Текст книги "Хроники образовательной политики: 1991–2011"

Образовательный антропоцентризм

К началу 2012 года завершились общественные обсуждения проекта интегрированного закона «Об образовании», объединившего действующие законы «Об образовании» и «О высшем и послевузовском профессиональном образовании».

Работа над новым законом началась в 2004 году, когда на заседании Российского союза ректоров была поддержана идея комплексного обновления образовательного законодательства. И хотя с тех пор это обновление происходило практически беспрерывно – ЕГЭ, уровневая система высшей школы, стандарты, изменения правил лицензирования и аккредитации, допуск частных вузов к распределению бюджетных мест и проч., – к системному обновлению перешли в середине 2010 года. Первоначально необходимость обновления образовательного законодательства объяснялась довольно прозаично: нормы двух действующих законов дублируют друг друга и иные нормативные акты, есть неисполнимые нормы, накопилось много противоречий, разночтений и проч. Но дело было не только в этом.

Работа над законопроектом вступила в завершающую фазу в начале 2011 года с назначением статс-секретарем – заместителем министра образования и науки РФ Игоря Реморенко. Он сформулировал концептуальные основы нового закона и организовал его общественное обсуждение на различных площадках, включая виртуальные. Минобрнауки пообещало внести третью версию законопроекта в правительство в начале 2012 года с расчетом на его принятие свежеизбранной Госдумой в весеннюю сессию. «Невозможно обсуждать его всю жизнь, на каком-то этапе мы должны остановиться, принять на себя ответственность, передать его законодателю и после принятия закона начать его реализовывать», – заметил Андрей Фурсенко на итоговой коллегии.

Концепция нового закона во многом базировалась на «Современной модели образования» – снова декларировалось, что во главу угла ставятся не ведомственные интересы, а возможности развития личности в системе образования. Законопроект должен был стать основой развития человеческого потенциала страны. В этом принципиальное отличие от ситуации 1990-х годов, когда законы «Об образовании» и «О высшем и послевузовском профессиональном образовании» прежде всего формулировали новые правила развития системы образования как отрасли рыночной экономики. Теперь же (тезис с поправкой на реалии XXI века словно взят из времен Леонардо да Винчи) главной фигурой инновационного развития становится человек, и задача законодательства – описать возможности профессионального роста, нормы и правила движения по «образовательной лестнице» от уровня к уровню. Исходя из этого, система образования строит свои отраслевые правила и нормы.

Выступая в Совете Федерации, Игорь Реморенко привел 10 примеров, подтверждающих ориентацию нового законодательства на развитие человека:

– возможность получения дошкольного образования для всех;

– возможность выбора при получении образования (сетевое взаимодействие, взаимное признание курсов и проч.);

Глава XIII. Пределы совершенства

– нормы об использовании в учебном процессе электронных ресурсов и сервисов;

– легализация электронного документооборота;

– общедоступность среднего профессионального образования;

– расширение органов самоуправления образовательных учреждений;

– предоставление данных о результативности образовательных программ;

– проведение научных исследований как обязательное требование к вузам;

– финансирование образовательных программ «соразмерно» потребностям, интересам и ценностям человека;

– установление собственных стандартов вузами с особым статусом, учет специфики образования в сфере культуры и искусства, обороны и безопасности и проч.

Стоит отметить, что обсуждение законопроекта происходило довольно гладко, без истерик и инсинуаций. Причина в том, что ровно в то же время общественность активно обсуждала сначала 83-й федеральный закон о реформе учреждений социальной сферы (в том числе в образовании к середине 2012 года каждое учреждение должно было выбрать статус казенного, бюджетного или автономного) и стандарт старшей школы. В обоих случаях главной страшилкой был мифический переход к платному образованию – надо сказать, что, несмотря на всю ее абсурдность и отсутствие внятных аргументов и фактов, общественность реагировала на нее вполне серьезно, блогосфера бурлила. Что же касается закона «Об образовании», то здесь критика была более сдержанной, если не брать в расчет те случаи, когда отдельные представители общественности делали синонимами слова «стандарт» и «закон».

Дискуссия оппонентов с разработчиками закона выглядела примерно так. «Вы упраздняете начальное профессиональное образование, закрываете ПТУ и выбрасываете трудных подростков на улицу. – Нет, мы закрываем только плохие ПТУ, а трудные подростки будут получать среднее профессиональное образование в современных учебных центрах». «Вы закрываете академии. – Нет, никто не собирается ничего закрывать. Просто академиями будут называться учреждения дополнительного профессионального образования». «Не будет лицеев и гимназий. – Нет, будут, просто повышенный статус планируется давать не учреждениям, а образовательным программам». «Образование в сфере культуры и искусства ущемляют. – Нет, все наоборот, оно получает адекватные формы правового закрепления: впервые в законе фиксируется практика раннего набора детей на программы профессионального образования – например, в балетные школы». «Из закона исключены статьи о решении социальных проблем обучающихся. – Да, но они переносятся в другие действующие законы».

В ходе общественного обсуждения поступило более 10 тысяч замечаний – как заметил Игорь Реморенко, «исходивших из разных представлений о миссии образования в обществе». Например, в перечне замечаний, собранных министерством, некий родитель высказывался за усиление воспитательной роли школы (педагогические работники обязаны «своим примером воспитывать высоконравственные и этические ценности»). Педагогический коллектив некоей школы требовал «четко прописать обязанности родителей в обучении детей, снизить возраст привлечения к дисциплинарной ответственности за совершение дисциплинарного проступка с 14 до 12 лет». Известный сенатор Зинаида Драгункина выступила с предложением комплексно урегулировать в законопроекте вопросы образования лиц с ограниченными возможностями здоровья, а ректоры Ярослав Кузьминов и Николай Кропачев – «установить научно-исследовательскую работу в качестве обязательного элемента деятельности любого вуза». Каждый участник обсуждения так или иначе связывал с законопроектом свои надежды на построение образования, позволяющего обеспечить лучшее будущее.

В ходе обсуждения законопроекта вновь активизировались оппоненты власти – альтернативный закон «Об образовании» был подготовлен депутатом Олегом Смолиным. На некоторых площадках вновь и вновь звучали предложения об установлении минимально допустимого норматива финансирования школ по всей стране, о закреплении социальных гарантий учителям и даже об отмене ЕГЭ. Очередной страшилкой в очередной раз стали слухи об обязательности предшкольного образования для всех детей, что было, как минимум, странным в ситуации, когда разными формами такой подготовки уже было охвачено почти 100 % детей, причем чаще всего за родительские деньги.

Конечно, в ходе обсуждения вновь встал вопрос о резком увеличении финансирования системы образования.

«Предложения по законодательному закреплению доли ВВП на образование, фиксация конкретных размеров расходов на те или иные нужды в системе образования в тексте законопроекта могут показаться вполне реализуемыми, – сказал Игорь Реморенко. – Однако для их достижения необходимо будет, например, полностью отказаться от системы бесплатного здравоохранения, или пенсионного обеспечения, или обороны. Нужно ли нам тогда будет образование? Достаточно вспомнить положения печально известного 1-го указа президента России от 11 июля 1991 года. Все они касались ресурсов образования – резкого увеличения зарплат, стипендий, валютной выручки образовательных учреждений, продолжительности отпусков и пр. Ни одно из этих положений реализовать в полной мере в первоначальной редакции так и не удалось. Нужно ли обманывать себя и всех вокруг еще раз?»

Глава XIV
Трудно быть учителем

Для школьного образования 2011 год стал в некотором смысле историческим – появился реальный шанс реализовать хотя бы одно из положений ельцинского указа № 1. Владимир Путин 4 апреля объявил о начале проекта модернизации региональных систем образования, рассчитанного на период с сентября 2011 года до мая 2013 года. За это время во всех регионах зарплата учителей должна была достичь средней по экономике (разумеется, в соответствующем регионе). Эту норму решено было закрепить в новом законе «Об образовании» – государство, таким образом, брало на себя обязательство по ежегодной и бесконфликтной индексации доходов учителей.

Однако, прежде чем подробнее рассказать о так называемом «зарплатном проекте», хотелось бы понять логику власти в повышении доходов учителей именно в этот период. Понятно, что общественность требовала увеличения финансирования все последние 20 лет, что на этот раз в казне нашлись деньги, что предстояли парламентские и президентские выборы, но тем не менее объявить подобное повышение хотя бы десять или даже пять лет назад казалось бы безумием: зачем накачивать деньгами систему, которая может поглотить любое их количество, но при этом никак не изменит качество работы?

«Зарплатному проекту» предшествовала многолетняя работа на региональном уровне по совершенствованию экономических механизмов школьного образования, а проще сказать – по приведению в соответствие с рыночными реалиями огромной, громоздкой, доставшейся в наследство от советских времен системы. Не везде это удавалось. Можно немало нелестных слов сказать о косности местных чиновников, но, пожалуй, уже к 2011 году на местах было сделано очень многое из того, что реформаторами федерального уровня намечалось еще в конце 1990-х годов.

Избавление от «неэффективен»

Организационно-экономическая реформа школы в 2000-е годы в каждом регионе шла по-своему: где-то она началась раньше, где-то с большим опозданием, и эффективность конечно же везде была разной. Три основных направления этой реформы известны и не раз упоминались на страницах данной книги: оптимизация образовательной сети, нормативно-подушевое финансирование и переход на новую систему оплаты труда. Все они так или иначе способствовали оптимизации соотношения количества учителей и количества учеников. Ведь никаких денег не хватит, чтобы довести среднюю зарплату учителей до средней по экономике, если учителей много, но каждый из них работает мало и получает тоже мало.

Основной посыл реформы в продвинутых регионах сводился к тому, что принципы финансирования системы образования должны быть приведены в соответствие с рыночными реалиями. Без этого любые попытки повышения качества окажутся тщетными. Ведь от Советского Союза в наследство осталась система образования, сформировавшаяся в 1980-е годы, рассчитанная на совершенно иную демографическую ситуацию. Более того, именно в тот период школы, детские сады, система дополнительного образования принимали на работу неограниченное количество людей, высвобождавшихся или не сумевших найти работу в промышленности и сельском хозяйстве. Единая тарифная сетка, сметный принцип финансирования расходов давали возможность каждому руководителю оправдать наличие как можно большего числа сотрудников: один музыкальный работник на четыре группы детского сада – типичное явление тех лет. Так обеспечивалась занятость людей. Но страна двигалась дальше, ухудшалась демографическая ситуация, а система образования не поспевала за этими изменениями.

Поэтому задолго до радикального повышения зарплаты было очевидно, что государство не в состоянии на должном уровне прокормить столь огромную массу учителей. Андрей Фурсенко однажды обмолвился в интервью «Ведомостям», что на то количество школьников, которое есть в стране, достаточно не 1,2 млн, а 1 млн учителей. Министра тут же обвинили в том, что он решил оставить без работы 200 тысяч человек. Конечно, делать он этого не собирался – вопрос о необходимом количестве учителей в 2000-е годы решался чисто экономическими методами.

Основой реформы большинства региональных систем образования в 2000-е годы стало формирование себестоимости услуг по прямым затратам в расчете на одного ребенка – нормативно-подушевое финансирование (пусть даже норматив – это «идеальный газ», который на практике все равно должен учитывать особенности конкретного образовательного учреждения). Переход на нормативно-подушевое финансирование так или иначе приводил к оптимизации школьной сети: содержание в одном муниципалитете десятка школ с минимальной наполняемостью едва ли не в шаговой доступности становилось экономически бессмысленным. Оптимизация сети приводила к оптимизации наполняемости классов, а та, в свою очередь, к оптимизации количества учителей. Массовых увольнений, как правило, не случалось, но муниципальные руководители и директора должны были руководствоваться нехитрой логикой: если школа получает средства по количеству учеников, и для обучения этого количества достаточно 15 учителей, то нет смысла держать в школе 20 учителей. Уж лучше избавиться от этих пяти, а заодно от психолога и социального работника, но оставшимся пятнадцати платить достойную зарплату, пусть даже кто-то из них будет работать больше, чем на ставку. Тем более что в новых системах оплаты труда зарплата директора напрямую зависела от средней зарплаты его учителей.

Череда протестов против оптимизации (закрытия, реструктуризации – сам термин не столь важен) школ, где держать полный штат учителей при сокращающемся количестве учеников было просто нерентабельно, в 2000-е годы прокатилась по России. Из наиболее заметных событий следует упомянуть так называемое «восстание в Краснолесье» 2007 года (Калининградская область), когда учителя и ученики отказались покидать подлежащую реструктуризации школу, уроки проводились в отключенном от коммуникаций здании. Другое ключевое событие – ликвидация пяти школ летом 2010 года в Ульяновске, в ответ работники этих школ и родители устроили голодовку, и «разруливать» ситуацию приезжали представители федерального министерства и Общественной палаты. Конечно, оставались малокомплектные школы – в горах, за болотами, в любых труднодоступных районах, где ежедневный подвоз детей в крупные школы невозможен по определению, но региональные власти, сохраняя для них сметное финансирование по фактическим затратам, все равно стремились свести их количество к минимуму.

Еще одним фактором, прямо или косвенно регулирующим количество учителей, стала новая система оплаты труда.

К 2011 году количество моделей оплаты труда в школьном образовании было равно количеству регионов – каждый придерживался своих рецептов, и даже там, где руководствовались модельной методикой, были свои особенности. Но наиболее «рыночными» системами оплаты труда считались те, где за основу расчета оклада в базовой части был взят ученико-час: если в классе мало учеников, значит, у учителя мало денег, и такой учитель, скорее всего, долго в школе не проработает. Астраханская, Калужская и Липецкая области, Краснодарский и Алтайский края, Москва с приходом на должность мэра Сергея Собянина, некоторые другие регионы взяли за основу ученико-час – по определению главного редактора журнала «Директор школы» Константина Ушакова, фактически перешли к сдельной оплате работы учителей. Один из представителей Минобрнауки однажды сравнил НСОТ без ученико-часа с мужчиной без известного органа.

Примечательно, что все эти экономические «заморочки», помимо собственно экономической составляющей, имели стройную педагогическую идеологию. Объединение школ и оптимальная наполняемость классов (25 человек) имеют смысл хотя бы потому, что в большом коллективе социализация ребенка проходит гораздо успешнее. К тому же в большую школу государство поставляет современное учебное оборудование, туда приходят работать лучшие учителя, а в маленькой школе они просто теряют квалификацию. Особый смысл количество учеников приобретает на старшей ступени – чем больше детей, тем больше профилей можно открыть, тем больше будет конкуренция, тем лучше социализация.

«Утверждения, которые в последние годы звучат на всех педсоветах, что система образования становится личностно-ориентированной, теперь находят подтверждение в финансовых механизмах, – сказал мне в интервью Исаак Калина вскоре после назначения руководителем Департамента образования Москвы. – Сам финансовый механизм становится личностноориентированным, тем самым подкрепляя личностно-ориентированное содержание, методики, технологии образования. Мы много говорим о том, что труд учителя изменился по сути, что учитель перестал быть «вещателем» и единственным источником информации для учеников, что сегодня его главная задача – организация деятельности учеников для приобретения знаний, умений, навыков, компетенций и т. д. При этом оплата труда учителя по-прежнему базировалась лишь на том, сколько часов он, по сути дела, «вещал» ученикам. Изменения в оплате подтверждают, что характер учительского труда меняется. Это уже не «вещание», а организация работы коллектива, управление этим коллективом. Понятно, что сложность управления зависит от количества членов этого коллектива».

На фоне вот такого «поворота» экономических механизмов к личности ученика государство наконец-то повернулось лицом к личности учителя.

Самочувствие учительства

Согласно постановлению Правительства РФ № 436 от 31 мая 2011 года проект модернизации региональных систем общего образования был рассчитан на два учебных года. В IV квартале 2011 года все регионы должны повысить среднюю зарплату учителей не менее чем на 30 % или довести ее до средней по региональной экономике за I квартал 2011 года. Соответственно первой группе регионов предстояло наращивать уровень зарплаты вплоть до завершения проекта.

И если регионы выделяют на повышение зарплаты учителям свои средства, то Федерация на период действия проекта выделяет субсидии на региональные комплексы мер по модернизации образования – 20 млрд рублей в 2011 году, 60 млрд в 2012 году и 40 млрд рублей в 2013 году. Субсидия рассчитывается по формуле, в которой учитываются количество учеников и уровень бюджетной обеспеченности региона (чем ниже уровень, тем меньше субсидия). Весьма символично, что 436-е постановление было принято незадолго до двадцатилетнего юбилея указа № 1 Бориса Ельцина.

Каждый регион летом 2011 года разработал свой комплекс мер в соответствии с федеральными условиями: на что будут потрачены средства субсидии в разрезе каждой школы. В комплексы мер было разрешено включать расходы на приобретение оборудования, школьных автобусов, пополнение школьных библиотек, повышение квалификации учителей, организацию дистанционного образования, меры по энергосбережению (в том числе с элементами капремонта – например, энергосбережением можно было считать установку пластиковых окон). Поскольку возникли опасения, что в 2012 году регионы просто не смогут освоить запланированные 60 млрд, а поставщики школьного оборудования взвинтят цены, было разрешено направлять не более 25 % субсидии на капремонт школьных зданий.

С реализацией комплексов мер особых проблем не возникло. Минобрнауки охотно предоставляло общественности информацию о том, сколько миллионов детей теперь учатся в современных условиях, сколько приобретено единиц учебной литературы, сколько учителей повысили квалификацию. При этом конечно же львиная доля расходов во всех региональных комплексах мер приходилась на закупку оборудования – так можно было потратить деньги проще и быстрее. В 2011 году некоторые регионы даже воспользовались так называемым «механизмом возмещения» – средства, полученные к сентябрю, не стали тратить, а перед Федерацией отчитались закупками, произведенными до начала проекта, то есть за первые три квартала.

Что касается повышения зарплат, то здесь реакция общественного мнения оказалась не столь однозначной.

Обязательным условием участия регионов в проекте было введение НСОТ, однако министерство не настаивало на использовании модельной методики – достаточно было разделения фонда оплаты труда на базовую и стимулирующую части. Примечательно, что конкретные рецепты повышения зарплаты в рамках проекта оставалась на усмотрение регионов. В результате можно было повысить или пропорционально базовую и стимулирующую части, или, скажем, только стимулирующую (в тех случаях, где раньше стимулирования, по большому счету, не было). Андрей Фурсенко неоднократно подчеркивал, что зарплата будет повышаться неравномерно: у одних учителей она может вырасти в несколько раз, а у других – вообще не вырасти. При подсчете средних показателей на региональном уровне эти тонкости значения не имели. «В регионах должна быть организована работа с учителями: нужно разъяснять, что повышение в каждом конкретном случае зависит от норматива, от новой системы оплаты труда, от качества работы, нагрузки и прочего, – предупреждал директор Департамента регионального развития Минобрнауки Сергей Кравцов. – Главный принцип сохраняется: повышение зарплаты для учителей будет дифференцированным».

Согласно официальным данным, уже в октябре 2011 года более чем в половине регионов зарплата учителей превысила средние показатели по экономике, в некоторых случаях – очень значительно, в остальных – увеличилась не менее чем на 30 % по сравнению с I кварталом 2011 года. На сайте мрсо. рф, посвященном «зарплатному проекту», был размещен счетчик учительских зарплат – данные о средних зарплатах учителей в региональном и муниципальном разрезах, а на сайте kpmo.ru – еще и обобщенные данные по каждой школе. Примечательно, что во многих регионах фиксировался рост зарплат не только в сентябре по сравнению с началом 2011 года, но и в октябре, ноябре в сравнении с сентябрьскими показателями. Выбирая регионы наугад, удивляешься впечатляющей динамике: в Москве с 39 016 рублей в I квартале зарплата выросла в ноябре до 51 400 рублей, в Курской области – с 9352 до 15 307 рублей, в Республике Хакасия – с 12 300 до 19 800. Даже там, где зарплата и раньше приближалась к средней по экономике, фиксировалось повышение. Толчок, данный федеральным центром огромной и, казалось бы, неповоротливой системе, оказался на редкость эффективным.

Но не успели школьные бухгалтерии выплатить авансы за сентябрь, как СМИ и Интернет заполонил поток негатива. Учителя сообщали, что их зарплаты не выросли, что оптимистичные данные статистики к реальной ситуации не имеют никакого отношения, что они вынуждены работать больше чем на одну ставку (18 уроков в неделю), чтобы элементарно прокормить семью.

И уже в октябре Минобрнауки рекомендовало регионам не просто вести в рядах учителей разъяснительную работу, но и детально проверять каждый случай недовольства. Первоначально эту миссию попытались возложить на «Единую Россию», которая, казалось бы, имеет разветвленную сеть отделений и способна дойти до каждого муниципалитета, до каждой школы, но к такой работе в массах партия оказалась не готова. В результате сотрудники региональных министерств и муниципальных управлений по всей стране проводили собеседования с директорами и выясняли поименно, насколько у каждого учителя повысилась зарплата. Каждую конкретную жалобу на «горячую линию», открытую в Федеральном институте развития образования, рассматривал чуть ли не лично Андрей Фурсенко. Министерство признало, что в некоторых регионах все-таки были допущены ошибки. Так, кое-где в сентябре решили вообще не раздавать учителям стимулирующую часть фонда оплаты труда.

В первые месяцы реализации «зарплатного проекта» я побывал в школах Омской, Рязанской областей, Алтайского края, Хакасии и Якутии – везде общался с учителями, затрагивая, разумеется, вопрос зарплаты. В большинстве случаев рассказывали о значительном повышении: в той или иной степени позитивные, иногда – даже восторженные отзывы. В одной школе Омского района мне рассказали трогательную историю про молодую учительницу начальных классов, которая, выйдя на работу после декрета, рассчитывала в лучшем случае на 8 тысяч рублей, а получила 13 тысяч и в день получки по этому поводу пела-плясала в школьном коридоре. В Москве на пресс-конференцию Минобрнауки собрало нескольких учителей и директоров, приводивших конкретные данные о повышении своих собственных зарплат и зарплат своих коллег. И хотя со стороны это выглядело эдакой «заказухой» и разлюли-малиной, факт остается фактом: зарплаты, действительно, выросли.

Но были и другие ситуации. По многочисленным жалобам об отсутствии обещанного повышения, поступавшим во всевозможные инстанции федерального уровня из школы № 3 города Сорска Республики Хакасия, вместе с региональным министром Галиной Салатой я съездил в эту школу. Небольшой сибирский городок, три расположенные рядом школы, в каждой все три ступени и нехватка учеников. В условиях нормативного финансирования денег в стимулирующем фонде мало. К тому же школа № 3 с сентября лишилась лицензии на коррекционное обучение, а вместе с ней – нескольких коррекционных классов, ученики которых «приносили» повышенный норматив (их просто перевели в соседнюю школу, у которой лицензия была). Несколько учителей тут же почувствовали это на своем кошельке, среди них нашелся мастер эпистолярного жанра – и посыпались письма Фурсенко, Зюганову и далее по списку. На встрече с учителями Галина Салата объясняла, что норматив един для всех, что муниципальная сеть Сорска нуждается в оптимизации (другой вопрос, что ни директор школы, ни начальник муниципального управления об этом не задумывались). В конце концов, у учителей школы № 3 зарплата все равно выросла по сравнению с началом 2011 года, пусть даже она не всегда дотягивает до средней по экономике. Те учителя, у которых рост был существенным, вопросов министру не задавали – активность проявляли лишь несколько человек, чьи ожидания «зарплатный проект» не оправдал. Но они не хотели слышать абсолютно внятных объяснений, искренне считая, что власть в очередной раз их обманула.

«Негативные отзывы я могу объяснить исключительно личными особенностями конкретных людей, – сказала мне в интервью замминистра образования Омской области Лариса Солдатова. – Это вопрос не из сферы финансов, а об отношении человека к жизни: у одних оно позитивное, у других – сплошной негатив. Если работать мало, плохо или вообще не работать, остается сидеть в Интернете и высказывать свою неудовлетворенность всем, в том числе зарплатой. Хотелось бы, конечно, чтобы среди учителей было больше людей позитивных, потому что они учат наших детей и передают им свое отношение к жизни».

Впрочем, на федеральном уровне ситуацию оценивали иначе.

«Эффект проекта непропорционален затратам, – констатировал Александр Адамский. – Самочувствие учительства не улучшается. Доверие к власти в учительской среде падает». Не секрет, что многие учителя совершенно искренне предлагают в распределении зарплат руководствоваться принципом «взять и поделить», отказавшись от доплат за результат, вплоть до возвращения к единой тарифной сетке. Ощущение избранности профессии учителя, культивируемое представителями высшей власти, в очередной раз сыграло с учительским сообществом злую шутку. Путинское обещание о повышении зарплаты на 30 %, вырванное из контекста, каждый учитель воспринял на свой счет и в сентябре 2011 года ждал, что его зарплата вырастет именно на столько независимо от квалификации, качества работы, нагрузки и ситуации в конкретном регионе или муниципалитете. Когда власть начала оправдываться, что такая задача не ставилась, было уже поздно – учительское разочарование набрало силу.