Текст книги "Dominium Mundi. Властитель мира"

– Катись отсюда, служивый, если не хочешь проблем себе на голову! – прорычал Арган. – Возвращайся к себе.

Незнакомец не шелохнулся. На несколько мгновений, пока все ждали его реакции, сцена словно застыла. Тишина была такой напряженной, что один легионер даже вздрогнул просто от звука упавшей с лица Сильвера капли крови. Тогда чужак спустился еще на несколько ступенек и вышел в круг света.

Узнав врага своего хозяина, Танкреда Тарентского, Арган аж передернулся от неожиданности.

– Ты! – в изумлении воскликнул он. Пожалуй, он сразу пожалел, что не сумел сдержать удивления, поэтому, взяв себя в руки, презрительно бросил: – Не болтался бы ты тут, слизняк, не то пожалеешь.

При виде возникшего противостояния подручные поняли, что между их главарем и этим амбалом существует какая-то давняя распря, хотя и не знали, в чем там дело.

От Танкреда не ускользнула внезапная перемена в голосе Аргана; вместо обычной злобы в голосе прихвостня Роберта вдруг проскользнула расчетливость. По всей видимости, Арган усмотрел в этом непредвиденном столкновении шанс преуспеть в том, что не удалось ему в «Вавилоне»: спровоцировать инцидент с Танкредом. Это было ясно как день, и у него, скорее всего, получится, если Танкред не прекратит лезть в эту историю. Увидев двух окровавленных бесшипников, изувеченных аргановскими кретинами, тот сразу понял, что нарывается на проблемы, но ему было абсолютно плевать. Желание заставить эту скотину подавиться собственной спесью было куда сильнее всякой элементарной осторожности. Заметив, что на этот раз Танкред подставился под его саркастические выпады, Арган ринулся в образовавшуюся брешь.

– О-хо-хо! – воскликнул он, переводя взгляд с бесшипников на Танкреда. – Так ты решил спасти двух бедненьких нулевиков, да? – Он залился фальшивым звучным смехом, а затем, ткнув в Танкреда пальцем, обратился к своей своре легионеров: – Эй, парни, господин графский сынок корчит из себя сраного героя!

В ответ пятеро головорезов захихикали так пакостно, что Танкреда передернуло. Гнев в нем все нарастал, и он знал, что с секунды на секунду придется дать ему волю.

– Считаешь себя героем, – снова завел Арган, продолжая подначивать, – но я скажу тебе, кто ты есть: жалкий второсортный сержантишка, который отправляет на убой собственных людей. Так что вали отсюда! Не строй перед нами поборника справедливости!

Прежде чем ответить ледяным тоном, Танкред сделал глубокий вдох:

– Ошибка: я никого из себя не строю.

Он обрушился на Аргана, не дав ему времени ответить, и нанес мощный удар ногой прямо в грудную клетку, который с силой отбросил мерзавца в стену. Нападение на главаря вызвало немедленную реакцию: пятеро легионеров кинулись на Танкреда.

Никакому фейр-плей[84]84
  Фейр-плей (англ. fair play – приблизительный перевод «честная игра») – свод этических и моральных законов, основанных на внутреннем убеждении индивидуума о благородстве и справедливости в спорте.


[Закрыть], никакому кодексу чести никогда нет места в грязной драке, и эта тоже не стала исключением из правил. Нападающие навалились всем скопом и осыпали Танкреда градом ударов стараясь как можно скорее повалить его на землю и избивать ногами так, чтобы он даже не смог защищать руками голову. Во всяком случае, обычно все происходило именно по такому сценарию. Но Танкред был метавоином.

Несколько ударов в лицо он все-таки пропустил, но те, которые он нанес в ответ, были результатом долгой и тщательной многолетней подготовки. Подготовки настолько продвинутой, что тело реагировало самопроизвольно, так что мозгу даже не требовалось его координировать. В несколько мгновений трое легионеров были выведены из строя: со сломанными челюстями и ребрами они валялись без сознания; двое оставшихся из осторожности отступили.

Хрипя и задыхаясь после полученного удара, Арган поднялся, опираясь о стену. Его лицо побагровело от стыда.

– Солдат! – наконец сумел выговорить он между двумя приступами судорожного кашля. – Тебе… запрещено пользоваться… боевыми техниками… вне поля сражения, это… считается преступлением!

То, что бандит взывает к закону, страшно позабавило Танкреда, но затуманенное яростью сознание было исполнено решимости заставить Аргана заплатить.

– Подай на меня в суд! – прорычал он, надвигаясь на Робертова головореза.

Вся самоуверенность сползла с лица Аргана, уступив место страху. Поняв, что ему придется защищать свою шкуру, он с неожиданным для Танкреда проворством выхватил из потайного кармана куртки нож. Металл слабо отсвечивал в полутьме. Это означало, что клинок ионизирован, то есть его режущая кромка усилена тончайшим слоем отрицательных ионов, что делает его опаснее бритвы. Оценивая оружие, Танкред замялся лишь на долю секунды, но этого хватило двум еще боеспособным легионерам, чтобы броситься на него и попытаться обездвижить, а их главарь приближался к нему с нехорошей улыбкой на губах, поигрывая ножом, как опытный убийца:

– Сейчас сдохнешь, придурок!

Голос Аргана превратился в шипение, сузившиеся глаза сверкали ненавистью. Танкред знал, что враг твердо решил убить его. Он слишком часто видел эту застывшую маску, в которую превращается лицо человека, готового отнять жизнь. Тогда он осуществил сложный маневр, позволивший высвободиться из хватки одного легионера, потом свободной рукой нанес несколько резких быстрых ударов по ребрам двоих мерзавцев, и те рухнули, вопя от боли. Короткая серия движений вынудила его оказаться спиной к Аргану. Было очевидно, что такой человек, как он, без колебаний нанесет предательский удар.

Разум Танкреда проследил траекторию движения противника: тому оставался всего один шаг, чтобы добраться до него. Метавоин не успевал ни развернуться, ни занять позицию. Сработал инстинкт самосохранения: он совершил четверть оборота корпусом назад и отклонился в сторону как раз в тот момент, когда Арган, завершая свой рывок, готовился нанести удар. Острое лезвие пропороло куртку, отделив правый карман даже без треска разрезаемой ткани. Танкред мгновенно перехватил скользнувшее ему под мышку предплечье и одновременно развернулся, заставив руку Аргана проделать оборот вокруг собственного локтя и отвести клинок. Но движение главаря легионеров оказалось слишком стремительным, и его сустав мгновенно сломался с громким хрустом, направив нож прямо по оси его рывка. Танкред внезапно понял, что сейчас произойдет, и попытался изменить направление руки легионера, которую все еще удерживал. Но сила инерции заставила Аргана напороться на собственное ионизированное лезвие, которое без малейшего усилия вошло в его тело прямо под солнечным сплетением, начисто перерезав все, что встретило на своем пути. Даже позвоночник едва замедлил продвижение клинка, перерубившего его и мгновенно перекрывшего поток информации, которая позволила бы мозгу Аргана ощутить боль и осознать неизбежность конца. Прежде чем его лицо лишилось всякого выражения, на нем отразилось только безмерное удивление.

Помощник Роберта де Монтгомери бесшумно рухнул на пол – мертвый.

VII

1 сентября 2205 ОВ

Верный привычке, прапорщик Юбер разбудил обитателей общей каюты номер 48–57 истошными воплями, обзывая их самыми цветистыми кличками, дабы заставить пошевеливаться.

Льето, который не любил валяться в кровати, тут же вскочил и оделся в утреннее: верх – белая рубашка и короткая куртка, низ – коричневые тренировочные штаны и легкие спортивные туфли. На завтраке свободная форма одежды допускалась; по уставу он оденется после столовой. Тщательно, одну за другой, застегивая пуговицы на рубашке, он подошел к койке Танкреда, которому, похоже, подняться было непросто.

– Что, Танкред, припозднился ты ночью? – прогромыхал он на всю каюту. – Из чего я заключаю, что вечерок удался!

Его шутка ни у кого не вызвала смеха. Во время подъема настроение в каюте царило довольно хмурое.

– Бросьте свои дурацкие шуточки, Льето Турнэ! – рявкнул прапорщик. – И собирайтесь быстрее, если не хотите получить пару поджопников для скорости!

– Слушаюсь, прапорщик, – ответил Льето, не удержавшись от улыбки при мысли, как старина Юбер будет отвешивать ему плюхи.

Тем временем Танкред наконец уселся на койке и отбросил простыню, собираясь встать. Только сейчас Льето заметил следы ушибов на лице своего лейтенанта. Его улыбка тут же испарилась. Он примостился рядом и заговорил тише:

– Ого, вижу, ты влип в неприятности, друг мой. Нашлись безголовые, которые решили с тобой помериться? Думаю, на данный момент они горько сожалеют.

Танкред, с опухшими глазами и пробивающейся щетиной на щеках, правой рукой растирал затылок, стараясь стряхнуть сонливость. Голос у него был хриплый:

– По правде сказать, боюсь, уже не сожалеют…

Тон Танкреда вызвал у Льето живейшее беспокойство. Кое-кто из находившихся поблизости солдат тоже расслышал ответ лейтенанта и, хоть и глядел в сторону, внезапно проявил повышенный интерес к их беседе.

– Ладно, сейчас расскажешь в столовой, там будет поспокойнее, – заключил Льето, обведя суровым взглядом нескромных свидетелей. – Собирайся спокойно, я займу тебе место.

Поскольку на завтраке чтения священных книг не предусматривалось, по утрам столовая была местом шумным и беспокойным. Солдаты приветствовали друг друга, перекликались, весело шутили между собой, пытаясь вдохнуть немного жизни в начало нового дня, обещающего стать таким же томительным, как и предыдущие. Пора бы уже этому путешествию закончиться; пять оставшихся недель грозили стать долгими для армии из сидящего взаперти уже семнадцать относительных месяцев миллиона мужчин и женщин.

Танкред и Льето завтракали в стороне от остальных, вдвоем устроившись в конце длинного стола. Льето, как всегда, ел с большим аппетитом. Танкред, напротив, не прикоснулся ни к чему из стоящей перед ним еды. Только пригубил кофе, рассказывая другу, который внимательно слушал и все больше тревожился, о произошедшей накануне стычке.

– А ты уверен, что это был именно Арган? – спросил Льето. – Может, просто похожий легионер?

– Уверен, – твердо заверил Танкред. – Такую предательскую рожу нелегко забыть.

– Верю. Значит, как я понял, увидев этих трусов, которые вшестером против двоих избивали бесшипников, ты не мог не вмешаться?

Льето задал вопрос для порядка: раны на лице Танкреда говорили сами за себя.

– Они должны были поплатиться! – воскликнул тот чуть громче, чем следовало. – Нельзя бесконечно творить зло и рано или поздно не ответить за это!

– Ладно, ладно, – умерил его пыл Льето, чтобы друг не привлекал к себе лишнее внимание. – Ты полез в драку. Отлично. Я бы поступил так же. И как закончилась потасовка?

Взгляд Танкреда, секунду назад сверкавший гневом, вдруг потускнел.

– Я убил Аргана.

Не донеся кружку к губам, Льето застыл с округлившимися от удивления глазами:

– Господи, ты уверен?

Танкред устало кивнул:

– К несчастью, да.

Он рассказал Льето дальнейшее. Когда Арган рухнул бездыханным, трое уже поднявшихся легионеров – двое других еще валялись без сознания на полу – поняли, что произошло нечто серьезное. Их жалкие мозги не давали им прикинуть, кем они предстанут в данной ситуации – жертвами или виновниками, а потому они предпочли смыться без лишних слов.

Что до Танкреда, то у него в голове не осталось ни единой мысли. Последствия случившегося наверняка будут серьезными. Разумеется, он только защищался, и тем не менее этой ночью он в очередной раз подставился, а значит, стал уязвимее, чем не преминут воспользоваться его враги. А ведь всего за четверть часа до происшествия он провел несколько чудесных мгновений с самой необыкновенной женщиной, какую когда-либо знал, а теперь вот оказался замешанным в убийстве.

Машинально, хотя в смерти Аргана не было сомнений, он опустился на одно колено и приложил два пальца к его сонной артерии – никакого пульса. Он его действительно убил.

Затем он подошел к двум бесшипникам. Тот, кого Танкред не знал, оказался изувечен меньше; он поддерживал Сильвера, который, чтобы устоять на ногах, перекинул руку ему через плечо. Лицо парня распухло и было покрыто сгустками крови. Чтобы оправиться от ран, ему потребуется много времени.

– Мы… знакомы? – с трудом проговорил он.

Вместо ответа Танкред кивнул. Позади них только что пришедший в себя еще один подручный Аргана, хрипло поскуливая, пополз к хозяину:

– Ты убил его, сволочь! Он умер!

Сильвер открыл было рот, желая что-то добавить, но ему помешал приступ кашля, вместе с которым изо рта вырвалось облачко кровавых брызг. Танкред поднял руку, призывая его к молчанию, и бесшипник послал ему ответный взгляд, ясно показывающий, что он понял всю раскладку. Несмотря на терзавшую его боль, он нашел в себе силы выдавить благодарную улыбку и ушел, по-прежнему поддерживаемый товарищем по несчастью.

Потратив несколько секунд, чтобы привести мысли в порядок, Танкред сделал единственное, что ему полагалось в сложившихся обстоятельствах: вызвал полицию. Чувство чести не позволяло ему трусливо сбежать не взяв на себя ответственности за случившееся. Полицейские быстро прибыли на место, затем констатировали смерть и немедленно задержали Танкреда, признавшегося в убийстве, а вместе с ним еще двоих легионеров, хотя те и клялись всем святым, что они всего лишь жертвы. Однако, едва командир отряда понял, какие важные шишки замешаны в деле, он немедленно связался со своим начальством, дабы избежать любого ложного шага в ситуации с представителем высшей аристократии и специальным помощником члена Совета – пусть даже мертвым. Потребовалось всего несколько минут, чтобы получить соответствующее распоряжение: все должны быть немедленно освобождены, а труп срочно доставлен в Центральный комиссариат.

Танкред был явно удивлен подобным решением; тем не менее командир отряда снял с него наручники и ограничился предупреждением, что в самом скором времени его вызовут в комиссариат для дачи показаний. После чего Танкред, слишком плохо соображая от усталости и стресса, чтобы еще о чем-нибудь спросить полицейского, отправился к себе в каюту.

Льето выслушал историю до конца, не перебивая друга.

– Голыми руками шесть человек… – выдавил он наконец. – Христом Богом клянусь, с тобой лучше не нарываться. – Он посмотрел на Танкреда, стараясь угадать его мысли. – На этот раз ты влип по полной, верно?

Танкред отставил в сторону кружку с кофе, к которому практически не прикоснулся, – в любом случае тот уже остыл.

– Точно.

– Зато твоя популярность в войсках не пострадает. Аргана от всей души ненавидела почти вся армия крестового похода.

Но Танкред уже не слушал: он смотрел на что-то поверх правого плеча Льето. Тот обернулся и увидел двоих военных полицейских, которые только что вошли в столовую и теперь, кого-то выискивая, оглядывали ряды столов. Вдруг они заметили двух друзей и направились к ним. Все разговоры смолкли, и в большом помещении неожиданно воцарилась тишина.

– Черт возьми, – прошептал Льето, – не собираются же они опять замести тебя на глазах у всех!

Двое военных полицейских остановились у их стола. Кратко отсалютовав, один из них протянул Танкреду запечатанный конверт:

– Танкред Тарентский, мне поручено передать это вам в собственные руки.

Немного удивленный, тот взял письмо, а полицейские снова отдали честь, развернулись и двинулись к выходу. Поскольку ничего особенного больше не предвиделось, остальные потеряли к ним интерес, и разговоры возобновились. Танкред распечатал конверт и пробежал глазами содержимое.

– Это вызов на дисциплинарное заседание Совета крестоносцев, сегодня после полудня, – вкратце сообщил он Льето.

– На Совет крестоносцев? А какая связь? Я-то думал, что делом такого рода займется инспектор Данон.

– Я тоже. И кстати, не лучше ли было бы…

– Брось, в конечном счете чего тебе бояться! Законная самозащита…

– Да-да, конечно…

В этом-то и заключалась для Танкреда суть проблемы. И речь шла не о законности его поступка или юридическом аспекте: проблема была нравственного характера. Разумеется, он защищался от подлого нападения Аргана, и тот принял смерть от собственного оружия. Однако Танкред знал, что не только стремление спасти двоих невинных заставило его вмешаться: скорее им двигало желание схлестнуться с одним из главных своих врагов. Его поведение было продиктовано ненавистью и гневом. Во время драки он повел себя так же, как те, с кем сражался.

Выходя из столовой в обществе все того же Льето, который из уважения к его переживаниям прекратил расспросы, Танкред по-прежнему перебирал в уме эти неприятные соображения. Когда они оказались снаружи, в их сторону из противоположного конца коридора двинулся старик. Танкред сразу узнал Эврара Беро.

После первого – и весьма бурного – собрания ордена храмовников на борту «Святого Михаила» Танкред попытался ближе узнать старика, в котором его восхищали и былая отвага, и всегдашняя острота мысли, но узы дружбы их так и не связали. Казалось, Эврар Беро относился к нему хорошо, но всегда сохранял определенную дистанцию, как если бы непредсказуемый лейтенант слишком напоминал ему того молодого солдата, каким сам он был несколькими десятилетиями раньше.

– Простите меня за неожиданный визит, – проговорил он ясным голосом, обращаясь к обоим мужчинам. – Я хотел бы сказать пару слов господину Тарентскому.

– Льето, ты не мог бы… – попросил Танкред друга.

Поняв, чего от него ожидают, Льето предвосхитил просьбу:

– Конечно, без проблем. Увидимся в тренировочном куполе.

Танкред перенес все свое внимание на Беро:

– Слушаю вас.

– Меня проинформировали о том, что вы сделали. Сегодня утром, на рассвете.

Как всегда, прямо и без обиняков.

– Согласитесь, я предостерегал вас от вашего же темперамента. Тем не менее я и представить себе не мог подобного… злоключения.

Надеюсь, он не для того пришел, чтобы читать мне мораль, иначе момент выбран не самый удачный.

– Во всяком случае, это злоключение хорошо хотя бы тем, что подтвердило, насколько вы не ошиблись на мой счет, – холодно ответил Танкред.

Эврар, похоже, осознал, что проявил бестактность, зато Танкред понял, что был не прав: старый солдат на самом деле переживал за него.

– Поймите меня правильно, – снова заговорил брат по ордену. – С первого же Совета тамплиеров я догадался, что вы не из тех, кто готов идти на уступки или прогибаться, что и превращает вас во взрывчатую смесь. Но оставим это, я не для того пришел. – Прежде чем продолжить, он помедлил. – Даже несмотря на то что я догадываюсь, каков будет ответ, мне все-таки хотелось бы задать вам один вопрос, прежде чем события пойдут по нарастающей.

Ладно, я же вижу, куда вы клоните, подумал Танкред, прежде чем раздраженно бросить:

– Ощущаю ли я ответственность за случившееся?

– Нет, – мгновенно откликнулся Беро. – Она и так на вас. И в тот момент, когда вы приняли решение вмешаться в инцидент, вы сами взяли на себя ответственность за свои действия.

– Инцидент?

Беро поднял руку, призывая его не торопиться:

– Не горячитесь. Я тоже испытываю глубокое презрение к незаживающей язве, под названием Legio Sancta, и осуждаю их поведение, особенно с бесшипниками. Мой вопрос в ином: была ли у вас достаточно веская причина, чтобы дойти до такой крайности?

Танкред чуть было не сказал, что спасение двоих невинных людей от подлой расправы само по себе более чем достаточная причина, но возле них вдруг раздался оглушительный шум. Водитель автомобиля, которому пришлось резко затормозить, чтобы не сбить пешехода, сигналил как сумасшедший, а тот осыпал его бранью. Танкред предложил Эврару Беро отойти подальше, получив таким образом время, чтобы подыскать наилучший ответ.

Оказать помощь невинным, разумеется, было достаточной причиной, и все же он напал первым, а значит, хотел драки. Помощь бесшипником стала лишь предлогом, которого ему не хватало. Беро заслуживал его искренности.

– Арган, человек, которого я… убил, получил указание спровоцировать меня, довести до срыва и ошибки. Вполне возможно, что рано или поздно ему бы это удалось.

Пристально глядя на Танкреда, Беро ждал продолжения.

– Мне не следовало поддаваться гневу, и я не хотел, чтобы он умер. Наверное, даже такой человек, как он, не заслуживает смерти. Возможно, я спутал праведное дело защиты невинных с другим, менее достойным, – утолением порыва собственной ярости. Если вы это хотели от меня услышать, что ж, скажу: я не последовал завету Христа, позволив гневу управлять моими поступками.

Беро отбросил суровость, с которой слушал до этой минуты. Возможно, не на такой ответ он надеялся, однако, похоже, слова Танкреда его не разочаровали. Старик заговорил куда более теплым тоном:

– В мои цели вовсе не входило пошатнуть вашу веру в себя, Танкред. Вы, как никто другой, обладаете способностью постоянно подвергать сомнению свои действия, опровергать собственные достижения. Именно это мне в вас и нравится, но это же делает вас крайне уязвимым. Арган сам выбрал свой образ жизни и, как следствие, свою смерть. Случай назначил вас на роль палача, устроив эту неожиданную встречу, но он сам своими поступками увлек себя на путь насилия и злонамеренности, который и привел его к трагическому концу.

Хотя Танкред не знал, почему старый солдат ощутил потребность прийти и высказать ему это именно сейчас, он не мог отрицать, что его слова принесли ему некоторое облегчение.

– К несчастью, – вздохнул Беро, – мне надо сообщить вам кое-что еще.

Вот и добрались до главного. Танкред напрягся.

– К моему величайшему сожалению, я должен предупредить вас, что Совет тамплиеров не окажет вам поддержки.

– Я почему-то не удивлен.

Танкред тут же пожалел о своем цинизме.

– Полагаю, вы поймете, что я не одобряю этого решения, – продолжал Беро, будто не расслышав. – Подобно вам, мне никогда особенно не нравилась политика, однако мы не можем делать вид, будто ее не существует.

И снова Танкред промолчал. Ему нечего было добавить.

– Для меня было важно лично предупредить вас об этом, так как вполне возможно, что в ближайшие часы вы ни в ком не найдете поддержки, даже моральной. – Беро сердечно пожал ему руку, что сильно тронуло Танкреда. – Я всего лишь старый человек, солдат, покинувший поля сражений и овеянный давней славой, до которой сейчас мало кому есть дело, но заклинаю вас поверить, что если бы сегодня я еще обладал какой-либо властью, то без колебаний употребил бы ее, чтобы помочь вам.

* * *

Покидая покои Петра Пустынника, Роберт де Монтгомери, герцог Нормандский, ликовал. Он получил то, чего желал: Совет крестоносцев будет созван на внеочередную дисциплинарную сессию для рассмотрения инцидента с Танкредом Тарентским. До начала заседания оставалось еще несколько часов, и Роберт твердо рассчитывал с пользой употребить время, чтобы превратить оплошность этой несносной шавки в такое головокружительное падение, от которого тот уже не оправится.

Когда в середине ночи его поднял звонок шефа полиции, он сначала долго поносил идиота, который имел наглость нарушить его сон. И осознал, что тот выслушал все оскорбления, пока он брал включенный мессенджер из рук лакея, чтобы ответить на вызов. Сообщение о смерти Аргана на несколько мгновений лишило его дара речи. Хоть он и не был по-настоящему привязан к своему помощнику – как, впрочем, и вообще ни к кому, чем отчасти гордился, – но ценил его сдержанность и способность выполнять самую грязную работу, не поведя и бровью. Потребуется время, чтобы найти ему замену.

Однако, мгновенно сообразив, какую выгоду можно извлечь из этого происшествия, он быстро овладел собой. Если ему удастся убедить Петра Пустынника, что, дабы не предавать делу слишком большой огласки, имеет смысл разобрать его со всея возможной быстротой и скрытностью на дисциплинарной сессии Совета, а не в суде, то в его руках окажется реальный шанс раз и навсегда уничтожить противника.

Прежде всего следовало приказать шефу полиции отпустить Танкреда Тарентского, иначе дело немедленно перейдет под судебную юрисдикцию. А Роберт прекрасно понимал, что с юридической точки зрения даже в военном суде лейтенант сможет доказать необходимость применения законной самообороны, а в силу его прошлых заслуг и вследствие репутации Аргана не исключен и оправдательный приговор. Только Совет крестоносцев мог отправить его под военный трибунал, где его сурово накажут, а на Совет имеются способы повлиять. Для этого достаточно, чтобы умеренные остались в меньшинстве.

Так что он без промедления отправился к своему лучшему другу Раймунду де Сен-Жилю, чтобы изложить ему свою стратегию.

Для начала следовало применить простой способ временного устранения одного из умеренных членов Совета: оказать давление на капитана корабля Гуго де Вермандуа. Роберт давно был в курсе его сексуальных наклонностей и уже много раз едва не воспользовался своим знанием в других делах. Теперь он похвалил себя за то, что был достаточно мудр, чтобы приберечь этот козырь до сегодняшнего дня. Говнюк просто скажется больным или подыщет бог знает какой предлог, чтобы не появиться на сегодняшнем заседании, под угрозой того, что в противном случае о его извращениях сообщат все средства массовой информации!

Таким образом, отдать свои голоса за Танкреда смогут только Годфруа Бульонский и Боэмунд Тарентский, а он сам, Раймунд де Сен-Жиль и Петр Пустынник проголосуют за предание его военному трибуналу, где на дебошира, без всякого сомнения, будет наложено суровое наказание. Вероятно, разжалование, лишение орденов и длительное заключение. Единственным неизвестным в этом уравнении оставался получивший назначение после смерти Адемара Монтейльского епископ монсеньор де Пон-дю-Руа, про действительные убеждения которого Роберт еще ничего не знал, как и про степень его независимости. Тем не менее простая арифметика оказывалась на его стороне, поскольку голос Петра Пустынника, как главы Совета, засчитывался за два. Так что даже в том маловероятном случае, если епископ де Пон-дю-Руа проголосует в пользу Танкреда, Совет крестоносцев его осудит.

Едва сдерживая радость и ощущая, как за спиной у него растут крылья, он скорее полетел, чем побежал, к графу Тулузскому. Внезапно его осенило новое прозрение. Решительно все сведения, которые он накапливал столько лет, сегодня должны послужить ему! Имелась еще одна особа, которую он может вызвать на сегодняшнюю дисциплинарную сессию и которая будет счастлива добить уже поверженного Танкреда Тарентского. Он немедленно с этой особой свяжется и пригласит принять участие в травле.

* * *

Мандраж.

Вот что я чувствовал в этот момент, готовясь хакнуть черную зону. Дикий мандраж.

С тех пор как тот лаборант из сектора L рассказал мне свою странную историю про секвенирование так называемой чистой ДНК, мне уже сто раз приходило в голову, как было бы интересно копнуть в этом направлении. Единственный след, которым я располагал, вел к заказчику загадочных клеток, который имел очень высокий уровень допуска. Что-то вроде номера ID, который ведет прямиком в черную зону Инфокосма.

Множество раз я уже был готов попытать счастья, но в последний момент сдавался, не решаясь на такой риск. Если пиратская программа, которую мне придется создать, чтобы проникнуть в сверхсекретные военные зоны, не сработает, как задумано, сам факт того, что я пересек их темную границу, включит сигнал тревоги, а тот не только заблокирует мое дальнейшее продвижение, но, главное, приведет в действие смертельные контрмеры: нейронный шок, направленный непосредственно в кору головного мозга оказавшегося вне закона пультовика (в данном случае меня), превратит его мозги в расползающееся желе. С военными секретами не шутят.

Однако со временем желание все выяснить мало-помалу подтачивало мою осторожность, и я несколько раз ловил себя на том, что размышляю над собственной программой взлома, которая позволила бы обойти сверхнадежную защиту черных зон. Должен добавить, что меня подстегивало на этом пути и все более отчетливое чувство, будто некоторые линии, по которым вела свои расследования Сеть, – в частности все, что касалось Испепелителя, – сходились именно в этом направлении, неуклонно складываясь в общую логичную схему, которая выявит нечто важное. Я бы не сумел подыскать рациональные аргументы, чтобы объяснить собственное ощущение, но оно было стойким, и мне казалось, что та особая ДНК может быть его частью.

И вот сегодня я пребывал в Инфокосме, далеко от предписанной мне зоны; внутренности сводило от ужаса, горло пересохло, пока мой аватар медленно дрейфовал перед угрожающей черной массой зоны военных тайн, готовый предпринять нечто не менее рискованное, чем пять раз подряд нажать на спусковой крючок в русской рулетке. Если бы моя виртуальная кукла могла потеть, у нее уже были бы мокрые ладони. Не имея, разумеется, ни малейшего права здесь находиться, я предусмотрительно закачал фоновой программой хак Клотильды, чтобы оставаться невидимым для других работающих поблизости пультовиков.

Наконец я активировал программу, которую создал и хранил в автономной локальной памяти.

Волокно данных появилось в моей правой ладони и, подобно прорастающему стеблю пшеницы в ускоренной съемке, потянулось прямо вверх. Я говорю «волокно данных», потому что придал ему такой вид, – само собой, по сути, тут не было ничего общего. На самом деле это было нечто вроде зонда. Я исходил из простой идеи: заставить своего аватара проникнуть в черную зону так рискованно, что не стоило и пытаться. Поэтому я запрограммировал взлом таким образом, что с точки зрения защитных устройств он выглядел как обычное волокно данных, может чуть более вытянутое. Если я не облажался, зонд пройдет незамеченным. Если же я все-таки облажался, сработает сигнал тревоги, и я должен буду сматываться на полной скорости. А если я и впрямь недооценил их программы защиты от проникновения, то, вполне возможно, меня поджарят на месте.

Меня сотрясла дрожь. Лучше об этом не думать. Я ни с кем не говорил о своих намерениях. Ни с Клотильдой, ни даже с Паскалем. Меня бы обвинили в безответственности, а главное, я бы потерял возможность строго отчитывать тех, кто злоупотребляет хакерской программой Клотильды, идя на неоправданные риски.

Волокно стало достаточно длинным, чтобы коснуться черной стены. На сумеречном фоне секретной зоны его тонкий серый стебель был почти незаметен, лишь от оранжевого кончика распространялся легкий светящийся ореол. Пора решаться. Больше не раздумывая – иначе, может, и отступил бы, – я наклонил волокно и погрузил зонд в стену.

Ничего не произошло. Я даже дышать не смел. Если бы кто-то из контролеров прошел сейчас мимо моего пульта, его, возможно, встревожило бы мое ненормальное напряжение. Пультовик не должен оставаться подключенным, если частота его мозговых волн превосходит определенный порог – около тридцати герц. Поэтому программа постоянно фиксировала мой бета-ритм в правом углу моего поля зрения, чтобы просигналить в случае приближения к предписанному пределу. Если мой ритм поднимется слишком высоко, Нод без всякого предупреждения выбросит меня вон, и мне непременно зададут вопрос, с какой стати мои мозговые волны внезапно пошли вразнос. А учитывая, какую рутинную и скучную работу, как предполагалось, я должен был выполнять во время моего подключения, оправдаться мне будет трудно.