Текст книги "Гонка за врагом. Сталин, Трумэн и капитуляция Японии"

США сбрасывают атомную бомбу на Хиросиму

«Малыш» был готов к бомбардировке уже 31 июля, но тайфун в Японии отложил время проведения операции. Тем временем были разработаны планы полетов бомбардировщиков. В миссии должны были принять участие семь самолетов: трем Б-29 надлежало вылететь к Хиросиме, Кокуре и Нагасаки для наблюдения за погодой; один самолет нес атомную бомбу; еще два должны были сопровождать основной бомбардировщик к цели: на одном должны были лететь ученые, на другом – фотографы; и еще одному Б-29 предстояло отправиться на Иводзиму и принять на борт бомбу, если у основного бомбардировщика возникнут какие-то неисправности. 4 августа полковник Пол Тиббетс провел совещание с участием экипажей бомбардировщиков Б-29, впервые сообщив летчикам о том, что им предстоит сбросить атомные бомбы на Хиросиму, Кокуру или Нагасаки. Капитан Уильям С. Парсонс из ВМС США, отвечавший за сборку первой атомной бомбы, показал экипажам самолетов фильм о взрыве ядерного устройства в Аламогордо. Один из присутствовавших на этом совещании летчиков, Эйб Спитцер, который тайно протоколировал происходящее, сделал такую запись: «Это похоже на какой-то странный сон, приснившийся человеку со слишком живым воображением»[308]308
  «Atomic Bomb – Army Preparations», Papers of Eben A. Ayers, Subject File Box 5, Atom Bomb [1 of 4], HSTL; [Rhodes 1986: 680, 700].


[Закрыть].

23. «Малыш», атомная бомба, сброшенная на Хиросиму 6 августа 1945 года. Диаметр 700 миллиметров, длина 3000 миллиметров, вес 4400 килограммов. Национальное управление архивов и документации

На следующий день, 5 августа, синоптики предсказали улучшение погодных условий. В 14:00 Кертис Лемэй, начальник штаба 21-й группы бомбардировщиков в Гуаме, «официально подтвердил, что миссия назначена на 6 августа». В тот же день «Малыш» был загружен на борт самолета Б-29, который Тиббетс назвал «Энолой Гэй» в честь своей матери. К обеду все приготовления были завершены.

В полночь Тиббетс провел последний инструктаж перед вылетом. Протестантский капеллан прочел торопливо написанную на обратной стороне конверта молитву, попросив: «Отец Всемогущий, будь с теми, кто отважился вознестись в Твои Небеса и пойти войной на наших врагов». После предполетного завтрака и группового фото на фоне бомбардировщика экипаж «Энолы Гэй» занял свои места в самолете. В 2:45 ночи (11:45 5 августа по вашингтонскому времени) «Энола Гэй» поднялась в воздух; вслед за ней с интервалом в две минуты взлетели самолеты с наблюдателями. В 8:15 утра по японскому стандартному времени «Малыш» был сброшен на Хиросиму. Тиббетс передал по внутренней связи: «Парни, мы только что сбросили первую атомную бомбу в истории» [Rhodes 1986: 701–710][309]309
  См. также [Norris 2002: 417].


[Закрыть].

24. Полковник Тиббетс, пилот «Энолы Гэй», самолета, сбросившего бомбу на Хиросиму, машет рукой из кокпита своей машины перед взлетом 6 августа 1945 года.

Национальное управление архивов и документации

«Малыш» взорвался в 600 метрах над двором госпиталя Сима, в 170 метрах от цели – моста Айой через реку Ота; сила взрыва была равна 12 500 тонн в тротиловом эквиваленте. В эпицентре ядерного взрыва немедленно возник огненный шар температурой 3000 градусов по Цельсию и диаметром 800 метров; у людей, оказавшихся внутри этого шара, «в долю секунды сварились внутренние органы, и они превратились в дымящиеся угли». По городским улицам, мостам и тротуарам были разбросаны тысячи таких кучек пепла. Мужчина, ждавший открытия банка, сидя на крыльце, испарился целиком, оставив после себя только тень на гранитных ступенях.

Последовавшая за этим взрывная волна уничтожила тысячи домов, большинство из которых сгорело. Из 76 тысяч домов в Хиросиме были разрушены 70 тысяч. Огонь охватил весь город, пожирая все на своем пути. В наступившей ужасной тишине бесцельно бродили оставшиеся в живых люди, со многих слезала почерневшая от ожогов кожа. Некоторые отчаянно пытались разыскать своих пропавших близких. Река была запружена тысячами мертвых тел. Повсюду царили «колоссальная боль, страдание и ужас» – неслыханные и беспрецедентные. Затем на город обрушился черный дождь, полный радиоактивных частиц. Те, кто выжил при самом взрыве, вскоре начали умирать от лучевой болезни. Согласно одному исследованию, проведенному в Хиросиме и Нагасаки, при атомной бомбардировке мгновенно погибли 110 тысяч мирных жителей (в том числе 20 тысяч корейцев) и 20 тысяч солдат. К концу 1945 года умерли еще 140 тысяч человек [Midorikawa 1979: 274; Rhodes 1986: 713–734][310]310
  Согласно Мидорикаве, население Хиросимы составляло 350 тысяч человек, включая 20 тысяч корейцев [Midorikawa 1979: 266].


[Закрыть].

25. Атомная бомбардировка Хиросимы. Библиотека Конгресса, отдел эстампов и фотографий. Армия США, фотография американских ВВС

6 августа, через четыре дня после отплытия из Плимута, когда Трумэн завтракал с экипажем «Огасты», капитан Фрэнк Грэм, бывший дежурным офицером штурманской рубки, вручил ему следующую телеграмму: «Большая бомба сброшена на Хиросиму 5 августа в 19:15 по вашингтонскому времени. Первые сообщения говорят о полном успехе, который был даже большим, чем предшествовавшее испытание». Президент США ликовал. Он вскочил на ноги и пожал Грэму руку. «Капитан, – сказал он, – это величайшее событие в истории». Трумэн приказал Грэму сообщить эту новость Бирнсу, который завтракал за соседним столиком. Бирнс прочел телеграмму и воскликнул: «Прекрасно! Прекрасно!» Через несколько минут была доставлена еще одна депеша, в которой говорилось о «видимых разрушениях, превосходивших результаты всех испытаний». Завладев вниманием членов экипажа, собравшихся в столовой, Трумэн возвестил: «Мы только что сбросили на Японию новую бомбу, мощность которой превышает 20 тысяч тонн тринитротолуола. Операция закончилась полным успехом!» Затем Трумэн с Бирнсом отправились в офицерскую кают-компанию, чтобы сообщить эти новости командованию «Огасты» [Truman 1955: 421–422][311]311
  См. также книгу Ригдона «White House Sailor», Papers of Eben A. Ayers, Subject File Box 5, Atom Bomb [1 of 4], HSTL; «Aboard U. S. S. Augusta with President Truman, August 6 (UP)», Rigden Papers, HSTL.


[Закрыть].

26. Трумэн обедает в кают-компании «Огасты» с экипажем крейсера. Во время одного из таких обедов он получил известия о том, что 6 августа на Хиросиму была сброшена атомная бомба. Библиотека и музей Гарри С. Трумэна

Тем временем Эбен Эйерс из Белого дома опубликовал заранее утвержденное заявление президента: «Некоторое время тому назад американский самолет сбросил одну бомбу на Хиросиму и уничтожил эту вражескую базу. Эта бомба обладает разрушительной силой, превышающей 20 тысяч тонн тринитротолуола». Далее в заявлении президента говорилось, что японцы развязали войну, напав на Перл-Харбор, и что бомбардировка Хиросимы была возмездием за это нападение. Также там было сказано, что «сейчас идет производство еще более мощных бомб». Завершалось заявление Трумэна следующей страшной угрозой:

Мы предъявили наш ультиматум в Потсдаме 26 июля только для того, чтобы уберечь японский народ от полного уничтожения. Их лидеры незамедлительно отвергли этот ультиматум. Если они и теперь не согласятся на наши условия, их ожидает такой разрушительный дождь с неба, равного которому на земле еще не было. За этой воздушной атакой последуют удары с моря и с суши, числом и мощью превосходящие все виденное японцами ранее, и с той воинской доблестью, с которой они уже хорошо знакомы[312]312
  Statement read by President Truman aboard U. S. S. Augusta, 6 Aug. 1945, Papers of Harry S. Truman, PSF, General File A-Ato, Atomic Bomb, HSTL.


[Закрыть].

Следует обратить особое внимание на три пункта в этом заявлении Трумэна. Во-первых, когда Трумэн только получил известие об атомной бомбардировке Хиросимы, его первой реакцией была неприкрытая радость; не было и следа тех угрызений совести и боли, о которых он заявлял впоследствии, говоря о принятом им мучительном решении. Как объяснить это ликование Трумэна? Для начала, он пока еще не получил подробный отчет о последствиях бомбардировки Хиросимы для гражданского населения города. По-видимому, на то, чтобы понять, что взрыв 12,5 тысяч тонн в тротиловом эквиваленте повлек за собой гибель 100 с лишним тысяч человек, ушло некоторое время. Безусловно, как лидер воюющей державы, он прежде всего думал о том, как уберечь своих солдат от дальнейших жертв. Поэтому сердцем он был вместе с окружившими его матросами и офицерами, кричащими: «Это значит, что мы теперь можем отправляться домой?»

Еще одним важным местом в написанном загодя обращении Трумэна является упоминание японского нападения на Перл-Харбор. В интервью Эбену Эйерсу, данном в августе 1951 года, Трумэн вспоминал разговор, состоявшийся у него в Потсдаме с представителями военного командования США, в котором ему было сказано, что для участия в наземной операции потребуется по меньшей мере миллион американских солдат, а потери личного состава будут около 25 процентов. Согласно Эйерсу, «он сказал, что спросил, какой была численность населения Хиросимы, и, насколько он помнил, ответ был – около 60 тысяч. Он сказал, что намного лучше было убить 60 тысяч японцев, чем пожертвовать жизнями 250 тысяч американцев». В августе 1945 года численность гражданского населения Хиросимы составляла 280–290 тысяч человек, и еще там находились 43 000 солдат – всего 323 или 333 тысячи человек¹¹. Поэтому остается загадкой, откуда Трумэн взял число 60 тысяч. Возможно, он сам впоследствии убедил себя в том, что речь шла именно о такой цифре, и цеплялся за эту ложь, чтобы оправдать свое решение в собственных глазах. Тем не менее сам факт, что он клал на чаши весов 250 тысяч спасенных жизней американцев и 60 тысяч отнятых жизней японцев, ясно показывает, как был устроен его мыслительный процесс в августе 1945 года. Сбрасывая на японцев – на гражданское население наряду с солдатами – атомную бомбу, Трумэн, как он считал, осуществлял справедливое возмездие, наказывая «дикий и жестокий народ», осмелившийся подло напасть на Перл-Харбор и жестоко обращавшийся с американскими военнопленными.

Не менее важными являются слова Трумэна о «незамедлительном» отказе Японии согласиться с требованиями Потсдамской декларации, которыми он оправдывает решение о бомбардировке Хиросимы. Трумэн в своих мемуарах дважды пишет о том, что Япония не ответила на совместный ультиматум. Аналитики из военно-морской разведки США подчеркнули фразу из депеши Того от 30 июля, в которой было сказано: «В сложившейся ситуации мы склоняемся к тому, чтобы тщательно изучить условия Потсдамской декларации трех держав». Кроме того, Управление стратегических служб послало 2 августа президенту докладную [313]313
  Papers of Eben A. Ayers, Subject File Box 5, Atom Bomb [1 of 4], HSTL. Цифру 323–333 тысячи приводят Роудс и Фрэнк [Rhodes 1986: 713; Frank 1999: 263, 287]. В японских источниках указываются более высокие цифры: Такусиро Хаттори пишет о 343 тысячах жителей, а Мидорикава о 350 тысячах [Hattori 1965: 921; Midorikawa 1979: 265–266].


[Закрыть] записку, проинформировав Трумэна о том, что группа японских дипломатов в Берне сочла Потсдамскую декларацию «полезным документом, который давал возможность выйти из войны». Наиболее сильное впечатление на японцев в Швейцарии произвело то, что «безоговорочная капитуляция» была заменена на «безоговорочную капитуляцию вооруженных сил». Также они утверждали, что союзники не должны «слишком серьезно относиться к тому, что говорится по Токийскому радио», поскольку эти радиопередачи являлись «всего лишь пропагандой, целью которой было поддержание боевого духа японцев». Дипломаты в Берне намекали Аллену Даллесу, что настоящий ответ на ультиматум будет дан по некоему «официальному каналу»[314]314
  SRH-088. Р. 7, 16; «Memorandum for the President, Office of Strategic Services, August 1945», Papers of Harry S. Truman, SMOF: Rose A. Conway Files, HSTL. Фрэнк утверждает, что ключевую роль в решении Трумэна сбросить на Японию атомную бомбу сыграла информация, полученная Объединенным комитетом начальников штабов от Объединенного комитета военного планирования, который на основании разведданных Ultra доложил о том, что японцы сосредоточили на Кюсю крупные силы, и порекомендовал высшему командованию найти альтернативу плану операции «Олимпик». Этот отчет был передан в ОКНШ «за день до того, как была сброшена первая атомная бомба» [Frank 1999:273]. Данный факт может объяснить то, почему Трумэн не стал отменять атомную бомбардировку Нагасаки, но он не объясняет, почему тот принял решение о бомбардировке Хиросимы.


[Закрыть].

Мы не знаем, видели ли Трумэн и Бирнс эти отчеты. Но если бы Трумэн действительно хотел избежать атомной бомбардировки Японии, он бы предпринял меры для того, чтобы быть в курсе любых фактов, указывающих на готовность японского правительства обсудить условия капитуляции на основе Потсдамской декларации. Нет никаких документальных свидетельств того, что в высших правительственных кругах США происходило какое-либо внутреннее обсуждение реакции Японии на ультиматум. Если Трумэн в самом деле страдал из-за своего решения о бомбардировке, как он неоднократно утверждал впоследствии в своих послевоенных воспоминаниях, то почему же он не обратил внимания на эти сообщения, дававшие слабую надежду на то, что страшного исхода удастся избежать?

Возможно, ответ на этот вопрос заключается в том, что Трумэн ожидал от японцев отчаянного сопротивления на последнем рубеже обороны. Несмотря на то что военно-морская разведка и Управление стратегических служб сообщали о готовности японского правительства принять условия Потсдамской декларации, ОКНШ, несомненно, проинформировал президента о том, что японцы скопили большие силы для защиты Кюсю[315]315
  Подробное описание подготовки Японии к ожидавшемуся американскому вторжению содержится в одиннадцатой главе книги Фрэнка [Frank 1999].


[Закрыть]. Трумэну было хорошо известно, что из-за содержавшегося в тексте Потсдамской декларации требования о безоговорочной капитуляции Япония будет сражаться до конца. Перед ним стояли две задачи: добиться безоговорочной капитуляции и спасти жизни американских солдат. Трумэн не был заинтересован в заключении мира путем переговоров. Он опасался, что любые переговоры с японским правительством будут восприняты как проявление слабости. Смягчение американской позиции в вопросе о безоговорочной капитуляции могло усилить влияние японской партии войны и укрепить боевой дух японцев. В самих Соединенных Штатах такое проявление слабости могло подорвать доверие населения к президенту.

Однако все эти доводы только лишний раз убеждают нас в том, что, по сути, Трумэна мало интересовала реакция Японии на Потсдамскую декларацию. Сделанное Судзуки на пресс-конференции заявление, переданное прессой, а не по официальным дипломатическим каналам, было для него достаточным доказательством того, что японское правительство «незамедлительно отвергло» ультиматум. На самом деле атомная бомба была для Трумэна решением обеих стоявших перед ним задач – и принуждения Японии к капитуляции, и сохранения жизней американских солдат. Поэтому, вместо того чтобы искать какие-то другие варианты, он с большой охотой воспользовался атомной бомбой[316]316
  Как и все другие президентские обращения, сделанные в связи с важными событиями, это заявление Трумэна было тщательно подготовлено его помощниками; в данном случае черновиком послужил текст, написанный Стимсоном еще в феврале. Изучение различных редакций этого документа вызывает у исследователя мучительное подозрение, что атомная бомба, первоначально считавшаяся лишь средством для принуждения Японии к капитуляции, в итоге сама стала конечной целью, выполнению которой было подчинено все остальное.


[Закрыть].

Обращает на себя внимание отсутствие в заявлении президента одного очень важного пункта – упоминания о возможном вступлении в войну Советского Союза. Разумеется, его нападение должно было стать неожиданным, и поэтому Трумэн ничего не мог об этом сказать. Тем не менее планировавшееся вмешательство в войну СССР сыграло важную роль в решении американцев как можно быстрее сбросить на Японию атомные бомбы. Трумэн очень торопился. Он понимал, что идет гонка между атомной бомбой и вступлением русских в войну. Поэтому для оправдания атомной бомбардировки он и придумал историю о том, что Япония «незамедлительно отвергла» Потсдамскую декларацию, и по той же причине он так радовался, услышав новость о Хиросиме. Атомная бомба представлялась Трумэну решением всех вопросов: Япония должна была безоговорочно капитулировать, жизни американских солдат были спасены, а Советский Союз не успевал вмешаться в войну. Радость Трумэна, когда ему сообщили о бомбардировке Хиросимы, была вызвана не извращенным удовольствием от убийства японцев, а тем, что все происходило в соответствии с его планом.

Реакция Японии на бомбардировку Хиросимы

В то время как гонка между Сталиным и Трумэном вышла на финишную прямую, своей кульминации достигло и смертельное противостояние внутри самой Японии – между теми, кто выступал за завершение войны, и теми, кто хотел сделать ставку на последнюю решающую битву. В отчаянной схватке за спасение нации обе стороны оперировали новыми формулировками понятия «кокутай», которое до того не имело четкого определения.

Поскольку атомная бомба уничтожила все средства коммуникации, новости о разрушении Хиросимы достигли Токио только вечером 6 августа. Императорский Генеральный штаб получил телеграмму, в которой было сказано следующее: «В 8:15 четыре бомбардировщика Б-29 атаковали Хиросиму и сбросили атомную бомбу, уничтожив большую часть города». Хотя время отправления телеграммы не было указано, эта информация поступила в штаб Второй армии днем 6 августа с военно-морской базы Куре [Hattori 1965:921–922]. Полковник Кэнъити Огата, военный атташе при императорском дворце, записал в своем дневнике: «После 7 вечера премьер-министр получил телефонограмму с военно-морской базы Куре, что около 8 часов утра 2 или 3 самолета Б-29 появились над Хиросимой и сбросили особую бомбу, которая уничтожила больше половины города и убила или ранила огромное количество солдат» [Daihonei ringunbu 1975: 418]. Однако секретарь кабинета министров Хисацунэ Сакомидзу получил днем донесение из Министерства армии о «полном уничтожении города Хиросима и чудовищных разрушениях, причиненных одной бомбой с необычайно высокой эффективностью» [Sakomizu 1965:239]. Судя по всему, первая информация об атомной бомбардировке Хиросимы достигла Токио только вечером 6 августа. Хотя во всех этих донесениях говорилось об «особой бомбе», японское командование сразу поняло, что речь идет о ядерном оружии.

Затем, в ночь на 7 августа, американские коротковолновые радиостанции стали передавать заявление Трумэна о том, что на Хиросиму была сброшена атомная бомба. Саидзи Хасэгава из информационного агентства «Домэй» сообщил эту новость Сакомидзу и Того в 3:30 утра. Утром 7 августа информация об атомной бомбе была доведена до сведения императора, но, судя по дневнику Огаты, Хирохито стало известно об этом еще вечером 6 августа.

Днем 7-го числа Судзуки провел заседание кабинета министров. Несмотря на бытующее мнение о том, что именно это совещание стало поворотным моментом в истории, так как на нем некоторые члены правительства открыто выступили за принятие условий Потсдамской декларации, у нас нет свидетельств, поддерживающих данную гипотезу Того сообщил кабинету министров, что Трумэн сделал заявление о том, что Соединенные Штаты сбросили на Хиросиму атомную бомбу. Анами выразил сомнение в достоверности этой информации и заявил, что армия решила отправить в Хиросиму специальную инспекционную комиссию. Он предложил, чтобы правительство, прежде чем предпринимать какие-то действия, дождалось результатов этой инспекции. Кабинет согласился с этим предложением, и Того не стал возражать. Однако он, в свою очередь, предложил, – и остальные министры согласились с ним, – чтобы Япония через Международный комитет Красного Креста и дипломатическую миссию в Швейцарии заявила решительный протест против использования американцами атомной бомбы как нарушающего международную конвенцию о химическом оружии. Дневник Анами, однако, говорит нам о том, что министр армии был в шоке. В записи от 7 августа Анами признает, что на Хиросиму была сброшена атомная бомба, и пишет, что он обсудил с ведущими японскими физиками-ядерщиками последствия использования урановых бомб[317]317
  Anami Korechika nikki, 7 Aug. 1945. Дневник Анами был предоставлен мне ученым, пожелавшим остаться неизвестным.


[Закрыть].

В правительственном Управлении информации посовещались, как именно сообщить японцам об атомной бомбардировке, и решили открыто объявить о том, что бомба, сброшенная на Хиросиму, была атомной, и призвать народ Японии продолжать сражаться с еще большей решимостью. Однако военное руководство страны наложило вето на это решение, посчитав, что такое объявление произведет деморализующий эффект на население. Согласившись с этой точкой зрения, правительство постановило не использовать в газетах и радиопередачах словосочетание «атомная бомба», заменив его эвфемизмом «оружие нового типа» [Shimomura 1948: 97–98].

На следующий день после атомной бомбардировки ни один человек из кабинета министров или партии мира не посчитал нужным как-либо скорректировать внешнеполитический курс Токио, в котором делался упор на переговоры о посредничестве с Советским Союзом. Большинство членов правительства знали, что, если Япония не согласится на капитуляцию, на другие японские города могут быть сброшены новые атомные бомбы. Но вместо того, что обсудить возможную капитуляцию на условиях Потсдамской декларации, кабинет министров был явно настроен на продолжение войны с США. Инспекционная комиссия Министерства армии сразу же пришла к выводу, что устройство, сброшенное на Хиросиму, действительно было атомной бомбой, однако в Токио она вернулась только 10 августа[318]318
  См. [Arisue 1987: 26–37]; «Genbaku hantei no keii – Nishina Yoshio chinjutsuroku» [Kurihara, Hatano 1986, 2: 344–345]; [Hosokawa 1953: 413–414].


[Закрыть].

В 5 часов вечера 6 августа Того послал Сато телеграмму следующего содержания: «Когда Сталин и Молотов вернутся в Москву, встретьтесь как можно скорее с Молотовым в связи с различными обстоятельствами [сёсюно дзидзе] и добейтесь ответа». Под «ответом» Сато, несомненно, понимал решение советского правительства в связи с просьбой Токио о посредничестве для завершения войны[319]319
  Togo to Sato, Telegram № 991 [Shusen shiroku 1977, 4: 77].


[Закрыть]. Сокити Такаги в своем дневнике за 6 августа написал, что на Хиросиму была сброшена атомная бомба. Если новость об этом достигла Такаги, то Того и Ёнай, безусловно, тоже были в курсе произошедшего. Очевидно, что «различные обстоятельства», о которых писал Того в своей телеграмме, относились к новому положению дел, возникшему после атомной бомбардировки.

7 августа Того отправил Сато еще одну телеграмму (№ 993), на этот раз под грифом «срочно»: «Ситуация становится все более и более критической. Нам необходимо немедленно выяснить позицию Москвы. Сделайте все, что в ваших силах, чтобы как можно скорее получить от них ответ»[320]320
  Togo to Sato, Urgent Telegram, № 993 [Shusen shiroku 1977, 4: 77].


[Закрыть]. «Различные обстоятельства», упомянутые в предыдущей телеграмме, привели к ситуации, которая становилась «все более и более критической». Из дневника Кидо за 7 августа нам известно, что в этот день император принял Кидо и Того у себя во дворце и выслушал доклад Того об атомной бомбе. Аудиенция продолжалась с 13:30 до 14:05. По словам Кидо, «император высказал свои соображения по разрешению текущей ситуации [дзикёку сюсю] и задал много вопросов». Логично предположить, что Кидо передал пожелания Хирохито Того, что и привело к написанию телеграммы № 993 [Kido nikki 1966,2: 1223].

Телеграмма № 993 дает нам ответ на ключевой вопрос: как именно атомная бомба повлияла на решение Японии о капитуляции? Из нее мы узнаем, что ситуация становилась «все более и более критической». Поэтому нельзя отрицать, что эффект от атомной бомбардировки Хиросимы был колоссальным. Тем не менее нельзя говорить и о том, что эта бомбардировка заставила японское правительство немедленно капитулировать. Телеграмма № 993 была отправлена после заседания кабинета министров, состоявшегося 7 августа. Из этого следует, что, даже несмотря на атомную бомбардировку, японское правительство по-прежнему стремилось завершить войну при посредничестве Советского Союза.

Сато отправил ответную телеграмму Того 7 августа в 19:50 по московскому времени. Он сообщил, что Молотов согласился встретиться с ним в 17:00 на следующий день. Министр иностранных дел Японии получил эту телеграмму в полдень 8 августа. Все руководство Японии ожидало ответа Молотова[321]321
  Sato to Togo, Telegram 1097, August 7, 1945 [Shusen shiroku 1977, 4: 77–78];
  SRS-1753, August 8, 1945.


[Закрыть].

Утром 8-го числа Того был принят Хирохито в императорском дворце. «Теперь, когда появилось такое новое оружие, – сказал император Того, – продолжение войны стало еще менее возможным. Мы не должны упустить шанс заключить мир из-за того, что будем настаивать на более выгодных для себя условиях. <…> Поэтому я желаю, чтобы как можно скорее были предприняты все меры для завершения этой войны» [Togo 1989: 355–356]. Хирохито приказал Того «сделать все, что в его силах, для скорейшего завершения войны» и попросил министра иностранных дел передать это пожелание премьер-министру Судзуки. Того встретился с Судзуки и предложил немедленно созвать Высший военный совет.

Бомбардировка Хиросимы, безусловно, очень сильно повлияла на действия императора, убедив его в том, что Япония должна срочно завершить войну[322]322
  Японский историк Садао Асада считает, что император и правительство Японии приняли решение о капитуляции на условиях Потсдамской декларации уже 7 или 8 августа. Мою критику этой точки зрения см. в [Hasegawa 2011,2:30–37].


[Закрыть]. Тем не менее заявление, сделанное Хирохито 8 августа, не стоит истолковывать в таком смысле, что он решил выйти из войны, приняв условия Потсдамского ультиматума. Японскую правящую элиту волновал один вопрос: как закончить войну, сохранив при этом кокутай, а Потсдамская декларация не проливала свет на будущее императора. До тех пор пока японцы надеялись на сохранение кокутай или на переговоры с союзниками при посредничестве Москвы, они готовы были продолжать сопротивление. Бомбардировка Хиросимы ничего в этом отношении не изменила, хотя после нее необходимость в получении ответа Москвы на предложение о миссии Коноэ стала еще более срочной. Согласно послевоенному свидетельству Тоёды, «ситуация еще не была настолько критической, чтобы одна атомная бомба вынудила нас обсудить возможность завершения войны» [Toyoda 1950а: 52–53][323]323
  См. также [Takagi nikki 2000 (8 Aug 1945), 2: 923–924].


[Закрыть].

У нас нет убедительных данных, доказывающих, что бомбардировка Хиросимы прямо и непосредственно повлияла на решение Японии о капитуляции. Можно только сказать, что урон, который атомная бомба нанесла Хиросиме, еще сильнее укрепил некоторых японских лидеров (в частности, императора Хирохито, Кидо и Того) в мысли о том, что войну необходимо завершить как можно скорее. Тем не менее она не убедила их принять условия Потсдамской декларации. На самом деле атомная бомба подвигла их только на очередные бесплодные попытки заключить мир при посредничестве Москвы.