Текст книги "Гонка за врагом. Сталин, Трумэн и капитуляция Японии"

Япония готовится к обороне на последнем рубеже

Пока между США и СССР устанавливалось все более тесное сотрудничество, ситуация на Тихоокеанском фронте для Японии ухудшалась день ото дня. В ноябре 1944 года японцы проиграли сражение в заливе Лейте. В январе американцы высадились на Лусон; участились бомбардировки Японии. С самого начала войны император и Кидо наотрез отказывались от помощи дзюсинов, но в феврале 1945 года Хирохито стал приглашать их по очереди в императорский дворец, где они делились своим видением ситуации.

Когда «Большая тройка» встретилась 14 февраля в Ялте, Коноэ представил императору докладную записку. «С сожалением вынужден сообщить, что поражение Японии неминуемо, – начинался этот отчет. – Поражение ударит по кокутай, но общественное мнение в Америке и Англии еще не зашло настолько далеко, чтобы требовать уничтожения кокутай. <…> Поэтому нам не нужно беспокоиться из-за поражения как такового. Мы должны беспокоиться из-за того, что за поражением может последовать коммунистическая революция». Далее Коноэ писал, что Советский Союз, который уже проявил интерес к расширению своего влияния в Восточной Европе, теперь обратит взгляд в сторону Азии. Раньше или позже Советы вмешаются во внутренние дела Японии. Экономический кризис вызвал глубокое недовольство в японском обществе. Если недовольные массы объединятся с радикально настроенными молодыми офицерами, возникнет серьезная угроза кокутай. Поэтому, писал Коноэ, единственный шанс на сохранение кокутай заключается в том, чтобы как можно скорее начать переговоры с Великобританией и США – то есть император должен открыто выступить против партии войны[36]36
  «Копое ко no josobun» [Shusen shiroku 1977, 2: 42–49].


[Закрыть].

Зная, как выросла популярность Коммунистической партии Японии сразу после окончания войны, мы можем согласиться с тем, что опасения Коноэ насчет возможной революции были отнюдь не беспочвенны. И многие представители политической элиты боялись, что недовольство масс могло вылиться в военный переворот. Особенно остро эта угроза ощущалась членами императорской семьи. Принц Такамацу, младший брат Хирохито, и принц Хигасикуни, дядя императрицы, боялись, что военные могут положить конец императорскому дому. Для них идея спасения императорского дома уже не была полностью тождественна идее сохранения кокутай.

Кидо был согласен с Коноэ в том, что поражение в войне неизбежно и что для спасения императорского дома необходимо искать пути к миру. Но он понимал, что действовать в этом направлении нужно крайне осторожно, чтобы не настроить против императора военных. В партии мира тоже не было единства. Правительство Коисо не собиралось заканчивать войну, хотя японская армия проигрывала одно сражение за другим. Даже когда скорое поражение стало уже очевидным, у Японии так и не было плана капитуляции.

Опасения Кидо были полностью обоснованны, так как командование Императорской армии не собиралось сдаваться. 15 февраля Генеральный штаб представил Высшему совету по управлению войной отчет о ситуации в мире. В этом отчете говорилось, что США сделают Филиппины и Марианские острова базами для нападения на Японию. Также там высказывалось предположение, что американцы попытаются вовлечь в войну с Японией Советский Союз. Хотя СССР и мог объявить весной о денонсации пакта о нейтралитете, военный совет считал, что русские сохранят нейтралитет. По мнению авторов отчета, СССР нападет на Японию, только если сочтет, что ее военная мощь окончательно иссякла, чтобы «гарантировать себе возможность влиять на будущее Дальнего Востока». Самым больным вопросом для США станут людские потери вследствие применяемой Японией стратегии «обескровливания» (эвфемизм, обозначавший действия камикадзе). В заключение отчета говорилось, что, несмотря на все трудности, Япония сможет добиться триумфа, если продолжит сражаться храбро и решительно. В середине марта Генштаб Японии утвердил план обороны на последнем рубеже «Кэцу-го», правильно предположив, что американцы высадятся на Кюсю[37]37
  «Sekai josei handan», 15 Feb. 1945 [Sanbo honbu 1989a: 230–232]. См. также Nishihara. Vol. 1. P. 21–22; [Hattori 1965: 809].


[Закрыть].

Японское правительство с тревогой следило за переговорами «Большой тройки» в Ялте. 22 февраля Сато встретился с Молотовым, который только что вернулся из Крыма. Японский посол напрямую спросил его, обсуждалась ли в Ялте война на Дальнем Востоке. «Конечно, отношения между Советским Союзом и Японией отличаются от тех отношений, которые имеют с Японией Англия и Америка, – ответил нарком иностранных дел. – Англия и Америка воюют с Японией, а Советский Союз имеет с Японией Пакт о нейтралитете. <…> Мы считаем, что советско-японские отношения являются делом наших двух стран. Так было, и так остается». Сато заверил Молотова, что Япония хочет продлить действие пакта еще на пять лет, и спросил, каковы намерения Советского Союза на этот счет. Молотов ответил, что с удовлетворением выслушал заявление посла о позиции Японии относительно пакта о нейтралитете, и обещал передать его слова советскому правительству[38]38
  АВП РФ. Ф. 6,1945 г. Оп. 7. Пап. 2. Д. 29. Л. 109–111. См. также [Славинский 1995: 257–260].


[Закрыть]. Если считать дипломатию искусством обмана, то Молотов был непревзойденным дипломатом. В отличие от Малика и Лозовского, он знал о тайном плане нападения на Японию и о соглашении, заключенном в Ялте.

Японское Министерство иностранных дел не сидело сложа руки. В феврале Отдел по международным соглашениям составил отчет о позиции союзников в отношении Японии, где говорилось о безоговорочной капитуляции, оккупации, разоружении, ликвидации милитаризма, демократических реформах, наказании военных преступников и статусе императора. В конце было сказано, что США и Великобритания почти наверняка будут настаивать на безоговорочной капитуляции, но в вопросе об императоре между ними есть разногласия. Некоторые из союзников считают, что в послевоенный период император станет стабилизирующей силой, а другие видят в императорском строе источник японского милитаризма. В отчете особенно отмечалось заявление Грю о том, что вопрос об императоре должен быть отложен до окончания войны, чтобы понять, является ли институт императора положительным фактором для Японии или отрицательным. Также в этом отчете подчеркивалось, что, хотя по поводу статуса императора на Западе имеются разные точки зрения, по вопросу о необходимости демократических реформ для искоренения милитаризма среди союзников царит полное единодушие.

Имея доступ только к открытым источникам информации, эксперты японского МИДа составили верное представление об общественном мнении в странах антигитлеровской коалиции. Как и Такаги, сотрудники министерства понимали, что единственным шансом на окончание войны и спасение если не кокутай, то хотя бы императора было сделать ставку на политических и общественных деятелей, которые придерживались тех же взглядов, что и Грю. Результатом этой кропотливой работы по сбору информации стало то, что Министерство иностранных дел было готово сыграть важную роль в решающий момент финального этапа войны.

Однако не только высшие чиновники японского МИДа ждали подходящего момента, чтобы выйти на авансцену. 13 марта Такаги завершил вторую редакцию своего секретного плана по достижению мира. Он предсказал, что после неминуемого поражения Германии участники антигитлеровской коалиции вплотную займутся послевоенным устройством Европы и войной с Японией. Соединенные Штаты попытаются закончить войну на Тихом океане до конца года, полагаясь только на свое превосходство в военной мощи. Как и в своем предыдущем отчете, написанном в октябре 1944 года, Такаги полагал, что США вряд ли ставят перед собой задачу уничтожения японского государства, японской нации или кокутай. Целью американцев будет установление мирного режима, готового сотрудничать с США. Для этого им потребуются реформы, которые позволят установить либеральное демократическое правление и искоренить милитаризм. Скорее всего, проведение этих реформ будет доверено самим японцам. Очевидно, Такаги надеялся, что в США возобладает позиция сторонников «мягкого мира», таких как Грю и его японские эксперты, которые хотели сделать ставку на «умеренное» крыло японской политической элиты. Японская партия мира и американские сторонники «мягкого мира», пусть и разделенные океаном, говорили друг с другом на общем языке, который мог приблизить окончание войны. Однако взгляды, которые они высказывали, разделялись в обеих странах очень небольшим числом людей.

Что касается азиатской политики Советского Союза, то Такаги предполагал, что она будет вестись «с хладнокровным реализмом». Сосредоточив войска на маньчжурской границе, СССР будет осторожно ждать исхода смертельного противостояния между Японией и США. Обе страны выйдут из этой войны ослабленными, дав Советском Союзу возможность увеличить сферу своего влияния в Азии. США, вероятно, будут иметь перевес в борьбе с Японией, но это неизбежно приведет к тому, что японское правительство установит тесные отношения с Советским Союзом. Главной задачей русских будет усиление своего влияния в Азии. Однако когда военная мощь Японии будет сильно подорвана, нельзя исключать того, что СССР окажет политическое давление на Японию, осуществит вооруженное вмешательство, захватит военные базы или даже вступит в войну с Японией. Выбор Советского Союза будет зависеть от его отношений с Великобританией и США и военной обстановкой в Азии. Здесь Такаги ошибался, но в своем заблуждении он был не одинок: Объединенный комитет начальников штабов США, посол Сато и даже советские дипломаты Малик, Лозовский и Майский пришли к такому же выводу.

Исходя из своего анализа ситуации, Такаги считал, что именно сейчас наступил подходящий момент для завершения войны. Японии следовало настаивать только на «неприкосновенности императора» и «сохранении кокутай». Как и в своем предыдущем отчете, Такаги провел различие между статусом императора и кокутай. Однако теперь между строк читалось, что если придется делать тяжелый выбор, то надо будет отказаться от кокутай в широком понимании этого слова и попытаться спасти хотя бы императора [Takagi nikki 2000, 2: 823–829].

У партии мира был план; вопрос был в том, как воплотить его в действие. Как указывал Такаги, для его осуществления необходимо было заручиться поддержкой штабных офицеров, а также согласием императора. Поскольку правительство Коисо никоим образом не могло реализовать такой план, его следовало отправить в отставку.

Макартур призывает СССР вступить в войну

Если японская армия строила свою стратегию, предполагая, что Советский Союз можно удержать от вступления в войну, то США считали участие СССР в военных операциях необходимым условием успешного вторжения в Японию. Макартур говорил бригадному генералу Джорджу А. Линкольну, начальнику Группы стратегии и политики Оперативного управления Военного министерства США, что для того, чтобы сковать силы японцев на азиатском континенте, СССР должен вступить в войну с Японией до начала американского вторжения.

В письме к Джорджу Маршаллу Макартур соглашался, что победить Японию можно будет, только осуществив высадку в индустриальном сердце страны, однако предупреждал о «мощи японской армии» и категорично утверждал: «Мы не должны вторгаться в Японию до того момента, как русская армия подтвердит свое участие в маньчжурской операции». Он прекрасно сознавал, что Сталин планирует захватить Маньчжурию, Корею и часть Северного Китая, но советская оккупация этих территорий была неизбежна. «Соединенные Штаты должны настаивать на том, – писал Макартур, – чтобы Россия выполнила свои обязательства, вторгнувшись в Маньчжурию как можно скорее после победы над Германией» [Entry 1955: 50–52].

Рузвельт и Макартур недооценивали амбиции Сталина. Они считали, что советский вождь будет ждать подходящего момента, чтобы свести потери СССР в Тихоокеанской войне к минимуму. Однако они не понимали, что Сталин намеревался воевать с Японией и до заключения Ялтинского соглашения. Теперь же, когда это соглашение было заключено, он был готов пожертвовать жизнями тысяч советских солдат, чтобы получить то, что ему было обещано.

Несмотря на заверения советского Генштаба в том, что он будет осуществлять тесное сотрудничество с американской военной миссией в Москве, Объединенная группа планирования, проведя с января по март 1945 года серию встреч, так и не добилась каких-либо результатов [Deane 1946: 152–162][39]39
  См. также Minutes of the Meetings of the Combined Planning Group from 26 Jan.
  1945 through 13 March 1945, OPD, 336TS, Sec. VIII, Box 145, RG 165, NA.


[Закрыть]. Такое отсутствие содействия с советской стороны отчасти объясняется исключительными мерами предосторожности, предпринятыми для того, чтобы держать военные планы СССР в секрете и добиться максимального эффекта неожиданности. Однако была и другая причина: Сталину, очевидно, претила мысль о том, что армия США будет участвовать в боевых действиях на советской земле. Особенно советскому вождю не нравились американские планы масштабной операции на Курилах. Он не хотел накладывать вето на этот замысел, но и не спешил его поддерживать.

Манхэттенский проект

История создания атомной бомбы в США так хорошо известна, что нет никакой необходимости пересказывать ее здесь в деталях. Программа под кодовым названием «Манхэттенский проект», в результате которой была создана атомная бомба, заняла три года, и на ее реализацию было потрачено два миллиарда долларов; проект был запущен в 1942 году под руководством бригадного генерала Лесли Гровса, который напрямую отчитывался военному министру Генри Стимсону. Стоит подробнее осветить только несколько важных аспектов, имевших большие последствия для трехсторонних отношений США, Японии и СССР.

Еще в начале 1945 года вероятность того, что в распоряжении США окажется атомная бомба, создателями военной стратегии всерьез не учитывалась. Информацией об атомной бомбе обладали только офицеры, работавшие вместе с генералом Гровсом или под его началом. За разработку планов и ведение войны отвечало Оперативное управление Военного министерства США (ОУ), официально называемое «командным постом» начальника штаба, однако мало кто из офицеров ОУ был в курсе Манхэттенского проекта. По словам бригадного генерала Джорджа Линкольна, который был одним из немногих людей, знавших об этой программе, «до 6 августа 1945 года в отчетах ОУ не было ни одного упоминания об атомной бомбе». В декабре 1944 года президент прочел подготовленный Гровсом отчет, «содержавший предполагаемый график производства атомных бомб». Одна бомба должна была быть изготовлена к 1 августа, вторая, более сложная плутониевая бомба, возможно, была бы готова к испытаниям в июле. Бомбы были делом слишком далекого будущего, чтобы учитывать их в планировании военной стратегии. Тем не менее уже тогда предполагалось, что, когда бомбы будут созданы, их используют против Японии. В сентябре 1944 года Черчилль встретился с Рузвельтом, и они договорились о том, что, «когда бомба наконец будет готова, возможно, она <…> будет использована против японцев, которые должны будут понять, что эти бомбардировки не прекратятся до тех пор, пока они не капитулируют»[40]40
  «Military Use of the Atomic Bomb», George Lincoln Papers, West Point, MHDC #746, donated by Robert Ferrell, Box 30, HSTL; [Sherwin 1987: 111, 133, 284].


[Закрыть].

Атомная бомба также сыграла важную роль в советско-американских отношениях. Между союзниками уже возникли трения и разногласия по ситуации в Восточной Европе, особенно в связи с Польшей. В Ялте Черчилль и Рузвельт согласились с тем, что Советский Союз станет доминирующей силой в Восточной Европе, хотя для видимости СССР заявил о своей поддержке Декларации об освобожденной Европе, в которой были обещаны «свободные выборы». Однако то, каким образом Сталин утвердил господство Советского Союза в Польше, обеспокоило даже Рузвельта. Черчилль начал давить на американского президента, говоря, что Польша должна стать прецедентом в отношениях между ними и русскими[41]41
  Churchill to Roosevelt, 12 April 1945, Naval Aide Communication File, Churchill to Truman, HSTL.


[Закрыть]. Но Рузвельт ответил Черчиллю, что не надо вступать в открытую конфронтацию со Сталиным. В своем последнем письме Черчиллю от 1 апреля Рузвельт дал такой совет премьер-министру Великобритании: «Я бы не стал раздувать проблему с Советским Союзом, потому что эти проблемы в той или иной форме возникают каждый день и большинство из них разрешаются сами собой. <…> Однако мы должны быть тверды, и пока что наш курс был правильным». Рузвельт умер на следующий день, однако, как пишет Арнольд Оффнер, «нет причин полагать, что он собирался вступать в конфликт со Сталиным из-за Польши или создавать антисоветскую коалицию» [Offner 2002: 28–30].

Гарриман был встревожен таким развитием событий. В декабре он написал (но так и не отправил) Рузвельту докладную записку, в которой выразил обеспокоенность тем, как развиваются американо-советские отношения:

Русские решают, что они хотят, и ставят нас в известность об этом. Они не приводят никаких обоснований своих решений, и у нас нет никакой реальной возможности обсудить их. Похоже, русские ожидают, что мы безоговорочно согласимся с любыми их решениями, и их совсем не заботит то, как эти самоуправные действия будут восприняты в США и как они повлияют на наши отношения[42]42
  Draft, Navy Cable, 29 Dec. 1944, Harriman Papers, Moscow Files, 28–31 Dec. 1944.


[Закрыть].

После Ялтинской конференции избранная Рузвельтом политика умиротворения беспокоила Гарримана еще сильнее, и тон его писем становился все более резким. В еще одной не отправленной Рузвельту записке он явно выражает свое разочарование бездействием президента. Советский Союз нарушал соглашение по Польше, и когда США не отступили, русские ответили тем же, рассчитывая, что американцы сдадут свои позиции. Поскольку великодушие со стороны США было расценено как проявление слабости, Гарриман писал, что пришло время «отказаться от политики умиротворения и установить наши отношения на основе прочных договоренностей»[43]43
  Unsent memorandum, 10 April 1945, Harriman Papers, Moscow Files, 10–13 April 1945.


[Закрыть].

Рекомендации Гарримана, вероятно, не возымели бы действия на Рузвельта, но к ним прислушался Стимсон. Военный министр много думал об организации международного контроля в области использования атомной энергии в послевоенном мире. Он пришел к выводу, что секрет атомной энергии не удастся долго скрывать от Советского Союза. Однако предостережения Гарримана заставили Стимсона дважды подумать о том, делиться ли с Советами секретом атомной бомбы. В конце декабря 1944 года он решил «не доверять им эту тайну», пока США не будут «уверены, что получат достойную награду» за свою откровенность[44]44
  Memorandum of Conference with the President, 31 Dec. 1944, Stimson Papers, Reel 128, Sterling Library, Yale University; [Sherwin 1987: 134].


[Закрыть].

История Манхэттенского проекта также показывает, как активно Советский Союз занимался шпионской деятельностью. В апреле 1943 года Государственный комитет обороны начал работу по созданию советской атомной бомбы, и НКВД вместе с военной разведкой поручили своим агентам, в числе которых были Клаус Фукс, Дэвид Грингласс и Теодор Холл, собрать информацию о Манхэттенском проекте. Кроме того, в качестве связников были привлечены Гарри Голд и Юлиус Розенберг. Благодаря информации, полученной от этих шпионов, Сталин знал о бомбе. Он понимал, что Советский Союз должен вступить в войну до того, как американцы ее сбросят.

За два месяца, прошедшие после Ялтинской конференции, многое изменилось. Японцы потерпели поражение на Филиппинах, а в марте были уничтожены войска, защищавшие Иводзиму. Стратегическая авиация под командованием Кертиса Лемея безостановочно бомбила японские города. Американцы были готовы атаковать Окинаву – последнее препятствие на пути вторжения во внутренние территории Японии. В Европе союзники наступали на нацистскую Германию с запада и востока, но по мере приближения победы между СССР и западными державами усиливались разногласия из-за Польши и Восточной Европы. Черчилль негодовал, здоровье Рузвельта ухудшалось, а Сталин планировал следующий ход. Март подходил к концу, а апрель должен был принести крутые перемены.

Глава 2
Новые вызовы для Сталина, Трумэна и Хирохито

Первые перемены начались на Тихом океане. 1 апреля американские войска высадились на Окинаве, начав последний этап боевых действий, предшествовавший запланированному вторжению во внутренние территории Японии. 3 апреля Объединенный комитет начальников штабов официально поручил генералу Макартуру, главнокомандующему американскими войсками на Тихом океане, и адмиралу Честеру Нимицу, главнокомандующему Тихоокеанским флотом США и Тихоокеанской зоной, разработать план вторжения на Кюсю. 5 апреля в Москве Молотов уведомил посла Сато о том, что СССР не собирается возобновлять пакт о нейтралитете. В тот же самый день в Токио пало правительство Коисо, и 7 апреля барон Кантаро Судзуки сформировал новый кабинет министров, ставший последним правительством Японии военного времени. 12 апреля в Вашингтоне скончался Франклин Делано Рузвельт и к присяге был приведен 33-й президент США Гарри С. Трумэн. Над миром задули ветры перемен.

1 апреля 183 000 американских солдат высадились на пляжах Кадена на Окинаве. К тому моменту было ясно, что Япония проигрывает войну. Однако вместо того, чтобы смириться с неизбежным поражением, Хирохито решил дать американцам решающий бой на Окинаве. Он рассчитывал, что, вынудив союзников понести тяжелые потери, Япония сможет добиться для себя более выгодных условий окончания войны. Хотя американцы в итоге выиграли битву за Окинаву, потери наступающей армии оказались огромными: 12 500 убитыми и 37 000 ранеными. Такое ожесточенное сопротивление стало для американского командования еще одним доказательством того, что японцы готовы сражаться до конца. Также оно оказало решающее влияние на планирование финального этапа войны, центральное место в котором занял вопрос о том, осуществлять ли вторжение во внутренние территории Японии или нет[45]45
  См. [Hattori 1965: 803; Tanaka 1988, 5, II: 30–33, 37–38; Bix 2000: 484–486; Hel-legers 2001, 1:27–28].


[Закрыть].

5 апреля Молотов принял в Кремле посла Сато и сообщил ему о денонсации пакта о нейтралитете. Молотов пояснил, что пакт был заключен до нападения Германии на Советский Союз и до начала войны между Японией и США. С тех пор обстановка изменилась в корне. «Германия напала на СССР, а Япония, союзница Германии, помогает последней в ее войне против СССР, – заявил Молотов. – Кроме того, Япония воюет с США и Англией, которые являются союзниками Советского Союза. При таком положении Пакт о нейтралитете между Японией и СССР потерял смысл, и продление этого Пакта стало невозможным». Завершая разговор, Молотов сказал, что в соответствии со статьей 3 пакта о нейтралитете «советское правительство заявило правительству Японии о своем желании денонсировать пакт от 13 апреля 1941 г.»[46]46
  Заявление Правительства СССР. 5 апреля 1945 г. URL: https://runivers.ru/doc/ d2.php?SECTION_ID=6773&CENTER_ELEMENT_ID=147115&PORTAL_ ID=7149 (дата обращения: 08.08.2021).


[Закрыть].

«Странный нейтралитет», существовавший между Советским Союзом и Японией, стал к тому времени уже привычным явлением. На самом деле интерес представляет только один вопрос: почему советское правительство решило выйти из пакта о нейтралитете именно в этот момент? Ответы, данные Молотовым на вопросы Сато, показывают нам, что Кремль оказался в двусмысленном положении. С одной стороны, СССР хотел незамедлительно денонсировать пакт о нейтралитете, чтобы развязать себе руки для нападения на Японию. Однако, с другой стороны, согласно статье 3 пакт продолжал оставаться в силе еще в течение года после того, как одна из сторон объявляла о желании выйти из этого соглашения. Одностороннее расторжение пакта могло спровоцировать Японию на нанесение упреждающего удара по СССР. Поэтому советскому правительству было необходимо, как позднее сформулировал Сталин, «усыпить бдительность японцев», убедив их в том, что Москва будет сохранять нейтралитет до истечения срока действия пакта; все это позволяло Кремлю выиграть время, чтобы тайно перебросить войска и боевую технику к маньчжурской границе.

Сато потребовал разъяснений. С точки зрения японского правительства, пакт о нейтралитете оставался в силе до истечения всего срока его действия. Молотов ответил, что после денонсации договора «советско-японские отношения, очевидно, вернутся к положению, которое было до заключения пакта».

Сато настаивал на том, чтобы расставить все точки над i. Он заявил, что правительство Японии по-прежнему трактует статью 3 в том смысле, что соглашение остается в силе еще на год. На это Молотову нечего было возразить, и он ответил, что произошло «недоразумение». Советская сторона руководствовалась той же трактовкой статьи 3, согласно которой пакт действовал в течение всего пятилетнего срока. Молотов решил на время прибегнуть к «стратегическому обману», который позволил Сталину решить ближайшие тактические задачи. Однако это лишь откладывало на будущее проблему того, как Советский Союз собирался оправдываться в нарушении пакта о нейтралитете, нападая на Японию. Молотов – скорее всего, следуя указаниям Сталина, – выбрал такой вариант действий, который дал Советскому Союзу возможность перебросить серьезные подкрепления на Дальний Восток. Уповая на наивность японского правительства, нарком иностранных дел на время забыл об этом сложном юридическом вопросе, полагая, что в нужный момент он разрешится другими средствами[47]47
  АВП РФ. Ф. 06. Оп. 7. Пап. 2. Д. 30. Л. 32. «Прием японского посла Сато 5 апреля 1945 года», из дневника В. М. Молотова; Ф. Секретариат В. М. Молотова. Оп. 7. Пор. 28. Пап. 2. Л. 3. Японские документы в переводе на английский см. SRH-071, Abrogation of the Soviet-Japanese Neutrality Pact: PSIS 400-8,23 April 1945, Records of National Security Agency/Central Security Service, Studies on Cryptograph 1917–1972, Box 23, RG 457, NA. Это обзор, сделанный на материале перехваченных японских сообщений (разведданных Magic). Далее в тексте книги архивный шифр будет опущен. См. также [Славинский 1995: 265–267].


[Закрыть].

Остается понять, почему Советский Союз решил денонсировать пакт о нейтралитете именно в этот момент. Срок действия договора истекал только в апреле 1946 года – так не лучше ли было, прикрываясь этим пактом, спокойно готовиться к войне с Японией? Разве, денонсируя соглашение, Сталин не рисковал тем, что японцы нанесут упреждающий удар по советскому Дальнему Востоку, куда еще не было переброшено достаточно подкреплений?

Есть две возможных причины, почему Сталин заявил о желании разорвать пакт о нейтралитете именно тогда. Первая, самая очевидная, заключается в том, что советское правительство было обязано уведомить японскую сторону о денонсации пакта не позднее 25 апреля – за год до истечения срока действия договора. Как подчеркивал Лозовский, СССР должен был обозначить свои намерения до прибытия в Москву министра иностранных дел Китая Сун Цзывэня, чтобы японцы не расценили действия Кремля как результат давления со стороны союзников. Даже притом, что Молотову не удалось запудрить Сато мозги своей «вольной трактовкой» статьи 3, нарушение пакта все же было меньшей провинностью – если не в правовом, то хотя бы в политическом аспекте – чем нападение на Японию без денонсации этого пакта. Не стоит полагать, что Сталин без колебаний нарушал любые соглашения, если ему это было выгодно. Напротив, Советский Союз исключительно серьезно относился к соблюдению международных договоров, хотя зачастую истолковывал их условия в благоприятном для себя смысле. Сталин особенно не хотел, чтобы его действия сравнивали с поступком Гитлера, нарушившего пакт о ненападении между Германией и Советским Союзом.

Вторая, более важная причина денонсации пакта заключалась в том, что этим поступком Советский Союз демонстрировал США верность своему слову и готовность вступить в войну с Японией после капитуляции Германии. После «медового месяца» в Ялте между союзниками пробежала кошка из-за ситуации в Польше и на европейском театре военных действий. Денонсация пакта о нейтралитете должна была показать США, что СССР настроен на продолжение сотрудничества с союзниками, несмотря на мелкие разногласия. Как только нота о денонсации договора была вручена послу Японии, Молотов послал советскому послу в Вашингтоне Громыко телеграмму, в которой инструктировал его известить правительство США о намерении Советского Союза разорвать пакт о нейтралитете[48]48
  Документ 212 в [САО 1984, 2: 347–348].


[Закрыть].

В Токио новость о том, что Советский Союз денонсирует пакт о нейтралитете, истолковывали по-разному. В серии телеграмм, отправленных своему правительству, посол Сато предположил два возможных объяснения этого решения. Согласно одному из них, денонсация соглашения была сигналом западным союзникам, означавшим, что Москва настроена на продолжение сотрудничества, несмотря на разрастание конфликта между СССР и странами антигитлеровской коалиции. В таком случае одного лишь этого извещения о денонсации будет недостаточно для урегулирования противоречий, и Япония сможет воспользоваться трениями между советским правительством и союзниками, убедив Сталина сохранить нейтралитет. Однако посол Сато предупреждал Токио, что если действия Советского Союза являются результатом соглашений, достигнутых в Ялте, то Япония должна быть готова к тому, что СССР окажет военное воздействие на японскую армию в Маньчжурии, даже если не станет нападать на саму Японию (последнее он считал маловероятным)[49]49
  Sato to Suzuki, Telegram 686, April 6, 1945; Sato to Suzuki, Telegram 690, April 7, 1945, Sato to Togo, Telegram 697, April 8, 1945, Gaimusho Gaiko shiryokan, Morita File 1.


[Закрыть].

Генеральный консул Японии в Харбине Фунао Миякава, напротив, предостерегал японское правительство, что объявление о денонсации пакта о нейтралитете, сделанное советским руководством, свидетельствует о полном согласии, царящем между Москвой и союзниками, и поэтому Японии не стоит питать иллюзий, что ей удастся вбить клин в эти отношения. Миякава призывал Токио трезво взглянуть на вещи и пересмотреть свою международную политику[50]50
  Miyakawa to Togo, Telegram 103, April 7, 1945, Gaumushmo shiryokan, Morita File 1.


[Закрыть]. Японское правительство пренебрегло рекомендациями Миякавы и продолжило придерживаться прежнего курса, ориентированного на сохранение нейтралитета с СССР.

Рисковал ли Сталин, подставляясь под возможное нападение со стороны японцев? Оценивая ситуацию в Японии, кремлевские лидеры опирались на мнение Малика. 22 марта советский посол в Токио отправил в Москву важнейший отчет. Он писал, что, так как правящая элита Японии убеждена в неизбежности поражения в войне, она все больше рассчитывает на то, что Советский Союз выступит посредником между японцами и союзниками для заключения мира. Это мнение, подкрепленное данными разведки, вероятно, убедило Сталина с Молотовым в том, что даже в случае денонсации пакта о нейтралитете вероятность упреждающего удара по СССР со стороны японцев крайне мала[51]51
  АВП РФ. Ф. Молотова. Оп. 7. Пап. 54. Д. 891. Л. 201–202. Дневник Малика от
  22 марта 1945 г. См. также Документ 195 (доклад токийской резидентуры) в [ВО 1997–2000, 7,1: 207–208].


[Закрыть].

Однако не в привычках Сталина было полагаться в важных делах на волю случая. 26 марта он подписал два приказа – один командующему войсками в Приморье, а другой командующему Дальневосточным фронтом, распорядившись повысить бдительность в ожидании возможных нападений со стороны японцев, усилить охрану железных дорог и укрепить оборону крупнейших городов, в частности Владивостока и Хабаровска[52]52
  Документы 312 и 313 в [ВО 1997–2000, 7,1: 330–332]; [Tomita 2020: 20–23].


[Закрыть]. Прежде чем известить Японию о желании советского правительства расторгнуть пакт о нейтралитете, Сталин обезопасил себя со всех сторон.