Текст книги "Гонка за врагом. Сталин, Трумэн и капитуляция Японии"

Важно отметить, что приказ, данный Хэнди Спаатсу, – единственная существующая прямая директива о сбросе атомных бомб на Японию – был подписан 25 июля, за день до того, как была опубликована Потсдамская декларация. Популярное в США заблуждение, искусственно созданное самими Трумэном и Стимсоном, будто бы решение Соединенных Штатов об атомной бомбардировке было принято из-за того, что Япония отклонила Потсдамскую декларацию, не подтверждается фактами. Трумэн писал, что отдал приказ о бомбардировке после того, как Япония отвергла ультиматум. На самом деле все было ровно наоборот: отклонение Потсдамской декларации было необходимо для того, чтобы оправдать бомбардировку.

Трумэн много размышлял о возможностях, предоставляемых ему атомной бомбой. Он прибыл в Потсдам для того, что получить от Советского Союза обещание вступить в войну с Японией. Однако, получив известия об атомной бомбе, он начал менять свою позицию по поводу роли СССР. Утром 23 июля президент встретился со Стимсоном и поручил ему выяснить, считает ли Маршалл, что США «[нужны] русские в этой войне», или что можно будет обойтись без них… Когда Стимсон задал этот вопрос Маршаллу, тот не дал прямого ответа. Он сказал, что по первоначальному замыслу американского военного командования роль Советского Союза должна была заключаться в том, чтобы связать японские войска в Маньчжурии. Эта задача уже была выполнена, так как советские войска были стянуты к маньчжурской границе. Далее Маршалл заметил: «…даже если мы продолжим войну без русских и принудим японцев к капитуляции на наших условиях, это не помешает русским в любом случае вторгнуться в Маньчжурию и получить практически все то, что они хотели». Стимсон записал в своем дневнике: «Как я и предполагал, Маршалл считает, что с нашим новым оружием нам не нужна помощь русских для завоевания Японии»[256]256
  Stimson Diary, 23 July 1945, также цит. в [FRUS 1960, 2: 1324].


[Закрыть].

Однако на этой встрече Маршалл и словом не обмолвился о том, что в связи с атомной бомбой помощь Советского Союза стала ненужной. К этому выводу пришел сам Стимсон. На самом деле Маршалл, скорее всего, полагал, что даже после использования атомной бомбы война продлится достаточно долго для того, чтобы Советский Союз присоединился к боевым действиям против Японии, и так как вступление СССР в войну было более-менее неизбежно, то Соединенным Штатам следует обсудить с русскими условия их участия в этой войне. Также Маршалл сказал Стимсону, что атомной бомбардировке могут помешать погодные условия[257]257
  Stimson Diary, 23 July 1945. P. 37. Этот фрагмент не включен в материалы [FRUS 1960].


[Закрыть]. Маршалл явно не верил в то, что атомная бомба заставит японцев капитулировать. В действительности дневник Стимсона показывает, что позиции военного министра и Маршалла относительно вступления Советского Союза в войну и эффекта от атомной бомбардировки не вполне совпадали.

Утром 24 июля Стимсон рассказал Трумэну о своем разговоре с Маршаллом. Как Стимсон сообщил президенту, со слов Маршалла он пришел к заключению, что участие русских в войне не является необходимым. То, что Стимсон неверно истолковал точку зрения Маршалла, – факт. У этого недопонимания были далеко идущие последствия, так как оно убедило Трумэна, что его военное командование считает, будто благодаря атомной бомбе Соединенные Штаты смогут в одностороннем порядке, не прибегая к помощи Советского Союза, принудить Японию к капитуляции.

В дневнике Стимсона за 24 июля содержится запись, на которую до настоящего времени историки по непонятным причинам не обращали внимания. Вот что там сказано: «Затем я показал ему пришедшую вчера вечером телеграмму от Гаррисона с датами операций. Он [Трумэн] сказал, что это именно то, чего он хотел, что он очень рад и это помогает ему с его предостережением». Президент признался Стимсону, что уже отправил черновик ультиматума Чан Кайши, и «как только он будет одобрен Чан Кайши, он, Трумэн, опубликует это предостережение, и все это прекрасно сочетается с графиком, который мы получили от Гаррисона»[258]258
  Stimson Diary, 24 July 1945. Тщательно изучив разведданные Ultra, послевоенные заявления и допросы представителей высшего военного командования Японии и японские источники, Ричард Фрэнк убедительно показал, что огромная армия, собранная японцами для обороны Кюсю в рамках стратегии «Кэцу-го», намного превосходила первоначальные оценки американского командования и делала операцию «Олимпик» неприемлемой. Исходя из этого анализа, Фрэнк приходит к выводу, что «как только американцы узнали, с чем им придется столкнуться в ходе операции “Олимпик”, ничто уже не могло удержать их от использования атомного оружия, и немыслимо, чтобы какой-нибудь американец, будь он летом 1945 года на месте президента, отказался бы в свете этих фактов использовать ядерное оружие» [Frank 1999:343; Frank 2007]. Нет никаких свидетельств, показывающих, что Трумэн, Стимсон и Бирнс обладали этими сведениями или что этот фактор сыграл важную роль в принятии решения об атомной бомбардировке.


[Закрыть]. Время опубликования Потсдамской декларации было напрямую связано с датой атомной бомбардировки. Расчет времени играл в этой ситуации действительно ключевую роль.

21. Перерыв в заседании Потсдамской конференции. Именно во время одного из таких перерывов Трумэн как бы между делом сообщил Сталину, что Соединенные Штаты обзавелись «оружием невиданной разрушительной силы». Данный снимок был сделан через несколько дней после этих слов. РГАКФД

Трумэн рассказывает Сталину об «Оружии»

24 июля в 19:30 в восьмом пленарном заседании «Большой тройки» был объявлен перерыв. Трумэн без переводчика подошел к Сталину и, словно невзначай, обронил: «У нас имеется новое оружие невиданной разрушительной силы». Сталин не проявил к этим словам никакого интереса; по крайней мере, у президента создалось такое впечатление. Трумэн вспоминал об этом моменте в своих мемуарах: «Он сказал только, что рад это слышать и надеется, что мы “должным образом используем” его против японцев». Равнодушная реакция Сталина ввела в заблуждение всех свидетелей этого разговора, включая Трумэна. Все решили, что Сталин не осознал важность этой информации [Truman 1955: 416][259]259
  Впечатления Бирнса, Леги и Черчилля от этой беседы описаны в «Truman – Stalin Conversation, Tuesday, July 24, 1945, 7:30 Р.М.» [FRUS 1960, 2: 378–379]. См. также [Bohlen 1973: 237]. По словам Идена, Сталин ничего не ответил Трумэну, а просто кивнул [Holloway 2007: 169].


[Закрыть].

Однако Сталина было не так легко провести. 2 июня советский шпион Гарри Голд предложил вместе прокатиться Клаусу Фуксу – физику, занятому в Манхэттенском проекте, который тоже осуществлял шпионаж в пользу Советского Союза. Фукс рассказал Голду о предстоящих вскоре испытаниях атомной бомбы[260]260
  «Bomb-Spies», Papers of Eben A. Ayers, Subject File, Box 5, «Atom Bomb» [1 of 4], HSTL. Эти сведения взяты из статьи Майкла Армайна, опубликованной в Reporter Magazine 5 января 1954 года.


[Закрыть]. В середине июня агент НКВД Леонид Квасиков передал в Москву информацию о том, что испытания американской атомной бомбы пройдут 10 июля (на самом деле они были назначены на 4 июля и отложены на 16 число из-за плохих погодных условий). Эти сведения были немедленно переданы Сталину. Поэтому, когда Трумэн упомянул «новое оружие невиданной разрушительной силы», советский вождь сразу понял, о чем говорит американский президент[261]261
  Согласно Холловэю, нарком госбезопасности Меркулов послал Берии отчет, в котором было сказано, что американцы проведут испытания атомной бомбы плутониевого типа 10 июля. И. В. Курчатов, научный руководитель советского атомного проекта, тоже был проинформирован об этих испытаниях. Холловэй предполагает, что Берия передал Сталину отчет Меркулова [Holloway 2007:167].


[Закрыть].

После этого заседания Сталин позвонил Берии и спросил, известно ли ему что-нибудь об этих испытаниях. Берия ответил: «Да, товарищ Сталин! Как мы вам докладывали, они должны были провести это испытание две недели назад, однако с тех пор мы не располагаем никакой информацией о произведенных мощных взрывах». Сталин уличил Берию в неведении и сурово отчитал его. Он сказал Берии, что взрыв произошел уже неделю назад и что Берия был «дезинформирован». Сталин возложил на главу НКВД вину за то, что Трумэн мог вести переговоры с позиции силы и пытался «помыкать» советской делегацией. По словам Громыко, вернувшись на свою виллу, Сталин сказал, что, обладая монополией на атомное оружие, Соединенные Штаты будут навязывать СССР свои планы относительно Европы. «Нет, такого не будет!» – заявил он и выругался. Затем Сталин дал указание ускорить процесс создания советской атомной бомбы [Чиков, Керн 2001: 251–252; Gromyko 1989: ПО][262]262
  То, что Сталин сразу понял, что речь идет об атомной бомбе, подтверждается также воспоминаниями Жукова и Молотова [Жуков 1993, 3: 336; Чуев 1991: 81]. Холловэй сомневается в правдивости слов Молотова и Жукова, но тоже убежден в том, что Сталину немедленно стало ясно, что Трумэн имеет в виду атомную бомбу.


[Закрыть].

Для Сталина самым главным в данной ситуации было то, что Трумэн скрывал от него информацию об атомной бомбе. На основании этого Сталин, видимо, пришел к выводу, что Соединенные Штаты, обладая новым оружием, собираются принудить Японию к капитуляции без участия Советского Союза. Именно тогда советский вождь стал опасаться, что США могут переиграть СССР.

За несколько часов до того, как Трумэн сообщил Сталину об «оружии невиданной разрушительной силы», участники Объединенного англо-американского комитета начальников штабов впервые встретились со своими советскими коллегами. Леги попросил Антонова рассказать о том, как Советский Союз планирует действовать против Японии. Антонов ответил, что СССР «будет готов вступить в войну во второй половине августа». Точная дата будет зависеть от исхода переговоров с китайцами. Антонов явно предполагал, что западные союзники нуждаются в помощи Советского Союза в Тихоокеанской войне, и потому выразил пожелание, чтобы США и Великобритания оказали давление на Китай, с тем чтобы убедить Чан Кайши заключить соглашение с СССР[263]263
  «Tripartite Military Meeting, Tuesday, July 24, 1945, 2:30 p.m.» [FRUS 1960, 2:345–346].


[Закрыть].

Однако после не вполне откровенного признания Трумэна о наличии у американцев атомной бомбы советское руководство стало оценивать ситуацию иначе. Получив от Сато 25 июля разъяснения насчет миссии Коноэ, Лозовский поделился с Молотовым своим мнением относительно того, как реагировать на последние мирные инициативы японцев. Он считал, что советское правительство должно продолжать затягивать переговоры, запросив список конкретных предложений, с которыми Коноэ собирался прибыть в Москву. Молотов отверг эту идею, написав на полях телеграммы Лозовского: «Не то». Больше не было необходимости дурачить японцев. Все усилия теперь должны были быть направлены только на подготовку к войне [Славинский 1995: 293].

Как слова Трумэна об атомной бомбе повлияли на решение Сталина о начале войны с Японией? Холловэй отвергает точку зрения, согласно которой эта информация оказала на действия Сталина какое-либо влияние. Вот что он пишет:

Ничто не говорит о том, что Сталин предполагал, что эта бомба будет использована против Японии. Ни Молотов, ни Громыко не пишут о том, что он беспокоился на этот счет: на самом деле Громыко говорит в своих воспоминаниях, что бомба могла стать инструментом давления на СССР в связи с ситуацией в Европе, но не оружием в войне с Японией. Сталин вполне мог считать, что промежуток между первыми испытаниями и реальным использованием в боевых действиях составит намного больше трех недель [Holloway 2007:170].

Однако нам нельзя исключать вероятность того, что сообщение Трумэна о бомбе могло заставить Сталина изменить дату нападения на Японию, даже если он, как считает Холловэй, и не ожидал, что американцы смогут воспользоваться бомбой так быстро. До того как Трумэн рассказал Сталину о «новом оружии невиданной разрушительной силы», Антонов на совместном совещании начальников штабов заявил, что Советский Союз нападет на Японию «во второй половине августа». Эти слова доказывают, что до получения Сталиным информации от Трумэна советское руководство придерживалось своего первоначального плана, по которому операция должна была начаться между 20 и 25 августа. 25 июля, через день после того, как Трумэн сообщил Сталину о бомбе, Молотов решил отказаться от тактики затягивания переговоров с японцами. Нельзя исключать возможность того, что фактором, заставившим Сталина поторопиться с вступлением в войну с Японией, стала именно информация об атомной бомбе.

Трумэн публикует Потсдамскую декларацию

Сталин ожидал, что его попросят присоединиться к Потсдамской декларации[264]264
  Госдеп США называет этот документ «Потсдамской прокламацией». «Потсдамской декларацией» в США официально считается совместное заявление союзников по антигитлеровской коалиции о ситуации в Европе.


[Закрыть]. Этот документ, подписанный Соединенными Штатами, Великобританией, Советским Союзом и Китаем, превратил бы войну с Японией в совместную операцию Объединенных Наций и тем самым придал бы определенную легитимность участию в ней СССР, даже несмотря на нарушение Москвой существующего пакта о нейтралитете. Поэтому подписание такой декларации Советским Союзом было бы равносильно объявлению войны Японии. С учетом того, что японцы возлагали свои последние надежды на посредничество Москвы, присоединение СССР к ультиматуму потрясло бы их и заставило капитулировать. Для Сталина же было важно, чтобы война продлилась достаточно долго, чтобы СССР успел принять в ней участие.

Однако атомная бомба изменила всю ситуацию вокруг совместной прокламации. Американское руководство изначально рассчитывало с помощью этого ультиматума добиться капитуляции Японии до начала наземной операции. Теперь же, когда стало известно, что к началу августа у американцев в распоряжении будут две атомные бомбы, декларация обрела новый смысл: ее необходимо было опубликовать до сброса первой бомбы. Кроме того, бомба изменила само предназначение этого ультиматума: теперь его цель заключалась скорее не в том, чтобы заставить Японию капитулировать до вторжения союзников во внутренние территории, а в том, чтобы стать последним предупреждением перед «быстрым и полным разгромом». Отказ Японии выполнить требования, предъявленные в этой декларации, послужил бы поводом для атомной бомбардировки. Более того, бомба решала вопрос с участием в войне СССР. Для того чтобы добиться от японцев капитуляции, Соединенные Штаты более не нуждались в помощи Советского Союза: напротив, американцам нужно было использовать бомбу, чтобы ускорить процесс и вынудить Японию капитулировать до того, как Советский Союз вступит в войну.

К 24 июля Трумэн и Бирнс утвердили итоговый вариант Потсдамской декларации. По словам Бирнса, ему был передан черновик Стимсона. После того как пришли новости об испытаниях атомной бомбы, Бирнс внес последние правки: «Копия, хранящаяся в моем архиве, подтверждает, что в текст были внесены некоторые предложения Черчилля, и сам президент оставил пером пару пометок». Мы не знаем, какие правки были сделаны Бирнсом, а какие Трумэном, и когда это случилось. Но очевидно, что кто-то из них вычеркнул следующее дополнение к пункту 12, сделанное Объединенным комитетом начальников штабов: «Японскому народу будет позволено самому выбрать будущую форму правления при условии предоставления достаточных гарантий, что подобные акты агрессии не повторятся в будущем». В такой редакции этот параграф звучал более жестко и менее ясно отвечал на вопрос о статусе императора. Черчилль и Иден предложили Трумэну с Бирнсом внести некоторые правки в этот документ. Американцы отвергли их предложение о том, чтобы адресовать ультиматум правительству Японии, а не японскому народу, но согласились на то, чтобы оккупация осуществлялась не напрямую оккупационными силами союзников, а косвенно – через японскую администрацию [Byrnes 1958: 296][265]265
  По словам Бирнса, в Потсдамской декларации было сказано, что «окончательный выбор формы правления будет сделан самим японским народом». Это положение было включено в ноту Бирнса от 11 августа, но не в текст самой Потсдамской декларации. Dooman, «American Foreign Service», p. 23, Dooman Papers, Hoover Institution. Предложенные британцами правки см. в «Proposal by the British Delegation», № 1245» [FRUS 1960,2: 1277]; Document № 221, «Minutes from Mr. Eden to Mr. Churchill», 21 July 1945 [DBPO 1984: 514]; Document 231, «Minute from Mr. Rowan to Sir E. Bridges», 23 July 1945 [DBPO 1984: 550–551]; [Hosoya 1979: 155–160].


[Закрыть]. Впрочем, правительство Великобритании и не настаивало на сохранении монархического строя. Ввиду сильного сопротивления со стороны Трумэна и Бирнса Черчилль с Иденом решили не требовать пересмотра решения о безоговорочной капитуляции.

Стимсон также предпринял последнюю благородную попытку внести изменения в текст Потсдамской декларации. Ссылаясь на то, что в интересах США остановить экспансию Советского Союза в Азию, он в самый последний момент попытался включить в декларацию обещание сохранить в Японии монархическую форму правления. Встретившись с Трумэном 24 июля, Стимсон постарался вновь внести в текст ультиматума эти слова, вычеркнутые ОКНШ. Вот что он писал в своем дневнике:

Затем я говорил о том, как важно было, по моему мнению, убедить японцев в неприкосновенности их династии, и что включение этого обещания в официальное предостережение было очень важно и могло сыграть ключевую роль в том, примут ли японцы эти условия или отвергнут их.

Трумэн ответил на это, что уже отослал документ Чан Кайши и потому не может больше ничего в нем менять. Тогда Стимсон попросил Трумэна «внимательно проследить за тем, чтобы японцам передали эту информацию устно по дипломатическим каналам, если окажется, что это единственное, что удерживает их от прекращения сопротивления». Трумэн заверил его, что полностью разделяет эту позицию и что он обо всем позаботится[266]266
  Stimson Diary, 24 July 1945; также в [FRUS 1960, 2: 1272].


[Закрыть]. Несмотря на все усилия Стимсона, Трумэн уже все для себя решил. Бирнс не стал отказываться от формулировки «безоговорочная капитуляция» и не дал никаких гарантий в отношении императора, и Трумэн с ним согласился. Заверение президента, что он будет держать в голове совет Стимсона, было пустым обещанием, и Трумэн совершенно не собирался его выполнять.

Почему Бирнс и Трумэн отвергли совет Стимсона вновь включить в текст декларации слова о том, что Японии будет позволено сохранить конституционную монархию? Вот что по этому поводу сказано в дневнике Уолтера Брауна за 24 июля:

Дж. Ф. Б. рассказал о деталях мирного предложения, сделанного япошками России. Японский посол в России предостерег свое правительство, что если Япония останется в войне, то ее ждет та же судьба, что и Германию. Император ответил, что они будут сражаться до последнего солдата, если требование о безоговорочной капитуляции не будет пересмотрено[267]267
  Walter Brown Diary, Tuesday, 24 July 1945, Folder 54 (1), Folder 602, James Byrnes Papers. В архиве Byrnes Papers хранится копия перехваченных разведданных Magic; это доказывает, что госсекретарю были переданы эти сведения. См. Folder 571, James Byrnes Papers.


[Закрыть].

Можно предположить, что ключевую роль в решении, принятом Бирнсом и Трумэном, сыграла перехваченная вторая телеграмма Того от 21 июля.

Биограф Бирнса Дэвид Робертсон утверждает, что, по мнению Бирнса, телеграмма от 21 июля скорее говорила о «намерении Японии продолжить сражаться, чем о готовности согласиться на безоговорочную капитуляцию» [Robertson 1998:431]. После войны Бирнс писал:

Эта телеграмма <…> очень меня расстроила. Это означало использование атомной бомбы; вероятно, также и вступление в войну России. У меня нет никакого сомнения в том, что только опустошение, произведенное нашим новым оружием, которое было использовано всего дважды, заставило японских милитаристов наконец капитулировать [Byrnes 1958: 308].

В телеграмме Того от 21 июля говорилось, что «у Японии не будет другого выбора, кроме как сражаться до последнего солдата, если враг продолжит настаивать на безоговорочной капитуляции», но также там было сказано, что «весь смысл московских маневров заключался в том, чтобы добиться капитуляции – но только не безоговорочной». Стимсон и Форрестол тоже прочли эту телеграмму, но пришли к совершенно иным выводам, чем Бирнс. Форрестол писал: «[Руководство Японии] в конце концов решило, что война должна быть продолжена со всем усердием и отчаянием, на которые была способна японская нация, но только если единственной альтернативой этому является безоговорочная капитуляция» [Mills 1951: 76]. Форрестол и Стимсон заключили, что Япония может прекратить сопротивление, если Соединенные Штаты пересмотрят свое требование о безоговорочной капитуляции и согласятся с тем, чтобы сохранить в Японии конституционную монархию и существующую династию.

Однако Бирнс относился к формулировке «безоговорочная капитуляция» так трепетно, словно она была высечена в камне. Робертсон объясняет эту непоколебимость госсекретаря тем, что он испытывал давление со стороны американского общественного мнения [Robertson 1998:435]. Однако вполне вероятно, что не менее важную роль играл и другой фактор. Вот что Браун еще записал в своем дневнике за 24 июля: «Дж. Ф. Б. все еще надеется выгадать время, веря, что после атомной бомбы Япония капитулирует и Россия не успеет принять большое участие в бойне, благодаря чему мы сможем продавить свои требования насчет Китая»[268]268
  Walter Brown Diary, 24 July 1945, Folder 602, James Byrnes Papers, Clemson University.


[Закрыть]. А вот слова Форрестола: «Бирнс сказал, что очень надеется завершить японское дело до того, как вмешаются русские, держа в уме ситуацию с Дайреном и Порт-Артуром» [Mills 1951:78]. Когда Форрестол напомнил Бирнсу, что, по словам Трумэна, «главной задачей в Потсдаме было добиться участия России в войне», Бирнс ответил: «…скорее всего, позиция президента изменилась; я, однозначно, никогда не разделял этих взглядов» [Byrnes 1958: 297].

Однако остается один вопрос: если Бирнса так сильно волновала экспансия Советского Союза в Китай, почему он не прислушался к совету Стимсона о том, чтобы воспрепятствовать вступлению СССР в войну? Благодаря разведданным Magic ему было прекрасно известно, что отказ от требования о безоговорочной капитуляции и гарантия конституционной монархии с сохранением существующей династии могли склонить японцев к скорому прекращению сопротивления. Более того, он также знал, что ультиматум, в котором шла речь о безоговорочной капитуляции, будет Японией отвергнут.

Ключевыми здесь являются слова: «после атомной бомбы Япония капитулирует». Они предлагают нам другую трактовку этой ситуации – еще более дьявольскую. Для Бирнса атомная бомба, бывшая тузом в рукаве США, имела абсолютный приоритет. Атомная бомба должна была заставить японцев капитулировать, а русских – воздержаться от участия в войне. Поэтому атомную бомбу необходимо было использовать. Для того чтобы сбросить бомбу, США необходимо было предъявить Японии ультиматум, в котором было бы сказано, что отклонение требований, содержащихся в декларации, приведет к «быстрому и полному разгрому». Поэтому декларация должна была быть отвергнута японцами, чтобы у США было оправдание использованию атомной бомбы. Лучшим способом добиться всего этого было настаивать на безоговорочной капитуляции. В дневнике Брауна за 26 июля есть такая запись: «Было опубликовано совместное обращение к Японии. Это была прелюдия к атомной бомбе»[269]269
  Walter Brown Diary, Thursday, 26 July 1945, Folder 602, James Byrnes Papers, Clemson University.


[Закрыть]. Еще до ответа японцев на Потсдамскую декларацию Бирнс знал, что этот документ был прелюдией к бомбе.

А как же Трумэн? Невозможно поверить, что он не понимал всех нюансов, связанных с содержанием Потсдамской декларации, моментом ее опубликования и подписями, стоявшими в конце документа. Он знал, что Хэнди отдал Спаатсу приказ подготовиться к атомной бомбардировке. Он должен был быть в курсе разведданных Magic и благодаря этим расшифровкам знать, что японцы пытаются добиться отмены безоговорочной капитуляции для завершения войны. Поэтому он, безусловно, обязан был понимать, что декларация, в тексте которой содержится требование о безоговорочной капитуляции, будет отклонена японцами. Для Трумэна было важно не принимать никакого решения и позволить событиям протекать своим чередом. Джордж Элси, офицер военно-морской разведки, прикомандированный к штурманской рубке на «Огасте», вспоминал: «Трумэн ничего не решил, потому что у той ситуации не было никакого решения. <…> Это было все равно что пытаться остановить поезд на полном ходу»[270]270
  См. беседу Элси с Дэвидом Маккалоу [McCullough 1992:442]. Вот что говорил Юджин Думэн: «Если я видел эту телеграмму, то можно предположить, что президент тоже ее читал; что он прекрасно знал о том, что японцы пытаются организовать приезд князя Коноэ в Москву; и что Коноэ должен был стать посланником, принесшим известие об их капитуляции. Он все это прекрасно знал». Columbia University Oral History Project, Eugene Dooman, Butler Library. P. 166–167.


[Закрыть]. Трумэн прежде всего думал о том, чтобы ничто не помешало атомной бомбардировке.

В своем потсдамском дневнике за 25 июля Трумэн восхищается разрушительной силой атомной бомбы, которая «вызвала полное уничтожение стальной вышки высотой 60 футов» и «повалила стальную вышку в полутора милях от взрыва». Сознавал ли он, что эта разрушительная сила приведет к не имеющему прецедента убийству и страданию гражданского населения? Вот что сказано далее в его дневнике:

Это оружие должно быть использовано против Японии в период между сегодняшним днем и 10 августа. Я сказал военному министру Стимсону использовать его против военных объектов, солдат и матросов, а не против женщин и детей. Даже если япошки являются безжалостными и фанатичными дикарями, мы, как мировой лидер, пекущийся об общем благе, не можем обрушить эту бомбу на столицу, старую или новую.

Затем он повторяет, словно пытаясь убедить самого себя: «Мы с ним солидарны. Цель будет исключительно военной». Так что даже до самой атомной бомбардировки президент предавался самообману, убеждая самого себя, что бомба, способная вызвать «полное уничтожение стальной вышки высотой 60 футов», может быть использована только против военных объектов и не убить при этом женщин и детей. Вот что вспоминал Арнолд о своей беседе со Стимсоном по поводу атомной бомбы, состоявшейся 23-го числа: «Мы говорили об убийстве женщин и детей; об уничтожении близлежащих жилых районов, о реакции других стран и о том, какими будут психологические последствия для самих японцев». Трудно поверить, что главнокомандующий вооруженными силами США не знал того, о чем знали Арнолд и Стимсон.

Далее в дневнике Трумэна говорится следующее: «…мы опубликуем заявление, предложив япошкам сдаться и спасти свои жизни. Я уверен, что они на это не согласятся, но мы предоставим им такой шанс»[271]271
  См. [Ferrell 1980: 56–67]; Papers of Harry S. Truman, PSF, Roosevelt, Eleanor
  (folder 2), S, Box 322, Ross, Mr. and Mrs. Charles, G, PSF-Personal, HSTL; [DHTP 1995: 155, 156; Arnold 1949: 589].


[Закрыть]. С точки зрения Трумэна, цель Потсдамской декларации заключалась в том, чтобы сделать необходимое предупреждение до сброса атомной бомбы. Он был совершенно уверен в том, что Япония отвергнет это предложение. Он не пишет о том, что надеялся на положительный ответ со стороны японцев, чтобы ему не пришлось сбрасывать атомную бомбу Напротив, из его дневника следует, что Трумэн опубликовал этот ультиматум только для того, чтобы оправдать последующую атомную бомбардировку

24 июля, сразу после того, как Трумэн утвердил итоговый вариант Потсдамской декларации, он послал телеграмму послу Хёрли, дав ему указание как можно скорее получить под этим документом подпись Чан Кайши. 25 июля, перед своим отъездом в Лондон, подпись под декларацией поставил Черчилль. Вечером 26-го числа Трумэн получил известие, что этот ультиматум был одобрен и Чан Кайши. В 7 часов вечера копии Потсдамской декларации, в которой содержалось требование о «безоговорочной капитуляции всех японских вооруженных сил», но ничего не было сказано о судьбе императора, были переданы прессе для опубликования в 21:20[272]272
  Truman to Hurley, 24 July 1945, Truman to Churchill, 25 July 1945, Churchill to Truman, 25 July 1945 [FRUS 1960, 2: 1278–1279]; [Truman 1955: 387, 390]; Hurley to Truman and Byrnes, 25 July 1945, The White House Map Room to Hurley, 25 July 1945, Hurley to Truman and Byrnes, 26 July 1945 [FRUS 1960, 2: 1278, 1281, 1282–1283]. Трумэн объяснил Джозефу Дэвису, что «все приходилось делать в спешке и не было времени проконсультироваться с советской стороной». Davies Diary, 27 July 1945, № 19, Chronological file, 25 July 1945, 27–28 July 1945, Library of Congress. Полный текст Потсдамской декларации см. в Document 1382 [FRUS 1960, 2: 1474–1476].


[Закрыть]. Малый Белый дом также переслал экземпляр ультиматума в Управление военной информации в Вашингтоне, чтобы массово распространить текст прокламации среди японского гражданского населения. И в Госдепе, и в Военном министерстве Потсдамскую декларацию воспринимали скорее как орудие пропаганды, чем как дипломатическую ноту. В 16:00 по вашингтонскому времени (5 утра 27 июля в Токио) американские радиостанции Западного побережья начали транслировать текст декларации на коротких волнах[273]273
  Ayers to Ross, Washington, 27 July 1945 [FRUS 1960, 2: 1290]. Оригинального экземпляра Потсдамской декларации не сохранилось. На копии, хранящейся в архиве Бирнса в Университете Клемсона, стоит подпись Трумэна, но подписи Черчилля и Чан Кайши сделаны тоже Трумэном. «Atomic Bomb 1945, Proclamation by the Heads of Government», Folder 596 (1), James F Byrnes Papers. См. также [Ferrell 1991: 55].


[Закрыть].