Текст книги "Ворон"

– Мне вас называть мамой, госпожа?

– Нет, если вы не чувствуете себя стариком, – приятным голосом ответила Уинн.

Ее замечание разрядило напряженную обстановку в зале. Затем все собравшиеся тоже опустились на колени и хором поклялись в верности новой хозяйке дома. Был подан эль и провозглашен тост за здоровье новобрачных. Потом зал опустел. Осталась только семья. Эдвин поднял Уинн и отнес ее в постель в большой спальне, так как она еще не вполне оправилась после родов Арвела. За ними шла Элдред.

– Я так счастлива за вас, госпожа, – чуть не плача от радости, сказала старуха, помогая Уинн раздеться и лечь в постель. – Я уже не надеялась увидеть хозяина вновь счастливым, но после вашего появления он снова помолодел! Вы не будете с ним несчастны. Так хорошо опять увидеть детишек в этом зале, как когда-то.

Уинн ничего не ответила. Она была огорчена тем, что у нее пропало молоко, несмотря на принятые ею лекарства. Она неохотно позволила внучке Элдред, которая родила мертвого ребенка за день до рождения Арвела, выкормить ее сына.

– Я знаю, как вы огорчены, госпожа, но ребенка надо кормить, чтобы он выжил. У моей внучки тоже должна быть цель, чтобы выжить. Ее ребенок умер, и муж тоже! Она молода, здорова, и у нее нет дурной болезни. У нее много молока, оно потекло за неделю до рождения ребенка.

У Уинн не было другого выхода, как взять несчастную Гиту кормилицей сына. Девушка, на два года моложе Уинн, была благодарна за то, что у нее появилась цель в жизни. Она нежно нянчила Арвела, а Уинн было стыдно, что ее переполняет чувство зависти. У Гиты теперь было место в большой спальне, единственной служанке в доме была оказана такая честь, потому что Уинн боялась отпустить сына от себя.

Приближалось лето. Уинн с нетерпением ждала появления Мейдока, но он не приезжал. Она старалась быть терпеливой, поскольку считала, что отыскать ее так же трудно, как первый весенний цветок. Пришел Белтейн, а с ним и годовщина их свадьбы. Уинн пошла в поле перед рассветом, чтобы нарвать цветов, пока с них не сошла роса. Она омыла лицо росой, зная, что в ней заключены волшебные свойства. Слезы беззвучно текли по щекам. Она посмотрела в разгорающееся от утренней зари небо в надежде увидеть старину Дью, но его не было. Летали малиновки, жаворонки, ласточки, перекликались кукушки, но не слышно было резкого хриплого крика ворона. Она старалась мысленно добраться до него, но не могла сосредоточиться.

Его лицо. Ей все труднее и труднее становилось представлять себе суровое и прекрасное лицо Мейдока. Казалось, она не видела его так давно! А прошло лишь семь месяцев. Столько произошло за то время, как они расстались. Ее мучила мысль, что она не увидит его снова. Становилось все труднее избегать настойчивых домогательств Эдвина. Уинн достигла такой точки в их взаимоотношениях, что сомневалась, хочет ли она на самом деле отвергать его. Она все еще не окрепла после рождения сына и была тронута любящей добротой тана. Уинн ни сколько не сомневалась в его любви. Эдвин относился к Арвелу как к своему сыну. Вчера вечером она неожиданно вошла в большую спальню и застала его там. Он держал Арвела в своих медвежьих объятиях, напевая колыбельную песенку.

Это несправедливо, подумала тогда Уинн. Это Мейдок должен держать своего сына на руках и петь ему колыбельную, но Мейдока, принца Пауиса, нигде не было. Отыщет ли он их когда-нибудь? Как ей быть с проблемой наследства Арвела, когда он подрастет? Нужно ли ей сказать ему или пусть он считает доброго саксонца своим отцом? Нет, уж Кэдерик позаботится, чтобы Арвел узнал, что он приемный сын. Уинн глубоко вздохнула. Она подумала, что, вспомнив отдаленное прошлое и покончив с ним, они заживут счастливо, но этому, видимо, не суждено сбыться. Почему судьба вновь жестоко разлучила их, когда они только начали свою супружескую жизнь?

– Мне надо примириться с моим теперешним положением, – громко произнесла Уинн. – Так дальше продолжаться не может! Сколько еще мне ждать Мейдока? Почему он до сих пор не приехал за нами? И приедет ли вообще? – Она вновь вздохнула, а потом наклонилась подобрать букет цветов, который положила на землю, когда умывалась росой. Распрямившись, она увидела Эдвина Этельхарда, идущего к ней через поле.

– Я проснулся, а тебя нет, – окликнул он ее, помахивая рукой.

Она пошла ему навстречу.

– Майское утро, – сказала Уинн, не сочтя нужным дальнейшие объяснения.

Протянув к ней руки, он обнял ее и поцеловал.

– Я потерял тебя, дорогая.

– Ты подумал, что я убежала, Эдвин? – полушутя спросила Уинн.

– Ты не бросишь Арвела, ты хорошая мать, Уинн. У нас должно быть больше детей.

Она задыхалась в его объятиях, зная, что должно последовать за его словами.

– Ты уже оправилась после родов, и я хочу тебя. Я не могу больше ждать! – Его рука ласково гладила Уинн по спине. – Ты моя жена, Уинн. Я объявил это перед сыновьями, своей семьей, слугами и рабами. Никто не отрицал законность твоего права в Элфдине. Даже Кэдерик. Настало время стать моей женой в полном смысле.

От этого не убежать, подумала она, все чувства у нее перемешались. Взглянув на него, она проговорила:

– Конечно, мой господин, это ваше право. Вы добры со мной, я ни в чем не могу отказать вам. – Что еще она могла сказать?

– Ты не отдаешь мне своего сердца, – печально произнес он.

Уинн кивнула.

– Да, – согласилась она, – но, вероятно, так будет не всегда. Мне нужно время. Вы дали мне все, кроме времени. Может быть, я никогда не полюблю вас, но я буду заботиться о вас и с почтением к вам относиться.

– Я хочу от тебя ребенка, Уинн.

– Если на то будет воля Божья, мой господин, – спокойно ответила она.

– Но сердцем ты надеешься, что Творец не допустит этого, ибо тогда тебе придется расстаться со своими воспоминаниями.

– Я никогда не забуду того, что было, Эдвин Этельхард, и у тебя нет права просить меня об этом. Арвел – часть тех воспоминаний. Разве я могу отказаться от него и его отца? Чтобы совесть твоя была чиста? Ты мог бы возвратить меня в Пауис к Мейдоку, если б захотел, но ты не сделал этого. Тем не менее ты знаешь, что я говорю правду о своей прошлой жизни, хоть ты это и отрицаешь.

Мерсия и Пауис – союзники. Жена моего короля – дочь графа Элфгара. Ты не пострадал бы ни в коей мере, если бы вернул меня и моего сына нашему народу, но ты этого не сделаешь. Своими действиями, мой господин, ты признал мой статус. Ты оказал мне честь, объявив перед всеми своей женой, но мне интересно, согласится ли церковь обвенчать нас.

Ты только того и хочешь, чтобы ребенком еще больше привязать меня к себе, – проницательно продолжала Уинн. – А что, если Мейдок появится в Элфдине после того, как я буду носить в чреве твоего ребенка, которого ты отчаянно хочешь? Или если он приедет, когда я рожу его тебе? Я буду разрываться между вами двумя, а это несправедливо! Господи, как бы мне хотелось вновь невинной девчонкой оказаться в Гарноке! – Она сердито вырвалась из его объятий и направилась к дому.

Эдвин Этельхард печально смотрел ей вслед. Она была права. Это несправедливо, но шансы Мейдока отыскать Уинн слишком слабы. Их земли разделяет такое пространство. Он честно купил ее. Даже если все, что она рассказала ему, правда, он все равно по закону не обязан возвращать ее в Пауис. Он любит ее, расстаться с ней – значит разбить себе сердце. Теперь она его жена. Ему нет еще и сорока четырех лет. Уинн заставила его снова почувствовать себя молодым. Молодой мужчина с плодовитой молодой женой. У них будут дети! Он недоволен своими двумя сыновьями. Он хочет для Элфдина других сыновей, и они у него будут.

14

Следы Уинн в Англии не обнаружены, или по крайней мере так с неохотой донесли своему господину, принцу Пауиса Венвинвина, люди, посланные им на поиски его пропавшей жены.

– Она в Англии, – упрямо сказал Мейдок. – Я знаю это!

– Англия велика, мой господин, – ответил Эйнион. – Наши люди прочесали все окрестности вдоль границы, точно следуя по пути ирландского работорговца Рори Бэна, поскольку его караван всегда замечают люди, живущие в тех краях. Он не похож на остальных работорговцев – у него добрый и веселый нрав. Рори Бэн не продал ни одного раба, пока не прибыл в Вустер, где его появление заметили многие. В народе говорят, что у него отменный товар: его рабы крепки, здоровы и послушны. Рори Бэна всегда радушно встречают в Вустере.

– И никто не помнит среди рабов женщину, внешне напоминающую мою жену? – Мейдок начал походить на человека, потерявшего рассудок от горя.

– Нет, мой господин. Никто не видел среди рабов леди, похожую на мою госпожу. Но это не значит, что ее не было среди них. Он мог спрятать ее, ведь в более крупном городе за нее дадут большую цену. Рори Бэн хоть и неплохой малый, но говорят, что он всегда выгодно продает свой товар. Или он мог втихую продать ее по дороге, как мы уже говорили. В этом нет ничего необычного. В этом случае будет труднее отыскать мою госпожу.

– Почему мы не нашли ее? – гневно воскликнул Мейдок.

Эйнион украдкой бросил на своего господина сочувствующий взгляд, чтобы не обидеть его.

– Мой господин, на это нужно время. Каждый саксонец, который может собрать себе пять наделов земли и построить дом, домовую церковь, пекарню и маленькую колокольню с колоколом, поднимается до положения тана. В некоторых частях Англии надел равняется ста двадцати акрам земли, а в других лишь сорока. Сейчас, мой господин, много танов. Любой из них с туго набитым серебряными монетами кошельком может позволить себе приобрести мою леди Уинн.

– А мой ребенок! – взорвался Мейдок. – Он, конечно, уже появился на свет, а я не знаю, сын у меня или дочь, осталась ли жива после родов моя жена или нет и не родился ли мертвым мой сын после тех потрясений, которые пережила Уинн. Я – Мейдок Пауиса! Принц могущественной семьи Венвинвина и, несмотря на все мое волшебство, не могу отыскать жену и ребенка! Какая польза от этой волшебной силы, которой я владею, если я не в состоянии вернуть тех, кто мне дороже всего на свете?

– Не все потеряно, мой господин. Вы должны набраться терпения. Ваша раздражительность – плохой помощник в поисках леди Уинн.

Мейдок с удивлением уставился на великана и рассмеялся.

– Эйнион, Эйнион! И почему ты такой мудрый? Я – человек, привыкший получать все, что захочу, потому что я принц Пауиса Венвинвина, но в данном случае я, кажется, не лучше любого крестьянина, работающего на моих полях.

– Возможно, это для вас урок, мой господин, – ответил Эйнион, улыбаясь принцу.

– Возможно, – задумчиво согласился Мейдок.

– Мы продолжим наши поиски, мой господин.

– Отправь побольше людей.

– Я бы не советовал этого делать, чтобы не вызвать подозрений, – заметил Эйнион. – Хотя жена короля Граффидда англичанка, саксонцев нельзя назвать нашими друзьями. Англия сейчас – беспокойное место. Эдуард, может быть, и король, но граф Гарольд прибрал к рукам большую часть земель, если не для себя, то для своих алчных братьев. Только Мерсия не попала ему в лапы, хотя он отхватил от нее жирный кусок, именуемый Херефордширом. Его единственный епископ Элдред Вустера был посвящен в сан архиепископа Йорка. Хотя этот коварный клирик вынужден был оставить свою епархию в Вустере Вульфстану, Элдред тем не менее остался лордом Освальдстоу. В юго-западной Мерсии он самый важный землевладелец, к тому же на службе у графа Гарольда, которому дал священную клятву.

– Епископ Вульфстан тоже, – заметил Мейдок, – хотя его первейшая клятва – это клятва Богу, но ты прав, мой добрый Эйнион. Гарольд Годвинсон не любит Уэльс и особенно короля Граффидда. Если он узнает, что племянница Граффидда находится в Англии в качестве рабыни, Уинн и нашему ребенку может угрожать еще большая опасность. Мы должны как можно осторожнее продолжать наши поиски. Если я так стремлюсь вернуть домой мою жену, то и Уинн, должно быть, рвется домой. – Он на мгновение задумался, потом спросил: – Проследили уже путь работорговца мимо Вустера?

– Да, мой господин. Он отправился на побережье, откуда морем поплыл в Бретань с двадцатью рабами.

– Пошли кого-нибудь вслед за ним разузнать о моей госпоже. Если ничего не удастся выяснить, тогда пусть по морю держат путь на Бретань, найдут Рори Бэна и порасспросят его. Если необходимо, пусть привезут его в Скалу Ворона. А мы тем временем продолжим поиски Уинн и нашего ребенка по другую сторону Рва Оффы.

Мейдок отвернулся от Эйниона, а тот, зная, что его отпустили, поспешил выполнять приказания своего господина. Хотя Мейдок и не догадывался об этом, но Эйниону была понятна его боль. Меган недавно родила ему первого ребенка, дочку, которую они назвали Гвинедц, что означает благословенная. Эйнион знал, что, потеряй он жену и дочь, ему было бы очень трудно жить дальше. Он восхищался Мейдоком, который, как он знал, безумно любил Уинн. Другие женщины просто не существовали для принца. Эйнион понимал, с каким трудом Мейдок оставался спокойным перед лицом такого несчастья. Как и принц, Эйнион был уверен, что Уинн жива, но он сомневался, что им удастся отыскать ее. А если это произойдет, смогут ли эти двое влюбленных счастливо воссоединиться? Сам пережив рабство, Эйнион понимал участь красивой женщины лучше, чем его хозяин. Время здесь играло очень важную роль.

Прошло уже шесть месяцев, и Англия, веками славившаяся более сырым и холодным климатом, чем любое другое место на земле, была обласкана солнечной и теплой погодой. На полях зрело зерно. Элфдин был процветающим поместьем с хорошим хозяином, который при случае ловко увеличивал свои владения. Эдвин Этельхард не мог реально претендовать на безусловное владение своими землями. Он владел ими по желанию своего лорда, в данном случае графа Мерсии, Эдвина. Элфдин и его первоначальный земельный участок были в его семье со времен великого короля Мерсии Оффы.

Как гласит легенда, именно предок Эдвина Этельхарда подал королю Оффе идею построить знаменитый вал и земляные сооружения, которые протянулись на семьдесят миль вдоль границы между его королевством и валлийскими землями, особенно Пауисом. Начальный участок Эдвина составлял всего семь наделов. К тому времени, когда он унаследовал Элфдин и был утвержден в своем наследстве предыдущим графом Элфгаром, поместье выросло до двенадцати наделов земли. Эдвин Этельхард добавил к ним еще шесть.

В 1062 году в Элфдине, как, впрочем, и по всей Англии, существовал четкий общественный порядок. Рабы и крепостные были низшим слоем общества. У рабов не было никакого имущества, и жизнь их зависела целиком от хозяина. Крепостным было чуточку легче, они тоже были всем обязаны щедрости хозяина и привязаны к его земле от рождения до смерти. Они, однако, могли иметь небольшое имущество. В Элфдине было мало рабов. Те, которые попали в поместье рабами, вскоре обычно поднимались до уровня крепостных, если своим поведением заслуживали это. Рабов, доставляющих хлопоты, обычно быстро продавали, поскольку ни один тан не допускал неповиновения на своих землях.

За крепостными на социальной лестнице стояли бедняки-арендаторы. Большинство из них в Элфдине было ремесленниками. Среди них были кузнец, горшечник, мельник, два пильщика и медник. Каждому тан дал домик, несколько акров земли для обработки, инструменты и оборудование для его ремесла. Взамен они должны были отрабатывать один день в неделю на Эдвина Этельхарда и дополнительно три дня во время сбора урожая, когда требовались дополнительные рабочие руки на полях. В целом же они свободные люди. Если им не понравится у одного тана, они вольны переехать в другую деревню или к другому тану.

Каждый бедняк-арендатор стремился стать фермером. У фермера могло быть до двадцати акров земли, взятых в аренду у своего лорда. Вообще лорды помогали человеку, достигшему такого уровня, скотом, орудиями труда, семенами и даже мебелью для дома. Фермер был трудолюбив и надежен, господин мог на него положиться. Когда фермер умирал, его имущество, конечно, возвращалось обратно лорду, но, как правило, оно передавалось наследнику, если тот зарекомендовал себя таким же хорошим хозяином, как его предшественник.

Фермер два дня работал на лорда, а весной во время сева и осенью при сборе урожая – три, он должен был помогать вспахивать общую землю. На Михайлов день[5]5
  29 сентября.


[Закрыть] фермер должен отдать лорду десять пенсов; два мешка зерна и две курицы на День святого Мартина[6]6
  11 ноября.


[Закрыть]; ягненка на Пасху и по одной свинье ежегодно за право пасти своих свиней в господском лесу.

Это была тяжелая повинность, и большинство фермеров имело большие семьи, которые помогали им вести хозяйство.

Эдвин Этельхард был относительно свободен от сельских хлопот благодаря своим беднякам-арендаторам и фермерам. На нем как на тане Элфдина лежали другие, более важные обязанности. Он должен был кормить, защищать и сопровождать гонцов графа Эдвина, проезжающих через его земли. Если пожалует сам граф, тану надлежало оказать ему радушное гостеприимство, равно как и его свите. Тан не видел графа Эдвина с раннего детства, когда тот вместе со своим сыном приезжал в Элфдин посмотреть на Эдвина Этельхарда. Добраться до Элфдина было не так просто, как до других поместий. Располагался он вдали от больших дорог.

Тем не менее Эдвин Этельхард серьезно исполнял свои обязанности вассала. Он следил за охотничьими угодьями графа, ловил и строго наказывал любого браконьера; смотрел, чтобы были, где необходимо, поставлены заборы, и содержал их в порядке. На землях Элфдина стоял каменный мост, который был переброшен через небольшую речку и вел к узкой тропе, которая спускалась по холмам к большой дороге. Тан следил, чтобы этот мост вовремя ремонтировался.

Раз в месяц тан Элфдина вместе с двумя другими танами заседал в местном суде сотни, где улаживались мелкие дела и споры, наказывались незначительные преступления. Дважды в год в его обязанность входило сидеть на скамье в суде графства в Вустере, который заслушивал более серьезные дела и выносил приговоры именем короля. Эдвин Этельхард никогда не уклонялся от исполнения этого долга, поскольку был благородным человеком.

Но самой важной обязанностью тана была военная служба. На два месяца ежегодно он и его сыновья призывались на службу к графу Эдвину и королю Эдуарду. Мужчины, подобные им, были опорой армии, которая по зову короля или графов защищала Англию. Во время междуусобиц таны создавали небольшие отряды воинов и шли на помощь сюзерену. Они снабжали своих людей продовольствием и всем необходимым. Раз в месяц мужчины в Элфдине брались за оружие и упражнялись в стрельбе на деревенском лугу. Ров Оффы не всегда защищал валлийцев от набегов за скотом.

Но вот уже не один год сменялся другим, а жители Элфдина не видели посторонних, кроме королевского сборщика податей, который регулярно приезжал в поместье за двумястами семьюдесятью шиллингами, которые должен уплатить короне Эдвин Этельхард. Каждый надел оценивался в пятнадцать шиллингов. Он собирал деньги на королевскую подать с ренты, от продажи излишков скота и продовольствия, за аренду мельницы.

Элфдин, как и все английские поместья, обеспечивал себя всем необходимым. Здесь выращивали зерно, овощи, скот, пряли шерсть, варили пиво, делали масло и сыр. Жизнь в Элфдине не намного отличалась от жизни Уинн в Гарноке. А в замке Скала Ворона она прожила недолго и не успела привыкнуть к его роскоши. Она с каждым днем все уютнее чувствовала себя в новом доме.

Когда Уинн появилась в Элфдине, она постоянно думала о Мейдоке. Теперь она обнаружила, что ее мысли заняты Арвелом и Эдвином и ее обязанностями хозяйки Элфдина. Мейдок, который следовал за ней сквозь время и пространство, чтобы помириться с ней, казалось, не мог отыскать ее по другую сторону Рва Оффы. Может быть, он не хотел, а может, такова их судьба – разлучиться вновь, после того как они разобрались со своим прошлым. Ни она не могла мысленно до браться до него, ни он до нее. Уинн не понимала, почему такое происходит, но знала, что жизнь тем не менее продолжается. Она в долгу перед Эдвином за ту любовь, которую он щедро расточает на нее и Арвела.

Он был удивительно страстным человеком. Ее поражало, как в его годы он мог так влюбиться. Он был еще и внимательным. В день Белтейна, когда Эдвин решительно объявил, что период ее выздоровления закончен и что он намерен воспользоваться своими правами супруга, она колебалась по нескольким причинам, но в конце концов согласилась подчиниться его желаниям. Она смутилась, не увидев в тот вечер за высоким столом никого, кроме Эдвина. Они ужинали вдвоем. Еда оказалась на удивление изысканной, а вовсе не той, которую она приказала приготовить Хилу.

Эдвину была подана корзина свежих устриц вместе с кубком густого пряного вина. Перед ней же лежала лакомая грудка каплуна, сваренного в белом вине, а также кубок пряного вина. С широкой улыбкой Элдред поставила деревянную тарелку с отварным аспарагусом и блюдо с каштанами, приготовленными с одним-единственным листиком мяты. Уинн от смущения покраснела. Еда, поданная им, предназначалась для возбуждения их страсти. Она едва прикоснулась к еде, хотя Эдвин ел с удовольствием.

– Я должна искупаться, – проговорила она наконец, когда не в силах была дольше оставаться за столом. – Я весь день провела на воздухе и вся пропахла потом.

– Ванна ждет вас, моя госпожа, – прокудахтала Элдред.

Краем глаза Уинн увидела Гиту с Арвелом на руках, выскальзывающую из зала.

– Гита! – резко окликнула она. – Куда ты собралась с моим сыном? Слишком поздно для прогулок.

– Я его несу в домик, который дал мне лорд Эдвин, – радостно ответила Гита. – Ох, госпожа, он такой красивый, в нем есть очаг и спальная полка с пуховой периной.

– Я не хочу, чтобы кто-то нарушал наше уединение, Уинн, – решительно объявил тан, прежде чем она могла что-то возразить. – Я не допущу, чтобы Арвелу угрожала опасность. – Потом он повернулся и взглянул с улыбкой на молодую кормилицу: – Ты можешь взять нашего сына и идти к себе, Гита.

Улыбка осветила лицо девушки, она сделала реверанс и удалилась из зала. Элдред тоже незаметно исчезла. Рассерженная Уинн поднялась из-за стола и бросилась по лестнице в большую спальню. Как смел он разлучить ее с Арвелом? Войдя в спальню, она увидела ее. Кровать! Огромную кровать с медными кольцами и парчовым пологом! Кровать с матрасом, периной, валиками под подушками и нижним покрывалом!

– O-оx! – с трудом выдохнула она, пораженная, и почувствовала, как слезы навернулись на глаза. – О-ох!

– Ты говорила о кровати с первого дня своего появления здесь, – сказал Эдвин, и она вновь удивилась, поскольку не слышала его шагов. – Я знаю, как тебе было неудобно на нашем простом спальном ложе.

– Но где ты отыскал ее? – спросила Уинн, растроганная его заботой и злясь, что ее собственный гнев кажется таким ничтожным по сравнению с его добротой.

– Я немного повидал свет и знаю, что такое кровать. Один из моих пильщиков особенно искусен в изготовлении мебели. Я объяснил ему, что мне нужно, и, думаю, замысел удался. Упругие ремни сделаны из оленьей кожи. Они не порвутся под нашим общим весом. Матрас набит сеном, соломой, лепестками роз и лавандой. Перина и покрывало будут удобные, обещаю тебе.

– А подушки? Где ты взял подушки?

– В Вустере, когда в прошлом месяце поехал в суд графства, – ответил он, улыбаясь. – Я удивил тебя, Уинн, верно?

– Да, ты меня действительно поразил, – призналась она.

– Будут и другие изменения, – пообещал он. – В двух днях пути от Элфдина есть поместье Элфлих. Его хозяин – мой дальний родственник, Элдвин Этельсборн. Его дом все считают необычным. Вместо большой спальни он построил несколько отдельных комнат. Мы вскоре навестим его и посмотрим, как он все это устроил. Потом сделаем и у нас в Элфдине. Ну как тебе, Уинн, нравится моя идея?

Она кивнула:

– Да.

– Очень хорошо! А теперь давай искупаемся, дорогая. Мне не терпится опробовать нашу новую кровать. Я отправил нашу любопытную старуху Элдред на ночь к Гите. Так что если тебе нужна помощь, я охотно буду твоей служанкой.

В углу их ждала большая ванна. Уинн быстро разделась, заколола волосы и вошла в теплую воду. За зиму она приготовила несколько кусков замечательного мыла, которое ароматизировала лавандой, поскольку это была единственная душистая трава, которая нравилась ей во время беременности. Она умыла лицо, намылила тело и сполоснулась, когда он наконец вошел в ванну.

Взяв у нее кусок мыла, он повернул ее спиной к себе и проговорил:

– Дай я помою тебя, моя любовь. – Его губы слегка покусывали ее влажную шею.

Он притянул ее к себе, и она мгновенно ощутила его настойчивый детородный орган. Его уже переполняла страсть. Он взял в свои мыльные руки, словно в чаши, ее грудь и начал ласкать ее. Грубыми большими пальцами он поигрывал чувствительными сосками, в то время как, склонившись к ней, языком облизывал раковину ее ушка.

– Ты знаешь, как сильно я тебя хочу, Уинн? – прошептал он нежно.

– Да, – тихо отозвалась она. Ну почему его руки так ласковы и столь возбуждающе действуют на нее?

– Я хочу, чтобы ты тоже захотела меня, – проговорил он, и кончик его языка проскользнул ей в ухо, щекоча его.

– Нет, – отозвалась она неуверенно.

– Да, – пробормотал он. Одна рука держала ее грудь, а другая томительно скользила вниз, обжигая тело Уинн пылкими прикосновениями. Он продолжал покрывать ее шею поцелуями, в то время как его палец проскользнул между нижними губами к маленькой чувствительной жемчужине ее страсти. Не спеша и настойчиво он поглаживал ее, вызывая во всем теле приливы восторга.

Она прикусила нижнюю губу, пытаясь остаться равнодушной к его ласкам, но ее бедра, казалось, стали двигаться сами по себе, и ей не удалось сдержать слабый стон, вырвавшийся через сжатые губы. Она чувствовала «его» – твердого и требовательного – у своих ягодиц.

– Мы никогда не кончим мыться, – слабо запротестовала она, – и вода остывает.

– Тогда помой меня, – тихо прорычал он и, повернув Уинн к себе лицом, страстно поцеловал ее. – Всего меня!

Он слегка держал ее за талию, когда она начала намыливать его. Дыхание ее участилось. Хотя Уинн и не хотела признаваться, но этот человек, называющий себя ее мужем, необычайно возбудил ее. Ее груди касались его мускулистой, заросшей волосами груди, и она вспыхнула от смущения, увидев, какие торчащие у нее были соски. – Я не смогу тебя как следует вымыть, если ты не отпустишь меня, мой господин, – сказала она наконец, пытаясь овладеть собой. Он отпустил ее.

– Я не хочу мешать тебе выполнять супружеские обязанности, – подтрунивал он над ней и усмехнулся, когда она залилась краской.

Уинн пыталась каким-то образом вымыть его. Она с серьезным видом мыла его грудь и руки, плечи и шею. Взяв кусочек ткани, она умыла ему лицо и уши, поругивая его при этом:

– Мужчины! Вы ничуть не лучше мальчишек! Вы только посмотрите на эти уши! Когда ты в последний раз мыл их? Уши надо мыть со всем остальным!

Эдвин, довольный, усмехнулся, его взгляд потеплел, когда он смотрел на нее. Вот что ему было нужно в жизни. Молодая жена, бранящая его, чья страсть – несмотря на то, что она ее отрицает, – будет согревать его долгими зимними ночами. Он игриво выхватил у нее кусочек ткани.

– Дай-ка мне теперь посмотреть твои ушки, женушка! Ах, да они безупречно чистые. – Он прикусил мочку уха, и она вскрикнула.

– Мой лорд Эдвин! Ведите себя прилично, или я никогда не закончу мыть вас. Вода почти уже ледяная! Повернитесь, чтобы я могла помыть вам спину.

– Только на этот раз поосторожнее, моя госпожа, – попросил он, вспоминая предыдущее совместное купание.

Эта ванна была рассчитана на одного человека. Они стояли так тесно друг к другу, что Уинн не могла вымыть ему ноги и ступни и сказала ему об этом.

– Тебе придется сделать это самому.

Но он схватил ее за руки и опустил к своему «копью».

– Не вымоешь ли этот грубый инструмент, госпожа? – кротко попросил он, но не отпустил ее, даже когда она с пылающим лицом провела тканью по его плоти. Он не отрываясь, пристально смотрел ей в глаза, прося о более интимных ласках. Он поигрывал губами с ее губами и наконец, не в силах больше сдерживать себя, выдохнул одно-единственное слово: – Пожалуйста!

– A-аx, – вздохнула она, не в состоянии отказать ему, – ты жесток, мой господин. – Потом ее пальцы сомкнулись вокруг его мощного «копья», нежно лаская его, поглаживая до тех пор, пока он не подумал, что может излиться лишь от одного простого удовольствия, которое она ему доставляла.

– Сегодня вечером, – почти простонал он, – я взгляну в твое лицо, когда овладею тобой, моя дорогая жена. Знаешь ли ты, как мне хочется увидеть твою страсть? – Он обнял ее и жадно поцеловал в губы, передавая ей свое желание.

Уинн подняла руки, обхватив его шею. Она глубоко вздохнула, когда ее груди крепко прижались к его груди. Она не могла сдержаться. Ей было восемнадцать, и радость бытия переполняла ее. Появится ли Мейдок или нет, она не могла больше отвергать этого восхитительного человека. Она страстно хотела насладиться с ним любовью.

– Не здесь, – прошептала она. – Мы не можем допустить, чтобы такая замечательная кровать стояла без дела, Эдвин, мой господин.

Он вылез из ванны и, повернувшись, поднял ее и опустил на пол. Он был готов уже забраться в постель, но Уинн остановила его, объяснив, что постель намокнет. Они тщательно вытерли друг друга, потом Эдвин задержал Уинн, чтобы насладиться ее красотой. Уинн зарделась от его взгляда. Ее зеленые глаза слегка расширились при виде его обласканного «копья». Эдвин протянул руку и погладил ее.

– Ты так прекрасна, – произнес он нежным, полным любви голосом. – Никогда не знал, что женщины могут быть такими красивыми. – Он распустил ее волосы, и они упали, окутав ее, как шелковая мантия. – Они черные, словно ночь, и мягкие, как атлас. У Арвела твои волосы.

– Его отец тоже темный, – мягко заметила Уинн.

– Я его отец. Арвел такой же мой сын, как и того, из чьего семени он вырос. Я не хотел пугать тебя и поэтому не говорил раньше, но когда Арвел появился на свет, пуповина обвилась вокруг его шеи. Цвет его тельца, однако, был нормальный. Я освободил его и очистил ему горло от слизи. Это я вдохнул в него жизнь.

Уинн, пораженная, смотрела на Эдвина. Вся страсть мгновенно исчезла.

– Он мог умереть, – прошептала она, ужаснувшись не просто от его слов, но от того, что ее упрямство могло стоить жизни Арвелу, не подоспей вовремя Эдвин.

– Я был рядом с тобой, чтобы ребенок благополучно появился на свет, – сказал Эдвин, правильно поняв ее мысли. – Я полюбил мальчика с самого первого момента, как увидел его. Он вырастет здесь, в Элфдине, сильным и хорошим человеком.