Текст книги "Dominium Mundi. Властитель мира"

– Усиленная швейцарская гвардия известна своей крайней нестабильностью. В прошлом многих из них пришлось дезактивировать.

Герцог Нормандский не был трусом, но этот спецагент почти нагнал на него страху. Ему часто случалось выслушивать жуткие истории про этих странных солдат. Вполне вероятно, все это вздор. Однако теперь, когда ему пришлось столкнуться с одним из них, те россказни казались не такими уж нелепыми.

– Может, пора бы вам перейти к делу, дорогой Роберт? – спросил Петр. – Я прекрасно вижу, что, на ваш взгляд, этот швейцарский гвардеец не является причиной всех сегодняшних проблем.

– На самом деле есть еще один возмутитель спокойствия: Танкред Тарентский… Этот человек доставляет нам значительное беспокойство. Полагаю, придется применить к нему исключительные меры.

– Какого рода меры?

– Например, отдать под суд, скажем… как бунтовщика.

Петр Пустынник устало покачал головой:

– Вам же известно, что это невозможно. Он метавоин, элита нашей армии. Отдать его под трибунал означает косвенным образом согласиться с тем, что самые незапятнанные солдаты Господа могут быть замараны, что и их может коснуться разложение. Это скажется на моральном духе войск, и последствия будут намного пагубнее, чем сегодняшняя ситуация. Вы в курсе, до какой степени люди рассчитывают на эти подразделения, чтобы выиграть войну.

Ну конечно мне известно, раздраженно подумал Роберт. Перестань разыгрывать святую наивность, ты прекрасно знаешь, к чему я веду.

– В таком случае, – снова заговорил он, – разве нельзя придумать что-то более радикальное и… анонимное? Нечто более окончательное.

– Хм… Мы ступаем на почву, которая мне категорически не нравится.

Я прекрасно знаю, что ты не желаешь марать руки, жалкий проповедник. Но можешь не беспокоиться, меня-то это не смущает.

– Я понимаю, Петр, что вашему чистому и возвышенному духу претит применение подобных методов, но иногда такова цена правосудия Божия.

– Не стоит давать мне уроки теологии. Вопрос в другом. Молодой Тарент – племянник одного из военачальников крестового похода, а главное, он один из шести тамплиеров на борту. Такое положение вещей делает любое выступление против него довольно рискованным. Если по роковой случайности Совет тамплиеров увидит в подобных действиях сознательную попытку с нашей стороны ограничить их свободу маневра, мы окажемся с еще более серьезной проблемой на руках.

Роберт ощутил прилив презрения к этому тупице, который мыслит себя тонким политиком.

– Если только… – начал он, стараясь, чтобы в его тоне не сквозило пренебрежение, – если только Танкред не будет дискредитирован до такой степени, что даже Совет тамплиеров окажется вынужденным осудить его.

– Вы принимаете желаемое за действительное. До сих пор Танкред не давал основания считать его настолько глупым.

– Возможно, нам удастся форсировать события в нужном направлении…

Священник покачал головой, показывая, что его не так легко провести:

– Как вы уже попытались сделать неделю назад в третьем тренировочном куполе?

– Не понимаю, на что вы намекаете, многоуважаемый…

Интересно, есть ли пределы лицемерию этого человека? – подумал Петр.

– Не играйте со мной в эти игры.

– Вас не должны отвлекать такие мелочи, Петр, вам следует беречь себя для высоких дел, для достойных вас задач…

– Ох, не раболепствуйте, это раздражает! Я знаю, на что способны ваши люди, и терплю это исключительно потому, что они служат святому делу! Только не пытайтесь меня убедить, что таковы и ваши мотивы. Территориальная распря между вами и родителями этого молодого человека – вот единственная причина, по которой вы желаете дискредитировать его или… обезвредить.

Пока Роберт готовил ответ, полный оскорбленного достоинства, в комнате прямо позади них внезапно появился какой-то человек – бесшумно, словно порожденный самой тенью. На нем была длинная черная ряса с низко надвинутым на лицо капюшоном, так что оставался виден только лишенный растительности подбородок. Собеседники вздрогнули в своих креслах.

– Клянусь всеми святыми! – воскликнул недовольный Петр. – Я бы вас попросил воздержаться от эффектных появлений, солдат!

За его словами последовало долгое молчание. Видение не двигалось и даже не шевелилось. Высокий рост делал его несоразмерно огромным по сравнению с двумя сидящими мужчинами. Наконец послышался голос, медленный и сиплый, – одного этого хватало, чтобы тело покрылось гусиной кожей.

– Вы звали меня.

– Да, – ответил Петр, – я вас звал. – Он жестом указал на кресло. – Садитесь, прошу вас, нам нужно поговорить.

Ряса не шелохнулась. Кожа на видимой части лица была белой и гладкой, словно у пластикового манекена, а едва угадывающиеся губы – мясистыми, почти женственными. Петр замешкался, не зная, как себя лучше повести: испытать свою власть над этим человеком, постаравшись все-таки заставить его сесть, или же сделать вид, будто это не важно. И выбрал второй вариант.

– Мы как раз говорили о вас, – сухо начал он. – О том, что ваши… необузданные поступки сеют смятение в умах многих людей. Вы не могли бы вести себя более сдержанно?

Тот, к кому были обращены эти слова, снова несколько секунд помедлил, прежде чем ответить. С момента его появления комната казалась менее освещенной.

– Мне поручена миссия особой важности. Ничто не должно помешать мне ее выполнить.

– Что-то я не припоминаю, чтобы убийства невинных когда-нибудь составляли часть вашей миссии на борту. Нам достаточно сложно и без ваших неосмотрительных действий поддерживать порядок в войсках. Поэтому с настоящего момента будьте добры обуздать себя и держаться скромнее, иначе нам придется принять меры, чтобы ограничить ваши передвижения.

Испытывая чувство неловкости и не вмешиваясь, Роберт забился поглубже в кресло и оттуда наблюдал за сценой. Он был вынужден признать, что Петр произвел на него впечатление своим обращением с призраком. Но может быть, дело тут не в смелости, а в неведении того, на что способны усиленные швейцарские гвардейцы. Петр в ожидании ответа бестрепетно смотрел на тень. Из-под капюшона раздался сиплый голос:

– Миссия превыше всего. Ничто не должно ей препятствовать.

Если прежде человек в черном смотрел в никуда, в пространство между двумя сидящими, то теперь он всем телом повернулся к Петру:

– Ничто…

Внезапно случилось что-то, отчего Петр словно рухнул в пустоту. Он почувствовал чудовищное головокружение, зрение помутилось. Его охватил страх, проникший в самую глубину его существа. Он закричал и вцепился в подлокотники. Потом все внезапно прекратилось – так же быстро, как началось. Он стал бледен как полотно и едва дышал.

Петр вскочил.

– Никогда больше так не делайте! – крикнул он, уставив на рясу палец. – Даже не вздумайте еще хоть раз применить ко мне свою дьявольскую технологию! Иначе никакая особая важность вашей миссии не защитит вас от моего гнева!

Тот, невозмутимый, ничего не ответил. Его губы почти полностью скрывал низко надвинутый капюшон, но Роберт мог бы поклясться, что на них мелькнула саркастическая усмешка.

Все так же без малейшего шума он развернулся, покинул помещение и растворился в породившем его мраке.

* * *

Осыпающаяся скала, серый песок.

Тишина.

Он просыпается в пещере. Сколько времени он проспал?

Долго. Очень долго.

Он чувствует себя отдохнувшим. Расслабленным. Идет по туннелям.

Вокруг мрак, но он видит и во мраке благодаря трещинам в своде.

Лучи света через регулярные промежутки размечают его путь.

Следуй линиям.

Каким линиям?

Следуй линиям, если хочешь жить.

Он различает тонкие линии, бегущие вдоль стен.

Он их видит, потому что они фосфоресцируют.

Ему даже кажется, что они немного пульсируют.

Но стоит ему приблизиться, чтобы рассмотреть их получше, они исчезают.

Силовые линии.

Почему я должен им следовать?

Ты уже им следуешь.

Почему я не могу посмотреть на них вблизи?

Их видно только издалека.

Он продвигается медленно, осторожно. Пещеры образуют каменный лабиринт.

Ему начинает казаться, что он никогда из него не выберется.

Я умру здесь!

Он старается следовать линиям, но они извиваются вдоль стен.

Направление, которое они указывают, не всегда понятно.

Ты должен научиться различать их даже в темноте.

Даже в темноте?

Особенно в темноте.

Теперь все линии сходятся в одной точке, в глубине одной из пещер.

Он видит там ослепительный свет.

Исполненный надежды, он подходит ближе. Контуры света становятся отчетливее.

Это прикрепленный к стене горящий факел.

Он больше не видит линий, но торопливо идет к факелу.

С факелом вокруг него будет свет, и он найдет дорогу!

Линии! Ищи линии!

Но он больше не слушает. Он испытывает облегчение, найдя свет.

Он доходит до факела, поднимает руку, чтобы схватить его.

Деревянная рукоять. Он чувствует ее успокаивающее прикосновение к ладони.

Снимает факел со стены, отступает на шаг.

Шум!

Чудовищный скрежет камней, от которого сводит желудок.

Он бесконечно медленно оборачивается. Как если бы потусторонняя сила сопротивлялась, мешая разглядеть то, что позади.

Он удваивает усилия и наконец обнаруживает источник шума.

Огромная скала, нависающая под сводом, многими метрами выше.

Эта масса, производя тот самый скрежет, медленно скользит вниз.

Он хочет бежать, но сила сопротивляется, парализуя его.

Скала внезапно срывается и летит в пустоту, на него.

Он вопит.

Линии…

* * *

28 августа 2205 ОВ

Перед диспансером собралось столько народа, что пришлось выставить барьеры, чтобы как-то перераспределить очереди и не дать им перекрыть всю дорогу. Вызванный, как и все прочие, на проходящий раз в два года медосмотр, Танкред уже пару часов стоял в одной из них и скучал, не имея представления, сколько еще времени продлится ожидание. Барьеры расположили так плотно друг к другу, что это вынужденное стояние впритирку начинало действовать на нервы. До такой степени, что Танкред, которого допек запах от стоящего прямо перед ним солдата с сомнительным отношением к гигиене, уже подумывал пропустить нескольких человек вперед, чтобы самому оказаться подальше от грязнули.

Чтобы скрасить себе ожидание, он попытался обратиться мыслями к чему-то приятному, восстанавливая в памяти уголки природы вокруг родного дома или возвращаясь к хорошим воспоминаниям, но ему не давала сосредоточиться громкая беседа двух стоящих справа в параллельной очереди берейторов[74]74
  Берейтор – специалист по обучению лошадей и подготовке их к верховой езде.


[Закрыть]. Танкреду почти удалось воскресить в воображении окрестности водопада Рамильи, рядом с которым он часто играл в детстве, когда хрупкое видение было сметено громким гудком челнока, затормозившего перед рассеянным прохожим, переходящим дорогу в неположенном месте.

Раздосадованный Танкред оставил попытки внутренне отвлечься и решил за неимением лучшего прислушаться к разговору берейторов.

– …и лучше бы им в конце концов поставить нам оборудование, – говорил один своему товарищу. – Пока у нас не будет этих деталей, мы не можем запустить першей по тренировочным дорожкам на полную скорость.

– Ага, понимаю, как это тебя достало, – отвечал второй, с внушительной бородавкой на лбу, – но ребят там, на ама-палубе, тоже можно понять. Они и так все на ушах стоят.

– Э, как и все прочие, верно? У нас тоже свои проблемы, и они не меньше ваших.

– Ну, в принципе я с тобой согласен, только у нашего начальства совсем крыша съехала. Например, не далее как на прошлой неделе нашей команде было приказано освободить денник, который мы занимали с самого начала, и перебраться в другой, на верхних палубах.

– Да ну?

– А главное, они нам дали на все про все только двадцать четыре часа! Денник на четыре верховых бипеда ама-RK вместе со всеми полагающимися причиндалами, и все надо перетащить за один день! Не знаю, представляешь ли ты, сколько это пахоты. Причем без всяких премиальных и, главное, без малейшего объяснения!

Услышав это, Танкред заинтересовался разговором.

– Бессмыслица какая-то! – воскликнул первый. – Те палубы не предназначены для бипедов амазонок. Чего ради они все это устроили?

– Именно что на пустом месте, вот что больше всего бесит! – ответил его приятель, яростно засовывая руки в карманы. – Держись крепче: наш старый денник был сразу же заколочен!

Другой вытаращил глаза:

– Заколочен? Но почему?

– Поди знай, просто бред какой-то. Как будто нам больше делать нечего, кроме как снова-здорово переезжать туда-сюда!

– Может, в вашем старом деннике обнаружилась какая-то проблема и там стало опасно?

– Ну, тогда они могли бы по крайней мере нам об этом сказать!

Вдруг очередь продвинулась сразу на несколько метров, оборвав их разговор. Запустили новую партию пришедших на диспансеризацию. Все немного потоптались, потом очередь снова замерла.

Танкред воспользовался этим, чтобы обратиться к берейторам:

– Извините, парни, я невольно слышал, о чем вы тут говорили.

Одет он был в простую легкую одежду – что и рекомендовалось для медицинского осмотра, – и потому парочка никак не могла знать, что он лейтенант. А заговорил он с ними, как если бы был простым солдатом:

– Насколько я понял, вы спецы с ама-палубы.

Обладатель бородавки недоверчиво шмыгнул носом, прежде чем ответить:

– Ну да, а что?

Теперь придется импровизировать.

– Ну… – начал Танкред, подыскивая слова. – Хм… ладно, вам это, конечно, покажется глупым, но… два дня назад в таверне «Грошовый волк» я познакомился с одним спецом из ваших, и мы с ним надрались как свиньи. В какой-то момент ему приспичило послать тахион-весточку жене на Землю – только не спрашивайте зачем, мы оба были в стельку, – а его мессенджер был сломан, вот я и одолжил свой. Проблема в том, что я сам прилично налакался и забыл его забрать.

– Ну и растяпа! – усмехнулся берейтор.

Танкред постарался изобразить дурацкую улыбку, какую часто видел на лицах собственных солдат наутро после попойки, когда те пытались оправдаться за драку или утреннее опоздание.

– Ага, знаю, чистая дурь с моей стороны. И конечно же, его имя начисто вылетело у меня из головы. Единственное, что я помню: он говорил, что его приписали к новому деннику на нижних палубах и его это жутко злит.

– Ну еще бы…

– Так вот, когда я услышал, как ты рассказываешь что-то похожее, я сказал себе, что наверняка твой бывший денник заняла его команда.

– Да нет никакой новой команды в моем бывшем деннике, его просто заколотили.

– Может, они переберутся туда позже.

– Не исключено…

– Ну будь другом! – не отставал Танкред, стараясь ныть как можно убедительней. – Дай мне номер твоего старого денника, иначе мне страсть как влетит от комвзвода.

Берейтор, казалось, уже готов был уступить, но все еще колебался. Вмешался его приятель:

– Да ладно тебе, Анри, скажи ему. В конце концов, невелика важность. Это ведь не секрет, верно?

Тот пожал плечами:

– Ладно, ладно… У нас была площадка эн семьдесят четыре. И скажешь новеньким, что могли бы хоть объяснить толком тем, кто там раньше был, с какой стати их выселили!

Даже не дожидаясь конца фразы, Танкред перемахнул через барьер и оказался по другую сторону.

– Идет, все передам. Спасибо, христианин! – ответил он и припустил со всех ног.

– Эй, вы, немедленно вернитесь! – закричал дежурный от входа в диспансер. – Медосмотр обязателен!

Но Танкред был уже далеко.

* * *

Подбитые железом сапоги Роберта де Монтгомери, который расхаживал по папской часовне, с беспокойством ожидая беседы с Урбаном IX, звонко цокали по плитам. Ему придется проявить чудеса ловкости, тут недопустима ни малейшая оплошность.

Нервничая, он уже несколько раз вытирал влажные ладони о подкладку мундира, не без раздражения признавая, что старик пугает его не меньше, чем всех других. Какого черта, я же не последний человек в этой паршивой империи! Я стою во главе второй армии Франции и первого контингента крестового похода!

Всего несколько часов назад его известили, что святейший отец примет его в папской часовне, так что ему не хватило времени, чтобы внутренне подготовиться к встрече. Хотя беседа с Убальдом де Колдингом была до крайности неприятной, она все-таки принесла свои плоды, пусть и пришлось дожидаться три месяца Относительного Времени.

В уме Роберт раз за разом прикидывал, что он хочет сказать, а главное, как это следует сделать. Начать разговор с Танкреда или же со своих притязаний на нормандские владения Тарентов? Даже если Урбан не такой идиот, чтобы не понять, какова подоплека его ходатайства, Роберту важно создать впечатление, что он в первую очередь печется о благополучном исходе военной кампании.

– Связь установлена, господин герцог, – объявил голос оператора.

Чтобы замедлить биение сердца, Роберт выдохнул весь воздух из легких, а затем встал на колени в центре круга тахион-связи. Возникло изображение Урбана, и Роберт в знак почтения склонил голову.

– Святейший отец, я предстаю перед вами как смиренный слуга Божий, – произнес он.

Из всех протокольных формулировок, используемых при обращении к папе, он предпочитал именно эту за ее завуалированный намек на то, что высший глава Римской церкви по сути является лишь посредником.

– Видеть вас всегда в радость, дражайший герцог, – ответил Урбан IX, – можете поднять голову.

Роберт повиновался и увидел Урбана, очень прямо сидящего в кресле и устремившего на него глаза. Папа не изменился с последнего раза, когда они виделись непосредственно перед отлетом.

– Мне не терпится узнать, – продолжал Урбан, – каковы те ужасные опасности, нависшие над будущим империи, которые послужили причиной того, что вы задействовали все свои дипломатические таланты, чтобы добиться этой встречи.

Роберт сглотнул. Скверное начало, лучше заговорить о проблемах крестового похода.

– Ваше святейшество, я никогда не позволил бы себе отвлечь вас от дел, если бы того не требовала ситуация. Я попросил об аудиенции, чтобы предупредить о трудностях, с которыми сегодня сталкивается наша военная кампания.

– Слушаю вас.

Начало положено.

– Как вам, разумеется, известно, в некоторых полках дисциплине угрожают волнения политического характера. Постоянно распространяются слухи и ложная информация, в то время как эффективные меры, способные положить этому конец, не принимаются. А в последнее время подобные явления даже демонстрируют тенденцию к нарастанию.

Папа нахмурился, не меняя насмешливого выражения лица. Свет, падающий на него из окон просторного кабинета, постоянно менялся, переходя от сияющего солнца к полумраку и заставляя предположить, что по небу Рима плывут плотные кучевые облака.

– Как я понял, Петр Пустынник уже принял соответствующие меры, – медоточивым голосом ответил он. – Почему вы считаете необходимым параллельно проконсультироваться со мной?

Роберт постарался скрыть беспокойство. Осторожней, ни единого неверного шага. Если папе не нравится, что я действую через голову Петра, это может обернуться против меня. В конечном счете, хотя Урбан назначил Роберта специальным советником по военным вопросам, своим доверенным лицом он все-таки выбрал Петра Пустынника. На тот момент это нимало не обеспокоило Роберта, потому что для него лично самым важным было оказаться в курсе всех тайных деталей, однако сегодня он ощутил границы своих полномочий.

– Это довольно… деликатный вопрос, ваше святейшество. И я очень не хотел бы, чтобы у вас сложилось впечатление, будто я умаляю работу, проделанную нашим претором. – Ну же, взялся за гуж… – Скажем так: несмотря на его великие достоинства как духовного вождя крестового похода, мне порой кажется, что он проявляет излишнюю доверчивость в отношении человеческой природы…

– Если выражаться яснее, вы полагаете, что Петр излишне терпим.

Это не вопрос, так что отвечать не следует. Точка невозврата, пан или пропал.

Повисло молчание. Несмотря на полученное разрешение, Роберт не поднимал глаз.

– Изложите мне ваше ви́дение ситуации.

Черт возьми, сработало! Надо продолжать немедленно, не выказывая ни малейшего признака облегчения.

– Я думаю, что бо́льшая часть наших нынешних трудностей исходит от некоторых знаковых персон этого похода, которые сами демонстрируют недисциплинированность и неподчинение приказам. И на мой взгляд, наибольшие помехи с этой точки зрения вызывает, без сомнения, лейтенант Танкред Тарентский.

Урбан позволил ему продолжать, не сводя с него своих голубых глаз. Понимая, что папа наверняка в курсе прошлых поступков Танкреда Тарентского, Роберт не решился вызвать его раздражение, лишний раз перечисляя их. Он заговорил чуть более твердым голосом:

– В разговоре с Петром Пустынником я упомянул о возможности применить к нему более суровые меры. К несчастью, в данном случае вождя крестового похода, по-моему, привели в некоторое замешательство политические соображения.

– Вполне понятные затруднения, как мне кажется, – прервал его Урбан. – Проблемы, связанные с этим человеком, – одни из самых щекотливых. Кое-что свидетельствует в его пользу, кое-что работает против него.

– Ваше святейшество совершенно правы. Учитывая, что любые направленные против него действия могут принять неожиданный оборот, мы с Петром пришли к выводу, что для начала его следует дискредитировать. Таким образом мы заранее сделаем уязвимой позицию любого, кто решит его поддержать.

– Мне это представляется весьма разумным решением, – одобрил Урбан.

– А мне нет, – сухо ответил Роберт.

Своим дерзким ответом он многое ставил на карту, но ему было необходимо произвести впечатление на папу, показать ему, что, в отличие от Пустынника, он не является покорным слабаком, до дрожи боящимся взять на себя малейшую инициативу.

С непроницаемым лицом Урбан хранил молчание, казалось размышляя, как лучше повести себя с таким человеком. Когда он ответил, голос его звучал ровно и без малейших признаков гнева:

– В таком случае что предлагаете вы, дражайший Роберт?

Победа. Теперь Урбан знает, что с ним следует считаться. Роберт немного разозлился на себя за то огромное облегчение, которое испытал. Ему казалось, что он выше этого, но приходилось признать, как много для него значит уважение папы.

– Я думал о… радикальном действии, способном окончательно решить проблему, – ответил он. – Действии… э-э… физическом, которое привело бы к окончательному устранению… – А, к дьяволу эвфемизмы! – Если ваше святейшество позволит мне выразиться без обиняков: я думаю, что следует убрать этого возмутителя спокойствия.

Урбан и бровью не повел.

– Некоторые люди из его подразделения подчиняются моим приказам. Они уже работают над тем, чтобы внедрить мысли о его дурном поведении, о том, что в его прошлом немало темных пятен и что его знакомства недостойны офицера-крестоносца. Таким образом, если произойдет несчастье, многие решат, что он обжегся, играя с огнем… Тем более что все в курсе его личного расследования – вполне незаконного – по поводу смерти той молодой женщины. Это привело даже к вмешательству полиции.

Кстати, он сам и постарался, чтобы это стало общеизвестным, широко распространив рассказ о том, как Танкред сорвался в прачечных в присутствии полиции.

Урбан поглаживал свою ладонь, не сводя глаз с Роберта:

– Должен признать, что ваше предложение довольно заманчиво…

Роберт внутренне возликовал: Наконец-то!

– Но и речи не может быть привести его в исполнение.

Двинув вперед все свои фигуры и думая, что ступает по твердой почве, Роберт вдруг ощутил, как земля уходит у него из-под ног. Следовало любой ценой найти ответ, уцепиться хоть за что-то. Но только не упиваться недавним успехом своего дерзкого ответа, не испытывать терпение Урбана во второй раз!

– Если ваше святейшество полагает, что этот выход… нехорош, – прокаркал он, – значит я недостаточно изучил все последствия проблемы.

На морщинистых губах папы играла легкая улыбка. Герцог Нормандский полагал, что набирает очки, а Урбан в своей манере напоминал ему, кто настоящий хозяин игры.

– Вы сами это сказали, господин герцог, – добил его папа. – Вопреки тому, что вы утверждаете, простое и жесткое устранение этого человека стало бы несоразмерным решением, продиктованным скорее вашими притязаниями на нормандские владения его родителей, нежели действительными интересами похода. Я не стал вмешиваться, когда вы попытались избавиться от него в тренировочном куполе. Тем не менее предупреждаю, чтобы вы воздержались от возобновления подобных инициатив, иначе, можете мне поверить, вы станете единственным, на кого лягут вероятные негативные последствия.

У Роберта было ощущение, что папа раз за разом втыкает ему в спину бандерильи. Урок был жестоким, но он знавал и похуже. Сейчас главным было сохранить самообладание. Изобразить смирение. Рано или поздно мой час придет. И тогда даже ты, старый лис, будешь вынужден со мной считаться.

Теперь Роберту и думать было нечего просить, как он заранее намеревался, чтобы святой отец лично ходатайствовал перед королем Франции об официальной передаче ему захваченных силой владений Тарентов. Он сосредоточился, стараясь, чтобы в его ответе не проскользнуло испытываемое им разочарование:

– Я… заклинаю ваше святейшество поверить, что мною владеет единственно желание обеспечить триумф этого крестового похода.

Урбан ответил ему почти по-отечески, как если бы старался объяснить ребенку его ошибку:

– Ликвидация этого лейтенанта породила бы слишком много вопросов именно потому, что все знают, как близко к сердцу он воспринял расследование дела Манси, вызвавшего столько пересудов. К тому же влияние Боэмунда Тарентского с годами, конечно, сильно ослабло, но он остается важной персоной, которую не стоит недооценивать. Нам следует действовать тонко и подождать, пока его племянник сам поставит себя под удар. Вот тогда вы получите возможность заявить свои притязания на земли, которыми, видимо, так дорожите. Я хорошо знаю людей вроде Танкреда Тарентского, и рано или поздно он совершит промах. Нам достаточно запастись терпением.

Не зная, что ответить, Роберт склонил голову.

– Однако не все способны проявить терпение, – заключил Урбан. – Сумеете ли вы?

* * *

Я чуть не упустил Танкреда – такой плотной была толпа на Центральной аллее.

После его утреннего звонка я сам назначил ему встречу именно здесь, потому что нигде не бываешь так незаметен, как в самом сердце толпы, но, когда большое скопление людей не позволяет найти друг друга, преимущество может быстро обернуться помехой. И все же мы встретились в самой толчее, с сэндвичами в руке – чтобы не выделяться, потому что был час обеденного перерыва.

Несколько часов назад я поставил на рога всю Сеть, чтобы выполнить просьбу Танкреда. Изготовить пиратский пропуск, позволяющий проникнуть в охраняемые зоны ама-палуб, за столь короткое время было не так просто, как, по-видимому, рассчитывал лейтенант. Классический признак неофитов в информатике: они думают, что самим им в этом никогда не разобраться, зато искренне верят, что те, кто все-таки разбирается, способны в мгновение ока совершить любые подвиги.

Мне даже пришлось рявкнуть, чтобы хакеры группы прониклись и согласились расстараться, а выручила нас, как обычно, Клотильда. Между тем некоторые члены группы начали поговаривать, что мои отношения с этим военным тянутся уже слишком давно, а никакого конкретного результата все нет. Санш даже предложил пойти вместе со мной, чтобы составить собственное представление о субъекте, потому что до сегодняшнего дня его видел только я.

– Вообще-то, – заявил он свойственным ему неприятным тоном, – таким знакомством ты ставишь под удар безопасность Сети. Вполне естественно, что нам хочется самим глянуть.

Я был далеко не в восторге от их фрондерства, но в глубине души понимал, почему они начали задумываться. Так что я пожал плечами и согласился, чтобы Санш и недавний рекрут, которому еще предстояло многому научиться, Колен Фюльбер, отправились со мной на встречу.

И теперь наша троица, держа в руках свои сэндвичи и периодически от них откусывая ради поддержания конспирации, имела довольно глупый вид. Я не удержался и прыснул со смеху, когда увидел Танкреда с его собственным бутербродом, который он воздевал вверх, как будто трубил сбор. Мы хотели быть как можно незаметнее – в результате из нас получился комический квартет.

– Что? – бросил Танкред. – У меня такой дурацкий вид?

Тут уж я заржал во все горло:

– Ты и представить себе не можешь!

Он тоже рассмеялся, и мы пожали друг другу руки. Подошли двое моих товарищей. Лицо Танкреда тут же замкнулось.

– Кто эти люди? – спросил он довольно холодно.

– Позволь представить тебе Пьера Санша и Колена Фюльбера, моих друзей по Сети. Они хотели с тобой познакомиться.

– А я бы предпочел, чтобы все осталось строго между нами, – проворчал Танкред.

Санш без особых церемоний ответил:

– Знаем. Альберик твердит нам это с самого начала. Но ты должен понимать, что он не один. Множество мужчин и женщин вместе работают, чтобы бороться с угнетением, и все они здорово рискуют…

– Значит, – прервал его Танкред, – вы желаете своими глазами убедиться, что контакт Альберика вовсе не член Legio Sancta, который пытается втереться в ваши ряды.

Тон Танкреда был резким, почти надменным, а я по опыту знал, что Саншу это не понравится.

– Именно, – ответил он. – И я не понимаю, в чем проблема.

– Никаких проблем, христианин, ты здесь, так что смотри на меня. Похож я на легионера?

Санш, разумеется, был задет за живое.

– Не стоит так это воспринимать. Может, побудь ты хоть один день в шкуре бесшипника, ты бы лучше понял наше беспокойство! Вижу, что в отношении тебя я был прав: Сеть не должна принимать людей вроде тебя.

Он сделал вид, что достаточно наслушался и готов уйти, уводя с собой Колена. Я совершенно пал духом. Глупая мужская заносчивость лишала нас ценнейшего союзника, потому что, несмотря на все его немного устарелые аристократические замашки, Танкред был на нашей стороне, я уверен.

– Погоди! – бросил он Саншу.

Тот остановился и обернулся, всем своим видом выражая недоверие.

– Прошу меня извинить.

Тут он сразил нас всех. Аристократ, приносящий извинения простолюдину – хуже того, бесшипнику… никто из нас троих такого еще не видывал.

– Нам с Альбериком потребовалось время, чтобы выстроить крепкие доверительные отношения, – пояснил Танкред. – Услышав, как ты ни с того ни с сего ставишь их под сомнение, я вышел из себя, признаю. Однако ты прав, когда говоришь, что я никогда не переживал того, что вам приходится выносить ежедневно. Думаю, мне следовало бы проявить больше понимания. Это верно, что вы рискуете куда больше, чем я.

Я увидел, как напряженное лицо Санша буквально разглаживается. Его брови поползли вверх, губы приняли нормальные очертания, из уголков глаз исчезли морщинки. Танкред попал в точку. Против всяких ожиданий, сам удивляясь собственной отваге, первым заговорил Колен: