Текст книги "Корабль-призрак"

Глава 32

Изнуренный злоключениями, Филип прилег рядом с Кранцем и тоже погрузился в сон, а рано утром его разбудили зычные крики коменданта и скрежет меча, волочащегося по камням. Филип поднялся и выяснил, что комендант проводит душеспасительную беседу с солдатами – одним грозит темницей, другим сулит каторжные работы. Кранц тоже успел проснуться, прежде чем комендант закончил распекать подчиненных. Коротышка сурово посмотрел на голландцев и велел им следовать за собой.

Оказавшись у себя, он уселся на кушетку и, не тратя времени даром, справился, что они выбрали – подписать бумагу или вернуться в темницу. Кранц ответил, что они с приятелем долго прикидывали так и этак, сошлись на том, что капитан наверняка погиб, а потому готовы подписать любое свидетельство по сему поводу.

Комендант тут же сделался весьма любезен, крикнул слуге принести бумагу и чернила, сочинил текст, и Филип с Кранцем его подписали. Как только подписанный документ оказался в распоряжении коменданта, тот на радостях пригласил голландцев позавтракать с ним.

За трапезой он пообещал отослать их с острова при первой же возможности. Филип в основном помалкивал, зато Кранц был дружелюбен и словоохотлив, и комендант в итоге выразил желание вместе отобедать. Кранц, пользуясь случаем, поведал, что имеет при себе несколько золотых монет, и попросил выделить им комнату. То ли нуждаясь в обществе, то ли польстясь на золото – а возможно, им двигали оба эти побуждения, – комендант предложил, чтобы приятели столовались у него, оплатив свою долю в расходах на еду, и голландцы охотно согласились.

Когда обо всем договорились, Кранц настоял на том, чтобы внести плату за первую неделю проживания. Это чрезвычайно расположило к ним коменданта, и португалец принялся выказывать все подобающие знаки уважения тем, кого еще недавно держал в темнице.

Вечером третьего дня на острове, покуривая манильскую черуту[72]72
  Черута – сигара, оба кончика которой заранее обрезают при производстве.


[Закрыть], Кранц, который заметил, что комендант пришел в отличное расположение духа, отважился спросить, зачем тому понадобилось заверенное свидетельство о смерти капитана. К изумлению Филипа, коротышка ответил, что Амина поклялась выйти за него замуж, если он предъявит такое свидетельство.

– Не может быть! – вскричал Филип, вскакивая со стула.

– Почему же нет, сеньор? – осведомился комендант, подкручивая усы. Вид у него был одновременно озадаченный и рассерженный.

– Я бы тоже сказал, что такого не может быть, – вмешался Кранц, быстро сообразивший, чем им грозит горячность Филипа. – Дело в том, сеньор комендант, что эта женщина была без памяти влюблена в своего мужа. Видели бы вы их вдвоем, сами бы подумали, что она вряд ли привяжется к кому другому так быстро. Но женщины есть женщины, на военных они всегда были падки, так что ее, наверное, можно понять… Ваше здоровье, сеньор, и пусть вам сопутствует удача!

– Да, я собирался сказать то же самое, – поторопился добавить Филип, – просто меня потрясла подобная ветреность и переменчивость.

Удовлетворенный объяснениями и польщенный ложью, комендант усмехнулся:

– Что ж, не зря говорят, что прекрасный пол любит военных. Полагаю, они все мечтают о крепком плече, а чье плечо крепче солдатского, привычного к оружию? Сеньоры, предлагаю выпить за эту даму! За красавицу Амину Вандердекен!

– За красавицу Амину Вандердекен! – повторил Кранц, одним глотком выпивая вино.

– За красавицу Амину Вандердекен! – произнес Филип. – Скажите, минхеер, как вы не побоялись отпустить ее одну в Гоа, где столько соблазнов для женщины?

– Сеньоры, я совершенно убежден в том, что она любит меня. Только между нами, она от меня без ума.

– Ложь! – не сдержался Филип.

– Что вы себе позволяете, сеньор?! – Комендант схватился за меч, лежавший на столе.

– Я имел в виду эту даму, минхеер, – спешно поправился Филип. – Мне довелось слышать, как она клялась своему мужу, что он всегда будет для нее единственным.

– Ха! – Комендант рассмеялся. – Друг мой, вы плохо знаете женщин.

– Более того, сеньор, он относится к ним с предубеждением. – Кранц перегнулся через стол и доверительно прошептал коменданту: – Однажды некая особа его нагло обманула, и с тех пор он ненавидит всех дочерей Евы.

– Тогда не будем его дразнить, – сказал коротышка. – Давайте сменим тему.

Когда друзья вернулись в отведенную им комнату, Кранц попенял Филипу за несдержанность: уж не хочет ли тот снова угодить в темницу? Филип признал, что вел себя опрометчиво, но оправдывался тем, что новость о согласии Амины на брак с комендантом, если появится достоверное свидетельство смерти ее супруга, привела его в неистовство.

– Да как она могла? Неужели она меня обманывала? Как ни крути, его желание добыть такой документ вроде бы подтверждает, что он не врет.

– Сдается мне, Филип, дело обстоит иначе, – отозвался Кранц. – Ваша жена оказалась в смертельной опасности и была готова на все, чтобы спасти себя ради вас. Когда вы снова встретитесь, она наверняка объяснит, что обстоятельства вынудили ее действовать подобным образом и обмануть коменданта. Если бы она так не поступила, то к этому времени уже стала бы жертвой его страсти.

– Может быть, может быть. – Филип задумчиво покачал головой.

– Так и есть, Филип, жизнью своей клянусь! Не позволяйте сомнениям отравлять вашу любовь! Да как вообще можно заподозрить в измене столь прекрасное и невинное создание? Мне стыдно за вас, Филип Вандердекен!

– Вы правы, дружище. Прошу прощения за то, что на мгновение поддался недостойным чувствам. – Филип помолчал. – Любящему мужу нелегко выслушивать такие слова о его жене от бахвала вроде этого недомерка-коменданта.

– Пусть хвастается, лишь бы снова нас в тюрьму не посадил. – Кранц махнул рукой. – Спокойной ночи.

В форте они провели три недели, все теснее сходясь с комендантом, который часто беседовал с Кранцем в отсутствие Филипа, похвалялся любовью Амины и подробно пересказывал все их разговоры. Кранц окончательно убедился, что был прав в своих догадках и что Амина только обманывала усача ради собственного спасения.

Время тянулось невыносимо медленно, корабли к острову не приставали.

– Когда же я увижу ее снова? – вздохнул Филип как-то утром, выйдя на стену вместе с Кранцем.

– Кого увидите? – встрял комендант, случившийся поблизости.

Филип обернулся на голос и пробормотал что-то невразумительное.

– Мы говорили о его сестре, сеньор. – Кранц взял коменданта под локоть и отвел в сторонку. – Прошу, не упоминайте об этом вслух при моем друге. Он весьма болезненно все воспринимает. И это одна из причин, по которым он избегает противоположного пола. Она вышла замуж за его лучшего друга, а потом сбежала от мужа, причинив невыразимые страдания матери. Молю, ни слова, сеньор!

– Конечно-конечно. Я все понимаю, честь семьи прежде всего. – Комендант кивнул. – Вот бедолага! Сестра его подвела, нареченная изменила… Неудивительно, что он такой хмурый и вечно молчит. Он достойного происхождения, сеньор?

– Его род славен по всей Голландии, – заверил Кранц. – Он наследник большого состояния, но эти два злосчастных события заставили его тайком покинуть Штаты[73]73
  Штаты – другое название Республики Соединенных Провинций, парламент которой именовался Генеральными Штатами.


[Закрыть] и отплыть туда, где он надеялся утишить свое горе.

– Значит, из благородного семейства? – повторил комендант. – Выходит, никакой он не Якоб Вантрет, верно? Имя вымышленное?

– Разумеется, – признался Кранц, – но настоящего его имени я не открою, даже не просите.

– Друзья должны уметь хранить тайны. Не беспокойтесь, я не стану расспрашивать. Но насколько он благороден?

– Его род – один из достойнейших и богатейших в Голландии, а через браки теперь состоит в родстве с испанскими грандами.

– Вот как? – Комендант задумался. – Смею полагать, он знаком со многими португальцами.

– Не сомневайтесь. Сами знаете, высокородные все так или иначе связаны между собою.

– Для вас это весьма полезное знакомство, сеньор Рихтер.

– Когда вернемся домой, я стану обеспеченным человеком, сеньор. Мой друг умеет быть благодарным и щедрым. Вы сами в этом убедитесь, если нам доведется встретиться снова.

– Приятно слышать. Скажу честно, сеньор, мне изрядно надоело в этих краях. Остается служить еще два года, потом мне надлежит вернуться в мой полк в Гоа, и оттуда меня не отпустят, пока я не подам в отставку… О, он идет к нам.

После этого разговора с Кранцем отношение к Филипу португальского коменданта, благоговевшего перед знатью, заметно изменилось. Он начал лебезить перед Филипом, и это бросалось в глаза всем, а Филип опешил и не ведал, как ему себя вести, пока Кранц не объяснил причину происходящего. Комендант частенько советовался с Кранцем и уточнял, правильно ли поступает. Своей угодливостью коротышка рассчитывал добиться для себя некоторых выгод.

Через несколько дней после этого разговора, когда все трое сидели за столом, в комнату вошел капрал. Он отдал честь коменданту и доложил, что у ворот стоит голландский моряк и просит впустить его в форт.

Филип и Кранц побледнели от дурных предчувствий, но промолчали. Комендант велел привести голландца, и очень скоро в столовую вступил не кто иной, как одноглазый Шрифтен! Приметив Филипа и Кранца за столом, лоцман вскричал:

– Ба, капитан Филип Вандердекен! Мой добрый друг минхеер Кранц, первый помощник на «Утрехте»! Душевно рад вас видеть!

– Капитан Филип Вандердекен? – процедил комендант, вскакивая из-за стола.

– Ну да, это мой капитан, минхеер Филип Вандердекен, а это его первый помощник минхеер Кранц. Оба с корабля «Утрехт», который потерпел крушение. Разве не так, минхеер… кхе-кхе?

– Кровь Хрис… Вандердекен! Ее муж! Corpo del Diavolo![74]74
  Дьявольщина! (ит.). По-португальски: Corpo do Diablo!


[Закрыть] Это невозможно! – Комендант, брызгая слюной, стиснул обеими руками рукоять меча. – Выходит, меня обманывали, надо мною потешались! – Он напыжился так, что вены на его лбу, казалось, готовы лопнуть. – Сердечно благодарю вас, незнакомец, за добрую весть. Эй, там! Капрал! Сюда, скорее!

Филип и Кранц понимали, что отпираться бессмысленно. Филип сложил руки на груди и молча взирал на происходящее. Кранц пожал плечами.

– Сеньор, вы бы немного поразмыслили, тогда сами поймете, что ваш гнев безоснователен.

– Безоснователен? – Комендант презрительно усмехнулся. – Вы пытались обмануть меня, но угодили в собственную ловушку! Вы оба подписали бумагу, которой я не премину воспользоваться. Вы все равно что мертвы, капитан. Вот ваше собственноручное в том свидетельство, и ваша жена охотно ему поверит!

– Она тоже вас обманывала, минхеер, чтобы вырваться из вашей власти, – возразил Филип. – На что ей надобен жалкий негодяй вроде вас?

– Насмехайтесь сколько угодно! Скоро и я посмеюсь вволю! Капрал, отведите этих двоих в темницу и поставьте часового у двери до дальнейшего приказа. Прочь! Надеюсь, дражайший сеньор, влиятельные друзья в Голландии и Испании о вас позаботятся.

Солдаты, немало удивленные приказом коменданта, который до сих пор явно благоволил своим гостям, увели Филипа и Кранца. Шрифтен последовал за ними. Пока спускались по ступеням в подземелье, Кранц, обуянный яростью, вырвался и нанес лоцману удар, заставивший того отлететь на несколько шагов.

– Неплохо, минхеер, неплохо… кхе-кхе, – с улыбкой произнес Шрифтен, поднимаясь на ноги.

Один из солдат, тот самый Педро, с которым они беседовали ранее, едва заметно подмигнул. Этот знак доказывал, что у них есть друг, на которого можно положиться и который постарается их спасти, если это будет в его силах. Ободренные проблеском надежды, они повеселели, и даже скрежет ключа в замке камеры не заставил их пасть духом.

Глава 33

– Что ж, все наши чаяния разбиты, – грустно изрек Филип. – Как нам теперь сбежать от этого крошечного тирана?

– Поглядим, – отозвался Кранц, – хотя да, сейчас кажется, что дело плохо. Будем надеяться на лучшее. Кстати, мне на ум пришла одна мысль… Быть может, она пригодится, когда этот коротышка успокоится.

– Продолжайте.

– Он, конечно, без памяти влюблен в вашу жену, минхеер, но, по-моему, еще сильнее любит золото. Нам с вами известно, где зарыты сокровища. Давайте предложим ему выкуп. Возможно, он согласится нас отпустить.

– Стоит попробовать. Чтоб ему провалиться, этому мерзавцу Шрифтену! Вот уж точно посланец преисподней! Он преследует меня повсюду, как будто подчиняясь чьим-то повелениям.

– Он стал частью вашей судьбы, минхеер. Хотелось бы знать, наш приятель-комендант пришлет нам еды и питья?

– Не удивлюсь, если он решит уморить нас голодом. Ему нужна моя жизнь. Пусть попробует ее отнять! Правда, в его силах добавить мне страданий…

Комендант, когда его гнев немного остыл, приказал снова привести Шрифтена, желая расспросить того подробнее. Но, сколько лоцмана ни искали по всему форту, его и след простыл. Часовой у ворот доложил, что наружу никого не выпускал. Новые поиски тоже не принесли толку, хотя обшарили даже подземелье.

«Может, его заперли с остальными голландцами?» – мысленно спросил себя комендант. В это почти не верилось, но следовало пойти и проверить.

Коротышка спустился в подземелье, открыл дверь камеры, заглянул внутрь и собирался было удалиться без единого слова, когда Кранц подал голос:

– Ничего не скажешь, сеньор, хорошо же вы обходитесь со своими товарищами! Бросили нас в темницу только потому, что какой-то плут наболтал, будто мы не те, за кого себя выдаем. Хоть вода-то нам положена?

Комендант, озадаченный непонятным исчезновением Шрифтена, не сразу нашелся, что ответить, но в конце концов произнес, намного мягче, чем можно было ожидать:

– Я прикажу принести вам воды, сеньоры.

Португалец закрыл дверь на ключ и ушел.

– Странно, – заметил Филип, – он выглядит куда спокойнее.

Спустя несколько минут дверь снова открылась, и вошел солдат Педро с глиняным кувшином.

– Мы обыскали весь форт, сеньоры, но он словно сгинул! Везде смотрели – и ни следа!

– Это ты про одноглазого моряка?

– Верно, сеньор, про того самого, кого вы ударили по дороге в темницу. Ребята болтают, будто это был призрак. Часовой уверяет, что никто не выходил из форта и даже не приближался к воротам. В общем, никто не ведает, куда он делся, и это, сдается мне, слегка напугало нашего коменданта.

Кранц присвистнул и покосился на Филипа.

– Педро, тебя приставили к нам?

– Так точно, сеньор.

– Тогда передай коменданту, что, если он пожелает поговорить со мною, у меня найдется, что ему сказать.

Педро вышел.

– Итак, Филип. Думаю, я смогу запугать коротышку настолько, что он нас отпустит. От вас потребуется признание, что Амина вам не жена.

– Что за чушь, Кранц? Я не стану обременять свою совесть подобной ложью!

– Я ждал такого ответа, минхеер. Однако уверяю вас, что это невинное притворство способно избавить нас от жестокости и несправедливости. Если вы меня не поддержите, у меня вряд ли что-то выйдет… Но я все равно попробую.

– Рассчитывайте на меня во всем, но не просите отречься от жены. Этого я никогда не сделаю.

– Ладно, постараюсь сочинить историю, которая удовлетворит всех. Дайте-ка подумать.

Кранц размышлял, бродя по камере, и не прервал раздумий, даже когда дверь распахнулась и появился комендант.

– Мне сообщили, что вы хотите что-то сказать. В чем дело?

– Перво-наперво, сеньор, приведите сюда того мерзавца. Мы хотим посмотреть ему в глаза.

– Не вижу оснований. – Комендант нахмурился. – Это все?

– Вам известно, сеньор, с кем вы разговаривали? Кто был тот одноглазый негодяй?

– Голландский моряк.

– Вовсе нет! Это был дух, демон! Он потопил наш корабль и сеет беду всюду, где бы ни объявлялся!

– Святая Дева! Что вы такое говорите, сеньор?!

– Чистую правду, сеньор комендант. Мы признательны вам за то, что вы укрыли нас здесь, пока он бродит по форту. Но прошу, остерегайтесь сами!

– Вы надо мною издеваетесь!

– Нисколько, сеньор. Приведите его сюда. Вот у этого благородного сеньора есть власть над ним. Меня удивило, что нечистый дух посмел к нам приблизиться, ибо амулет сеньора должен был его прогнать… Прошу, приведите его! Вы своими глазами увидите, как он сгинет, бранясь на чем свет стоит.

– Господи помилуй! – вскричал перепуганный комендант.

– Пошлите за ним, сеньор, не медлите.

– Он пропал. Исчез. Его нигде не могут найти.

– Я так и думал, – многозначительно проронил Филип.

– Говорите, он пропал без следа? Сеньор комендант, тогда вам следует извиниться перед моим благородным другом за дурное обращение и вернуть нас в то помещение, которое вы нам отвели. Там я изложу вам все подробности этой загадочной и прелюбопытнейшей истории.

Комендант, совсем сбитый с толку, совершенно не понимал, что ему делать. Наконец он поклонился Филипу, попросил того считать себя свободным и обратился к Кранцу:

– Я был бы признателен за объяснения, поскольку все происходящее просто не укладывается в голове.

– Разумеется, сеньор. Давайте поднимемся к вам. Кстати, не ждите слов благодарности от моего друга. Он слегка расстроен тем обращением, которому подвергся по вашей милости.

Комендант вышел из камеры, оставив дверь открытой. Филип и Кранц последовали за ним. Первый отправился в выделенное им помещение, второй пошел за комендантом в его комнату.

Замешательство, в котором пребывал коротышка, заставляло его забавно морщить лоб и надувать щеки. Португалец не понимал, следует ли ему проявлять любезность или дать волю чувствам, беседует он с первым помощником капитана или с кем-то иным, оскорбил высокородного дворянина или сам был одурачен. Комендант уселся на кушетку, а Кранц опустился на стул и повел рассказ:

– Не стану скрывать, сеньор комендант, отчасти мы вас обманули, но только отчасти. Когда мы прибыли сюда, то, не зная, на какое обхождение можем надеяться, скрыли свое истинное звание. Позднее я раскрыл вам, кто таков мой друг на суше. Что касается моря, он не счел необходимым об этом упоминать. Думаю, вы сами уже догадались по тому положению, какое он занимает, что он владелец корабля, затонувшего по вине одноглазого негодяя, но это к делу не относится. Случилось же вот что.

Около десяти лет назад в Амстердаме жил один скряга, настолько жадный, насколько вообще способен быть жадным человек. Он вел самую жалкую жизнь, какую только может вести человек, носил одни отрепья, а поскольку прежде был моряком, донашивал ветхое моряцкое платье.

У него был единственный сын, которого он не желал обеспечивать, но с которым обращался поистине жестоко. После нескольких попыток сына покуситься на часть достатка отца дьявол подтолкнул юношу к убийству, и старика однажды нашли мертвым в постели.

Подозрение сразу пало на сына, однако никаких следов насилия на теле не обнаружили, а потому происшествие замяли и богатство отца досталось юноше. От наследника ждали, что он начнет безумствовать и безудержно тратить деньги, как часто бывает, но он ничего не тратил.

Более того, он жил даже беднее, чем раньше. Вместо того чтобы гулять и веселиться, он ходил с несчастнейшим видом и питался черствыми корками, когда ему случалось их найти.

Кто-то уверял, что ему передалось по наследству не только богатство, что он унаследовал от отца страсть к накопительству. Другие же качали головами и говорили, что все совсем не так.

Наконец, после шести или семи лет такой тоскливой жизни наследник скончался в молодом возрасте, не исповедавшись и не получив отпущения грехов. Подобно отцу, его нашли мертвым в постели.

Рядом с кроватью лежала записка, обращенная к властям. В записке этой он признавался, что убил собственного отца ради денег, а дальше писал, что поначалу стал тратить наследство, но потом столкнулся с духом отца, восседавшим на мешках с золотом и пригрозившим ему смертью, если он возьмет еще хоть одну монету.

После этого, мол, он неоднократно наведывался к мешкам, но дух его отца бдительно нес караул возле денег. В итоге он отказался от попыток завладеть наследством, а совесть продолжала его терзать, и пришлось жить вот так, вроде бы обладая достатком, но не имея возможности им пользоваться.

Предчувствуя скорую кончину, он просил, чтобы деньги передали церкви его святого покровителя, где бы эта церковь ни находилась, а если таковой не найдется, то церковь следовало построить и освятить.

Выяснилось, что церкви в честь его святого в Голландии не сыскать. (Вы же знаете, среди голландцев много католиков.) Тогда обратились к католическим странам, Португалии и Испании, и после долгих разысканий обнаружилось, что единственная церковь в честь этого святого возведена неким португальским дворянином в Гоа, в Ост-Индии.

Католический епископ постановил, что деньги нужно переправить в Гоа. Их погрузили на борт корабля, которым владел мой друг, и поручили передать представителю португальской короны, который первым встретится нам на пути.

Эти деньги, сеньор, мы для пущей сохранности отнесли в капитанскую каюту, где, сами понимаете, разместился мой благородный друг.

В первую же ночь плавания, отходя ко сну, он с изумлением узрел на мешках того одноглазого моряка.

– Боже милосердный! – вскричал комендант. – Того самого, что явился сегодня в мой форт?

– Того самого, – подтвердил Кранц.

Комендант перекрестился, а Кранц продолжал:

– Мой благородный друг, что неудивительно, изрядно встревожился, но, будучи человеком исключительной храбрости, спросил у одноглазого, кто тот такой и как проник на борт.

«Я пришел за своими деньгами, – отвечал одноглазый. – Это мои деньги, и я никому их не отдам. Церковь не получит от меня ни единой стивы»[75]75
  Так у автора. По-видимому, речь идет о стювере – серебряной, а затем медной голландской разменной монете.


[Закрыть].

Тогда мой друг достал священную реликвию, которую всегда носит на груди, и обратил ее в сторону одноглазого. Тот зарычал, завизжал и наконец исчез.

Следующие две ночи призрак продолжал являться моему другу, но всякий раз при виде реликвии вынужден был исчезать в корчах, словно терпел страшные муки. Он неизменно вопил: «Пропало! Пропало!»

На третью ночь он сгинул и до конца плавания более не появлялся.

Когда мой друг рассказал обо всем, мы решили, что дух оплакивал свое утраченное золото, но потом выяснилось, что он подразумевал судно. Не зря считается, что не стоит брать на борт кровавое золото, ради которого совершались убийства: ни к чему хорошему это не приведет. Но мы тогда не подозревали, что богатство проклято.

Когда корабль стал тонуть, мой друг постарался спасти золото. Деньги перенесли на плот, и, как только нас прибило к берегу, мы перетащили их на сушу и закопали, чтобы впоследствии передать церкви, как нам было поручено.

Однако матросы, которые закапывали золото, все погибли, и теперь никто, кроме моего благородного друга, не знает точного места, где зарыто сокровище.

Да, забыл сказать: едва мы вынесли золото на берег и зарыли, призрак появился из ниоткуда и уселся на место захоронения. Думаю, если бы не это, матросы вполне могли бы польститься на звонкую монету, но появление одноглазого их отпугнуло.

Сдается мне, ему надоело там торчать, вот он и явился сюда. Либо же хотел сообщить, что деньги надо забрать. Впрочем, последнее маловероятно.

– Очень, очень странно! Говорите, там много денег?

– Верно.

– Раз призрак приходил сюда, он бросил их охранять.

– Верно. Иначе бы он не появился.

– Но что все-таки заставило его прийти?

– Возможно, он пришел требовать от моего друга, чтобы тот забрал деньги. Увы, нам помешали.

– Признаю. Однако призрак назвал вашего друга Вандердекеном.

– Это имя тот носил на корабле.

– То же имя носила дама, которая известна нам обоим.

– Верно. Он познакомился с нею на мысе Доброй Надежды и взял на борт.

– То есть она ему жена?

– Я не должен отвечать на этот вопрос. Достаточно будет сказать, что он обращался с нею как с женой.

– Ага! Но вернемся к сокровищам… Говорите, кроме вашего друга, никто не знает, где они зарыты?

– Никто.

– Передайте ему мои сожаления по поводу всего случившегося и скажите, что я буду счастлив увидеться с ним завтра.

– Непременно, сеньор. – Кранц поднялся, пожелал коменданту доброй ночи и удалился.

Отослав голландца, комендант принялся размышлять вслух:

– Я гонялся за одним, а нашел другое. Пусть это был призрак, но понадобится целая орда привидений, чтобы отпугнуть меня от золотых дублонов! Можно позвать священников… Нет-нет, не будем торопиться.

Если я отпущу этого человека при условии, что он раскроет местонахождение сокровищ представителю власти, то есть мне, с какой стати отказываться от прелестной дамы? Я пошлю ей свидетельство, и она станет моей. Но сперва следует избавиться от этого человека. Коли выбирать, я предпочту золото, раз уж не смогу завладеть всем сразу. В любом случае сначала займемся деньгами. Мне они нужнее, чем церкви.

Но ежели я заберу деньги, эти двое могут меня обвинить. Значит, нужно отделаться от них, заставить их замолчать навсегда, и тогда, не исключено, мне достанется и прекрасная Амина. Да, они оба должны умереть, когда скажут, где зарыты деньги… Ну-ка, ну-ка…

Несколько минут комендант расхаживал по комнате, прикидывая, как ему лучше поступить.

– Он уверял, что это призрак, да и вообще история выглядит достоверной… Но меня терзают сомнения… Эти люди способны одурачить кого угодно… Ладно, так тому и быть: если деньги окажутся в указанном месте, я их заберу, а если нет, кое-кто испытает на себе всю ярость моей мести. Да, решено! Я избавлюсь не только от этих двоих, но от всех, кто поможет мне добыть сокровища!.. Эй, кто тут? Ты, Педро?

– Так точно, сеньор.

– Давно ты здесь?

– Только пришел, сеньор. Я доложил, но вы не услышали.

– Ступай, мне ничего не нужно.

Педро ушел. На самом деле он пробыл у двери достаточно долго и слышал все, что говорил комендант.