Текст книги "Корабль-призрак"

– Нет! Не нужно так!

– Не препятствуй мне. Даже если не сейчас при тебе, я все равно в душе произнесу свою клятву перед лицом Бога. Повторяю: пока судьба не разлучит нас, я по собственной воле не расстанусь с тобой. Я твоя жена, мое настоящее и будущее принадлежат тебе, а мне – все твои муки, тайны и предназначения. Опасности и смерть, даже самая мучительная, не испугают меня!

Филипп поднес ее руку к губам, и разговор на эту тему более не возобновлялся, а на другой день вечером Шрифтен, как и обещал, подошел к Амине.

– Мингер Шрифтен, – спокойно произнесла она. – Спасибо вам за доброе отношение, и, поверьте, я очень ценю ваши советы, однако принять их не могу.

– Я понял. Ваш муж желает довести дело до конца. Это его выбор, да будет так. Но зачем гибнуть вам?

– Я его жена, мы навеки душой и телом вместе в этой и будущей жизни. Вы ведь не осуждаете меня, не правда ли?

– Нет, наоборот, восхищаюсь вами, преклоняюсь перед вашим мужеством, силой вашей воли. Но я огорчен, скорблю о вас. Впрочем, что такое смерть? Пустяк. Миг до перехода в вечность, – усмехнулся лоцман и поспешил на палубу.

Глава XXII
Столкновение

Выйдя из Гамбруна, «Утрехт» завернул на Цейлон и далее взял курс на восточные моря. Одноглазый лоцман по-прежнему служил на судне и после того памятного разговора с Аминой держался в стороне, избегая обоих супругов. Никаких попыток взбунтовать экипаж против капитана Шрифтен не предпринимал и вообще не проявлял к Вандердеккенам ни малейшего недружелюбия. Амина и Филипп, конечно же, не забыли о пророчестве моряка, впали в уныние, постоянно ходили в задумчивости и старались скрывать друг от друга печаль и тревогу, понимая, что впереди обоих ожидает немало бед и несчастий и нужно заранее подготовиться к ним. Кранц дивился внезапной перемене, которая произошла с капитаном и его женой, прежде такими веселыми, всегда в приподнятом настроении, но не был посвящен в подробности. «Утрехт» приближался к Андаманским островам, и старший помощник, тревожно взглянув на барометр, поутру постучал в капитанскую каюту.

– Опасность тайфуна, сэр, – доложил он. – Приборы и состояние неба не предвещают ничего хорошего.

– Прикажите убирать паруса, я сейчас приду, – ответил Филипп.

Через несколько минут он взбежал на палубу: море казалось спокойным, но стонущий ветер сулил бурю; белый прозрачный, точно пар, туман висел в воздухе и постепенно делался все гуще. Людей вызвали наверх, все тяжелое убрали с палубы, орудия укрепили с особой тщательностью. Внезапно налетел со свистом дикий шквал, судно сильно накренилось, но ураган пронесся поверху, и «Утрехт» выровнялся. Новый порыв, опять наклон судна, и дальше это повторилось несколько раз подряд, причем ветер становился все свирепее. Море побелело от сплошной пены, которую вздувал тайфун, проносившийся по глади вод. Через четверть часа ураган затих, и команда «Утрехта» вздохнула спокойнее, правда, волны не исчезали, и ветер свежел. Миновал всего час, как буря вернулась, более грозная и ужасная, чем прежде. Волны хлестали прямо в лицо, с неба стеной обрушились потоки дождя, корабль завалился на бок и лежал так, пока стихия не помчалась дальше, неся с собой гибель небольшим суденышкам и оставляя позади беспокойное взбаламученное море.

– Вроде, Бог миловал, сэр, – сказал Кранц, – с наветренной стороны малость просветлело.

– Да, худшее мы пережили, – вытер пот со лба Филипп.

– Нет, оно впереди, – тихо произнес Шрифтен, неизвестно почему оказавшийся возле капитана. – Вон оно идет.

– Судно с наветренной стороны! – доложил Кранц. – Его несет прямо на нас!

Капитан взглянул, куда махнул рукой его помощник: там, где горизонт чуть-чуть прояснился, показался корабль, который двигался на большой скорости при попутном ветре.

– Крупное, причем, судно, – забеспокоился Филипп, – юнга, подзорную трубу сюда! – Но пространство на многие мили вокруг опять заволокло тучами, и, как ни старался капитан рассмотреть неизвестный корабль, оптика не помогала. – Надо не терять его из глаз, чтобы он не наскочил на нас. Не видно ни зги!

– Мы же заметили их, значит, и они нас, – рассудил Кранц.

Тайфун возвратился и набросил на море и небо непроницаемую завесу густого молочного тумана. На расстоянии полукабельтова ничего нельзя было различить. Страшным ветром штормовой парус «Утрехта» распороло на лоскуты, и он со свистом бился о мачту, заглушая даже рев бури. Когда в очередной раз ураган пронесся мимо и ненадолго разогнал тучи, вахтенный матрос закричал:

– Судно с наветренной стороны!

Вандердеккен и Кранц бросились к шкафутам: неизвестный корабль приблизился и находился уже в трех кабельтовых от «Утрехта».

– Право руля! Они нас не видят. Сворачиваем! – скомандовал Филипп.

Приказ тотчас выполнили, и матросы полезли на орудия и шкафуты, чтобы проследить, изменило ли встречное судно свое направление. Ничего подобного! Оно летело прямо на «Утрехт», который из-за внесенного переднего паруса плохо слушался руль и не спешил поворачивать. Команду охватил ледяной страх.

– Эй, на судне! – закричал Филипп, но голос его утонул в шуме бури.

– Стойте! Мы здесь! Вы нас видите?! – завопил Кранц и вскочил на шкафут, высоко размахивая шляпой над головой.

Все напрасно. Судно крейсировало навстречу «Утрехту», рассекая носом громадный пенистый вал, который оно гнало перед собой; теперь нос страшного корабля располагался не дальше, чем в пистолетном выстреле, и моряки обезумели от ужаса.

– Судно! Стоять! – яростно, будто звери, заревели они, и по всем признакам их должны были услышать – настолько приблизились друг к другу два корабля.

Однако никакой реакции на вопли матросов не последовало, и водорез встречного судна был уже в десяти ярдах от борта «Утрехта». Люди, понимая, что неуправляемый колосс вот-вот на высокой скорости перережет «Утрехт» пополам, вскочили на наветренные шкафуты и приготовились ухватиться за ванты и снасти вражеского корабля, чтобы успеть перебраться на него, прежде чем разбитый вдребезги «Утрехт» пойдет ко дну. Амина, встревоженная шумом, выскочила на палубу, подбежала к мужу и схватила его за руку.

– Мы столкнемся и погибнем, – прошептал Филипп помертвевшими губами: в ту же секунду водорез чужого судна задел «Утрехт».

Моряки заметались в агонии, стараясь уцепиться за ванты неизвестного корабля, врезавшегося в «Утрехт»; люди протягивали руки, но ловили только воздух. Все ждали сотрясения, удара, взрыва и пожара, но их не было, а между тем кошмарный колосс продолжал неумолимо терзать «Утрехт», словно пытаясь перепилить его надвое. Никто не слышал, однако, ни треска обшивки, ни хруста переломанных мачт, ни грохота рухнувших парусов, никто не видел ни малейших следов разрушения, даже шкафуты уцелели на прежних местах, хотя чудовищное судно буквально протаранило их. Смертельно бледный Филипп прижал к себе Амину и едва сумел вымолвить:

– Это корабль-призрак! Мой отец!

Экипаж «Утрехта», плохо понимая, что творится вокруг, впал в ступор от потрясения и не верил своим глазам и ушам. Одни матросы плашмя упали на палубу и вжались в пол, обхватив голову руками, словно это спасло бы их; другие ринулись, чтобы спрятаться в каютах, третьи молились, а иные окаменели от ужаса, решив, что от смерти все равно не уйти. Амина не в пример многим мужчинам сохраняла выдержку и молча, стиснув зубы, наблюдала, как корабль-призрак, словно огромным ножом, перерезает «Утрехт». Она старалась рассмотреть команду судна-привидения, и ей казалось, что она видит, как матросы – или их тени – спокойно стоят, опираясь о шкафуты и любуясь тем бедствием, которое причиняет «Утрехту» их корабль. Амина глазами искала в толпе только одного человека – капитана Вандердеккена, и вдруг заметила его на корме с рупором в руке. Боже! Если бы она не знала роковой тайны, то подумала бы, что призрачным судном командует ее муж, настолько сильным было внешнее сходство: те же стройная фигура, гордая осанка, решительный поворот головы, выразительные глаза, высокий лоб, смелый разлет бровей, густые волосы, даже возраст примерно одинаковый. Амина глядела, как завороженная, и не могла оторвать взгляд: перед ней стоял преследуемый роком Виллем Вандердеккен, отец ее Филиппа.

– Смотри! Вон он! – незаметно показала она мужу.

– Милосердный Боже, да, это отец! – Филипп покачнулся и без чувств упал на палубу.

Тем временем зловещий колосс продолжал терзать бедный «Утрехт», и призрак старшего Вандердеккена приблизился к корме. Теперь Амина видела его так отчетливо, точно они сидели друг против друга за столом. Внезапно на ее глазах привидение вздрогнуло, чего-то испугавшись, и быстро исчезло. Женщина обернулась в изумлении: стоявший поблизости Шрифтен грозил Виллему Вандердеккену кулаком и выкрикивал ругательства. Корабль-призрак пересек «Утрехт» с подветренной стороны и растворился в тумане. Матросов по-прежнему колотило от ужаса, и они боялись приподняться, к Филиппу вернулось сознание, но от потрясения он долго не мог пошевелиться и едва ворочал языком, издавая нечленораздельные звуки. На всем «Утрехте» лишь Амина и Шрифтен сохраняли присутствие духа. Глаза женщины встретились с взглядом старого лоцмана, она поманила его пальцем и попросила помочь отвести мужа в каюту, где больного капитана уложили на диван.

Глава XXIII
Обреченные

– Боже мой, я не поверил бы своим глазам, – придя в себя, простонал Филипп, – но ведь ты тоже видела его, Амина. Мы же не сошли оба с ума?

– Нет, конечно. Но тебе надо собрать всю свою волю, внушить себе бодрость и сохранять хладнокровие. Сейчас ни в коем случае нельзя поддаваться унынию.

– Я такое пережил, что уже ничего не боюсь, но появление корабля-призрака, как ты знаешь, предвещает гибель и несчастья. Исключений не бывает.

– Ты к этому готов, я тоже, – спокойно ответила Амина. – Ты дважды терпел бедствия от ужасного судна, но Бог хранил тебя, и, надеюсь, Он поможет и мне. К страданиям и лишениям я привычна; хотя с виду я слабая и хрупкая, тебе не придется краснеть за свою жену в минуту опасности. Напротив, если я в состоянии буду утешить и поддержать тебя, то непременно сделаю это, ну а если Бог воспрепятствует, то во всяком случае ты не услышишь ни ропота, ни жалоб, ни укоров и не увидишь ни малодушных слез, ни отчаяния твоей Амины.

– Любимая моя, одно твое присутствие на «Утрехте» внушает мне страх. Не за себя, а за тебя. А ведь капитан должен до конца оставаться твердым и жестким, иначе он не сможет управлять командой в условиях катастрофы, которая, я повторяю, неминуема.

– Пока она еще не наступила, собери на палубе экипаж: моряки взволнованы и напуганы, надо успокоить и подбодрить их. Тебе нельзя долго не показываться людям.

– Ты, как всегда, права. – Филипп поцеловал жену и покинул каюту.

«Значит, все, что произошло с отцом Филиппа, – ужасная правда, – размышляла Амина в одиночестве. – Корабль-призрак – не сказка моряков, не плод чьей-то больной фантазии. Предостережение последовало, и надо готовиться к беде. Как бы мне сейчас пригодились тайные знания моей матери! Мама, сжалься над своей единственной дочерью, открой мне во сне свое магическое искусство, которое я не впитала вместе с твоим молоком. Я обещала Филиппу прибегать к чародейству только тогда, когда мы в разлуке, но меня томит тяжкое предчувствие. Я боюсь, что скоро нам придется расстаться, и одна мысль об этом повергает меня в трепет, я теряю способность думать и принимать здравые решения».

Поднявшись на палубу, капитан Вандердеккен застал экипаж, включая старшего помощника, в полном унынии. Кранц озирался по сторонам, как потерянный: он отлично помнил предыдущее явление корабля-призрака и ужасную трагедию, вскоре разыгравшуюся на «Катрине», поэтому вторичное видение окончательно лишило его воли.

– Мы не увидим гавань, сэр, – обреченно заявил он Филиппу. – Никто из нас не доживет до прибытия в порт.

– Говорите тише, Кранц, и зря не пугайте людей.

– Моряки и без меня знают, что мы погибнем.

– Мы спасемся! – уверенно возразил капитан. – Ребята! – обратился он к матросам. – Вероятно, скоро нас ждут тяжкие испытания. Я еще до «Утрехта» дважды видел в море корабль-призрак, и каждый раз за этим следовала катастрофа. Но посмотрите на меня: я стою перед вами живой и невредимый, потому что повстречать корабль-призрак – еще не значит умереть. В наших силах спастись, как спасся я. Мингер Кранц тоже видел ужасное судно, но остался жив. Спаслись и другие наши сослуживцы, хотя на «Катрине» бушевал страшный пожар, а в море, когда мы плыли в шлюпках, нас накрыла буря. Повторяю, смерть можно и нужно предотвратить, уповая на Бога и собственную отвагу, слушая мои команды и четко выполняя их. Из моего опыта: буря скоро затихнет, и несколько часов, а может, дней простоит прекрасная погода. Так случалось всякий раз после появления корабля-призрака, я знаю это из опыта. Вот мой первый приказ: всей команде хорошо отдохнуть. Мингер Кранц распорядится выдать каждому понемногу спирта – это ободрит вас, вернет вам храбрость и мужество. Вы устали и измотаны, но такие состояния проходят, нужно лишь овладеть собой и не поддаваться панике. Наша жизнь – в наших руках и во власти Господа, да не оставит Он нас Своей милостью!

Речь командира подбодрила матросов, после обеда все выпили грога, оживились и вернулись к повседневным занятиям, а наутро, как и предсказывал капитан, море успокоилось, приветливое солнце заулыбалось с ослепительно-синего неба, ласковый ветер заиграл парусами, и «Утрехт» весело припустил по волнам. В последующие дни погода не изменилась. При легком попутном ветре судно преодолело много миль, и экипаж все реже и реже вспоминал о грозном видении – никто больше не собирался умирать. Миновали Малаккский пролив и Полинезийский треугольник, архипелаг с островами. Для пополнения припасов и получения дальнейших инструкций капитану «Утрехта» Вандердеккену предписывалось зайти на островок Батан, в то время принадлежавший Голландии. Причалили вполне благополучно и, простояв двое суток, приняв груз и отдохнув, снова вышли в море, держа курс в направлении крупного острова Целебес.

Дул несильный ветер, «Утрехт» двигался медленно и с большой осторожностью из-за обилия рифов, опасных течений и пиратских судов, шнырявших в здешних водах. До Галаго добрались без происшествий, но едва обогнули его с севера, как оказались во власти мертвого штиля, и судно начало относить к востоку. Штиль длился много дней, и «Утрехту» никак не удавалось найти якорное место. Между тем течением корабль прибивало к группе островов севернее Новой Гвинеи. Слава богу, наконец-то бросили якорь и на ночь убрали паруса. Лил частый занудный дождик, в небе висел туман. Матросы несли усиленную вахту. Опасаясь пиратов, капитан приказал повсюду расставить часовых. Скорость течения у островов достигала от восьми до девяти узлов в час, поэтому пиратское судно могло подкрасться к «Утрехту» незаметно.

После полуночи Филипп проснулся в своей каюте от сильного толчка. Полагая, что на них налетели пираты, капитан вскочил и ринулся наверх, за ним Кранц – оба даже не успели одеться. В этот момент «Утрехт» вновь ощутимо тряхнуло, и он накренился влево. Сомнений не оставалось: корабль напоролся на мель. Густой туман мешал установить точное местонахождение судна, но тотчас бросили лот и поняли, что «Утрехт» сел на песчаную мель, – наибольшая глубина на этом участке достигала четырнадцати футов. Врезались не носом, а бортом, и коварное течение увлекало обреченный корабль все дальше и дальше на мелководье. Осмотр показал, что судно тащило якорь за собой, что не помешало течению завладеть «Утрехтом» и подчинить его своей воле. Может, переломился стержень? Спустили другой якорь, но до рассвета никаких действенных мер для спасения судна нельзя было предпринять, а утро подтвердило худшие опасения: корабль увяз в обширной отмели, лишь часть которой, закругленная чрезвычайно сильным течением, выступала из воды. Примерно в трех милях моряки заметили группу мелких, поросших кокосовыми деревьями островов, вроде бы, необитаемых: хижин поблизости не наблюдалось.

– Плохи дела, – заключил Кранц, как всегда, склонный к мрачным прогнозам. – Даже если мы облегчим судно, а якорь не возьмется, нас швырнет течением и воткнет в песок. Закинуть якорь при таком водовороте – дело почти безнадежное.

– Да, наше положение незавидное, но надо использовать все, что в наших силах, и попытаться переломить ситуацию, – строго заметил Филипп и обратился к матросам, которые только что вернулись с островов молчаливые и угрюмые: – Ребята, что за уныние? Почему вы пали духом?

– Мы обречены на гибель, сэр, мы и раньше это знали, никто не сомневался.

– Судно село на мель, и ему грозит опасность. В самом худшем случае спасти его не удастся. Но экипаж, то есть мы с вами, жив и здоров, руки и ноги у нас целы, голова на плечах, – сурово произнес Филипп. – К тому же горевать пока рано: судно тоже можно вызволить из беды, если постараться. Чего нам бояться? Море спокойное, временем мы располагаем, и, если понадобится, построим плот; кроме того, у нас достаточно шлюпок. Ветры для данной местности не характерны, берег под самым бортом. На острове растут кокосы и плодовые деревья, и голодная смерть нам не грозит. Но прежде давайте попытаемся спасти корабль, а коль уж не выйдет, позаботимся о самих себе.

Матросы подчинились и бодро принялись за работу. Воду выкачали, все лишнее выкинули за борт, чтобы освободить судно. Насосы задействовали на полную мощность, но якорь продолжал тащиться по дну, нигде не находя зацепки, и капитан с Кранцем видели, что «Утрехт» по-прежнему относит на мель. Экипаж трудился до изнеможения, пока не сгустились сумерки, а перед самой ночью подул свежий ветер и вызвал легкие волны, ударявшие в судно. Поутру работа возобновилась, но вскоре насосы стали забиваться песком: очевидно, в судне образовалась щель, и все старания моряков пропали даром. Капитан приказал прекратить откачку и приняться за строительство плота, на который предполагалось перенести припасы и посадить тех матросов, кто не поместится в шлюпках.

Помня, как треснул и распался наспех связанный плот с солдатами и пассажирами «Катрины», как утонули люди, капитан и старший помощник лично контролировали прочность сооружения и качество перевязки стволов. Поскольку плот предстояло тяжело нагрузить, Филипп счел за лучшее построить его из двух частей. Опять трудились до ночи, затем легли спать. Погода стояла дивная, ничто не отвлекало от работы, и к полудню плот был готов. Туда поставили запасы воды и продовольствия, в середине обустроили уютное сухое местечко для Амины. С судна сняли и захватили с собой паруса, запасные снасти, ружья и патроны – словом, все, что могло понадобиться. Взяли доставшееся от испанцев золото и серебро в слитках – все до последнего дублона. Когда груз уложили, шлюпки и плот отчалили от обреченного на гибель «Утрехта», причем гребцам приходилось сильно напрягаться, чтобы легкие лодочки не подхватило течением и не вышвырнуло на мель.

Из восьмидесяти шести человек команды тридцать два заняли места в шлюпках, остальные – на плоту, где устроился и Филипп. Кранца он хотел посадить в шлюпку и поручить ему руководство всей флотилией, но капитану и его помощнику постоянно приходилось совещаться по поводу направления течения и выбранного курса, поэтому удобнее было находиться рядом, и Кранц перешел на плот. С наступлением ночи рулевые, чтобы отдохнуть и не тащить тяжелое сооружение на буксире, сцепили шлюпки железными абордажными баграми и ими же пристегнули плот. Преодолев опасный участок с головокружительным течением, мореплаватели вошли в сравнительно спокойные воды и, накрывшись парусами, вскоре заснули от усталости, назначив часовых, которые по очереди сменяли друг друга.

– Не перейти ли мне все-таки в шлюпку? – забеспокоился Кранц. – Нельзя оставлять лодки без надзора. Вдруг некоторые матросы вздумают бросить плот на произвол судьбы и уйти на веслах в море?

– Я предусмотрел это, – ответил Филипп, – и не разрешил брать на шлюпки ни воды, ни еды, так что лодочники не рискнут отбиться от команды.

– Зато в шлюпках лежат несколько мешков с испанскими богатствами, и соблазн присвоить их ой как велик!

– Вы всегда предполагаете худшее. Поместить все мешки с деньгами на плот мы не могли – они тяжеленные, а плот и так перегружен. Давайте думать о матросах лучше – пока что они не давали повода заподозрить их в измене.

Кранц заступил на вахту, а Филипп прилег отдохнуть рядом с Аминой, которую ничуть не тяготили трудности, и она выглядела веселой и довольной.

– Мне нравится такая разнообразная, полная приключений жизнь, – призналась она Филиппу. – Мы соорудим на берегу под кокосовыми пальмами хижину и устроимся в ней, терпеливо ожидая, когда придет судно и заберет нас.

Забрезжило утро. Небо было ясным, море спокойным. За ночь плот и шлюпки отнесло от островов на подветренную сторону, но на западе, на краю горизонта, виднелись верхушки и стволы кокосовых пальм, и Вандердеккен с Кранцем условились плыть в том направлении. Моряки позавтракали и с новыми силами начали грести. Вдалеке показалось небольшое переполненное людьми судно, которое мчалось от островов в наветренной части побережья. Не подлежало сомнению: это пираты, но Вандердеккен и Кранц рассчитывали, что команда «Утрехта» сможет отразить нападение разбойников. Людям раздали оружие и патроны, приказали приналечь на весла и постараться не открывать огонь до последней крайности. Однако пиратское судно напало первым, чего и следовало ожидать. Оказавшись на расстоянии выстрела, разбойники прекратили грести и принялись обстреливать шлюпки и плот из маленького орудия в носовой части. Нескольких матросов ранило, хотя капитан велел всем лечь плашмя. «Пират» подошел еще ближе и продолжил поливать флотилию картечью. Капитан отдал приказ атаковать пиратский корабль. Старший помощник принял командование, плот отцепили, и шлюпки, в одной из которых сидел Кранц, устремились вперед, но вдруг, вместо того чтобы разить врага, развернулись и стали стремительно удаляться в противоположном направлении. До Филиппа донесся крик Кранца, в воздухе сверкнула его сабля, и через несколько секунд он прыгнул в воду и поплыл к плоту. Группа матросов, завладев частью доставшихся от испанцев дублонов и серебряных слитков, несколько мешков с которыми находились в шлюпках, предали своих товарищей в беде и решили, не обременяя себя тяжелым плотом, налегке на быстрых веслах оторваться и уйти в море. Напрасно Кранц взывал к их совести и долгу – заговорщики пригрозили убить его, и он вынужден был предоставить их самим себе.

– Вы были правы в своих подозрениях, – с горечью сказал Филипп старшему помощнику. – Теперь мы наверняка погибнем: нас мало, и мы не справимся с пиратами. Что вы думаете, Шрифтен? – обратился он к лоцману, стоявшему подле.

– Да, погибнем, только не от пиратов, – угрюмо отозвался тот, – от них нам не будет вреда.

Филипп с удивлением посмотрел на него, но тотчас убедился, что одноглазый пророк прав. Пираты заметили, что лодки уходят в море, бросив плот, и пришли к выводу, что в шлюпках лежит все самое ценное, поэтому ринулись в погоню за ними и прекратили обстреливать плот. Поначалу казалось, что разбойники вот-вот настигнут беглецов, но затем скорость хода пиратского судна снизилась, и после полудня и шлюпки, и пираты совершенно скрылись из виду.

Без шлюпок, багров и буксира плот целиком оказался во власти ветра и волн. Капитан, Кранц и несколько матросов, достав плотничьи инструменты, вывезенные с «Утрехта», до позднего вечера устанавливали на плоту мачту, чтобы поутру поднять парус. Едва забрезжили первые лучи солнца, остатки команды, проснувшись, не поверили своим глазам: шлюпки, преследуемые «пиратом», возвращались обратно. Похоже, дезертиры всю ночь не выпускали весел из рук и теперь падали от усталости, голода и жажды – ни пищи, ни воды в шлюпках не было, а дублоны не съешь и не выпьешь. Изменники рассчитывали вернуться к плоту, раскаяться в содеянном и защищаться от пиратов вместе с товарищами. Но судьба сама осудила предателей: обессилев, они не могли уйти от мчавшихся по пятам отчаянных головорезов, которые одну за другой захватили все шлюпки, вытащили оттуда мешки с деньгами, а гребцов закололи или пристрелили. Видя гибель своих матросов, Филипп побледнел, сердце его сжалось: он подумал, что в следующую минуту «пират» нападет на плот. Но вышло так, как предсказывал Шрифтен: удовольствовавшись добычей из шлюпок, разбойники, полагавшие, что на плоту нет ничего ценного, повернули и отправились на восток к тем островам, откуда и появились.

На плоту оставалось около пятидесяти человек: капитан с женой, Кранц, лоцман Шрифтен и матросы. Продовольствия хватило бы недели на три-четыре, но пресной воды – всего на несколько дней; обычную ежедневную порцию воды урезали настолько, чтобы растянуть запас на двенадцать дней. Три дня подряд держался штиль, нещадно палило солнце, люди страдали от жажды; некоторые матросы тайком от капитана пробовали пить разбавленный спирт, но им стало еще хуже, и Филипп распорядился немедленно изъять у них припрятанный алкоголь. На четвертые сутки поднялся сильный попутный ветер, парус надулся, и в предвкушении прохлады все почувствовали невероятное облегчение. Плот несло со скоростью около четырех узлов в час, команда несчастного «Утрехта» приободрилась, поверив в лучшее, тем более что вдали показалась земля. Люди бросились обнимать друг друга в надежде, что назавтра плот пристанет к берегу и можно будет вдоволь напиться чистой прохладной воды.

В темноте шли под парусом, а с рассветом заметили, что коварное течение всю ночь отбрасывало плот в противоположную сторону. С утра и до обеда, пока дул свежий ветер, плот нагонял потерянные мили, но под вечер терял их. Так длилось четверо суток подряд. Каждый полдень плот находился милях в десяти от суши, но за вечер и ночь его вновь относило далеко в море. Миновало еще восемь суток, целыми днями люди мучились от жары и жажды и лишь ночью немного приходили в себя. Группа матросов начала возмущаться, доказывая, что плот слишком громоздкий и с такой тяжестью далеко не уплывешь. Лучше уж отрубить вторую часть плота или вышвырнуть за борт съестные припасы и облегчить ход. Но капитан понимал, что подобные меры не эффективны и упорно не соглашался на них. Главная беда заключалась в том, что у пассажиров не было якоря, ведь шлюпки увезли с собой все, что удалось спасти с «Утрехта». Зато на плоту лежала куча мешков с трофейными золотыми дублонами и серебряными слитками, и Филипп предложил команде свой план: связать все мешки в один тяжеленный груз и, как только ветер утихнет, опустить самодельный «якорь» на дно, чтобы не дать течению сносить плот. Вандердеккен заверил людей, что в этом случае они на другой же день достигнут берега, но никто кроме Кранца и Амины не поддержал капитана, никто не захотел лишаться денег. Матросы закричали, что после таких мытарств имеют право не на жалованье, а на крупное вознаграждение. Слитки в мешках – собственность экипажа, эти денежки заработаны потом и кровью, за них заплачено скитаниями, лишениями и гибелью. Алчные безумцы буквально вцепились в мешки и заявили, что скорее расстанутся с жизнью, чем отдадут свое золото. Филипп и Кранц подождали, пока страсти улягутся, и опять обратились к морякам со своим предложением, но тщетно.

– Не унывай, Филипп, – успокоила его Амина, которая сохраняла оптимизм и во всем помогала мужу, – мы поселимся с тобой в хижине под кокосовыми пальмами и, даст Бог, проведем на острове остаток дней: кому придет в голову разыскивать нас в этих дебрях?

Шрифтен тоже держался спокойно и достойно: не плел интриг, четко выполнял приказы офицеров, часто беседовал с Аминой и по-своему заботился о ней, видимо, испытывая к жене капитана сильную привязанность. Прошел день, ветер подогнал плот близко к берегу, но с приближением ночи все повторилось. Увидев, что течение вновь отнесло плот, матросы взбунтовались и, не слушая ни угроз, ни увещеваний капитана и старшего помощника, вышвырнули в море весь провиант кроме одного бочонка спирта и запасов воды. После этого смутьяны демонстративно уселись в передней части плота и со свирепым видом принялись о чем-то совещаться, прихлебывая из кружек разбавленный спирт.

Близилась ночь, и Вандердеккен не на шутку встревожился: положение становилось угрожающим. Он примирительно обратился к морякам, попросив их еще раз все обдумать и перед закатом опустить в воду груз из мешков с монетами с целью заменить якорь. Подвыпившие матросы заорали, чтобы капитан убирался прочь, что от него все беды, что он ничего не предпринял для спасения людей, поэтому они уж как-нибудь сами разберутся, что им делать. Вконец удрученный Филипп вынужден был ретироваться на заднюю половину плота, где расположились они с Аминой и Кранц.

– Что тебя тревожит? – спросила жена.

– Меня возмущает человеческая жадность, а также глупость, – раздраженно ответил Филипп. – Я предлагаю надежный способ спастись от страшной бесславной смерти, а люди из боязни потерять какие-то проклятые монеты обрекают и себя, и товарищей на верную гибель. Зачем им эти чертовы деньги, когда воды осталось всего на два дня, и то если давать чуть ли не по глотку каждому? Какой прок от мешков с золотом? Богатства нужны живым, мертвые ими не воспользуются.

– Ты устал, Филипп. Попей водички, я приберегла четыре бутылки. Вот возьми и выпей – сразу будет легче.

Настала звездная ночь, но луна почему-то не показывалась. Незадолго до полуночи Филипп проснулся, почувствовав себя бодрым и отдохнувшим, и пошел сменить Кранца у руля. Обычно в это время вся команда вповалку спала, растянувшись на плоту, но нынче матросы бодрствовали в передней половине. Капитан ясно уловил доносившиеся из темноты шорохи и звуки возни, и сразу вслед за ними пронзительно закричал Кранц, зовя на помощь. Филипп сжал в руке пистолет, прихватил тесак, бросился вперед и заметил своего старшего помощника. Изрядно охмелевшие негодяи сбили его с ног и успели связать веревками по рукам и ногам. Увидев капитана и войдя в раж, они загоготали, набросились на него и моментально обезоружили.

– Рубите канат! – завопили пьяные мерзавцы, продолжая удерживать своего командира.

В тот же миг на глазах Филиппа передняя часть плота отделилась от задней, и ее отнесло мощным течением. Боже! Там оставалась Амина! Отчаянно сопротивляясь, вырываясь из лап остервенелых матросов, кусаясь и царапаясь, капитан кричал: