Текст книги "Ворон"

– Может быть, потому, – ответил Эйнион, – что мы от скуки грабим саксонцев и воруем у них скот, мой господин. – Глаза великана заблестели.

– У саксонцев на самом деле превосходный скот, – согласился с улыбкой Мейдок. – Но я не позволю втянуть себя в эту битву. Хотя моя семья и титул древние, этот маленький гористый мир Пауиса Венвинвина не имеет большого значения для сильных мира сего. Граффидд, несомненно, может обойтись и без меня.

Однако в своих предположениях Мейдок оказался не прав. Вести всегда медленно доходили до Скалы Ворона. Принц не знал, что в начале зимы самый могущественный граф Англии, Гарольд, вторгся в Уэльс и сжег поместье Граффидда, Рудлэн. Королю и его семье едва удалось спастись бегством, и Граффидд был взбешен.

Граффидд ап Льюилин был сыном Льюилина ап Сейсилла, короля Гвинда, и Анхарид, дочери короля Дихюбарта. В детстве никто не предполагал, что из него выйдет серьезный правитель. Но юноша превратился в крупного воина и, к великому удивлению многих, сумел привлечь людей под свои знамена. У Граффидда ап Льюилина были обаяние и притягательная сила, редко встречающиеся у мужчин.

Он вынужден был бороться за наследование Гвинда. В том самом году, когда он его добился, Граффидд завоевал также Пауис и разбил мерсийцев, когда они осмелились вторгнуться на его территорию. Тогда он заключил союз с графом Элгаром, скрепив его женитьбой на дочери графа, Эдит. Потом Граффидд отправился завоевывать Дихюбарт, родину своей матери. Однако все это время он питал лютую ненависть к саксонским графам Уэссекса. Сначала к Годвину, который стремился заполучить Эдит в жены своему сыну, а вот теперь к его сыну Гарольду, который нагло похвалялся, что убьет Граффидда и возьмет Эдит себе в жены.

С приходом весны Гарольд вновь появился в Уэльсе, теперь уже под знаменем перемирия, заключая мир и обмениваясь заложниками со всеми, кто с ним встречался. Это ослабило положение Граффидда, поскольку большинство валлийских лордов не хотели воевать. Они хотели мира. Гарольд предлагал мир, в то время как Граффидд слал гонцов, призывая своих вассалов совершить еще один поход против саксонцев Уэссекса.

Граффидд сразу же понял, что Гарольд пытается отвести угрозу со стороны валлийцев и обезопасить свой фланг, чтобы полностью сосредоточиться на внутренних делах Англии, настраивая ее против герцога Нормандии Вильгельма. Когда наступит время, Вильгельм не замедлит заявить свои права на трон. Граффидд знал Вильгельма лишь как славного воина. Он понимал, что герцог может добиться всего, настраивая Англию против Гарольда и ему подобных, при этом ему будет не до Уэльса, ведь надо не забывать еще и о норвежцах. Граффидд понимал, что может извлечь для себя большую пользу, помогая Вильгельму постоянными нападениями на Гарольда.

Гарольду это тоже было ясно. Он не хотел одновременно воевать с норманнами и с валлийцами. Это будет проигрышная игра. Граффидд ап Льюилин контролировал большую часть Уэльса. Уничтожив его, Гарольд рассчитывал выбрать среди валлийцев человека, способного возглавить их как нацию. Для этого граф Гарольд и отправился в Уэльс, подорвав его опору среди завистливой и мелкой знати. Успех превзошел все его ожидания.

Мейдок ничего об этом не знал, так как его владения были слишком далеки, чтобы Гарольд хотя бы вспомнил о них. Принц держал путь в Англию, в то время как Гарольд шел в Уэльс. Пока Мейдок проводил весну и зиму, прочесывая английскую территорию в радиусе двадцати километров от Вустера, король боролся за свою жизнь. Эту битву он проиграл в начале августа, когда был убит несколькими своими людьми, которых подозревали в том, что они состоят на службе у Гарольда. Убийцы не дождались момента, чтобы насладиться плодами своего преступления. Сыновья Граффидда отплатили за смерть отца. Гарольд ознаменовал свой триумф, объявив, что берет вдову Граффидда, Эдит Мерсии, в жены.

Младший брат Эдит, теперь граф Мерсии, не был достаточно силен, чтобы возразить против такого нарушения приличий или даже оказать сопротивление графу Уэссекса. «Датская» жена Гарольда, тоже Эдит, мать его троих сыновей, приняла это как неизбежное. Теперь под контролем Гарольда была почти вся Англия, после короля, конечно. Дело было за одним – чтобы умер король.

А в Элфдине Эдвин и Кэдерик спорили о положении в Англии все яростнее. Эдвин продолжал поддерживать решение короля назначить герцога Нормандии своим преемником. Кэдерик упорствовал, что королем должен быть Гарольд. Когда летние дни стали убывать и приблизилась осень, не стало ни одной трапезы, не омраченной спором двух мужчин.

– Гарольд обычный саксонский берсерк[7]7
  Древнескандинавский витязь, который становился невменяемым во время битвы.


[Закрыть], – настаивал Эдвин однажды вечером, когда в очередной раз разгорелся спор.

– Его поддерживает народ, – откликнулся Кэдерик.

– Гм, народ, – фыркнул его отец. – Народ не правит, а его поддержку можно купить за кружку эля на полпенни. Ты глупец! Гарольд не сможет отразить натиск норвежцев. Они, кажется, тоже считают, что могут заявить свои права на эту землю. Ты думаешь, они вежливо посторонятся, когда наступит момент, и поддержат Гарольда? Лишь дурак может поверить в это! Только Вильгельм Нормандии сможет удержать Англию. Его боятся как военачальника. Если будет править он, норвежцы не посмеют выступить против него.

– Нормандский герцог – иноземец! – взорвался Кэдерик. – Ты окажешь поддержку иноземцу, а не Гарольду? Это измена, скажу я тебе!

– Измена? – Эдвин вскочил на ноги. – Ты осмелился назвать меня изменником, ты, неблагодарное отродье? – Тан потянулся к кинжалу, висевшему у него на поясе, но Уинн остановила его руку.

– Кэдерик, – гневно сказала она, – немедленно покинь зал! Ты не вернешься сюда, пока не извинишься перед отцом. Я больше не потерплю эту постоянную перебранку за столом.

Кэдерик открыл было рот, чтобы возмутиться, но его жена яростно зашептала ему на ухо:

– Уинн права, мой господин! Пойдем сейчас! – Эдит бросила на Уинн одобрительный взгляд и вместе с другими женщинами вывела Кэдерика из зала.

Эдвин опустился на свое место. Уинн наполнила его кубок крепким красным вином, он быстро осушил его.

– Я хочу еще одного сына, – решительно объявил он.

– У тебя есть Болдер, а у него двое сыновей, – ласково сказала ему Уинн. – Если Кэдерик огорчает тебя, тогда сделай Болдера своим наследником. Ведь именно его сыновья в конце концов унаследуют Элфдин.

– Нет! Я хочу сделать наследником сына из твоего чрева! – Он поднялся, крепко схватив ее за запястья. – Пойдем, моя дикая валлийская девочка. Я горю желанием взять тебя и сделать нового сына для Элфдина! – Он потянул ее к лестнице, ведущей в большую спальню.

Уинн знала, что спорить с ним бесполезно, пока он в таком состоянии. Кэдерик все больше и больше действовал на нервы отцу. Если б только отец Эдит умер. Тогда Кэдерик будет иметь свои собственные земли и получит титул тана. Он забрал бы всех своих женщин и оставил их семью в покое. Постоянные стычки плохо действуют на Эдвина.

В спальне она с нежным смешком высвободилась из его плена, рукой отстраняя его.

– Нет, мой господин жеребец, – игриво проговорила она, – на этот раз я не дам тебе порвать мое платье, как в прошлый раз.

– Моя кладовая полна красивых дорогих тканей, – ответил он. – Я дарю тебе их все, моя дорогая. Ты можешь сделать себе сто новых платьев. – Он опять потянулся к ней.

Уинн ускользнула от него.

– Нет! – решительно сказала она, словно говорила с непокорным ребенком. – У меня есть более интересные занятия, чем шитье у очага. Кроме того, ты ведь знаешь, как я ненавижу бросать вещи на ветер. Позволь мне раздеться самой, а потом я раздену тебя, Эдвин. – Ее голос теперь стал соблазнительным и нежным. Она обольстительно улыбнулась ему, сняла золотой обруч и аккуратный покров из белого полотна с темной головы и отложила их в сторону.

– Очень хорошо, – согласился Эдвин, неуклюже опускаясь в кресло с легкой улыбкой на лице. – «Она знает, как со мной обращаться», – подумал он про себя и развеселился. Он не обижался на Уинн, потому что все, что она делала, было ради детей и ради него. В ней совсем не было эгоизма. Она действительно поразительная женщина.

Уинн заметила, что гнев его испарился, и успокоилась. Она выскользнула из красной туники, потом из нижней желтой, и, наконец, за ними последовала полотняная рубашка. В доме она не носила обуви. Уинн подняла руки, чтобы снять подвески в ушах, положила их к своей одежде. Неторопливо расплела косу, расчесав пальцами густые темные волосы.

– Положи руки на голову, – нежно приказал он, а потом со стороны оценивающе стал смотреть на ее буйную красоту. Ее упругие молодые груди пополнели после родов. Соски потемнели: из коралловых стали темно-коралловыми. Живот был плоский, но в нем была приятная его глазу округлость. Ноги полные, но не толстые. Он никогда не устанет смотреть на нее, решил Эдвин, и, словно уловив его мысли, Уинн опустила руки и встала перед ним.

Она ласково подняла его с кресла и начала раздевать. Сначала сняла кафтан с украшенным воротом. Потом нижнюю тунику и рубашку. Он сбросил с ног домашние туфли, в то время как Уинн, опустившись на колени, начала развязывать подвязки на его чулках, а потом, свертывая их вниз, сняла с ног. Она ласкала руками его ноги и бедра, от чего дрожь сладостного предвкушения пробежала по телу Эдвина. И, когда она взяла в руки его наполовину поднявшийся детородный орган и поднесла к губам, он не мог сдержать стон, вырвавшийся из самой глубины его тела.

Она крепко держала его, острым язычком поглаживая упругий чувствительный кончик. Другая рука в это время ласкала низ его живота. Потом она взяла его в рот, энергично посасывая, разжигая в нем яростную страсть, от которой он начал содрогаться. Он опустил руки и погрузил пальцы в ее черные шелковистые волосы, массируя ей голову все более настойчиво, пока наконец не закричал ей:

– Довольно!

Когда она отпустила его, он поднял ее на ноги и поцеловал обжигающим поцелуем. Уинн обвила руками его шею, прижимаясь к нему обнаженным телом и ощущая его твердое «копье», настойчиво пульсирующее у ее бедра. Он повалил ее на кровать, раздвинув ей бедра, которые широко раскинулись. Встав перед ней на колени, подался вперед, чтобы любить ее так же, как она только что любила его. Ее любовные соки текли беспрестанно, она задыхалась, извиваясь под его языком, который не знал покоя, двигаясь туда-сюда с умелой утонченностью до тех пор, пока она почти обезумела от наслаждения, которое он ей доставлял и которое она с жадностью принимала. Он устремил свой искусный язык еще дальше вперед, в женский проход, поглаживал и ласкал ее, пока она не начала всхлипывать от желания, которое не могло быть утолено.

– Пожалуйста, – молила она.

Его язык лизал ее теплую плоть, он пробормотал:

– Еще рано, моя дикая валлийская девочка.

Она чуть не кричала, когда язык начал облизывать ей живот, пощекотал пупок и поднялся к груди. Его сильное тело тоже поднималось следом за языком, вдавливая ее в матрас и перину всем весом.

– Ты убьешь меня, – почти что всхлипнула она, и он рассмеялся.

– Я хочу поглотить тебя всю, – прорычал он ей на ухо, целуя его, потом вновь закрыл своим ртом ее рот, упиваясь ее поцелуями, вкушая ее, ее язык и губы. Одной рукой он держал ее руки над ее головой, потом не торопясь, умело устроил Уинн между своими крепкими бедрами, свободной рукой направляя свое «копье» в цель.

Всхлипывая, Уинн бросилась навстречу устремленному оружию, страстно поглощая его в себя, вырывая руки из его хватки, чтобы обнять его.

Он яростно устремился вглубь, погружаясь с каждым ударом. Уинн ощутила, как теряет контроль над собой. Между ними раньше не было такой неистовой любви. Ее ногти впились ему в спину, но он, казалось, не замечал этого, бросаясь взад-вперед, взад-вперед. Его ягодицы напряглись от усилий, их обуревала неистовая страсть.

– Сына! – простонал он ей на ухо. – Я хочу от тебя сына, моя дикая и сладкая валлийская жена!

Уинн услышала его слова и поняла их, но ее собственное желание было столь велико, что она не могла не сосредоточиться на нем. Ее тело стало яростно отвечать на его любовь. Сильная мучительная дрожь пронеслась по ней, когда она почувствовала, что его страсть прорвалась, орошая ее тайный сад обильным семенем. Восхитительно! Необычайно восхитительно! Она была готова умереть от наслаждения, погружаясь в темноту, падая, падая, падая, пока от нее ничего не осталось, но в этот момент глаза ее открылись. Она жива. Изумительное чувство удовлетворения пропитало ее от трепещущих подошв ног до макушки. Эдвин лежал распростертый подле нее, тяжело дыша. Потянувшись, она взяла его за руку и, сначала сжав ее, поднесла к губам и поцеловала его пальцы.

– Я обожаю тебя, Уинн, – тихо проговорил он ей в ответ. Она слышала глубокую любовь в его голосе.

– А я люблю тебя, Эдвин, – отвечала она, осознавая, что это на самом деле правда. Как она могла не любить этого доброго и славного человека, который был так терпим с ней? Как могла она не любить отца своей дочери? Это не означало, что она не любила отца своего сына, но прошло два года с тех пор, как ее похитили из Уэльса. И за все это время Мейдок не появился и даже не прислал весточку, что приедет за ней. Она не могла ждать вечно. Она наконец обрела душевный покой. Опершись на локоть, она посмотрела в бородатое лицо Эдвина. – Да, мой господин, я люблю тебя, – мягко проговорила она, и ее зеленые, как лес, глаза наполнились слезами, но она не была уверена, были ли это слезы счастья или печали.

– Уинн! – радостно произнес он ее имя, лицо озарилось счастьем от ее слов. – Ах, моя дикая валлийская девочка, я никогда не сделаю тебя несчастной и буду любить тебя вечно! Клянусь тебе!

Вечно, подумала Уинн, когда их губы слились в сладостном поцелуе. Было ли на самом деле такое понятие, как «вечно»? Нет. Есть лишь миг вечности, и мудрые наслаждаются этим мгновением до конца, потому что он проходит и никогда больше не возвращается.

– А я буду любить тебя, пока жива, – пообещала она, зная, как важно ему услышать от нее эти слова.

В последующие недели все обитатели Элфдина заметили, что тан ходит такой счастливый, каким его никто никогда не видел. Его счастье передавалось людям. Всем, но только не Кэдерику.

– Она околдовала его, – жаловался старший сын тана жене.

– Он любит ее, – терпеливо объясняла ему Эдит. – В этом нет никакого волшебства.

– Он никогда не вел себя так с моей матерью, – ворчал Кэдерик.

– Твои родители были одного возраста, мой господин, и они поженились ради выгоды, как и мы все, – ответила Эдит, сочувствуя своему мужу, который, вероятно, никого не любил в своей жизни, включая и ее. Его всегда переполняли горечь и зависть, и Эдит не знала причин этого.

– Твой отец находится на рубеже, разделяющем зрелость и старость. Он не ожидал уже встретить любовь на своем веку. Он не только нашел любовь, но встретил ее в лице красивой доброй молодой женщины, которая подарила ему еще одного ребенка. Уинн, возможно, принесет ему много детей. Тебе лучше посмотреть правде в глаза и смириться с ситуацией, мой муж, – мудро посоветовала Эдит. – Уинн тебе не враг.

– Она сказала, что у меня не будет детей.

– Думаю, она права.

– Она не права! – закричал он на нее. – Я могу получить от нее сыновей. Я знаю это! – Он стал угрюмым, потом мрачно добавил: – Когда-нибудь Элфдин будет моим, и Уинн тоже будет принадлежать мне! Она станет рожать мне сыновей, захочет она того или нет, иначе я убью ее!

Часть IV
Наложница Большого зала

Когда любовь манит тебя,

Иди за ней,

Хоть путь ее тяжел и крут.

Кахлил Джибран, пророк

16

Приближалось Рождество, и в лесах, принадлежавших Элфдину, заметили огромного кабана. Тан пригласил старшего сына на охоту.

– На Святки у нас на столе будет великолепная кабанья голова, – пообещал Эдвин, целуя утром Уинн. Его рука проскользнула под рубашку, чтобы взять полную грудь.

– Полежи подольше в постели, мой господин, – соблазняла его Уинн. – Лучше поохотиться сегодня здесь, чем в холодном сыром лесу. – Она притянула его голову к себе и поцеловала долгим неторопливым поцелуем, возбуждающе поигрывая языком у него во рту.

С глубоким вздохом Эдвин зарылся лицом в ее душистые волосы на долгое сладостное мгновение, потом с сожалением оторвался от нее.

– Ты, моя дикая валлийская колдунья, можешь подождать от меня удовольствия, а кабан, увы, нет. Если эта тварь уйдет за пределы моих владений, то достанется кому-то другому.

– Ты уверен, что я буду дожидаться удовольствий от тебя? – подшутила она.

– Да, – самоуверенно ответил он, схватив ее на руки с притворным гневом, когда она выскочила из постели. Он на короткий миг прижал ее к себе, а затем, поставив на ноги, нежно шлепнул по ее ягодицам. – Позаботься о моей еде, жена!

– Для этого у нас есть домашние слуги. Мне же лучше отправиться в мою аптеку и приготовить зелье, чтобы удержать тебя.

На самом же деле Уинн подошла к колыбели, где лежала, проснувшись, голодная дочка. Быстро поменяв пеленку, Уинн опять уселась на кровать и дала малышке грудь. Аверел жадно зачмокала, Эдвину пришлось отвести глаза. Вид их ребенка, сосущего материнскую грудь, возбудил его гораздо сильнее, чем он хотел. Даже сейчас он не верил своей счастливой судьбе, которая послала ему молодую и прекрасную жену.

Пришли слуги и принесли в спальню воды для мытья. Закончив кормить дочь, Уинн передала ее молодой служанке, которая смотрела за Аверел. В свои восемь месяцев девочка была хорошенькая и здоровенькая. Она походила на отца, и у нее, как и у Эдвина, были темно-каштановые волосы. Только глаза, сделавшись из голубых зелеными, стали такими же, как у матери. Обычно жизнерадостная, Аверел могла разбушеваться в самый неожиданный момент.

– У нее характер саксонского рыцаря, – говаривала Уинн мужу, когда их дочка кричала и ревела от гнева. В эти редкие моменты только он мог утихомирить ее, а Уинн качала головой с притворным отчаянием. – Она уже обводит тебя вокруг своего хорошенького пальчика. Боюсь, ты избалуешь ее.

Они искупались и быстро оделись на предстоящий день. В то время пока Эдвин и Кэдерик будут охотиться на кабана, Уинн и остальные женщины займутся украшением дома к празднику. Они спустились в зал на утреннюю трапезу. На столе лежал свежий хлеб, твердый острый сыр, стояли тарелки с ячменной кашей и молодой сидр. Арвел и его няня, Гита, уже ждали их. Сын Уинн по-прежнему спал в домике Гиты со своей кормилицей, поскольку он еще не был отлучен от груди и завидовал, когда мать кормила сестричку. Остальные члены семьи торопливо вошли в зал. У Кэдерика, ко всеобщему удивлению, было хорошее настроение. Он и его отец добродушно подшучивали друг над другом на разные лады, споря, кто из них первым заметит кабана и, конечно же, кому выпадет честь убить его.

За стенами зала слышался яростный лай собак, когда их привели из псарни. Кроме псарей, на охоту отправлялись несколько дюжин слуг, которые должны сегодня быть загонщиками. Их задачей было выгнать кабана из его логовища на открытое место, где лучники, фермеры тана, смогут выстрелить в него. Хотя они уступают право убить зверя лорду или его сыну, тем не менее они тоже получают удовольствие от охоты. Но если кому-то будет грозить неминуемая опасность, они не замедлят пустить в зверя стрелу.

У тана был большой лук, сделанный из лучшего тиса и стянутый превосходной тетивой. Рога лука были украшены полированной костью, оправленной в серебро. Подбадриваемый матерью, маленький Арвел потопал ножками к приемному отцу, пытаясь справиться с тяжелым футляром для лука.

Эдвин усмехнулся и, нагнувшись, отобрал его у малыша.

– Скоро я научу тебя стрелять из лука, мой маленький сын, – сказал он, улыбнувшись мальчику и взъерошив его волосы.

Синие глазки Арвела загорелись от удовольствия, потому что он понял слова Эдвина.

– Па! – сказал малыш, энергично кивая головой.

– Он говорит еще что-нибудь, кроме «па»? – угрюмо проговорил Кэдерик.

– Он говорит то, что и любой другой ребенок в его возрасте, то есть мало, – резко заметила Уинн. – Но откуда тебе знать это, Кэдерик, ведь у тебя нет детей. – Она вручила Эдвину нарукавник на левую руку. – Это тебе, моя любовь. Я посылала за ним в Вустер.

Он взял подарок, улыбаясь от удовольствия, поворачивая его в руке. Нарукавник был тоже сделан из полированной кости и оправлен в серебро, как и его лук.

– Прекрасная вещь, Уинн. Благодарю тебя!

– Солнце уже взойдет, прежде чем мы отправимся на охоту, если ты не расстанешься с этой женщиной, отец, – проворчал Кэдерик.

– Он прав, – быстро согласилась Уинн, предупреждая спор между отцом и сыном. – День не обещает быть хорошим, я предчувствую, что пойдет снег, мой господин. Если станет сыро, возвращайся домой. У меня нет желания ухаживать за больным все Святки и Рождество.

Эдвин обвил рукой ее талию и крепко поцеловал.

– Я вернусь при первых хлопьях снега или каплях дождя, моя дикая валлийская девочка. Помни, что ты должна ждать меня. – Он усмехнулся.

– Я буду ждать, мой господин, – нежно ответила Уинн и, встав на цыпочки, укусила его за мочку.

Тан захохотал во все горло.

– Ох, самка, за свою смелость ты поплатишься сегодня ночью! – Потом поцеловал ее в последний раз и вышел из зала.

– Он тебя сильно любит, – сказала с печалью в голосе Эдит.

– Я тоже его полюбила, – ответила Уинн подруге.

– Ты когда-нибудь вспоминаешь о другом?

– Да, – честно призналась Уинн. – Как мне не вспоминать, когда Арвел – вылитый отец?

– Ты его по-прежнему любишь?

– Да, – отозвалась Уинн, слегка улыбнувшись, словно подсмеиваясь над собой. – Не думаю, что когда-нибудь смогу перестать любить Мейдока Пауиса, но в то же время я люблю и Эдвина. Не спрашивай меня, Эдит, потому что я сама этого не понимаю.

– Ты счастливая. Ты любишь и любима.

– Кэдерик любит тебя. О, я знаю, ты думаешь, что он не способен на это, но он любит.

– Нет, – ответила Эдит, и слезы хлынули из ее кротких голубых глаз. – Он помнит лишь о том, что отец обещал ему еще два с половиной надела земли, если он будет со мной хорошо обращаться. Он мечтает об этой земле, чтобы самому получить титул тана.

– И все же Кэдерик любит тебя, – твердо ответила Уинн. – Насколько я знаю, он всегда был добр с тобой, Эдит. Он обращается к тебе за советом и ценит твое мнение. Тебя это может поразить, но он твой друг. Он пропадет без тебя.

– Однако он берет в свою постель других женщин, и не только четырех своих младших жен, Уинн. Нет ни одной хорошенькой девушки, крепостной или фермерши, которая бы ускользнула от его ищущего взгляда.

– Это все его отчаянное желание иметь детей. И ты знаешь, Эдит, что все объясняется этим. Он никому так не доверяет, как тебе.

– Кэдерик рассказал мне о твоем приговоре. Зачем ты ему это сказала? В гневе, чтобы отомстить за его дурное к тебе отношение? – Эдит беспокойно теребила тунику. Она была старше Уинн на несколько лет, однако испытывала благоговейный трепет перед юной женой свекра. В конце концов, Уинн целительница, а к целительницам относятся с уважением.

– Кэдерик сказал мне, что в юности перенес тяжелую болезнь. Она поразила не только его лицо и шею, но также и его мужское естество. Лекарям хорошо известно, что когда такое происходит, семя мужчины становится безжизненным. Иногда, но крайне редко, такой мужчина может произвести одного ребенка, но это маловероятно. Вот это я и сказала Кэдерику, но он не поверил мне, Эдит.

Эдит понимающе кивнула.

– Я всегда считала себя не способной родить ребенка, – медленно сказала она, – и честно говоря, Кэдерик мало уделял мне внимания, прежде чем взять других женщин. Потом появились Бирангари, Дагиан, Элф и, наконец, Хейзел. Поначалу я завидовала, но скрывала свои чувства, чтобы не вызвать неудовольствия Кэдерика, поскольку моя неспособность произвести ребенка была, конечно, не его виной. Но как только все эти девушки оказались такими же бесплодными, как и я, мы стали друзьями. Как и я, они горы сдвинули бы с места ради ребенка. Я и сама уже начала подозревать, что все дело в моем муже, думаю, и его другие женщины тоже. Но ни одна из нас не произнесла этого вслух.

– Конечно, нет. Кэдерик измеряет мужское достоинство по количеству сыновей, как ты хорошо знаешь.

– Бедный мой муж, – произнесла Эдит, чуть не плача.

– Солнце встало, нам пора отправляться за ветками сосны, розмарином, миртом и остролистом, – сказала Уинн, указав на небо через открытую дверь зала. – Эти декабрьские дни такие короткие, Эдит. А где остальные? Они, конечно, не допустят, чтобы мы сделали все одни. Элдред, пойди приведи остальных женщин лорда Кэдерика, которые так предусмотрительно исчезли. Мы с ними встретимся там, где растет мирт.

– Да, госпожа, я приведу вам лентяек. – Она быстро заковыляла, бормоча что-то себе под нос.

– Она старая, хотя все еще резва, – заметила Уинн, с улыбкой посмотрев на Эдит, которая наконец овладела собой.

Застегнув на себе накидки изящными серебряными брошками, две женщины взяли плетеные корзинки и поспешили к ожидающим их женщинам Кэдерика. Их уважение к Уинн было столь велико, что они не мешкая пошли к назначенному месту.

Уинн радостно их приветствовала:

– Хейзел, ты самая маленькая, собирай ягоды мирта на нижних ветках, а Бирангари, как самая высокая, оберет верхние ветки. Когда закончите, нарежьте больших и красивых веток для зала. Элф, ты разумно надела перчатки, как я погляжу. Возьми тогда мой нож и нарежь остролиста. Дагиан, Эдит и я нарежем веток сосны.

– А розмарин? – поинтересовалась Бирангари.

– У меня много его в огороде, – ответила Уинн. – Мы нарвем его, когда вернемся.

День выдался довольно ясный, ветер был несильный. Вдали в лесу раздавался звук охотничьего рожка, лай собак. Женщины почти не замечали звуков охоты – они были поглощены своим делом. Корзинки наполнялись ягодами мирта, которые придадут особый аромат святочным свечам. В руках у них были охапки веток, которыми они украсят дом. Хейзел сбегала в дом за слугами, чтобы те помогли донести ветки.

Вернувшись в дом, женщины поспешили на кухню готовить праздничные свечи. Повар Хил, недовольный вторжением женщин, ворчал что-то себе под нос, однако отправил сына за оловянными формочками. Сладкие пироги, пропитанные медом и посыпанные сверху маком, загадочно появились на столе рядом с кувшином холодного пенистого сидра. Ягоды мирта нагрели, чтобы вытопить из них ароматный воск, который влили в другой котелок, наполненный пчелиным воском, потому что святочные свечи всегда делались из пчелиного воска, формочки аккуратно заполнили, осторожно поместив в воск фитили.

– Думаю, это будут самые удачные свечи, которые мы когда-либо делали, – объявила Эдит. – Я не заметила ни одного пузырька воздуха, который испортил бы наши труды.

– У нас будет веселый праздник и удачный благодаря кабану, – отозвалась Бирангари.

– Давайте отнесем пироги и сидр в зал. Думаю, мы заслужили отдых, прежде чем начнем украшать дом. Свечи установим лишь завтра, – сказала Уинн.

Они пришли в зал и уселись у главного очага перекусить и посплетничать. Пошатываясь на своих некрепких ножках, вошел Арвел, которого все кругом баловали. Теперь, когда семейство Болдера покинуло Элфдин, в доме из детей остались лишь Арвел и Аверел, кого еще можно было баловать. Страстно желая иметь собственных детей, жена Кэдерика и его другие женщины не могли не обожать детей Уинн. Она молча наблюдала за ними, чувствуя их боль и желая всей душой, чтобы судьба была милостива к ним.

Наконец, когда уже нельзя было больше тянуть время, шесть женщин с помощью Элдред и служанок начали украшать зал ветками. Комната, обычно простая, стала приобретать праздничный вид. Аромат сосны – крепкий и свежий – заполнил зал. Закончив наконец, они отошли в сторону полюбоваться на свои труды и все вместе улыбнулись.

– Лучше, чем в прошлом году! – воскликнула маленькая Хейзел, хлопая в ладоши, а остальные засмеялись.

– Она права, – согласилась Бирангари. – Это будут самые замечательные Святки, я просто знаю это!

Солнце стало опускаться в прохладное пятно полинялой краски за западными холмами. В середине декабря закат наступал тогда, когда в июле была середина дня. Уинн с беспокойством смотрела в раскрытую дверь зала.

– Кабан, наверное, ускользнул от них, – обронила Эдит. – Им придется отправляться на охоту завтра.

– Подожди, – сказала Бирангари, склонив голову набок. – Мне кажется, я слышу лай собак.

– Да, – согласилась Эдит. – Они возвращаются. Давайте выйдем и посмотрим, убили ли они зверя.

Уинн подхватила на руки сына и вместе с другими поспешила встречать возвращающихся охотников. Они уже видели их на тропе, ведущей к дому. Но подождите… не хватало одного всадника, и это был Эдвин. Уинн сунула Арвела в руки Эдит и бросилась навстречу мужчинам. Только тогда она заметила за лошадью Кэдерика носильщиков с ношей. Ее сердце бешено забилось, и она побежала еще быстрее.

Добежав до охотников, она увидела раненого Эдвина, лежащего на своем щите.

– Что случилось? – потребовала она ответа у пасынка. – Ну, рассказывай, что произошло, либо, Бог свидетель, я голыми руками вырву сердце из твоей груди! – На ее лице была маска необузданной ярости.

– Говоришь как… настоящая… саксонская жена, – с трудом произнес Эдвин, слабая улыбка тронула его губы. – Я… поправлюсь… дорогая.

– Что произошло? – повторила Уинн, сверкая глазами на Кэдерика. Не успел он ответить ей, как она начала отдавать приказания. – Ты! – пальцем указала на одного охотника. – Беги во всю прыть в зал и передай старухе Элдред, чтобы она приготовила горячую воду, вина и мой мешок с травами. И еще повязки! И освободите высокий стол. Я хочу, чтобы мой господин лежал там, когда я буду его осматривать. – Ее взгляд упал на носильщиков. – Вы не можете идти быстрее? Кэдерик, я жду твоего объяснения! – «Господи, какой Эдвин бледный», – в страхе подумала она.

Наконец они добрались до дома. Когда Эдвина внесли в зал и осторожно положили на высокий стол, Кэдерик Этельмар поведал о случившемся обступившим его женщинам. Уинн, слушая рассказ Кэдерика, разрезала на Эдвине одежду, чтобы лучше разглядеть раны.

– Мы почти весь день выслеживали кабана, – начал Кэдерик. – Несколько раз мы даже видели его, но ни разу не были настолько близки к нему, чтобы убить. Наконец после полудня зверь остановился в зарослях вереска в самой дальней части леса. Эдит, дай мне вина. У меня горло пересохло.

Его жена быстро поставила рядом с ним кубок, и, осушив его, Кэдерик вытер рот тыльной стороной ладони.

– В лесу было темно и мрачно, – продолжал он. – Собаки были готовы броситься на него. Они лаяли, выли и рвались прямо в заросли за кабаном. Несколько было убито и покалечено, но потом вся стая напала на него. Он вырвался из своего укрытия и бросился прямо на нас. Я сделал удачный выстрел, Эдит, но споткнулся о камень и упал. Зверь устремился прямо на меня. Я уже слышал его отвратительное дыхание, когда пытался удрать с его пути. Тогда отец рванулся вперед и пустил стрелу. Зверь был слишком близко от него, но он убил его единственным выстрелом. В предсмертной агонии кабан сильно боднул отца. Он спас мне жизнь, – закончил Кэдерик. На минуту на его лице появилось юношеское выражение, и сердце Эдит рванулось к мужу.