Текст книги "Теория выбора и случайностей. Часть 2. «Кто есть кто, или Долой маски!»"

– Да.

– Куликов. Блондин. Смазливый. Его случайно не Иваном зовут?

– Иваном, – удивлённо подтвердил вампир. – Знаете его?

– Возможно. Дай посмотреть, – потребовал Владимир Петрович. Марат протянул телефон. – Он – местный? – поинтересовался мужчина, ещё не поглядев на дисплей.

– Да, сибирский.

Чернов посмотрел на фото и хмыкнул задумчиво.

– Надо же… а мой сыночек не такой послушный, каким кажется. Поддерживает старые знакомства, выходит. Эту рожу я видел и не раз. Изменилась, конечно – почти пятнадцать лет всё-таки прошло – но несильно. Узнаю. – Он посмотрел на собеседников и чётко приказал: – Найдите.

Глава 31

Заканчивались четвёртые сутки, как Лёша отвёз Лизу на новую квартиру. Вечером должен был пройти бал Полнолуния, который ведьме предстояло пропустить – что уж тут поделаешь? В связи с предстоящим балом в резиденции было довольно суматошно, поэтому пообедал сын Дьявола в одиночестве, наспех, после чего всё-таки поехал к Александровой.

Он не пренебрёг предосторожностями: припарковался на безопасном расстоянии от пятиэтажки, снова изменил внешность автомобиля и до дома дошёл пешком. У дверей квартиры немного помедлил, а затем нажал на звонок.

Алексей настойчиво убеждал себя, что пришёл только удостовериться, что она нормально устроилась, но прекрасно знал, какая это наглая ложь. В последнее время Елизаветы в его жизни было много, и он как-то успел… привыкнуть. Чем больше её становилось, тем сильнее хотелось, чтобы стало ещё больше. Она была ему очень нужна, он даже не подозревал насколько! Но смутно догадывался.

Люцифер хорошо помнил, что больше не имеет права ни на её время, ни на её любовь, и держал дистанцию, чтобы не позволить себе лишнего. В прошлое воскресенье он всего лишь доставил её на квартиру и всё объяснил, придерживаясь чисто дружеского тона. Он не погладил её по мягким волосам, не обнял, не поцеловал, хотя отчаянно хотелось. И намеревался вести себя так же и дальше.

Мужчина расслышал, как подошли к двери, почувствовал, что посмотрели в глазок, а потом дверь распахнулась. И как только он увидел Лизу, сразу признался себе, что невыносимо соскучился по ней и поэтому приехал.

– Привет, Лизавета.

– Привет, Лёша, – негромко ответила девушка и улыбнулась несмело. – Проходи.

– Спасибо, – поблагодарил он, входя в квартиру и разуваясь. – Но я только на пять минут.

– Есть будешь? – спросила Александрова, не оборачиваясь.

– Нет, спасибо: я уже пообедал. Я зашёл посмотреть, всё ли у тебя хорошо и только…

Ведьма резко развернулась, и ему, шедшему за ней по коридору, пришлось отступить. А затем даже немного попятиться, когда он заметил, как она зла.

– Лёша, – подрагивающим от ярости голосом начала Лиза, – пожалуйста, прекрати это.

– Что?

– Вести себя так, словно я тебе никто!! Или я уже тебе чужая? Или ты меня больше не любишь? У нас так мало времени осталось, Лёша! Я не хочу тратить его на вежливые разговоры и обмен любезностями! Ясно тебе? Если ты по-прежнему любишь меня, то веди себя нормально! А если нет, то скажи об этом прямо, и я больше не буду к тебе приставать. Тогда мы будем вести вежливые разговоры и любезно улыбаться друг другу. – Она улыбнулась ему холодно-злой улыбкой. – У меня тоже есть гордость, и навязываться я не стану.

Сын Дьявола смотрел на её карие глаза, блестящие от ярости, и холодное гордое лицо с порозовевшими щеками и слегка улыбался. Отцу никогда не доводилось видеть настоящую Лизу. Когда она переставала смущаться и зажиматься, то становилась другой, и он, Алексей Чернов, был одним из тех «своих», перед кем она раскрывалась и была собой.

– Лиза… – позвал он тихо. Девушка поглядела ему в глаза. – Я скучал по тебе.

Лицо Александровой дрогнуло, и на губах расцвела облегчённая улыбка. Она шагнула к нему и крепко обняла. Люцифер обнял её в ответ, уткнулся носом в мягкую и вкусно пахнущую макушку, погладил по длинной рыжей косе.

– Я тоже скучала по тебе, – пробормотала ведьма куда-то ему в область груди. – А ты в воскресенье был такой крайне вежливый, что мне тебя даже ударить хотелось.

Мужчина засмеялся и отстранил её.

– Лизавета, я люблю тебя, но…

Она закрыла ему рот и заметила:

– Думаю, на этом тебе следует остановиться. Дальше мне слушать не хочется. Этого достаточно.

Он убрал её руку и заговорил опять:

– Лиза, ты не понимаешь. Всё не так просто. Я думаю…

– Ты всё время думаешь неправильно! – вставила Елизавета.

– … что не имею права пользоваться тобою! – закончил Алексей, повысив голос. – Это нечестно, несправедливо по отношению к тебе!

– Благородство здесь неуместно, Лёша, – спокойно сказала девушка. – Я говорю тебе прямо: пользуйся мною! Я тоже буду пользоваться тобою, если что. Никто не будет в обиде.

– Ты скоро уедешь, и мы оба это знаем. Делать вид, что всё хорошо, я не могу. Я не могу не думать о том, что скоро мы расстанемся и насовсем.

– А ты всё-таки постарайся не думать, Лёша. Я очень тебя прошу. Давай не будем тратить время зря, ладно? Так мало времени осталось… Нужно провести его с пользой. Когда я уеду, тогда и будешь думать о том, какая ты сволочь, как ты испортил мне жизнь и тому подобное. Хотя я тебе это запрещаю. Понял меня? Я ни о чём не жалею и не пожалею, что бы ни случилось. И если уж ты – сволочь, то непонятно, кто все остальные.

– Не надо так говорить, – попросил Лёша. – Я ничем не лучше других.

– Лучше, и прекрати ты, наконец, принижать себя!.. Есть будешь?

– Нет. Я действительно пообедал. Только что. А ты ешь.

– Я тоже пообедала, – с улыбкой сообщила Лиза. – Сними пиджак: жарко же.

И она стянула с него тёмно-синий пиджак, оставив его в голубой рубашке и синих брюках. Он стоял неподвижно, не мешал и только любовался ею. Ведьма же повесила пиджак и, взяв мужчину за руку, повела в гостиную.

Он заново рассматривал квартиру, которая больше не казалась ему безликой или «неплохой», как он говорил, – теперь она была уютной, тёплой. В ней пахло Лизой, чувствовалось присутствие Лизы, и Лёша расслабился, ему стало хорошо.

Они сидели на диване, держались за руки, смотрели друг другу в глаза и тихонько переговаривались. По просьбе Чернова девушка поведала ему о том, как обустраивалась здесь, кого видела из окна, кто из соседей приходил, что говорил. При этом второй рукой она гладила его по волосам: взъерошивала их, а потом разглаживала. Он млел, чувствуя себя её домашним котом.

Затем Елизавета заставила Люцифера рассказать о том, как он провёл эти четыре дня. Пока он говорил, она сменила позу: прижалась к нему боком, сложила голову на плечо. Сын Дьявола её обнимал и поглаживал легонько по плечу.

Обменявшись последними новостями, они стали беседовать о чём придётся. В течение разговора ведьма переместилась за спину к Алексею и стала массировать ему плечи, потому что ей, видите ли, показалось, что он очень уставший и напряжённый. Собственно говоря, таким он и был.

Зеленоглазому ведьму от её массажа было и очень хорошо, и вместе с тем плохо. Его тело, как обычно, начало выходить из-под контроля, и он ничего не мог с этим поделать. Когда Лиза закончила и снова села рядом с ним, он уже не жарился, а даже начинал подгорать, но упорно притворялся, что всё нормально.

Их беседа как-то застопорилась, и Лёша вновь против воли вернулся мыслями к предстоящему расставанию. Его настроение плавно портилось, чему дополнительно способствовало разгорячённое тело, которое он про себя нещадно ругал. Девушка заметила, что он опять расстраивается и даже догадалась, по какой причине. Она решительно не собиралась ему позволять думать о плохом и прибегла к единственному известному ей способу отвлечь его – поцеловала.

Наследник Общества Дьявола в первый миг замер, а потом с глухим стоном сдался, стиснул её в объятиях и горячо поцеловал в ответ. Он целовал её долго, страстно, но всё же сумел оторваться.

– Ведь так нельзя?.. Ведь так нельзя?.. – спрашивал он шёпотом, и Елизавета поняла, что он сдержит себя, что ему хватит на это силы воли. И она знала, что не должна ему этого позволить. Она была готова на всё, лишь бы он ненадолго забыл о проблемах.

– Можно, – возразила девушка, твёрдо глядя ему в глаза.

– Нет, – слабым голосом сказал Люцифер, чувствуя себя последним подлецом и не желая вновь принуждать её к постели.

– Да, – ответила Александрова и поцеловала его во второй раз.

Тут уж силы сопротивляться у мужчины кончились. Он осознал, что будет так, как сказала она, и прекратил сдерживаться, упорствовать. Он сдался на волю собственных желаний. Он целовал её неистово, обнимал, трогал.

Когда Лёша оторвался от ведьмы, чтобы перевести дух, его глаза были уже практически чёрными. Он смотрел на неё этими чёрными глазами, и ему нравилось, что она такая раскрасневшаяся, смущённая немного, но счастливая. Он улыбался, хотя внутри отчётливо пахло горелым.

Чуть подумав, сын Дьявола стянул резинку с косы девушки и стал расплетать её волосы. Ему нравилось, когда она их распускала, он питал к этим волосам слабость.

Закончив расплетать, Чернов разложил волосы по плечам, поглаживая их легонько, и полюбовался своей возлюбленной.

– До чего же ты красивая, Лиза, – тихо произнёс он. – Разве можно быть такой красивой?.. Родись ты на несколько веков раньше, тебя бы непременно сожгли на костре, даже не будь ты ведьмой…

Елизавета рассмеялась. Ей было приятно, что он находит её красивой. Он улыбнулся девушке невозможной улыбкой, от которой быстрее забилось сердце, встал с дивана, поднял её на руки и унёс в спальню…

Алексею было немного стыдно перед ведьмой. Ему было очень важно, чтобы она была о нём высокого мнения, и теперь казалось, что её мнение резко упадёт из-за того, что он вечно тащит её в постель. Ему было стыдно за свой темперамент, который изменить он не мог. Отчего-то мужчине казалось, что рыжеволосая девушка не одобряет такой горячности. Он считал её почти святой, а святые любовью не занимаются…

Лизе никогда не нравились герои женских любовных романов. Ей не импонировала их страстность, даже в какой-то степени озабоченность. Она не мечтала о сексуальном – сексапильном – мужчине, и даже на симпатичного не рассчитывала. Ей казалось некоторой ограниченностью стремление героев любовных романов заниматься любовью дни и ночи напролёт. Животные они или всё-таки люди?.. Однако достался ей самый страстный и сексуальный мужчина из всех, кого она знала. Но эти два качества в нём, как ни странно, не вызывали у неё отвращения. Она любила Лёшу безусловной любовью и принимала его полностью вместе с его страстностью и сексуальностью. Она не в силах была отвергать или не принимать какую-то его часть. Да и сама она оказалась не холодной и равнодушной женщиной, какой считала себя всю жизнь! По крайней мере, с Лёшей она таковой не была. Хотя по-прежнему не была готова проводить дни и ночи в одной лишь постели.

Вообще Елизавета была всегда не лучшего мнения о противоположном поле. Она считала, что мужчины любят унижать женщин. По её мнению, мужчина, добившись своего и затащив женщину в постель, тут же перестаёт эту женщину уважать. И в постели он вроде бы пытается доставить партнёрше так называемое «удовольствие», добивается её положительной реакции на свои действия, но когда она позволяет себе показать, что ей хорошо, мгновенно начинает считать её шлюхой и при первой же возможности ей сообщает о том, что ей только и нужно, чтобы её… в общем, чтобы с ней спали. Регулярно.

Вот такое мнение всегда было у Александровой о мужчинах, но к Лёше оно не имело никакого отношения. Он не относился к «тем» – он был отдельно ото всех. Один. И лучше всех.

Ему девушка безгранично доверяла и подобной низости с его стороны не опасалась. Он был искренним. Он говорил то, что чувствовал, и если в постели пытался сделать ей приятно, то, значит, действительно этого хотел. И так и было. Она не боялась показать ему, что ей с ним хорошо, и видела, что он рад, когда замечает, что ей хорошо. Он этого и добивался, её реакция делала его счастливым, была для него лучшей наградой.

И, к счастью, Лёша не был извращенцем, каковыми Лиза считала всех мужчин. Он не делал ничего, что вызывало бы у неё отвращение или омерзение. Он был страстным любовником и при этом… каким-то чистым. Он не злился и не раздражался, когда на неё находила застенчивость или робость, и искренне радовался, когда она пыталась доставить удовольствие ему. Никакое её действие не вызывало презрения с его стороны…

Они лежали рядом друг с другом и оба чувствовали себя так, словно только что побывали в каких-то святых местах. Они испытывали непонятный трепет, какой испытывает любой, оказавшись в храме или соборе, даже если не верит в эту религию. Только что они вновь познали многоуровневое соединение и опять были изумлены, восхищены как в первый раз. Оба интуитивно чувствовали, что это ощущение не может надоесть, что это неземное наслаждение каждый раз будет пробирать до самых глубин тела, души, разума, и каждый раз они будут понимать всё это заново.

И ведьма, и сын Дьявола знали, что того рая, который выдумали религии, нет, но у них двоих он… был. Их личный рай, существующий лишь для них двоих. Хотя… когда они наведывались в этот рай, их было не двое – они были чем-то единым и неделимым. И даже возвращаясь в этот мир, они оставались чем-то единым и неделимым.

Как по команде Лиза и Лёша повернули головы друг к другу. Их взгляды встретились. Они молчали.

– Ты, наверное, считаешь, что я – помешанный на… постели? – неуверенно заговорил мужчина. – Что я примитивно устроен?

– Почему?

– Потому что каждый раз я тащу тебя в постель.

– Ты тащишь, а я – упираюсь? – засмеялась девушка.

– Нет, но… мы всё время проводим в постели. Почти.

– Какая разница, где мы его проводим? Главное, что вместе. У нас немного времени осталось – ты же знаешь.

– Знаю. – Он вздохнул. – Скажи, я тебе… противен?

– Лёша! – воскликнула Елизавета, приподнимаясь и глядя ему в глаза. – Ты что? Как ты можешь быть мне противен?

Зеленоглазый ведьм пожал плечами.

– Я не знаю. Я по тебе с ума схожу… И тебя не смущает мой темперамент? Я ничего не могу с ним поделать.

– И не надо ничего делать! Ты такой, какой есть, и именно таким я тебя люблю! Я, конечно, не такая как ты, но если твой темперамент требует, я готова под него подстроиться. В тебе не может быть ничего плохого.

– Ты так считаешь?

– Да.

– И тебе не противно? Ты меня не осуждаешь?

– Ни в коем случае, – улыбнулась ему Лиза. – Но, на самом деле, кое в чём ты прав: я никогда не думала, что мне достанется такой мужчина как ты. Меня это ничуть не огорчает, но я просто не ожидала. И знаешь, что самое забавное?

– Нет. Что?

– Мне никогда не нравились волосатые мужчины…

– Я тебе неприятен? – тут же спросил Чернов.

Александрова с весёлым возмущением толкнула его в плечо.

– Ты не дослушал!

– Да-да, прости, – пробормотал он, чувствуя, что хочется смеяться.

– Так вот. Никогда не нравились волосатые мужчины, а ты – нравишься! Ты мне весь нравишься, и даже то, что ты такой волосатый, мне нравится! Понимаешь?

– Не совсем, – еле выдавил из себя Алексей.

Внутри у него что-то защемило. Он не привык, чтобы его принимали всего. Отец отвергал в нём практически всё, саму чуть, а эта девушка принимала всё и даже то, что никогда не любила в других! И теперь она гладила его по груди, заросшей тёмными волосками, и улыбалась, умилялась, а он удивлялся: как это ей не противно? Ведь никогда не нравилось!

– Я похож на обезьяну? – внезапно спросил сын Дьявола, хотя раньше не видел ничего плохого в своём теле. Тело как тело. Ну волосатый он – что тут сделаешь? Он к себе привык за всю жизнь.

– Если ты и обезьяна, – улыбаясь, заговорила Лиза, – то очень красивая! Ты – самый красивый, Лёша.

Люцифер рассмеялся и окончательно поверил ей: раз говорит, что нравится, значит, действительно нравится. Она чмокнула его в губы, пристроилась у него под боком, и они затихли. Он поглаживал её по щеке, любовался ею и чувствовал себя неправдоподобно хорошо.

– Лёша, – неуверенно начала ведьма, – может, всё-таки…

– Что?

– Может, я останусь? Может, мне не ехать никуда?

– Лиза… – застонал Чернов, закатив глаза, а потом опять поглядев на неё. – Неужели ты действительно хочешь обрекать себя на подобное существование? Ведь это будет не жизнь! Ничего не будет…

– Ты будешь, – возразила она.

– И только! Ни подруг, ни даже свободы. Ты можешь это себе представить?

Елизавета хмыкнула задумчиво и погладила его по груди.

– Раньше я была уверена, что не соглашусь посвятить свою жизнь мужчине. Мне была противна мысль, что появится какой-то мужчина, возомнит, что стал центром моей жизни, и станет требовать к себе внимания. Мне не хотелось становиться чьей-то служанкой, казалось это унизительным…

– Вот именно!

– Но это всё не о тебе, Лёша. Мне и самой странно это, но ничего такого уж важного в моей жизни нет. Кроме тебя, конечно. Пока есть только ты. Потом, возможно, что-то и изменится – я не знаю. А сейчас я хочу быть с тобой, я готова попробовать, Лёша, и если я ошибусь, и ничего не получится, то это будет моя ошибка, а не твоя. И если ты разлюбишь меня однажды, я не стану цепляться за тебя и никогда ни в чём не обвиню.

Лёша смотрел ей в глаза, силился что-то сказать и не мог. Её глаза умоляли, и его решимость таяла.

– Нет! – приглушённо вскрикнул он, убрал от неё руки и сел на кровати, спустив ноги на пол. Ведьма за его спиной вздохнула. Он неподвижным взглядом уставился на свои сцепленные руки. – Пожалуйста, Лиза, не искушай меня, – прошептал мужчина. – Ты не представляешь, как бы я хотел согласиться… Но это будет неправильно – я знаю. Мне бы хотелось, чтобы ты была в безопасности. Это всё, чего я хочу сейчас.

Лиза снова вздохнула, тоже села и обняла его сзади за голую гладкую спину. Она гладила его по широким плечам, целовала их легонько и шею сзади. Он запрокинул голову, чувствуя, как мурашки бегают по спине, и осторожно, прерывисто вздохнул.

– Я понимаю, Лёша, – вполголоса сказала девушка. – Как скажешь. Только не думай об этом сейчас. Забудь.

Она потёрлась щекой о его спину и стала водить рукой вдоль позвоночника, на пояснице задержалась, погладила её особенно.

– Лиза, – прошелестел брюнет, чуть повернув голову в её сторону, – ты мною манипулируешь?

Ведьма смущённо рассмеялась:

– Чуть-чуть. Я просто не хочу, чтобы ты думал о проблемах.

– Ясно.

Она отвернула его голову и стала поглаживать затылок, перебирать волосы.

– Ух ты! У тебя родинка за ухом!

– Серьёзно? Не знал.

– Так забавно…

Елизавета потрогала родинку, а потом оттопырила ухо и поцеловала её. Алексей засмеялся. Ему казалось, что её любовь обволакивает его, и в этом коконе ему было уютно.

Он посмотрел на часы.

– Я уже опаздываю с обеда, – сообщил мужчина и добавил тоном начальника Алексея Чернова: – Безобразие, Алексей!

Девушка расхохоталась.

– Ты зовёшь себя Алексеем? Это интересно.

– А что? Как надо?

– Ну… не знаю. Я зову себя просто Лизой, а ты… как-то официально. Случайно Алексеем Владимировичем себя иногда не называешь?

– Называю, – улыбнулся он, – но редко. Это только после двадцати лет начал.

Лиза опять разразилась смехом. Немного успокоившись, она обняла его за шею и попробовала успокоить:

– Не расстраивайся, Лёша. Когда тебе ещё доведётся опоздать с обеда?

Теперь смеяться пришла очередь сына Дьявола.

– Ну, да. Я ни разу ещё не опаздывал с обеда.

– Я – тоже. Не люблю этого.

– И я. Нехорошо получается. Надо идти.

– Надо, – согласилась ведьма, но ни он, ни она почему-то не шелохнулись.

Люцифер повернул голову в сторону и щекой потёрся о её пушистую макушку. Он тяжело вздохнул, прикрыв глаза.

– Что случилось? – спросила Лиза.

– Мне страшно, – признался зеленоглазый ведьм.

– Страшно?

– Да. Мне страшно с тех самых пор, как Марат наткнулся на нас в кафе. Это была случайность. А, как мы оба знаем, слово «случайность» заменяется словом «выбор». И чей он, этот выбор? Не понимаю ничего. Совсем. И знаешь, что самое ужасное во всём этом?

– Что?

– В то время как мир вокруг рушится, ты в опасности, с нами происходят странные совпадения, в Обществе творится чёрти что, а отец сошёл с ума, здесь, с тобой, я… счастлив! Это ненормально.

– Ты не прав, Лёша, – спокойно возразила девушка. – Мне кажется, что ты очень редко в этой жизни бывал счастлив, а уж в последнее время – особенно. Позволь же себе хоть немного побыть счастливым. Не лишай себя этого.

Алексей повернулся и посмотрел на Александрову. Ему плакать хотелось почему-то. Наверное, от любви к ней.

– Я люблю тебя, – сказал он, поцеловал её в губы коротко и повторил: – Я люблю тебя.

Они крепко обнялись и замолчали. Мужчина поглаживал девушку по кудрявым волосам. В комнате стояла уютная тишина. Время шло. Сын Дьявола опаздывал с обеда.

* * *

В пятницу днём Анжелике позвонил отец. Ни с того, ни с сего он пригласил её летом пожить у них. В пользу временного переезда было приведено множество аргументов вроде того, что летом в квартире душно, некуда выйти позагорать и так далее. Девушка сначала растерялась, потом стала отнекиваться.

По выходным она почти не бывала дома – всё больше у Волка или где-нибудь с друзьями. У неё была своя жизнь, и она не собиралась от неё отказываться из-за прихоти отца. Нестеров эти доводы отмёл: ограничивать её в чём-то или вмешиваться в её жизнь он не собирался. Он был готов довольствоваться малым вроде совместных завтраков и ужинов по будням, а также редких часов вместе в выходные дни. Ангела пообещала подумать.

В «обеденный перерыв» она сразу же позвонила Волку. Он над предложением Нестерова-старшего весело похмыкал, а потом посоветовал согласиться.

– Ты же не намерена переехать ко мне, так поживи у отца – сделай ему приятное. Тебе это почти ничего не будет стоить. Тем более что ты действительно каждое лето страдала в своей квартире – тебе же будет лучше. По-моему, это хорошее предложение.

– Пожалуй, ты прав. Мне, кстати, как-нибудь надо будет тебя познакомить с отцом, да и с остальными. Да?

Андрей рассмеялся.

– Я не знаю. Надо ли? Я тебя со своей семьёй не знакомил и, честно признаюсь, не собираюсь. Тебе это знакомство ни к чему. Ты не торопись меня знакомить: дело терпит. Подготовь там почву что ли. Так обычно говорят?.. И, кстати, я уже со всеми знаком.

– Верно, знаком. Зря мы с тобой притворялись, что незнакомы. Как это теперь объяснить? Я просто знала, что никого из них не волнуют мои друзья, моя жизнь и… как-то не предполагала, что однажды ты перестанешь быть другом. Глупо получилось.

– Возможно. Исправим как-нибудь положение – не переживай. Ты не торопись с этим. Может быть, их вообще не заинтересует, с кем ты там встречаешься.

– Вот уж нет! Это же главный вопрос. Забыл? Марину Нестерову только это и интересует. Как и отца.

– Ладно. Но ведь нельзя сказать, что мы прямо-таки притворялись незнакомыми: нас же знакомили на вашей вечеринке четыре года назад – можно сделать вид, что мы познакомились там. И мы не обязаны были потом всем демонстрировать свои отношения. Так ведь?.. Что-нибудь придумаем…

Николая Нестерова согласие дочери несказанно обрадовало. Он тут же уговорил её переехать на следующий же день, поэтому весь вечер Лика собирала вещи.

* * *

Подперев голову руками, Алёна наблюдала за тем, как ест Иван. Он поначалу игнорировал её взгляд, а потом пошутил:

– Следишь, чтобы не съел лишнего?

Она рассмеялась и встала из-за стола. Приблизившись к нему, потрепала его по голове и поцеловала в макушку. Мужчина заулыбался.

– Спасибо, – поблагодарил он и протянул пустую тарелку.

– На здоровье. Что делать собираешься?

– Последние две грядки осталось вскопать. А что? Я что-то забыл?

– А баня? – с улыбкой поинтересовалась вампирша.

– Баня? А что, сегодня суббота?

– Суббота-суббота. Совсем ты счёт дням потерял!

– Выходит, что так.

Ваня поднялся из-за стола, подошёл к жене и обнял её сзади. Она перестала мыть посуду. Он отодвинул её тяжёлые волосы и стал целовать в шею. Женщина затаила дыхание.

– Пристаёшь ко мне?

– Угу, – довольно протянул Куликов. – Я совсем чуть-чуть. Уже ухожу: пойду наберу в баню воды.

– Хорошо.

Алёна повернулась к нему, и они коротко поцеловали друг друга в губы. Оба улыбались.

– Ухожу-ухожу, – заверил вампир жену и, посмеиваясь, пошёл на улицу.

Она, продолжая улыбаться, смотрела ему вслед, а потом счастливо вздохнула и вернулась к мытью посуды. При этом она напевала себе что-то под нос.

Покончив с посудой, вампирша подошла к окну. Во дворе показался Иван, шедший от бани. Увидев жену, он помахал ей рукой, а затем скрылся в курятнике. Куликова помахала в ответ и открыла нараспашку окно, чтобы проветрить помещение.

Чуть подумав, она пошла на веранду посмотреть, пора ли там мыть пол. Снова женщина стала напевать какую-то песенку. Ей было хорошо и спокойно. Открыв дверь и выглянув на веранду, она между делом погладила свой живот.

Вдруг через окна веранды Алёна увидела, как на их улице, рядом с домом, остановилось три незнакомых автомобиля, из которых вышли мужчины. В руках у них было оружие…

Она даже не успела испугаться, как заметила среди мужчин знакомое лицо. Темноволосый, сероглазый, тот, кого она надеялась больше не увидеть в этой жизни никогда. Он почувствовал её взгляд и повернулся. И со скоростью, не свойственной человеку, перепрыгнул ворота, бросился к дому.

Вампирша с тихим воплем ужаса захлопнула дверь и закрыла её на крючок. Правда, попала только со второй попытки: руки дрожали. Она побежала по коридорчику и кое-как сумела закричать:

– Ваня!!!

Позади с грохотом распахнулась дверь. Алёна оглянулась и застыла на месте, не в силах сдвинуться с места от страха. Серые глаза глядели на неё лишь секунду, а затем он направил на неё пистолет и выстрелил, более не медля.

Пуля попала в сердце. Женщина упала на пол замертво, не успев почувствовать боли.

Убийца равнодушно смотрел на неё, когда из кухни послышался грохот. Иван влез в открытое окно и вбежал в прихожую, по пути уронив один из стульев. Он не успел ничего понять, как тот, про чьё существование он уже позабыл давно, выстрелил в него. Блондин рухнул на пол, опрокинулся как недавно стул, а обладатель серых глаз развернулся и ушёл.

Куликов негромко захрипел и широко распахнул глаза. Пуля попала в грудную клетку, но сердце обошла стороной. Тёплая кровь равномерно выходила из тела. Вампир на несколько секунд потерялся в пространстве, не понимая и не помня, что только что произошло.

С трудом он повернул голову и увидел Алёну, лежавшую на полу в нескольких метрах от него.

– Алёна! – позвал он вполголоса. – Алёна…

Мужчина попытался встать, но не смог. Тогда, подтягиваясь на руках, он пополз к вампирше, оставляя за собою кровавый след. Боль разрывала все внутренности, но он терпел и упрямо полз к женщине.

Ваня развернул её к себе лицом и убрал волосы, скрывавшие лицо от него.

– Алёна, – позвал он снова. – Алёнушка…

Он тряс её за плечи и звал, звал… Он уже понял, что она мертва, но не мог остановиться, как будто наделялся, что от этого она оживёт. Физической боли он уже не чувствовал – только душевную. Горячие слёзы текли из глаз. Куликов уже рыдал, обнимая свою мёртвую жену, целуя её лицо.

Он мог бы попробовать спастись, мог убежать или вступить в бой с убийцей Алёны. Но он не хотел уже ничего. Зачем спасать свою жизнь? Для чего теперь жить? Смысла больше нет никакого. Зачем нужна жизнь, если в ней никогда не будет его любимой жены Алёны и их общего долгожданного ребёнка? Зачем?..

Иван уж не рыдал и не всхлипывал судорожно. Слёзы медленно срывались с ресниц и текли по щекам. Мужчина прижимал к себе свою жену, прислонившись лбом к её лбу. Он больше ничего не чувствовал.

Ваня не заметил того, кто вновь появился в проёме и поднял пистолет. Впрочем, ему было всё равно…

Лёша находился в резиденции, в одной из многочисленных комнат. Члены Общества Дьявола оживлённо беседовали. В помещении стоял ровный гул.

Мужчина натянуто улыбался Лёве и Мише, шедшим по обе стороны от него. Он чувствовал себя сегодня неважно: с самого утра испытывал смутное беспокойство. И отец смотрел на него как-то пристально, с ожиданием, что пугало ещё сильнее.

Внезапно всё тело Алексея вздрогнуло, словно в него выстрелили. В сердце что-то взорвалось, и он пошатнулся, колени подогнулись. Курганов и Самойлов подхватили его под руки, уберегли от падения.

А он понял, что произошло. Вот так просто понял и всё, как будто видел это собственными глазами. Он почувствовал, что не стало его лучшего друга.

Люцифер поднял потрясённые глаза на отца, не веря до конца, что это действительно случилось. А тот чуть склонил голову на бок, поглядев на сына как на любопытную вещь, и поднял одну бровь.

– Не может быть, – сказал Лёша одними губами и медленно помотал головой не в силах смириться с этим.

Дьявол презрительно усмехнулся, глядя в полные ужаса глаза сына.

Все присутствующие в комнате сгрудились вокруг Чернова-младшего. Кое-как он сумел разобрать, что его спрашивают, не плохо ли ему. С трудом он отвёл глаза от отца.

– Я в порядке, – прохрипел Алексей, отцепляя от себя чужие руки и медленно поднимаясь на ноги. – Со мной всё в порядке.

Он попятился от отца, развернулся и, спотыкаясь, пошёл прочь из комнаты. Лёва и Миша, нахмурившись, поглядели ему вслед, а потом переглянулись.

Сын Дьявола выскочил из дома и бегом добрался до автомобиля. Со двора выехал на огромной скорости.

Сердце билось неровно, скачкообразно, выходило из нормального рабочего ритма, а его хозяин этого не замечал. Он вёл машину в полубессознательном состоянии, но умудрялся лавировать между автомобилями и даже проверять, нет ли за ним «хвоста».

«Хвоста» не было, и это пугало сверх всякой меры, потому что подтверждало то, во что он не хотел, боялся поверить.

Чернов въехал в очень тихую деревню. Она как будто опустела совсем: никто не копошился в огороде, не ходил по двору, не разговаривал. Даже птицы не пели – лишь ветер один и шумел.

Зеленоглазый ведьм затормозил у дома Куликовых и вывалился из машины. Дверь веранды ходила ходуном от ветра: распахивалась, притворялась немного и снова открывалась. Люцифер замер, глядя на эту дверь и прислушиваясь к свисту ветра, а потом сорвался с места, побежал. Миновав веранду, он ворвался в дом и застыл.

Два неподвижных тела лежали на полу в луже тёмной крови. Лучший друг и его любимая жена. По-прежнему красивые, идеально подходящие друг другу, но уже мёртвые.

Брюнет сделал неуверенный шаг вперёд и тут же начал видеть смутные картины.

…Вот Алёна оглядывается… вот вбегает в прихожую Иван и падает на пол… вот он ползёт к ней… трясёт за плечи… рыдает и обнимает её… а вот кто-то добивает Ваню…

Лёша не услышал собственный хриплый стон боли. Ваня, обнимающий мёртвую Алёну и рыдающий над ней, отпечатался в мозгу сына Дьявола. Теперь же он смотрел на мёртвого друга, всё так же обнимающего мёртвую жену. Он отступил к стене.