Текст книги "Гонка за врагом. Сталин, Трумэн и капитуляция Японии"

Хирохито принимает первое «священное решение»

В 22:50 император вновь встретился с Кидо; разговор длился три минуты. Вероятно, они окончательно договорились о том, чтобы провести императорскую конференцию, на которой Хирохито должен был объявить о своем решении. Сразу после этой беседы во дворец в сопровождении министра иностранных дел Того прибыл премьер-министр Судзуки, сообщивший императору об итогах заседаний правительства. Также Судзуки попросил у Хирохито разрешения пригласить на императорское совещание главу Тайного совета Киитиро Хирануму. Если бы правительство приняло условия Потсдамской декларации, это было бы равносильно заключению международного договора, который по закону должен был быть одобрен Тайным советом. Приглашение Хиранумы, по мнению Судзуки, позволило бы правительству уклониться от этой процедуры. Кроме того, Судзуки с Того, вероятно, рассчитывали на то, что Хиранума поддержит идею о завершении войны путем принятия потсдамских требований. Хирохито согласился с этим предложением. После ухода Судзуки и Того у императора с Кидо состоялась еще одна беседа, длившаяся 12 минут. Видимо, Хирохито репетировал свое выступление в конце предстоящего совещания [Kido nikki 1966, 2: 1223].

33. Глава Тайного совета барон Киитиро Хиранума, важный участник императорских совещаний. По его настоянию было изменено встречное условие Японии к Потсдамской декларации, из-за чего для США стало невозможно принять предложение японцев. Библиотека парламента Японии

Для проведения императорского совещания необходимо было заручиться согласием премьер-министра и обоих начальников Генштабов (армии и флота), но Сакомидзу уже успел получить подписи Умэдзу и Тоёды под тем предлогом, что в таком заседании может возникнуть срочная необходимость. Умэдзу и Тоёда приложили личные печати к соответствующим формам, но попросили Сакомидзу заранее предупредить их в случае созыва императорского совещания. Сакомидзу не выполнил своего обещания и передал Судзуки подписи начальников штабов, не получив на то их разрешения. Таким образом, он просто обвел военное руководство страны вокруг пальца [Sakomizu 1965:259–260; Toyoda 1950b: 210].

Объявление о созыве императорского совещания оказалось шоком для армии. Генерал-майор Macao Ёсидзуми (начальник Управления военных дел Министерства армии) и Дзэнсиро Хосина (начальник Управления военно-морских дел) в сопровождении некоторых других армейских и флотских офицеров ворвались в кабинет Сакомидзу и обвинили его в предательстве. Сакомидзу унял их гнев, сказав, что императорское совещание является открытым форумом, на котором любой член Высшего военного совета может высказать свое мнение перед императором. Так Сакомидзу перехитрил «ястребов» во второй раз [Sakomizu 1965: 260–261]. После созыва императорского совещания игра была окончена. Заговор партии мира увенчался успехом: ей удалось переиграть партию войны, завербовав в свои ряды императора, которому суждено было сыграть ключевую роль в разыгрываемом спектакле.

Почему «ястребы» так легко поддались на уловки «голубей»? Скорее следует говорить о том, что Анами, Умэдзу и Тоёда сами позволили себя одурачить. Им, несомненно, было известно о заготовленном заранее «священном решении» и о том, что императорское совещание неизбежно завершится именно тем, против чего они возражали. Их аргументам за продолжение войны не хватало убедительности, но, представляя военную верхушку, они обязаны были настаивать на этом, чтобы держать в узде своих подчиненных. По словам Тоёды, он поддерживал Анами и Умэдзу, потому что изоляция армии могла привести к восстанию и потому что он верил, что Анами и Умэдзу тоже считали предстоящую капитуляцию неизбежной, хотя и решительно возражали против нее под давлением со стороны радикально настроенных офицеров[381]381
  «Toyoda Soemu chinjutsuroku» [Kurihara, Hatano 1986, 2: 377–378].


[Закрыть]. Хотя ни Умэдзу, ни Анами никогда открыто не признавали этого, мы можем предположить, что втайне они надеялись, что «священное решение» избавит их от тяжкой необходимости и далее бороться за продолжение войны.

Это совещание сыграло ключевую роль в последовавшем затем решении Японии о капитуляции. Однако есть много неясного как в том, что касается происходившего на самой этой встрече, так и применительно к событиям вокруг нее. Во-первых, там не велось никакого официального протокола, и о ходе императорского совещания нам известно только из воспоминаний его участников, которые зачастую противоречат друг другу. Во-вторых, императорское совещание должно было стать продолжением заседания Высшего военного совета, однако помимо членов «Большой шестерки» на нем присутствовали Хиранума (председатель Тайного совета), Сакомидзу (секретарь кабинета министров), Ёсидзуми (начальник Управления военных дел), Хосина (начальник Управления военно-морских дел), Сумихиса Икэда (глава Управления общего планирования) и Сигэру Хасунума (главный адъютант императора). Неизвестно, кто решил пригласить всех этих людей и с какой целью это было сделано. Вероятно, решение об их участии в совещании было принято тогда же, когда Судзуки обратился к Хирохито с предложением позвать на эту встречу Хирануму. Двоих помощников Анами и Тоёды пригласили для того, чтобы заставить их согласиться с императорским решением и тем самым лишить возможности возражать против завершения войны впоследствии. Сакомидзу, Икэда и Хасунума, вероятно, должны были увеличить число представителей партии мира. Я подозреваю, что список участников императорского совещания был тайно составлен группой сторонников мира, в которую входили Сакомидзу, Такаги, Мацутани и Мацудаира. Заслуживает внимания тот факт, что на этой встрече отсутствовал Кидо, но был Хасунума. Адъютант императора обязан был вести подробный протокол совещания, и этот протокол должен храниться где-то в императорском архиве, но пока что он так и не был обнаружен исследователями.

34. Императорское совещание, 9-10 августа 1945 года. «Священное решение» императора о принятии потсдамских требований с одной оговоркой. Четыре дня спустя, на втором императорском совещании, Хирохито согласился на безоговорочную капитуляцию. Рисунок Итиро Сиракавы

Императорское совещание началось в 23:50 в помещении бомбоубежища императорского дворца[382]382
  Лучший отчет о ходе императорского совещания см. в «Докладной записке Хосины» в [Hoshina 1975: 139–147]. Этот документ цитируется в [Shusen shiroku 1977,4:147–155]; см. также Togo Gaiso kojutsu hikki, «Shusen ni saishite», September 1945 [Shusen shiroku 1977, 4: 138–139]; Sakomizu Hisatsune, «Ko-fukuji no shinso», Jiyu kokumin, February Special Issue, 1946, в [Shusen shiroku 1977,4:139–142]; [Toyoda 1950b: 210–213; Shimomura 1950:105; Sakomizu 1965: 261–269; Togo 1989: 359–360]. Русский перевод отчета Хосины приводится в приложении к книге [Можейко 2001].


[Закрыть]. После того как Сакомидзу зачитал текст Потсдамской декларации, Судзуки доложил о том, что происходило на заседаниях Высшего военного совета и кабинета министров, и сообщил о наличии двух различных предложений. Предложение Того о выдвижении одного встречного условия было распечатано и положено на стол перед каждым участником совещания. В нем было сказано, что «Японское правительство принимает условия, выдвинутые совместной декларацией трех держав, понимая их в том смысле, что они не содержат требования об изменении установленного государственными законами статуса японского императора». Следуя совету Мацумото, Того на заседаниях «Большой шестерки» и правительства выступал за то, чтобы это условие подразумевало только сохранение императорского дома. Однако на императорском совещании речь шла уже об «установленном государственными законами статусе японского императора».

Это была намного более широкая трактовка статуса императора, и она очень напоминала концепцию Тацукичи Минобэ, согласно которой император являлся органом государственной власти. Впрочем, автор этого предложения, ссылаясь на «государственные законы», скорее всего апеллировал к конституции Мэйдзи. С учетом того, что по конституции Мэйдзи императору принадлежала верховная власть в военных вопросах, а именно армия была источником необузданного японского милитаризма, можно прийти к выводу, что это условие противоречило главной цели американцев – полному искоренению этого самого милитаризма. Тем не менее это условие, пусть только отчасти, совпадало с идеей Стимсона об установлении в Японии «конституционной монархии».

Того и Ёнай высказались в пользу этого предложения министра иностранных дел, что вызвало гневную реакцию со стороны Анами. Анами выразил уверенность в том, что Япония готова нанести американцам серьезный урон в ходе ожидаемого вторжения во внутренние территории страны, и предсказал, что принятие условий ультиматума приведет к гражданской войне; это была завуалированная угроза, означавшая, что в случае объявления о капитуляции армия восстанет. Умэдзу поддержал Анами, хоть и не с таким пылом.

Тогда Судзуки попросил высказаться Киитиро Хирануму, хотя по протоколу право следующего выступления принадлежало Тоёде. Председатель Тайного совета, который не принимал участия в предыдущих обсуждениях, но был приглашен на совещание императором, ожидавшим, что он поддержит партию мира, задал множество вопросов, в том числе о переговорах с Советским Союзом, о деталях Потсдамской декларации, о готовности армии к воздушным атакам и, в частности, к атомным бомбардировкам, а также о боевом духе населения. К раздражению премьер-министра, выступление Хиранумы заняло уйму времени. Однако некоторые из его вопросов были очень важными. Например, он спросил Того, действительно ли японское правительство официально отвергло потсдамский ультиматум, как утверждалось в советской ноте об объявлении войны. Того сказал, что это ложь. Барон Хиранума спросил: «Тогда на каком основании они заявляют, что мы отклонили Потсдамскую декларацию?» Того просто ответил: «Наверное, они просто себе это вообразили». На вопрос о том, что собирается делать армия в связи с атомными бомбардировками, Умэдзу сказал, что армия предпринимает соответствующие меры, но никогда не капитулирует в результате воздушных налетов. Также Хиранума выразил обеспокоенность тем, что продолжение войны приведет к недовольству населения, и премьер-министр согласился с этой точкой зрения. Глава Тайного совета даже осмелился поднять вопрос о личной ответственности императора в связи со сложившимся кризисом.

Сказав, что он поддерживает принятие потсдамских требований при выдвижении одного встречного условия, Хиранума предложил внести в него одну поправку. Будучи главой ультранационалистического движения, Хиранума в свое время торпедировал концепцию Минобэ об императоре как органе государственной власти, и теперь глава Тайного совета настаивал на том, что императорская власть зиждется не на законах государства, а на национальном духе японского народа. Поэтому он считал необходимым изменить формулировку Того следующим образом: «…понимая их в том смысле, что они не содержат требований, затрагивающих суверенитет императора в управлении страной [Тэнно но кокка momu но таикен]»[383]383
  Перевод взят из [Butow 1954: 173].


[Закрыть].

Исходная формулировка Того, согласно которой кокутай интерпретировался как «сохранение императорского дома», была разбавлена водой, судя по всему, еще на встрече Кидо с Хирохито и превратилась в «сохранение установленного государственными законами статуса японского императора». Однако Хиранума заложил мину замедленного действия, изменив эту обтекаемую формулировку на еще более странное толкование кокутай, в котором подразумевалась трансцендентальная мистическая сущность, породившая императора, императорский строй и законы государства. Это было заявление о стоящей выше всех законов теократической власти императора, дарованной ему древними синтоистскими богами, которое было совершенно несовместимо с представлениями о конституционной монархии. Если предложение Того, прозвучавшее на императорской конференции, хоть как-то, пусть и весьма слабо, могло быть соотнесено со словами Стимсона о конституционной монархии, то поправка Хиранумы полностью исключала возможность того, что Соединенные Штаты согласятся на такое условие [Bix 2000: 517–518].

Как будет показано в следующей главе, в ближайшие дни эта мина замедленного действия едва не пустила под откос все усилия по процессу капитуляции. После того как Хиранума выпустил кота из мешка, его уже невозможно было запихнуть обратно. Его толкование кокутай было частью официальной идеологии с того самого момента, как в 1935 году была разгромлена теория Минобэ. Никто не осмеливался возразить ему, а Судзуки и Ёнай, возможно, в принципе были согласны с этой точкой зрения. Что касается Того, то ему было достаточно забот о том, как продвинуть свое предложение об одном встречном условии, и он счел бесполезным спорить с поправкой Хиранумы. После многословного выступления председателя Тайного совета наступила очередь Тоёды, который проголосовал за предложение о четырех условиях.

Шел уже третий час ночи, когда Судзуки, встав со своего места, извинился за то, что, несмотря на долгие споры, участникам совещания так и не удалось прийти к согласию. Проигнорировав Анами, который попытался остановить его, воскликнув: «Господин премьер-министр!», Судзуки медленно приблизился к креслу императора. Затем он низко поклонился и попросил Хирохито объявить о своем решении. Император, все еще сидя, слегка подался вперед и сказал: «Тогда я выскажу свое мнение». Все затихли, и в комнате повисло напряженное молчание. Тогда Хирохито сказал: «Мое мнение совпадает с тем, что сказал министр иностранных дел». Так было принято «священное решение» императора. После этого своим высоким голосом Хирохито объяснил, почему он поддержал принятие требования Потсдамской декларации с одним условием. С учетом международной ситуации и положения дел внутри страны продолжение войны не только разрушило бы Японию, но и «сделало бы несчастным человечество». Поэтому необходимо было «вынести невыносимое». Обрушившись с суровой критикой на армию, он указал на противоречия между обещаниями, сделанными военным руководством, и реальным положением дел, приведя в качестве примера недостаточную готовность к обороне равнины Канто[384]384
  Речь Хирохито приводится в [Butow 1954: 175–176]. Ссылаясь на [Daihonei rikugunbu 1975], единственным источником которого является свидетельство Такэситы [Takeshita 1998], Фрэнк утверждает, что император имел в виду атомные бомбардировки [Frank 1999: 296]. Упоминание об атомных бомбах встречается только у Такэситы, которому о ходе императорского совещания рассказал его тесть Анами. Никто из участников этого совещания (Судзуки, Того, Тоёда, Сакомидзу и Хосина) в своих воспоминаниях не писал о том, чтобы Хирохито в своей речи говорил об атомных бомбах.


[Закрыть]. План Хирохито и партии мира был очевиден: они хотели спасти императора и императорский строй, свалив всю вину на военных.

Когда император закончил свое выступление, Судзуки выпрямился и торжественно провозгласил: «Мы выслушали вашу августейшую волю». Все встали и поклонами проводили Хирохито, который вышел из комнаты. Оставшиеся в бомбоубежище члены «Большой шестерки» немедленно провели краткое заседание Высшего военного совета и утвердили решение о принятии требований Потсдамской декларации с одним встречным условием в редакции Хиранумы. Все, включая представителей партии войны, подписали эту резолюцию [Sakomizu 1965: 268–269].

В послевоенном интервью, данном его помощнику, Хирохито объяснил, что у этого решения были две причины. Во-первых, если бы он не согласился с потсдамскими требованиями, «японская раса погибла бы» и он «был бы не в силах защитить своих верных подданных [сэкиси — детей]». Во-вторых, «если бы противник высадился возле залива Исе, он бы сразу захватил храмы Исе и Ацута. У нас не было бы времени переместить оттуда священные императорские регалии и никакой надежды защитить их. В этих обстоятельствах уберечь кокутай было бы трудно». Историк Герберт Бикс утверждает, что официальное синтоистское толкование кокутай, обозначенное Хиранумой, разделялось и другими участниками императорского совещания и что сам Хирохито тоже придерживался этой позиции[385]385
  Приведенные выше слова Хирохито цит. по: [Terasaki, Terasaki Miller 1991: 126]. См. также [Bix 2000: 517–518].


[Закрыть]. Нет сомнений в том, что Хирохито очень серьезно относился к своим обязанностям главы синтоистской религии. Тем не менее в этих словах он отождествляет кокутай с очень личными вещами, имеющими отношение к императорскому дому. Вместо того чтобы держаться за абсолютную теократическую власть, он беспокоился о семейных реликвиях, которые могли бы быть утеряны, если бы он не остановил войну. Также эта цитата дает нам ключ к тому, о чем говорили Кидо и Хирохито во время их судьбоносной беседы 9 августа между 16:35 и 17:20. Для них самым важным было сохранение императорского строя. Однако ценой, которую Кидо пришлось заплатить за согласие Хирохито поддержать предложение о единственном условии, стало изменение узкого определения кокутай как сохранения императорского дома на более расплывчатую формулировку «сохранение установленного государственными законами статуса японского императора». Хирохито и Кидо знали, что для спасения института императора им придется принести в жертву армию.

Трудно судить о том, как именно отреагировали Кидо и Хирохито на поправку Хиранумы. Возможно, они восприняли ее с радостью – так считает Бикс. Однако не исключено, что это предложение главы Тайного совета вызвало у императора раздражение, хотя он и не возражал – по крайней мере тогда – против того, чтобы предъявить союзникам это максимальное требование и посмотреть, как они на него отреагируют. Известно только то, что Хирохито с Кидо ни слова не сказали против поправки Хиранумы.

Когда участники совещания выходили из бомбоубежища, Ёсидзуми гневно обвинил премьер-министра в нарушении своего обещания. Шедший рядом Анами одернул своего подчиненного: «Ёсидзуми, достаточно». Министр армии сказал Ёсидзуми, что один возьмет на себя всю ответственность за согласие армии на капитуляцию и что не нужно предпринимать необдуманных действий.

В 3:00 кабинет министров собрался на третье заседание – на этот раз для того, чтобы утвердить решение императора. Анами, однако, устроил небольшую ловушку Судзуки. Так как правительство согласилось на требования Потсдамской декларации при одном встречном условии, Анами спросил Судзуки и Ёная, поддержат ли они продолжение войны, если союзники откажутся признавать «полномочия императора в управлении страной». У Судзуки и Ёная не было другого выбора, кроме как сказать, что в этом случае они поддержат продолжение войны[386]386
  Цит. по: [Takeshita 1998: 753]; см. также [Daihonei rikugunbu 1975: 450].


[Закрыть].

Умэдзу вернулся в Генеральный штаб в три часа ночи и рассказал Кавабэ о решении Хирохито. Недоверие императора к армии глубоко потрясло Умэдзу. В отличие от записи за прошлый день, заместитель начальника японского Генштаба написал в своем дневнике следующее: «Увы, все кончено!»[387]387
  Sanbo jicho nisshi, BKSS. P. 101; [Kawabe 1979: 255, 158].


[Закрыть] Высшее командование армии начало свыкаться с мыслью о капитуляции.

Глава 6
Япония соглашается на безоговорочную капитуляцию

В последующие за 10 августа дни в Японии царил хаос. Как писал в своих послевоенных мемуарах Такаги, в армии все сильнее зрело недовольство, грозившее обернуться мятежом, а приверженцы войны среди офицеров военно-морского флота отчаянно пытались положить конец усилиям по достижению мира. Судзуки оказался никудышным лидером и все время обращался за инструкциями к императору. Более того, «Анами, Умэдзу и Тоёда были окружены своими сторонниками, в то время как дзюсины со стороны наблюдали за происходящим. Очень немногие политики, такие как Ёнай и Кидо, готовы были рискнуть своими жизнями ради достижения мира» [Takagi 1948: 56].

Вечером 9 августа чиновники из Министерства иностранных дел подготовили черновой вариант договора, в котором Япония соглашалась на требования Потсдамской декларации. Того поручил Мацумото составить два таких документа, в первом из которых выдвигалась бы одна оговорка, а во втором – четыре, однако Мацумото проигнорировал это распоряжение, заявив, что предложение заключить договор, настаивая на четырех встречных условиях, будет равносильно отклонению Потсдамской декларации. В четыре утра 10 августа Того вернулся в МИД и сообщил своим подчиненным о священном решении императора. Сотрудники министерства изо всех сил пытались как-то перевести поправку Хиранумы и в конце концов сошлись на формулировке «прерогативы Его Величества как суверена». Только после 6:00 черновик соглашения был передан на телеграф[388]388
  Matsumoto Shunichi, «Shusen oboegaki» в [Shusen shiroku 1977, 4: 158–159];
  «Sangoku sengen judaku no ken» [Shusen shiroku 1977, 4: 159–160]; Nishihara M. Shusen no keii (машинописный отчет, составленный Нисихарой), BKSS. Vol. 1. P. 141. Уведомление о согласии с требованиями ультиматума, полученное Трумэном, содержало незначительные изменения по сравнению с оригинальным текстом [Truman 1955: 427].


[Закрыть].

Малик обратился к Того с просьбой об аудиенции только утром 9 августа. Сославшись на занятость, Того согласился принять его на следующий день. На этой встрече советский посол зачитал ноту об объявлении войны. Того гневно заявил о предательстве со стороны СССР. Он сказал, что японское правительство, прежде чем отреагировать на Потсдамскую декларацию, ожидало услышать ответ советского правительства на предложение об отправке в Москву чрезвычайного эмиссара. Поэтому содержавшееся в тексте объявления войны утверждение о том, что Япония отвергла декларацию, было ошибкой. Решение Москвы разорвать с Японией дипломатические отношения и напасть без предупреждения было «совершенно непостижимым и вызывающим сожаление». В ответ Малик сослался на заявление Трумэна, сделанное сразу после бомбардировки Хиросимы, в котором президент США сказал, что Япония отклонила Потсдамскую декларацию. Таким образом, искажение фактов, к которому прибег Трумэн, было ловко использовано Советским Союзом для того, чтобы оправдать нарушение пакта о нейтралитете.

Того проинформировал Малика, что японское правительство решило согласиться с требованиями Потсдамской декларации при условии сохранения прерогатив императора, подчеркнув важность неприкосновенности императорского дома. Он передал Малику переведенное на английский язык уведомление о согласии с требованиями потсдамского ультиматума и попросил советского посла как можно скорее переслать этот документ в Москву [Togo 1989: 361][389]389
  См. также «Togo gaimudaijin-Mariku taishi kaidanroku» [Shusen shiroku 1977, 4: 86–90]; [Gaiko shiryo 1946:164–166]; Matsumoto, «Shusen oboegaki» [Shusen shiroku 1977, 4: 85].


[Закрыть]. Того явно хотел довести до сведения союзников, что единственным желанием Японии было спасение императора и сохранение императорского дома. Суть поправки Хиранумы заключалась не в этом, однако Того в своих интересах придал его формулировке другой смысл.

Открыв газеты утром 11 августа, японцы вряд ли сразу поверили бы тому, что их правительство уже приняло решение о капитуляции. В своем официальном заявлении начальник Управления информации Симомура призвал народ Японии выстоять перед трудностями, чтобы сохранить кокутай. Однако он ни словом не обмолвился о принятии требований ультиматума союзников. Более того, в утренних газетах было напечатано воинственное обращение министра армии, призывавшее солдат продолжать сражаться, даже если японцам «придется есть траву, жевать грязь и спать под открытым небом»[390]390
  «Johokyoku sosai dan» [Shusen shiroku 1977, 4: 174]; «Rikugun daijin fukoku» [Shusen shiroku 1977, 4: 174–175]; [Kurihara, Hatano 1986, 2: 423].


[Закрыть].

На самом деле заявление министра армии было передано прессе без согласия Анами. Рано утром Анами вернулся в Министерство армии и сообщил о священном решении императора всему старшему командному составу. Он сказал: «Будем ли мы искать мира или продолжим воевать, зависит от ответа неприятеля. Что бы ни произошло, мы должны действовать сообща и строго соблюдать военную дисциплину, чтобы не допустить никаких эксцессов». Один из офицеров, протестуя, вскочил с места и задал прямой вопрос: «Министр сказал “что бы ни произошло”. Вы имеете в виду возможную капитуляцию?» В комнате повисла гнетущая тишина. Это был явный вызов высшему командованию со стороны штабных офицеров, которые были готовы сражаться до конца. Анами резко ответил, что тому, кто осмелится действовать вопреки официальному курсу правительства, придется переступить через его труп.

Этот обмен репликами был предвестником грядущих событий. В течение 11 августа в здании, где размещались Министерство армии и Генеральный штаб, представители младшего офицерского состава постоянно встречались друг с другом и обсуждали происходящее. В этой крайне напряженной атмосфере созрел план заговора. Майор Macao Инаба предложил начальнику Военного управления выпустить от имени министра армии обращение, призывающее офицеров и солдат сохранять высокий боевой дух. Получив разрешение руководства, Инаба написал текст с призывом продолжить войну, который младшие офицеры передали в прессу[391]391
  См. [Hayashi 1946: 164]; Nishihara. Vol. 1. Р. 139–140,151-153; [Takeshita 1998: 753, 756–757; Оуа 1976: 31; Daihonei rikugunbu 1975: 454–456].


[Закрыть].

Новости о заявлении министра армии встревожили партию мира. Однако Того отказался что-либо предпринимать, вероятно опасаясь того, что его вмешательство только подольет масла в огонь. Сакомидзу, Ёсидзуми и князь Коноэ пытались остановить публикацию этого обращения, но безуспешно. Кидо тоже отказался вмешиваться в эту ситуацию, заявив, что такой шаг может спровоцировать армию на активные действия. Анами же, в свою очередь, ничего не предпринял, потому что, по его словам, это заявление, сделанное от его имени, отражало его мнение[392]392
  См. [Shimomura 1950: 97–98; Hayashi 1946: 165]; Ando Yoshiro shuki, «Shusen oboegaki» [Shusen shiroku 1977, 4: 176–177]; [Daihonei rikugunbu 1975: 456; Kido nikki 1966, 2: 1224; Hosokawa 1953, 2: 419].


[Закрыть]. Этот случай показывает, что капитуляция Японии была еще под большим вопросом. Один неверный шаг мог нарушить хрупкое равновесие, в корне изменить ситуацию и направить Японию по пути продолжения войны, которое дорого бы ей обошлось. Ключевая роль в этом раскладе сил принадлежала Анами, но он пока так и не определился, какую сторону занять.

Для того чтобы предотвратить этот разворот на 180 градусов, Мацумото и Хасэгава из агентства «Домэй» решили как можно скорее отправить союзникам уведомление о том, что Япония принимает требования Потсдамской декларации при одном условии. Поскольку все новости, передающиеся в коротковолновом диапазоне, должны были пройти военную цензуру, они тайно отослали морзянкой сообщение под заголовком «Япония принимает Потсдамскую декларацию». Им удалось передать текст сообщения трижды, прежде чем военные цензоры узнали об этом и прервали передачу Ёсидзуми возмущенно протестовал против этого. Он боялся, что известия о решении японского правительства остановить войну могут подорвать боевой дух солдат на передовой. Однако в течение следующего часа информационное агентство «Юнайтед Пресс» начало передавать новости о том, что Япония приняла требования Потсдамской декларации. Трумэн узнал об этом 10 августа в 7:33 утра (20:33 по времени Токио)[393]393
  Ota Saburo shuki, «Potsudamu sengen judaku kaigai hoso» [Shusen shiroku 1977, 4: 181–182]; Hasegawa Saiji dan, «Hokai no zenya», Fujin koron, Aug. 1947, в [Shusen shiroku 1977, 4: 183–184]; «Shusen to hoso» [Nihon hososhi 1965: 647–648]; [NHK 2001, 2: 188].


[Закрыть]. Страшно подумать, что могло бы произойти, если бы в США узнали о воинственном обращении министра Императорской армии к солдатам до того, как «Домэй» передало сообщение о капитуляции. Благодаря Мацумото и Хасэгаве новость о том, что Япония согласилась на условия потсдамского ультиматума, мгновенно распространилась по всему миру.