Текст книги "Корабль-призрак"

– Помогите! Там Амина! Спасите мою жену!

Амина подбежала к краю плота, простирая руки к мужу. Но расстояние между двумя половинами сооружения с каждой секундой увеличивалось. Филипп предпринял последнюю попытку стряхнуть с себя озверевших подонков, но сильный удар по голове лишил его сознания.

Глава XXIV
Вакханалия

Уже рассвело, когда Филипп очнулся и открыл глаза: над ним склонился Кранц. В первую минуту капитан не смог дать себе ясного отчета в том, что случилось, но затем разом вспомнил все и глухо застонал.

– Мужайтесь, – шепнул старший помощник, – сегодня пристанем к берегу и сейчас же отправимся разыскивать вашу жену.

«Вот она, ужасная разлука, которую пророчил нам Шрифтен, и мучительная смерть, что он предрекал Амине», – жгучей болью отозвалось в голове Филиппа.

Кранц пробовал ободрить капитана, но, видя, что это мало помогает, начал предлагать план мести. Филипп тотчас оживился.

– Да, надо отомстить предателям. Сколько у нас преданных людей?

– Половина из тех, что очутились на передней части плота, принимали в бунте лишь пассивное участие, – ответил Кранц. – Они сами не знали, что все так получится. Бесчинствовала лишь малая кучка негодяев.

– Говорите тише, а то они нас услышат, – попросил Филипп.

– Им не до нас. Спирту вдоволь, и все в прекрасном настроении – даже меня «по доброте душевной» освободили от веревок. Каждый изменник сидит на своем мешке с золотом и серебром и предвкушает, как плот вот-вот пристанет к берегу и можно будет удрать со сказочным богатством.

– А как же пассивные участники? На их долю не перепадет денег?

– Для них самое главное – быстрее оказаться на суше и спастись, ради чего они готовы мириться с любым предательством, – прибавил Кранц.

– Да, верно, – горько усмехнулся Филипп, – но я знаю, как стравить их друг с другом.

Филипп отлежался и бесстрашно предстал перед матросами. Он начал убеждать команду не поддерживать нескольких отщепенцев, нарушивших закон, морской устав и опустившихся до насилия по отношению к своему командиру. На таких бандитов, подчеркнул он, ни в чем нельзя положиться, в любой момент они из корысти пожертвуют своими товарищами. Изменники не остановятся перед убийством, лишь бы украсть чужую долю богатства. Достаточно честному матросу заснуть, как злодеи накинутся на него, отнимут деньги и перережут горло либо вышвырнут в море, как камень. Поэтому самое лучшее – избавиться от преступников. Это облегчит спасение всем остальным, и можно будет по справедливости разделить между собой деньги, предназначенные для всего экипажа и нагло присвоенные горсткой подлецов. Капитан также заявил, что, как только плот подойдет к берегу, они с мингером Кранцем немедленно обратятся в полицию, и расхитителей золотых и серебряных слитков, по праву принадлежащих Ост-Индской компании, арестуют и принудят возвратить награбленное. Однако если честные матросы поддержат капитана и старшего помощника, они раздадут команде все деньги и ничего не заявят властям.

Чего не сделает с людьми корысть? Многие моряки, которые до этого держались в стороне, но втайне завидовали своим отчаянным сослуживцам, устроившим бунт и захватившим мешки с деньгами, сразу согласились на предложение капитана. Пошептавшись, они сговорились этой же ночью напасть на воров, отнять у них мешки и спирт и столкнуть с плота в море. Но не дремали и зачинщики мятежа, которые не собирались расставаться со своим золотом. Они уселись вокруг мешков с дублонами и не выпускали из рук оружия. До берега оставалось мили две, как плот опять начало относить в море. Пистолет у Филиппа отобрали, но тесак он нашел и приготовился пустить его в действие.

Ночь выдалась тихая, море бесшумно плескалось, даже ветер уснул, но матросы на плоту не сомкнули глаз: обе враждебные группировки подстерегали друг друга, чтобы уничтожить тех, кого еще недавно считали своими товарищами. Филипп детально продумал, как ускорить расправу. Он поставил за руль Шрифтена, который во всем поддерживал капитана, а Кранцу велел следить за обстановкой. Выждав минуту, когда избивавшие его зачинщики бунта оказались возле паруса, Вандердеккен резко опустил его и вместе с реем обрушил на негодяев. Пока те беспомощно барахтались, запутавшись в полотнище, Кранц подал условный сигнал, и началась страшная вакханалия. Матросы, заранее настроенные против предателей, вскочили и выхватили ножи. Филипп вместе с ними, не щадя сил, орудовал тесаком – так кипела в этом миролюбивом человеке ненависть против тех, кто разлучил его с Аминой и бросил ее погибать в море. Кучка изменников отчаянно оборонялась и ранила нескольких «честных» товарищей, но численный перевес решил дело. Бандитов повалили, схватили за ноги и за руки и сбросили с плота; тех, кто отчаянно сопротивлялся, пырнули ножом, и в считанные секунды море поглотило их. Пока продолжалась резня, Шрифтен стоял у руля и своим демоническим хохотом распалял сражавшихся, науськивая их друг на друга, как бешеных собак.

Наконец схватка окончилась. Удовлетворив жажду мести, Филипп с трудом перевел дух и, закрыв лицо руками, горько плакал, пока его «сторонники» делили между собой мешки с дублонами, отобранные у убитых сослуживцев. На плоту осталось шестнадцать человек: капитан, Кранц, Шрифтен и тринадцать матросов. С рассветом подул свежий ветер, и люди рассчитывали часа через два ступить на твердую почву. Но сильным порывом обломило верхушку мачты, парус упал, и, пока матросы возились с мачтой и парусом, воцарился штиль. Плот качался всего в одной миле от берега. Досадуя на очередную неудачу, матросы разбрелись в разные стороны и, положив головы на мешки со своим в «честной» борьбе добытым золотом, вскоре захрапели, сморенные усталостью. Капитана тоже одолевала дремота, и он приказал Шрифтену зорко нести вахту, пока они с Кранцем немного отдохнут. В ответ рулевой отпустил какую-то обидную шутку и зловеще засмеялся, как в прежние времена на «Тер-Шиллинге», когда одноглазый лоцман не упускал случая выказать свою враждебность к Вандердеккену, но Филипп был так изнурен и угнетен своим горем, что не обратил на Шрифтена внимания. Устроившись возле Кранца, уже через полминуты капитан крепко спал и видел во сне жену, которая протягивала к нему руки и улыбалась.

Вдруг улыбка на лице Амины сменилась гримасой ужаса; несчастная женщина обвила шею мужа руками, о чем-то умоляя его, но Филипп ничего не слышал и только чувствовал, что неведомая сила впилась ему в горло и душит его. Он вскрикнул и проснулся. Шрифтен, склонившись над ним, одной рукой держал его за шею, а в другой сжимал ларчик со святыней и старался оторвать его от цепочки. В приступе бешенства Филипп подмял лоцмана под себя и сдавил ему грудь коленом. Негодяй захрипел и, закатив свой единственный глаз, вроде бы, потерял сознание. Ухватив тщедушного злодея поперек туловища, Филипп со всего размаха швырнул его в воду.

– Человек ты или дьявольский выродок, меня не интересует, – крикнул он, – выплывешь, коли суждено. Тебе не впервой!

Шум борьбы и крики капитана разбудили Кранца и матросов, но никто не помешал Филиппу расправиться с лоцманом. Старшему помощнику Вандердеккен в двух словах объяснил причину своей ярости, а матросам было все равно: главное, чтобы не покушались на их сокровища. Доблестные вояки перевернулись на другой бок и опять захрапели. Филипп долго и пристально вглядывался, не мелькнет ли среди волн голова Шрифтена, ведь наверняка же старый моряк отлично плавал и должен был вынырнуть. Но ничто не нарушило спокойной ровной глади моря, и Филипп подумал, что так оно к лучшему.

Глава XXV
Зачем мне жить?

Как описать ужас Амины, когда она увидела, что ее возлюбленный захвачен мятежниками и что они с Филиппом разлучены, быть может, навсегда? Она плакала, неотрывно следя за тем, как уплывает и растворяется вдали часть плота с ее дорогим супругом, пока ночь и мрак не поглотили все вокруг. Зарыдав от отчаяния, бедная женщина упала в обморок. Очнулась она от боли и жажды: солнце стояло высоко и нещадно палило кожу. С Аминой сделалась истерика.

– Господи, Филипп, где ты?! – кричала она и рвала на себе волосы. – Шрифтен был прав! Почему я не послушалась?! Все это не дурной сон, а кошмарная явь!

Страшно хотелось пить. Амина нашарила одну из бутылок, сделала несколько глотков и немного успокоилась. Пролежав около часа в полном изнеможении, она приподняла голову и огляделась: вокруг не было никого и ничего кроме неба и моря. «Зачем мне жить, если я больше не увижу Филиппа?» – была ее первая мысль, и бедняжка снова принялась рыдать. Попив воды, Амина почувствовала себя лучше, и сразу же голос надежды шепнул ей: «Рано опускать руки, вы с Филиппом спасетесь и вновь обретете друг друга. Любовь укажет вам путь!» Амина приказала себе победить малодушие и приготовилась терпеть любые муки ради одной только светлой надежды. Знойный утомительный день тянулся бесконечно. К вечеру сгустились тучи, небо прорезали яркие всполохи. Близилась гроза, и Амина подумала, что если уж ей суждено погибнуть, то лучше пусть ее убьет молнией. Женщина отползла к середине плота, где Филипп приказал устроить для жены удобное местечко, легла на свою постель и, всецело предоставив себя судьбе, вскоре заснула.

Пробудилась она от холода: лил дождь, и Амина продрогла до костей. Она кое-как укрылась, защищаясь от тугих струй, но с первыми лучами дождь прекратился столь же внезапно, как и начался. Яркое солнце моментально высушило одежду Амины и так сильно напекло ей голову, что мысли ее стали путаться, у нее открылся бред, и она увидела себя на острове под кокосовыми пальмами, а вдалеке – Филиппа, который спешил к ней. Она протягивала к нему руки, звала, хотела подняться и бежать навстречу, но ноги не слушались ее. Она вскрикнула – непонятно, во сне или наяву – и, упав на траву между пальмами или на подушку на своем горестном плавучем ложе, снова потеряла сознание.

Глава XXVI
На райском острове

Через несколько часов, после того как Филипп выкинул Шрифтена в море, плот пристал к берегу, который представлял собой пологую песчаную отмель, усеянную разноцветными ракушками и густо поросшую лесом из кокосовых пальм. Матросы, подхватив мешки с дублонами, разбрелись отдыхать по тенистым прохладным местечкам, но Филипп и здесь не знал покоя, думая только об Амине. Кранц почти насильно отвел его в тень и предложил поспать. Какое там! Филипп тотчас вскочил и бросился к той части берега, откуда, как он полагал, можно увидеть плот, где осталась Амина. Увы, его и след простыл.

– Она погибла, пропала навсегда! – в отчаянии закричал капитан.

– Вовсе нет, мингер Вандердеккен, – возразил Кранц. – Провидение уберегло нас, оно же спасет и вашу жену, я уверен в этом. Невозможно погибнуть среди архипелага цветущих островов, многие из которых населены. Разве жители откажут в помощи женщине, попавшей в беду? Никто ее не обидит.

– Наоборот, Кранц, туземцы очень опасны. Надо срочно строить новый плот и отправляться искать Амину, а не сидеть тут сложа руки. Я переверну весь белый свет, пока не найду свою жену!

– Хорошо, капитан, – ответил верный помощник. – Но давайте сперва пойдем на свой плот, заберем все необходимое, а потом сядем и спокойно наметим план операции.

Они возвратились туда, где на песке остался плот. Экипаж покинул его и расположился под пальмами. Все, что находилось на плоту, так и лежало на нем: отныне матросам не было никакого дела до казенного имущества, всякий сторожил лишь свой мешок с золотом. Кранц прикрикнул на людей и велел приступить к разгрузке, но никто не двинулся с места. Каждый боялся даже на минуту отойти от своего мешка, чтобы кто-нибудь из товарищей не украл его. Теперь, когда моряки почувствовали себя в относительной безопасности, они еще больше дрожали за свое богатство.

– Проклятые деньги вконец лишили их рассудка, – сказал Кранц Филиппу. – Не нужно на них рассчитывать, будем управляться сами.

Капитан и старший помощник вдвоем перенесли на берег все ценное, включая инструменты и оружие. Мушкеты и пистолеты спрятали в укромном месте, опасаясь, что если ими завладеют матросы, то перестреляют друг друга. Паруса, снасти, колья, остатки провизии сложили в палатке, которую разбили под пальмами. Взяв для себя и капитана немного патронов, остальные Кранц зарыл в сухой песок, чтобы их не нашел никто посторонний. Филипп тем временем срубил топором молодое кокосовое дерево, густо увешанное плодами. Вместе с Кранцем они раскололи несколько орехов и напились кокосового молока, а матросы так и сидели поодаль, с завистью глядя, как их начальники утоляют жажду, и облизывая спекшиеся губы, но не решаясь отлучиться от своих сокровищ хоть на полшага.

Вечером Филипп в изнеможении растянулся на одеяле и заснул мертвым сном, а Кранц отправился исследовать остров, точнее островок – мили три в длину и ярдов пятьсот в ширину, – куда их забросила судьба. Воды на нем не обнаружилось, предстояло довольствоваться кокосовым молоком. Возвращаясь назад, Кранц прошел мимо матросов: все они разлеглись, положив под голову мешки с золотом, но никто не спал. Заслышав шаги, каждый тревожно приподнимался, и, лишь убедившись, что идет старший помощник, который не покусится на их сокровища, матросы снова ложились. Кранц направился к плоту, при свете луны собрал все оружие, которое там осталось, и зашвырнул его далеко в море. Затем вернулся к палатке и, расположившись подле капитана, тоже заснул.

Филиппу снились Амина и Шрифтен, он слышал дьявольский смех рулевого, видел его лукавый насмешливый глаз. Вдруг Амина кинулась от лоцмана прямо в волны, но они выбросили ее на берег живой и невредимой. Филипп побежал навстречу жене, но какая-то неведомая сила мешала ему, а любимая ласково махала ему рукой и будто бы кричала: «Мы встретимся с тобой, дорогой, да-да, еще один раз мы непременно встретимся на этой грешной земле!»

Солнце стояло высоко, когда Кранц проснулся и разбудил Филиппа. Они выпили кокосового молока. Филипп не произнес ни слова, находясь под впечатлением своего сна, а старший помощник отправился взглянуть на своих подчиненных. Он застал их в самом жалком состоянии, истомленных и ослабевших; некоторые, изнемогая от голода и жажды, вообще еле двигались. «Помрут еще, не дай бог, надо спасать этих бедолаг», – подумал Кранц и посоветовал каждому на время закопать свой мешок в землю, причем так глубоко, чтобы нельзя было быстро вырыть, и если бы кто-то чужой покусился на деньги, то удалось бы успеть накрыть воришку и помешать его намерениям. Матросы так и сделали, после чего Кранц вручил им топор, они срубили несколько пальм, выпили кокосового молока и восстановили силы. Почувствовав облегчение, богачи разлеглись на тех местах, где схоронили свои сокровища, и через минуту захрапели на весь остров.

Филипп и его помощник сели обсуждать, где и как искать Амину. Кранц по-прежнему уверял капитана, будто с его супругой все в порядке, хотя убедил себя в том, что заднюю часть плота опрокинуло и женщина погибла в море. Но в любом случае нельзя было оставаться на пустынном острове, следовало искать поселок и выбираться к людям. Решили построить небольшой плот с хорошо приспособленным рулем и легким парусом. Работать пришлось вдвоем – матросы и пальцем не пошевелили, да они и не помышляли о том, чтобы покинуть райский уголок, где царили вечное лето и блаженная праздность. Кокосовые орехи вполне устраивали тунеядцев, а больше ничто кроме денег не интересовало. Наиболее предприимчивые «дельцы» уже не довольствовались собственным мешком, а решили приумножить свои богатства. Они вырыли часть дублонов и втянули товарищей в азартные игры. С утра до вечера матросы резались в ракушки и камешки, обыгрывая друг друга и «по справедливости» отнимая деньги у проигравших соперников. Рубить деревья и раскалывать орехи лентяям вскоре надоело: они сделали на стволах кокосовых пальм надрезы и подставили под них пустые скорлупки, куда через узкие деревянные желобки стекал сок, который быстро начинал бродить и превращаться в пальмовое вино – тодди. Крепость оно имело небольшую, но матросы, употребляя его в огромных количествах, напивались без меры, делались агрессивными и в пылу игры доходили до драк и поножовщины. Хорошо, что Кранц зарыл в надежном месте ружья и пистолеты, иначе буяны давно перестреляли бы друг друга, и так не проходило дня без кровопролитий.

Миновало около недели. Филипп и его помощник строили плот, а матросы продолжали пить, играть и хулиганить. Некоторые уже спустили все до последнего дублона, и, чтобы неудачники не зарились на чужое добро, везунчики изгнали их в отдаленную часть острова. Капитан и Кранц предложили изгоям покинуть остров на плоту, но те угрюмо отказались. Кранц прятал от матросов топор, опасаясь, что они раскроят друг другу череп: каждый день старший помощник собственноручно срубал одну-две пальмы и звал матросов поесть мякоти кокоса, чтобы они не умерли с голоду и не отравились чрезмерными порциями тодди. Еще через пару дней все золото и серебро перешло в руки троих самых искусных игроков, а наутро их обнаружили задушенными на берегу. Десять человек опять поделили деньги поровну, и игра возобновилась.

– Чем все это кончится? – сокрушался Филипп.

– Смертью всех до единого, – мрачно ответил Кранц. – Хуже всего то, что мы не в состоянии этому помешать.

Наконец работа была завершена, и Филипп с Кранцем собирались на другой же день уплыть с острова. Они заранее уложили запас кокосовых орехов, который хотели взять с собой, а также инструменты и оружие. Пока шли приготовления, один матрос, поднырнув под плот, ухитрился украсть тесак, прочие последовали его примеру и стащили несколько пистолетов с патронами. Филипп и Кранц всю ночь караулили оставшееся оружие, а матросы пьянствовали и играли. Под утро, окончательно озверев, они накинулись друг на друга: те, кто проиграл, стали палить в выигравших, победители – отстреливаться, и выжили в этом бою лишь трое. Некоторое время они ладили, но затем поссорились, и, пока один спал, двое других убили его, ударив по голове тесаком.

– Господи! – взмолился капитан. – Неужели это Твои создания? Эти люди еще недавно служили у меня на корабле, исправно выполняли свои обязанности…

– Нет, – возразил Кранц, – то была одна видимость. На самом деле все они являлись тайными служителями дьявола, поклонявшимися ему под видом демона мамоны! И что вы думаете, эти двое, у которых сейчас денег больше, чем можно израсходовать за всю жизнь, согласятся разделить их между собой? Никогда!

Не успел Кранц закончить фразу, как один из уцелевших матросов, воспользовавшись моментом, когда его товарищ повернулся к нему спиной, воткнул ему в шею тесак, и тот упал замертво.

– Боже мой, – простонал капитан.

– Я был прав, – сурово заметил Кранц и, вскинув мушкет, пристрелил негодяя.

– Зачем вы избавили его от заслуженного наказания? – упрекнул Кранца Филипп. – Пусть бы оставался здесь один на необитаемом острове и, окруженный грудами проклятого золота, умирал с голоду медленной мучительной смертью.

– Да, вы правы, но я не сумел подавить возмущения этим предательским убийством. Черт с ним, злодей не стоит того, чтобы его жалели. Давайте соберем испанские сокровища в общую груду и зароем где-нибудь, чтобы потом, когда мы вернемся сюда, найти их и отправить в Ост-Индскую компанию. Часть дублонов все-таки предлагаю взять с собой: неизвестно, что с нами приключится дальше, и нужно иметь при себе запас наличности. Мертвецов лучше бы не лишать погребения…

Филипп молча кивнул, и днем они с Кранцем выкопали в песке глубокую могилу и похоронили матросов. Отсчитав пятьсот золотых и спрятав остальные деньги, капитан и его верный помощник с рассветом покинули райский остров, установили парус и поплыли в том направлении, где в последний раз видели плот с несчастной Аминой, брошенной на произвол судьбы.

Глава XXVII
В поисках Амины

Плот получился легким, прочным, быстрым и послушным рулю. Вандердеккен и Кранц запомнили местоположение острова с кокосовыми пальмами, где зарыли дублоны и слитки, чтобы в случае надобности быстро найти и извлечь сокровища. Двигались в южном направлении, намереваясь осмотреть ближайший остров, нет ли там Амины. Требовалось также найти путь к Тернате: король этого островного государства поддерживал отношения с Португалией; сев в Тернате на джонку, можно было добраться до острова Тидоре, где португальцы основали факторию. Вечером Филипп и Кранц приблизились к первому большому острову, который встретился им на пути, и неспешно поплыли вдоль берега. Филипп пристально вглядывался в окрестности в надежде отыскать следы плота Амины. Но никаких признаков пребывания людей в здешних краях обнаружить не удалось. Остановились у берега в маленькой бухточке и заночевали, а с рассветом отправились дальше. Кранц управлял рулем, а капитан сидел в сторонке, держа в руках какой-то предмет и глубоко задумавшись.

– Что это у вас? Портрет?

– Нет, символ моей роковой судьбы.

– Роковой? Я и прежде видел у вас эту вещь. Кажется, именно ее пытался украсть Шрифтен? Очевидно, с ней связана какая-то тайна. Поделитесь со мной, если считаете, что я достоин вашего доверия.

– Вы отличный друг, Кранц, я высоко ценю вашу преданность. Но про свою тайну я до сих пор никому кроме жены и духовников не рассказывал.

– Раз вы открыли тайну святым отцам, можно доверить ее и святой дружбе.

– Вы абсолютно правы. Однако знание моей тайны вовлечет вас в роковые события, а я боюсь потерять такого верного товарища, как вы, причем в столь ужасное для меня время.

– Не беспокойтесь понапрасну и располагайте мной по своему усмотрению. Я уже не раз рисковал жизнью, и опасности меня не страшат. Не хочу навязывать свою помощь, но мы и так отрезаны от целого мира, и для вас стало бы облегчением снять с души хотя бы часть груза. Он, насколько я понимаю, и так неподъемный. Я готов разделить с вами горе, тревогу и переживания.

– Спасибо, вы настоящий друг, каких мало. Слушайте и не удивляйтесь, хотя некоторые факты покажутся вам невероятными, – предупредил Филипп и посвятил Кранца в свою историю от начала до конца.

– Ясно, – ответил тот, немного помолчав, – я ведь дважды своими глазами видел корабль-призрак, так чему тут поражаться? Если ваш отец обречен скитаться по морям, то вам наверняка суждено снять с него проклятие. Теперь мне многое понятно в вашем поведении, и признаюсь честно: я вам завидую.

– Неужели? – воскликнул Филипп.

– Да, мне бы такое! Вы избраны судьбой для великого и славного дела. Спасти страдальца – святая миссия. А что касается смерти, то она грозит нам всем. Чем заканчивается земная жизнь любого человека? Все мы умрем, но не каждому дано спасти другую страждущую душу, искупить своей гибелью чужой грех. Право, вы счастливый человек, мингер Филипп. Однако время к ночи, давайте пристроим плот где-нибудь в надежном месте и ляжем спать. Вот как раз подходящая бухточка, как вы думаете?

Филипп кивнул, и они причалили к берегу. Под утро подул свежий ветер, и прибой едва не разбил плот в щепки. Продолжать путь в таких условиях было опасно, поэтому друзья решили вытащить плот из воды, чтобы волны не унесли его в море или не ударили о мель.

– Что там такое? – вдруг спросил Филипп, указав на край горизонта.

– Парус небольшого судна, гонимого ветром. Похоже, оно собирается укрыться от бури в той же бухточке, какую облюбовали мы.

– Да. По-моему, это катер. Смотрите, как тяжело он ныряет, – наверное, там много людей.

Судно быстро мчалось в сторону бухты и вскоре подошло к берегу. Парус спустили, и экипаж волоком втащил катер на песчаный откос.

– На нас моряки не обращают никакого внимания, – заметил Кранц.

– Если они настроены враждебно, то сопротивляться бесполезно. Нас двое, а их целая толпа.

Управившись с судном, три человека подошли к нашим друзьям. В руках они сжимали копья, но агрессии не проявляли.

– Кто вы такие? – по-португальски спросил один из них.

– Голландцы, – коротко ответил Вандердеккен. – Наше судно «Утрехт» потерпело крушение.

– А, понятно. Вы, как и мы, враги португальцев. Мы с острова Тернате, и наш король недавно объявил Португалии войну. Где ваши товарищи? На каком из островов?

– Они погибли, – вздохнул Филипп. – Но мы ищем пропавшую женщину. Она тоже плыла на нашем корабле, потом в силу разных страшных обстоятельств очутилась на плоту совершенно одна, и мы ее потеряли. Вы ничего не слышали о ней?

– Слышали. Женщину обнаружили на берегу южнее нас, и жители Тидоре отнесли ее в колонию к португальцам, полагая, что она родом из этой страны.

– Господи! Благодарю Тебя! Она спасена! – Филипп воздел руки к небу. – В Тидоре, это точно?

– Да, но мы не беремся доставить вас туда, так как воюем с португальцами.

Человек, говоривший с Филиппом и Кранцем, принадлежал, по-видимому, к знатному роду. На нем было богатое магометанское платье, на голове тюрбан из цветной ткани, за поясом сабля, а в руке копье. Держался он вежливо, но отстраненно, с чувством собственного достоинства.

– Что же нам делать? – спросил Филипп.

– Мы возвращаемся на Тернате и возьмем вас с собой, если хотите. Наш король обрадуется голландцам, поскольку вы – враги португальцев. Я забыл предупредить, что у нас находится один из ваших товарищей. Мы выловили его в море чуть живого, подлечили, накормили, и он оправился.

– Кто это? – удивился Кранц. – Очень странно. Может, с какого-нибудь другого судна?

– Нет, – возразил Филипп, – это Шрифтен.

– Не поверю, пока не увижу его собственными глазами.

– Вон он, полюбуйтесь, – указал Филипп на человека, который направлялся к ним.

– Мингер Вандердеккен, мингер Кранц, весьма рад встрече. Надеюсь, вы здоровы? Не правда ли, какая удача, что мы все спаслись? Хи-хи!

Не упомянув ни слова о том, что произошло между ним и капитаном на плоту, Шрифтен с приторным добродушием принялся выведывать у старшего помощника про других матросов, и Кранц еле отделался от любопытного лоцмана.

– Вы убедились, что Шрифтен – не человек, а демон? – спросил Филипп своего друга, когда они остались одни.

– Я уверен, что ему, как и вам, суждено исполнить какое-то предначертание. Одноглазый должен сыграть свою роль в вашей таинственной драме, и, пока этого не случится, он никуда не исчезнет. Но не думайте о нем сейчас, главное, что ваша жена жива и в безопасности.

– Согласен с вами. Негодяй не заслуживает, чтобы о нем вспоминали. Нам надо отправляться на остров Тернате, и, может, по пути удастся избавиться от Шрифтена. Боже мой, какое счастье: я скоро обниму свою дорогую Амину!