Текст книги "Dominium Mundi. Властитель мира"
Автор книги: Франсуа Баранже
Жанр: Научная фантастика, Фантастика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 33 (всего у книги 33 страниц)
Конец путешествия приближался, а дни, казалось, растягивались и все медленнее текли в умах людей, чье возбуждение – как и опасения – росло в обратной пропорции. Все разговоры теперь крутились только вокруг высадки или первых намечавшихся сражений, порождая еще бо́льшую нервозность, пронизывающую все социальные слои и все иерархические уровни армии, как будто «Святой Михаил» превратился в огромное горячечное животное, сотрясаемое невротическими спазмами.
Хотя тренировки и учения были значительно сокращены, чтобы у солдат не появилось одержимости собственной подготовкой, многие из них часами просиживали над учебными пособиями и инструкциями, маниакально штудируя все, что только было написано по поводу различных этапов высадки.
Танкреда это возбуждение не коснулось.
Трагический день его разжалования миновал уже две недели назад. Две недели, в течение которых ему пришлось терпеть взгляды окружающих, работая с собственным подразделением в новом звании младшего лейтенанта. Тем не менее перемена его статуса была воспринята подчиненными куда лучше, чем он опасался. Большинство из них даже выразили поддержку, которая согрела ему сердце, засвидетельствовав тем самым, что для них намного важнее его человеческие – и командирские – качества, нежели юридические разборки. Однако несколько человек подали прошения о переводе в другие подразделения, и Танкред не стал возражать, особенно когда речь зашла об Арделионе и его приспешниках. Они вступили в Legio Sancta.
Чтобы забыть о произошедшем – а главное, чтобы забыли о нем самом, – Танкред полностью погрузился в подготовку своего подразделения, стараясь уделять такое же внимание, что и раньше, тактическим тренировкам и спортивным упражнениям. Сосредоточившись до полного изнеможения на физических нагрузках, он обеспечивал себе к вечеру глубокую и здоровую усталость, что позволяло ему обрести подобие умиротворения. Таким образом меньше чем за месяц до прибытия на Акию он достаточно овладел собой, чтобы вновь обрести уверенность в том, что он контролирует течение своей жизни.
В соответствии с принятым решением он прекратил общение с Альбериком и другими бесшипниками Сети, – впрочем, ни один из них и не искал с ним встреч. Даже Льето отчасти поплатился за этот глобальный пересмотр жизненных установок. Танкред предпочел держать некоторую дистанцию между собой и молодым фламандцем, слишком тесно связанным с трагическими событиями, повлекшими за собой его опалу. Они по-прежнему общались, но теперь уже не так тесно.
Танкред подозревал, что друг переживает, но для него самого это было вопросом выживания: именно стремление восстановить справедливость в отношении Льето и стало главной причиной его падения, и каждый раз, когда они виделись или разговаривали, старые раны открывались вновь. Если Льето и страдал, он никак этого не показывал и даже с обезоруживающим пылом продолжал поддерживать своего лейтенанта.
А вот Энгельберт, похоже, проявлял полное безразличие. Может, в нем еще была жива обида на брата за слишком теплую дружбу, связавшую того с Танкредом? Как бы то ни было, казалось, его не волновало настроение ни того ни другого.
Отныне единственной истинной отрадой Танкреда были часы, проведенные с Клориндой. Вынужденные скрывать свою связь, они не могли видеться слишком часто, но она постоянно занимала его мысли. По мере того как их отношения становились все глубже, закаленный солдат не переставал с восторгом поражаться тому везению, которое позволило ему встретить на своем пути такую женщину. Женщину, которая идеально ему подходит и понимает его так же, как он ее. После стольких лет ожидания подобной встречи он уже разуверился, что ей суждено когда-нибудь произойти. И теперь он упивался каждым проведенным рядом с Клориндой мгновением, как голодающий, оказавшийся за ломящимся от яств столом.
Однако над этой идиллией сгущались тучи. Война близилась, а его избранница была воительницей. Он знал, что очень скоро ему предстоит ежедневно тревожиться за нее и очень скоро он испытает то, что переживала его семья всякий раз, когда он отправлялся на фронт.
* * *
8 октября 2205 ОВ
– Срань господ… хм… просто срань! – зашелся прапорщик Юбер. – Вы все сейчас же уйметесь, иначе, клянусь, вам мало не покажется!
В вагоне тубы, уносящем 78-е смешанное пехотно-кавалерийское подразделение к пункту назначения в одном из отделяющихся модулей корабля, гомон немного стих, однако после приказа о финальном развертывании сил люди были настолько возбуждены, что, к великой досаде прапорщика, стали практически неуправляемы.
Хотя время тянулось все медленнее, полет в конце концов завершился, и теперь «Святой Михаил» кружил на орбите в 450 километрах над поверхностью второй планеты альфы Центавра А.
Ее колоссальный диск отныне представлял собой единственное зрелище, которое можно было наблюдать с борта корабля. За несколько дней, прошедших до приказа о развертывании, у каждого была возможность наглядеться на поразительную картину нового мира.
Огромные пустынные пространства, иногда перемежаясь оранжевыми или алыми вкраплениями там, где облачные полотнища набрасывали тень на безводные котловины, окрашивали в насыщенный желто-охровый цвет бо́льшую часть поверхности планеты; горные цепи высоко вздымали свои пики, чья молочная бледность свидетельствовала о покрывающем их, несмотря на общую скудость воды, тонком слое снега. Единственной цветовой переменой в этом рыжем океане были зеленые борозды, словно следы неуверенных когтей, кое-где исполосовавших поверхность, указывая на зажатые в глубине долины, где царил умеренный климат и растительность, защищенная от безжалостного центаврийского солнца, смогла отвоевать себе право на существование. Тем не менее множество таких долин все-таки не устояло под напором пылающих лучей и в конце концов высохло, являя теперь ту же бесплодную картину, что и весь окружающий пейзаж, – извилистые шрамы, расползшиеся на сотни километров.
С такой высоты Акия Центавра представлялась гигантским шаром из продуваемого всеми ветрами пересохшего камня.
Неделю назад, когда корабль готовился к последнему сближению, всем пассажирам было приказано занять свои ячейки, чтобы компенсирующее поле обеспечило безопасность прохождения завершающей фазы торможения. Боковые реакторы «Святого Михаила» включились, чтобы развернуть корпус. Процедура долгая и деликатная, в конце которой снова пришли в действие Адовы Пасти – на этот раз, чтобы замедлить корабль. Маневр был выполнен успешно, а последующая корректировка траектории позволила вывести «Святого Михаила» на окончательную орбиту.
Комментаторы Интрасети воспели хвалу ватиканским инженерам. Эти самим Господом вдохновленные гении задумали, построили и отправили к звездам металлического левиафана, который на своем борту доставил миллион душ в расчетное время, то есть за двенадцать часов. Неопровержимый триумф человеческих технологий. Сумев вырваться из родного мира, люди совершенно недвусмысленно доказали собственное превосходство и подтвердили свои притязания на расселение по Галактике, с тем чтобы повсюду установить Dominium Mundi.
Следующие дни корабль гудел от бурной деятельности сотен тысяч мужчин и женщин, которые после долгого пути готовились к самой масштабной высадке в человеческой истории.
Подразделению Танкреда, как и всем остальным, следовало собрать и упаковать все свое оборудование, от одежды до оружия, от солдатских котелков до першей, от идентификационных жетонов до боевых экзоскелетов. Путешествие заканчивалось, и всем следовало бы испытать облегчение. Однако, как и при взлете, страх перед возможным провалом высадки сжимал сердце и комом лежал в желудке. Всем не терпелось покончить с опасностями спуска, а заодно как можно скорее оказаться в укрытии на случай молниеносной атаки атамидов – в укрепленном лагере, достойном этого названия.
Когда из громкоговорителей в коридорах «Святого Михаила» прозвучал долгожданный приказ о развертывании сил, отовсюду, приветствуя окончание невыносимого ожидания, разнеслись крики радости.
Вагон, перевозящий 78-е смешанное подразделение, выскочил из длинной тубы – что и объясняет прозвище, данное этому транспорту, – идущей в высоте над Центральной аллеей, и прибыл на станцию назначения. Танкред встал и вышел на середину вагона, когда тот замедлил ход.
– Я знаю, что все вы на взводе и вам не терпится сесть наконец в посадочный модуль, – сказал он громким голосом, пока с магнитным шипением открывались двери вагона, – однако не заставляйте меня краснеть, вываливаясь, как орда мальчишек. Я хочу, чтобы вы появились перед диспетчерским пунктом в конце платформы, сохраняя строй и полный порядок! Не забудьте, что каждый должен отметиться в списке, представив свой мессенджер. Если вы этого не сделаете, то не сможете сесть в модуль и все подразделение будет вынуждено ждать, пока вы заново пройдете всю процедуру регистрации. А теперь все на выход!
Отряд задвигался и покинул вагон в относительном спокойствии, затем семьдесят солдат выстроились на платформе в затылок друг другу, лицом к контрольному пункту, где удивленная физиономия диспетчера показывала, что с самого начала высадки он видит первую дисциплинированную часть. Танкред оглядывал каждого из своих людей, проходящих перед ним. Когда настал черед Льето, тот на мгновение замедлил шаг и неуверенно улыбнулся Танкреду. Того внезапно охватил стыд за то, что после своего разжалования он держал молодого фламандца на расстоянии. Как и все, думая об ожидавшем их опасном маневре, метавоин испытывал определенное беспокойство, и мысль, что в ближайшие часы непредвиденный несчастный случай может унести их обоих и у него не будет времени снова сблизиться с Льето, сказать ему, что тот, конечно же, ничем не виноват в случившемся, вдруг показалась ему невыносимой.
Поддавшись порыву искренней дружбы, он положил руку на плечо Льето, склонился к его уху и шепнул:
– Вот увидишь, я уверен, что, когда мы окажемся на Акии, все станет как раньше. Мы снова будем как братья, ты и я.
Льето словно вдохнул свежего воздуха. Он выпрямился, и его робкая улыбка расплылась. Уловив всю силу чувства, овладевшего Танкредом, он понял, что отвечать ничего не надо. Не раздумывая он обнял друга за плечи, сграбастал его затылок в свою широкую ладонь и притянул к себе. Их лбы столкнулись с глухим стуком, и на несколько секунд они застыли, охваченные волнением. Услышав покашливание прапорщика Юбера, они осознали, что задерживают продвижение всей колонны. Смущенные солдаты смотрели в сторону. Немного застыдившись, но счастливые вновь обретенной близостью, они отстранились друг от друга, и Льето занял свое место в очереди, а Танкред, с суровым лицом, но облегченным сердцем, быстрыми шагами двинулся к контролеру.
Семь часов спустя все подразделения, которым предстояло высадиться на Акии Центавра, заняли свои места. Составляющие огромную армию крестоносцев мужчины и женщины, рассаженные двумя рядами спиной друг к другу и надежно упакованные в специальную амуницию, были размещены в гигантских герметизируемых кабинах. Ни один звук не нарушал мертвой тишины, царившей в кабинах, пока люди ждали начала обратного отсчета. Потом раздался сигнал, и мощный, но странный звук – как будто лопнула струна в исполинском рояле – распространился по всему кораблю, и тут же гравитационные арки отключились, чтобы позволить отделяющимся модулям отойти от судна.
Все почувствовали, как их тела приподнялись в пристяжных ремнях, а ощущение собственного веса исчезло. Потом мощный и жуткий щелчок заставил задрожать весь корпус, как если бы «Святой Михаил» столкнулся с каким-то массивным предметом. Последовал чудовищный металлический скрип, продлившийся несколько секунд, такой сильный и пугающий, что даже в рядах самых закаленных солдат раздались крики ужаса. Внезапно каждый ощутил нечто вроде килевой качки – странное явление после полутора относительных лет, проведенных в корабле столь большом, что казалось, будто ты на твердой земле. Это даже для тех, кто находился в кабинах без иллюминаторов, могло означать только одно: отделившиеся модули теперь свободно парили в пространстве.
Так через неделю после выхода «Святого Михаила» на орбиту вокруг Акии восемнадцать фрагментов колосса покинули его, словно началось несоразмерное деление клетки, и теперь медленно удалялись от материнского корабля, чтобы приступить к рискованному снижению в атмосфере. Эти части, составлявшие более одной пятой общей массы «Святого Михаила», позволят всем действующим силам армии крестоносцев вместе с их оборудованием высадиться на поверхность, а сами, едва приземлившись, образуют костяк основных зданий огромного военного лагеря.
Место посадки было со всей тщательностью выбрано военными инженерами еще на Земле – задолго до отлета «Святого Михаила» – благодаря множеству спутников, размещенных вокруг Акии предыдущей экспедицией. Расположенное в центре обширной пустынной равнины большое круглое плато, чьи обрывистые склоны уходили вниз более чем на сотню метров, привлекло к себе внимание в силу очевидных оборонных преимуществ, которые оно предоставляло. Диаметром в несколько километров, оно легко могло вместить всю инфраструктуру крестоносцев, включая необходимые фортификации, которые предполагалось возвести по прибытии.
Между тем само приземление отделяемых модулей было делом сложным и опасным. Прохождение тысяч тонн металла сквозь атмосферу грозило множеством осложнений, из которых перегрев и уязвимость были главными, но не единственными.
Что касается перегрева, было принято самое простое решение: медленное продвижение. Десятки расположенных под восемнадцатью подвижными модулями «Святого Михаила» ретрореакторов тормозили спуск, ценой значительных затрат энергии сводя подъем температуры до допустимых пределов.
Что же до уязвимости, отделяемые модули не были задуманы для войны, и ни одна система не давала им возможности защитить себя собственными силами во время посадки, когда враги, без всякого сомнения, их заметят. А потому на высокую орбиту были выведены истребители-перехватчики Н-6, которые должны были сопровождать модули на протяжении всего перелета. Они роем яростных шершней кружили вокруг металлических монстров, поочередно уходя в пике до самой поверхности планеты, чтобы засечь возможную вражескую засаду, облетая окрестные долины, оглядывая вершины и проносясь над плато, демонстрируя себя, дабы отбить всякую охоту атаковать.
Однако, к великому разочарованию пилотов-перехватчиков, ни один враг так и не показался на протяжении всех трех часов, что длилось снижение, и модули беспрепятственно прибыли в точку назначения, то есть на планету.
Теперь в центре плато возвышались продолговатые серые сооружения – странное явление в незнакомом мире, представляющее собой неуместное скопище блестящих металлических блоков на фоне каменистого пейзажа. Каким бы ни был исход крестового похода, эти суперструктуры останутся здесь, где приземлились, потому что их конструкция не предусматривала обратного перелета.
Длинные коридоры, в которых размещались солдаты, разгерметизировались с громким свистом, причинив боль наиболее чувствительным ушам, и люди наконец смогли подняться. При мысли о том, что конец столь долгого путешествия совсем близок – осталось пройти лишь через несколько дверей, и вот он, перед ними, – солдат охватило определенное волнение. Потребовалась вся энергия и опыт офицеров, чтобы помешать им ринуться к выходам и заставить их подчиняться приказам.
Пока командиры проверяли, не поджидает ли снаружи какая-либо опасность, внутри каждого модуля люди лихорадочно толпились у огромных посадочных люков, угрожая своим напором раздавить тех, кто был в первых рядах. Затем раздался звук рога, закрутились проблесковые маячки, двери наконец распахнулись и медленно опустились, превратившись в широкие разгрузочные аппарели.
Отступив на шаг, люди застыли, когда на них, проникая в коридоры корабля и затопляя все чувства, хлынули воздух и свет нового мира.
* * *
На борту, чтобы следить за нормальным функционированием «Святого Михаила» на протяжении долгих месяцев – а возможно, и лет, – что будет длиться крестовый поход, осталось менее тысячи членов экипажа. Зато экипажи двух тяжелых крейсеров класса «Тритон», которые вскоре должны были отделиться от боковых сторон корабля, уже давно разместились на своих боевых судах – «Торквато» и «Ариосто».
Металлический левиафан почти обезлюдел. Огромные коридоры опустели, купола погрузились в темноту. В каютах больше не звучали человеческие голоса, из столовых постепенно выветривался запах еды. Однако где-то тут, среди этого океана теней, вдруг зажегся огонек. Кабина супертахионной связи. Неожиданно активировалась особая кабина, которую уже не предполагали использовать.
В одиночестве и полной неподвижности, на коленях в круге света стоял человек. Смиренный, кающийся, невозмутимый. Человек мог бы ждать так часами, а если нужно – и днями, если он того пожелает. Но этого не понадобилось, он появился.
– Святейший отец, – произнес Волкмар, склонив голову.
– Сын мой, – ответил Урбан IX мягким голосом.
У папы было такое безмятежное лицо, как если бы эта встреча стала приятной возможностью расслабиться, несмотря на очень плотное расписание, как если бы в самой деликатной миссии, какую он когда-либо поручал, наступила точка невозврата.
– Моя посадочная капсула готова, святейший отец, – объявил кающийся. – В последний раз я появляюсь перед вами.
– Значит, час пробил, Волкмар. Вся твоя подготовка, все твои жертвы обретут смысл.
– Да, святейший отец. Сердце мое переполняется радостью при этой мысли.
– Остерегайся свернуть со своего пути, сын мой.
Голос Урбана окреп и зазвучал властно:
– Этот мир тебе неизвестен. Возможно, он скрывает в себе опасности, и ты должен проявлять осторожность. Никогда не забывай, что миссия превыше всего. Она necessitatis maximae[97]97
Величайшая необходимость (лат.).
[Закрыть]. Ничто не должно помешать ей, ничто не должно поставить ее под угрозу.
– Да, святейший отец. Я не отклонюсь от цели. Ничто меня не остановит. Я приложу весь мой дух, все мое существо.
Урбан IX кивнул:
– Я всегда полностью доверял тебе, Волкмар. Ты мне как сын, и ты это знаешь.
– Да, святейший отец, я это знаю. И не разочарую вас.
– Нисколько не сомневаюсь. Однако отныне ты должен быть более скрытен. Я понимаю, что долгое заточение на борту стало для тебя испытанием, и тебе не единожды за прошедшие месяцы приходилось высвобождать свои… порывы.
– Да, святейший отец, и меня гнетет стыд, я всячески умерщвлял свою плоть, дабы наказать себя.
На этот раз Урбан покачал головой, словно неприятно пораженный тем, что услышал:
– Это не твоя вина, сын мой, я тебе уже говорил. Таковы… нежелательные последствия твоей подготовки, печальные побочные эффекты. Тебе заранее отпустили грех этих отклонений. Забудь о несчастных жертвах, считай их неизбежным злом. Миссия превыше всего.
– Да, святейший отец, миссия превыше всего, – как мантру, повторил Волкмар.
Теперь голос Урбана зазвенел, как если бы он обращался к большому собранию:
– Задача, которую тебе предстоит выполнить, возможно, самая великая, самая славная, какую только сын Божий брал на себя. Ты займешь особое место одесную нашего Создателя, когда Он призовет тебя к себе. Никто не должен помешать тебе преуспеть. Ни один смертный не вправе встать между тобой и будущим святой церкви. Слышишь ли ты меня, Волкмар? Ни один аристократ, ни один военачальник крестового похода, ни даже член Совета!
– Да, святейший отец, даже ни один член Совета.
Неожиданно Урбан оперся о подлокотники кресла и склонился вперед, словно желая приблизиться к своему собеседнику. Его голос перешел в шепот. Но этот шепот имел силу крика.
– Однако же, сын мой, ты должен забыть о том человеке, который преследовал тебя. Ты не должен искать мести Танкреду Тарентскому.
Волкмар по-прежнему стоял на коленях с опущенной головой, поэтому лицо его было неразличимо. Однако по его плечам пробежала дрожь.
– Я… этот человек представляет угрозу для…
– Нет, сын мой, повторяю тебе, и ты повинуешься: ты не должен искать мести!
В конце фразы папа возвысил голос, и короткое эхо разнеслось по кабине. Потом он вновь перешел на шепот:
– Я чувствую, что у тебя особое отношение к этому человеку. Твоя подготовка не допускает срывов, тебе невыносимо, что однажды он уже ускользнул от тебя. А более всего тебя сжигает желание заставить его заплатить за то, что он сделал с твоим лицом. Вот что мне не нравится. Это чувство – ибо о том и речь, ты испытываешь гнев из-за поражения, – так вот, это чувство вынудит тебя совершать ошибки, что недопустимо.
Урбан поднял глаза и устремил взгляд вдаль:
– Ты последнее звено в длинной цепи, сын мой. Цепи, которая связывает служителей Господа на протяжении веков, которая объединяет людей веры в нашего Творца, от Отцов церкви до нас сегодняшних. Понимаешь ли ты всю меру ответственности, которая лежит на нас, Волкмар? Стоит тебе проявить слабость, и ты дрогнешь. А значит, порвется цепь. Все, что мы сделали, все, что сотворили во имя спасения Церкви, обратится в прах. Можешь ли ты помыслить худшую участь?
Молчание.
– Итак, ты не будешь искать мести этому человеку. Таков мой приказ.
– Да, святейший отец, миссия превыше всего.
Благосклонная улыбка осветила лицо главы Новой христианской империи.
– Вот и хорошо, сын мой. А теперь ступай, тебе пора в твою капсулу. Будь сильным и не забывай, что Господь на твоей стороне, что бы ты ни делал. Я буду молиться за тебя. Прощай, Волкмар.
Испепелитель поднял наконец голову и прошептал:
– Прощайте, святейший отец.
Он плакал.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.