Текст книги "И как ей это удается?"

35. Ответов нет

18:35

– И последнее: многочисленные факты свидетельствуют о существенном повышении коэффициента полезного действия смешанных команд.

– Неужели я слышу это от тебя, Кейт? – гудит Род Таск. Особой радости на его физиономии не заметно. Как, впрочем, и на всех остальных: зал полон народу, который предпочел бы расслабляться в баре за бокалом вина, а не внимать речам новоиспеченного инспектора по вопросам равных прав. Я чувствую себя вегетарианцем на скотобойне.

Крис Банс развалился в кресле, закинув ноги на стол для заседаний.

– Лично я обеими руками за смешение полов, – сообщает он, скаля зубы.

– Можно отваливать нахрен? – рычит Род.

– Нет, – подает голос Селия Хармсворт. – Сначала выработаем решение.

Общий стон заглушает кукареканье моего мобильника. Сообщение от Полы:

Бен заболел приезжайте

– Мне надо бежать, – сообщаю во всеуслышанье. – Срочный звонок из Штатов. Не ждите.

Звоню Поле из такси на пути домой, выясняю подробности. Бен упал с лестницы.

– Помните тот уголок дорожки на самом верху, Кейт? Он еще всегда заворачивался, и…

Господи, нет!

– Да-да, помню.

– Ну так вот, утром Бен зацепился за него ногой и упал. Кровь пошла, потом вроде все было хорошо. А потом… его вырвало, и он весь так обмяк, и теперь лежит…

Прошу Полу укутать его и держать в тепле. А может, нужен холод? Деревянными пальцами набираю номер мобильника Ричарда. Боже, пусть он ответит! Голосовая почта: оставьте сообщение… О-о-о черт!

– Привет. Я не хочу оставлять сообщение. Мне нужен ты. Это Кейт. Бен упал с лестницы, я везу его в больницу. Телефон со мной.

Следующий звонок – “Пегасу”. Прошу Уинстона ждать у дома. Поедем в больницу.

20:23

Нет больше сил. Слишком долго ждать, чтобы твоего ребенка осмотрел врач, – это сколько? В приемном покое нам с Беном указали на ряд стульев из серого пластика. Рядом сидит парочка чем-то накачанных школьников. Экстази, скорее всего.

– Пальцы ничего не чуют, – без конца воет один из них. Будто не знает, отчего! Мне на школяров плевать. Ползли бы себе назад в свое болото и тихо-мирно отдавали концы, не тревожа занятых людей.

Отведя свой “Пегас” на стоянку, возвращается Уинстон и при виде моего лица берет на себя бразды правления.

– Прошу прощения, мисс, – говорит он регистраторше, – нашего малыша нужно осмотреть срочно. Огромное вам спасибо.

Еще вечность проходит – пять минут, не меньше, – и нас с Беном приглашают к врачу. Полусонный, с четверга не бритый стажер сидит в будке, отделенной от коридора тонкой оранжевой шторой. Спешу выложить страшные симптомы, но он обрывает меня взмахом руки.

– Хм-м, так-так, – тянет он, проглядывая записи на столе. – И давно у ребенка температура, миссис Шетток?

– Я… я точно не знаю. Еще час назад он был очень горячий.

– А утром?

– Н-не знаю.

Врач кладет ладонь на лоб Бена.

– Тошнота, рвота за последние сутки были?

– Кажется, вчера ему было плохо, но Пола – это наша няня – решила, что животик болит.

– Стул когда был?

– Боюсь, я не могу вам сказать точно…

– Значит, вчера вы его не видели?

– Да. Нет. То есть, обычно я стараюсь вернуться домой к его сну, но вчера не получилось.

– И позавчера тоже?

– Нет. Да. Пришлось лететь во Франкфурт. Понимаете, Бен сегодня утром упал с лестницы, но вроде бы все обошлось, а потом Пола стала волноваться, потому что он совсем ослаб…

– Понятно, понятно.

Ни черта ему не понятно! Надо успокоиться, говорить помедленней, тогда, может быть, дойдет.

– Будьте так добры, разденьте ребенка.

Снимаю спальный комбинезончик, стягиваю майку через голову. Мой мальчик такой белокожий, что, кажется, светится насквозь, даже пульсация легких под ребрами угадывается.

– Угу. Как насчет веса? Сколько он весит, миссис Шетток?

– Точно не знаю. Фунтов двадцать восемь… тридцать?

– Когда взвешивались?

– В полтора года, как положено, его показывали врачу, но это мой второй, а со вторым ребенком особых тревог насчет веса нет, если только…

– И сколько он весил в полтора?

– Говорю же, точно не знаю. Пола сказала, что он в полном порядке.

– Так-с. А дату рождения Бенджамина вас не затруднит назвать?

От обиды слезы наворачиваются на глаза, словно я шагнула босиком в снег. Обычно я легко расправляюсь со всеми тестами. Потому что знаю ответы. Этих ответов я не знаю, а должна бы знать. Знаю, что должна знать.

Бен родился 25 января. Он крепкий, веселый малыш, который никогда не плачет. Разве что если очень устал или зубки режутся. Из сказок больше всего любит “Три совенка”, а из песенок на ночь – колыбельную про автобус, что “все катит и катит”. И еще он мой дорогой, любимый сынок, и если с ним что-нибудь случится, я вас убью, доктор, подожгу больницу и покончу с собой.

– Двадцать пятое января.

– Благодарю, миссис Шетток. Ну-ка, юный джентльмен, давай-ка посмотрим, что у нас тут.

00:17

Не представляю, как бы я справилась без Уинстона. Он пробыл с нами в “скорой” до конца, носил мне сладкий чай из автомата, держал Бена, пока я ходила в туалет, и обиделся, когда я предложила заплатить за потраченное на нас время. Выбираясь с помощью Уинстона из машины со спящим Беном на руках, я замечаю темную фигуру на крыльце своего дома. Если грабитель – пусть пеняет на себя: сейчас я за свои действия не отвечаю. Сделав несколько шагов, узнаю в фигуре Момо. Ну уж нет. Даже не напоминайте мне о работе.

– Любое срочное дело могло подождать до утра! – шиплю я на Момо, тыча в замок ключом.

– Прошу прощения, Кейт.

– Никаких прощений. Я только что была с Беном в больнице. Его обследовали. Я еле держусь на ногах, так что даже если Доу рухнул на сто процентов, мне на это плевать. Можешь передать Роду в тех же выражениях. Господи, что такое?!

Из открытой двери на нас падает свет, и я вижу лицо Момо: прекрасное лицо, распухшее от слез.

– Прошу прощения… – На большее ее не хватает. Привычные слова рождают новый всплеск рыданий.

Завожу ее внутрь, усаживаю на кухне, а сама несу Бена в кроватку. Вирусная инфекция. Так сказал доктор. Падение ни при чем, как и менингит. Давать побольше пить и сбивать температуру. Поднимаясь по лестнице, натыкаюсь взглядом на тот самый уголок ковровой дорожки, о который споткнулся мой сын. Ненавижу чертов ковер! Ненавижу себя за то, что не заказала новый. Ненавижу свою жизнь, в которой жизненно важная покупка превратилась в непозволительную роскошь. Все ты перепутала, Кейт: первым пунктом на повестке должны стоять здоровье и безопасность детей, остальное подождет. Эмили спит у себя в обнимку с Полой; я тихонько выключаю ночник и накрываю обеих пледом.

Вернувшись на кухню, завариваю мятный чай и пытаюсь добиться от Момо, что за трагедия стряслась. Минут через десять до меня доходит, почему она не в состоянии толково объяснить причину своих слез: словарный запас этой девочки просто-напросто не предназначен для описания той мерзости, что ей пришлось испытать.

Сегодня после работы Момо с коллегами из американского отделения пошла в бар “171” на Ливерпуль-стрит, а оттуда вернулась в офис – переписать кое-какие файлы для предстоящей презентации. Крис Банс и еще несколько младших менеджеров кучковались перед его компьютером, с хохотом отпуская скабрезные шуточки. Все, включая приятеля Момо Джулиана, пришедшего на стажировку в “ЭМФ” вместе с ней. Момо компания заметила слишком поздно – моя помощница уже увидела, над чем они потешаются.

– Там были фотографии женщины, Кейт. Без ничего. Хуже, чем без ничего.

– Да они эту гадость целыми днями из сети скачивают, Момо!

– Вы не понимаете, Кейт… Это были мои фотографии.

02:10

Я провела Момо в гостевую комнату, отыскала замену ночнушки, уложила. В моей футболке пятьдесят растянутого размера с таксой на груди Момо выглядит восьмилетним ребенком. Отрыдавшись и немного придя в себя, она доводит рассказ до конца.

Конечно, она принялась кричать на них и требовать объяснений. И естественно, Крис Банс пошел в ответную атаку:

– Смотрите, парни, оригинал явился. Попросим показать, что девочка умеет?

Подонки снова загоготали, но когда Момо заплакала, их всех как корова языком слизала. Джулиан остался один, хотел ее успокоить. Момо орала на него до тех пор, пока не добилась признания, что Банс скачал снимки с веб-сайта “ЭМФ” (те самые, что использовались в рекламной брошюре фирмы) и смонтировал с порнушными фотографиями, которых в интернете не счесть. “Без одежды”, – снова и снова, всхлипывая, твердит Момо, и от ее детски-целомудренного определения на душе становится еще гаже.

Момо говорит, что прекратила смотреть, когда дело дошло до орального секса. Там были еще какие-то надписи, но она не смогла прочитать, потому что разбила очки, уронив их на пол.

– Что-то насчет “азиатских красоток”.

– Ясное дело.

– Что мы будем делать? – спрашивает Момо.

Мы? Как ни странно, это ее нахальное “мы” я принимаю как само собой разумеющееся.

Ничего, вот что мы будем делать.

– Надо подумать.

Верхний свет я выключаю, оставив гореть только ночник рядом с вазочкой жалких останков ландышей, позабытых с визита родителей Ричарда.

– Не понимаю, Кейт, – подает голосок Момо. – Почему? Почему Банс такое сделал? И вообще – почему они со мной так?..

– Потому что ты красивая, потому что женщина. Потому что он может себе это позволить. Все очень просто.

Ее глаза гневно вспыхивают.

– То есть в том, что сделал Банс, нет ничего личного?

– Да. Нет…

Боже, как я устала. В жилы будто свинца накачали. Сначала убийственный страх за Бена, теперь вот это… Почему самые важные вещи мне приходится объяснять Момо, когда я, мягко говоря, не в лучшей форме? Опустив ладонь на ее тонкую смуглую руку, я с трудом подбираю слова.

– Против нас история, понимаешь? Таких, как мы, еще не было, Момо. Век за веком женщины исполняли роль домохозяек, а последние двадцать лет вдруг забыли свое место. Мужики в ужасе. Все произошло слишком быстро. Глядя на тебя, Крис Банс видит красивую бабу, а должен обращаться как с ровней. Мы отлично понимаем, что он хотел бы с тобой сделать, будь его воля, но теперь ему запрещено к тебе прикасаться. Вот он и лепит картинки, на которых может оттачивать свою фантазию.

Кутаясь в одеяло, Момо вздрагивает от стыда и стискивает мои пальцы.

– Момо, а ты знаешь, сколько времени потребовалось первобытному человеку, чтобы с четверенек подняться на ноги?

– Сколько?

– От двух до пяти миллионов лет. Дай Крису Бансу пять миллионов лет – и он, возможно, привыкнет к мысли, что можно работать бок о бок с женщиной, не пытаясь ее раздеть.

Ее глаза снова блестят близкими слезами.

– Понимаю, Кейт. Вы хотите сказать, что мы бессильны. Банс такой же, как все, и с этим ничего не поделаешь. Да?

В точности моя мысль.

– Не совсем.

Момо, со вздохами и всхлипами, пытается уснуть, а я иду вниз запирать дом на ночь. Мне очень не хватает Ричарда, а в такие минуты особенно. Безопасность была его заботой; задвинутый моей рукой, запор кажется ненадежным, а скрип ставень – зловещим. Одно за другим закрывая окна, я думаю о возможном сценарии следующих дней. Завтра утром Момо Гьюмратни положит на стол своего шефа Рода Таска официальную жалобу на оскорбительное поведение Кристофера Банса. Таск, как положено, передаст документ в отдел трудовых ресурсов, после чего Момо отстранят от работы с сохранением заработка до окончания внутреннего расследования. На первом заседании, куда непременно пригласят и меня, будет отмечена безукоризненная скромность Момо и заслуги Криса Банса как ведущего менеджера фирмы, принесшего “ЭМФ” за прошлый год десять миллионов фунтов стерлингов. Через некоторое время о жалобе будут отзываться как о “деле Банса” или просто как о “том деле”.

Просидев дома месяца три – более чем достаточно, чтобы впасть в депрессию, – Момо по вызову явится на фирму. Ей предложат отступные. Воспитание заставит ее надменно объявить, что Момо Гьюмратни купить нельзя и что она требует справедливости. Комиссия будет в шоке: все они тоже за справедливость, но ведь свидетельства вины мистера Банса… как бы поточнее выразиться?.. весьма шатки. Члены комиссии мягко, мимоходом намекнут, что карьере Момо в Сити пришел конец. Девушка блестящая, подающая большие надежды, но… дыма, как известно, без огня не бывает и все такое. Жаль, конечно, что обстоятельства сложились так неудачно для нее. “ЭМФ” не может рисковать репутацией: не дай бог, до порноснимков доберется пресса…

Спустя два дня дело Момо Гьюмратни будет урегулировано без судебного разбирательства и без разглашения суммы отступных. Когда Момо в последний раз будет спускаться по ступеням “ЭМФ”, телерепортерша из “Новостей” сунет ей в лицо микрофон и забросает вопросами: поделитесь со зрителями, мисс Гьюмратни. Что с вами произошло? Правда ли, что вас назвали “азиатской красоткой” на веб-сайте, где поместили ваши порноснимки? Опустив голову, Момо на все вопросы будет бормотать: “Без комментариев”. На следующий день в четырех разных газетах на третьей странице появится история Момо. Один из заголовков: “Азиатская красотка из Сити – героиня порносайта”. Объяснениям самой Момо отведут предпоследний абзац. Вскоре она уедет работать за границу, молясь, чтобы о ней забыли. А Банс останется процветать в “ЭМФ”, и клякса некрасивой истории сотрется стабильно высокими процентами его вложений. Все останется по-прежнему. Вот уж в чем я уверена на все сто.

Прежде чем выключить свет на кухне, я замечаю новый рисунок на холодильнике, под магнитным Тинки-Винки: дама с желтыми волосами, в полосатом коричневом костюме и на каблуках высотой с ходули. Надписи издалека не разглядеть, подхожу поближе. Автор картины, Эмили Шетток, с помощью учительницы написала: “Моя мамочка ходит на работу, но все равно думает обо мне целый день”.

Говорила я ей такое? Должно быть, да. Забыла. Зато Эм помнит абсолютно все. Дернув дверцу, сую голову в арктический холод морозилки. Залезть бы туда полностью и спрятаться от всего. “Пойду прогуляться. Возможно, задержусь”.

Наверху снова заглядываю к Момо. Ее опущенные веки дрожат, как крылья мотылька. Во сне снова все переживает, бедная девочка. Я не успеваю выключить ночник, как глаза Момо распахиваются.

– О чем вы думаете, Кейт? – шепчет она.

– Да вот вспомнила, что сказала тебе в день нашего знакомства.

– Вы сказали, чтобы я перестала начинать каждую фразу с “прошу прощения”.

– Точно. Напрасно не послушалась, кстати. А еще?

Она смотрит на меня доверчивым щенячьим взглядом, знакомым мне еще с финальной презентации. Боже, когда это было? Миллион лет назад.

– Еще вы сказали, что сострадание – штука зачастую дорогостоящая, но далеко не всегда бесполезная.

– Не может быть.

– Честное слово.

– Какой кошмар. Ну и дура же я. Ладно, а еще?

– Вы сказали, что деньги не знают разницы между полами.

– Именно.

– Именно? – недоуменным эхом вторит Момо.

– Как побольнее задеть мужика, Момо? Где у них самое уязвимое место?

Я не сплю всю ночь. Не могу спать. То и дело бегаю к Бену, слушаю его дыхание, как шесть лет назад, когда новоиспеченной маме казалось, что ее новорожденная дочка перестанет дышать и не проснется. Бен спит без просыпу, но повода для тревог нет: он и впрямь спит как младенец.

Около двух позвонил Ричард. Из Брюсселя, где надеется выбить грант на строительство центра искусств. Говорит, только что получил мое сообщение. Спрашивает, все ли со мной в порядке. Нет! Нужно встретиться, Кейт. Да.

В половине шестого я звоню Кэнди. Уверена, что она уже не спит: малыш начинает толкаться с рассвета. Рассказываю ей о выходке Банса. Сама я представления не имею, что можно предпринять, но очень рассчитываю на компьютерного гения Кэнди Страттон. К половине седьмого Кэнди написала программу, которая обнаружит и истребит все файлы с упоминанием Момо Гьюмратни.

– До того, что успело выйти за пределы “ЭМФ”, добраться сложновато, – говорит Кэнди, – но всю информацию о Момо в пределах системы “ЭМФ” я могу ухватить за хвост. И уничтожить.

Один снимок мы договорились сохранить в качестве доказательства.

В шесть на кухне появляется Момо. И не с пустыми руками.

– Вот. Нашла в своей постели. Это чье?

– Это же Ру! – Я сжимаю ее в объятиях. – Член нашей семьи!

Отправляю Момо обратно в постель с чашкой чая, а сама прокрадываюсь к Бену. Спит, мой мальчик. Подсовываю Ру ему под щечку. Кто-то сегодня будет счастлив, как после встречи с Санта-Клаусом.

Наконец возвращаюсь к себе, открываю шкаф и перебираю одежду, пока не останавливаюсь на своих лучших доспехах от Армани: угольно-черном костюме-двойке. С нижней полки беру изысканные лодочки с носами из змеиной кожи и совершенно невообразимыми шпильками. Ходить на них проблематично, но сегодня они послужат иной цели. Облачаясь в доспехи, прокручиваю в мыслях все подручные средства, которыми могу воспользоваться, все силы, которые могу привлечь на свою сторону.

Я очень хочу, чтобы Ричард вернулся, и я все для этого сделаю, но сначала покончим с делами.

✓ Не забыть!!!

Уничтожить Банса.

36. Жало

Бизнес-план производства биологически разлагаемых подгузников Пауэра признан выдающимся документом. На тридцати с лишним листах типового формата в деталях расписаны преимущества чудо-подгузников и блестящие перспективы завоевания ими рынка. Бизнес-план содержит впечатляющий обзор конкурирующих товаров, перечень экологических достоинств и подробный, шаг за шагом, план производства. Цифры впечатляют, не страдая при этом чрезмерным оптимизмом. Над продуктом работала первоклассная команда, причем особо отмечен сам изобретатель, Джозеф Р. Пауэр, в свое время принимавший участие в разработке космической программы “Аполлон”. Патент на изобретение биологически разлагаемых подгузников только предстоит получить, однако блестящая заявка не оставляет сомнений в том, что это произойдет со дня на день.

Жаль даже, что исключительность документа сможет оценить один-единственный человек: рыночной мишенью чудо-подгузников Пауэра должны стать не миллиарды детских попок, а задница мистера Кристофера Банса.

Банс только что назначен главой отдела рискового капитала, что крайне удачно с двух точек зрения. Во-первых, проще подтолкнуть его к вложению крупных средств в бредовую идею моего папули: авантюры стали частью должностных обязанностей Банса. Во-вторых, Вероника Пик, второй человек в отделе, надеявшаяся на повышение, рвет и мечет при одном упоминании имени этого выскочки и уж конечно не станет указывать новому шефу на возможные недочеты. Скорее, наоборот, с дружелюбной улыбкой подтолкнет его к пропасти.

Пятница, полдень. “Топлес-клуб”

– ОК, давай еще разок. – Кэнди злится и не скрывает этого. – Итак, твой знаменитый папаша, который к уделанным младенцам сроду не приближался, изобрел подгузник, способный перевернуть мир детства. Однако ты испробовала прототип на своем Бенджамине, и когда Бенджамин усра…

– Кэнди, прошу тебя!

– Ладно… и когда Бену захотелось ка-ка, подгузник развалился. Наша задача? Наша задача – втюхать проект новому шефу отдела рискового вложения капитала. Будучи мерзавцем и педиком, который смыслит в детских задницах еще меньше твоего папаши, он вложит тысячи долларов в “Авантюру Редди” и прогорит, потому что… Напомни-ка мне, Кейт, почему?

– Потому что фирма отца погрязла в долгах, все вложенные в нее деньги “ЭМФ” тут же уйдут кредиторам, проект с подгузниками будет свернут, а Банс останется без штанов, рубашки, носков, трусов и в таком виде будет выставлен на всеобщее обозрение. Есть возражения против плана, Кэнди?

– Ни малейших, все просто великолепно. – Она втягивает воздух, как будто принюхивается к новым духам. – Хотелось бы уточнить лишь одну деталь: каким образом сохранят работу две бабы, одна из которых вот-вот станет мамашей-одиночкой, а вторая уже стала и пребудет в этом качестве, пока Тормоз Ричард не вернется на ранчо Редди?

– Кэнди, это дело принципа.

Она не на шутку встревожена:

– Вон оно что! Ясненько. Наш старый приятель Оутс.

– Кто?

– Оутс. Снежный человек. Про которого ты Роду рассказывала, помнишь? “Прошу меня извинить, джентльмены, я ненадолго выйду. Возможно, задержусь”. Черт побери, Кейт, это не заговор, это благородный акт бессмысленного самопожертвования. Оч-чень по-английски. Но мы, янки, такие чудные типы: любим, понимаешь ли, чтобы хорошим парням в конце фильма сохраняли жизнь.

– Не всякое самопожертвование бессмысленно, Кэнди.

На язвительный хохот Кэнди оборачиваются все до единого посетители клуба: беременная, да еще и идиотка.

– Тпру, Кейт Редди! Ты прекрасна, когда провозглашаешь этические принципы.

– Обещаю, Кэнди, о твоей связи с этим делом никто не узнает.

– Ага, зато все дорожки приведут к Редди, так? Ты хоть отдаешь себе отчет, что поставишь крест на своей карьере? Тебя даже факсы бумагой заправлять не возьмут.

Выдав это зловещее предсказание, Кэнди подается ко мне, берет мою ладонь и прикладывает к животу. Я чувствую, как малыш бьет ножкой… Подруга в первый раз позволила себе признать существование ребенка как нечто постоянное, и я боюсь ляпнуть что-нибудь невпопад.

– Часто толкается?

– Угу. Когда купаюсь, она просто с ума сходит. Шоу “Девочка и дельфин”, ей-богу.

– А вдруг мальчик?

– Еще чего. Я девочка, и она девочка. – Кэнди ловит мою улыбку и суровеет: – Могу ведь и на удочерение отдать.

– Само собой.

Если не ошибаюсь, идея собраться в стриптиз-клубе принадлежала Кэнди. Она решила, что тайное сборище семи женщин будет выглядеть не так подозрительно в заведении интимного свойства, нежели, скажем, в ресторане с полностью одетыми посетителями. Устроившись за столиком, я жалею, что нет “Полароида”: отщелкала бы своих подруг, которые при входе в клуб менялись в лице. В случае с Момо, правда, воспитание мгновенно взяло верх, и моя юная помощница любезно осведомилась у встречающей блондинки:

– Давно открылись?

Мы не единственные женщины в центре мужских развлечений, открытом в двух шагах от мирового финансового центра, но у всех прочих дам прикрыта лишь нижняя половина тела. Каждой участнице сегодняшнего ланча отведена важная роль. Зная Криса Банса, я не сомневаюсь, что алчность и амбиции толкнут его в авантюру, не дав посоветоваться с кем-нибудь из коллег (какого черта он должен делиться доходами и славой?).

Однако я понимаю и другое: чтобы Банс заглотнул наживку, нам всем придется потрудиться. Папиных россказней недостаточно. Нужен рекламный буклет, знание рынка, поддержка солидного коммерческого юриста. Набирая номер Дебры, я, признаться, опасалась отказа – даже долгая дружба может не выдержать многомесячной пытки неудавшимися ланчами. Дебру не пришлось просить дважды. Банса она в глаза не видела, но с ходу поняла, что он за тип и какой участи заслуживает.

Итак, шайка заговорщиков уже состоит из Кэнди, меня, Дебры и Момо, Джудит и Кэролайн – моих подруг из группы “Мать и дитя”. Ждем только Элис. Телевизионный продюсер Элис – главное звено моего плана. Я очень расстроилась, не сразу дождавшись от нее звонка, но сегодня утром она все-таки позвонила: уезжала на съемки, в восторге от будущей встречи, только немного запоздает.

Бывший патентовед Джудит написала заявку на подгузники, причем настолько убедительную, что я готова сходу заказать вагон для моего Бена. Отточенный профессионализм Джудит поразил меня – я открыла до сих пор не ведомую мне сторону подруги. Кэролайн, художник-дизайнер, принесла готовый буклет, подчеркивающий экологические достоинства подгузников. На мой взгляд, снимок ее собственного малыша Отто на горшке из листьев салата – настоящий шедевр рекламного искусства.

Дебра заверяет, что “ЭМФ” не сможет предъявить моему отцу серьезных претензий.

– На мошенничество никак не тянет, Кейт. Некрасиво, но не противоречит закону. Покупатель должен проверять качество товара, а если ему лапшу на уши навешали – его проблемы.

Деб выступит в качестве юриста моего отца на его встрече с Бансом; мы уже договорились о номере в “Савое”.

– Я ж гений таких штук! – восклицает Деб, листая подготовленные документы. – Как обзовемся: “Семь жутких сестер?”

– Деб, это не шутки.

– Знаю, знаю, но я так не развлекалась с… черт знает каких времен! Ох, и соскучилась же. А ты, Кейт?

Момо получила задание изучить мировой рынок подгузников, и за несколько дней она умудрилась стать экспертом в промокательно-вонятельной сфере.

– Прошу прощения, Кейт, а вы знаете, какое количество продуктов жизнедеятельности организма ребенка может удержать средний подгузник?

– Только без подробностей, мне этих продуктов дома хватает.

У Момо взволнованный вид:

– Ничего не выйдет, правда?

– С нашим планом?

– Нет, с подгузником.

– Ни за что на свете.

– Почему вы так уверены? Если Банс победит, я… я этого не вынесу.

– Подгузник Пауэра изобрел мой папочка, следовательно, это гарантированная катастрофа. Вдобавок я испытала его на Бене.

– И что?

– Стоит ребенку пукнуть, и подгузник разваливается. Перебор с биологическим разложением.

Элис приезжает прямо со встречи с коллегами из Би-би-си. Кивает на полуголых девиц на пятачке и одними губами, не пытаясь перекричать громыхающую музыку, интересуется:

– У нас прослушивание?

Элис предстоит вступить в игру после того, как Банс вложит средства в проект. Этот прием я позаимствовала у генералов – победителей всех известных мне великих сражений. Называется “захват в клещи”: атака с одного фланга подкрепляется молниеносным отрезанием путей отхода с другого. Руководству “ЭМФ” недостаточно будет самого факта безалаберности Криса Банса, вложившего крупные средства в явную авантюру. А вот если он наплетет ерунды с экрана, то дискредитирует фирму перед клиентами, и тогда уж его точно подвесят на крюк и выставят на мясном рынке.

Согласно отчету Элис, она уже созвонилась с Бансом и пригласила принять участие в программе “Они делают деньги” на канале Би-би-си-2.

– Ну и как? – Момо нервничает больше всех. – Как он отнесся?

– Чуть не кончил прямо в трубку, – ухмыляется Элис. – Без проблем разговорим красавчика.

Моя попытка призвать подруг к порядку проваливается под вой “Mamma mia” из колонок. Я пускаю по кругу список того, что еще нужно сделать, и фотографию Криса Банса, которую Кэнди скачала с веб-сайта “ЭМФ”. Жестами объясняю, что отлучусь в туалет.

В угловой кабинке рядом со входом темнеет смутно знакомая фигура. Еще несколько шагов – и фигура обретает имя.

– Джереми! Джереми Браунинг! – Энтузиазм моего приветствия будет песней звучать в душе клиента до конца его дней. – Надо же! Какой сюрприз, Джереми! Встретить вас здесь… А это, если не ошибаюсь… Аннабель, не так ли?

Юная прелестница, примостившаяся на коленках у моего клиента, отзывается презрительно-самодовольной улыбкой, в которой, тем не менее, светится и надежда: мол, пока не миссис Браунинг, но если шанс выпадет, не откажусь.

Я протягиваю руку красотке, но Джереми опережает свою спутницу:

– Боже, это вы, Кейт! Не ожидал вас здесь увидеть. – Он с жаром трясет мою ладонь.

– Рынок развлечений исследую, пора его осваивать. Не поможете? Я в этой области дилетант. Прошу прощения, мне пора. Приятно было познакомиться?..

– Шерель.

– Приятно было познакомиться, Шерель. Берегите его.

И я удаляюсь уверенной поступью. По крайней мере, один мужик теперь точно в моей власти.

К моему возвращению тема разговора за нашим столом кардинально изменилась. Кэнди по очереди тычет в девиц на сцене, у которых, по ее мнению, бюст претерпел хирургическое вмешательство.

– Ой, мамочки, вы только гляньте на ту, рыжую. А я-то, наивная, считала, что Британия уничтожила все свое ядерное оружие.

– Ты бы видела мои сиськи после рождения близнецов, – хихикает Джудит, размахивая уже третьим бокалом “Май Тай”.

Я с ужасом смотрю, как предмет обсуждения покидает сцену и надвигается на нас, поддерживая груди ладонями, как ветеринар – щенят.

– Вот это я понимаю фокус! – одобрительно вопит Элис. – Работа и удовольствие в одном флаконе! Точно, Кейт?

– А у этой с паховыми мышцами наверняка проблем нет, – замечает Кэролайн, кивая на танцовщицу, которая дергается так, будто собралась родить лоток с мороженым.

– Каких проблем? – хором спрашивают Момо и Кэнди.

– Растяжение тканей во время беременности даром не проходит, – сообщаю с мрачным видом. – Потом всякие неприятные казусы могут случиться, если не тренировать мышцы.

Кэнди, убежденная, что дородовая гимнастика – это происки коммунистов, кривится от отвращения.

– Но ведь после родов все встает на свои места, верно?

Стены дрожат, мамаши за столом хохочут до слез, а у мужиков в клубе неловкий вид, потому что женский смех выводит их из себя.

Я поднимаю бокал.

– Натяни решимость на колки, и все удастся![46]46
  У. Шекспир, “Макбет”, перевод М. Лозинского.


[Закрыть]

– “Крепкий орешек – 2”? – спрашивает Момо.

– Нет, “Макбет”.

Чему их только учат?