Текст книги "Корабль-призрак"

Глава 13

– Ни в коем случае не хочу досаждать тебе, сын мой, – проговорил отец Матиаш, с трудом поспевая за Филипом, который стремительно шагал к своему дому (до цели оставалось не более четверти мили), – но позволю себе напомнить, что в сем мире все преходяще и ты уже давно покинул эти места. Потому прошу, если возможно, обуздай свои пылкие устремления, свои поползновения к счастью, коим ты предаешься с того самого мгновения, как мы сошли с корабля. Я надеюсь – и порукой в том милость Господня, – что дома у тебя все в порядке и что через несколько минут ты окажешься в объятиях своей горячо любимой жены, однако не возлагай, молю, стольких упований на скорую встречу, иначе они окажутся безжалостно растоптанными, если тебе суждено испытать разочарование. Во Флашинге нам рассказывали, что здешние края подверглись нашествию губительной хвори, а смерть, как известно, не щадит даже юных и красивых…

– Тем паче следует поторопиться, отец, – отвечал Филип. – От таких мрачных мыслей мои предчувствия лишь усугубляются.

Он ускорил шаг, бросив старика-священника плестись позади, и ступил на деревянный мостик с калиткой. Было около семи утра – через Шельду они с отцом Матиашем переправились на рассвете.

Филипу бросилось в глаза, что нижний ряд ставен закрыт.

«Странно, – подумалось ему, – ведь обычно тут встают рано и рано приступают к работе». Он толкнул дверь, и та открылась. Филип вошел в дом. Из-под кухонной двери сочился свет. Филип заглянул внутрь: служанка крепко спала, сидя на стуле. Прежде чем он успел разбудить женщину, сверху донесся голос:

– Мари, это доктор пришел?

Филип не медлил: в три широких шага он взлетел по лестнице, оттолкнул вторую служанку, что стояла наверху, и ворвался в спальню Амины.

Фитилек, что плавал в плошке с маслом, освещал комнату неверным, зыбким светом. Занавески вокруг кровати были задернуты, а рядом стоял на коленях мужчина, которого Филип хорошо помнил, – отец Сейзен. Филип настолько испугался, что кровь отхлынула от его лица, а язык во рту словно окостенел. Переводя дух, он оперся на стену и наконец выплеснул все свои душевные муки в долгом стоне. Этот звук заставил священника обернуться. Отец Сейзен узнал Филипа, поднялся и молча протянул ему руку.

– Так она мертва, верно?! – вскричал Филип, справившись с немотой.

– Нет-нет, сын мой, она пока жива, и надежда еще есть. Все решится в ближайший час: она либо оправится и найдет утешение в твоих объятиях, либо последует за многими сотнями тех, кого увлекла в могилу эта роковая хворь.

Отец Сейзен за руку подвел Филипа поближе и отдернул занавеску. Бесчувственная Амина распростерлась на ложе. Дышала она тяжело, и глаза ее были закрыты. Филип взял ее пальцы – прикосновение почти обожгло, – опустился на колени и поднес ладонь Амины к своим губам, заливаясь слезами.

Когда он немного успокоился, отец Сейзен убедил его присесть на стул подле кровати.

– Да, Филип, печальное зрелище предстало твоему взору, – сказал он, – а для человека вроде тебя, столь порывистого и столь деятельного, оно должно быть печальным вдвойне. Но все в воле Божьей, сын мой. Надежда еще остается, пускай она невелика. И это не мое заключение, а мнение лекаря, который пользовал твою супругу и который должен вот-вот зайти снова. У нее сыпной тиф. За последние два месяца эта болезнь погубила сотни семей и по-прежнему свирепствует в округе. Счастлив тот дом, скажу я тебе, где скорбят всего об одной утрате. Ты вернулся в неудачную пору, ибо хворь эта заразна и легко передается. Многие ваши соседи бежали, спасая свои жизни. Вдобавок нам отчаянно недостает врачей, ведь пагуба не щадила ни хворых, ни тех, кто пытался их лечить.

Тут дверь в спальню приоткрылась, и вошел высокий смуглокожий мужчина. К лицу он прижимал губку, пропитанную уксусом. Кивнув Филипу и священнику, он подступил к кровати, некоторое время придерживал пальцами запястье Амины, потом положил ладонь ей на лоб, а после плотно укрыл больную одеялом. Протянул Филипу губку и уксус, показал, что этими предметами надо воспользоваться, и поманил отца Сейзена из комнаты.

Вскоре священник возвратился.

– Сын мой, я получил кое-какие наставления. Врач думает, что твоя супруга может выжить. Следи, чтобы она не сбрасывала одеяло, и не давай ей ничего делать, когда она придет в себя.

– Можете на меня положиться, святой отец, – твердо произнес Филип.

– Меня заботит не твое возвращение, не то, что она чрезмерно обрадуется, когда увидит тебя. Радость редко убивает, даже сильная радость. Увы, есть иные поводы для беспокойства.

– О чем вы говорите, святой отец?

– Филип, твоя Амина страдает уже тринадцатый день. И все это время я почти неотрывно находился при ней, уходил, лишь когда меня призывали мои обязанности перед другими страждущими. Я опасался оставлять ее, Филип, ибо в горячечном бреду она поведала такое, от чего моя душа преисполнилась ужаса. Должно быть, эти мысли преследовали ее давно и замедляли выздоровление. Филип Вандердекен, вспомни, однажды я просил тебя открыть мне тайну – ту самую, что свела в могилу твою мать и непременно сведет туда же твою молодую жену, ибо жена твоя о ней тоже осведомлена, верно?

– Да, святой отец, – признал Филип с тоской в голосе.

– Что ж, в горячке она выдала мне все. Более того, рассказала то, о чем мы сейчас говорить не станем. Следи за нею, Филип. Я вернусь через полчаса. По словам врача, к тому времени станет окончательно ясно, поправится ли она или покинет тебя навсегда.

Филип шепотом сообщил священнику, что с ним прибыл отец Матиаш и тому нужно объяснить, что происходит в доме, а также позаботиться о нем. Отец Сейзен кивнул и вышел. Филип снова сел у кровати и задернул занавеску.

Пожалуй, нет и не бывает чувства мучительнее того, которое испытывал Филип. Радостное предвкушение встречи с любимой и желание поскорее заключить в объятия ту, о ком он постоянно думал на протяжении долгой разлуки, внезапно обернулись беспокойством и опасениями за жизнь супруги, что лежала сейчас совсем рядом и одновременно как бы очень далеко, изнемогая в схватке с болезнью… Ее мысли скитались неведомо где, ее глаза не видели мужа, само ее земное бытие висело на волоске, а царь ужасов[36]36
  Царь ужасов – смерть; библейский образ из Книги Иова (18: 14): «Изгнана будет из шатра его надежда его, и это низведет его к царю ужасов».


[Закрыть] занес над нею свое грозное копье и выжидал урочного мгновения, дабы вонзить оное в охваченную лихорадкой плоть.

«Увы, милая моя Амина, – думал Филип. – Прав был отец Матиаш, когда убеждал меня по пути домой не радоваться преждевременно, ибо обрел я не счастье, как рассчитывал, а только горе. Господь всемогущий, яви Свою милость, прости меня! Если я любил это ангельское создание, сотворенное Тобою, более, чем любил Тебя, пощади ее, молю, пощади, ведь без нее я пропаду».

Он закрыл лицо руками и некоторое время оставался в таком положении, безмолвно молясь. Потом наклонился над Аминой и запечатлел поцелуй на ее горячих губах. Несмотря на жар, губы эти были чуть влажными. Скажем больше, Филип заметил, что и на лбу жены выступил пот. Он взял ее ладонь и тоже ощутил влагу. Тогда он плотнее накрыл Амину одеялом и стал ждать, изнывая от беспокойства и надежды.

Спустя четверть часа он порадовался тому, что дыхание Амины, тело которой сделалось мокрым от обильного пота, стало заметно свободнее и ровнее. Прежде она лежала, совершенно безучастная ко всему вокруг, а теперь зашевелилась. Филип исправно поправлял одеяло, которое она норовила сбросить, и наконец Амина, как ему показалось, погрузилась в крепкий и здоровый сон.

Вскоре явились отец Сейзен и врач. Филип в нескольких словах поведал им обо всем, чему был свидетелем у постели больной. Врач подошел к кровати – и быстро вернулся.

– Ваша супруга останется с вами, минхеер, но не советую показываться ей на глаза вот так вдруг, поскольку в ее ослабленном состоянии это может дурно сказаться на здоровье. Пусть проспит столько, сколько сможет. Когда она пробудится, сознание вернется к ней. Тогда препоручите ее заботам отца Сейзена.

– Могу ли я задержаться тут, покуда она не очнется? А потом сразу уйду, обещаю.

– Это будет бессмысленно. Болезнь заразна, а вы и без того уже чересчур тут засиделись. Ступайте вниз, переоденьтесь и распорядитесь приготовить для нее постель в другой комнате, дабы перенести туда вашу жену, едва она достаточно оправится. Когда спальня освободится, распахните все окна и как следует проветрите комнату. Ни к чему подвергать супругу, только-только вырвавшуюся из жадных лап смерти, необходимости ухаживать за хворым мужем.

Филип оценил справедливость этого совета. Он вышел из спальни вместе с врачом и отправился переодеваться, а потом присоединился к отцу Матиашу, сидевшему в гостиной.

– Вы были правы, отец, – сказал он, усаживаясь на кушетку.

– Я стар и привык везде видеть подвох, сын мой, а ты молод и нетерпелив. Но я верю, что у тебя все сладится.

– Мне тоже очень хочется верить, – вздохнул Филип и замолчал, погрузившись в раздумья.

Теперь, когда непосредственная угроза жизни Амины миновала, появилась возможность обдумать слова отца Сейзена: мол, Амина в горячечном бреду выдала священнику тайну своего мужа. Отец Матиаш не отвлекал Филипа от размышлений. Так прошел час, а затем в гостиную вошел отец Сейзен.

– Возблагодарим Небеса, сын мой! Твоя Амина очнулась, она мыслит ясно и здраво. Не приходится более сомневаться, что она поправится. Она приняла укрепляющее снадобье, которое оставил врач. Правда, ей настолько не хотелось засыпать снова, что мне пришлось настаивать. Теперь она крепко спит, служанка присматривает за нею. Проспит Амина, думаю, много часов, но каждое мгновение такого сна воистину бесценно, и его не следует прерывать. Я бы не отказался что-нибудь съесть. Полагаю, нам всем не помешает перекусить. Да, Филип, ты не познакомил меня со своим спутником. Насколько я вижу, он того же призвания, что и я сам.

– Простите, святой отец, – повинился Филип. – Очень рад представить вам отца Матиаша, который любезно согласился пожить у меня некоторое время. Если не возражаете, я оставлю вас ненадолго и распоряжусь насчет завтрака. Надеюсь, отец Матиаш не сочтет меня неучтивым.

Филип вышел из гостиной и двинулся на кухню. Велев, чтобы в гостиную подали все необходимое, он надел шляпу и покинул дом. Ему самому есть не хотелось, мысли пребывали в смятении, утренние события настолько взволновали его, что он ощутил потребность в глотке свежего воздуха.

Он шел, не разбирая дороги, и его окликали многочисленные знакомые, выражавшие соболезнования по поводу болезни супруги. Впрочем, люди принимались искренне радоваться, когда узнавали, что опасность позади, и наперебой делились с Филипом подробностями нашествия жуткой хвори.

В живых ныне оставалось менее трети населения Тернеза и ближайших окрестностей, а те, кто уцелел, еще не набрались достаточно сил для того, чтобы вернуться к привычным занятиям. Да, они победили болезнь, но оставались уязвимыми перед житейскими тяготами и нищетой, и Филип мысленно поклялся потратить средства, имевшиеся в его распоряжении, на помощь соседям. Прогулка в итоге заняла более двух часов, по истечении которых Филип возвратился домой.

Он обнаружил, что Амина продолжает спать, а двое священников ведут беседу в гостиной.

– Сын мой, – сказал отец Сейзен, когда увидел Филипа, – думаю, мы заслужили объяснений с твоей стороны. У меня вышел долгий разговор с этим вот достойным отцом, и я почерпнул из беседы с ним весьма ценные сведения о распространении нашей святой веры среди язычников. Он поведал мне много такого, чему стоит радоваться, и много такого, о чем надлежит скорбеть. Среди прочих вопросов, заданных мною, был и тот, что касался сверхъестественного появления некоего корабля в южных морях. О том же говорила мне в бреду и твоя прелестная женушка. Итак, Филип, твоя тайна уже была мне известна, иначе я не стал бы расспрашивать святого отца. К моему удивлению, он сказал, что сам был очевидцем явления этого корабля и что не может объяснить видение ничем, кроме сверхъестественного вмешательства. Надо полагать, это было диковинное и пугающее зрелище! Филип, будет лучше, если ты не станешь и дальше обрекать меня на сомнения, а честно и откровенно изложишь нам обоим все обстоятельства, имеющие отношение к этой непонятной истории, чтобы мы вместе могли их обдумать и дать тебе полезный совет. Ведь мы оба старше и по своему призванию более привычны к проявлениям потустороннего, а потому сможем определить, вызваны они благой или злой силой.

– Святой отец совершенно прав, Филип Вандердекен, – вставил отец Матиаш.

– Если сие есть творение Всевышнего, – продолжал отец Сейзен, – то кому ты должен исповедаться и чьим наставлениям предаться, как не наставлениям тех, кто служит Ему на этом свете? Если же это происки дьявола, то кто, как не мы, призваны противостоять коварным сатанинским уловкам? Подумай еще вот о чем, Филип. Эта тайна угнетала твою возлюбленную жену и вполне могла свести ее в могилу, как ранее свела туда твою матушку, которая, по мне, пребывает ныне в кругу блаженных. Рядом с тобою, в твоем присутствии жена, возможно, справлялась с этим тяжким грузом, но вспомни, сколько дней и ночей выпало ей провести в одиночестве в твое отсутствие, вспомни, сколь отчаянно она нуждалась в советах и утешении! Тайны вроде твоей подобны червю, что гложет и гложет. Как бы твоя Амина ни храбрилась, эта тайна подтачивала ее изнутри, а проповедники нашей святой веры не могли облегчить ее страдания, ибо не ведали о них. Ты поступил жестоко и себялюбиво, Филип! Ты бросил женщину, вынудил ее дожидаться своего возвращения – и обрек на обладание столь губительной тайной!

– Вы убедили меня, святой отец, – повинился Филип. – Сейчас я сознаю, что перед отплытием и вправду должен был посвятить вас в подробности этой диковинной истории. Если позволите, я изложу все, что до сих пор случилось. Но, скажу честно, у меня мало надежды на ваш совет, ибо все столь запутанно, а жребий мой столь суров и безрадостен…

Филип пустился пересказывать недавние события, начав со дня накануне смерти матери, и закончил свой рассказ такими словами:

– Сами видите, святой отец, я дал нерушимую клятву, которую приняли и засвидетельствовали Небеса. Похоже, у меня нет иного выбора, кроме как следовать своей злосчастной судьбе.

– Сын мой, твое повествование смущает мой дух, ибо оно изобилует сверхъестественными явлениями, – если ты, конечно, не обманываешься на сей счет. Прошу, ступай по своим делам, а мы с отцом Матиашем станем держать совет. Мы уведомим тебя о своем решении.

Филип поднялся наверх навестить Амину. Та по-прежнему спала. Он отпустил служанку и присел у кровати жены. Там он оставался почти два часа, а потом его наконец позвали обратно в гостиную.

– Мы долго совещались, сын мой, – сообщил отец Сейзен, – ведь эти странные события так и тянет – тут ты прав – признать сверхъестественными. В свое время я, увы, отмахнулся от горячечных вроде бы фантазий твоей матушки, отнеся их на счет воспаленного воображения. И по той же причине мне хотелось бы предположить, что возбужденное состояние ума, в коем ты находился из-за кончины этой достойной женщины, помутило твой собственный рассудок. Однако отец Матиаш утверждает, что явление корабля, сверхъестественное или нет, действительно имело место на вашем пути домой по морю, а облик этого корабля совпадал с тем описанием, которым его наделяет твоя, с позволения сказать, легенда. Потому я вынужден признать, что, пускай это невозможно, перед нами вправду нечто сверхъестественное.

– Вспомните, точно такое же видение являлось мне самому и многим другим, – произнес Филип.

– Верно. – Отец Сейзен помолчал. – Но из тех, кто видел этот призрачный корабль, в живых остался один ты, так? Впрочем, это не столь важно… Мы должны допустить, что это не дело рук человеческих, а некий произвол высших сил…

– Высших сил?! – перебил Филип. – Да это же воля Небес!

– Сие пока не доказано. Не забывай, что существует иная высшая сила, сила дьявола, противника рода людского. Сатана, чья власть уступает власти Творца, не может, конечно, действовать без Его позволения, а потому можно сказать, что даже через такие знаки и знамения воля Небес порою являет себя, но…

– Значит, наши мнения совпадают, святой отец.

– Не совсем так, сын мой. Чародею Елиме[37]37
  Чародей (волхв) Елима – библейский персонаж, противник апостола Павла. Апостол наказал его по воле Божьей за отрицание веры: «И ныне вот, рука Господня на тебя: ты будешь слеп и не увидишь солнца до времени. И вдруг напал на него мрак и тьма, и он, обращаясь туда и сюда, искал вожатого» (Деян. 13: 11).


[Закрыть] было позволено творить чудеса по наущению дьявола, дабы через низвержение этого чародея все узрели, сколь ничтожен его повелитель рядом с Творцом сущего, но отсюда вовсе не следует, что допустимо чародейство как таковое. В нашем случае можно признать, что дьяволу позволили обрести власть над капитаном и командой этого корабля, а призрачное явление этого корабля есть предупреждение всем, кто помышляет о неподобающих делах. В это мы вполне можем поверить. Но возникают важные вопросы, а именно: воистину ли тот, кто обречен на вечное скитание, является твоим отцом и насколько необходима в самом деле твоя безумная погоня, которая, как видится мне, грозит твоей гибелью, но способна избавить твоего отца от назначенной ему прискорбной участи? Ты понимаешь, к чему я клоню, Филип?

– Разумеется, понимаю, святой отец, однако…

– Не торопись с ответом. Мы с отцом Матиашем допускаем, что, будь все так, как ты изложил, это отнюдь не воля Небес, а козни дьявола, который жаждет обречь тебя на тяжкие испытания и привести к гибели. Будь твой удел таким, как ты предполагаешь, почему корабль не появился на твоем пути во время последнего плавания? И как ты, повстречайся он тебе еще хоть дюжину раз, намерен вступить в общение с призраками на его борту, каковые суть тени, не принадлежащие нашему миру? Мы советуем сделать следующее: потрать часть средств, оставленных тебе отцом, на молитвы о спасении его души. Так наверняка при иных обстоятельствах поступила бы твоя матушка. Сам же ты должен оставаться на берегу, покуда не последует некий новый знак, способный убедить тебя и нас, что ты и вправду избран для выполнения этой миссии.

– Отец, я же дал клятву! И Небеса ее скрепили!

– От этой клятвы, сын мой, Святая Церковь вправе тебя освободить, и ты получишь такое отпущение. Ты предал себя нашему попечению, следовательно, должен слушаться наших советов. Если будет допущена ошибка, вина ляжет на нас, а не на тебя. Но, пожалуй, хватит об этом. Я иду наверх. Когда твоя жена проснется, я подготовлю ее к встрече с тобой.

Отец Сейзен вышел из гостиной, а отец Матиаш остался уговаривать Филипа. Беседа у них вышла долгой, причем священник прибегал к уже озвученным доводам, а Филип, по-прежнему не убежденный, стал постепенно поддаваться сомнениям. Наконец он извинился и отправился пройтись.

«Новый знак, – думал он, – убедительный знак. Наверняка таких знаков и чудес было и будет предостаточно. С другой стороны, молитвы по отцу и впрямь могут облегчить его печальную участь. Так или иначе, если священники станут решать за меня, – говорил он себе, – я не буду ни в чем виноват. Тогда дожидаемся нового знамения от Небес». Порешив на этом, Филип двинулся дальше, и мысли его то возвращались к доводам отца Сейзена, то перескакивали на Амину.

Наступал вечер, солнце клонилось к закату. Филип бродил по окрестностям без цели, и наконец ноги привели его на то самое место, где когда-то он преклонил колени и принес свою клятву. Он сразу узнал это место и, бросив взгляд на холмы в отдалении, убедился, что солнце сейчас стоит на той же высоте, а сама картина целиком выглядит очень похоже. Он опустился на колени, достал из-за пазухи ладанку и прижал к губам. Посмотрел на пылающий диск, затем прижался лбом к земле. Он ждал знака, но светило скрылось за холмами, на окрестности пала ночная мгла, а знака так и не последовало. Тогда Филип встал с колен и двинулся обратно к дому, почти готовый принять совет отца Сейзена.

По возвращении он осторожно поднялся наверх и вошел в спальню Амины. Та уже проснулась и беседовала со священником. Прикроватная занавеска была задернута, поэтому Филипа не заметили. Он встал у стены близ изголовья кровати, стараясь унять сердцебиение.

– Говорите, я должна поверить, что мой муж вернулся? – произнесла Амина негромко. – С какой стати, святой отец?

– Его корабль пришел в порт, это точно. Человек, который там был, уверяет, что все здоровы.

– Тогда почему мой муж не здесь? Кто известит меня о его возвращении надежнее, чем он сам? Отец Сейзен, либо он не вернулся, либо он тут… Я знаю, он должен был прийти, это же мой Филип! Он здесь? Не бойтесь сказать «да», но если скажете «нет» – я покончу с собой!

– Он здесь, Амина, и в добром здравии.

– Хвала Господу! Но где же он? Вы, верно, меня обманываете, иначе он давно вошел бы в эту комнату! О, эти муки хуже смерти!

– Я тут, – произнес Филип, отдергивая занавеску.

Амина вскрикнула, приподнялась на подушках, протянула к нему руки – и упала без чувств. Впрочем, очень скоро она пришла в себя, доказав тем самым правоту святого отца, утверждавшего, что радость не убивает.

Мы пропустим несколько дней, на протяжении которых Филип не отходил от Амины, а та быстро восстанавливала силы. Убедившись, что она окрепла достаточно, Филип поведал ей обо всем, что случилось с ним после отплытия, рассказал, что был вынужден признаться отцу Сейзену и получил от него совет. Амина не скрывала радости от того, что Филип останется с нею. Она тоже просила мужа никуда не уплывать, и Филип на время выбросил из головы все мысли о море.