Текст книги "Теория выбора и случайностей. Часть 2. «Кто есть кто, или Долой маски!»"

– Прости меня, девочка моя… – срывающимся шёпотом попросил её Лёша. – Я – эгоист, я подвёл тебя… Но я так люблю тебя… Ты не простишь меня и будешь права…

Он рывком поднялся с постели и быстрым шагом покинул комнату, не позволяя себе обернуться. В прихожей он обулся и, оказавшись на улице, закрыл дом с помощью магии. У ворот он всё-таки обернулся и с тоской вспомнил своё предчувствие относительно обещания. Лучше бы он никогда сюда не приходил.

До резиденции мужчина добрался скоро. Автомобиль Виктора уже стоял во дворе, поэтому сомнений насчёт осведомлённости отца не возникало.

Люцифер расчесал волосы нашедшейся в бардачке расчёской. Только теперь он вспомнил, что даже не умывался. Покинув машину, после того, как немного привёл себя в порядок, он вошёл в дом. Практически сразу же ему встретился Виктор.

– Владимир Петрович хочет тебя видеть. Он в кабинете, – без приветствия сообщил смуглолицый мужчина.

Сын Дьявола кивнул, не глядя тому в лицо, и пошёл в свою комнату. Предстать перед отцом, будучи неопрятным, он не желал, поэтому умылся, побрился, почистил зубы, с помощью магии привёл в надлежащий вид свою помятую одежду и лишь тогда отправился к кабинету Дьявола.

Алексей протянул руку к резной двери, но ручки так и не коснулся. Он вдруг понял, что не готов к встрече с отцом, и дело было вовсе не в Лизе, а во вчерашнем открытии. Мужчина повернулся к двери спиной и постарался дышать ровнее. Сердце его начало биться слишком быстро.

Он не знал, как теперь будет смотреть отцу в глаза. Боль разливалась по душе как кровь по венам. Чем дольше он стоял, тем больше ему хотелось уйти и в кабинет не заходить. Храбрость испарялась с каждой секундой, поэтому Чернов просто повернулся и постучал, не давая себе думать.

Получив разрешение, он распахнул дверь и вошёл. Снова зеленоглазый ведьм ощутил, что рана ещё сильно кровоточит, и повернулся к двери, закрывая её. Этим он умудрился выгадать несколько секунд, чтобы собраться с духом.

– Звал меня? – осведомился Лёша.

Кое-как он сумел посмотреть на отца. Тот сверлил его пристальным взглядом. Эту игру мужчина никогда не выдерживал, поэтому тут же отвёл глаза, даже не вступая в неё. Что тут поделаешь, если агрессии в нём почти нет?

– Звал, – ответил, наконец, Владимир Петрович. – А я смотрю, ты быстро утешился.

Изумрудно-зелёные глаза обратили на него свой взор.

– Если бы он не пришёл… ты бы мне никогда не сказал?

Дьявол страдальчески вздохнул.

– Слушай, парень, ты – тупой? Я же сказал: тебя это не касается. И, как ты мог заметить, Максимилиан тоже считает, что ты тут ни при чём. Его ты абсолютно не интересуешь, как и меня твоё мнение об этом. Ясно? Ахмедову ни к чему такой сопливый братишка как ты.

Чувствительный удар. Алексею даже в таких случаях казалось, что он слышит свист бича, хотя бич, естественно, был словесный. Однако бил он почти ощутимо физически.

Стараясь не поддаваться вспыхивающей в подобной ситуации ненависти к себе, мужчина опустил глаза, которые всегда выдавали его чувства и мысли, а потом заговорил вновь:

– Его мать – вампирша. Ты её любил, да? Не мою мать?.. Впрочем, зачем я спрашиваю? И так ведь знаю…

– Ещё разревись здесь! – презрительно фыркнул Чернов-старший. – Любил – не любил… Что за сопли и слюни? Я надеялся, что истерика у тебя уже закончилась. Почему ты всегда ведёшь себя как баба?

Ещё один удар. Сын Дьявола отвёл в сторону глаза, которые поднял, когда слушал отца. Зубы он стиснул со всей силы.

Оскорбление, как ни странно, его мало сейчас волновало. Лёша спрашивал мысленно собеседника: «Почему? Почему я вам обоим так безразличен?».

– Ты попёрся к этой рыжей ведьме, – говорил тем временем Владимир Петрович. – Я удивлён: думал, тебе другая приглянулась… Ну да неважно! Не знал, что тебе рыжие нравятся.

– Мне не нравятся рыжие – только Лиза, – негромко пояснил молодой мужчина, пытаясь сдержать внутреннюю дрожь. Сердце, да и остальные органы, похолодели от страха. Он боялся услышать самую ужасную на свете – лично для него – фразу. Но он её услышал:

– Зато мне она не нравится. Не хочу её видеть рядом с тобой. Избавься от неё. Или я сам тебя от неё избавлю.

Дьявол вглядывался в лицо сына, и тот это чувствовал. Сердце его упало. Он знал, что изменить мнение отца не сможет и унижаться не стоит, но всё-таки задал вопрос:

– Почему?

– Да потому! Следовало ожидать, что ты западёшь на какую-нибудь простушку. Она же посредственность! И ты выбрал именно её… Вечно чего-то стесняется, краснеет, да из неё слова не вытянешь! Какая-то слабенькая, хрупкая дурочка. Так и кажется всё время, что вот-вот разревётся. Хотя вы друг другу, пожалуй, подходите: будете всю жизнь вместе сопли жевать. Фу! Смотреть на вас противно!.. Ты мог бы найти яркую женщину…

– Вроде тех ш… – он проглотил неприличное слово, – которых раньше предпочитал ты? Но они не яркие, а просто явные… в общем, сам знаешь кто. – Лёша перевёл дух и продолжил: – Лиза вовсе не простушка и не посредственность! Она ничуть не слабая – застенчивая, да, но не слабая. Она очень ответственно относится к своей работе, и добрее неё не найти! Да она в миллион раз лучше твоих «ярких женщин»! И какую такую яркую я мог бы найти, любопытно? Кого ты имеешь в виду?

– Анну, например, – спокойно сказал Чернов-старший. – Она – не ангел с мягкими и пушистыми крылышками как твоя Лиза, а яркая и интересная женщина, напористая, с характером…

– Анна?! – в ужасе вскричал Алексей. – Анна – яркая? Да как раз она, по-моему, и есть посредственность! Ничего в ней нет яркого! Она – бесцеремонная, наглая, хамоватая… и ничего интересного в ней я не вижу! Лиза – девушка начитанная, мыслящая и интересная. Она – яркая личность, которая просто не лезет в глаза окружающим! Она – очень сильная духом, а Анна – обыкновенная честолюбивая девка.

– Да ты просто осёл наивный! Твоя Лиза – обычная запуганная девчонка, бесхарактерная. Такая соплюшка никак не подходит на роль жены Дьявола, а вот Аня под стать этому званию. Ты ни черта не смыслишь в женщинах! И разговор окончен! Я сказал «нет»! Про рыжую забудь. Не подходи к ней, не извиняйся – объясняться тут не из-за чего. Пусть радуется, что её трахнул будущий Дьявол. Поплачет, да успокоится – ничего с ней не случится. И иди уже отсюда. Я всё сказал. Слушать твой скулёж я больше не хочу, как и смотреть на твою плаксивую рожу. Так и чувствую, что сейчас нюни распустишь. Хоть иногда для разнообразия веди себя как мужик. Всё, убирайся!..

Люцифер отшатнулся. Горло стиснуло так, что даже при желании он ничего не смог бы сказать. Да и как не спорь, своего не добьёшься – это ему было отлично известно, поэтому он просто развернулся и вышел, чувствуя себя как побитая собака.

Трахнул… Почему-то это слово, получившее с некоторых пор пошлое и оскорбительное значение, задевало его больше всего. Наверное, со стороны только так и можно было обозвать то, что между ним и Лизой произошло, но сути это слово не передавало. Выражение «занимались любовью» ему нравилось гораздо больше, потому что слово «любовь» и составляло суть произошедшего. Они друг друга любили – вот что они делали…

Мысли отвязались от мерзкого слова, и теперь Лёша осознал, что его слабая надежда не оправдалась. Он знал, что так будет, и от этого его поступок становился ещё более неприглядным. Тут до его сознания дошло, что ему даже запретили объясниться с ней! Понимание, полное и ясное, свалилось на него всей своей тяжестью. Мысленно он протяжно застонал, чувствуя, что даже не в состоянии представить, как будет жить после такого. Как он сможет существовать с подобным чувством вины?

Дыхание стало неровным, и через лёгкий туман в голове мужчина осознал, что сердце сбилось с ритма. Оно начинало работать всё хуже, и он понял, что нужно выпить таблетку, а не ждать, пока само пройдёт. Руками Чернов похлопал себя по груди, нащупывая таблетки, однако тут же вспомнил, что пиджак так и остался на диване, в гостиной у Лизы. В голове постепенно становилось темнее, а по телу от сердца расходилась боль. Сын Дьявола сделал над собой усилие и умудрился припомнить, что запасная баночка была у мамы Веры, и держала женщина её на кухне.

С трудом он шёл по резиденции, ощущая, как боль набирает силу и заполняет каждую клетку тела. На его счастье в резиденции не было никого из членов Общества, а потому никто не мог увидеть его искажённое от боли лицо.

Кое-как Алексей добрался до кухни, отыскал таблетки, заглотил одну и запил водой из-под крана, после чего сполз на пол, да там и остался, дожидаясь, когда пройдёт приступ.

Мало кто знал, что у Алексея Чернова больное сердце. Досталось оно ему по наследству от матери, которая по этой самой причине и умерла. Конечно, по всем законам магии черти лишены недугов людей, но даже у сына Дьявола подобная наследственность могла проявиться при определённых условиях. И Дьявол эти условия своему сыну создал.

Впервые сердце начало беспокоить Лёшу в 15 лет, после истории с Иваном Куликовым. При прохождении медкомиссии перед поступлением в училище выяснилось всё достоверно, и врач выписал молодому Чернову таблетки. Приступы случались редко и только после очередного разговора с отцом. Свою болезнь Люцифер тщательно скрывал ото всех и в первую очередь – от отца, прямого виновника всех его бед. Об этом недуге была осведомлена, несомненно, Вера Ивановна, и длительное время это являлось секретом лишь двоих: матери и сына. Но не так давно узнали об этом Ваня и его вампиры.

Вышло всё «случайно». Получив очередную порцию унижения, Лёша поехал к друзьям. Ехал он в полубессознательном состоянии, но отчёта себе в этом не отдавал, пока не вошёл в дом Ивана и не рухнул на пол. Кое-как Куликовы сумели выяснить у него, что ему нужно выпить таблетку, которая лежит в баночке в бардачке автомобиля. После этого он вынужден был во всём признаться друзьям и таблетки теперь носил только во внутреннем кармане пиджака и нигде их не оставлял.

Вылечить сам себя Алексей, к несчастью, не мог, поэтому с болезнью приходилось мириться. Но сидеть сложа руки мужчина не мог и постоянно тренировал своё сердце. Ежедневно он давал ему определённые физические нагрузки, и когда появлялась возможность подвигаться дополнительно – например, почистить снег – он её не упускал. Члены Общества Дьявола искренне не понимали, зачем сыну Дьявола чистить снег, а он никак своё поведение не объяснял и только отшучивался. Так это всю жизнь для всех и оставалось забавой, какой-то глупой прихотью.

Через некоторое время мужчина вполне очухался и побрёл в свою комнату. Там он сел на кровать и бессмысленным взглядом уставился в пустое пространство. Никак он не мог поверить в то, что всё-таки совершил ошибку. Столько лет он держался, но всё зря. Теперь страдать будет Лиза – о себе Чернов почему-то совсем не думал. Знал, что будет больно, как ещё никогда не было, и уже страдал, но собственные страдания он воспринимал как нечто само собой разумеющееся. Сам виноват, а вот Елизавета этого не заслужила.

– Алёшенька, сыночек… – раздался рядом голос Веры Ивановны. – Я волновалась. Как ты?

Измученные изумрудно-зелёные глаза посмотрели на неё.

– Мама… я – последняя сволочь на этой земле. Я совершил ужасную ошибку.

Женщина поняла, что случилось, но всё равно спросила:

– Где ты был всю ночь?

Лёша опустил глаза.

– У Лизы, мама. Я был у Лизы.

– Он сказал «нет»?

– Да, он сказал «нет».

Она села рядом с ним на кровать.

– А я так надеялась, что у него это прошло. Я думала, это в прошлом. Ты был прав.

– Я просто не давал ему повода, мама Вера, и только. Теперь дал.

Вера Ивановна кивнула и взяла его за руку. Он не воспротивился. Они молчали.

– Я не знала, Алёшенька, – заговорила опять женщина, – про… Максимилиана. Я, правда, не знала.

– Верю. Да и если бы знала, сказать всё равно не смогла бы. Но я рад, что не знала: не хотел бы я, чтобы ты лгала мне и мучилась от этого. – Его брови нахмурились, а голос опустился до хриплого шёпота, когда он заговорил снова: – Я столько раз спрашивал его про брата! Я так мечтал! А он был, на самом деле был!.. Максимилиан прожил в этом городе почти десять лет. Десять лет, мама Вера! Почему он даже не попытался со мной познакомиться? Почему я так им обоим безразличен? Ну, почему? Что со мной не так?..

Женщина обняла своего сына, в глазах которого стояли слёзы, и ответила:

– Всё с тобой так, Алёшенька. Всё так. Не знаю я, почему они так с тобой. Не знаю, милый мой…

Глава 26

В пятницу, когда Ангела была на работе, ей позвонил Лёша. Его голос сильно поразил девушку: из него словно ушла жизнь, он стал каким-то глухим. Звонил Алексей, чтобы извиниться за свою возможную грубость, допущенную в разговоре (за что ему-то было извиняться?!), и пояснил ещё раз, что ни за что на них не обижается. Попросил передать это волкам. Лика пообещала.

– А давно вы знаете? – спросил Люцифер, чуть поколебавшись.

– Нет, Лёша. Мы подходили к тебе на следующий день после того, как узнали.

– Понятно… Но неужели вы не заметили, как он похож на отца?

– Я не заметила, – со вздохом призналась ведьма. – Наверное, потому что в голове чётко сложилось: Владимир Петрович – это одно, а Макс и вампиры – это совсем другое. В общем, они что-то несовместимое, как мне казалось. А Волк заметил, что похожи, да только подумал, что это простое совпадение. Даже не знаю, как оправдать нас.

– А я вас и не обвиняю, Ангела. Всё в порядке. – Он помолчал чуть-чуть, а потом заговорил: – Ангела, скажи, почему…

Мужчина осёкся. Анжелика догадалась, что он хотел знать, чем руководствовался Максимилиан в своём решении относительно него, однако всё-таки не стал. Он быстро попрощался и отключился. Наверное, гордость не позволила.

* * *

Елизавета сидела на диване рядом с Оксаной и прочими ведьмами. Все оживлённо беседовали, и рыжеволосая девушка тоже старалась участвовать. Женщинам казалось, что она такая же как всегда, и только Оксана видела, что это не так. Но причины ей были неведомы.

Лиза же прислушивалась к разговору и периодически массировала виски. У неё болела голова, потому что последние два дня она много плакала. И сейчас опять хотелось. Ведьма чувствовала, как на неё снова накатывает это состояние. Вновь ей хотелось корчиться от боли и унижения.

Сложно описать, как она почувствовала себя, когда проснулась утром и обнаружила, что Лёши уже и след простыл. Когда поняла, что он исчез, не сказав ни слова, не оставив записки. И когда он не позвонил.

Откровенно говоря, такого от Алексея Александрова не ожидала. Она была уверена, что понимает его, что знает, но, видимо, это было не так. Потому что подобное трусливое бегство никак не вязалось с её представлением о нём.

Она была унижена и разбита, просто уничтожена и болезненно это переживала. Очень болезненно. Девушка не могла представить, как теперь вести себя с ним, как притвориться, что ей всё равно, как показать, что осталась такой же гордой, какой была до той ночи.

Дрожь пробежала по телу Лизы. Та ночь… Наверное, она не жалела о ней. Понимала, что никогда не забудет. Лёша был таким… каким она и не мечтала его видеть. Он подарил ей нечто невероятное, и тогда она была уверена, что между ними любовь. Выходит, на его счёт она ошиблась. Сама же она его, безусловно, любила – иначе бы не провела с ним ночь.

Дышать стало трудно. Грудную клетку что-то сдавило, и Елизавета отвернулась от собеседниц, чтобы они не заметили слёз в её глазах. Изо всех сил она пыталась справиться с душившими её рыданиями.

Когда ведьме удалось со своими эмоциями справиться, она повернулась к женщинам. На глаза ей попался Владимир Петрович, который сверлил её взглядом. Внутренне она сжалась и отвела от него глаза, но ощущать его взгляд не перестала и периодически исподтишка поглядывала на него в ответ. Интуиция подсказывала ей, что он всё знает, и унижение от этого становилось невыносимым.

– Лёша! – громко окликнул сына Дьявол и поманил к себе. Вид у него при этом показался Елизавете немного злорадным.

Невероятно красивый брюнет с необычными изумрудно-зелёными глазами подошёл к своему отцу. Сердце рыжеволосой девушки обожгло болью. Она глубоко увязла в любви к нему.

Память напоминала ей, как в ту ночь эти красивые глаза глядели на неё, и как от огромных зрачков была почти незаметна изумрудно-зелёная радужка, когда он целовал её в гостиной. Александрова сжала руки в кулаки, пытаясь отмахнуться от воспоминаний, но будучи не в силах отвести глаза от любимой фигуры, от лица, которой снилось ей теперь по ночам.

Алексей слушал Дьявола, но не смотрел ему в лицо. Вдруг он ощутил на себе чей-то взгляд и поглядел в ту сторону. Их с Лизой взгляды пересеклись.

Ведьма заметила, как он вздрогнул, увидев её, а потом торопливо отвёл глаза и покинул комнату сразу же, как освободился. Его реакция почти убила её. Она гордо подняла подбородок и повернулась к ведьмам, старательно игнорируя взгляд Чернова-старшего.

Дождавшись ухода Дьявола, Елизавета встала с дивана, намереваясь уйти из резиденции, но вспомнила про пакет, который был при ней. В пакете находился пиджак, принадлежавший Лёше. Отдать его она почему-то всё же решила лично. Пусть и глупо, но ей хотелось посмотреть ему в глаза, увидеть его реакцию. Хотя реакцию она, пожалуй, уже видела…

Девушка шла по «аду», прижимая к груди непрозрачный пакет. Никто из окружающих даже не догадывался, какая ценность там находится! Пиджак любимого, но подлого мужчины… Из пакета обоняния Александровой достигал аромат одеколона Алексея. Она любила этот запах, но твердила, конечно, себе, что ненавидит его. А сама принюхивалась и наслаждалась.

С пиджаком этим была странная история. Когда ведьма поднимала его с пола, из него выпала баночка с таблетками. А поднимала она его после того, как сама же на пол и швырнула, а швырнула она его туда после того, как прижимала к лицу и нюхала… Впрочем, неважно: итак, таблетки. Что это за таблетки Лиза знала, и даже читать инструкцию ей не было нужно: бабушка такие принимала. Странное здесь было то, что сын Дьявола подобные лекарства принимать никак не может. Зачем сыну Дьявола таблетки для сердца, да ещё такие сильные? Это в голове у девушки никак не укладывалось.

Переборов застенчивость, Александрова поинтересовалась у встретившихся ей ведьм, не видели ли они Алексея. Те ответили положительно и указали, где встречали его последний раз. Ведьма их поблагодарила и с бешено бьющимся сердцем вошла в нужную комнату. Там, по счастью – или несчастью – не оказалось никого, кроме молодого Чернова, который стоял у шкафа как статуя. Стоял спиной к вошедшей.

– Здравствуй, Лёша, – отчётливо произнесла Елизавета, про себя порадовавшись тому, что голос почти не дрожит.

Лёша резко развернулся и замер. Он смотрел ей прямо в глаза, не отрываясь. Внешне он казался спокойным, и девушка не подозревала, какую бурю чувств в нём вызвала: любви, тоски, боли, отчаяния и даже гнева. Направленного не на неё, естественно. Направленного на него самого.

Мужчина молчал. На приветствие ответить он не соизволил, поэтому Лиза заговорила сама:

– Ты забыл у меня свой пиджак.

Не дождавшись никакой реакции и на эту реплику, ведьма положила на ближайший диван свою сумку и пакет, после чего вытащила из пакета пиджак. Стараясь держать лицо и вести себя невозмутимо и гордо, она подошла к Люциферу и протянула ему пиджак. Он не взял его и продолжал на неё глядеть. Александрова еле слышно вздохнула и пристроила злосчастный пиджак на стоявшее рядом кресло, а потом выпрямилась и поглядела мужчине в глаза в ответ. С минуту они смотрели друг другу в глаза.

– А я полагала, что знаю тебя, – сказала, наконец, рыжеволосая девушка. – Вот уж не думала, что ты поведёшь себя как… трус.

Презрение, написанное на её лице, добило Лёшу. Он понял, что ещё раз подобное не переживёт. Гнев вспыхнул внутри ярким пламенем.

В два шага сын Дьявола догнал Лизу, идущую к выходу, резко развернул, схватил за плечи и хорошенько встряхнул. Ведьма с испугом глядела в его глаза, горевшие красным светом.

– Можешь ненавидеть меня… – Ему было тяжело говорить от душившего его бешенства. – Если хочешь, можешь ненавидеть меня всей душой, но презирать… не смей. Слышишь? – Он снова встряхнул её. – Не смей!

Его руки чуть оттолкнули Елизавету. Она смотрела на него расширенными глазами, а он отступил, отвернулся и застыл. Девушка пулей вылетела из комнаты.

Алексей стоял и смотрел прямо перед собой, но ничего не видел. Он тяжело и сбивчиво дышал, не замечая слёз, которые текли по щекам. Давно он так часто не плакал.

Люцифер узнал, как это – быть любимым, и теперь невыносимо страдал. Гораздо проще сдерживать себя и свою любовь, когда не знаешь, что почувствуешь, проявив её. И он раньше не знал и 5 лет держал свою любовь под замком, а теперь… узнал. Отказаться от любви Лизы, достоверно зная, как эта любовь окрыляет, как воскрешает и исцеляет душу, какое ощущение радости от этой жизни дарит, равносильно смерти. И мужчина чувствовал, что умирает. Умирает без её любви. Умирает от её презрения. Это было самое тяжёлое испытание в его жизни.

В предыдущий раз, когда он был вынужден по приказу отца расстаться с Ваней, он презрения бывшего лучшего друга не вынес. Лёша тогда долго терпел презрение того, кого очень любил, да и не только презрение – ненависть, осуждение, но, в конце концов, сломался. И попытался покончить с собой.

Попытка оказалась бы вполне удачной, если бы не Вера Ивановна, да Валентин Эдуардович. «Мама» Алексея знала, что дружить с Иваном отец ему запретил, знала, как болезненно он переживает собственное вынужденное предательство, и чувствовала, что эта глубокая депрессия может плохо кончиться, а потому присматривала за ним, подозревая, что её поддержки ему мало. Не ошиблась.

Очнулся сын Дьявола после «попытки» в больнице. На краешке его койки, рядом, сидела Вера Ивановна и тихонько плакала. Он едва-едва не умер, и она держала его за руку, прижималась к ней лбом. Тогда он, наконец-то, осознал, насколько безответственен его поступок. Понял, что не имел права так поступать, не имел права бросать её. Не имел права делать больно той, что так его любила…

Лёша хорошо помнил до сих пор, как плакал там, в больнице, и просил у мамы Веры прощения. Как целовал ей руки, как обнимал и утешал, говорил, что любит. А она не упрекнула его, хотя он знал, что она испугалась, что потеряет его. И, несмотря на его поступок, недостойный взрослого мужчины, обнимала его, гладила по голове, плакала, говорила о своей любви и просила больше так не делать. За ту попытку самоубийства Чернову было стыдно по сей день.

Им потом пришлось приложить много усилий, чтобы скрыть произошедшее. Вера Ивановна умудрилась – не без помощи Валентина Эдуардовича – по-тихому отвезти его в больницу. Так же тихо и незаметно она вернула его домой. Затем некоторую проблему составили шрамы, оставшиеся на запястьях. Пару-тройку недель Алексей на уроках физкультуры надевал напульсники, а дома они вдвоём с ведьмой пытались избавиться от шрамов с помощью трав и магии. В итоге им это удалось.

Об этом инциденте так и не узнал никто из членов Общества Дьявола, в том числе Владимир Петрович. Мужчина даже не подозревал, что чуть не потерял своего почти пятнадцатилетнего сына.

Тогда Лёше было очень плохо, а теперь – ещё хуже. Выполнение требования отца на этот раз было просто невозможным, смертельным. Хотя покончить жизнь самоубийством он уже не мог, да и не стал бы никогда. После прошлого раза он дал себе клятву. Правда, после разговоров с отцом иногда просыпалась такая ненависть к себе, что он пытался пару раз причинить себе самому вред, но и это, слава Богу, осталось в прошлом.

Забавно было то, что ни один член Общества так и не покончил с собой, и у некоторых даже намерения чёткого не сформировалось, а он, сын Дьявола, сделал это и почти добился успеха…

Лиза добежала аж до гардероба, когда, наконец, поняла, что оставила сумку на диване, в той комнате: настолько она разозлилась и испугалась. Девушка замерла, ею овладела нерешительность. Возвращаться очень не хотелось, но поручиться за то, что никто не тронет имущество, с некоторых пор нельзя было, а она далеко не миллионерша. Хотя, конечно, можно было бы открыть дом с помощью магии, но… это глупо, в конце концов. Наверняка он уже ушёл.

Александрова подошла к комнате и только тогда до её сознания стало доходить, что Лёша ведёт себя по меньшей мере странно. Он не извиняется, но и не держится нагло – просто смотрит и всё. Ведьма задумалась. Что-то было в его взгляде… Неужели боль? Да, точно, но не только она – ещё что-то присутствовало. Елизавета поразмышляла ещё немного и вдруг поняла: любовь – вот что светилось в его взгляде. Эта любовь частенько проскальзывала в его глазах и раньше, а в ту ночь вообще кроме неё ничего не было. И пока говорил, и потом…

Чувства девушки пришли в смятение. Почему тот, кто провёл с ней ночь, а потом трусливо сбежал, смотрит на неё с любовью и болью во взгляде? Как это вообще может быть?!

С раздражением на собственную неспособность понять, что же всё это значит, Лиза толкнула дверь. Сердце её ёкнуло: Алексей по-прежнему находился в комнате. Чуть поколебавшись, она вошла, решив, что сможет незаметно забрать сумку и уйти: стоял-то мужчина к ней спиной. Ей хотелось бы вообще в комнату не заходить, но использовать магию, чтобы не тащиться за сумкой к дивану, не решилась: услышать, может, не услышит, а вот магию рядом с собой, несомненно, почувствует.

До дивана ведьма добралась благополучно и сумку взяла спокойно, но когда развернулась и пошла к выходу, её внезапно обожгла мысль: 5 минут назад, когда она выходила из этой комнаты, он стоял на том же месте и в той же самой позе. Он не шелохнулся и не сдвинулся с места. Что же происходит-то?!

Елизавета развернулась и, пребывая в ярости, обошла сына Дьявола и посмотрела ему в лицо. И тут же отшатнулась, увидев его слёзы. Он тоже отступил на пару шагов, удивлённо моргая глазами. Что она вернётся, он никак не ожидал.

Несколько секунд они потрясённо глядели друг на друга, а потом со стоном Александрова обхватила голову руками и воскликнула:

– Не понимаю!.. Я ничего не понимаю! Что с тобой случилось?

Лёша молчал, будучи не в силах вымолвить ни слова. А она расплакалась и попробовала убежать. Он очнулся, сорвался с места, кинулся за ней, схватил и прижал к себе. Глаза ведьма вспыхнули красным светом, и все входы и выходы из комнаты захлопнулись, подчиняясь его магии, а её сумка мягко опустилась на ближайший диван. Девушка вырывалась, а он только крепче прижимал её к себе, стараясь не причинить боли.

– Я тебя совсем не понимаю! – приглушённо выкрикивала она. – Ты сбежал на утро, не сказал ни слова! И теперь молчишь и смотришь на меня! И плачешь… Почему?..

Мужчина молчал и только обнимал её, уткнувшись носом в её волосы, вдыхая её запах. Тоска захлестнула его, и он опять чувствовал почти физическую боль от её близости. Он даже не заметил, что и сам плачет вместе с ней, что слёзы ручьями текут по щекам.

– Господи! Я не должен… Ведь я не должен… – шептал Люцифер, беспорядочно целуя её лицо, не в силах остановиться.

Елизавета замерла, боясь, что он прекратит. Негромкие всхлипы вырывались из её стиснутого спазмом горла, и слёзы пока не перестали течь, но она теперь чувствовала только его горячие губы, блуждающие по её лицу, да руки, мягко держащие её голову.

А Алексей из последних сил боролся с собой и проигрывал. Слова, которым он не давал слететь с языка почти 5 лет, теперь вырвались против воли:

– Я люблю тебя… я люблю тебя… я люблю тебя… – повторял он снова и снова.

Ведьма, открыв глаза, смотрела на мужчину, слушала то, что мечтала услышать больше всего на свете, и ничего не понимала. Ведь она не сошла с ума? Он действительно говорит ей о любви?

Он же, в конце концов, добрался до её губ и принялся страстно целовать. Она поддалась, ответила и тоже обняла его, слыша, как он тихо и протяжно стонет. И растворилась в этом звуке и в этом поцелуе.

Задыхающиеся, обессиленные Лёша и Лиза через несколько минут оторвались друг от друга и обнялись. Оба с трудом соображали и молчали, пытаясь привести в порядок мысли, разлетевшиеся как перепуганные птицы. Постепенно они возвращались в реальность.

Девушка подняла голову и посмотрела в изумрудно-зелёные глаза, полные отчаяния.

– Объясни, – потребовала она, удивляясь своей смелости.

– Это сложно…

– Я похожа на дуру?

– Нет. Я знаю, что ты умная и всё поймёшь, но не знаю, смогу ли объяснить. Сложно как раз объяснить.

– Попробуй, – спокойно предложила Александрова. – Начни с того, что ты мне только что говорил. Ты сказал, что любишь меня. Так? Я не ослышалась?

Надо было бы сказать «нет», но Люцифер ответил честно:

– Да. Не ослышалась. Я люблю тебя, Лиза.

– Тогда… почему?! Почему ты так себя ведёшь?

Мужчина прерывисто вздохнул.

– Ты решишь, что я – папенькин сыночек, – с горечью произнёс он. – Иначе сложно подумать. Но я объясню. Однако при одном лишь условии.

– При каком?

– Ты пообещаешь выслушать меня до конца. Пообещаешь, что не убежишь после первой же фразы. И поговорим мы не здесь.

– Это два условия, – заметила со слабой улыбкой ведьма.

– Не совсем: здесь нам поговорить попросту не дадут, а разговор длинный.

– Хорошо. Я обещаю тебе.

– Тогда давай… – начал было говорить Лёша, как в одну дверь неожиданно застучали.

– Алёшенька! – послышался голос Веры Ивановны. – Виктор ищет тебя! Они идут сюда…

Чернов махнул рукой и открыл дверь, запертую благодаря его магии, впустив пожилую ведьму. Он понимал, что нарушает условия, поставленные отцом, но отступать не собирался: Лиза не должна страдать, как страдал Ваня. Он подчинится отцу в основном, но в одной мелочи сделает по-своему: он объяснит всё Елизавете.

Поспешно мужчина вытер лицо от слёз и, подхватив с дивана сумочку, протянул её рыжеволосой девушке.

– Ступай вместе с мамой Верой, – распорядился он. – Потом сразу же иди в кафе Щербакова и жди меня там. Я скоро приду. – Его взгляд с мукой впился в её лицо. – Ты мне обещала, что выслушаешь. Помнишь?

Александрова кивнула, растерянно глядя на него.

– Алёшенька, тебе нельзя с ней объясняться! – воскликнула шёпотом Вера Ивановна.

– Я помню, – спокойно сказал Алексей, не отрывая взгляда от карих глаз девушки. – Но я уже сам всё испортил – поздно идти на попятную. И я должен. К чёрту всё!.. Уведи её, мама: нас не должны видеть вместе. Сделаешь?

– Ты ещё спрашиваешь?!.. Идём, Лиза.

Женщина утащила молодую ведьму с собой. Шли они быстро, комнаты сменяли одна другую. Лиза даже запыхалась немного, но ясность мысли от этого не ухудшилась. Брошенные вскользь фразы сложились в чёткую картину: Лёше запрещено быть с ней, и запрещено отцом. Это не украшало сына Дьявола, и Елизавета помрачнела. Вера Ивановна это заметила.