Текст книги "Корабль-призрак"

Глава XII
На «Батавии»

Едва ступив на «Батавию», Филипп сразу понял, что плавание не сулит ему ничего хорошего. Судно доставляло на Яву многочисленное войско для поддержания порядка в колониях, поэтому один только экипаж, не считая пассажиров, включал семьдесят пять человек. «Батавия», как и «Тер-Шиллинг», отправлялась во флотилии, но у Мадагаскара ей предписывалось отделиться и идти прямиком на Яву. На судно возлагалось много рискованных операций, ибо считалось, что такого количества солдат вполне достаточно, чтобы в случае необходимости дать отпор пиратам и одержать победу в сражении с неприятельскими крейсерами, для чего на «Батавии» имелись тридцать боевых орудий. Боеприпасы составляли главный груз судна, помимо этого Ост-Индская компания переправляла в колонии мешки с деньгами с целью увеличения торговых оборотов на Востоке. Когда Филипп взошел на «Батавию», солдаты как раз грузились на борт, на палубе целыми кучами громоздилась поклажа, повсюду сновали люди, даже просочиться сквозь толпу удалось с огромным трудом.

Филипп еще не видел капитана, но разыскал старшего помощника и предложил услуги по погрузке и размещению, сославшись на свой опыт на корабле «Тер-Шиллинг». С поручением он справился отлично: вскоре солдат расквартировали по каютам, оружие, амуницию и провиант разместили там, где положено, а палубу расчистили и выдраили. Энергичный капитан, распоряжавшийся всеми делами, как выяснилось, наблюдал за расторопным Филиппом Вандердеккеном и, улучив свободную минуту, подошел к нему и сказал:

– Я думал, что вы путешественник, мингер Вандердеккен, и у вас нет на корабле никаких служебных обязанностей, поэтому вы и опоздали к началу погрузки. Однако теперь я убедился, что ошибся: вы наверстали потерянное время и сделали даже больше, чем мы ожидали. Досадно, что вас не было на судне, когда заполняли трюм; боюсь, что груз там сложили не совсем так, как я требовал. Мингер Стрюйс, мой старший помощник, и так по горло занят, чтобы уследить за всем.

– Я сожалею, что опоздал, сэр, – растерялся Филипп. – Но ведь я явился, как только получил извещение компании.

– Да-да, но руководству известно, что вы – человек женатый, да кроме того там все знают, что вы – крупный пайщик, поэтому они и не хотели беспокоить вас раньше времени. Я думаю, что в следующий раз вы сами будете командовать судном. Уверен в этом, поскольку вы внесли в фонд компании значительный капитал.

Филиппу стало приятно, что он поступил разумно, вложив деньги в столь крупное и прибыльное предприятие, да и перспектива получить командование не могла его не порадовать.

– Я мечтаю быть капитаном корабля, – ответил он смущенно, – но не ранее того, как приобрету достаточный опыт и прочные знания, чтобы справиться с такой трудной задачей.

– О, я вперед вижу, что вы справитесь! – улыбнулся капитан. – Вы очень любите море?

– Да, – кивнул Филипп, – я скучаю, когда мне приходится надолго расставаться с ним.

– Э, что вы, молодой человек! Вам так кажется, пока вы юны, энергичны, полны надежд, а со временем вы пресытитесь морской службой и причалите к тихой пристани, чтобы счастливо провести там остаток дней.

– А какова численность войска? – переменил Филипп тему разговора.

– Двести сорок пять солдат, шесть офицеров. Жаль их, немногие вернутся на родину. Больше половины этих людей не доживут до будущей осени: климат в тех краях ужасен. Я высадил в той проклятой дыре человек триста, а когда через шесть месяцев уходил обратно, в живых осталось около сотни.

– Ведь это почти сознательное убийство – посылать их туда!

– Ба! Так им все равно придется где-нибудь умереть, раньше это случится или позже – какая разница?

«В таком случае, – рассудил Филипп, – если жизни этих людей заведомо приносятся в жертву их же соотечественниками, зачем мне терзать себя виной, что солдатам и офицерам, быть может, придется погибнуть из-за меня, из-за того, что я исполняю сыновний долг и данную мною клятву? Даже воробей не упадет на землю без воли Господа. Спасение и погибель этих несчастных в Его власти, а я – орудие Высшей воли. Если из-за меня обречено затонуть и это судно, я желал бы оказаться на другом корабле, где поменьше народу!»

Прошло около недели с того дня, как Филипп обосновался на «Батавии», прежде чем флотилия снялась с якоря. Юноша по-прежнему страдал от того, что, вероятно, из-за его клятвы погибнут все люди – и войско, и экипаж. «Почему я не признался во всем патеру Сейсену и не облегчил свою душу раскаянием?» – упрекал себя Филипп. По мере того как флотилия подходила к Капской колонии, его тревога и волнение всё возрастали, что не укрылось от внимания капитана и офицеров: они сочувствовали сослуживцу и деликатно пытались выяснить причину его угнетенного состояния. Филипп ссылался на нездоровье, и его впалые щеки и потухшие глаза подтверждали его слова. Ночи напролет он проводил на палубе, всматривался вдаль и следил за малейшими изменениями погоды, в леденящем страхе ожидая встречи с кораблем-призраком; лишь с рассветом разбитый и измученный юноша брел на свою койку, но и во сне его подстерегало призрачное судно.

Благополучно войдя в Столовую бухту, флотилия бросила якорь, чтобы пополнить запасы провианта и воды. Филипп ненадолго почувствовал облегчение: уж здесь-то корабль-призрак никому не угрожает. Но едва «Батавия» вновь вышла в море, тревоги и мучения молодого человека возобновились. При благоприятном ветре судно обогнуло мыс, подошло к Мадагаскару и, войдя в Индийский океан, рассталось с прочими судами флотилии, которые двинулись на Цейлон, а «Батавия», согласно предписанию, – на Яву. «Понятно, вот теперь-то, когда мы остались одни и нигде не сможем найти спасения, корабль-призрак и покажется нам», – с ужасом подумал Филипп. Однако погода была прекрасная, море спокойное, и «Батавия» продолжала следовать по намеченному курсу. Через несколько недель показалась Ява, но капитан чего-то выжидал, прежде чем войти в рейд. В последнюю ночь в открытом море Филипп ни на минуту не покинул палубу: он, как часовой, взад-вперед вышагивал на своем посту до рассвета. Наконец-то забрезжила заря, поднялось солнце, «Батавия» вошла в рейд и стала на якорь. Только тогда Филипп успокоился, повалился на койку и крепко заснул, как человек, не знавший покоя несколько суток подряд.

Пробудился он в хорошем настроении, ощутив, что с души словно свалился камень. «Значит, из того, что я плыву на судне, еще не следует, будто оно обречено на гибель, – заключил он, – и корабль-призрак попадается не потому, что я его ищу. Следовательно, на моей совести не лежит ответственность за жизни других людей. Да, я хочу встретиться с призраком, но на это у меня такие же шансы, как у всякого моряка. Может, и вправду “Летучий голландец” приносит гибель кораблям, но я-то тут при чем? Я не приношу бедствий судну, на котором нахожусь, не накликаю на него плохие приметы. Хватит винить себя непонятно в чем. Благодарю Тебя, Господи, что надоумил». Успокоенный такими мыслями юноша вышел на палубу. Солдаты почти все высадились на берег навстречу своей судьбе. Странно, но, любуясь залитым солнцем и украшенным роскошной растительностью берегом с тонувшими в зелени белыми домиками, никак не верилось, что этот райский уголок смертоносен.

– Неужели такой восхитительный край вреден для здоровья? – поинтересовался молодой человек у капитана. – Кажется, что жизнь здесь распускается, словно экзотический цветок, бьет хрустальными струями фонтанов, что все здесь довольны и счастливы!

– Как раз наоборот, – усмехнулся капитан. – Вам, вроде бы, стало получше, мингер Вандердеккен?

– Гораздо.

– Я посоветовал бы вам отправиться на берег и основательно отдохнуть.

– Благодарю, непременно так и сделаю. А долго простоит судно?

– Нет, недолго. Разгрузимся, и тотчас же начнем принимать новый груз, который уже наготове, а потом двинемся обратно согласно распоряжению компании.

Филипп поселился в поместье у негоцианта – своего соотечественника – и провел там два беззаботных месяца, полностью восстановив силы; за несколько дней до отплытия он вернулся на «Батавию» и приступил к прежним обязанностям. Обратный путь совершался при самых благоприятных обстоятельствах. Через четыре месяца по выходу из рейда «Батавия» приблизилась к острову Святой Елены: в то время суда, возвращаясь из Индийского океана, шли восточным путем вдоль побережья Африки. «Батавия» во второй раз без всяких происшествий миновала мыс Доброй Надежды и не встретилась с кораблем-призраком. Филипп взбодрился и повеселел. Напротив острова Святой Елены «Батавию» настиг мертвый штиль, отчего пришлось некоторое время простоять неподвижно, и вот однажды марсовые заметили вдали шлюпку, спустя три часа приблизившуюся к судну. В шлюпке оказалось много народу, и все как один изнемогали от усталости: свыше двух суток эти люди, не переставая, работали веслами, чтобы достичь острова. На вопрос, кто они такие, те заявили, что составляли команду небольшого судна Голландской Ост-Индской компании, которое потерпело крушение два дня назад. Судно пробило обшивку и начало наполняться водой так быстро, что моряки еле успели вскочить в лодку и выплыть. Экипаж шлюпки включал капитана погибшего корабля, двоих его помощников, десятка два матросов и одного португальца-священника. Патера по ходатайству голландского губернатора выдворили из страны за тлетворное влияние на прихожан, наносящее урон государственным интересам Голландии в Японии. Некоторое время священника укрывали японские христиане, но на них обрушились гонения, и сторонники императора вынашивали план захватить и казнить проповедника, поэтому старик решил выбрать из двух зол меньшее и добровольно сдаться на милость голландцев. Однако до Голландии опальный патер не добрался, так как судно затонуло.

На вопрос, сколько человек погибло, капитан ответил, что только один, но лицо значительное, много лет занимавшее пост президента голландских факторий в Японии. Он возвращался на родину с накопленными богатствами. По словам капитана, этого важного господина экипаж не бросал в беде, его, как и всех, усадили в шлюпку, но он забыл на тонущем корабле какую-то шкатулку с бриллиантами невероятной ценности. Он бросился назад, и, пока искал свои сокровища, корабль погрузился носом и вскоре исчез в волнах. Поднялся страшный водоворот, поэтому прийти на помощь знатному господину никто не смог, – экипаж и так едва не опрокинуло вместе со шлюпкой. Прождав какое-то время в надежде, что, быть может, несчастный вынырнет где-нибудь на поверхности, и не дождавшись, моряки стали грести по направлению к острову.

– У меня было предчувствие беды, – сказал капитан погибшего судна, сидя вечером в кают-компании с капитаном «Батавии» и Филиппом, – мы видели призрак, чертов корабль, как его называют, ровно за три дня до крушения.

– «Летучего голландца»? – уточнил Филипп.

– Вот именно, – подчеркнул гость. – Я прежде много слышал о нем, но повстречать не доводилось и, надеюсь, впредь не придется, так как я являлся хозяином погибшего судна, теперь разорился в пух и прах и, наверное, еще не скоро выйду в море.

– До меня тоже дошли сведения об этом судне, – заметил капитан «Батавии», – расскажите, как именно все случилось.

– В сущности ничего ужасного не произошло: показались туманные очертания корпуса корабля, но при чрезвычайно странных обстоятельствах. Ночь выдалась светлая, ясная и тихая, я сошел в каюту и крепко заснул, когда около двух часов ночи старший помощник вызвал меня наверх. Я спросил, что стряслось, и он ответил: «Сам не знаю, но команда встревожена и перепугана, ибо на горизонте появился корабль-призрак – так его называют матросы». Я поднялся на палубу. Горизонт был чист, лишь в одном месте стояло туманное пятно, круглое, как шар, – не более чем в двух кабельтовых от нас. Мы шли быстро, но не могли догнать этот туман. «Видите?» – указал помощник. – «Кой черт, что это такое? – возмутился я. – Земли нигде нет, и вдруг туман при ясном небе и свежем ветре в открытом море!» – «Туман, заметьте, застилает не весь горизонт, а держится одним пятном, – добавил помощник. – Мало того, доносятся голоса». – «Какие голоса?» – прислушался я, и действительно, вы не поверите, в тумане кто-то разговаривал.

– Вы не уловили фраз или хотя бы слов? – с замиранием сердца спросил Филипп.

– Так, сейчас припомню. «Смотри в оба там, на носу!» – «Есть! – отозвался другой голос. – Судно под штирбортом!» – «Звони в колокол!» – приказал кто-то в тумане, и мы все, кто тогда стоял на палубе, услышали колокольный звон.

– Ничего себе, – удивился капитан «Батавии».

– «Нет сомнений, это судно, – сказал я помощнику, – вы ведь тоже слышали колокол?» – «Да, – кивнул помощник, – только это необычное судно». – “Эй! Готовь орудие на носу!“ – вдруг раздалась команда из тумана. – “Есть, капитан, полная готовность!“ – “Приказываю открыть огонь! Цельсь! Пли!“ В тот же миг совсем близко от нас грянул выстрел и раскатился, как гром по воде.

– Боже мой, а дальше?! – заерзал от нетерпения капитан «Батавии».

– А дальше, – заключил рассказчик, – и туман, и корабль, и голоса, как по мановению магического жезла, растаяли в воздухе.

– Как же? Разве такое возможно?

– Нас здесь двадцать человек команды, любой подтвердит мои слова, – ответил гость. – Да вон старый патер не даст солгать: он все время стоял подле меня на палубе. Как только видение исчезло, матросы начали твердить, что нам грозит несчастье, и во время утренней вахты, осматривая трюм, мы нашли там около четырех футов воды. Мы бросились к насосам и качали без устали, но вода стремительно прибывала, и мы пошли ко дну. Мой помощник утверждает, что этот корабль-призрак известен как «Летучий голландец».

Филипп не промолвил ни слова, но обрадовался тому, что́ узнал. Оказывается, судно его отца встречается с разными кораблями, которые тоже терпят крушения независимо от того, находится Вандердеккен-младший на борту или нет. «Господи, я стал мнительный, как женщина, – обругал себя юноша. – С чего я вообразил, что мое присутствие на судне является причиной гибели корабля и экипажа? Я не более других моряков ответственен за то, что “Тер-Шиллинг“ затонул».

На другой день Филипп познакомился с португальским патером, который говорил и по-голландски, и на многих других языках так же свободно, как на своем родном. Звали его Матиас. Это был почтенный старец лет шестидесяти с длинной седой бородой и кроткими манерами, весьма приятный в обхождении. Пока Филипп стоял ночью на вахте, патер расхаживал с ним взад-вперед по мостику, и после долгой сердечной беседы юноша признался, что он католик.

– В самом деле? – вскинул брови патер Матиас. – Среди голландцев мало католиков.

– Значит, я исключение, хотя на судне никто об этом не знает, но не потому, что я стыжусь своей веры, а потому, что я не желаю споров по данному вопросу и глупых насмешек над собой.

– Вы осторожны, сын мой, что весьма разумно.

– Скажите, святой отец, здесь толкуют о каком-то корабле-призраке, где якобы плывут люди – не живые и не мертвые. Вы видели это судно?

– Да, как и другие, – ответил патер Матиас, – и, насколько могу судить, все это сверхъестественно. Я и прежде слышал о корабле-призраке, предвещавшем гибель и бедствия на море. Так случилось и с нами, но среди нас находился человек, мера грехов и злодеяний которого до того переполнилась и выплеснулась через край, что его присутствие в экипаже Господь уже счел бы достаточным, чтобы уничтожить все судно.

– Вы говорите о президенте голландских факторий, который утонул, бросившись спасать свои бриллианты?

– Да, и свиток его преступлений настолько длинен, что, если хотите, я завтра во время вашей ночной вахты начну развертывать его, а теперь да пребудет с вами мир, сын мой, доброй вам ночи!

На следующий день погода не испортилась, а под вечер «Батавия» легла в дрейф. Наутро экипаж рассчитывал стать на рейде Святой Елены. В ближайшую ночь Филиппу выпало нести вахту, и, едва он поднялся, как увидел патера Матиаса, ожидавшего его у сходни. На судне царила тишина, вахтенные дремали меж орудий, Филипп с патером прошли на корму, где, присев на птичью клетку, старый священник начал свой рассказ.

– Вы, наверное, знаете, что португальцы, хотя и стараются всеми силами закрепить за собой открытую их предприимчивым и отважным соотечественником землю[8]8
  Имеется в виду мыс Доброй Надежды, открытый в 1488 году португальским мореплавателем Бартоломеу Диашем, первым из европейцев обогнувшим Африку с южной стороны.


[Закрыть], обладание которой толкнуло их на многие преступления, тем не менее никогда не забывали заботиться о том, что дорого сердцу каждого истинного католика, – о распространении святой католической веры среди идолопоклонников и дикарей. Уже святой Франциск посетил остров Ксимо[9]9
  Современное название этого острова – Кюсю, третий по величине в Японском архипелаге.


[Закрыть] и два года проповедовал там веру Христову, а затем отправился в Китай, но волею Божией умер в пути. Число обращенных в христианство жителей Японских островов с каждым годом росло, несмотря на жестокие гонения власти и жрецов. Спустя время голландцы тоже основали в Японии колонию и, поняв, что японские христиане доверяют только священникам-португальцам, возненавидели нас. Тот погибший, президент голландских факторий, решил из мести и в погоне за богатствами настроить японского императора против христианской религии и тем самым разорить португальцев. Этот злодей утверждал, что принял реформатство, более чистое, чем наша католическая вера.

Один знатный японец, живший поблизости от нашей миссии, принял вместе с двумя сыновьями христианство, а другие два его сына служили при императорском дворе. Этот богатый человек добровольно пожертвовал нам дом, чтобы мы основали там коллегию для обучения молодых японцев, но когда меценат умер, те его сыновья, что служили императору, начали требовать, чтобы мы отказались от дара и вернули владение законным наследникам. Мы не подчинились, и голландцы, воспользовавшись конфликтом, возбудили против нас гнев влиятельных японцев. Действуя через обиженных сыновей мецената, президент голландских факторий убедил императора, что португальцы совместно с туземцами-христианами составили заговор с целью лишить его величество жизни и отнять у него престол. Между прочим, когда началось разбирательство и голландцев спрашивали, христиане ли они, те неизменно отвечали: «Нет, мы голландцы!»

Император поверил в заговор и предписал немедленно выдворить из страны всех португальцев и принявших христианство японцев. Для этого сформировали целую армию, и командование над ней поручили одному из сыновей нашего покойного благодетеля – тому, кто потребовал вернуть дом. Христиане, сознавая, что сопротивление – их единственное спасение, взялись за оружие и избрали своими предводителями двоих других сыновей мецената, принявших христианство одновременно с отцом. Наше войско имело сорок тысяч человек, но император не знал об этом и выслал против нас двадцать пять тысяч. После продолжительной битвы христиане разгромили армию императора, и лишь немногие японцы спаслись в лодках. Рассвирепевший владыка собрал войско втрое многочисленнее и сильнее первого и лично возглавил его, выступив против христианских собак. В первой битве мы опять победили, но во второй наших единоверцев истребили всех до последнего. Был приказ никого не щадить, убивали даже ни в чем не повинных беззащитных женщин, стариков и детей. Свыше шести тысяч христиан погибли, но кровожадные японцы желали новых и новых жертв: по всей империи разыскивали прятавшихся христиан, пытали их железом и огнем и предавали самой мучительной смерти. Кошмар длился бесконечно. Пятнадцать лет назад христианство в Японии было полностью искоренено; потери за весь период гонений составили почти четыреста тысяч человек – все это по вине того иуды, который на днях обрел-таки заслуженную кару. Голландское правительство, весьма довольное политикой президента факторий, долгие годы сохраняло за ним эту выгодную должность и платило ему огромное содержание, которое он пополнял еще более громадными доходами за свое предательство. Он прибыл в Японию совсем молодым человеком, а возвращался на родину седым стариком, скопив несметные богатства. И где они? Стали добычей моря! Такова воля Господня! Мне уже недолго жить на свете, – договорил старик, – и, видит Бог, я покину этот мир без сожаления. Но вы, сын мой, пока молоды и должны преисполниться надежд: у вас есть предназначение, которое нужно осуществить. Именно в этом, а не в скоплении злата и драгоценностей заключается счастье.

– Я согласен, святой отец, и знаю про свой долг. Свежо, однако, а в ваши лета ночная прохлада опасна для здоровья. Не лучше ли вам спуститься в каюту и прилечь?

– Пойду, сын мой, – устало отозвался патер, – да хранит вас Небо! Примите мои благословения! Спокойной ночи!

Проводив священника, Филипп обрадовался, что может спокойно поразмыслить в одиночестве: «Может, во всем признаться ему? Он благородный старец и даст мне мудрый совет. Нет, не надо. Я не поделился своей тайной даже с патером Сейсеном, которого знаю с рождения, так неужели буду исповедоваться перед первым встречным? Нет и нет, я твердо решил не предавать себя ни в чью власть, никто не вправе приказывать мне, я желаю действовать самостоятельно и не нуждаюсь ни в чьих рекомендациях». Достав висевшую на шее реликвию, Филипп набожно приложился к ней, а «Батавия» продолжала свой путь, достигла острова Святой Елены и шесть недель спустя – Зёйдерзе. С разрешения капитана Филипп тотчас поспешил домой, пригласив с собой престарелого португальского священника, с которым успел подружиться. Вандердеккен пообещал ему помощь и покровительство на все время, пока патер Матиас пожелает оставаться в Нидерландах.