Текст книги "И как ей это удается?"

Гай, НЕПРЕМЕННО оцени вероятность падения турецкого рынка и взыскания двухтысячного процента. Можем заработать кучу денег. Но можем и проиграть на обесценивании акций, если турецкая валюта девальвируется.

1. Сколько у нас в Турции?

2. Что творится на рынке? Непосредственное влияние кризиса на прочие регионы?

Ответы должны быть на моем столе завтра в 8:30. УЖЕ еду.

Кейт

* * *

21:50

На шоссе М4 в обоих направлениях пробкам конца не видно. Ожерелье из зажженных фар растянулось мили на три. Рич с водительского места то и дело стреляет в мою сторону вопросительными взглядами. Я радуюсь темноте: можно игнорировать расстройство мужа, пока не соберусь с силами для разборок.

– И все-таки это странно, Кейт, – нарушает молчание Рич. – Зачем ты сама себе послала цветы на Валентинов день?

– В качестве моральной поддержки. Хотелось, чтобы народ в офисе знал, что меня есть кому поздравить с Днем святого Валентина. На тебя не понадеялась, боялась, что забудешь. Глупость, конечно.

Как, оказывается, легко врать, если дать себе труд попробовать. Гораздо легче, чем признаться мужу, что цветы прислал клиент, с которым я недавно обедала в ресторане; клиент, который с тех пор занимает мои мысли днем и бессовестно вламывается в мои сны по ночам.

Самое время сменить тему.

– Рич, что такое relict? В соборе табличка есть, в память о ком-то там “и его relict” Ангарад.

– Relict по латыни вдова. Дословно “то, что осталось”.

– Другими словами, жена – это остаток от мужа?

– Именно. – Он смеется. – Хотя в нашем случае остатком, понятно, буду я.

На издевку как будто не похоже, тон не тот. Неужели я его так принижаю? Всю дорогу до дома я в уме жонглирую способами исправить положение. Но три часа спустя мы въезжаем в пригород, сила притяжения Лондона берет свое, и решение изменить свою жизнь сгорает в плотных слоях столичной атмосферы.

БРОСИТЬ РАБОТУ И ПЕРЕЕХАТЬ В ДЕРЕВНЮ?

ЗА:

1. Свежий воздух, натуральные продукты.

2. Продав дом в Хэкни, можно купить в деревне средневековый особняк с галереей по всему периметру.

3. Шанс стать нормальной матерью и женой, у которой есть время любить мужа, говорить с детьми по душам и научиться пристегивать чертов чехол к коляске.

ПРОТИВ:

1. Умом тронусь.

2. См. пункт 1.

3. См. пункт 1.

Часть третья

15. Голуби

Где эти крылатые хищники, когда они тебе позарез нужны? Сегодня с раннего утра на карнизе за моим окном в офисе торчат два голубя. Первое свидание у птичек, не иначе. Джентльмен добрый час раскланивался перед дамой сердца меленькими вежливо-лакейскими кивками. Собственно, я предположила, что это мужик, потому что у его визави наряд цвета помоев и головку она наклоняет со смущением в духе принцессы Ди, в то время как его шею украшает шикарное жабо из изумрудных и пурпурных перьев с бензиновым переливом.

Пока хахаль ворковал всякие милые пустячки, рандеву на карнизе еще можно было терпеть, но сейчас он совсем расфуфырился, распустил хвост веером и свистит во всю глотку, привлекая внимание зазнобы. От шума уши закладывает. Мои попытки прогнать парочку стуком в окно успеха не имеют – голубкам сейчас не до меня.

Зову Гая, прошу связаться с муниципалитетом. Пусть что-нибудь сделают с птицами.

Мой помощник растягивает губы в вежливой улыбке на манер Дживза:

– Изволите приказать, чтобы их застрелили, Кейт?

– Нет, Гай. Специально для этой цели власти содержат ястреба. Узнай, когда по графику следующая охота.

Мало кто знает, что Сити оплачивает услуги сокольничего, который регулярно выпускает своего хищника, чтобы удерживать количество голубей в разумных пределах. Когда сокольничий появился в прошлый раз, мы с Кэнди как раз шли обедать, и моя бесстрашная подруга ужаснулась при виде гиганта в кожаной перчатке до локтя, запустившего живую ракету в небо над нашими головами.

– А ты не задумывалась, почему в Сити тротуары заметно чище, чем в других районах Лондона?

– Ага, уяснила, – ухмыльнулась Кэнди. – Все дерьмо остается в офисах.

От кого: Дебра Ричардсон

Кому: Кейт Редди

Ты как? Меня 3 дня каникул укатали, хочу в монастырь. Не в курсе, там нет реабилитационного курса для трудоголиков? Поехали в “семейный” отель в Сомерсете, но оказались на улице благодаря Феликсу. Он сунул в тостер свою пластмассовую вилку и устроил короткое замыкание. Руби меня ненавидит. Сама сказала.

Как думаешь, мы только детство детям калечим, или надо ждать серьезных судебных исков?

В среду обедаем вместе?

Твоя

Д

От кого: Джек Абельхаммер

Кому: Кейт Редди

Тема: Банковский кризис в Японии

Ваш клиент с некоторой тревогой отмечает дальневосточный кризис. Если не ошибаюсь, банк Оригами свернулся, банк Сумо задрал лапки, а банк Бонсай планирует закрыть мелкие филиалы.

Каковы будут директивы, мэм?

хххххх

От кого: Кейт Редди

Кому: Джек Абельхаммер

Тема: ответ на “Банковский кризис в Японии”

Нечем заняться, сэр? Разве ваша промышленная империя не нуждается в неустанном руководстве? Шутки над бедственным положением восточных друзей – дурной тон, хотя и до меня, признаться, доходили слухи, что акции банка Камикадзе хлопнулись носом об землю, а 500 служащих банка Карате ищут работу.

Кэтрин

хх

От кого: Джек Абельхаммер

Кому: Кейт Редди

Привет, я соскучился. Привык шагать с тобой в ногу. Как каникулы? Надеюсь, нашла тепло и отдохновение.

Недавно смотрел фильм о парне, которому отказала память, и он вынужден был записывать все необходимое прямо на теле. Думал о тебе – ты говорила, что столько всего приходится держать в голове.

Джек

хх

От кого: Кейт Редди

Кому: Джек Абельхаммер

Увы, ни тепла, ни отдохновения. У нас еще холодно, утром проходила мимо парня на катке рядом с “ЭМФ”, он выписывал свое имя коньками. А может, чужое. Романтично, правда?

С фильмом ты в точку попал. Большая часть моего тела уже занята памятками, но для тебя я оставила место под левой коленкой.

От кого: Джек Абельхаммер

Кому: Кейт Редди

Я плохо, но катаюсь на коньках, а ты? Можем как-нибудь испробовать нью-йоркский ледок.

Коленку придержи, я только перо очиню.

10:23

Чертов голубь принялся хлопать крыльями. Сам себе овацию устроил – дескать, ах, какой я несравненный любовник. Фемина его тем временем сдалась, бухнулась на спину и ножки врозь. То есть это так выглядело бы, будь она бабой, но суть одна. Зрелище невыносимое. С трудом открыв окно, тщетно пытаюсь прогнать птиц. Любовь, как видно, не только слепа, но и глуха.

На мне висит столько дел, что остается удивляться, как это голова не взорвется от перегрузки. Через два дня пенсионный финал в Штатах, где я буду представлять “ЭМФ” на пару с двадцатилетней стажеркой, у которой есть для презентации абсолютно все – нужный цвет кожи, нужный пол – кроме главного. Опыта. Вдвоем с Момо Гьюмратни мы продемонстрируем правильную политику “ЭМФ” в отношении женщин и цветных. Политику, которая наилучшим образом выразилась во включении в буфетное меню китайских блюд.

А еще вопрос с днем рождения Эмили до сих пор на повестке. А еще надо забрать из химчистки костюм для финала. А еще… что было еще, я точно помню.

Черт. Только этого мне и не хватало. На стол ложится служебная записка от Робина: в “ЭМФ” проводится внутреннее расследование по поводу пакета акций, которые мы продали, не имея на руках. Протягиваю листок Момо и прошу отнести на стол Криса Банса.

– Только чтобы он не видел, ладно?

Восточные брови приподнимаются:

– Мы продали пакет акций, которого у нас не было, нам предъявили иск, и Робин хочет найти виновника?

– Точно.

– Будем искать?

– Нет, Момо. Наша задача – отбрыкиваться от записки, перебрасывать со стола на стол, пока не вымотаем остальных. Знаешь игру “музыкальные стулья”? Считай, мы здесь играем в “музыкальные директивы”. Кто остался с листком в руке – тот в дерьме. Так что давай, неси Бансу. Ну?

Это выражение лица своей юной напарницы я уже знаю: гладь лба морщит робкая складка, когда высшие принципы сталкиваются со страстным желанием угодить.

– Прошу прощения, Кейт, но откуда нам знать, что виноват Крис Банс?

Да что за… Мое терпение на исходе. Крутанув кресло, наталкиваюсь взглядом на семейный голубиный портрет, обрамленный оконной рамой. Как ей представить Криса Банса в истинном свете? Мужика, который в разговоре машинально хватается за яйца, будто проверяет, на месте ли предмет его гордости, или чешет их радостно, когда считает, что уел кого-нибудь? В частности, меня.

– Послушай, Момо. Банс – настоящий ас по части увиливания от работы и всучивания таким сознательным девочкам, как ты, самых нудных дел, за которые начальство его потом гладит по головке. Если бы отдел организации труда прознал, чем он день-деньской занимается – держу пари, свору овчарок на него натравил бы. Но Банс, как видишь, процветает. А почему? Потому что в этой нечестной игре ему тоже практически нет равных. Теперь ясно? Отнесешь?

– Прошу прощения, – снова говорит Момо и пересекает кабинет, держа листок перед собой, как сапер – неразорвавшуюся мину.

– Думаешь, сумеешь ее натаскать?

Кэнди стоит у моего стола в юбке, короче которой разве что текстовые сообщения. Я и не слышала, как она подошла.

– Не знаю. Пытаюсь внушить мысль, что вокруг нас живут не только хорошие люди.

– Ох-хо-хо. Счастливое детство?

– Похоже на то.

Кэнди в сочувственном восхищении качает головой:

– Бедное дитя. Что ж ее ждет?

11:25

Я твердо решила разобраться с новым органайзером. “Память в кармане” в корне изменит мою жизнь! “Память в кармане” подарит покой! “Память в кармане” заставит время работать на меня!

Минут десять изучаю инструкцию и обнаруживаю, что “Память в кармане” несовместима с моим компьютером. Звоню в сервисный центр. Желторотая девчонка на другом конце бубнит явно по бумажке, спотыкаясь на каждом слове, будто с урду переводит.

– У вас есть сзади большой последовательный порт, мисс?

– У меня? Или у компьютера? Откуда мне, к дьяволу, знать?

– Вам необходим переходник, мисс.

– Ошибаетесь. Мне необходимо, чтобы мой органайзер исполнял все то, что мне наобещали.

– Вы можете заказать переходник прямо сейчас, мисс. Желаете…

– Простите, это что, входит в программу “облегчения моей жизни”? Переходник я могла бы и в магазине купить.

– Их нет в свободной продаже. Обычно их заказывают. Заказ будет исполнен в течение пяти – десяти дней.

– У меня нет ни пяти, ни тем более десяти дней. В течение суток я улетаю в Штаты.

– Боюсь, я не могу…

– “Не могу” оставь для муженька.

– Прошу прощения, мисс?

– Это старинная поговорка австралийских аборигенов, означающая: передайте своему менеджеру, что у меня имеется несколько миллионов акций вашей компании, которые в настоящее время находятся на контроле, и я сильно сомневаюсь в благоприятных результатах проверки. Я достаточно ясно выразилась?

Трубка шумно вздыхает.

– Да, мисс.

Вторник, 08:11

Приехали. Вот уже до чего дело дошло. Вчера ночью, лежа в постели, мы с Ричардом решали вопрос, заняться ли сексом или мы для этого слишком устали? Чем закончилась дискуссия, не помню, но бедра с утра разлепила с трудом.

И это перед важнейшей презентацией. Не самый разумный поступок. Спортсмены утверждают, что во время соревнований исключают секс из своей жизни. От спортсменок я подобных заявлений не слышала, но, думаю, и они следуют этому принципу. По напрягу мало что может сравниться с женским оргазмом. Речь, понятно, о настоящем оргазме. После него ты готова валяться в постели до следующего Рождества. Природа старается облегчить мужикам основную задачу – оставить потомство. В теле женщины, если подумать, все устроено для достижения этой цели. Еще не так давно проблемные дни не были для меня такой уж проблемой. Тяжесть внизу живота, близкие слезы, но со страданиями других женщин не сравнить. А после тридцати пяти организм будто взбесился. Раз в месяц гормоны устраивают демонстрацию с плакатами и призывами поторопиться. Похоже, мое тело лучше меня понимает, что время на исходе, и переживает гибель каждой яйцеклетки как утрату бесценного бриллианта.

Но как?! Как я могу родить еще одного ребенка, когда и этих-то не вижу неделями?

В последнее время я пропадаю на работе. Поднимаю глаза на часы, обнаруживаю, что уже восемь, дети в постелях, спешить все равно некуда. Можно было бы и ночевать в офисе. Момо заказывает в буфете пиццу или что-нибудь крайне полезное, но несъедобное, и в результате мы жуем чипсы, запивая диетической колой.

Ввалившись вчера домой без пяти двенадцать, я еще в прихожей ответила на телефонный звонок, в полной уверенности, что Момо добыла новые сведения. И кого же я услышала? Свекровушку Барбару. С чего бы это ей звонить в полночь?

– Можешь сказать, что я сую нос не в свое дело, Кэтрин, но сегодня я разговаривала с Ричардом и должна заметить, что у него был очень усталый голос. Надеюсь, у вас все в порядке.

Ричард устал? Она считает, что устал Ричард?

10:07

Совещание с Родом, Гаем и Момо. Идет репетиция финала, где роль клиентов играют Род и Гай, когда в кабинет впархивает Лоррейн, секретарша Рода.

– Прошу прощения. Кейт, кто-то требует вас на третьей линии. Говорит, очень срочно.

– Кто?

Лоррейн подозрительно мнется. Потоптавшись у двери, наконец выдает театральным шепотом:

– Перси-Ананас!

Гай закатывает глаза едва ли не на затылок, Момо опускает очи долу.

– Что за хрен такой, Перси-Ананас? – дружелюбно интересуется Род.

За неимением вариантов пру напролом:

– Ах, Перси! Это из “Фрутскейп-точка-ком”, компании зрелищных мероприятий. Они выходят на рынок, и председатель совета директоров пожелал встретиться, обсудить колебание курса. Очень милый человек. Обожает пошутить.

Господи, что ж мне делать с днем рождения Эмили? Известные среди мамфии артисты – Роджер-Радуга, Зи-Зи и Кейт-Кексик – отпали. У всех предварительные заказы в Монако, Лас-Вегасе или на детских танцульках у какой-нибудь супер-мамаши, запасшейся одноразовой посудой и салфетками для седьмого дня рождения дочери, когда та была еще в утробе.

Начав со звезд, я стремительно скатываюсь в болото микроскопических рекламок с бородатыми физиономиями, нешуточно смахивающими на полицейские снимки из раздела “Позор педофилам” в “Новостях мира”. В понедельник блеснул луч надежды, когда некий Перси-Ананас согласился за 120 фунтов (торг неуместен, солнце мое) “приехать из Грейвсенда в цирковом фургоне и устроить малышке премиленькое шоу”. Но сегодня с утренней почтой прибыла рекламная листовка этого самого Ананаса, на которой краснощекий карлик скручивает в дули ядовито-розовые членообразные надувные сосиски…

Сама Эмили, естественно, мечтает о водном пикнике, но этот вариант не обсуждается. Арендовать для детей бассейн с водой, где бактерии кишмя кишат? Увольте. К тому же мне пришлось бы выкраивать время для депиляции – на глаза другим мамашам я сейчас в бикини не покажусь.

23:19

Дома, на столике в прихожей, меня ждет переходник для “Памяти в кармане”. Муж обломком кораблекрушения прибился к дивану перед телевизором – играет “Арсенал”. В духовке ждут остатки ужина: паста по-итальянски, консистенцией и запахом схожая с пригоревшей подошвой.

– В этом доме кто-нибудь кроме меня научится класть вещи на место?

Взгляд Ричарда по-прежнему приклеен к экрану:

– Ага! Большой Босс явился. Что, красный день календаря близок?

– По-твоему, я злюсь из-за месячных? Да как ты смеешь!

Рич с воплем роняет пульт.

– Господи, Кейт! Твой предменструальный синдром – это цветочки. Мне остается только слезы по нему лить. Нынче у нас синдром после месячных и между месячными, семь дней в неделю, двадцать четыре часа в сутки. В постели-то хоть вырубишь напряжение или и во сне продолжишь приказы раздавать?

Заглядываю в посудомоечную машину – якобы вымытые тарелки украшены серыми ободками жира.

– Объясняю, если этот факт ускользнул от твоего внимания: у меня на днях крупнейшая презентация…

– Этот факт мог ускользнуть от моего внимания, только если бы я покоился в мавзолее в Улан-Баторе.

– Рич, я ведь ради нас стараюсь.

– Ради каких таких “нас”, Кейт? Дети тебя с Уэльса не видели. Может, стоит переквалифицироваться в телеведущие? По крайней мере, раз в день будут видеть мамочку на экране.

Я стою в дверях гостиной, смотрю на расстроенное лицо мужа и думаю о том, как мне все это знакомо и как хорошо известны возможные выходы: либо в аэропорт завтра меня провожает ледяное молчание, либо я сию минуту раздеваюсь и освежаю память обоих на предмет любви, которой можно заниматься. А я так устала. Так устала, что чувствую себя ходячим трупом. С мешком камней на закорках. И все же… все же… Не могу я оставить Ричарда в таком настроении. Хорошо хоть, секс сексу рознь. Есть и ускоренные формы.

– Мне очень нужна твоя поддержка, Рич, – поднимаясь с колен, говорю я через несколько минут. – Я и так одна против всех на работе. Одиночества еще и дома мне не выдержать.

01:01

Перекачала почти всю необходимую информацию в свою “карманную память”. Можно ложиться. Сверху несется плач.

04:17

Эмили проснулась в третий раз за ночь. Одеяло, как всегда, в ногах, влажные кудри прилипли к побледневшим щекам. Что с ней, не говорит. Ну почему ей приспичило капризничать именно сегодня? Спать осталось всего ничего, через три часа уезжать в аэропорт. О чем ты думаешь, Кейт? Стыдись.

Похоже, Эмили наказывает меня за то, что в очередной раз ее бросаю (у моей дочери кошачий нюх на разлуку: сумка еще не собрана, а она уже все угадала). Увы, все не так просто:

– Мам, пи-и-ся болит!

Наливаю ей большую кружку клюквенного сока и битых двадцать минут дозваниваюсь до дежурного врача. Он советует дать девочке калпол, а утром принести мочу на анализ. Спустившись на кухню, шарю по полкам в поисках подходящей посудины: с плотной крышкой и широким горлышком, чтобы Эмили смогла попиґсать. Требованиям соответствует только детский термос. Ладно, сойдет. Возвращаюсь к Эмили и на коленях в туалете тщетно уговариваю ее сходить по-маленькому.

– Мам?

– Да, моя радость.

– А можно мне на день рождения пикник на воде?

– Конечно, солнышко.

Термос моментально наполняется под завязку.

Полдень. Нью-Йорк, Аэропорт Кеннеди

Таможенник размером с платяной шкаф копается в моей ручной клади. Мне его инспекция до лампочки, я и ухом не веду. Шкаф обследует мобильник, запасные колготки, книжку “Щенок по кличке Перси”, после чего запускает мясистую ладонь в боковой карман и выуживает термос. Ой-ей-ей! Это должно было остаться на кухонном столе. Если термос в сумке, то где органайзер?

Таможенник откручивает крышку, принюхивается:

– Что это за жидкость, мэм?

– Моча моей дочери.

– Мэм, вам придется пройти со мной.

✓ Не забыть!!!

Рука отвалится писать. Ни черта ведь не помню.

16. Финал

Среда

Нью-Джерси, Шенксвилль, отель “Фейруэзер”

Смена поясов в действии: я на ногах с четырех утра. Сервисная служба в гостиницах работает с шести, так что приходится довольствоваться вонючим кофе из автомата. Содержимое бутылочки из мини-бара завершает букет адского варева. Отворачиваюсь, поймав в зеркале взгляд старушки-дежурной.

Сегодня я иду на битву, с ног до головы облачившись в доспехи от Армани. До чего же приятно надеть белоснежную, похрустывающую чистотой блузу, нежно-кремовый жакет и юбку со складками такой остроты, что ими можно резать аппендиксы. Последний штрих – туфли на шпильках цвета сливочной помадки с белой строчкой и острыми носами, грозой мужских причиндалов. Общее впечатление: “Кэтрин Хепберн в ударе”. Что и задумано.

За два часа до нашего бенефиса ко мне присоединяется Момо, в синем шелковом костюме и с аккуратным узлом темных волос на затылке. Возможно, в душе она и волнуется, но внешне так загадочно безмятежна, что в ее честь следовало бы основать религию.

Однако сегодня я отвечаю за нас обеих и просто обязана источать сногсшибательную лучезарность ведущей ток-шоу, которой светит продление контракта. Весь ход финала мы репетировали полсотни раз, но от повторения вреда не будет.

– Итак, чего делать нельзя, Момо. Предложат чай или кофе – отказывайся. Ни в коем случае ни к кому не обращайся по имени. Все эти шишки вечно твердят, что у них “без церемоний”, но стоит произнести “Ханна” или “Грег”, как они оскорбляются твоим панибратством. Не забывай, что они собираются доверить нам жуткую уйму денег, так что только “сэр” и “мадам”, понятно? И все время держи в голове – мы их поклонники.

Момо слегка удивлена:

– Флирт?

– Нет, обойдемся без флирта. Поклонение будет платоническим. Чосера читала?

– Нет.

Боже, чему их только в школе учат?

– Ладно. Картина такова: мы клятвенно заверяем их в своей неизменной преданности. Мы обогнем шар земной, если понадобится, лишь бы угодить своим кумирам. И так далее в том же духе. Еще одна важная мысль, которую надо подбрасывать регулярно: несмотря на то, что за нами стоят сотни белых парней, которые, собственно, и изобрели банковское дело, “ЭМФ” проводит беспримерный курс на привлечение в эту прежде чисто мужскую сферу женщин и цветных. Тут важно не переборщить. Дискриминацию они не терпят, но и третий мир им тоже ни к чему. Вот и пусть получают Британию во всем великолепии, но с легкой примесью красок.

– По-моему, это не совсем этично. Вы так не считаете, Кейт?

С ума сойти. И она задает такие вопросы после многодневной обработки радиоактивным цинизмом Кэтрин Редди? Что мне делать с этим ребенком?

– Если скажем правду, Момо, – проиграем, что, конечно, будет в высшей степени этично. Зато ворох вранья принесет нам победу, а значит, две женщины, одна из которых не-белая, добудут для “Эдвин Морган Форстер” триста миллионов долларов, что, в свою очередь, означает триумф того самого беспримерного курса “ЭМФ”, который мы здорово приукрасили. Следовательно, когда-нибудь придет праздник и на нашу улицу, а такой результат, согласись, более чем этичен. Вопросы есть?

– Значит, врать на презентации… не так уж плохо?

– Плохо только плохо врать на презентации.

От смеха Момо падает на кровать, роняя туфельку. (Что-то надо делать с ее обувью. Ножки балерины нельзя уродовать отсутствием каблуков.) Растянувшись на апельсиновом, в разводах, покрывале, она смотрит на меня и вздыхает:

– Не понимаю я вас, Кейт. Иногда кажется, вы сами считаете все это жутким дерьмом, а иногда – что очень, очень хотите победить.

– Я очень, очень хочу победить, Момо. Знаешь, в детстве я вечно жульничала в “Монополию”. Как-то на Рождество отец поймал меня на обмане и треснул по голове щипцами для орехов, чтоб неповадно было.

Наблюдаю, как Момо пытается присобачить этот диккенсовский инцидент к своему размеренному, правильному детству девочки из среднего класса. Она так и не вычислила, что я путешествую по жизни с фальшивым паспортом. Неудивительно. Я и сама теперь с трудом распознала бы самозванку в Кэтрин Редди из Сити.

– Какой ужас, – наконец говорит Момо. – Ваш отец… Мне так жаль.

– Напрасно. Жалей неудачников. Давай-ка пробежимся по той части, где ты вручаешь мне список наших клиентов.

Мы не сразу реагируем на заокеанское жалобное блеяние телефона. На проводе Род с ценными указаниями. Положив трубку, оборачиваюсь к Момо.

– Догадайся, что он сказал?

Она морщит лоб, изображая раздумье, и произносит своим ясным, аристократическим голоском:

– Жмите на газ и палите чертовы покрышки?

Чем внезапно снимает с моей души добрую половину тревоги за нее.

– В точку. Род, между прочим, не так плох. Надо только научиться им управлять. Хочешь протолкнуть идею – заставь Рода поверить, что идея исходит от него, и дело в шляпе.

Момо хмурится.

– Вы всегда говорите о сотрудниках так, будто они ваши дети.

– Так оно и есть. За мою юбку цепляются в офисе, за мою юбку цепляются дома. Привыкай, у тебя все впереди. Повторим, пожалуй, вступление.

Опять телефон. На этот раз Пола с сообщением, что мой органайзер обнаружился в контейнере для овощей. Бен теперь прячет в холодильник все, что под руку подвернется. Великолепно, Кейт. Вся необходимая тебе информация прохлаждается в обществе овощей.

Цистит Эмили лечат антибиотиками. Температура держится, но дочь хочет со мной поговорить.

Эмили всегда чуточку стесняется, когда говорит по телефону, а я, слыша ее тоненький голосок с придыханием, всякий раз удивляюсь, что частичка моего собственного тела, еще недавно от меня неотделимая, общается со мной на расстоянии.

– Мам, а ты в Америке?

– Да, Эм.

– Совсем как Вуди и Джесси в “Истории игрушек”?

– Верно. Как ты себя чувствуешь, солнышко?

– Хорошо. А Бен головой ударился. Крови было много-много.

Моя кровь стынет в жилах.

– Эм, ты не передашь трубку Поле? Прошу тебя, будь умницей, позови Полу.

Я очень стараюсь сохранять спокойный тон, как бы между прочим интересуясь, что у Бена с головой, хотя будь моя воля – влетела бы в кухню шаровой молнией с щелкающими клыками и шипящими змеями Медузы Горгоны.

– А-а-а! – уклончиво тянет Пола. – Об стол ударился.

О тот самый металлический стол с убийственными углами, который я категорически велела убрать в подвал, чтобы Бен не налетел?

Именно, слышу в ответ. Он самый. Чего волноваться-то, дескать, всякое бывает, и вообще… Интонация подразумевает – и вообще тебя здесь не было, так что нечего командовать. К тому же, по мнению Полы, дело обойдется без швов.

Швов?! Господи. Проталкивая застрявший в горле комок, пытаюсь нащупать ту нежную, дружелюбную тональность, в которой приказы звучат как советы. Не подумывала ли Пола о том, чтобы показать ребенка хирургу? Так, на всякий случай? На другом конце провода – глубокий вздох, после чего Пола кричит Бену, чтобы тот чего-то там не трогал. Из-за океана голос няньки звучит злобно, равнодушно. Хуже того – он звучит как голос другого человека. Не мой. В трубку доносятся и ответные вопли Бена. Он верещит, будто от дикой боли, но слава богу, я знаю, что это его ария безумной радости очередного открытия. Напоследок Пола вспоминает, что звонила Александра Лоу, насчет родительского собрания. Смогу ли я прийти?

– Что?

– В садике родительское собрание. Вы придете?

– Сейчас мне не до того.

– Значит, сказать, что не придете.

– Нет. Скажи, я позвоню… потом.

От кого: Дебра Ричардсон

Кому: Кейт Редди

В: Почему так трудно найти симпатичного, внимательного, заботливого бойфренда?

О: Потому что у всех симпатичных, внимательных и заботливых бойфрендов уже есть бойфренды.

Ты как?

От кого: Кейт Редди

Кому: Дебра Ричардсон

Мозги набекрень. Собственно, одни мозги и остались. Жизнь тела побоку. Теперь я ходячая железяка с интеллектом. В ближайшие несколько часов должна выбить кучу $ для “ЭМФ” в паре с трепещущей стажеркой, которая слыхом не слыхивала о Чосере. Плюс: Эмили больна, а Бен едва не сделал себе трепанацию черепа, пока Пол Пот слушала радио.

Не хочу быть взрослой. Когда это нам приказали быть взрослыми?

ххх

К

14:57

Офис потенциальных клиентов “ЭМФ” обставлен в стиле, который я тут же про себя определяю как “официально-уютный”. Клетчатые кресла с широкими подлокотниками, масса красного дерева и экзотических побрякушек, купленных по соседству. Нетрудно догадаться, что хотели сказать хозяева: “Мы тут делами занимаемся, но если вам угодно изобразить из себя йога, постояв на голове, не стесняйтесь”.

В конференц-зал нас с Момо сопровождает самая крупная из виденных мною особ женского пола. Кэрол Данстен представляет из себя весомый в буквальном смысле вклад в политику равных прав. Она отчаянно пыхтит, добравшись из холла до зала заседаний. Это ж в какое море тоски надо впасть, чтобы так утешаться едой? Кэрол нас и представляет, перебирая каждого из восемнадцати присутствующих за столом. Слышу, как Момо отказывается от предложенного кофе. Умница моя.

– И наконец, мисс Редди, последний, но не менее важный из наших глубокоуважаемых коллег, член правления, мистер Абельхаммер.

Так оно и есть. В самом дальнем углу, выделяясь из толпы почти нахально небрежной позой и ухмылкой от уха до уха, восседает тот единственный, кого я хочу видеть. И кого я видеть не хочу. Одновременно.

Джек.

Презентация проходит очень хорошо. Пожалуй, даже слишком хорошо. Позади только половина, а я уже ощущаю на губах вкус джина с тоником из самолетного буфета. Тот факт, что мой виртуальный возлюбленный сидит передо мной во плоти, я стараюсь игнорировать, хотя его присутствие ощущаю кожей, как солнечное тепло на лице.

Я говорю без остановки, демонстрируя досточтимым потенциальным клиентам буклет с физиономиями менеджеров “ЭМФ”. Здесь собрана галерея сошедших с конвейера Сити типов, мало чем изменившихся за последние три сотни лет. Упитанные эсквайры хогартовского[29]29
  Уильям Хогарт (1697–1764) – английский художник.


[Закрыть] толка, настырные коротышки с нимбами белесого пуха вокруг розовых блюдец лысин. Кандидаты в сердечники, чья детсадовская непосредственность погребена под оползнем прожитых лет. Юнцы со взглядами, застывшими в вечном изумлении от бесконечных часов перед мониторами. С особой гордостью отмечаю страхового менеджера Криса Банса, которого слабость к кокаину одарила глазами лабораторной крысы и соответствующими манерами. И заканчиваю снимком на обложке: Робин Купер-Кларк, высокий и стройный как береза, с лукавой полуулыбкой, он выглядел бы самим Господом Богом, если бы тот одевался в “Тернбул и Эссер”.

– Мисс Редди, – прокашлявшись, трубит Кэрол Данстен, – штат Нью-Джерси недавно присоединился к Принципам Макмагона. Не станет ли этот факт проблемой для “ЭМФ” в процессе размещения акций?

Только без паники, Кейт. Думай, Кейт. Думай!

– Нет. Уверена, что если нам предоставят список пакетов, которыми управляет Мак… м-м-м… Магон…

– Список ни при чем, мисс Редди, – отрезает толстуха. – Это “Эдвин Морган Форстер” должен предоставить нам список, соответствующий Принципам Макмагона, с которыми вы, разумеется, хорошо знакомы.

Восемнадцать пар глаз, и все впились в меня. Даже девятнадцать, считая Момо, взирающую на своего босса со щенячьей преданностью. Мне неведом ни Макмагон, ни его принципы, будь они прокляты. Секунды, что обычно мелькают себе скромно, тихонько, незаметно, внезапно превращаются в громогласных и безжалостных врагов. Чувствую, как приливает к груди и шее кровь: такой пожар может вызвать лишь секс или стыд, и это, к сожалению, общеизвестно. Кондиционер издает всхлипы женщины в разлуке с любимым. О нет. Не смей думать о любви, Кейт. Макмагон, помнишь? Думай о нем. Что он за птица, неплохо бы знать. Какой-нибудь самодовольный кельтский прохиндей, мечтающий об отмщении за англо-саксонское иго? В конец стола, где сидит Джек, я стараюсь не смотреть.

Кэрол Данстен вновь открывает тонкогубый чопорный рот и тут же захлопывает, остановленная мужским голосом:

– Полагаю, нет никаких сомнений, Кэрол, что обширный опыт мисс Редди поможет ей в кратчайшие сроки согласовать вложения с правилами найма работников ирландских предприятий.