Текст книги "Корабль-призрак"

Глава VIII
Инцидент на судне

Прежде чем последовать за Филиппом Вандердеккеном в далекое плавание, позволим себе освежить в памяти читателей некоторые исторические события, приведшие к тому, что предприимчивые голландцы добились самостоятельной торговли с Индией пряностями и другими товарами, приносившими огромные богатства, хотя в ХVI веке сверхдоходные азиатские рынки контролировали исключительно португальцы и испанцы.

Карл V Габсбург, владелец половины Европы, отойдя от мирских дел и желая провести остаток жизни в монастырском уединении, разделил свое обширное государство между своим сыном Филиппом и братом Фердинандом. В 1555 году Филипп получил управление Нидерландами, а в 1556 году – Испанией и Италией. В том же году Фердинанду досталась Германия с прилегающими землями, а Карл V вернулся в Испанию и затворился в специально построенном в Эстремадуре монастыре святого Юста, сохранив себе небольшой доход, двенадцать слуг и одного пони. Два года спустя он умер в обители. Таким образом, империя Габсбургов распалась на владения испанских Габсбургов и австрийских Габсбургов. XVI век стал пиком их могущества, а далее последовал экономический и политический упадок.

Филипп II Габсбург, малообразованный, неумный, жадный и жестокий человек, считал себя вправе распоряжаться своим добром как заблагорассудится и фактически превратил прогрессивные Нидерланды в колонию отсталой феодальной Испании. Он отнял у голландцев большинство прав, увеличил налоги и запретил покупать английскую шерсть, необходимую для производства сукна. Чтобы держать свободолюбивый народ в узде, в Нидерландах активно насаждалась испанская инквизиция. Голландцы роптали, и, чтобы положить конец их недовольству, инквизиторы сожгли несколько сотен бунтовщиков и вольнодумцев. Католическая вера оказалась неподходящей для уравновешенных позитивных голландцев – слишком пламенной, если позволительно так выразиться, а голландцы питали несравненно большую склонность к воде, чем к огню, поэтому запротестовали еще сильнее. В 1566 году делегация нидерландских дворян потребовала от Маргариты Пармской закрытия инквизиторских судов и созыва Генеральных штатов. Тогда же прокатилась волна иконоборческих восстаний горожан и крестьян, сопровождавшихся уничтожением икон и статуй католических святых.

Чтобы выкорчевать еретиков, как сорняк, в 1567 году в Нидерланды вступил со своей армией герцог Альба, учредивший Совет по делам о мятежах; жертвами католического террора стали тысячи голландцев. Целью Альбы было доказать им, что инквизиция – наилучшее из всех учреждений и что несравненно выгоднее и приятнее грешнику в продолжение всего лишь часа поджариться на костре при жизни, чем гореть вечным огнем в аду после смерти. Однако не все голландцы разделяли эту точку зрения – в стране развернулось движение гёзов, получивших поддержку других европейских протестантов. Гёзы захватили город Брилле, и все северные провинции охватило восстание. Затяжная война, длившаяся более восьми лет, лишила несколько сотен тысяч голландцев возможности спокойно умереть в своих постелях, но жертвы были не напрасными: результатом стала Утрехтская уния 1579 года – военно-политический союз семи провинций Северных Нидерландов против Испании. Возникло единое независимое от Испании государство с самостоятельным правительством, казной и армией. Через два года Филипп II Габсбург был низложен. В 1587 году Северные Нидерланды провозгласили себя Республикой Соединенных провинций, и по самой крупной из них государство стало называться Голландией. Не сразу, но Испания вынужденно признала независимость Голландии.

Теперь вернемся назад. В течение ста лет, после того как Васко да Гама открыл морской путь вокруг мыса Доброй Надежды, португальцы чувствовали себя там полными хозяевами, и ни одна из стран не вмешивалась в их колониальные дела. Но шло время, и предприимчивый дух англосаксов побудил их попытать счастья на далеком Востоке. Однако португальцам принадлежало исключительное право прохода в Индию мимо мыса Доброй Надежды, и они отстаивали это право силой оружия. Ни одна частная компания не осмеливалась противиться им, а торговля в ту пору еще не приносила столь баснословных доходов, чтобы какое-нибудь правительство решилось развязать войну с Португалией. Почти весь ХV век англичане потратили на то, чтобы отыскать независимый от португальцев северо-западный проход в Индию, но эти усилия не увенчались успехом. От дальнейших попыток пришлось отказаться и впредь не считаться с претензиями португальцев. После двух-трех неудачных экспедиций военная эскадра под командованием неустрашимого и искусного мореплавателя Фрэнсиса Дрейка добилась того, чего не ожидали самые смелые мечтатели. В мае 1580 года после почти трехлетнего плавания Дрейк возвратился в Англию, привезя с собой огромные богатства и заключив выгодный договор с королем Молуккских островов. Вслед за ним с не меньшим успехом кругосветное путешествие совершил Томас Кэвендиш, а потом и другие. После разгрома «Непобедимой армады» в 1588 году Англия вытеснила Испанию на морях. Английская (впоследствии Британская) Ост-Индская компания получила специальную хартию на коммерческие операции к востоку от мыса Доброй Надежды и к западу от Магелланова пролива, то есть сфера монопольной торговли Ост-Индской компании отныне включала Тихий и Индийский океаны и занимала половину планеты. В Индии, Юго-Восточной Азии, на Дальнем Востоке англичанами была учреждена обширная сеть факторий.

Пока Нидерланды оставались вассальной провинцией Испании, они торговали с Европой колониальными товарами при посредничестве испанцев, но после обретения независимости положение изменилось. Отныне голландцы сами снаряжали экспедиции в Индию, и, надо признать, очень успешно. В 1594 году группа нидерландских коммерсантов основала фирму «Ван Верре» для торговли со странами Востока без посредников. За ней последовало создание еще нескольких торговых компаний. С целью исключения конкуренции между ними и противостояния португальской, испанской и английской торговле решением Генеральных штатов Соединенных провинций Нидерландов все торговые компании объединились в 1602 году в единую Голландскую Ост-Индскую компанию на тех же основаниях и условиях, какие были установлены хартией для Английской Ост-Индской компании. Ко времени нашего повествования англичане и голландцы уже более пятидесяти лет вели торговлю с Индией, а португальцы почти потеряли свое господствующее влияние в этом регионе, тем более что обе Ост-Индские компании поначалу проявляли терпимость друг к другу и равным образом ненавидели жестоких и алчных португальцев.

В середине ХVII века отношения Англии и Голландии как двух крупнейших торговых морских держав стали напряженными: англичане видели в голландцах сильного соперника и хотели проучить «жадных купчишек», о чем говорилось даже с трибуны парламента. Расчетливый Кромвель не спешил ссориться с выгодным соседом и направил в Голландию посольство во главе с Исааком Дорислаусом, прокурором парламентской армии, долгое время жившим в Нидерландах. Он должен был прозондировать почву для возможного союза между странами, где ведущее место Англия тактично оставляла себе. 11 мая 1649 года Дорислаус ужинал в одном из трактиров Гааги, куда ворвалась группа «активистов» в масках и со шпагами. Сопровождая свои действия выкриками о мести за казнь Карла I, они убили английского посла. Через два года Кромвель издал Навигационный акт, согласно которому ввоз всех колониальных товаров в Англию мог производиться только на английских кораблях, что стало одной из причин для войны между Англией и Голландией. К этому времени накопились и другие проблемы и конфликты между торговыми интересами Английской и Голландской Ост-Индских компаний. Двум динамично развивавшимся и растущим хищникам стало мало места для обычной конкуренции. Их жажда и аппетиты сталкивались между собой в Азии, Индии и Африке. В мае 1652 года возвращавшаяся в Нидерланды эскадра под командованием Мартена Тромпа крейсировала у берегов Англии и из-за неблагоприятной погоды бросила якорь у Дувра. К месту стоянки подошла английская эскадра адмирала Блейка, который в ультимативном порядке потребовал от голландцев салюта, подкрепив свою просьбу предупредительными выстрелами. Тромп ответил тем же, и выяснение отношений быстро переросло в то, что вошло в историю как сражение при Дувре. Впоследствии боевые действия продолжились, и 28 июля 1652 года англичане объявили голландцам войну, длившуюся почти два года. Голландский флот потерпел несколько поражений и лишился ряда кораблей, серьезный урон был нанесен торговле, но и англичане поиздержались в сражениях. В 1654 году противники подписали Вестминстерский мир, согласно которому Нидерланды признали Навигационный акт. Теперь голландец обязался снимать шляпу перед англичанином, где бы он ни встретил его в открытом море, – простая вежливость, против которой голландцы не возражали, так как это им ровно ничего не стоило. Вот каким образом обстояли дела, когда Филипп Вандердеккен ступил на судно, и с этого момента мы возобновляем наш рассказ.

Выскочив за порог своего дома, Филипп помчался с такой скоростью, словно за ним гнались. Через два дня он прибыл в Амстердам, где первым делом приобрел у купца тонкую, но крепкую стальную цепочку и заменил ею черную ленту, на которой у него на шее висел ларчик с реликвией. После этого молодой человек со всеми своими вещами поспешил на «Тер-Шиллинг». Филипп взял с собой значительную сумму денег на личные расходы и на то, чтобы платить капитану, который согласно их договоренности брал Вандердеккена на корабль младшим офицером, а не простым матросом. Поздно вечером Филипп взошел на борт корабля, стоявшего на якоре между другими судами флотилии, которые готовились одновременно выйти в море. Капитан Клутс принял вновь прибывшего вежливо, указал ему его койку и спустился в трюм отдать распоряжения по погрузке, а Филипп остался наверху на палубе предоставленный себе и своим думам.

«Так вот оно какое, судно, на котором я совершу попытку выполнить свой обет, – первую, а может, и последнюю. Никто и не догадывается о цели моего плавания, никому и в голову не приходит, зачем я здесь и какие у меня стремления. Многие удивились бы, узнав, что я не ищу ни славы, ни наживы. Чего же я желаю? Встречи с призраком мертвого отца. Боже, что подумал бы обо мне экипаж?! Но не обернется ли мое общение с потусторонней сущностью гибелью для тех, кто окажется со мной на этом корабле? Ведь мир людей отделен от мира призраков непроходимой границей, и нарушить ее – только во власти смерти. Если бы капитан, офицеры и матросы узнали, что́ у меня на уме, меня тотчас за шкирку выкинули бы на берег и не позволили оставаться на судне ни минуты». Филипп отогнал от себя дурные мысли и, опершись о перила и устремив взгляд в чистое небо, погрузился в сладостные воспоминания об Амине и родном доме.

– Не хотите сойти вниз? – раздался рядом чей-то негромкий голос, возвративший Филиппа к действительности.

Старшему помощнику капитана на вид было лет тридцать, невысокого роста, стройный, подтянутый, с приятной внешностью. Его волосы льняного цвета длинными прядями ниспадали на плечи, светло-голубые глаза смотрели кротко и ласково, кожа лица отливала гладкой матовостью, как у женщины, – он вообще мало походил на моряка, но редко кто знал свою службу и нес ее так же исправно, как мистер Хиллебрант.

– Благодарю, – ответил Филипп, – я задумался и совершенно забыл, где нахожусь, замечтался и улетел далеко отсюда. Завтра обязательно последую вашему совету. Доброй ночи!

«Тер-Шиллинг», водоизмещением в четыреста тонн трехмачтовый корабль Голландской Ост-Индской компании, имел на каждом борту по шесть девятифунтовых орудий. Основная палуба была наклонена к носу и корме, еще одна небольшая палуба находилась на баке. Экипаж состоял из капитана, двоих помощников, двоих рулевых и сорока пяти матросов. Суперкарго[3]3
  Суперкарго (англ. supercargo) – доверенное лицо фрахтователей, сопровождающее зафрахтованное судно для контроля должного соблюдения интересов фрахтователей, включая прием и сдачу грузов, использование грузовых помещений и расходование средств, но не имеющее права вмешиваться в судовождение и управлением судном. Этим же термином обозначается лицо, сопровождающее грузы в тех случаях, когда они требуют специального наблюдения или обслуживания при транспортировке.


[Закрыть], для которого предназначалась лучшая каюта на корме, еще не прибыл, в рубке размещались каюты капитана и помощников, по сути служившие кают-компанией.

Проснувшись поутру, Филипп увидел, что паруса подняты, а якорь сильно укорочен. Другие суда, отправлявшиеся вместе с «Тер-Шиллингом» и составлявшие с ним одну флотилию, уже снялись с якорей. Погода стояла прекрасная, море радовало спокойствием, а деловитая суета на палубе, так непривычная для Филиппа, даже развеселила его. Клутс находился на корме и обозревал город в подзорную трубу. Изо рта у него по обыкновению торчала трубка, и дым ее застилал стекла прибора. Филипп поднялся на кормовую палубу и поздоровался с капитаном. Мингер Клутс, человек рослый и упитанный, в своих многочисленных костюмах казался еще массивнее. Свое тучное тело он облачил в красный плюшевый жилет с большими металлическими пуговицами и зеленый из сукна тонкой выделки камзол, поверх которого надел другой камзол, просторнее и грубее первого, сшитый из гладкого синего сукна и напоминавший короткое пальто. Черные плисовые панталоны капитана доходили до колен и застегивались на пуговицы, икры были обтянуты светло-голубыми плотными шерстяными чулками, на ногах – башмаки с серебряными пряжками. Талию опоясывал широкий кожаный кушак, придерживавший фартук из парусины, густыми сборками спускавшийся ниже колен. На поясе висел широкий нож в кожаном футляре. Головным убором служила лисья шапка, из-под которой выглядывал красный шерстяной ночной колпак. Крупное с развитым подбородком добродушное лицо вполне соответствовало высокому росту и крепкому телосложению капитана. Густые с проседью волосы развевались по ветру, прямой нос можно было бы назвать красивым, если бы его не портил красноватый кончик от частого сближения с фляжкой шнапса и трубкой-«носогрейкой», которую Клутс выпускал изо рта лишь в редких случаях.

– Добрый день, сын мой, – ответил капитан на поклон Филиппа, на минутку вытащив трубку изо рта. – Медлим, потому что суперкарго еще не изволил появиться. Шлюпка битый час ждет его у берега. В результате из-за его величества мы снимемся с якоря позже всех во флотилии. Как мне надоели эти господчики, сколько от них маеты! Когда же компания разрешит нам обходиться без них?

– А зачем они на корабле? – наивно спросил Филипп.

– В том-то и вопрос: зачем. Я тоже считаю, что незачем. Вообще-то их обязанность – наблюдать за правильностью приемки и сдачи грузов, за торговыми сделками. Если бы суперкарго только этим и занимались, так черт бы с ними! Но ведь они суют свой нос решительно во все, в том числе туда, где ничего не смыслят. Все, что их заботит, – личные удобства и выгоды, ведут себя подчас нагло и возмутительно, как короли, а моряков считают своими лакеями. Попробуй-ка осади этих нахалов! Одно их слово способно повредить судну при получении нового патента, поэтому мы и терпим. Компания требует, чтобы мы принимали суперкарго с особыми почестями, и мы салютуем им пятью выстрелами, когда они всходят на борт.

– А вы уже знаете, кто именно прибудет к вам сегодня в качестве суперкарго?

– Наслышан и не жду ничего хорошего. Капитан одного судна рассказывал мне, что человек этот труслив по натуре, ужасно боится моря, вдобавок чванлив и занят только своей особой.

– Жалко, что он задерживается, – мне так хочется быстрее оказаться в открытом море.

– В вас большая страсть к путешествиям, мингер Вандердеккен. Мне сообщили, вы недавно женились и оставили на берегу прелестную супругу.

– Да, но нужно повидать свет, – рассудительно ответил Филипп, – я должен научиться управлять судном, прежде чем приобрету свое собственное. Я мечтаю заработать много денег мореплаваниями и торговлей.

– Море дает деньги, это так, юноша, но оно и поглощает их, – мудро заметил капитан. – Что касается меня, то имей я хороший дом и достаточное для безбедной жизни количество гильдеров, то не находился бы сейчас на «Тер-Шиллинге». Я дважды огибал мыс Бурь, что для моряка вполне достаточно, ибо в третий раз удача вдруг возьмет и закапризничает.

– Неужели это так опасно?

– Опасно из-за приливов и отливов, морских течений, скал и рифов, песчаных отмелей, сильных ветров, ураганов и бурных волн. Даже когда бросаешь якорь в заливе по эту сторону мыса, уже охватывает дрожь, что, не дай бог, корабль сорвет и угонит в море или вышвырнет на берег, где кишмя кишат дикари, готовые растерзать, изжарить и съесть белых людей. Но когда минуешь мыс и очутишься по другую его сторону, с удовольствием любуешься, как вода дрожит в лучах солнца и словно смеется и радуется вместе с моряками тому, что теперь можно плыть недели и месяцы под безоблачным небом при попутном ветре и даже трубку не вынимать изо рта.

– В какие порты мы зайдем? – поинтересовался Филипп.

– Об этом узнаем позже, – уклончиво заметил капитан. – Гамбрун в Персидском заливе – первое место, где должны сойтись все суда нашей флотилии. Дальше мы, вероятно, разделимся: некоторые возьмут курс на Бантам в западной части Явы, другие получат предписание, двигаясь по проливам, скупать у местных племен камфору, каучук, воск, золото и слоновую кость. Если нас направят туда, мингер Вандердеккен, держитесь с туземцами осторожно: они свирепы, предательски хитры и вооружены крисами, то есть кинжалами с изогнутым клинком: один удар – и смерть, вдобавок лезвия отравлены. Мне помимо мелких стычек с туземцами доводилось выдерживать в проливах настоящие битвы с португальцами и англичанами.

– Но ведь у нас со всеми мир?

– Э, сын мой, мирные договоры действуют, пока мы дома, в Европе. А по ту сторону мыса бумаги, подписанные важными господами в напудренных париках, зачастую не имеют ни малейшего значения. Англичане ненавидят и теснят нас, преследуя по пятам, куда бы мы ни направились, приходится отгонять и отпугивать их, как акул; я думаю, неслучайно в этот раз компания собрала такую большую флотилию и дала столько пушек – видно, и впрямь предвидятся столкновения.

– Сколько времени продлится плавание?

– Года два, а может, дольше, если вдруг нас задержат факто́ры и комиссионеры, что не редкость, либо, не дай бог, мы ввяжемся в сражения с португальцами или англичанами.

«Два года! Целых два года я буду разлучен с Аминой!» – огорчился Филипп и тяжело вздохнул, но вслух сказал:

– Да, срок немалый…

– Нет, что вы! Два года – это пустяк, – возразил мингер Клутс, заметив, как опечалился юноша. – Я один раз пробыл в море целых пять лет, и нас преследовали сплошные несчастья. Из того злополучного плавания я не только не привез ни гроша, но и лишился своего судна. Мы отправились в Читтагонг на восточном берегу Бенгальского залива и три месяца проторчали там в устье. Вожди туземцев ни в какую не желали брать наши товары, считая их слишком дорогими, но и не отпускали нас, чтобы мы не искали другие рынки сбыта, – короче говоря, нас удерживали силой. Порох мы, как назло, свезли на берег, поэтому не оказали дикарям вооруженного сопротивления. Днище моего судна, стоявшего на якоре, изъели черви, и оно затонуло. А черные обезьянки заранее знали, что так произойдет, и ликовали от радости, что теперь я вынужден отдать им свой товар по той цене, какую они назначат. Слава богу, в те воды зашло другое голландское судно, нас вызволили и доставили домой. Не случись такой беды и не потеряй я в том рейсе кучу денег, я, наверное, больше не пошел бы в плавание. Да и заработок мой теперь не так уж велик, ведь компания запретила любую частную торговлю. О, вон он наконец-то! – воскликнул капитан, имея в виду суперкарго. – На шлюпке подняли флаг. Отчаливают. Мингер Хиллебрант, распорядитесь, чтобы канониры приготовились салютовать.

– Что прикажете делать мне, мингер капитан? Каковы мои обязанности? – спросил Филипп.

– Пока от вас мало пользы, разве только понадобитесь в сильную бурю, когда каждая пара рук ценнее золота. Ваше дело – присматриваться и учиться. Можете, например, аккуратно переписать наш судовой журнал, который ведется для отчетности компании, оказывать мне кое-какие канцелярские услуги. Но сначала преодолейте морскую болезнь, тошноту, которую испытывают все впервые оказавшиеся в открытом море. В качестве лекарства рекомендую вам потуже стягивать себе желудок большим платком или шарфом и почаще прикладываться к фляжке со шнапсом, которая всегда при мне, – не стесняйтесь попросить. – Капитан озорно улыбнулся и подмигнул Филиппу. – Ладно, надо встречать суперкарго. Мингер Хиллебрант, скомандуйте дать залп!

Приказ тотчас выполнили, и когда дым пушечных выстрелов рассеялся, шлюпка с волочившимся по воде длинным флагом пристала к трапу. Филипп с интересом рассматривал важную особу. Суперкарго оставался в шлюпке до тех пор, пока несколько ящиков с клеймом и инициалами Ост-Индской компании не внесли на палубу. Наконец он ступил на борт. Это был маленького роста тощий господин с крошечным сморщенным лицом, в густом парике, развевавшиеся кудри которого низко свисали на плечи, в треугольной обшитой широким золотым галуном шляпе с плюмажем. Одежду его составлял дорогой камзол из пунцового бархата с широкими и пышными фалдами, под ним виднелся белый атласный жилет, затканный пестрыми цветами. Черные панталоны до колен переходили в белые шелковые чулки, стянутые под коленом подвязками с золотыми пряжками. Такие же пряжки украшали добротные башмаки на высоких каблуках. Тонкие кружевные ослепительной белизны брыжи возле шеи и кистей рук, высокая трость с массивным серебряным набалдашником дополняли наряд мингера Якоба Янца Ван Строома, уполномоченного Ост-Индской компанией исполнять обязанности суперкарго на судне «Тер-Шиллинг».

Господин окинул взглядом стоявших на некотором расстоянии капитана, двоих его помощников и матросов, снявших в знак почтения головные уборы. Изысканный костюм суперкарго среди простых будничных одежд моряков смотрелся несколько вычурно и делал его хозяина похожим на ряженую обезьянку на карнавале. Особенно забавно выглядел чересчур пышный парик. Но никто из моряков не улыбнулся и не изменился в лице – в те годы дорогое платье внушало громадное уважение, и весь экипаж знал, что Ван Строом – доверенное лицо могущественной компании, человек богатый и облаченный властью. Суперкарго недолго пробыл на палубе, попросил указать ему его каюту и последовал за капитаном на корму, осторожно пробираясь между преграждавшими ему путь кольцами свернутых канатов, которые он отодвигал от себя тростью. Дверь отворилась, и господин скрылся в своих апартаментах. Судно немедленно снялось с якоря, паруса подняли, как вдруг из каюты важной особы раздался звонок.

– В чем дело? – удивился капитан Клутс, находившийся в носовой части корабля. – Мингер Вандердеккен, потрудитесь узнать, что там такое.

Филипп бросился на корму, тем более что звонок трещал, не умолкая. Отворив дверь каюты, юноша увидел нечто странное: суперкарго с искаженным от ужаса лицом залез на стол и беспрерывно дергал шнурок звонка. Пышного парика на голове не было, и Ван Строом с голым черепом представлял собой комичную картинку: он действительно напоминал маленькую верткую обезьянку.

– Что случилось, сэр? – спросил Филипп, застыв на пороге.

– Кто это? Что тут такое?! – возмущался господин. – Позовите сюда матросов с ружьями… быстрее, сэр! Меня хотят убить, растерзать на части и съесть! Не стойте вы столбом, делайте что-нибудь! Разве вы не видите, что он идет к столу? Ой, Господи, помогите! – продолжал кричать и звонить мужчина, отмахиваясь от кого-то свободной рукой.

Филипп, не сводивший глаз с мингера Ван Строома, посмотрел в указанном направлении и чуть не раскрыл рот от изумления: медвежонок на полу добродушно играл париком, зажав его между лапами, теребя во все стороны и пряча мордочку в пышных кудрях. В первый момент Филипп немного испугался, но вскоре понял, что животное вполне безобидно, – иначе никто не позволил бы ему свободно бегать по судну. Тем не менее юноша не стал подходить к медвежонку: мало ли какие у зверя привычки и какое настроение, – но тут в дверях появился Клутс и положил конец недоумению.

– Что стряслось, мингер Ван Строом? – строго спросил он. – А-а, понятно, мой Йоханнес напугал вас! – Подойдя к медвежонку, капитан носком башмака пихнул его в бок и отнял парик суперкарго. – Вон отсюда, Йоханнес! Убирайся к черту! – крикнул он и продолжал пинать медвежонка до тех пор, пока тот не выскочил из каюты. – Я очень сожалею, мингер Ван Строом, извините за беспокойство. Вот ваш парик. Затворите дверь, мингер Вандердеккен, а то животное опять забежит сюда, потому что я здесь, а медведь ко мне очень привязан, – добавил капитан.

Когда дверь закрыли, мингер Ван Строом слез со стола, сел в глубокое кресло с высокой спинкой, встряхнул помятый парик, водрузил его на голову, поправил кружевные манжеты камзола, принял важный напыщенный вид и, стукнув тростью о пол, произнес тоном, не сулившим ничего хорошего:

– Мингер Клутс, это неуважение ко мне, я – суперкарго, лицо Ост-Индской компании, самой могущественной в мире.

– Боже правый, – воскликнул капитан, – какое же тут неуважение, мингер Ван Строом?! Этот медвежонок ручной, совершенно безобидный, он не трогает никого, даже чужих людей, как вы сами убедились. Мишка этот мой и живет у меня с трехмесячного возраста. Вышло недоразумение, просим прощения. Мингер Хиллебрант, мой старший помощник, запер медведя в этой каюте, чтоб он не совался под ноги, пока шли работы на палубе, пока мы снимались с якоря и ставили паруса. А потом все забыли про мишку. Я весьма сожалею, что так получилось, мингер Ван Строом, и обещаю: животное больше не явится сюда, если вы сами не пожелаете с ним позабавиться.

– Позабавиться с медведем? Я? Суперкарго компании? Вы в своем уме, капитан? Я при исполнении служебных обязанностей и требую немедленно удалить животное с судна. Выбросите его за борт! Здесь не место зверям!

– Ну нет, за борт я его не выброшу, я дорожу этим животным и привык к нему, но сделаю все, чтобы оно больше вас не беспокоило.

– Как угодно, капитан, значит, вам придется иметь дело с компанией, до сведения которой я доведу данный инцидент. Вы лишитесь патента, а ваши фрахтовые средства конфискуют.

Однако Клутс, как многие голландцы, отличался упрямством, и его не испугал, а наоборот, распалил повелительный тон господина в брыжах:

– В патенте нет ни слова о запрете содержать животных на судне!

– Согласно уставу компании, – Ван Строом важно откинулся на спинку кресла и заложил ногу на ногу, – вам разрешено принимать на борт представителей фауны редких видов и пород с целью последующей отправки в Европу в дар королевским и другим знатным особам. Отправителями имеют право выступать губернаторы или факто́ры. Разрешенный груз – животные Востока: львы, тигры, пантеры, слоны, экзотические пресмыкающиеся и птицы. Это другое дело, никто не спорит. Но ни в коем случае не допускается командиру судна держать на борту за собственный счет животных любого вида и рода – иначе вам будет вменена в вину частная торговля, строго запрещенная на всех судах Ост-Индской компании.

– Я не собираюсь продавать своего медведя, мингер Ван Строом, следовательно, он не подходит под этот пункт устава.

– Повторяю еще раз: животное нужно немедленно убрать с корабля. Я приказываю вам, мингер Клутс, и если вы ослушаетесь меня, то возьмете на себя серьезную ответственность и окажетесь под угрозой строжайшего наказания.

– Если так, то мы спустим якорь, мингер Ван Строом, и отправим шлюпку с гонцом на берег в Главное управление компании: пусть там разрешат наш спор. Если совет постановит свезти медведя на сушу, я исполню приказ, но вследствие задержки рейса мы, мингер Ван Строом, отстанем от других судов флотилии, и нам придется совершать плавание в одиночку и без всякой защиты. А мало ли что ожидает нас дальше, понимаете? Прикажете бросить якорь?

Слова эти поистине сотворили чудо. Суперкарго вдруг обмяк, нервно потеребил парик и вытер пот со лба, не заботясь о кипенной белизне манжеты: перспектива лишиться в открытом море поддержки флотилии пугала важную персону куда сильнее, чем какой-то медвежонок.

– Мингер Клутс, – суперкарго постучал пальцами по подлокотнику кресла, – нехорошо начинать плавание со ссоры. Я не верю в приметы, но все-таки… Может, я чересчур строг. Договоримся как порядочные люди: вы посадите животное на цепь, чтобы оно не приближалось ко мне, а я соглашусь оставить его на судне.

– Я постараюсь устроить так, чтобы медведь не подходил к вам, – заверил Клутс. – Посадить его на цепь – пожалуйста, я не возражаю, но животное станет день и ночь реветь, вы лишитесь покоя, будете плохо спать, а ведь вам требуется полноценный отдых после тяжелых трудов и забот.

Суперкарго уловил иронию капитана и понял, что Клутс – крепкий орешек и угрозами его не испугать. «Ничего, еще не раз подвернется случай отомстить дерзкому упрямцу», – подумал Ван Строом и, натянув на лицо фальшивую улыбку, снисходительно произнес:

– Довольно, капитан, мы слишком много времени тратим на пустяки. Пора приступать к службе. Пусть ваш медведь живет на корабле, я не препятствую.

На этом разговор закончился, и Клутс с Филиппом удалились из каюты, причем капитан, едва они отошли подальше, пробормотал:

– Компания же присылает на судно своих обезьян, так почему мне не держать здесь медведя? – И, весьма довольный своей остро́той, Клутс снова повеселел.