Текст книги "Гонка за врагом. Сталин, Трумэн и капитуляция Японии"

США ожидают ответа Японии

12 августа было воскресеньем, но Трумэн работал в своем кабинете, ожидая реакции Японии на ноту Бирнса. Ответ из Токио так и не пришел. Однако Трумэн получил послание от Сталина, в котором тот согласился с предложением американцев назначить Макартура верховным главнокомандующим союзных армий. Тем не менее Трумэна продолжали тревожить последствия советского наступления в Маньчжурии. Некоторые советники президента настаивали на том, чтобы немедленно перебросить американские вооруженные силы в Маньчжурию и Корею. Находившийся в Москве Эдвин Поли, представитель США в Межсоюзной комиссии по репарациям, призвал Трумэна послать американские войска для того, чтобы «быстро занять <…> различные промышленные районы Кореи и Маньчжурии». Гарриман поддержал эту идею. «В Потсдаме, – телеграфировал он в Вашингтон, – генерал Маршалл и адмирал Кинг говорили мне о плане высадки десанта в Корее и Дайрене, если японцы сдадутся до того, как советские войска захватят эти территории». Держа в уме проходившие в то время переговоры между Сталиным и Сун Цзывенем, Гарриман предлагал следующее:

С учетом поведения Сталина и его возросших требований по отношению к Суну я советую высадить десант и принять капитуляцию японских войск, по крайней мере на Квантунском [Ляодунском] полуострове и в Корее. Я не считаю, что у нас есть какие-то обязательства перед Советским Союзом в том, что касается признания за ним исключительного права проводить операции в определенных зонах военных действий [Truman 1955: 433–434].

В Чунцине посол Хёрли и генерал-полковник Альберт Ведемейер, командующий американскими войсками в Китае, били тревогу, сообщая президенту о том, что Чжу Дэ, командующий Красной армией Китая, выступил по радио, призвав японцев и солдат марионеточного государства Маньчжоу-го сдаться в плен ближайшим частям антияпонских сил. Чжу Дэ также подчеркнул, что войска коммунистов вправе занять любой город и установить свою власть на любой территории, занятой Японией. Ведемейер предупреждал Трумэна, что гражданская война в Китае неминуема. Вместе с Хёрли они настаивали, что Соединенные Штаты должны принять меры для того, чтобы все японские вооруженные силы сдались Национальному правительству, а не коммунистам[432]432
  Wedemeyer to Hull, СМ-IN-12388, 12 Aug. 1945, Incoming Classified Message (Army Staff), Plans and Operations Division, «АВС» File, 1942-48,387 Japan, Box 506, Sec. 3, RG 319 NA, Xerox 2380, Marshall Library. 15 августа Объединенный комитет начальников штабов разработал план высадки американского десанта в Дайрене, однако 18-го числа, получив от ОКНШ информацию о том, что подготовка этой операции займет еще минимум несколько дней, тогда как советские войска должны были подойти к Дайрену на следующий день, Бирнс принял решение отменить эту высадку (см. документ, указанный выше).


[Закрыть].

Таким образом, США, обеспокоенные советской экспансией в Маньчжурию и Корею и вероятным сговором между СССР и китайскими коммунистами, начали задумываться об ответных мерах. Днем 12 августа Объединенный комитет начальников штабов представил Трумэну черновой вариант Акта о капитуляции. С учетом советов, полученных от Поли, Гарримана и Хёрли, Трумэн внес в документ правку, по которой после Макартура этот акт должен был быть подписан представителями четырех ведущих держав [Truman 1955:435]. Президент хотел получить гарантии того, что право США как главной страны-победителя на оккупацию Японии будет одобрено всеми союзниками.

Накануне – вопреки совету Стимсона и Форрестола – Трумэн решил продолжить бомбардировки Японии. Бартон Бернстайн считает, что он принял это решение из-за давления со стороны общественного мнения. Бернстайн пишет, что большинство американцев желало продолжения войны, для того чтобы добиться смещения императора. Однако Трумэн руководствовался соображениями более весомыми, чем просто желание угодить избирателям: ему отчаянно хотелось поставить Японию на колени или, называя вещи своими именами, отомстить. В период с 10 по 14 августа свыше 1000 американских бомбардировщиков нанесли авиаудары по японским городам, убив более 15 000 человек[433]433
  Forrestal Diary, 10 Aug. 1945, Mudd Library, Princeton University. P. 429–430; [Bernstein 1977: 12–14; Bernstein 1995b: 148].


[Закрыть].

Атомные бомбардировки временно прекратились, однако Трумэн не исключал того, что придется сбросить на Японию и третью атомную бомбу: он знал, что ее производство будет завершено не ранее 19 августа. Военное министерство строило свои планы исходя из того, что против Японии будут использованы и третья, и четвертая, и другие атомные бомбы. Всего до конца октября планировалось изготовить еще семь таких бомб. Для генерала Халла вопрос заключался лишь в том, «продолжать ли их сбрасывать по одной сразу после изготовления» или «обрушить их все вместе в течение сравнительно небольшого промежутка времени»[434]434
  Hull and Seeman telephone conversation, 13 Aug. 1945, Verofax 1691, Item 2598, Marshall Library.


[Закрыть].

Япония по-прежнему не может выбраться из патовой ситуации

На японские города продолжали падать американские зажигательные бомбы, однако правительство Японии так и не могло прийти к какому-либо решению. В 2:10 ночи 13 августа Министерство иностранных дел получило телеграмму от посланника в Стокгольме Суэмасы Окамото. В этой депеше содержались вырезки из лондонских газет, в которых говорилось, что американское правительство, несмотря на сильное противодействие как внутри страны, так и со стороны советского руководства, приняло решение включить в ноту Бирнса пункт 4, гарантирующий сохранение императорской власти. Мацумото верил, что переговоры с Соединенными Штатами по поводу статуса императора в конце концов вынудят Трумэна занять четкую позицию в этом вопросе, который намеренно был оставлен без окончательного ответа. Мацумото немедленно переслал копию донесения из Швеции Судзуки и Кидо. Он не сомневался в том, что император ознакомился с этим посланием[435]435
  Okamoto to Togo, 12 Aug. 1945 [Shusen shiroku 1977, 5: 9-10]; Matsumoto Shunichi, «Shusen oboegaki» [Shusen shiroku 1977, 5: 10–11]; «Matsumoto Shunichi shuki» [Kurihara, Hatano 1986, 2: 461]; Matsumoto, Shusenji no kaiso, BKSS; Nishihara. Vol. 1. P. 215–218.


[Закрыть].

Тем временем Анами прилагал все усилия, чтобы правительство Японии отклонило ноту Бирнса. Рано утром 13 августа он добился встречи с Кидо. Кидо настаивал на том, что союзники не поймут, почему японцы отказываются соглашаться на условия, которые в действительности сулят выгоду императорскому дому. Если Хирохито отвергнет ноту Бирнса, союзники сочтут его «глупцом или безумцем». Император сделал свой выбор после долгого и тщательного обдумывания, и все японцы обязаны принять это решение[436]436
  «Kido kokyosho» [Shusen shiroku 1977, 5: 19–20]; [Kido nikki 1966, 2: 1225].


[Закрыть]. Судя по всему, Кидо и Хирохито прочли донесение Окамото и пришли к тому выводу, что нота Бирнса позволит Японии сохранить если не кокутай в том виде, как его понимал Анами, то хотя бы императорский дом.

В 9:00 в бомбоубежище официальной резиденции премьер-министра началось очередное заседание Высшего военного совета, на котором обсуждался ответ на ноту Бирнса. По настоянию военного руководства на этом совещании также присутствовал Наокаи Мурасэ, начальник Юридического управления правительства. Мурасэ согласился с заявлением МИДа, что принятие ноты Бирнса не несет угрозы кокутай. Анами возразил против такой трактовки, сказав, что принятие этой ноты будет равносильно уничтожению кокутай. Заседание Высшего военного совета было прервано, потому что начальников Генеральных штабов армии и флота неожиданного вызвали для доклада в императорский дворец.

Хирохито пригласил к себе Умэдзу и Тоёду, для того чтобы запретить любые наступательные операции на тот период, пока Япония и союзники договариваются об условиях окончания войны. Он хотел получить гарантии того, что армия не предпримет в одностороннем порядке каких-либо действий, которые торпедируют переговорный процесс. Умэдзу ответил, что если на них не будут нападать, то армия воздержится от проведения масштабных операций[437]437
  См. [Daihonei rikugunbu 1975: 492]; Nishihara. Vol. 1. P. 203–205.


[Закрыть]. Пытаясь добиться окончания войны, Хирохито стал действовать все более решительно. К тому моменту до него уже наверняка дошли слухи о готовящемся заговоре, и он явно опасался, что полномасштабное восстание уничтожит шансы Японии на достижение мира. Хотя ни Умэдзу, ни Тоёда ничего не рассказывали об этой беседе, логично предположить, что Хирохито в жесткой форме приказал начальникам штабов сделать все что в их силах, чтобы предотвратить мятеж. После этой аудиенции Умэдзу и Тоёда уже не возражали против мира с прежним пылом.

Заседание Высшего военного совета возобновилось в 10:30, когда начальники штабов армии и флота вернулись из дворца. Если Анами и Умэдзу продолжали настаивать на том, что необходимо добиваться от союзников права на саморазоружение и отказа от оккупации внутренних территорий, то Тоёда не поддержал включение этих требований в ответ на ноту Бирнса. Однако он согласился с Анами и Умэдзу в том, что пункты 1 и 4 ноты Бирнса «несут угрозу суверенным правам императора». Поэтому он выступил за то, чтобы хотя бы предложить союзникам исключить из пункта 1 упоминание об императоре как органе власти, «подчиненном главнокомандующему союзными силами». Кроме того, Тоёда требовал гарантий того, что оккупационная администрация не будет противодействовать японскому народу в его желании сохранить кокутай. Союзники могли не согласиться с этими оговорками, но игра стоила свеч[438]438
  См. [Toyoda 1950а: 58; Toyoda 1950b: 216–218]; Nishihara. Vol. 1. P. 203–205.


[Закрыть]. Слова Тоёды показывают, что если бы в ноте Бирнса было четко указано, что Соединенные Штаты не намерены смещать императора, то противодействие со стороны партии войны было бы гораздо менее сильным.

И это совещание закончилось ничем. Того утверждал, что любые предложения об изменении условий ноты Бирнса будут означать продолжение войны. Судзуки и Ёнай по большей части молчали, но в целом поддерживали Того. В 14:00 министр иностранных дел покинул заседание Высшего военного совета и направился во дворец, чтобы доложить императору, что и эта встреча «Большой шестерки» зашла в тупик. Хирохито вновь заявил, что поддерживает Того, и велел ему сообщить об этом премьер-министру, видимо, для того, чтобы Судзуки опять не переметнулся на другую сторону[439]439
  Togo gaiso no kojutsu hikki, «Shusen ni saishite» [Shusen shiroku 1977, 5: 20–21]; Nishihara. Vol. 1. P. 205.


[Закрыть].

В 16:00 состоялось новое заседание правительства. Судзуки обошел вокруг стола, за которым сидели министры, и спросил точку зрения каждого из них. Двенадцать министров из пятнадцати поддержали Того. Только трое, включая Анами, высказались против. Наконец слово взял сам Судзуки. Он объяснил членам правительства, почему изменил свою позицию по ноте Бирнса: прочтя документ множество раз, он пришел к выводу, что это даст возможность спасти императора. Япония не может себе позволить дальнейшего промедления, заявил Судзуки, и потому он донесет до императора точку зрения каждого из министров. Он обратится к императору с просьбой о священном решении[440]440
  См. [Shimomura 1948: 138–145]; Abe Genki naiso dan, «Shusen naikaku» [Shusen shiroku 1977, 5: 38–39]; Nishihara. Vol. 1. P. 206–207; Ikeda shuki, 13 Aug. 1945.


[Закрыть]. В 19:00 заседание правительства было окончено.

После этого Анами ворвался в кабинет Судзуки и попросил его подождать еще два дня, прежде чем созывать императорское совещание. Судзуки ответил отказом: «Мы должны действовать сейчас. К сожалению, мы более не можем впустую терять время». В тот момент в кабинете Судзуки находился флотский врач Гёта Кобаяси, лечивший престарелого премьер-министра. Когда Анами вышел за дверь, Кобаяси спросил Судзуки: «Если есть такая возможность, почему не подождать еще несколько дней?» Судзуки ответил:

Я не могу этого сделать. Если мы не ответим сегодня, Советский Союз захватит не только Маньчжурию, Корею и Карафуто (Южный Сахалин), но также и Хоккайдо. Это уничтожит фундамент, на котором стоит Япония. Мы должны закончить войну, пока у нас есть возможность заключить сделку с Соединенными Штатами.

Кобаяси сказал: «Вы знаете, что Анами совершит самоубийство». – «Да, – ответил премьер-министр, – я знаю, и мне очень жаль» [Оуа 1976: 36][441]441
  О страхе, который испытывал Сакомидзу в связи с экспансией Советского Союза, см. в [Sakomizu 1955: 76–77].


[Закрыть].

Этот разговор между Анами и Судзуки и последовавшая за ним беседа между премьер-министром и его врачом проливают свет на два важных обстоятельства. Во-первых, мы узнаем, что Анами был уже в курсе предстоящего императорского совещания. Он предложил перенести совещание на более позднюю дату, но не возражал против его проведения как такового. Очевидно, он предполагал, что император заставит правительство принять ноту Бирнса. Если об императорском совещании было известно Анами, то этой информацией, безусловно, владели и заговорщики. Вне зависимости от того, поддерживал ли Анами мятеж или нет, судьба заговора должна была решиться именно в те несколько дней, на которые военный министр и предлагал отсрочить совещание.

Во-вторых, следует обратить внимание на причину, по которой Судзуки ответил отказом на просьбу Анами. Накануне Судзуки не определился со своей позицией и скорее склонялся к тому, чтобы отклонить ноту Бирнса. Он изменил свою точку зрения, после того как узнал, что за капитуляцию на условиях ноты Бирнса выступает император. Перед заседанием правительства в 16:00 Хирохито поручил Кидо связаться с Судзуки и убедиться в том, что премьер-министр снова не передумал. Таким образом, можно сделать вывод, что ключевую роль в решении Судзуки сыграло давление со стороны императора. Важно отметить, что, говоря о необходимости принятия ноты Бирнса, Судзуки сослался не на атомные бомбардировки, а на советскую угрозу.

Тем временем мятежные офицеры собрались в подвале Министерства армии, чтобы сделать последние приготовления к бунту. Двумя наиболее радикально настроенными членами этой группы были подполковник Дзиро Сиидзаки и майор Кэндзи Хатанака из Военного управления Министерства армии. Их непосредственный начальник полковник Окикацу Арао взял на себя руководство этой организацией. Нет сомнения в том, что Арао симпатизировал заговорщикам, однако истинные его намерения остаются неизвестны[442]442
  «Inaba Masao chinjutsuroku» [Kurihara, Hatano 1986, 2: 472]; Nishihara. Vol. 1.
  P. 211–213; [Takayama 1978: 38–54]. Хирохито считал, что Арао был вовлечен в заговор. См. [Terasaki, Terasaki Miller 1991: 134].


[Закрыть].

Ранее днем, когда проходило заседание кабинета министров, заговорщики подготовили такое заявление: «В 16:00 Генеральный штаб сообщает о том, что Императорская армия, получив приказ от императора, начала боевые действия против Соединенных Штатов Америки, Великобритании, Советского Союза и Китая». Сакомидзу, узнавший об этом заявлении от репортера «Асахи синбун», ворвался на заседание кабинета министров, но ни Анами, ни Умэдзу ничего не слышали о таком приказе. Умэдзу приказал отозвать это заявление до того, как оно будет прочитано по радио в четыре часа дня. Впоследствии Сакомидзу писал, что если бы это заявление прозвучало в эфире, когда переговорный процесс находился в столь сложной стадии, то союзники пришли бы к выводу, что Япония отклонила ноту Бирнса [Sakomizu 1965: 284–285; Sakomizu 1955: 58–59][443]443
  См. также Nishihara. Vol. 1. Р. 213–214.


[Закрыть]. Все висело на волоске.

Вечером 13 августа шесть заговорщиков явились в официальную резиденцию министра армии и показали Анами подробный план мятежа. Анами выслушал молодых офицеров, однако так и не сказал, на чьей он стороне. Офицеры два часа уговаривали его возглавить заговор, однако Анами отказался поддержать переворот, хотя и не предпринял никаких активных действий, чтобы его предотвратить. Трудно сказать, каким именно было его отношение к этому плану. По словам Такэситы, когда они оказались с Анами наедине, министр армии сказал своему шурину, что не может раскрывать свои намерения в присутствии такого большого количества людей, тем самым намекнув на то, что неявно поддерживает заговорщиков. Анами отослал младших офицеров по домам, обещав, что к полуночи объявит о своем решении полковнику Арао. Когда в полночь Арао вернулся в дом Анами, тот сказал ему, что мятеж не будет поддержан народом и что он осложнит оборону внутренних территорий. Анами добавил, что сообщит о своих планах заговорщикам, после того как обсудит их следующим утром с Умэдзу. В ответ на увещевания Хаяси, который советовал ему действовать более решительно, чтобы предотвратить переворот, Анами заявил, что может оказаться невольным вождем восстания, как легендарный Такамори Сайго, который, сам того не желая, стал лидером сопротивления во время Реставрации Мэйдзи[444]444
  [Takeshita 1998: 759–760; Daihonei rikugunbu 1975: 498]; «8-gatsu 13-nichi no Rikugunsho» [Kurihara, Hatano 1986,2:475–476]; [Hayashi Saburo 1946:167–168; Oya 1976: 37–38].


[Закрыть].

На Токио опустилась душная августовская ночь. Мало кому из высшего руководства страны удалось спокойно заснуть; все сознавали, что на следующий день им предстоит принять судьбоносное решение.

Второе вмешательство Хирохито

Когда Бирнс сочинял свою ноту японскому правительству, он сказал Форрестолу, что рассчитывает получить ответ в течение 24 часов[445]445
  Forrestal Diary, 11 Aug. 1945, Mudd Library, Princeton University. P. 432.


[Закрыть]. Однако после отправки ноты Бирнса прошло уже два дня, а никакой реакции от японцев так и не последовало. Тем временем советские войска продолжали продвигаться вглубь Маньчжурии. К 13 августа они с запада, севера и востока подошли к Чанчуню и Мукдену. Очевидно, что нота Бирнса и медлительность японцев, которые не приняли ее сразу, предоставили Советскому Союзу отличную возможность расширить свою экспансию в Маньчжурии.

Терпение американцев было на исходе. 13 августа в 18:30 Джордж Гаррисон позвонил Макклою с предложением объявить Японии ультиматум, потребовав немедленно согласиться на условия Потсдамской декларации; в противном случае все дипломатические предложения, включая Потсдамскую декларацию, будут отозваны и война будет продолжена с еще большим упорством[446]446
  McCloy Diary, 13 Aug. 1945. Такаги пишет, что американцы угрожали по радио сбросить атомную бомбу на Токио, если Соединенные Штаты не получат ответ от Японии в ближайшее время [Takagi 1948: 56].


[Закрыть]. В дневнике Макклоя не сказано, что именно имел в виду Гаррисон, но почти наверняка в новой кампании против Японии были бы использованы следующие семь атомных бомб.

В Москве успехи советской армии вызвали воодушевление. Чан Кайши торопил китайскую делегацию, дав Суну указание уступить в вопросе с монгольской границей, чтобы как можно скорее заключить соглашение с СССР. Последний раунд переговоров начался в полночь 14 августа. Сталин пошел на незначительные уступки в вопросе администрации Дайрена и железных дорог, но потребовал, чтобы советские войска в Маньчжурии снабжались Китаем. Наконец обе стороны пришли к согласию. 15 августа в 3:00, через четыре часа после того, как японское правительство телеграфировало союзникам, что принимает условия Потсдамской декларации, был подписан Договор о дружбе и союзе между СССР и Китайской республикой[447]447
  См. [Westad 1993: 52–53]; Документы 708, 711 в [РКО 2000:182–184,189-192];
  Ноо Papers, 70–74.


[Закрыть].

Рано утром 14 августа Кидо был разбужен своим адъютантом, который показал ему одну из множества листовок, сброшенных на рассвете бомбардировщиком Б-29 на Токио. В этой листовке были напечатаны послание императора от 10 августа о принятии условий Потсдамской декларации с одной оговоркой и перевод ноты Бирнса. Опасаясь того, что эта информация может спровоцировать армию на активные действия, Кидо в 8:30 встретился с императором и предложил, чтобы Хирохито немедленно созвал совместное совещание Высшего военного совета и кабинета министров и вынудил бы правительство безоговорочно принять условия Потсдамской декларации. Император дал согласие, приказав Кидо следовать этому плану при содействии премьер-министра [Kido nikki 1980: 42; Kido nikki 1966, 2: 1226].

Решение Хирохито о проведении императорского совещания с участием не только «Большой шестерки», но и всех членов правительства, было беспрецедентным, но все это было частью заговора, разработанного группой лиц, державшихся на заднем плане. Подлинными творцами этого тайного плана были Сакомидзу, Касэ, Мацудаира, Мацутани и Такаги. Судзуки, услышав об этом предложении от Сакомидзу, согласился с ним и отправился во дворец, чтобы получить одобрение императора. Там он встретился с Кидо, и всем участникам предстоящего заседания было отправлено распоряжение императора о проведении в 10:00 во дворце императорского совещания, причем, по совету Сакомидзу, этот приказ не был завизирован личными печатями начальников штабов армии и флота, хотя это требовалось по закону. Таким образом, военные были вновь оставлены в дураках[448]448
  Kase Toshikazu shuki, «Potsudamu sengen judaku made», Sekai, Aug. 1945, цит. no: [Shusenshiroku 1977,5:59]; [Sakomizu 1965:289; Sakomizu 1973:227–228].


[Закрыть].

Анами намеревался противостоять принятию Потсдамской декларации до самого конца. Накануне, 13 августа, он связался с тремя представителями высшего военного командования – маршалами Сюнроку Хатой, Хадзимэ Сугиямой и Осами Нагано – и попросил их обратиться к императору с петицией об отклонении ноты Бирнса. В 10:00 14 августа, прямо перед императорским совещанием, они были приняты Хирохито. Однако еще до того, как маршалы успели подать свою петицию, император остановил их, заговорив первым: «Военная обстановка неожиданно изменилась. На нас напал Советский Союз. Атак камикадзе недостаточно, чтобы противостоять мощи науки. Поэтому у нас есть только один выбор – принять условия Потсдамской декларации». На вопрос маршалов о сохранении кокутай Хирохито ответил, что противник гарантировал неприкосновенность императорского дома. Он приказал маршалам подчиниться его решению. Из-за необычайно решительного вмешательства императора последняя отчаянная попытка Анами продолжить войну потерпела неудачу[449]449
  Cm. [Daihonei rikugunbu 1975: 504–505]; Nishihara. Vol. 1. P. 236–237.


[Закрыть].

Всего на совещание в императорском дворце в 10 утра поспешно явились 23 члена правительства; некоторые из них не успели подобающим образом одеться, а другие позаимствовали галстуки у своих секретарей. Поскольку конференц-зал в бомбоубежище был слишком мал, а участников совещания было много, все столы из помещения пришлось убрать. Министры, генералы и адмиралы, а также секретари правительства и военных ведомств заняли свои места и в тишине ожидали императора. В 10:50 в сопровождении своего главного адъютанта Хасунумы в комнату вошел Хирохито, облаченный в маршальский мундир и белые перчатки; все встали и низко поклонились. Премьер-министр пересказал все, что происходило на встречах Высшего военного совета и заседаниях правительства после получения ноты Бирнса, и с сожалением подытожил, что руководству страны так и не удалось прийти к согласию. Поэтому он обратился к императору с просьбой выслушать мнение меньшинства и высказать свою точку зрения по этому поводу. Умэдзу, Тоёда и Анами по очереди вновь повторили свои уже ставшие привычными доводы. Не тратя время на то, чтобы дать слово Того, Судзуки попросил императора огласить свое решение, не выслушивая позицию большинства: он очень спешил.

Император вновь заговорил. Несмотря на расхождения во мнениях, сказал Хирохито, он своей позиции не изменил. Он все так же считает невозможным продолжение войны – как в свете международной ситуации, так и с учетом положения дел внутри страны. Что касается высказанных сомнений по поводу будущего кокутай, то, на его взгляд, позиция врага по этому вопросу вселяла оптимизм. «Я понимаю чувства японцев, готовых умереть за нашу священную нацию, рассыпавшись по земле осколками нефрита, но, какая бы участь ни ждала меня лично, я бы хотел спасти их жизни», – произнес император. Офицерам и солдатам будет непросто сложить оружие и согласиться с оккупацией, но ради сохранения японского народа и государства все должны вынести невыносимое, вытерпеть нестерпимое и приложить все усилия для возрождения нации.

Хирохито сказал, что, поскольку его подданные, особенно офицеры и солдаты Императорской армии, пока что ничего не знают о принятом им решении, эта новость может оказаться для них огромным потрясением. Для того чтобы убедить их в необходимости этой меры, император готов объявить о своем решении по радио. Глядя прямо в глаза министрам армии и флота, он попросил их понять его намерения и помочь ему убедить солдат смириться с этим решением. Затем он дал указание правительству подготовить текст императорского обращения об окончании войны. Участники совещания склонили головы и плача выслушали слова императора. Судзуки встал со своего места. Он поблагодарил императора за священное решение и извинился за то, что правительство не выполнило свой долг, из-за чего и потребовалось вмешательство Хирохито[450]450
  См. [Shimomura 1948:148–152; Shimomura 1950:122–127; Sakomizu 1955: 61];
  Nishihara. Vol. 1. P. 231–235; Ikeda shuki, 14 Aug. 1945, «Gozenkaigi»; [Toyoda 1950a: 58].


[Закрыть].

Хирохито приказал прекратить войну. Теперь весь вопрос был в том, как убедить японский народ принять волю императора.