Текст книги "Гонка за врагом. Сталин, Трумэн и капитуляция Японии"

Военно-морская разведка США продолжает перехватывать японские телеграммы

Вечером 18 июля посол Сато получил письмо от Лозовского, который писал:

Высказанные в послании императора Японии соображения имеют общую форму и не содержат каких-либо конкретных предложений. Советскому правительству представляется неясным также, в чем заключаются задачи миссии князя Коноэ. Ввиду изложенного советское правительство не видит возможности дать какой-либо определенный ответ по поводу миссии князя Коноэ[234]234
  АВП РФ. Ф. Молотова. Оп. 7. Пор. 889. Пап. 52. Л. 23; Ф. 7. Оп. 7. Пор. 897. Пап. 54. Л. 7; Ф. 7. Оп. 10. Пап. 39. Д. 542. Л. 2–4.


[Закрыть].

Именно такую линию поведения в отношении японцев и избрали Сталин с Трумэном. Ответив на письмо Лозовского, Сато через два часа отправил телеграмму Того, в которой фактически было сказано: «Как я и предупреждал».

20 июля Сато послал в Токио две телеграммы. В первой, под номером 1416, он объяснял, что имел в виду под словами «принять безоговорочную капитуляцию или капитулировать на условиях, мало чем от нее отличающихся», которые он употребил в телеграмме № 1406. Он соглашался с тем, что Япония должна настаивать на сохранении кокутай, но даже это требование не должно было считаться непреложным[235]235
  Sato to Togo, № 1416, 18 July 1945 [Shusen shiroku 1977, 3: 196]; Daitoasenso kankei 1-kken, senso shuketsuni kannsuru nisso kosho kankei, Gaimushmo Gaikoshiryokan, Morita File 6; SRS-1734, July 1945. P. 4–5.


[Закрыть]. Затем посол в Москве отправил еще одну телеграмму (№ 1427). В этом послании он утверждал, что противник в настоящий момент полностью контролирует ситуацию на море и в воздухе и потому начнет высадку десанта в Японию только после того, как полностью уничтожит индустриальную и сельскохозяйственную инфраструктуру страны. Сато предсказывал, что, даже если такое вторжение состоится, японцы будут готовы сражаться и умереть до последнего человека.

Тем не менее все наши офицеры и солдаты, так же как и народ, который уже утратил боеспособность в связи с ничем не сдерживаемыми бомбардировками нашей территории зажигательными бомбами, не спасут императорский дом, погибнув геройской смертью на поле боя. Должны ли мы беспокоиться только о безопасности императора, когда в жертву могут быть принесены 70 миллионов его подданных?

Что касается сохранения кокутай, то Сато предложил, чтобы правительство отказалось от этого требования на мирных переговорах, объявив это чисто внутренним японским делом, к обсуждению которого можно было вернуться после войны на специальном собрании, посвященном изменению конституции. Противник, вполне вероятно, согласился бы на это предложение. Если конституционный конвент выступит за сохранение императорского дома, это решение приобретет дополнительный вес благодаря тому, что будет поддержано мировым общественным мнением. Следует заметить, что Сато трактовал понятие кокутай в узком смысле – как сохранение императорского дома. В этом вопросе позиции Сато и Того совпадали. На самом деле это была консолидированная позиция всего японского МИДа[236]236
  Sato to Togo, 1427, 20 July 1945 [Shusen shiroku 1977, 3: 196–202].


[Закрыть].

Отчаянные мольбы Сато, видимо, только разозлили Того еще сильнее, и 21 июля министр иностранных дел послал своему послу в Москве еще две телеграммы. В первой из них он напомнил Сато, что «миссия чрезвычайного посланника Коноэ осуществлялась в соответствии с волей Императора». Однако в следующей своей депеше (телеграмма № 932) Того сделал шокирующее заявление. Он писал, что Япония не согласится на безоговорочную капитуляцию. «Даже если война затянется, – предупреждал он, – и станет ясно, что дело не ограничится одним лишь кровопролитием, по воле Императора вся страна как один человек выступит против врага, если тот будет настаивать на безоговорочной капитуляции». Весь смысл московских маневров, объяснял Того, заключался в том, чтобы добиться капитуляции – но только не безоговорочной. Поэтому, продолжал он, по соображениям внешней и внутренней политики будет невыгодно и невозможно «сразу же заявлять о каких-то конкретных условиях». Того раскрывал перед Сато свою стратегию:

Соответственно, мы надеемся заключить соглашение с британцами и американцами после того, как, во-первых, князь Коноэ известит русских о наших конкретных намерениях, высказанных Его Императорским Величеством, и, во-вторых, мы проведем переговоры с русскими, выслушав их требования в отношении Дальнего Востока.

Эта телеграмма завершалась настоятельным требованием выполнить поручение японского правительства и добиться посредничества Москвы[237]237
  Две телеграммы от Того к Сато см. в Magic Diplomatic Summary, SRS-1736,
  22 July 1945; SRH-086. P. 2–3; Togo to Sato, 21 July 1945 [Shusen shiroku 1977, 3: 179, 180–181]. Телеграмму от Сато к Того см. в SRH-086. Р. 6; Sato to Togo, 25 July 1945 [Shusen shiroku 1977, 3: 181–183].


[Закрыть].

Сато добросовестно отнесся к этому заданию и 25 июля вновь встретился с Лозовским. В ответ на письмо Лозовского от 18-го числа, где заместитель наркома иностранных дел спрашивал о целях миссии Коноэ, Сато четко прояснил позицию японского правительства, не оставив никаких недомолвок, которые могли содержаться в его предыдущем запросе от 12 июля. Миссия Коноэ, объяснил он, имеет задачей официально и конкретно «просить посредничества советского правительства положить конец нынешней войне». Князь Коноэ был лично выбран императором в качестве его доверенного эмиссара. Он сообщит советскому правительству условия окончания войны и обсудит конкретные предложения для укрепления японо-советских отношений во время и после войны.

Несмотря на разъяснения Сато, Лозовский попросил японского посла изложить все эти соображения в письменном виде. Далее он спросил, намерено ли японское правительство прекратить войну с Великобританией и США и какие конкретные предложения по улучшению будущих японо-советских отношений есть у князя Коноэ. Очевидно, Лозовский стремился затянуть переговоры с японцами, для того чтобы выгадать больше времени для подготовки советского нападения[238]238
  АВП РФ. Ф. Молотова. Оп. 7. Пор. 897. Пап. 54. С. 10–11; Magic Diplomatic Summary, SRS 1740, 26 July 1945. P. 5–7; Magic Diplomatic Summary, SRS-1741, 27 July 1945. P. 3–9; SRH-086. P. 7–8; Togo to Sato, 25 July 1945 [Shusen shiroku 1977, 3: 185–187]. Вопросы Лозовского, заданные Сато, см. в Magic Diplomatic Summary, SRS-1741, 27 July 1945. P. 6–7.


[Закрыть].

25 июля Того поручил Сато добиться встречи с Молотовым и рассказать ему о намерениях японского правительства. Инструкции министра иностранных дел были такими: 1) сделать акцент на том, что «Япония обратилась за посредничеством в первую очередь именно к России»; 2) разъяснить, что «приезд чрезвычайного посланника позволит Сталину приобрести репутацию миротворца»; 3) сказать Молотову, что японцы «готовы полностью удовлетворить советские требования по Дальнему Востоку»; и 4) проинформировать русских: «В том случае, если советское правительство останется безучастным к нашей просьбе, у нас не останется другого выбора, как пойти другим путем»[239]239
  SRH-086. P. 7–8; Togo to Sato, 25 July 1945 [Shusen shiroku 1977, 3: 185–187].


[Закрыть]. Также в этой телеграмме Того писал, что Япония никогда не согласится на безоговорочную капитуляцию, но, возможно, присоединится к Атлантической хартии.

Того действовал одновременно на двух направлениях. Во-первых, он добивался заключения договора с Советским Союзом. Соглашаясь уступить требованиям Москвы в отношении Маньчжурии, Южного Сахалина, Кореи и Северных Курил, он рассчитывал убедить Сталина выступить посредником между Японией и Великобританией с США. С учетом разрастающегося конфликта между Советским Союзом и союзниками из-за положения дел в Польше и Восточной Европе, нельзя сказать, что этот избранный Того курс был полностью утопичен.

Во-вторых, Того готовил почву для переговоров с Великобританией и Соединенными Штатами. Его телеграммы к Сато можно интерпретировать как сигнал американцам и англичанам о том, что главным камнем преткновения на пути к миру является требование о безоговорочной капитуляции. Того, безусловно, понимал, что японские дипломатические маневры в Москве могут стать предметом обсуждения на Потсдамской конференции. На самом деле Сато уже пришел к выводу, что, поскольку ответ Лозовского пришел 18 июля, через день после начала конференции, союзники по антигитлеровской коалиции уже обсудили сделанное японцами предложение[240]240
  Sato to Togo, 21 July 1945 [Shusen shiroku 1977, 3: 179].


[Закрыть]. Кроме того, благодаря пропагандистским передачам Захариаса японское правительство знало, что Соединенные Штаты могут отказаться от требования о безоговорочной капитуляции и предложить мир на условиях, оговоренных в Атлантической хартии. Поэтому, с точки зрения Того, оставалось обсудить только одно – статус императора и сохранение императорского дома. Но главный вопрос по-прежнему так и оставался нерешенным: как убедить армию согласиться капитулировать на этих условиях?

Объединенный комитет начальников штабов редактирует черновик Стимсона

Пока Трумэн и Сталин разыгрывали начало своей шахматной партии, в военной секции Потсдамской конференции происходили очень важные события. 16 июля начальники американского и британского штабов провели объединенное совещание. Начальник британского Генерального штаба, фельдмаршал Алан Брук, высказал свои соображения насчет последнего пункта ультиматума Стимсона, где говорилось о сохранении института императора. Для британцев, сражавшихся на захваченных японцами территориях, прекращение огня имело жизненно важное значение, и авторитет императора мог сыграть в этом вопросе огромную роль. Поэтому Брук предложил, чтобы «вскоре после вступления русских в войну» союзники дали японцам понять, что император сможет сохранить свое место.

Представители Объединенного комитета начальников штабов США объяснили, что эта проблема уже обсуждалась на политическом уровне. Леги заметил, что «было бы хорошо, если бы премьер-министр изложил президенту свои взгляды и предложения насчет того, как объяснить японцам, что подразумевается под словами “безоговорочная капитуляция”»[241]241
  «Meeting of the Combined Chiefs of Staff, Monday, July 16, 1945» [FRUS 1960, 2: 36]; «Combined Chiefs of Staff Minutes [16 July 1945]» [FRUS 1960, 2; 37]; Document № 172, «Minute from General Sir H. Ismay to Mr. Churchill» [DBPO 1984:347].


[Закрыть]. Леги тайно поддерживал Брука в этом вопросе и надеялся, что Черчилль сможет убедить Трумэна отказаться от требования о безоговорочной капитуляции. Это объясняет, почему Черчилль завел данный разговор с Трумэном на встрече, прошедшей 18-го числа.

17 июля на совещании Объединенного комитета начальников штабов состоялось обсуждение чернового варианта прокламации за авторством Стимсона. В начале месяца этот документ был передан на рассмотрение Объединенного комитета стратегических исследований (ОКСИ) – наблюдательного совета, в который входили заслуженные офицеры самого высокого ранга, «чье влияние временами не уступало и самому ОКНШ» [Villa 1976: 69]. ОКСИ пришел к выводу, что вариант Стимсона является «в целом удовлетворительным», но предложил внести изменения в раздел ультиматума, где шла речь о том, что Японии, возможно, будет позволено сохранить конституционную монархию. Эти слова, говорилось в резолюции Объединенного комитета стратегических исследований, «могут быть неверно истолкованы таким образом, будто Организация Объединенных Наций намерена низложить или казнить нынешнего императора и заменить его каким-то другим членом императорской семьи». Далее там было сказано следующее: «…радикальные элементы в Японии могут расценить это как обязательство сохранить императорский строй и почитание императора». Хотя в настоящее время радикалы составляли небольшую часть японского общества, «в преддверии неминуемого полного разгрома эта группа может рассчитывать на рост своего влияния в будущем». По всем этим причинам ОКСИ предложил внести следующую правку в черновик прокламации, составленный Стимсоном:

Оккупационные войска союзников будут отведены из Японии, как только будут достигнуты наши цели и как только будет учреждено мирно настроенное и ответственное правительство в соответствии со свободно выраженной волей японского народа. Это может произойти и в рамках конституционной монархии с сохранением существующей династии, если мировое сообщество будет полностью убеждено в том, что такое правительство никогда более не прибегнет к агрессии. Японскому народу будет позволено самому выбрать будущую форму правления при условии предоставления достаточных гарантий, что подобные акты агрессии не повторятся в будущем[242]242
  Enclosure «А», Report by the Joint Strategic Survey Committee, Military Aspects of Unconditional Surrender Formula for Japan, Reference: J. C. S, 1275 Series, Records of the Office of the Secretary of War, Stimson Safe File, RG 107, NA.


[Закрыть].

Предложение комитета стратегических исследований изменить этот пункт ультиматума было пощечиной Стимсону и всем тем, кто пытался сохранить монархический строй в Японии. Более того, доводы, приведенные ОКСИ в пользу этой новой редакции, были крайне неубедительны. Обещание сохранить конституционную монархию вряд ли можно было истолковать как намерение «низложить или казнить нынешнего императора». Напротив, слова о конституционной монархии «с сохранением существующей династии» могли быть восприняты как ответ на ключевой вопрос, волновавший японцев в связи с требованием о безоговорочной капитуляции: будет ли им позволено сохранить институт императора. К тому же в Японии вряд ли существовали «радикальные элементы» (кроме горстки сидевших в тюрьмах коммунистов), являющиеся яростными противниками сохранения императорского строя. Трудно понять, из какого источника Объединенный комитет стратегических исследований взял информацию о том, что движение против сохранения монархии набирает силу. Кто именно стал инициатором написания такой резолюции, где ультиматум Стимсона подвергся критике в самой важной его части, остается загадкой. Вмешательство ОКСИ вызвало гнев со стороны Оперативного управления Военного министерства, где изначально и был составлен этот текст прокламации. По мнению представителей ОУ, весь смысл пункта о конституционной монархии был в том, чтобы убедить японцев капитулировать, не дожидаясь полного разгрома.

13 июля Оперативное управление передало генералу Хэнди, заместителю начальника штаба армии США, докладную записку, защищая свою позицию от нападок ОКСИ. В ответе ОУ было сказано, что первое замечание, сделанное комитетом стратегических исследований, можно разрешить, уточнив понятие «конституционная монархия». Что касается второго возражения ОКСИ, то, поскольку «радикальные элементы» были столь немногочисленны и вряд ли могли оказать какое-либо влияние на решение действующего правительства Японии о капитуляции, этот аргумент был объявлен полностью несостоятельным. Далее в заявлении ОУ говорилось следующее:

Главная цель опубликования этой прокламации заключается в том, чтобы убедить Японию капитулировать и избежать тяжелых потерь в битве до победного конца. Практически все сходятся на том, что при решении, соглашаться ли на условия капитуляции, главным для японцев станет вопрос о неприкосновенности императора и существующей династии. Поэтому, с военной точки зрения, представляется необходимым однозначно заявить о том, что мы собираемся предпринять в отношении императора.

Исходя из этого, Оперативное управление внесло новое изменение в уже исправленный ОКСИ документ: «Японскому народу будет позволено самому выбрать будущую форму правления при условии предоставления достаточных гарантий, что подобные акты агрессии не повторятся в будущем, решить, хотят ли они оставить своего императора в качестве конституционного монарха»[243]243
  Н. A. Craig’s Memorandum for General Handy, 13 July 1945, Records of the Office of the Secretary of War, Stimson Safe File, RG 107, NA.


[Закрыть]. Оперативное управление подчеркнуло, что данная позиция в полной мере разделяется Стимсоном и Макклоем. Хэнди переслал эту докладную записку Маршаллу в Бабельсберг.

Таким образом, когда 17 июля этот вопрос обсуждался на заседании Объединенного комитета начальников штабов, в распоряжении ОКНШ было два противоречащих друг другу предложения. Леги зачитал докладную записку Объединенного комитета стратегических исследований с поправками к черновику Стимсона. Он пояснил, что «данный вопрос обсуждался на политическом уровне и было предложено исключить эту фразу». Это заявление Леги явно намекает на то, что Трумэн с Бирнсом уже обсудили это и приняли решение убрать из текста ультиматума обещание сохранить конституционную монархию. Маршалл предложил принять поправки, сделанные ОКСИ. На следующий день, по предложению Арнолда, Объединенный комитет начальников штабов утвердил текст прокламации с поправками ОКСИ. Затем ОКНШ отправил президенту пояснительную записку, объясняя внесенные поправки теми же самыми словами, что были использованы в резолюции Объединенного комитета стратегических исследований. В этой докладной записке ни слова не было сказано о контраргументах, приведенных Оперативным управлением[244]244
  «Meeting of the Joint Chiefs of Staff, Tuesday, July 17,1945» [FRUS 1960,2:39–40]; «Meeting of the Joint Chiefs of Staff, Wednesday, July 18, 1945, 10 a. m.» [FRUS 1960, 2: 64]; «Joint Chiefs of Staff to the President, 18 July 1945» [FRUS 1960, 2: 1269]; OPD Exec File #17, Item 21A, Box 99, RG 165, NA.


[Закрыть].

С точки зрения ОКНШ, этот вариант ультиматума был самым удачным, поскольку в нем Соединенные Штаты не давали обязательства поддерживать какую-либо конкретную форму правления, при этом оставив за собой право не допустить к власти правительство, которое бы их не устраивало. Леги и Маршалл активно поддерживали Стимсона, Грю и Форрестола, пытавшихся добиться отмены требования о безоговорочной капитуляции. Вырезав, несмотря на сопротивление Оперативного управления, из текста прокламации пассаж, обещавший японцам конституционную монархию, Объединенный комитет начальников штабов утвердил более суровый по отношению к Японии вариант ультиматума.

Правки, внесенные ОКСИ в черновик Стимсона, вызывают много вопросов, ответов на которые у нас до сих пор нет. Кто из членов Объединенного комитета стратегических исследований внес эти изменения и с какой целью? Почему Маршалл и ОКНШ согласились с этой правкой, несмотря на возражения Оперативного управления? Почему Стимсон и Макклой молча смирились с поражением? Почему они хранили молчание по этому важнейшему вопросу в своих дневниках? Ключом к разгадке, возможно, является то, что нам известно о встречах Стимсона с Трумэном (16 июля) и Бирнсом (17 июля), а также о заявлении Леги, сделанном 16-го числа. Тогда Стимсону было сказано, что президент и Бирнс определили «временные рамки» окончания Тихоокеанской войны. Попытки военного министра убедить президента отказаться от требования о безоговорочной капитуляции в свете мирных маневров японцев в Москве завершились неудачей. Стимсон, очевидно, почувствовал, что Трумэн и Бирнс непоколебимы в своем стремлении добиться безоговорочной капитуляции. Что касается ОКНШ, то после того, как Леги сообщил, что Трумэн и Бирнс уже решили изъять из текста прокламации обещание конституционной монархии, начальникам штабов не оставалось ничего другого, как только принять это решение.

Великобритания и Потсдамская декларация

Важно отметить, что в подготовке Потсдамской декларации немаловажную роль сыграли и британцы. Джордж Сэнсом, крупный специалист по истории Японии, был координатором, отвечающим за взаимодействие между британским посольством и Объединенным англо-американским комитетом начальников штабов. Находясь в контакте со множеством американских экспертов по Японии, в частности с Хью Бортоном, Сэнсом оказал существенное влияние на формирование политики США относительно оккупации Японии. До Потсдамской конференции Сэнсом и Грю встречались и обменивались мнениями по поводу безоговорочной капитуляции. Позиция, занятая Великобританией в вопросе Потсдамской декларации, во многом была обусловлена взглядами Сэнсома.

Посольство Великобритании было хорошо осведомлено о разногласиях, существовавших в американском правительстве в связи с вопросом о безоговорочной капитуляции. Сами британцы считали, что ключевыми в этой ситуации должны стать следующие три принципа: во-первых, союзники не должны навязывать Японии какую-либо форму правления; во-вторых, они не должны требовать отречения императора или упразднения императорского строя; и, в-третьих, они не должны проводить в Японии экономическую политику, которая не позволит жителям страны обеспечивать себе достойное существование[245]245
  F4058/584/G, British National Archive, Kew Garden, Morita File 5.


[Закрыть].

Великобритания обсуждала с Соединенными Штатами Потсдамскую декларацию, апеллируя к этим трем постулатам, однако ее позиция была слабой, и взаимодействовать с американскими партнерами ей приходилось с большой осторожностью. Особенно важно было не вступать в конфронтацию с Трумэном и Бирнсом из-за статуса императора.

Уже в самом начале конференции в Потсдаме американцы спросили мнение британцев насчет чернового варианта прокламации. Представители Великобритании внесли в переданный им Бирнсом документ три поправки. Во-первых, они предложили, чтобы потсдамский ультиматум был адресован японскому правительству, а не японскому народу, как в исходном тексте. Бирнс отклонил это предложение. Вторая поправка касалась оккупации. Британцы предложили, чтобы после капитуляции состоялась только частичная, а не полная оккупация Японии и чтобы она осуществлялась через посредничество японского правительства, а не напрямую оккупационными силами союзников. Это была единственная поправка, принятая американцами. Третье изменение, которое посольство Великобритании и Министерство иностранных дел считали самым важным, касалось статуса императора. Британцы возражали против свержения Хирохито и упразднения императорского строя. Однако Бирнс и Трумэн уже вычеркнули слова о «конституционной монархии с сохранением существующей династии» из черновика Стимсона, и Трумэн с Бирнсом наотрез отказались принимать эту британскую поправку. В конце концов англичанам пришлось уступить США в этом вопросе[246]246
  «Proposal by the British Delegation, № 1245» [FRUS 1960, 2: 1277]; Document 221, «Minutes from Mr. Eden to Mr. Churchill, July 21, 1945» [DBPO 1984: 514]; Document 231, «Minutes from Mr. Rowan to Sir E. Bridges», July 23,1945 [DBPO 1984: 550–551]; Eden to Churchill, P.M./45/S.T, July 21, 1945; Fouls to Bennett, Control of Japan, July 25,1945, F4065; F4605/364/G23, July 25,1945; from Foreign Office to Washington, № 7945, July 29,1945, F4396/364/G. British National Archive, Kew Garden, Morita File 5.


[Закрыть].

Стимсон получает отчет Гровса

Стимсон получил известия об успехе испытаний под кодовым названием «Тринити» уже 16 и 17 июля, но первые сообщения были такими короткими, что только после первого полного отчета Гровса, прибывшего 21-го числа, фактор атомной бомбы стал играть в американском стратегическом планировании важную роль. После того как руководство США осознало, какие возможности дает им новое оружие, атомная бомба совершенно изменила весь процесс принятия решений.

В своем отчете Гровс был не в силах скрыть охвативший его восторг: «Впервые в истории произошел ядерный взрыв. И какой взрыв!.. Эти испытания превзошли наши самые оптимистичные ожидания». Он объяснял, что высвобожденная при взрыве энергия превышала 15–20 тысяч тонн в тротиловом эквиваленте и полностью уничтожила стальную вышку высотой 100 футов (30,5 метров), на которой было установлено ядерное устройство. Далее Гровс писал: «Мы все сознаем, что настоящая проверка еще впереди. В войне с Японией значение будут иметь только боевые испытания»[247]247
  Groves to Stimson, Washington, 18 July 1945 [FRUS 1960, 2: 1361–1363, 1368].


[Закрыть]. Часы, отсчитывающие время до момента первой атомной бомбардировки, ускорили свой ход.

Стимсон был впечатлен отчетом Гровса и зачитал его вслух Трумэну и Бирнсу в Малом Белом доме. После этого чтения президент выглядел «крайне оживленным». Трумэн поблагодарил Стимсона за известия, которые внушили ему «совершенно новую уверенность», и снова сказал военному министру, что рад его приезду в Потсдам. Черчилль подметил, что на состоявшемся на следующий день совещании Трумэн «из-за чего-то находился в очень приподнятом настроении духа и самым решительным образом противостоял русским». О том же в своем дневнике писал и Макклой: «Большая Бомба придала Трумэну и Черчиллю твердости, после того как они получили отчет Гровса. На следующем совещании они вели себя как мальчишки с большим красным яблоком, о котором никто не знает». Реакцию Трумэна на новость об успешном испытании «Тринити» заметили многие, но ни очевидцы этих событий, ни историки никогда ничего не писали о том, как восприняли перемену в поведении западных союзников Сталин и советская делегация[248]248
  Stimson Diary, 21 July 1945; McCloy Diary, 23 July 1945. Альперовиц посвятил две страницы рассказу о том, как описывали поведение Трумэна после отчета Гровса люди, ставшие свидетелями этой реакции, однако и он не задается вопросом, заметили ли эту перемену в настроении президента Сталин и его окружение [Alperovitz 1995: 258–261].


[Закрыть].

В течение следующих двух дней Стимсон был занят борьбой со своими оставшимися в Америке подчиненными. Когда он вернулся в свою временную резиденцию в Бабельсберге, его ожидала там совершенно секретная телеграмма от Гаррисона: «Все ваши местные военные советники, занятые в подготовке, однозначно предпочитают ваш любимый город и будут счастливы использовать его в качестве первой цели, если те, кто в пути, выберут его из четырех возможных мишеней с учетом местных условий в момент атаки». Стимсон считал, что ему уже удалось вычеркнуть Киото из числа городов, предназначенных для атомной бомбардировки. Однако Гровс вновь внес «любимый город» военного министра в этот список в качестве приоритетной цели атаки. Гровс с самого начала мечтал сбросить первую бомбу именно на Киото, чтобы продемонстрировать ее мощь на примере изолированной от остальной Японии древней столицы, окруженной горами. По его мнению, японцы потеряли бы волю к сопротивлению, увидев, как их древние храмы и сады обратились в прах. Разъяренный этим нарушением субординации со стороны Гровса, Стимсон немедленно отправил Гаррисону телеграмму, не дожидаясь одобрения президента: «Не знаю о каких-либо факторах, которые могли бы изменить мое решение. Наоборот, новые факторы здесь скорее подтверждают его»[249]249
  Harrison to Stimson, 21 July 1945 [FRUS 1960, 2: 1372; Stimson to Harrison, 21 July 1945 [FRUS 1960, 2: 1372]. Также см. Stimson Diary, 21 July 1945.


[Закрыть]. Этими «новыми факторами», по-видимому, было скорое вступление в войну Советского Союза.

Между тем пришла еще одна телеграмма от Гаррисона: «Пациент быстро поправляется и будет готов к последней операции в начале августа. Сложные приготовления к процедуре проходят так быстро, что о перемене планов мы узнаем не позднее 25 июля». На следующий день Стимсон показал Трумэну обе эти телеграммы. Трумэн был «исключительно доволен» тем, что им «удалось ускорить график». Он был счастлив узнать, что атомная бомба будет готова к использованию до того, как в войну вступят русские. Что касалось выбора цели, то он одобрил исключение Киото из этого списка. Также Стимсон встретился с Арнолдом, и тот тоже согласился с ним насчет Киото[250]250
  Harrison to Stimson, 21 July 1945 [FRUS 1960, 2: 1372]. О реакции Трумэна на опережение графика атомного проекта см. Stimson Diary, 22 July 1945, также цит. в [FRUS 1960, 2: 1373]; [Arnold 1949: 588–589].


[Закрыть].

В десять часов утра 23 июля Бирнс позвонил Стимсону и спросил его, как продвигаются работы по проекту S-1. Для госсекретаря было крайне важно получить полное представление о временных рамках. По запросу Бирнса Стимсон послал Гаррисону очередную телеграмму: «Мы предполагаем, что операция может начаться в любой день начиная с 1 августа. Как только будет возможно, сообщите нам более точную дату; пожалуйста, напишите нам об этом сюда, где очень ждут эту информацию». Он также известил Гаррисона, что Киото должен быть исключен из списка потенциальных целей, и написал, что это решение было утверждено «высшим руководством». Вскоре после отправки этой телеграммы Стимсон получил в ответ от Гаррисона два сообщения. В первом были перечислены города, выбранные для бомбардировки: Хиросима, Кокура и Ниигата[251]251
  Stimson Diary, 23 July 1945; Stimson to Harrison, 23 July 1945, Harrison to Stimson, 23 July 1945 [FRUS 1960, 2; 1373, 1374].


[Закрыть]. Киото был спасен, но участь Хиросимы была предрешена.

Благодаря неустанным хлопотам Стимсона древнюю столицу Японии удалось уберечь от ядерного апокалипсиса. Однако сохранение японского национального достояния было не единственной причиной, побудившей Стимсона отстоять Киото. У его действий был еще и политический мотив. 24 июля Стимсон и Трумэн разговаривали об атомной бомбе. Стимсон написал в дневнике: «Он [Трумэн] особенно энергично согласился с моей мыслью о том, что если мы не исключим [Киото], то чувство горечи, вызванное столь жестоким актом агрессии, не даст японцам склониться на нашу сторону во время долгого послевоенного периода и скорее толкнет их в сторону русских». Пощадив Киото, указывал Стимсон, Соединенные Штаты смогут «расположить к себе Японию в том случае, если русские проявят какую-либо агрессию в Маньчжурии». Выбор не только цели, но и времени атомной бомбардировки был напрямую связан с моментом вступления в войну Советского Союза. Вот что говорилось в ответной телеграмме Гаррисона:

Оперировать можно в любой день после 1 августа с учетом состояния здоровья пациента и погодных условий. Если исходить только из состояния пациента, есть некоторые шансы на проведение операции с 1 по 3 августа, хорошие шансы на 4 или 5 августа, и если не будет непредвиденного рецидива, то можно быть уверенным, что операция пройдет до 10 августа[252]252
  Stimson Diary, 24 July 1945; Стимсон также цитируется в [FRUS 1960,2:1373];
  Harrison to Stimson (Doc. 1311), 23 July 1945, Harrison to Stimson (Doc. 1312), 23 July 1945 [FRUS 1960, 2: 1374].


[Закрыть].

Утром 23 июля к Стимсону пришел Гарриман и сообщил ему о «новых требованиях, сделанных русскими». Мало того, что они предъявляли такие требования в отношении Европы, теперь они могли настаивать на передаче им полной опеки над Кореей. Придя в Малый Белый дом, Стимсон передал президенту слова Гарримана и сказал, что попросил Гаррисона указать точную дату, когда можно будет сбросить атомную бомбу. В своем дневнике военный министр записал:

Он [Трумэн] ответил мне, что подготовленная нами прокламация лежит у него на столе, что он одобрил наши последние поправки к ней и что он готов опубликовать ее, как только будет известен точный день операции. Мы недолго поговорили о последних требованиях Сталина, и он подтвердил мне то, что я уже слышал. Однако он сказал, что Соединенные Штаты занимают твердую позицию, и явно очень рассчитывал на новости о проекте S-1[253]253
  Stimson Diary, 23 July 1945.


[Закрыть].

В голове Трумэна время предъявления ультиматума, вступление СССР в войну и атомная бомбардировка были вещами, тесно связанными между собой.

По словам Гаррисона, точная информация о том, когда будет возможно провести ядерную атаку, должна была стать известной к 25 июля. Сброс атомной бомбы на Японию мог быть произведен в первую неделю августа. С учетом того, что Советский Союз обязался вступить в войну в середине августа, Трумэн был уверен, что атомная бомба будет готова к использованию до того, как у русских появится возможность напасть на японцев. Однако перед тем, как сбросить бомбу, ему необходимо было предъявить Японии ультиматум. Таким образом, у Трумэна оставалось для этого небольшое окно между 25 июля и 1 августа. Неудивительно, что президент был «исключительно доволен» тем, что американцам «удалось ускорить график». Все происходило согласно плану, разработанному им с Бирнсом.

Подготовка к атомной бомбардировке Японии проходила в бешеном темпе, однако официально приказ об этой атаке пока так и не был отдан. 23 июля генерал Карл Спаатс, командующий стратегическими ВВС армии США, задержавшись в Вашингтоне по пути из Европы на Гуам, где находился его новый командный пункт, запросил у генерала Хэнди письменный приказ. На следующий день Гровс составил черновой вариант директивы по использованию атомной бомбы. Этот документ был передан Гаррисону, который отправил его по радио Маршаллу в Потсдам, «чтобы он был как можно скорее утвержден» им и военным министром. Маршалл и Стимсон утвердили эту директиву. Как пишет Ричард Роудс, они «предположительно показали ее Трумэну, хотя на ней не зафиксировано его официальное одобрение». Приказ от генерала Хэнди был передан Спаатсу утром 25 июля: «Приблизительно после 3 августа 1945 г., как только погодные условия позволят совершить бомбардировку, 509-я сводная группа 20-го соединения военно-воздушных сил сбросит свою первую специальную бомбу на один из объектов – Хиросиму, Кокуру, Ниигату и Нагасаки». Далее там было сказано: «На указанные объекты будут сброшены дополнительные бомбы, как только их изготовит проектирующий их штаб»[254]254
  О письменном приказе, запрошенном Спаатсом, см. у Альперовица [Alpero-vitz 1995: 344–345]. Текст директивы был написан в основном Гровсом. Этот документ прибыл в Бабельсберг вечером 24 июля и был отправлен Маршаллом обратно шестью часами спустя [Pogue 1973:21]. См. также [Rhodes 1986: 691]; Colonel Pasco’s telegram to Marshall, 24 July 1945, War Department Classified Center, Outgoing Message, File 5B, Directives, Memos, etc., RG 77, NA; Роудс ссылается на WAR 37683, MED 5E. Копию приказа Хэнди можно найти в PSF-General File, Atomic Bomb, Box 96, HSTL; [DHTP 1995: 513]; фотокопию см. в [Craven, Cate 1953, фотография между страницами 696–697]. Цит. по: [Йорыш и др. 1980: 250].


[Закрыть].

Позднее Трумэн писал об этой директиве в своих мемуарах:

Этим приказом был запущен механизм первого в истории использования атомного оружия против военной цели. Я принял решение. Я также дал указание Стимсону что этот приказ не будет отменен, если только я не извещу его, что японцы дали удовлетворительный ответ на наш ультиматум [Truman 1955: 421][255]255
  Трумэн датирует приказ Хэнди 24 июля, однако на копии в библиотеке
  Трумэна и в Национальном архиве значится 25 июля.


[Закрыть].

Этот абзац, состоящий из трех предложений, полон неправды и полуправды. Атомная бомба не была предназначена для использования именно «против военной цели». В приказе шла речь о подготовке не одного «атомного оружия», а еще и «дополнительных бомб». Но самое главное здесь то, что Трумэн в принципе не отдавал приказа об атомной бомбардировке. На самом деле он вообще не принимал участия в этом решении, а просто позволил военным действовать по своему усмотрению, не вмешиваясь в их дела. Кроме того, сомнительно, чтобы он давал Стимсону указание следовать этому приказу, пока не будет получен удовлетворительный ответ из Японии. В архивах не было найдено подобных инструкций.