никогда и не узнала, кто приносил все это, но была преисполнена благодарности за доброту, поскольку голод увеличивал ее страдания.

Потом пришла зима, и дни стали короче. Было мучительно холодно сидеть на ветру в одном платье, которое со временем выгорело и истончилось. Однажды к Рианон подошла розовощекая крестьянка. Она тотчас же встала, чтобы произнести унизительные слова, которым ее обучили. Женщина, однако, серьезно сказала:

– Не надо, моя принцесса, произносить этот вздор, потому что я знаю, что это неправда, что бы они там ни говорили, эти злодеи! – Затем она сняла с себя длинный толстый плащ, связанный из неокрашенной шерсти, и накинула на плечи Рианон. – Тебе не пережить без него зимы, дорогая, – сказала крестьянка и ушла туда, откуда появилась.

Рианон в первый раз заплакала после того, как ее заставили сидеть перед воротами замка Пауела. Но это было не единственным проявлением доброты. Как-то зимним днем мальчик сунул ей в руку грубо вырезанный гребень из грушевого дерева и убежал. Восторгу Рианон не было конца, потому что уже много месяцев она вынуждена была расчесывать свои волосы пальцами.

Но бок о бок с добротой шла и жестокость. Однажды вечером Рианон с недоумением наблюдала, как Бронуин умышленно подносила своему отцу и Пауелу кубок за кубком, пока Пауел не свалился мертвецки пьяным под стол. Потом Бронуин повела пьяного Синбела к тому месту в зале, которое стало для Рианон ее домом, и подбадривала отца, втайне вожделевшего жены своего принца, насильно овладеть ею. Синбел с наступлением утренней зари не вспомнил о своем скотском поступке, зато Бронуин, собственной рукой закрывавшая рот Рианон, чтобы она не звала на помощь, знала, что этот акт вероломства обеспечит ей победу над Рианон.

И вновь розовато-фиолетовая дымка окутала страдающую Рианон.

Ри-а-нон!

Сколько времени просидела она с тяжелым хомутом на хрупкой шее перед воротами замка? Четыре лета прошло с рождения сына и его загадочного исчезновения. Четыре долгих лета, когда она едва не задыхалась от пыли, поднимаемой каждый раз проходившими мимо купцами или иными прохожими. Три долгих холодных зимы, когда ледяной дождь, а потом и снег морозили ее изящные руки и ноги. Раны на ее теле не заживали до наступления тепла. На ней по-прежнему было то же самое платье, в котором она вышла в первый день своего наказания. Оно теперь превратилось в лохмотья, которые нельзя уже было починить, нежно-лавандовый цвет давным-давно выгорел, превратившись в грязно-серый цвет пепла. Без подаренного ей теплого шерстяного плаща она не пережила бы суровой зимы, но носить его летом она не могла. И теперь ее занимала мысль, как бы ей раздобыть новое платье, чтобы прикрыть болезненно-хрупкое тело.

Им не удалось сломить ее дух. Простые люди по-прежнему были к ней добры. За исключением жестокого обращения со стороны Бронуин, двор не обращал на нее никакого внимания. Как таинственным образом появилась пуховая перина и каждое утро и вечер появлялась еда, так вновь вернулась к ней и ее серебряная щетка для волос. Она постоянно держала ее при себе. Раз в день, сидя перед воротами замка, она распускала длинные золотые волосы и медленно расчесывала их, пока они не оживали и не начинали блестеть. Народ приходил на нее глазеть, наслаждаясь единственным развлечением, которое она им доставляла. Увидев однажды, как Рианон неторопливо расчесывает свои золотые волосы серебряной щеткой, Бронуин пришла в ярость.

– Отбери у нее щетку! – визжала она на отца. – Тварь только привлекает к себе внимание, чтобы вызвать сочувствие у крестьян! Все мои труды последних лет пойдут насмарку!

– Это, моя дорогая Бронуин, твои трудности, а не мои, – равнодушно ответил разъяренной дочери Синбел. – Если не можешь завоевать Пауела, не моя вина. Он все еще любит женщину Справедливого народа, хотя и недостаточно для того, чтобы преодолеть подозрения, которые я так осторожно внушил ему. Будь терпелива, и ты станешь женой Пауела, обещаю тебе. Отними у Рианон ее щетку – и ты устроишь представление. Крестьяне отвернутся от Пауела, а следовательно, и от тебя. Имей это в виду, дочь моя! Если щетка Рианон должна исчезнуть, я лично позабочусь и об этом.

Они спорили в Большом зале, и, хотя Рианон не могла различить их слов, тем не менее она заметила между ними разлад и была рада разногласиям в стане врага. Когда потрясение от несправедливого приговора постепенно стерлось, Рианон поняла, что, хоть она никогда не вернется к Пауелу, она не может позволить Бронуин занять ее место. Бронуин не годится на роль жены несчастного Пауела. Кроме того, где бы ни был Анвил, он является настоящим наследником Дифида.

Наступила еще одна осень. Сидя как-то днем на своем обычном месте перед воротами замка, Рианон увидела трех всадников, приближающихся к ней. Когда они подъехали поближе, Рианон увидела мужчину, женщину и маленького мальчика. Она поднялась и медленно начала свое, теперь уже знакомое покаяние монотонным голосом. Только так она могла произносить эти отвратительные слова не крича от отчаяния.

– Так как я убила своего ребенка, я осуждена оставаться здесь семь лет. Если вы хотите войти во двор замка Пауела Дифида, мой долг отнести вас на спине в зал принца. Таково мое наказание.

Мужчина, по виду состоятельный господин, о чем свидетельствовало крученое золотое ожерелье на шее, тихо произнес:

– Приветствую тебя, Рианон Справедливого народа. Я – Тейрнион, лорд Гвента. Эта дама – моя жена Илейн, а ребенка зовут Кант. Мы не замараем себя участием в позорной несправедливости, поразившей невинную женщину. – Лорд Гвента был высоким мужчиной с добрым лицом. Он протянул руки и осторожно снял тяжелый хомут с хрупких плеч Рианон. – Пойдемте с нами в зал вашего мужа, принцесса.

– Мой господин, мне запрещено покидать свое место до захода солнца, – кротко сказала Рианон. Доброта лорда Гвента – это больше, чем она могла перенести. С ней уже многие месяцы никто не заговаривал, а тем более с таким участием.

– Вы никогда больше не будете сидеть перед этими воротами, принцесса, – решительно сказал Тейрнион. – Мы здесь, чтобы исправить зло, причиненное вам четыре года назад теми, в чьих злобных сердцах есть место только их собственным интересам, а не интересам Дифида. Только доверьтесь нам и пойдемте. – И, взяв ее за руку, он повел ее в зал Пауела. За ними шли Илейн и Кант.

Был час обеда. При виде четырех людей, вошедших в Большой зал и направившихся к столу Пауела, у присутствующих от изумления вытянулись лица и перехватило дыхание. Из-за внушительной фигуры лорда Гвента никто не осмелился остановить его или его спутников – толпа расступалась, давая ему дорогу, когда он шествовал по залу прямо к главному столу.

– Как смеешь ты привести сюда, в центр зала, эту преступницу? – дерзко спросила со своего места рядом с принцем Бронуин Белая Грудь. – Разве она не сообщила, что убила своего ребенка, новорожденного сына? Она колдунья Справедливого народа, хотя ее чары оказались бессильны перед таким честным народом, как наш. Где ее хомут? Кто бы ты ни был, ты ответишь за это!

Тейрнион бросил в сторону Бронуин быстрый уничтожающий взгляд.

– Приветствую тебя, Пауел Дифида, – начал Тейрнион, обращаясь прямо к принцу и словно не замечая Бронуин. – Я Тейрнион, лорд Гвента, а это моя жена, леди Илейн из Пауиса.

Пауел глубоко вздохнул и обратил печальный взгляд на посетителя. Любезная гостеприимность была первым законом среди Кимри.

– Добро пожаловать в мой замок, Тейрнион из Гвента, а также твоя семья, – ответил Пауел. Он умышленно не обращал внимания на Рианон. Видеть ее сейчас было для него слишком тяжелым испытанием. Она так болезненно худа, однако красота ее не потускнела.

– Выслушай меня, принц Дифида, потому что я приехал сюда исправить зло, причиненное твоей семье. Ты допустил, чтобы твою верную жену Рианон несправедливо осудили. Такое поведение недостойно принца Дифида.

Пауел был поражен этим упреком и насторожился.

– Можете вы доказать невиновность моей жены, мой господин? – нерешительно спросил он Тейрниона. – Если вам это удастся, тогда вы сделаете то, что никто другой, даже она, не в состоянии были сделать.

Тейрнион медленно кивнул и начал свой рассказ:

– Несколько месяцев назад к моему дворцу приехал Таран Ста Битв и его спутник Эван ап Риз. Хотя до нас дошли слухи о постигшем вас несчастье, мы не знали всех подробностей, о которых они поведали нам в первый же вечер. Получив благословение вашей жены, они отправились из Дифида в ее страну. Там они узнали, что один из бывших поклонников леди Рианон, в ярости от потери ее, искал способа отомстить. Среди вашего народа он нашел помощника. Кто был этот Кимри, им не удалось выяснить, потому что отвергнутый поклонник отказался назвать его имя. Он был наказан высшим советом Справедливого народа и больше уже не причинит никому вреда, – заверил своих слушателей лорд Гвента, а затем продолжил: – Таран Ста Битв и его друг верили в невиновность леди Рианон. В то утро, когда вы позволили так несправедливо осудить ее, эти славные воины порасспросили женщин, дежуривших ночью в покоях вашей жены. Они узнали, что Бронуин Белая Грудь принесла этим дамам вино, выпив которое они все сразу же погрузились в глубокий сон. Единственная дама, оставшаяся верной своему долгу, слегка вздремнула в середине ночи, но ее разбудил звук открываемой оконной рамы. С ужасом она наблюдала, как когтистая рука просунулась в комнату и подняла с колыбели вашего сына. Бедная женщина потеряла сознание, когда же пришла в себя, младенца в колыбели уже не было. Именно в этот момент проснулись остальные и, увидев, что ребенок исчез, и опасаясь наказания, попытались обвинить вашу жену в убийстве собственного сына. Та женщина, которая знала правду, боялась рассказать все. Она недавно появилась при вашем дворе, видела враждебное отношение к вашей жене и испугалась, что ей никто не поверит. Поэтому позволила, чтобы ваша жена была безвинно осуждена. Когда Таран говорил с ней, выяснилось, что они состоят в родстве, поэтому дама и доверила ему свою тайну.

Глаза Пауела расширились при словах Тейрниона.

– Я не слышал об этом раньше, – произнес он, но в голосе его было смущение. – Почему я не слышал об этом?

– Потому что это, несомненно, ложь, – зло бросила Бронуин, не обращая внимания на предостерегающий взгляд отца.

Тейрнион вновь не обратил внимания на сварливую женщину и спросил Пауела:

– Сколь много слов сказали вы своей жене после того, как позволили осудить ее, а, принц Дифида? Она знала, что ее сын похищен, но вы, как мне сказали, под влиянием чужих предрассудков мгновенно отсекли ее от себя. Вы не горевали с ней вместе, не утешали ее, никак не защитили ее невиновность.

Яркая краска стыда залила лицо Пауела при резких словах лорда Гвента.

– Ах, Рианон! – впервые за четыре года вслух произнес он имя жены.

Рианон подняла на мужа фиалковые глаза, вглядываясь в него с такой щемящей печалью, что принц не выдержал и громко закричал, словно от боли, но она не проронила ни слова.

Тейрнион продолжил свой рассказ:

– Я знал об этом существе, которое искали Таран и Эван, но не представлял, каково оно из себя и где его найти. Видите ли, господин, в моих стадах есть прекрасная кобыла, которую я очень люблю. Много лет она исправно жеребится, но был период, когда новорожденные жеребята постоянно исчезали при загадочных обстоятельствах почти сразу после их появления на свет. И вот четыре года назад я твердо решил, что не допущу пропажи жеребенка. Поэтому, когда кобыла начала жеребиться, я привел ее в свой замок в Гвенте ради безопасности.

Жеребенок родился хорошенький. Пока я стоял, любуясь им, окно комнаты распахнулось и появилась громадная когтистая рука, которая начала искать новорожденного, чтобы взять его у матери. Я схватил свой палаш и отрубил эту проклятую руку с жадной когтистой лапой. Снаружи раздался ужасный рев, словно поднялся ураганный ветер. Я выскочил в темный двор, чтобы сразиться с вором, кто бы он ни был. Я ничего не смог разглядеть, потому что в ту ночь не было луны. Затем я вдруг почувствовал, как что-то упало к моим ногам, и все опять стихло.

Я опустил руку вниз и поднял сверток. Каково же было мое изумление, когда в свертке я обнаружил здорового новорожденного младенца. Я принес его своей дорогой жене Илейн, которая была бесплодна. Мы решили назвать его Кантом, что значит яркий, потому что волосы на его голове были золотые и блестящие. Мы не сомневались, что после стольких бездетных лет судьба послала нам на радость сына. Мы даже предположили, что неведомое существо оставило нам младенца взамен жеребенка. Мы не имели ни малейшего понятия, откуда взялось дитя, пока несколько недель назад не появились Таран Ста Битв и Эван ап Риз с их печальной историей о Рианон и Пауеле Дифида и их пропавшем сыне.

Тейрнион посмотрел на маленького мальчика, стоявшего рядом с ним.

– Кант, покажи леди Рианон ткань, в которую ты был завернут.

Все взоры обратились на крепкого маленького мальчика с золотистыми волосами, когда он выступил вперед и протянул кусок ткани – серебристо-зеленой парчи. Ее полные слез глаза нетерпеливо впились в него, и мальчик посмотрел на Рианон глазами, как две капли воды похожими на ее. Дрожащими руками Рианон взяла ткань, хотя ей совсем не нужно было осматривать ее. Она узнала ее сразу же. Это была ее собственная работа – она соткала эту ткань на своем высоком ткацком станке, когда носила под сердцем ребенка. Ее маленький сын был завернут в нее в ночь своего рождения.

Рианон, рыдая, упала на колени.

– Я назвала тебя Анвил, – проговорила она. – Анвил, мой любимый сын! – И Рианон обняла мальчика, который охотно скользнул в ее объятия и нежно поцеловал ее в мокрые от слез щеки.

Тейрнион нагнулся и вновь взял упавшую парчу. Вручая ее Пауелу, он спросил:

– Вы узнаете ее, мой господин? Это та самая ткань, в которую был завернут ваш сын в день похищения?

Пауел взял ткань, с удивлением ощупывая ее. Он молча кивнул, не в состоянии поверить в удачу. Каким-то удивительным чудом его единственный сын и наследник был только что возвращен ему.

– Как мне вас благодарить? – хрипло спросил он лорда Гвента. Слова застревали у него в горле.

– Вы не сможете этого сделать, – резко сказал Тейрнион. – Возвращая вам вашего сына, я теряю своего и разбиваю сердце моей дорогой жены. Она полюбила Канта и с нежностью растила его с той самой ночи, когда он появился у нас. Чем могу я заменить ей такую потерю? Ничем, мой господин. Мы с Илейн, узнав правду о рождении нашего сына и видя на его челе отпечаток и Дифида, и Справедливого народа, не могли удерживать его у себя и позволить продолжать чернить имя его милой матери.

– Я в большом долгу перед вами, Тейрнион, и моими друзьями Тараном и Эваном. Где только они?

– Мы здесь, мой господин, – послышался голос Тарана, и они с Эваном выступили вперед из толпы придворных.

– Что бы вы ни захотели, будет вашим. Вы сделали невозможное для меня и Дифида! – сказал им Пауел.

– Мы это сделали не для вас и не для Дифида, мой господин, – резко заметил Эван. – Мы сделали это ради леди Рианон, которую любим и почитаем.

Рианон стояла, держа на руках сына. Видя их рядом, ни у кого в зале не осталось и тени сомнения, что это мать и сын.

– Благодарю вас, мои друзья, – спокойно сказала она. – Не отправитесь ли вы вместе с моим сыном обратно в Гвент, Таран Ста Битв и Эван ап Риз? Мне бы очень хотелось, чтобы вы обучали мальчика и охраняли его, пока он не станет взрослым.

– С удовольствием, госпожа, – ответили разом оба славных воина.

Потом Рианон посмотрела на Тейрниона и Илейн.

– Вы не потеряете вашего сына, нашего сына Анвила, которого вы зовете Кантом. У Кимри есть обычай, разве не так, воспитывать детей принца? Право матери выбирать место для воспитания ее ребенка. Мой сын теперь знает правду о своем рождении. Таран и Эван научат его всему, что он должен знать о Дифиде. Он будет жить в Гвенте вместе с вами, пока не станет мужчиной. Вы, Тейрнион, научите его тому, что надо знать, чтобы с честью управлять когда-нибудь Дифидом. Что такое честь, он может узнать только у благородного человека.

Всем было ясно, что она имела в виду.

Слова Рианон переполнили радостью Тейрниона и его жену и возбудили в них любопытство. Леди Илейн мягко заговорила с Рианон:

– Вы только что обрели вновь вашего сына и позволяете ему вновь уйти, да, принцесса?

Рианон кивнула:

– Анвил не знал других родителей, кроме вас двоих. Я хочу, чтобы мой ребенок был счастлив. Скажу вам, что, прожив шесть лет среди подозрительности и нетерпимости здешнего двора, я знаю наверняка, что в Дифиде Анвилу не обрести счастья, и даже самой его жизни угрожает опасность. Я не смогу здесь влиять на судьбу своего сына. Они отберут его у меня и постараются стереть из его памяти половину того исторического наследия, которую он получил от меня. Вам, разумеется, понятно по его внешности, что он не чистокровный Кимри. Однако вы полюбили его безоговорочно.

В этот момент заговорил мальчик. Его голосок был высок и пронзителен.

– Я только что нашел тебя, моя дорогая мама. Я не хочу больше тебя терять.

– Ты не потеряешь меня, Анвил, мой прекрасный сын. Я буду часто навещать тебя в Гвенте. Возможно, когда-нибудь к тебе приедет и отец.

– В таком случае я вернусь в Гвент, как ты пожелала, – нежно ответил малыш, вновь целуя ее в щеку.

За стенами замка Пауела грохотал гром, предвестник приближающейся бури. За окнами Большого зала сверкали молнии.

Пауел поднялся со своего места за главным столом и посмотрел прямо на Рианон.

– Рианон, – произнес он, – вернешься ли ты ко мне?

Прежде чем она смогла ответить, Бронуин Белая Грудь вскочила, словно ее ужалили. Вцепившись в руку Пауела хищными пальцами, она закричала:

– Нет! Ты не можешь так поступить со мной, мой господин! Отошли ее прочь! Она вызывает в тебе лишь страдания, эта женщина Справедливого народа. Как ты можешь быть уверен, что это твой сын? Это какое-то колдовство Справедливого народа против нас! Ты должен это заметить!