Текст книги "Навсегда"

7
Ильха-да-Борболета, Бразилия

Стефани все еще раздумывала над словами Зазы, когда в комнату вошла Джоана, неся поднос с затейливым серебряным чайным прибором. Теперь на ней была уже не пурпурная, а черная шаль, вышитая тамбуром, скрепленная на груди серебряной брошью. Поставив на стол поднос, она приветливо улыбнулась Стефани и Зазе.

– Вот и чай! Налить вам? Заза махнула рукой.

– Мы вполне в состоянии сделать это сами, – отрезала она.

Джоана, еще раз улыбнувшись, вышла.

– Вот видишь! – Заза взглянула в глаза Стефани. – Что я тебе говорила? Не знаю, почему люди думают, что человек, прикованный к креслу, абсолютно беспомощен во всех отношениях!

Заза подъехала к столу, Стефани последовала за ней.

– Садись туда, на этот стул, – скомандовала Заза, указывая на желтое кресло. – На диване слишком неудобно, а кресло легко подвинуть. А теперь давай, разливай чай.

Стефани обратила внимание, что на подносе был не столько чай, сколько еда: маленькие бутербродики, печенье, кусочки торта, пирожные. Китайская посуда – чашки, блюдца, тарелки – были хрупкими, как яичная скорлупа. Чистое серебро чайника, казалось, весило тонну.

Попивая чай, они продолжали болтать. Через некоторое время Заза заметила:

– Здесь слишком тихо. Почему бы нам не включить музыку? Проигрыватель вон там, на полке.

Поставив чашку на стол, Стефани направилась к лазерному проигрывателю. Полка под ним была заставлена лазерными дисками, но Стефани заметила за проигрывателем стопку прозрачных пластиковых коробок. Торопливо просмотрев их содержимое, она испытала шок. «Шнайдер в Париже», «Сольный концерт Шнайдер I», «Арии из опер в исполнении Лили Шнайдер»…

«Если бы она захотела, она могла бы слушать Лили утром, днем и вечером».

– Заза! – крикнула она через комнату. – Я не знаю, что выбрать. Что бы вы хотели послушать?

– Что угодно, дорогая. Это не имеет никакого значения.

Разложив веером диски Лили, Стефани сказала:

– Эне-бене-раба…

Она вытащила четвертый диск: «Арии из опер», повозилась с кнопками, и из динамиков понеслись аккорды фортепиано, настолько богатые и яркие, что трудно было поверить, что это запись, а не живое исполнение. А затем послышался голос, этот ни с чем не сравнимый божественный голос, который мог принадлежать только одному человеку…

– Нет! – крикнула Заза. – Нет! Нет! Нет! Выключи немедленно! Ради Бога, поставь что-нибудь другое!

Озадаченная столь неожиданной реакцией, Стефани сняла диск с проигрывателя.

– Что же поставить?

– Может быть, Брамса? Я люблю Брамса.

«Тогда почему вы сразу об этом мне не сказали, – чуть было не спросила вслух Стефани, но вовремя подавила свое раздражение. – Меня задела вовсе не Заза. Скорее, эти диски – полное собрание Лили Шнайдер».

– Сейчас будет Брамс, – нарочито бодро крикнула она.

Наклонившись, она стала просматривать диски, расставленные в алфавитном порядке на полке. «Хорошо, – подумала она про себя. – Хорошо?»

Она подняла голову.

– Заза! Здесь около пятидесяти дисков Брамса!

Заза протянула руку.

– Подойди ко мне, дорогая.

– Да? – спросила Стефани, подходя к старушке и наклоняясь к ней.

Взяв гладкую нежную руку Стефани своими искривленными, сухими пальцами, Заза притянула Стефани поближе к себе.

– Слушай, дорогая, – прошептала она. Руки ее все крепче сжимали руку Стефани. – И слушай очень-очень внимательно.

Выражение лица старушки резко изменилось. Исчезла водянистая сладость в глазах. Теперь в них светилось странное дикое возбуждение, похожее на триумф.

Перемена была настолько ошеломительной, что Стефани почувствовала, как ее пробирает ошеломляющая внутренняя дрожь. Но не только. Она ощутила страх. Настоящий страх. Она инстинктивно отступила назад, но пальцы Зазы, как тиски, удерживали ее руку.

– Не надо бояться! Я никогда не сделаю тебе плохого! Никогда!

– Конечно, я знаю! – Неестественно высокий голос Стефани показался фальшивым даже ей самой.

Заза продолжала:

– Единственное, чего я хочу, – чтобы ты выслушала меня.

И опять Стефани почувствовала, как Заза притягивает ее к себе все ближе, так, что она уже ощущала ее дыхание на своей щеке.

Как учительница, интонацией подчеркивающая самое главное в своем объяснении, Заза очень медленно произнесла:

– Мое самое любимое у Брамса – опус Шестьдесят си-минор, квартет номер три. – При этом глаза Зазы полыхали холодным голубым огнем.

Ее узловатые пальцы сжали руку Стефани еще сильнее, и та с трудом удержалась, чтобы не вскрикнуть от боли.

– Ты запомнила, что я тебе сказала?

Стефани не отводила взгляда от глаз Зазы.

– Опус Шестьдесят си-минор, квартет номер три, – дрожащим голосом повторила Стефани.

Заза кивнула.

– Хорошо. Теперь пообещай, что ты никогда не забудешь то, что я тебе сказала. – Она диким взором глядела на Стефани. – Пообещай мне! – прошипела она.

Стефани хотелось вырвать свою руку и убежать подальше, но по какой-то необъяснимой причине она была не в силах пошевелиться. На солнце набежала туча, в комнате стало сумрачно. Таинственные тени упали на лицо Зазы, обозначив провалы щек. Провалы все углублялись, делая ее лицо похожим на череп.

– Повтори! – настаивала она. Голос Стефани дрожал.

– Опус Шестьдесят си-минор, квартет номер три. Но почему это так важно?

Заза отпустила руку Стефани. Почти без всякого выражения в голосе она проговорила:

– А почему ты решила, что это так важно? А теперь иди, найди этот диск.

Стефани направилась к проигрывателю, на ходу потирая затекшую руку. Ее остановил голос Зазы.

– Моника!

«Ну что там еще?» – подумала Стефани и обернулась.

– Не надо Брамса, – устало сказала Заза. – Поставь Вивальди.

«Боже мой! Она совсем, что ли, свихнулась?» – подумала Стефани. Тем не менее она послушно поставила Вивальди.

Повернувшись к Зазе, Стефани увидела, что в зал входят Зара и Эрнесто. Он был в черных брюках и белой шелковой рубашке с буфами на плечах и узкой талией в испанском стиле. Зара была одета по моде шестидесятых: шелковая блузка и узкие брюки розово-желтой расцветки.

Теперь Стефани стал понятен внезапный переход от Брамса к Вивальди. «Заза сидит лицом к открытой двери. Видимо, она заметила, что они подходили к залу. По какой-то причине она не хочет, чтобы они знали, что она мне сообщила».

– Здравствуй, мам. – Подойдя к Зазе, Зара наклонилась и поцеловала старушку в лоб. – Ты не возражаешь, если мы попьем с вами чаю?

Старушка не проявила никакой радости при этом предложении.

– В таком случае, – сказала она сварливо, – вам надо попросить Джоану, чтобы она принесла еще поднос.

Стефани подошла в тот момент, когда Зара устраивалась на диване, по-кошачьи сворачиваясь клубком, говоря при этом:

– Ох, Боже мой! Вивальди уже всем приелся, вы не находите, мисс Уилльямс?

За этой репликой последовала прохладно-официальная, чопорная беседа.

Разговор за ужином был не менее чопорным и официальным. В десять часов вечера они вшестером, включая доктора Васильчикову, присутствовавшую на ужине, сидели за столом, застеленным кружевной скатертью. Столовая была отделана неизменными бело-голубыми изразцами, по верху стен были развешены бесценные гобелены. Зеркала в разных концах столовой множили сияние венецианской люстры.

Эрнесто и Зара расположились на противоположных концах стола. Стефани и Эдуардо сидели рядом, она – напротив Зазы, он – напротив доктора Васильчиковой.

Едва они расселись, в зал вошел молодой официант. Он раскрыл и положил каждому на колени салфетки.

Подавали заливные перепелиные яйца с черной икрой. По одному маленькому яичку и ложке икры на отдельных тарелках для Зары и Эрнесто и четыре яйца с горкой икры на другой тарелке для всех остальных.

– Эдуардо сообщил мне, что у вас большие успехи на работе, мисс Уилльямс, – начал Эрнесто, отпивая минеральную воду и игнорируя закуску. – Утром он поведал о новых рекламных кампаниях, которые вы предложили. Должен признаться, меня заворожили ваши идеи. Не ожидал, что вы столь талантливы.

Стефани взглянула ему в глаза. В них не было ни тени насмешки.

– Думаю, это не имеет отношения к таланту, – ответила она, поддевая ложкой икру. – Скорее, это способность проанализировать существующее положение дел и выявить недостатки.

– Мне кажется, что это тоже требует некоторого таланта.

– Я благодарна вам за похвалу, но предпочла бы, чтобы вы вынесли свое суждение после того, как новая реклама докажет свою эффективность.

– Талант и скромность, – заметил Эрнесто, поигрывая затейливым хрустальным бокалом, – сами по себе редко встречающиеся качества, тем более в сочетании.

– Воспринимаю это как комплимент, – ответила Стефани и, рассмеявшись, добавила: – К прочим моим достоинствам вы можете добавить бережливость. Я предпочитаю получать максимальный эффект за минимальную цену. – С этими словами она отпила шампанское.

– Значит, вы считаете, мы можем совершенствовать нашу рекламу, даже если уменьшим…

– Ой, давайте сменим эту скучную тему, – прервала их разговор Зара.

Все посмотрели на нее.

– Я считаю, что разговоры о делах за ужином – ужасно занудное занятие.

– Тогда мы не можем себе позволить утомлять тебя этими разговорами, – галантно согласился Эрнесто. – Мы полностью подчиняемся твоей воле! – И объявил во всеуслышание: – Отныне за этим столом больше не будет деловых разговоров!

Подали морковный суп. В двух чашках – для Зары и Эрнесто, в глубоких суповых тарелках – для всех остальных.

Эрнесто стал расспрашивать Стефани о ее впечатлениях о Рио. Ему самому, признался он, не нравился наплыв туристов в городе: его утомляла эта вечная суета туристического центра. Хотя в культурном отношении, конечно, Рио предпочтительней Сан-Паулу.

– В Рио опера, балет, музеи, – говорил он. – У нас есть квартира в Рио, хотя сейчас мы редко ею пользуемся.

– Мне нравится Рио, – сказала Стефани. – В нем столько энергии, столько жизни – в этом отношении он напоминает Нью-Йорк. Но нищета! Ужасно, что столько людей живут в нищете. Я еще никогда не видела такого контраста между богатством и бедностью.

– Да, нищета заметна в Рио, – согласился Эрнесто. – Это огромная проблема, и не только для бедных. Вы знаете, бродяги занимают шикарные строящиеся дома и завладевают ими! Представьте себе! Нашим строительным компаниям приходится нанимать вооруженную охрану, чтобы они патрулировали стройку!

– Может быть, – предположила Стефани, – у бедных нет Другой возможности получить нормальное жилье?

– Но то, что они делают, уголовно наказуемо! Кроме того, они проникают не в «нормальные», как вы выразились, дома. Их привлекают именно роскошные здания!

Слуги, собрав суповые тарелки, внесли второе: завитки говядины с начинкой из утки, картофель, артишоки.

Они только приступили ко второму, когда в темных окнах полыхнуло голубым. Зара уронила вилку.

– Что это?

Как будто отвечая на ее вопрос, раскат грома наполнил комнату, мощный порыв ветра ворвался в открытые окна, парусами надувая кружевные занавески, внося внутрь тяжелые капли дождя. Слуги включили электричество и поспешно заскользили от окна к окну, закрывая ставни.

Зара посмотрела на мужа.

– Эрнесто! – прошептала она. В голосе слышался страх.

Эрнесто улыбнулся.

– Это всего лишь короткий тропический ливень, – успокоил он. – Если бы это было что-то другое, нас обязательно бы предупредили. Не волнуйся.

Еще один голубой всполох превратил узкие щели ставен в светящиеся неоновые полосы. И снова раскат грома, казалось, сотряс дом до основания.

Зара отложила нож.

– Мне что-то не хочется есть. – Она поднялась. Глаза ее расширились. – Эрнесто! – прошептала она в ужасе. – А вдруг этот шторм продлится до завтра, и тогда вертолет не сможет… – Она замолчала на полуслове, уставясь на Эрнесто.

Эрнесто сидел абсолютно спокойно.

– Наверняка сегодня вечером все закончится, – заверил он, отрезая мяса. – Самое позднее – к завтрашнему утру.

Но его слова не успокоили Зару. Резко повернувшись, она выбежала из комнаты. Один из слуг поднял опрокинувшийся от ее резкого движения стул и убрал ее тарелку.

Теперь доктор Васильчикова отодвинула свой стул, положила салфетку на тарелку, поднялась и взглянула на Эрнесто.

– Я позвоню в Ситто-да-Вейга и попрошу прислать нам факсом погодные карты, – сказала она сухо. За весь вечер это были ее первые слова.

Доктор вышла из комнаты. Эрнесто направился вслед за ней.

– Прошу нас извинить, – на ходу бросил он Стефани.

Стефани молчала, вяло передвигая по тарелке еду. Она знала, что все происшедшее – явная паника Зары и озабоченность Васильчиковой по поводу прогноза – могло означать только одно. Их беспокоило, что они не получат в нужное время свое лекарство. «Интересно, что случится, если они действительно его не получат?» – подумала Стефани.

– Теперь нас трое, – вздохнула Заза. – Но мне тоже пора идти, и я оставлю вас вдвоем. Спокойной ночи, дети мои.

Стефани и Эдуардо поцеловали ее, и она, развернув кресло, выехала из столовой.

– Я приношу извинения за моих родителей, – обескураженно проговорил Эдуардо, – но подобные вещи случаются очень редко.

– За что тут извиняться? Это их дом. Кроме того, меня не особенно интересует ужин.

Он улыбнулся.

– Меня тоже.

Он многозначительно посмотрел на нее и добавил:

– Ты не побоишься выйти из дома в такой шторм?

– А куда мы пойдем?

Эдуардо заговорщически улыбнулся.

– В одно очень-очень интересное место. Но туда можно добраться только пешком.

8
Ильха-да-Борболета, Бразилия

Было что-то пугающе-привлекательное, загадочное в том, что в такую погоду они покинули дом. Стефани это напоминало Вагнера: всеобщий хаос, ветер, бушующий, подобно валькириям, дождь, хлещущий по их плащам… И ей казалось вполне естественным, что Эдуардо куда-то уводил ее подальше от ухоженной, цивилизованной части острова, по землистой, грязной, узкой тропе, пробивающейся сквозь сплошные джунгли.

Да, это была зловещая тропинка. Их сопровождали растения-чудовища. Гигантские листья, острые, колючие ветки, сухие остовы мертвых деревьев, удушенных бесчисленными лианами, выступающие клыками сучья – все, как в фильме ужасов. Снопы света от фонариков Эдуардо и Стефани не справлялись с этими ужасами, и то, что они выхватывали из темноты, играло с ними недобрые шутки: гниющие бревна казались привидениями, безлистные ветки – гигантскими пауками, а толстые лианы – ядовитыми змеями.

Эдуардо все время оборачивался, проверяя, не отстала ли Стефани. В одном месте он остановился и поиграл фонариком над окрашенным белой краской камнем, почти полностью скрытым густой травой.

– Когда я был маленьким, я отметил краской дорогу, – прокричал он, стараясь перекрыть раскаты грома и шум дождя в листьях. – Если потеряешься, по этим вешкам всегда сможешь найти дорогу домой.

Стефани кивнула.

– А мы не заденем никакую сигнализацию? – прокричала она Эдуардо.

Тот покачал головой.

– Детекторы движения и камеры расположены вокруг побережья и дома, здесь их нет, слишком густые заросли, а падающие ветки и небольшие животные будут постоянно вызывать ложную тревогу.

Они продолжали свой путь. Разряды молний освещали кипящее месиво штормовых туч, несущихся по небу. Казалось, они задевали купол зелени над их головами.

Внезапно они оказались перед развалинами каменной стены. Сначала по ним полоснул фонарик, а потом, когда их осветила мрачным синим светом сверкнувшая молния, Стефани в ужасе воскликнула: из самой середины стены выступало лицо – ужасное, живое. Оно двигалось, шевелилось, из углов его искореженного рта вытекала вода!

Услышав ее крик, Эдуардо остановился и оглянулся. Стефани стояла, прижав руки к груди, в оцепенении глядя на это ужасное лицо.

– Это всего лишь скульптура, фонтан, – прокричал он.

– Всего лишь фонтан, – дрожа, повторила Стефани.

А дальше, на протяжении пятидесяти ярдов или около того, по обеим сторонам тропинки шли каменные стены. Эдуардо остановился и обвел фонариком сначала одну, затем другую, задрал голову и посмотрел вверх.

Стефани сделала то же самое, откинув с лица мокрую прядь.

А потом она увидела.

И это было куда страшнее, ужаснее, кошмарнее, чем фонтан. Потому что эти две стены изображали даже не чистилище, а уже сам ад. И, как души грешников, множество искаженных гримасой боли каменных лиц зашлись в беззвучном крике. Стекающие капли дождя были как слезы, льющиеся из глаз.

Эдуардо подошел к Стефани.

– Я знаю, что это выглядит не очень приятно, – прокричал он. – Но согласись, что это производит впечатление. Я называю это место «Стена вздохов». Как тебе это все?

Стефани опустила фонарик.

– Они… они ужасны!

– Может, нам лучше вернуться?

– Нет. – Стефани отрицательно покачала головой. – Мы уже столько прошли, что лучше все-таки дойти до конца.

Они продолжили свой путь. Зигзаг молнии снова прорезал небо – и вот, прямо перед ними еще одна причуда: руины каменной стены, пересекающей тропинку. В центре была арка в готическом стиле, с остатками поддерживающих ее затейливых кариатид.

Стефани прошла за Эдуардо через арку в нечто напоминавшее внутренний двор. С трех сторон его окружали стены, четвертая сторона представляла собой пологий склон холма, и прямо в нем зияла раскрытая дверь, укрепленная железом и увитая лианами. Два готических окна над дверью наблюдали за ними черными глазницами.

Эдуардо направился к двери.

– Куда она ведет? – спросила Стефани. – В пещеру?

– Не совсем, – ответил Эдуардо, передавая ей свой фонарик, и вступил в борьбу с лозой, яростно цеплявшейся за дверь. Расчистив ее немного, он взялся за огромную железную ручку. Дверь распахнулась.

– Входи! – прокричал он, придерживая дверь.

Неуверенно ступая, Стефани вошла внутрь. Фонарик освещал ей дорогу.

Она оказалась в низком туннеле, который уходил в глубь холма. Ноги скользили по заросшему мхом мокрому камню, таким же мхом были покрыты стены. Потолок обшит деревянными досками и бревнами – как в шахте. Она попыталась осветить дальний конец туннеля, но луч уперся в стену, за которой начинался поворот.

Вошел Эдуардо. Порыв ветра захлопнул за ним дверь с такой силой, что из-под потолочных досок над входом посыпалась труха. Стефани мгновенно перевела луч фонарика на потолок, с подозрением оглядывая его.

Эдуардо взял у нее свой фонарик.

– Не беспокойся, – заверил он. – Здесь все вполне надежно.

При звуке его негромкого голоса Стефани вдруг осознала, что здесь не слышно шторма, он бушевал где-то далеко, отделенный от них толщей камня и земли. Ударивший в нос запах застоявшейся воды был отвратителен. Вокруг нее все булькало и капало, Стефани поежилась: в туннеле было прохладно – наверное, градусов на десять меньше, чем снаружи.

Она уже собиралась опустить фонарик, как вдруг заметила толстый кабель и закрепленные на стене, на равном расстоянии друг от друга, старомодные электрические лампочки, забранные в решетки. И рядом, прямо за ней – выключатель!

– Смотри! – Она протянула руку к выключателю. – Мы можем включить свет!

– Нет! – крикнул Эдуардо, схватив ее за руку с такой силой, что они оба отлетели к противоположной стене. Фонарик выскочил у нее из рук и ударился о каменный пол. Эдуардо облегченно вздохнул.

– Мне надо было тебя заранее предупредить, я совсем забыл. – Он помог ей встать на ноги, поднял фонарик и передал ей. Затем он провел лучом своего фонаря вдоль кабеля.

– Не вздумай прикасаться к выключателям, розеткам и проводам, – предупредил он. – Здесь все под током и потому очень опасно.

Он пошарил взглядом вокруг и, увидев за валуном палку, поднял ее.

– Смотри.

Он кинул палку на кабель.

В тот момент, когда она коснулась кабеля, по нему заплясал потрескивающий тонкий язычок ярко-голубого света.

– Боже мой! – воскликнула Стефани. – Какие прекрасные условия для несчастного случая! Почему ты не скажешь, чтобы это починили?

– Ну, во-первых, потому, что кроме меня теперь сюда никто не ходит. Похоже, все забыли про это место. – Эдуардо направился вниз, в глубь туннеля. – Когда я был маленький, я играл здесь, это был мой собственный тайный дворец. Здесь я воображал себя рыцарем, за которым гонятся враги; и супергероем, который освобождает шахтеров из-под завалов; и единственным оставшимся в живых членом космического корабля, вступившего в неравную схватку с инопланетянами. – Он засмеялся. – Я был порядочным фантазером.

– А ты что, один здесь играл? У тебя не было друзей?

– Нет, – вздохнул Эдуардо и обернулся к ней. Его лицо ярко освещал фонарик Стефани. – Здесь, на острове, не было.

Стефани пронзила запоздалая жалость к нему. Как ужасно, должно быть, расти вот так, одному, без друзей!

– Но я был вполне счастлив, – продолжал Эдуардо. – Ладно, хватит об этом. Отгадай, куда ведет этот туннель.

– В бомбоубежище? – предположила Стефани.

Смех Эдуардо разнесся по туннелю, эхом отражаясь от стен.

– Не совсем.

Туннель сделал еще поворот, и она увидела то, чего уж никак не ожидала увидеть.

– Грот! – выдохнула Стефани, протискиваясь мимо Эдуардо в огромную, с высоким потолком пещерообразную комнату. Она издала крик восторга, когда, наступив на мраморную доску, оказалась окруженной струйками фонтана.

Она кружилась, держа фонарик прямо перед собой.

– Эдуардо! Да здесь, должно быть, сотни фонтанов!

Он улыбнулся.

– Точнее, сто семьдесят пять. Мне было восемь лет, когда я их все сосчитал.

В странной, благоговейной тишине она медленно обошла центральный фонтан, множество его струек, направленных к центру. В свете фонаря она увидела четыре алькова, затем высокий купол наверху: грот не сразу выдавал все свои секреты.

Невероятно! Такое невозможно и вообразить! Каждый квадратный дюйм стен был украшен затейливым орнаментом из стеклянного шлака и мозаикой из редких красивых ракушек. Там были причудливые ниши, выложенные ракушками, пилястры, инкрустированные ракушками, фигурки птиц, человеческие, составленные из раковин лица.

– Эдуардо! Это просто рай! Настоящий рай! – воскликнула Стефани. – Она опустила фонарик и посмотрела на него. – Никогда не думала, что существует что-либо подобное!

Эдуардо подошел к ней, и вдруг на несколько секунд весь грот наполнился голубым сиянием – это полыхнувшая молния послала свет через открытый купол. Когда наступит утро, сюда будет проникать солнце, но ей не хотелось увидеть грот при дневном свете – ей казалось, что лучше всего он смотрелся бы в трепещущем пламени свечи.

Она опять стала рассматривать грот, изучая ниши.

– Осторожней, – взволнованно предупредил Эдуардо.

Она огляделась. Ее локоть был в каких-то шести дюймах от кабеля. Состояние обмотки ужаснуло ее. Здесь оно было еще хуже, чем в туннеле. Она оглянулась и нахмурилась.

– Если кабель в таком состоянии, – спросила она задумчиво, – то как же работают насосы фонтана?

– Очень просто. Они построены прямо над артезианским колодцем – им не требуется электричество.

– Гм, умно.

Она обвела глазами грот.

– Знаешь, это настолько потрясающее место, что стоит пройти даже через те мерзкие морды, чтобы попасть сюда. После того безобразия здесь все кажется еще более прекрасным!

Эдуардо улыбнулся.

– Я надеялся, что ты подумаешь именно так. А теперь нам пора в обратный путь, уже поздно. Если захочешь, мы придем сюда завтра снова.

– Да, хотелось бы. – Она вдруг зевнула. – Ну вот, как только ты сказал, что поздно, мне захотелось спать. – Она легко коснулась его губ. – После этого чудного местечка я даже не представляю, что еще можно сделать, как не лечь спать. Я знаю, что мне приснятся сладкие сны, самые сладкие из всех, какие я видела в своей жизни!

Но в ту ночь ей не суждены были сладкие сновидения.

Шторм бушевал всю ночь, и всю ночь она проворочалась с боку на бок, пытаясь отогнать кошмары, которые следовали один за другим.

– Я жду тебя по ту сторону, Стефани! – кричало искаженное каменное лицо Джеда Савитта.

– Если бы Лили поделилась со мной своим секретом, какая бы передо мной простиралась жизнь! – стонала выточенная из камня мадам Балац.

– Мое любимое произведение Брамса – Опус Шестьдесят си-минор, квартет номер три. С днем смеха! – гримасничала каменная Заза.

– Дотронься до кабеля! Потрогай проводку! – усмехалось высеченное в камне лицо Эдуардо. – Ну дотронься до…

Б-бах! В сон ворвался шум взрыва, разбудивший ее. Широко раскрыв глаза, она закричала и резко села на кровати, тяжело дыша и обливаясь потом. Она со страхом огляделась, но кошмарные лица из сна исчезли.

Стефани с облегчением откинулась на подушки. «Я проснулась, все нормально, это был сон», – говорила она себе.

Она слышала, как ветер яростно метал струи дождя в окна. Но ведь не это же разбудило ее. Тогда что же?

Б-бах! Громкий взрыв раздался где-то снаружи. У нее внутри все замерло. Звук повторился, и только тогда она поняла, что это было. Рассмеявшись, она отругала себя. Это всего лишь ставня: ее сорвало ветром с крючка, вот она и хлопает.

Не включая света, она встала и направилась к окну. В темноте ничего не было видно, абсолютно ничего. Она нащупала дверь, открыла ее и вышла на веранду.

По ней полоснул дождь, пронизывая тело иголками холодных струй. Ветер усилился, было очень холодно.

– Брр, – поежилась Стефани.

Нащупав ставню, она схватила ее, закрепила крючком, прислонила к стене и, стуча зубами, бросилась скорее в дом, закрыла дверь, ощупью добралась до постели и нырнула под теплое одеяло.

Но темнота дразнила ее, не давала покоя. «И поделом», – подумала Стефани. Как могла она рассчитывать на решение задачки, условия которой постоянно менялись, становились все сложнее и в которой не хватало стольких исходных данных?

Стефани думала, что только ей одной не спится в этом доме, потому стук в ее дверь прозвучал как выстрел. Стучала Заза.

– Я тебя разбудила? – спросила она приглушенным шепотом.

Стефани помотала головой.

– Нет, я не могу уснуть.

Заза въехала в комнату.

– Я тоже.

Ее колени были прикрыты темным шелковым одеялом, которое никак не сочеталось с бледной, в цветочек ночной рубашкой. Глядя на нее сейчас, Стефани впервые осознала, что Заза – очень старый и больной человек, прикованный к инвалидному креслу.

– Я могу вам чем-нибудь помочь? – спросила Стефани.

Заза покачала головой. В ее лице читалось что-то мрачновато-печальное, и именно это встревожило Стефани. Она не понимала причины ночного визита, но ей не хотелось спрашивать об этом у своей гостьи.

Заза глубоко вздохнула.

– То, что я собираюсь рассказать тебе, – начала она, – послужит во благо не только тебе, но и всем нам.

Стефани попыталась слегка развеять тяжелую атмосферу.

– Предупреждение посреди ночной бури? Зловеще!

Заза, не улыбаясь, пристально смотрела на Стефани.

– Возможно, это звучит мелодраматично, но, как бы там ни было, над этим не стоит смеяться. – Покачав головой, она вздохнула. – Я пришла сюда, потому что с некоторых пор это стало моей обязанностью – приносить дурные вести.

– Насколько я понимаю, – осторожно спросила Стефани, – вы пришли сообщить мне, что мне лучше убраться отсюда?

Зазу не удивила догадка Стефани.

– Надеюсь, что в тебе столько же мудрости, сколько проницательности и ума, – ответила Заза.

– Почему?

– Почему? Потому что это в интересах…

– Нет-нет-нет, – Стефани пыталась сдерживать раздражение. – Я спрашиваю: почему это будет в интересах всех, если я уберусь подобру-поздорову? Вы ведь это предлагаете мне, не так ли?

Заза не стала отрицать.

– Да, – прямо ответила она.

– Тогда, по-моему, вам следует мне пояснить, почему. Может быть, если бы я знала, в чем, собственно, дело, я бы с большим вниманием прислушалась к вашему совету.

– Ну почему ты такая упрямая! – прошипела старуха. – Ты что, сама не можешь понять, как лучше действовать в своих же собственных интересах?

– Да как же я могу это понять?

Цвет лица Зазы из желтого стал белым, губы ее сжались в тонкую прямую линию.

– Спокойной ночи, мисс Уилльямс, – проговорила она, – и прощайте. Боюсь, нам нечего больше друг другу сказать.

Старушка развернулась на своем кресле к выходу, и Стефани поднялась, чтобы проводить ее.

Закрыв за ней дверь, Стефани вздохнула и устало привалилась к ней спиной. Как ни пыталась, она не могла придумать, что же означал этот визит. Был же какой-то повод для него, но какой? «Как раз это мне нужно больше всего именно сейчас – еще одна тайна», – с саркастической усмешкой подумала она.

Когда она наконец задремала, она была отнюдь не ближе к ответу, и к ней вернулся ее прежний сон, со зловещими каменными масками.

Одеваясь к завтраку, Стефани решила, что улучит момент и напрямую спросит Зазу, зачем та приходила к ней. Но старушки не оказалось ни на завтраке, ни на обеде. И до середины дня, когда за ними прилетел огромный вертолет, чтобы отвезти их обратно в Рио, Заза так и не появилась.