Электронная библиотека » Франсуа Баранже » » онлайн чтение - страница 32


  • Текст добавлен: 8 июля 2021, 09:21


Автор книги: Франсуа Баранже


Жанр: Научная фантастика, Фантастика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 32 (всего у книги 33 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Несмотря на строгие моральные устои, которые, как Танкред знал, были ей присущи, Клоринда проявила больше понимания, чем он смел надеяться, признав при этом, что в последние месяцы Танкред, вполне вероятно, позволил себе отклониться от верного пути. Для нее, разумеется, самым тяжким и опасным его грехом были сомнения в религии. Но поскольку он принял твердое решение вернуться к более благочестивым взглядам, она сочла, что у него больше нет оснований так себя бичевать.

Что до предпринятого подпольного расследования смерти Вивианы, то, допуская, что оно, скорее всего, опирается на преувеличенные гипотезы, Клоринда тем не менее полагала, что у него были причины насторожиться.

– В конце концов, – напомнила она, – уж у меня-то есть веские основания верить, что вы не выдумали того загадочного человека в черной рясе. Ведь в «Сентраль» меня отправил вовсе не плод параноидальной фантазии.

– Верно, – согласился Танкред. – И все же я хотел убедить себя, что он часть конспиративного плана, а на самом деле речь, скорее всего, идет об обычном преступнике. Какой-то псих бродит ночами по корабельным переходам, а я сразу принялся вопить о вселенском заговоре… Само слово мне сегодня кажется смешным.

Клоринда кивнула и развела руками, как человек, признающий очевидность:

– Вся проблема с теориями заговора заключается в том, что, когда начинаешь в них верить, они, как зараза, накладывают отпечаток на все твои мысли. Любая, даже самая безобидная мелочь представляется неопровержимым доказательством того, что весь мир ополчился против вас.

– Именно, – подтвердил Танкред. – Как тот секретный проход, который, как мне казалось, я обнаружил. Вполне вероятно, в один прекрасный день я узнаю, что тому было простое объяснение, без всякой таинственности.

Говоря эти слова, он вдруг почувствовал, как внутри поднялась волна сомнения. Он немедленно постарался преградить ей путь, как захлопывают дверь перед носом нежеланного гостя, но кое-какие крохи успели прорваться – обрывки мыслей, которые преодолели его психологический барьер, настойчиво твердя, что это просто смехотворно, а его новые объяснения и гроша ломаного не стоят. Он схватился руками за голову.

– О господи! – простонал он. – Хватит! Как бы мне хотелось изгнать эти мысли одним щелчком пальцев!

На самом деле он уже пробовал. Поджидая Клоринду, он попытался реактивировать то легкое психологическое кондиционирование, которому в обязательном порядке подвергали в датской военной школе: удобные мысленные узы, позволяющие не задавать лишних вопросов. К несчастью, в свое время он из чистой бравады сумел в несколько дней разорвать их, и теперь они больше не действовали. Оставалась возможность, обратившись к военной медицине, заново установить другие – результат был бы тот же. Но готов ли он пойти на такой шаг? В одном Танкред был уверен: он больше не желает так страдать из-за своих идеалов или абстрактных моральных принципов. Куда проще забыть все эти истории и отдаться покою бездумья.

Да вырвет Небо из наших душ смертельную отраву![90]90
  Торквато Тассо. Освобожденный Иерусалим.


[Закрыть]

Надеясь успокоить его, Клоринда попыталась унять этот безудержный пессимизм.

– Когда все это случилось, вы поступили так, как вам казалось на тот момент наиболее правильным, – сказала она, постаравшись, чтобы ее голос звучал как можно убедительнее. – Не всегда получается по горячим следам понять, как верно вести себя.

– Если искренне веруешь, то всегда.

Клоринда не очень представляла, как оспорить столь здравое суждение, ей только хотелось, чтобы он взглянул на ситуацию с более обнадеживающей точки зрения.

– Ладно, забудьте все это, – посоветовала она, накрыв его руку своей ладонью. – Как сказал вам тот священник, самое важное сегодня, что вы поняли свое заблуждение и присоединились к пастве Господней. Прощение – главная добродетель хорошего христианина, так что простите себя!

Тронутый сочувствием молодой женщины, Танкред поднял голову и выдавил слабую улыбку.

– Если честно, – с некоторым смущением начал он, – меня больше всего мучило, как к этому отнесетесь вы. Я боялся, что после разжалования вы больше не захотите меня видеть…

Клоринда впервые осознала, насколько серьезно относится к ней этот человек. Ее внезапно охватил жар, и она с облегчением подумала, что относительная темнота парка не позволит Танкреду разглядеть краску на ее щеках.

– Я никогда не обращаю внимания на общественное положение тех, с кем общаюсь, – бросила она, надеясь, что в голосе не прозвучит слишком сильное волнение. – И потом, пройдет совсем немного времени, и вам обязательно вернут все ваши военные знаки отличия.

Экс-лейтенант задумался.

– Окажись на моем месте кто-то другой, вы были бы правы. Но что касается меня, то мое дисциплинарное прошлое играет против меня…

Он чуть не хлопнул себя по лбу.

С какой стати я заговорил об этом? – выругал он себя in petto[91]91
  В душе (ит.).


[Закрыть]
.

– Суратская кампания, да? – осторожно спросила Клоринда.

– А, так вы и это знаете…

– Я смутно помнила ту старую историю, но нашлись люди «с самыми добрыми намерениями», которые освежили мою память на случай, если я что-то забыла.

Этими людьми стали две ее подруги, Бланка и Жермандьера – в основном Бланка, – решившие предостеречь от возможных последствий для ее репутации.

– Меня это не удивляет, – обреченно сказал Танкред. – Такие вещи преследуют нас всю жизнь…

– По правде говоря, я только припоминаю какие-то давние разговоры, но ничего конкретного. Думаю, и с остальными дело обстоит точно так же.

Несмотря на небрежный тон, который Клоринда сочла наиболее уместным, Танкред понял, что ей хотелось бы узнать, что там в действительности случилось. И он не мог ее за это корить: в официальной прессе наговорили столько глупостей и неточностей, что мало кто мог похвастаться, будто на самом деле знает, что именно произошло.

И хотя он никогда ни с кем, даже с родными, не разговаривал о тех событиях, Танкред вдруг почувствовал потребность рассказать Клоринде все. Этим вечером, когда все от него отвернулись, она была здесь, с ним. Он чувствовал, что может доверять ей. Вероятно даже, она единственный человек, способный понять, как все тогда сложилось. Она наверняка уловила ход его мыслей, потому что замолчала и ободрила его взглядом.

– Это ужасные воспоминания… Мне всегда трудно возвращаться к ним.

– Вы и не обязаны, Танкред.

Он в упор взглянул на нее. На ее губах мелькнула безыскусная улыбка, как вчера вечером, когда они впервые поцеловались. Танкред почувствовал себя намного лучше. Среди сонма бедствий с ним случилось и нечто прекрасное: встреча с Клориндой.

Он сделал глубокий вдох и начал:

– Это было в две тысячи сто девяностом. Я только что лучшим в выпуске окончил Королевскую военную школу в Дании в чине младшего лейтенанта. Я собирался вернуться в Нормандию, чтобы, воспользовавшись недельным увольнением, повидаться с семьей, но индохристианский конфликт решил по-другому.


– Хорошо спланированная атака мятежников Нармады[92]92
  Нармада – река на полуострове Индостан. Протекает в Центральной Индии и впадает в Аравийское море. Считается одной из семи священных рек.


[Закрыть]
вынудила стоящие в Сурате, городе в западной части Индии, папские войска укрыться на базе НХИ. По воле неведомых путей распределения личного состава я, несмотря на свою неопытность, был назначен командовать одним из отрядов подкрепления, посланного непосредственно к месту столкновений. А потому менее чем за час до моего отбытия в Нормандию увольнение отменили, и я был в срочном порядке отправлен на подавление этого «незначительного мятежа».

Двадцать четыре часа спустя я вышел из мезо-джета на аэродроме Сурата и оказался в самом центре настоящей уличной войны. Яростные стычки бушевали повсюду, в том числе и в окрестностях международного аэропорта. Но наш пилот, вместо того чтобы направиться прямиком на базу НХИ, пролетев над зонами, где шли бои, предпочел приземлиться здесь. На борту такого аппарата, как мезо, любая тактическая ракета могла нас достать, и мы оказались бы совершенно бессильны ей помешать.

Командующий подкреплением майор Тюлье решил, что мы должны немедленно отправиться на помощь войскам, осажденным на военной базе. Он приказал зафрахтовать три транспортные баржи для перевозки личного состава и одно диспетчерское судно. На баржи погрузились девятьсот из тысячи солдат, а сто оставшихся – на диспетчерское судно вместе с группой командования. Стратегия Тюлье заключалась в том, чтобы, максимально прижимаясь к земле, пролететь как можно дальше по улицам, пересечь вражеские линии, рассчитывая на эффект неожиданности, и приземлиться прямо на базе, подобравшись к ней по горизонтальной линии. Майор считал, что потом у него хватит времени выгрузить и установить тяжелое оборудование. Мы везли с собой двенадцать вакуумных пушек, что обеспечило бы решающий перевес, если бы только мы успели разместить их на позиции.

На первый взгляд план был неплох. Но я сразу почувствовал слабину в рассуждениях Тюлье.

Баржи перемещались благодаря мощному магнитному полю, подобно самолетам ВВП[93]93
  ВВП – самолет вертикального взлета и посадки.


[Закрыть]
, только они, разумеется, были не способны подниматься так же высоко. Если бы, к несчастью, у повстанцев оказался в наличии генератор антиполя, они смогли бы направить его на нас и сбить баржи. Я обратил внимание майора на это обстоятельство, но ему пришлось не по вкусу, что вчерашний курсант критикует его приказания. Он ответил, что крайне маловероятно, чтобы повстанцы Нармады располагали подобным оборудованием, и что в любом случае другого способа подобраться к базе нет.

Я счел своим долгом заметить, что мы вполне могли бы установить часть вакуумных пушек на крышах окружающих базу домов, оставаясь вне досягаемости для вражеского огня. Уязвимым местом этой стратегии была невозможность оказать немедленную поддержку людям, укрепившимся на базе, в то время как их северный фланг оставался под огнем, зато мое предложение обеспечивало нам надежный контроль с южной стороны. Майор Тюлье сухо заметил, что мальчишке вроде меня лучше бы заниматься тем, что он способен понять, а стратегию оставить на долю настоящих солдат. Мы здесь уже не в школе, малыш. Здесь все по-настоящему. С нескрываемым сарказмом он добавил, что, дабы подготовиться к любым неожиданностям, я, вместо того чтобы располагаться вместе с группой командования на корабле-диспетчере, вполне могу занять место в одной из барж, на случай если мои бесценные тактические дарования понадобятся на поле боя. Конечно же, я поймал его на слове.

Итак, я оказался на второй барже. Когда мы оторвались от земли, уже наступили сумерки, оранжевый свет еще окрашивал небо, затянутое тяжелыми черными тучами, но на улицах было уже темно.

Выстроившись цепочкой, четыре аппарата летели на малой скорости по пустым проспектам разрушенной столицы, даже спустя столько лет все еще обезображенной стигматами Войны одного часа. Люди чувствовали, что решения их командира продиктованы скорее срочностью, чем зрелым размышлением. Они исходили страхом. Тем не менее я осуществлял командование баржей согласно приказам Тюлье. Грохот артиллерии мятежников с базы НХИ становился все слышнее. Небо полосовали сотни алых лазерных лучей спутникового наведения ракет «Акант». Никакие, даже самые реалистичные симуляции в военной школе не могут подготовить вас к такому зрелищу. Желудок мне свела болезненная судорога.

И тут первая баржа упала на землю.

Еще до того, как мы увидели результат его воздействия, все почувствовали пульсацию антиполя. Специфические ощущения давления в легких и в ушах. На тот момент я никогда еще такого не испытывал, но на тренировках нам это описывали. Однако, увидев, как баржа впереди внезапно набирает высоту, я сразу понял, что происходит. Не теряя драгоценных секунд, чтобы объяснить пилоту, в чем проблема, я включил аварийную остановку. Наша баржа немедленно сбавила ход, а ту, что шла перед нами, в это время под воздействием рикошета от отключившегося поддерживающего ее поля подбросило метров на десять, после чего она камнем рухнула вниз. Она разбилась, войдя носом в землю, что вызвало пожар в пилотской кабине. В это время наша баржа замедлялась, описывая оптимальную кривую, вычисленную бортовым компьютером, чтобы мы смогли приземлиться без серьезных повреждений, но я прекрасно видел, что мы неизбежно столкнемся с первой, которая завершила свое падение, с чудовищным металлическим скрежетом медленно завалившись набок.

Тогда я сознательно отключил тягу, чтобы остановить нашу баржу, пока она не проникла в зону действия вражеского анти-поля. Пилот заорал, что я сдурел, но я схватил его за руку, чтобы помешать снова рвануть вперед. Третья баржа с силой врезалась в нас, тряханув всех на борту, но поля выдержали, и оба судна смогли приземлиться без особого ущерба. Самолет-диспетчер, который летел метрах в двадцати выше, тоже сел без осложнений. Люди устремились прочь с баржи, чтобы не послужить мишенями. Внезапно всех бросило на землю ударной волной, которая смела нас раскаленным ветром, словно мелкие ветки. Взорвалась первая баржа. Ни один человек не успел выбраться из нее.

Воздух так перегрелся, что им едва возможно было дышать, мириады пылающих частиц витали повсюду, словно адская пурга. Все солдаты быстро сгруппировались на перпендикулярной улице, укрывшись от возможной стрельбы. И тут на меня накинулся майор.

Он был вне себя от ярости. По его мнению, виновником трагедии был я. Это я спровоцировал катастрофу, приказав остановить колонну. Как я ни твердил ему, что совершенно не виноват в гибели головной баржи, что, когда я приказал остановить нашу, первая уже попала в ловушку вражеского анти-поля, он не желал ничего слышать и продолжал обвинять меня. Он совершенно слетел с катушек. Был ли это шок от совершенной ошибки, имевшей такие трагические последствия? Я смотрел на толпившихся вокруг нас солдат: они качали головой. Им было стыдно за его поведение. Я был так ошеломлен чудовищностью обвинений и его лицемерием, что, возможно, придушил бы его в приступе гнева, но такого случая мне не представилось. Его голова взорвалась.

Весь в крови Тюлье, какую-то секунду я стоял, разинув рот и глядя, как его тело медленно оседает, словно марионетка, у которой обрезали ниточки. И только когда один из солдат закричал: «Звуковые пули!» – я понял, что в нас стреляют с крыш домов. Весь отряд поспешно разбежался, рассыпавшись по первым этажам окружавших нас разрушенных зданий. Многие солдаты, так и не добравшись до укрытия, пали, сраженные огнем мятежников. Потом стрельба затихла за неимением целей; только случайные пули вонзались в стены домов. Ситуация была ясна мне до боли: с этого момента я стал старшим офицером, отвечающим за операцию.

Я связался по радио с сержантом, который был помощником Тюлье, чтобы узнать, сколько человек еще осталось в живых, одновременно пытаясь придумать способ, как нам выбраться из этого осиного гнезда. Ужасная реальность смерти трехсот человек, только что погибших при падении первой баржи, маячила на краю моего сознания, но пока мне удавалось ее заглушать. Я должен был сохранять голову ясной, чтобы попытаться спасти задание от полного провала.

Прежде всего следовало вернуть себе контроль над ситуацией.

Я приказал пятидесяти солдатам очистить верхние этажи зданий, где мы закрепились, и разместиться на крышах, чтобы оборонять периметр. Это не заняло много времени: сидевших в засаде стрелков было совсем мало. Как только мы обезопасили зону, оставшиеся люди собрались на улице. Я вызвал командиров подразделений и объяснил им, что, хотя при крушении первой баржи мы и потеряли четыре вакуумные пушки, у нас осталось еще восемь и ту стратегию, к которой я тщетно пытался склонить Тюлье, все еще можно применить.

Некоторые запротестовали, убежденные, что надо выполнять приказы погибшего командира, но я велел им заткнуться. Среди них было немало старых вояк, и многим очень не понравилось, что они получили нагоняй от желторотого новичка. Однако все люди, за исключением сотни коммандос, которые остались на земле с приказом обнаружить и обезвредить генератор антиполя, вернулись на свои баржи. А я занял место на командном посту в самолете-диспетчере. Я был в ужасе. Сорок восемь часов назад я еще находился в военной школе, а теперь на одном из самых жарких фронтов Новой христианской империи руководил операцией, которая грозила обернуться полным фиаско.

Едва оказавшись на командном посту, я связался со штабом международного аэропорта, чтобы сообщить о сложившейся ситуации. Ответивший мне оператор, казалось, был перегружен и только повторял, что нам следует двигаться на помощь папской базе. На самом деле, как я узнал позже, они тоже подверглись серьезной атаке. Потом мне пришлось коротко описать нынешнее положение главе базы НХИ, который орал, чтобы мы пошевеливались. Я уже не помню, был он майором или полковником. Я даже имени его не помню. Я прервал сеанс связи, и аппараты кое-как взлетели. Я приказал вывести самолет на трехсотметровую высоту, чтобы оказаться вне досягаемости для любой стрельбы, потом поднял баржи достаточно высоко, чтобы они могли лететь над зданиями. Целью было выгрузить восемь вакуумных пушек на крыши вдоль приблизительно километровой линии, чтобы прикрыть весь южный фланг базы, не проникая непосредственно на вражеские позиции.

Вначале все шло по плану, и я даже начал думать, что еще возможно спасти миссию. Каждая баржа выгружала на конкретную крышу пушку и двадцать человек, необходимых как для приведения ее в боевую готовность, так и для защиты. Я приказал сразу же начинать обстрел, не дожидаясь, пока все пушки окажутся на позициях, – надо признать, что в этом был некоторый риск для барж, которые продолжали сновать туда-сюда. У вакуумных пушек довольно большой разброс попаданий, который всегда трудно оценить с точностью.

Однако именно для этого самолет-диспетчер оставался в воздухе, и я корректировал стрельбу с запасом безопасности. Первые залпы были выпущены из пушек, находящихся на самых отдаленных позициях, и я впервые в натуральную величину увидел последствия применения этого оружия. На расстоянии более километра от них целые здания были раздавлены, расплющены, они взрывались от их стрельбы, словно раздробленные безжалостной рукой невидимого гиганта. Целые районы города рушились, как карточные домики. Конечно, в те времена Сурат был лишь городом-призраком, состоящим из руин, и, однако, если бы эти дома были обитаемы, жертвы исчислялись бы тысячами. Пока что гибли только мятежники.

Потом находившийся на борту одной из барж сержант испросил разрешение пересечь обозначенный мной периметр, чтобы попробовать расположить последнюю пушку ближе к осаждающим базу. Я велел ему подчиняться приказам, но этот урод сделал вид, что связь прервалась. Намереваясь выиграть для стрельбы двести – триста метров, он отклонил баржу ближе к линии фронта. Предчувствуя худшее, я приказал своему пилоту на полной скорости идти в том же направлении, а сам старался наладить связь с этим идиотом. Но события стали развиваться слишком быстро, чтобы я смог исправить ошибку сержанта. Ему удалось добраться до намеченной крыши, и он уже выгружал вакуумную пушку с помощью своих людей, когда его накрыло антиполе. После первого удачного залпа мятежники наверняка переместили генератор, и потому им хватило времени установить его в этой зоне. Думаю, им потребовалось не больше трех или четырех минут, чтобы выцелить баржу.

Она рухнула точно так же, как головная баржа нашего конвоя: скачок вверх, исходящий от самого корабля, механически вобравшего отрицательную кинетическую энергию, производимую поддерживающим полем. Перед тем как баржа рухнула на крышу прямо на головы несчастных, которые успели высадиться, солдат, находившихся на гибких сходнях, выбросило в пустоту. Взрыв снес верхнюю часть здания, и ударная волна настигла нас секундой позже. Самолет-диспетчер резко тряхнуло, но он выдержал. К несчастью, наша позиция вынудила три пушки прекратить стрельбу, и мятежники воспользовались неожиданной передышкой, чтобы развернуть свои батареи в нашем направлении. Рой «Акантов» ринулся на нас, их поисковые лазеры ослепляли любого, кто глянул бы в ту сторону. Движимый инстинктом, наш пилот резко набрал высоту, уходя от траектории ракет. Не поступи он так, меня давно бы уже не было в этом мире. Поэтому всю последовавшую бойню я наблюдал с высоты. Худшее зрелище за всю мою солдатскую жизнь.

Две наши позиции были одновременно поражены первым залпом. Одна из пушек схлопнулась при попадании, спрессовав всю материю в радиусе пятидесяти метров, и взорвалась при достижении критической массы. Другая не была задета напрямую, но лучше бы уж была. Ракета разрушила нижние этажи здания, на крыше которого она стояла, и взрыв перекосил весь дом. Крыша поднялась в воздух, потом накренилась вместе с вакуумной пушкой в тот самый момент, когда из нее производили выстрел. В тяжелом вооружении промежуток между пуском заряда и самим залпом достигает пяти секунд – столько времени требуется для аккумулирования энергии. Я понял, что следующий выстрел пойдет не в намеченную цель, когда увидел, как ее ствол чудовищно медленно отклоняется к левому флангу, точно в направлении линии наших батарей. Дальнейшее стало до ужаса логичным.

Раздался выстрел, который снес верхние этажи зданий слева, в том числе дома, где находилась ближайшая пушка. Но залп подобного типа, произведенный практически в упор, просто так не останавливается. Волна энергии продолжила свою траекторию, действуя как гигантский пробойник, и две наши другие позиции тоже были сметены. А та пушка, из которой произвели залп, сгинула вместе со всеми людьми, когда обрушилось здание.

За несколько секунд, словно в зловещей игре, мы потеряли еще одну баржу, пять пушек и, скорее всего, около четырехсот человек. Я был совершенно оглушен и растерян. Все мелькало вокруг на огромной скорости, и мне казалось, что я кружусь, как в кошмаре, и скоро разобьюсь о землю. Не знаю, сколько времени я пребывал в этом отупении, пока не услышал, что пилот кричит на меня, пытаясь вывести из ступора и получить приказания. Новые «Аканты» могли вылететь с секунды на секунду, и только еще ведущийся огонь из трех оставшихся пушек мог им помешать. Пилот третьей баржи, находясь в километре от места событий, без устали твердил, что не сможет долго оставаться в воздухе, поскольку из-за предыдущей встряски судно проявляет все бо́льшую неустойчивость. Я принял единственно возможное решение: запросил у штаба срочную эвакуацию.

От ответа оператора международного аэропорта у меня кровь застыла в жилах: и речи быть не может ни о какой эвакуации, пока задание не будет выполнено. Я был потрясен. Как далеко было все это от занятий по военной тактике в академии! Там нас учили во время сражения сохранять хладнокровие, чтобы принимать наилучшие решения при любых обстоятельствах, а здесь я с головой погрузился в хаос реального боя, где все реагировали истерично и в ущерб здравому смыслу.

Тогда я сорвал с пилота нашлемный микрофон, чтобы самому поговорить с оператором. Я поклялся, что, если он не начнет процедуру немедленной эвакуации, я вернусь и на своем самолете-диспетчере разнесу его контрольную вышку. На том конце повисла тишина, и я увидел, как на главном мониторе высветился приказ об эвакуации. В этот момент мой пилот заорал: «„Акант“ в непосредственной близости!» Нас засекла ракета. С нами было покончено. Я отреагировал рефлекторно, активировав приказ о катапультировании.

Когда меня выбросило в водоворот звуков и света, не дававший ни малейшей возможности сориентироваться, от ускорения у меня помутилось в глазах. Единственное, что я успел увидеть, – странный балет десятка силуэтов, вылетающих из самолета-диспетчера, и сразу затем – слепящую вспышку взрыва. Огненный шар довольно серьезно обжег мне руки и лицо, но я этого даже не заметил.

Мини-отталкиватели моего кресла умудрились худо-бедно посадить меня на землю, и я, пригнувшись, побежал в очищенную нашими людьми зону безопасности. Все, кто остался от нашего отряда, ждали там эвакуации. Растерянные, перепуганные люди. Тень тех солдат, которых я видел всего несколько часов назад. Все бросали на меня обвиняющие взгляды, и никто, казалось, не радовался тому, что я тоже уцелел. Я их не порицаю, они не могли знать, почему все так произошло. Раз уж я оказался единственным офицером, оставшимся в живых, я и нес ответственность за катастрофу.

Десять минут спустя прибыли семь супергрифов и взяли на борт сто сорок восемь выживших.

Сто сорок восемь из тысячи.


В прохладе наступившей ночи они по-прежнему сидели рядом под ивой. За все время рассказа Клоринда не шелохнулась, а Танкред смотрел прямо перед собой, не осмеливаясь повернуть к ней голову.

Вспоминать эту историю во всех подробностях означало бередить старые раны, но, как ни парадоксально, он испытал облегчение, словно скинул давно давивший груз. У него было совершенно отчетливое ощущение, что он наконец покончил с этим эпизодом своей жизни.

Клоринда все еще молчала. Возможно, не нашлась что сказать после услышанного. Танкред встревожился, но тут почувствовал, как она положила руку ему на плечо. Тогда, по-прежнему глядя куда-то вдаль, он мягко накрыл ее ладонь своей. Пошел мелкий дождь, зашуршав в листве, но толстые ветви ивы служили надежным укрытием.

– Это немыслимо – оказаться таким молодым в подобной бойне… – медленно произнесла Клоринда, решившись наконец заговорить. – И я полагаю, что после этого база НХИ была…

Она не рискнула закончить фразу. Танкред кивнул и без всякого выражения произнес:

– В конце концов база попала в руки повстанцев, и весь гарнизон был истреблен…

Молодая женщина сделала глубокий вдох, а потом выдохнула:

– Что случилось потом? С вами, я имею в виду. Было официальное расследование?

– Мне вменили в вину ошибку в командовании. Грубо говоря, меня обвинили в том, что я не последовал стратегии, предложенной командиром, даже после его смерти.

Клоринда была ошеломлена:

– Какая бессмыслица! Раз вы уже знали, что там имеется генератор антиполя, это было бы равнозначно самоубийству.

– Когда военные власти считают, что назревает мятеж, они порой проявляют крайнюю упертость, – ответил смирившийся Танкред.

– Но они вас, конечно же, не обвинили в мятеже, – удивилась Клоринда, – иначе вас бы не просто разжаловали: вы оказались бы в тюрьме. И надолго.

– Отчего же, вначале обвинили. Потом, выслушав показания выживших, прекратили следствие. Большинство солдат подтвердили мои слова, и судьи признали, что я изначально совершил ошибку, не последовав стратегии Тюлье, но в дальнейшем командовал правильно.

– Командовали правильно? Да вы просто спасли этих людей. Если бы не трагическое неповиновение сержанта, вы, возможно, спасли бы и базу.

– Они ничего не желали знать и разжаловали меня до сержанта. Я только что выпустился из академии в Дании и не пробыл младшим лейтенантом и недели. Такое и само по себе трудно пережить, но все стало еще хуже, когда я решил обжаловать это решение. Начались долгие процедуры, я бился как проклятый, но увязал все больше и однажды решил плюнуть. Я был несправедливо осужден, и мне даже не хватило мужества сражаться до конца. Я поклялся, что больше со мной такого не случится.

Теперь Клоринда понимала, в каком состоянии духа пребывал сидящий рядом с ней бывший лейтенант.

– И вот это случилось снова… – тихо произнесла она.

Внезапно почувствовав себя абсолютно обессиленным, Танкред опустил голову и ссутулился:

– Теперь я не знаю, что и думать. А если это моя гордыня заставила меня в тот момент увидеть все в таком свете? А что, если я мог бы избежать кровавой бойни?

Поняв, что его снова затягивает пагубная спираль самоуничижения, Клоринда решила, что пора действовать, пока он окончательно не потерял веру в себя.

Она повернулась к нему и заговорила самым властным своим тоном:

– Танкред Тарентский, послушайте меня. Признаю, что Господь послал вам суровое испытание. Однако Он не сразил вас. Возможно, Его промысел в отношении вас сегодня еще кажется неясным, но я знаю, что вам предстоит свершить великие дела в этой жизни, можете мне поверить!

Он неуверенно улыбнулся.

Хотя сегодняшний день стал одним из худших в его жизни, он чувствовал, что Клоринда действует на него именно так, как он надеялся, когда позвонил ей после полудня. Не то чтобы он пришел в полную норму, но чувствовал себя явно лучше. В некотором смысле ей удалось невозможное: разогнать сгущавшиеся со вчерашнего дня тяжелые тучи, чтобы сквозь них смог наконец пробиться луч света. Гроза еще громыхала, но на горизонте уже становилось светлее. Танкред размышлял, кто еще сумел бы сотворить с ним такое. Внезапно вся его любовь к ней вспыхнула и хлынула по венам раскаленным потоком.

– Я не знаю, что сказать… – удалось ему выговорить. – Вы… чудесная.

Она расхохоталась, потом ухватила его за воротник. И все с той же ободряющей улыбкой медленно притянула к себе:

– Мне кажется, это неплохо для того, кто не знает, что сказать.

Несмотря на то, как завораживающе действовало на его обострившиеся чувства лицо амазонки, Танкред невольно отметил, с какой силой она притягивает его к себе. Когда их губы соприкоснулись, он с затуманенным сознанием и рвущимся из груди сердцем ощутил электрический удар. Воспоминание об их первом поцелуе никуда не делось, но оно не шло ни в какое сравнение с тем, что происходило сейчас. Сознавая, как хрупок этот момент, он отдался ему целиком, смакуя мельчайшую подробность, наслаждаясь охватившим его сладким оцепенением и боясь спугнуть его, пока оно не поглотило его целиком.

Дождь прекратился несколько минут назад, и отовсюду поднимались запахи влажной земли и свежей травы. Темноту ночи нарушало только мерцание звезд, разбросанных по своду спокойного безмятежного купола, когда двое влюбленных опускались между корней на теплую траву.

* * *

13 сентября 2205 ОВ


Путешествие «Святого Михаила» подходило к концу. Еще три недели – и гигантский межзвездный корабль выйдет наконец на орбиту Акии, второй планеты главной звезды системы альфа Центавра. Недавно произошло важное событие – инверсия толчка, что должно было позволить кораблю постепенно сбросить скорость, пока он не займет свою конечную орбитальную позицию.

Цель крестового похода, на протяжении всего перелета казавшаяся людям далекой и смутной, теперь приобретала вполне конкретные формы огромного центаврийского солнца и двух его звездных сестер. Уже много дней новое светило сверкало во всех обзорных иллюминаторах, вынуждая Нод-2 постоянно поддерживать поляризующие фильтры в активном состоянии.

Альфа Центавра А была самой большой звездой системы, а также единственной, имеющей свое планетарное окружение. Меньшая по размерам и лишенная своих планет альфа Центавра В на данный момент находилась в афелии[94]94
  Афелий – наиболее удаленная от Солнца точка орбиты планеты.


[Закрыть]
своей орбиты вокруг центрального солнца. Ей потребуется около сорока лет, чтобы оказаться в ближайшей от сестры точке, и еще сорок, чтобы завершить круг. И наконец забытое дитя этой звездной семейки – альфа Центавра С, красный карлик с такой маленькой звездной величиной[95]95
  Звездная величина – видимая звездная величина – числовая безразмерная величина, характеризирующая яркость звезды или другого космического тела по отношению к видимой площади.


[Закрыть]
, что с Земли она была невидима невооруженным глазом, несмотря на свой статус самой близкой к нашей планете звезды. Если смотреть с корабля, то она не могла и соперничать с сиянием планеты атамидов, чей уже различимый диск постоянно рос за стеклами иллюминаторов.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 | Следующая
  • 3.6 Оценок: 5

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации