Текст книги "Корабль-призрак"

Глава XV
Злой призрак

– Интересно, а как истолковал бы мой сон про русалку, отца и Шрифтена патер Сейсен? – посмеиваясь, спросил Филипп у Амины, когда они в очередной раз сидели на берегу, уже давно ставшем их излюбленным местечком. – Наверное, осудил бы?

– Пусть осуждает; если хочешь, я сама расскажу ему во всех подробностях. Ой, смотри, сюда идет какой-то человек. Это не священник – на нем морская одежда. К тебе, наверное.

Филипп вгляделся и вдруг почувствовал, что дрожь пробежала по всему его телу. Он узнал… Нет, такого не может быть, и все же… К ним приближался лоцман с «Тер-Шиллинга», одноглазый Шрифтен, который вовсе не утонул, а живехонек по-морскому вразвалку шел по берегу с письмом в руке.

– Господи! – невольно вырвалось у Филиппа.

Амина, женщина не из пугливых, при виде Шрифтена побледнела как полотно, видимо, от сознания того, что ее мужу вновь грозит опасность и он никогда при жизни не обретет покой.

– Мингер Филипп Вандердеккен, мистрисс, доброго дня, – обратился Шрифтен с приветственным поклоном. – Компания поручила мне доставить вам письмо.

Филипп взял у него конверт, но, прежде чем вскрыть, посмотрел на Шрифтена и сказал:

– Рад видеть вас в добром здравии. Признаться, я полагал, что вы погибли, как и многие на «Тер-Шиллинге». Как вам удалось спастись?

– Как? – гоготнул лоцман. – Так ведь и вы спаслись!

– Да. Меня выбросило волной на берег.

– Вот именно. То есть вы думаете, что волна должна выбрасывать на берег только вас? А на других вроде меня это не распространяется? – ухмыльнулся лоцман.

– Нет, почему же? Разве я сказал что-то подобное?

– Нет, но, наверное, вы этого желали, а вышло, что я спасся тем же самым образом, что и вы. Хи-хи! Поставьте вот здесь свою подпись, удостоверяющую вручение письма, – это для отчета, что я выполнил приказ, и я пойду.

– Подождите, мингер Шрифтен, – остановил его Филипп, – еще один вопрос: вы отправитесь с тем же судном, что и я?

– Извините, но не понимаю, о чем вы, – отстранился одноглазый. – Я несу морскую службу и не занят поисками корабля-призрака. Разрешите откланяться! – С этими словами, повернувшись на каблуках, лоцман быстро зашагал в направлении города.

– Вот оно знамение, Амина, – покачал головой Филипп, еще не до конца придя в себя и продолжая сжимать в руке невскрытый конверт.

– Да, в этом есть что-то мистическое: некий посланец, словно воскресший из мертвых, является вручить тебе письмо, причем так внезапно… – Амина вытерла слезинки, выступившие от сильного волнения. – Прочитай письмо, пожалуйста.

Филипп взломал печать и, пробежав глазами бумагу, сообщил жене, что назначен старшим помощником на судно «Катрина», которое в ближайшее время отправляется в составе флотилии в Индийский океан. Просят явиться на корабль как можно быстрее для руководства погрузкой. В письме также говорилось, что в случае удачной экспедиции «Катрины» мингер Вандердеккен может рассчитывать на должность командующего судном в следующем рейсе. Условия назначения подлежат обсуждению.

– Я думала, Филипп, что ты уже в этот раз поведешь судно капитаном, – несколько разочарованно заметила Амина.

– Дорогая, я ведь не настаивал и не напоминал руководству компании о своем желании, вот они и забыли. Виноват, конечно, я, что не озаботился.

– Теперь уже поздно?

– Да, назначение состоялось, места распределены. Я нисколько не обижен: наберусь опыта старшим помощником – и тогда никакие трудности мне не страшны. Это очень ответственный пост.

– Понимаешь, – немного смутилась Амина, – я была уверена, что в третий раз ты пойдешь в море капитаном. Помнишь, я просила тебя исполнить одну мою просьбу? Знаешь, какую? Взять меня с собой. Мне страшно и одиноко здесь, Филипп, я мучаюсь неизвестностью, что с тобой. Ты мне обещал, и я надеялась. Как капитан, ты имеешь право принять жену на судно. Я огорчена, что теперь ничего не получилось, дай слово, что в следующий раз ты непременно возьмешь меня с собой, если Богу будет угодно, чтобы ты вернулся.

– Конечно, Амина! Я не могу ни в чем отказать тебе, но у меня какое-то тяжелое предчувствие. Я тревожусь за наше счастье, боюсь, как бы оно не разрушилось. Я дал тебе слово, но, может, со временем ты освободишь меня от него?

– Нет, Филипп. Если нас ждет несчастье, значит, таков наш удел и никто не в силах его изменить.

– Почему? Нам дана свободная воля и рассудок, мы способны руководить своей судьбой.

– Не надо спорить. Пойдем домой, тебе нужно собираться в Амстердам, я поеду с тобой провожать тебя. Давай до отъезда все вечера проводить вместе, ладно?

– Конечно, дорогая. Но вот что странно: как Шрифтен очутился здесь? Почему его снова отправили к нам посыльным? Простое совпадение? Его спасение тоже для меня загадка: допустим, его выбросило волной туда же, куда и меня, – других вариантов не было. Однако я не видел его на берегу. Предположим, туземцы подобрали его раньше или позже меня. Но где он находился все это время? В голландском поселении в Столовой бухте мы тоже не встретились. Как ты думаешь, Амина?

– Я думаю, что он злой призрак, блуждающий по земле, и у него есть какая-то таинственная связь с твоей непростой судьбой. Если бы я обладала всеми знаниями своей матери, то объяснила бы тебе подробно. Ох, прости меня, Филипп, ты ведь не любишь, когда я затрагиваю подобные темы.

Филипп незамедлительно сообщил патерам о внезапном приходе лоцмана Шрифтена с письмом, о предстоящем плавании и своем назначении старшим помощником на «Катрину».

– Сын мой, – уклончиво ответил патер Сейсен, – происков дьявола всегда следует опасаться, а усердная молитва, которая разбивает чары нечистой силы, никогда не бывает лишней – исходя из этих соображений, мы и дали тебе совет повременить до нового знамения. Если ты полагаешь, что посланец с письмом и есть то знамение, которое ты ждал, да будет так. Но я не понимаю, отчего ты не допускаешь, что лоцман мог спастись с тонущего корабля точно так же, как и ты.

– Я не отрицаю такую вероятность, но не верю в нее. Мое мнение, что этот одноглазый – никакой не посыльный и не лоцман, а дьявольское порождение, тайно связанное с судьбой моего отца и с моей. Кто он такой и какова его роль, я пока не разобрался, но время покажет.

– Что ж, сын мой, – продолжил патер Сейсен, – мы с патером Матиасом тебе в этом деле не советчики, всегда и во всем поступай как христианин, и Господь не оставит тебя покровительством и милостью. Что касается нас, наши молитвы будут сопровождать тебя повсюду.

Филипп объявил, что скоро вместе с женой уезжает в Амстердам, патер Матиас, сердечно поблагодарив хозяев за гостеприимство, засобирался с первым же судном в Лиссабон, а патер Сейсен взялся в отсутствие Амины присмотреть за домом и служанками. По прибытии в Амстердам Филипп тотчас посетил Ост-Индскую компанию и заявил руководству о своем намерении стать совладельцем нового судна и выйти в следующее плавание капитаном. Согласие было получено, и Филипп поехал на «Катрину», которая уходила в море через два месяца. На судне уже собралась значительная часть экипажа, но капитан, житель Дорта, еще не появился. «Катрина» не понравилась Филиппу – судно устарело и нуждалось в модернизации. Но Ост-Индская компания признавала его одним из самых надежных, учитывая, что оно совершило несколько благополучных рейсов в Ост-Индию и обратно. Отдав кое-какие распоряжения по погрузке, Филипп поехал в гостиницу, где снял комнаты для них с Аминой.

На следующий день начались работы по оснастке корабля, и Филипп строго контролировал, как крепили ванты к мачтам, когда на «Катрину» прибыл капитан. Перебежав по мостику с набережной на судно и взобравшись на палубу, он прежде всего кинулся к грот-мачте, обнял ее обеими руками и, нисколько не боясь испачкать мундир смолой и дегтем, восторженно заговорил, как с любимой женщиной:

– Моя бесценная Катрина! Как ты поживаешь? Я рад снова видеть тебя. Ты хорошо отдохнула? Знаю-знаю, тебе не нравится, что ты еще не одета, потерпи немного, дорогая, скоро твой наряд будет готов во всем блеске.

Вильгельм Баренц – так звали влюбленного в судно капитана, человека лет тридцати, худощавого, с приятным, но немного женственным лицом. Вел он себя беспокойно, движения и жесты его отличались порывистостью, он произносил к месту и не к месту выспренние фразы, которые свидетельствовали о причудах его характера, и со стороны казалось, что этот человек чересчур экзальтирован, если не сказать – слегка помешан. Когда он закончил свое необычное приветствие судну, Филипп подошел и представился.

– Да-да, конечно, наслышан, мингер Вандердеккен. Вам повезло, уверяю вас. После капитана «Катрины» самая завидная в мире должность – ее старшего помощника.

– Красавицей «Катрину» не назовешь, – засмеялся Филипп. – Наверное, у нее есть другие достоинства, о которых мне пока неизвестно?

– Как не назовешь? Это судно моего отца, которое теперь перешло ко мне, – красивейшее в мире. Вы еще не привыкли к нему, иначе согласились бы со мной. Помимо этого у «Катрины», безусловно, много других замечательных качеств и преимуществ.

– Рад слышать, сэр, – сказал Филипп. – Не хочу вас обидеть, спрошу как моряк моряка: а не перезрела ли наша красавица?

– Перезрела? Да ей не больше двадцати восьми лет! Дама, что называется, в расцвете лет. Скоро сами увидите, с каким искусством «Катрина» запляшет на волнах. Нам только и останется, что восхищаться ее талантами и прекрасно проводить время. Предупреждаю, мингер Вандердеккен: любой равнодушный или недоброжелательный к моей «Катрине» офицер – мой личный враг. Я – рыцарь, она – моя прекрасная дама, из-за которой я сразился уже с тремя противниками. Надеюсь, мы с вами не допустим четвертого поединка. – При этих словах капитан громко засмеялся и объявил, что вся его тирада – простая шутка.

Филипп улыбнулся, делая вид, что оценил остро́ту, но про себя решил, что ни за что не ввяжется в драку из-за старой посудины и с этого дня ни единым намеком не коснется «Катрины». Вскоре экипаж был укомплектован, оснастка закончена, и «Катрина» стала на якорь в канале рядом с другими судами флотилии. Едва завершилась загрузка трюма, как пришло предписание принять на борт сто пятьдесят солдат и несколько гражданских пассажиров с женами и детьми. Филипп целыми днями работал, принимал грузы, размещал людей, а мингер Баренц в основном праздно расхаживал по палубе и восхвалял свою красавицу. Наконец флотилия приготовилась выйти в море. Филипп простился с Аминой на берегу и отправился на судно. Жена, которая держалась еще спокойнее, чем в предыдущий раз, долго следила за шлюпкой и, пока могла видеть мужа, махала ему рукой, а затем пошла в гостиницу. Поутру, когда Амина проснулась, флотилия уже ушла в море, и канал, где еще накануне теснились суда, опустел.

Глава XVI
Судно под всеми парусами

Флотилия благополучно миновала Зёйдерзе, но уже через час «Катрина» на полторы-две мили отстала от других кораблей. Мингер Баренц с пеной у рта доказывал, что его «Катрина» – судно с отличной ходкостью, а всему виной – ошибки в постановке парусов и натяжении вантов, а также нерадивость рулевого, которого по приказу капитана отстранили и заменили другим, но это нисколько не улучшило ситуацию: «Катрина» – самое тихоходное судно флотилии – так и плелась позади всех.

– Мингер Вандердеккен, – сказал Филиппу капитан. – «Катрина» не особенно быстра перед ветром, но во всех других положениях это первое судно в мире. Как только посвежеет, моя красавица покажет себя всем остальным судам. Она превосходна, не так ли?

– Отличное просторное судно, – с подобающим почтением ответил хозяину старший помощник.

Попутный ветер сменился встречным, а «Катрина» неизменно тащилась в хвосте, так что под вечер флотилия вынужденно легла в дрейф, ожидая отставшее судно. Капитан Баренц, брызгая слюной, кричал, что тот румб, на котором они в данный момент находятся, – единственный, при котором «Катрина» не слишком быстроходна. Увы, выяснилось, что судно имеет целый ряд других изъянов, в частности, не в порядке руль, а в обшивке имеются небольшие трещины, грозящие течью, но мингер Баренц не слушал своих здравомыслящих помощников и, как влюбленный юнкер, не видел у своей прекрасной дамы ни малейших недостатков. Командующий судами адмирал флота, трезвый карьерист, не желал лишаться почестей и доходов из-за какого-то жалкого суденышка, которое срывало утвержденные руководством компании сроки движения флотилии. Он принял жесткое решение, обогнув Кап, предоставить «Катрину» самой себе, то есть бросить ее на произвол судьбы в открытом море, но внезапно налетела сильная буря и рассеяла корабли в разные стороны. На третьи сутки плавания славное судно «Катрина» уже в одиночку прокладывало себе путь по волнам, давало такую течь, что команда без устали работала насосами, вдобавок корабль по какой-то причине сильно относило назад, словно он вообще не слушался парусов. Буря длилась неделю, и положение судна с каждым днем ухудшалось. Нагруженная свыше меры, с огромным количеством пассажиров, бедняжка «Катрина» стонала и скрипела при каждом движении, волны поминутно перекатывались через палубу из-за глубокой осадки, а вахтенные у насосов выбились из сил. Дни Филиппа проходили в кипучей деятельности, он старался везде поспевать, за всем следить, вовремя отдавать приказы, подбадривать утомленных моряков и не гнушался никакого физического труда, впрягаясь в дело на самых ответственных участках. Приказания капитана в такой обстановке мало помогали, но, слава богу, Баренц, полагаясь на своего старшего помощника, ни во что не вмешивался.

– Надеюсь, мингер Вандердеккен, вы убедились, что «Катрина» – отличное наветренное судно. Осторожнее, красавица моя, осторожнее, – ласково обращался капитан к тяжело нырявшей в волнах и скрипевшей по всем швам «Катрине». – Представляю, как качает и швыряет из стороны в сторону тех моряков, что идут на других судах флотилии. Я же говорил, мы опередим их! Они теперь далеко позади, не так ли?

– Право, не знаю, – ответил Филипп, маскируя гримасу недовольства.

– Как не знаете? Ни одного судна поблизости. Впрочем, нет, одно есть. Поглядите-ка там, с подветренной стороны. Похоже, это быстроходный корабль, если поравнялся с нами. Нет, напротив, очень неповоротливый и идет в бурю под всеми парусами. Как? Боже! Разве такое возможно?

На одном направлении с «Катриной» Филипп увидел большое величественное судно. Оно двигалось под всеми парусами в такую погоду и при таком ветре, когда ни один корабль не в состоянии нести верхних парусов. Громадные валы вздымались, как горы, а судно с подветренной стороны шло прямо, не меняя уклона килевой линии, так, словно никаких валов не существовало. Филипп понял: это корабль-призрак, на котором скитается его отец.

– Странно, не правда ли, мингер Вандердеккен? – допытывался капитан.

Но Филипп словно лишился дара речи: он почувствовал, что внутри у него что-то оборвалось, а горло как будто сдавили веревкой. Между тем моряки и солдаты с криками бросились наверх смотреть, как на диковину, на загадочный корабль-призрак, о котором слышали много легенд. Вдруг на «Катрину» налетел громадный шквал и грянул страшный гром. Все потонуло в густом тумане ливня, не прекращавшегося минут десять, а когда небо прояснилось и взгляды всех присутствующих обратились на подветренную сторону, никакого корабля там не было.

– Боже милосердный, наверное, это судно перевернул шквал, и оно затонуло, – сокрушался Баренц. – Я уверен. Какое безумие в такую бурю нести все паруса! Ни одно судно не может нести больше парусов, чем моя «Катрина». Нас никто не догонит, мы первые. Тот капитан решил от нас не отставать или даже опередить и поплатился за свою самонадеянность. Как вы считаете, мингер Вандердеккен?

Старший помощник не сразу понял, о чем его спрашивают: в эту минуту он думал лишь о том, что теперь «Катрине» грозит неминуемая гибель, а на борту помимо моряков много совершенно беспомощных пассажиров, женщин, детей – и все они умрут. Филипп побледнел и вздрогнул, как от удара.

– Мингер Баренц, – ответил он, собравшись с мыслями, – по всем признакам буря не скоро утихнет. «Катрина», лучшее судно в мире, не заслуживает страдать в непогоду. Такую красоту нужно беречь. Позвольте предложить вам переменить галс и вернуться в Столовую бухту. Отдохнем, приведем нашу красавицу в порядок, подправим ей прическу и наряд. Я уверен, в бухте мы застанем всю нашу флотилию. Что скажете?

– Не волнуйтесь за мое славное судно, – заупрямился капитан. – Моя «Катрина» не только красива, но и отважна. Смотрите, как храбро она сражается с бурей!

– Проклятая скорлупа, – тихо, но отчетливо произнес один из молодых матросов, которые кучкой обступили старшего помощника, готовые выполнять его приказы. – Знай я, что мы пойдем на этой дырявой посудине, я записался бы на службу позже и попал бы на другой корабль.

– Мингер Вандердеккен прав: надо, пока не поздно, ворочаться в Столовую бухту, а то с нами случится беда, – сказал другой матрос. – Подветренное судно предупредило нас о несчастье. Оно так просто не является, спросите у старшего помощника – он не раз бывал в морях и точно знает.

Эти слова пожилого матроса растрогали Филиппа, которому было приятно, что он пользуется таким авторитетом, а ведь еще недавно на «Тер-Шиллинге» матросы его и в грош не ставили.

– Да, – признался Филипп, – я уже встречался с кораблем-призраком, когда шел у мыса Бурь на другом судне, и оно вскоре затонуло, почти все люди погибли, а я спасся случайно.

– Прекратите сеять панику, мингер Вандердеккен, – вмешался капитан. – Мы видели большое судно, которое несло слишком много парусов, поэтому его перевернуло и оно пошло ко дну. При чем тут корабль-призрак и моряцкие сказки? Встреченное нами судно утонуло из-за элементарной неграмотности экипажа.

– Корабль-призрак не может утонуть, – заявил кто-то из матросов.

– Не может! – подхватили несколько голосов. – А мы погибнем, если не вернемся в Столовую бухту.

– Ба, какие глупости! Кто вообще давал вам слово? Молчать! Все по местам! Вы распустили матросов, мингер Вандердеккен, никакой дисциплины!

– Мингер капитан, – спокойно отозвался Филипп. – Самое разумное сейчас – повернуть в Столовую бухту.

– Хотите вы или нет, капитан, – закричали матросы, – а мы рисковать собой на этой старой рухляди не будем. Поворачивай руль, ребята, мингер Вандердеккен на нашей стороне!

– Что такое?! – по-женски тоненько завизжал капитан. – Бунт на моем корабле? На моей «Катрине»? Какая рухлядь? Вы ответите за оскорбление. «Катрина» – самое лучшее, быстроходное и надежное судно в мире.

– Дырявая калоша, твоя «Катрина», – ругнулся кто-то из матросов.

– Мингер Вандердеккен, я приказываю вам сейчас же взять этого наглеца под арест. Мы будем судить его за клевету и подстрекательство к бунту.

– Не слушайте его, мингер Вандердеккен, он сумасшедший, – кричали матросы. – Берите нас под свое командование. Велите сменить галс!

Капитан еще с полчаса бесился и сыпал угрозами, а дипломатичный Филипп, нахваливая прекрасную «Катрину» и порицая поведение матросов, которое он оправдывал обычной паникой после встречи с кораблем-призраком, доказывал мингеру Баренцу, что неразумно доводить ситуацию до крайности, а лучше переждать бурю в безопасной бухте, заодно и все смутьяны уймутся. Вредный упрямец наконец-то согласился. Галс изменили, паруса установили в нужном положении, часа через два ветер ослабел, небо чуть-чуть прояснилось, течь уменьшилась. Филипп надеялся, что еще пару дней они продержатся и без всяких злоключений доберутся до бухты. Он не ошибся: вскоре ветер унялся и наступило затишье, только тяжелые валы лениво ходили по морю, относя «Катрину» к западу. Пассажиры вылезли из кают и столпились на палубе, снасти были увешаны мокрым бельем и платьем, так как во время бури люди промокли до нитки. Матросы сосредоточенно чинили оснастку, поврежденную штормом, и по их расчетам до Столовой бухты оставалось миль пятьдесят – вот-вот с южной стороны должна была показаться земля. После обеда мингер Кранц, младший помощник капитана, деятельный моряк и порядочный человек, которому Филипп привык доверять, спросил у него:

– Мингер Вандердеккен, вы и раньше видели тот странный корабль?

– Да. После встречи с ним судно, на котором мы шли, потерпело крушение, хотя вначале погода не предвещала бури.

– Моряки суеверны, – заметил Кранц. – Я тоже слышал про таинственный корабль и про то, будто встреча с ним сулит беду, но почему вы решили, что судно, которое попалось нам сегодня, и есть корабль-призрак? Что в нем призрачного? То, что оно несло слишком много парусов? Знаете, во флоте немало сумасшедших, которые куражатся и вытворяют всякие безобразия в плавании, особенно если часто прикладываются к фляжке. Честно признаться, я не верю в то, что «Катрине» грозит гибель, разве что мой личный опыт не убедит меня в обратном.

– Дай Бог, чтобы я ошибался. Но не забывайте: опасны не одни только бури.

– Согласен, но давайте не каркать, как зловещие вороны. Через два дня благополучно бросим якорь в Столовой бухте.

Со слов Кранца выходило, что главная угроза – дурные мысли Филиппа. «Может, он и прав», – подумал молодой человек и, уединившись в каюте, помолился Богу, чтобы Он отвел беду и пощадил всех плывущих на «Катрине». Солнце село, и Филипп решил прилечь до полуночи, пока не пробьют восемь склянок. Накопившаяся за несколько многотрудных дней усталость взяла свое, и сон сморил его мгновенно. Очнулся он от того, что кто-то тряс его за плечо. Он открыл глаза и увидел Кранца, несшего первую ночную вахту.

– Мингер Вандердеккен, вы были правы! Вставайте, пожар!

– Господи… – Филипп вскочил с койки. – Где?

– В главном трюме.

– Идите, Кранц, пусть люки держат закрытыми. Готовьте насосы, я бегу!

Через полминуты старший помощник был уже наверху, там же метался растерянный капитан. В нескольких словах Кранц доложил обстановку. Стоя на вахте, он почувствовал из трюма запах гари и, приподняв одну из половиц над люком, убедился, что внизу полно дыма. Самостоятельно закрыв люк, чтобы не сеять среди матросов преждевременную панику, он бросился к капитану и старшему помощнику.

– Вы молодец, мингер Кранц, – похвалил Филипп. – Благодаря вашей выдержке мы сейчас спокойно наметим план операции. Ни солдаты, ни тем более пассажиры не должны знать о случившемся, иначе тут начнется гвалт, светопреставление – и мы погибнем. Капитан, что, по-вашему, могло загореться в трюме и каким образом?

– На «Катрине» ни разу не случалось пожара. Это невероятно! Здесь какая-то ошибка, недоразумение… – чуть не всхлипывая, забормотал капитан, и оба офицера поняли, что помощи от него не добьются.

– При мне в трюм загружали ящики с горючим в бутылках. Вероятно, во время бури от сильной качки бутылки разбились; я специально велел установить эту тару на самом верху, чтобы в случае несчастья к ней был легкий доступ, однако мощные толчки и качка наверняка повалили ящики вниз.

– А при мне привезли купорос, – сказал Кранц. – Я не хотел принимать, предлагая отправить его на другом судне флотилии, где нет такого количества пассажиров, в том числе женщин и детей. Но мне возразили, что доставка уже оформлена, груз принят согласно документам и менять что-либо поздно.

– Понятно. Держим люки закрытыми и тушим пламя. Прорежем в палубе отверстие и проведем рукав насоса, через него будем качать в трюм воду и заливать огонь. Сейчас же пошлите за плотником, Кранц, пусть немедленно приступает к делу. Я соберу матросов, объявлю, что все под контролем и отдам распоряжения. Дым еще не проник на нижнюю палубу, и вряд ли кто-то заметил опасность.

– Пожар! – вдруг раздалось снизу. – Запах гари! – закричал один из матросов. – Полундра!

– Прекратить панику! Соблюдать спокойствие! – хладнокровно приказал Вандердеккен. – Не вздумайте всполошить солдат, женщин и детей! Построиться и слушать меня!

Филипп коротко разъяснил обстановку и предпринимаемые меры по борьбе с огнем, особо подчеркнув, что запас пороха на судне небольшой – всего несколько бочонков, и опасаться взрыва нет оснований, поскольку источник возгорания расположен далеко от взрывоопасных материалов. Вандердеккен немедленно отдал приказ вытащить наверх весь порох и выбросить его за борт, а также держать наготове корабельный запас досок на случай, если придется сооружать плот для спасения экипажа, но это крайняя мера – в сущности до земли оставалось рукой подать.

Матросы поддержали командира, и закипела быстрая слаженная работа. Одни, спустившись в крюйт-камеру, начали вытаскивать бочонки с порохом, другие принимали их наверху и швыряли в воду, третьи без устали качали насосом воду в трюм. Солдаты, спавшие на палубе, вскоре заметили движение на корабле и почувствовали запах дыма и гари. Раздались крики: «Горим! Пожар!» – и началась паника. Люди торопились одеться и схватить свои вещи, многие с воплями мчались на палубу, протягивали руки к небу и громко взывали к Господу пощадить их. Рыдали женщины, прижимая к себе плачущих детей, неописуемый ужас охватил «Катрину». Матросы продолжали методично трудиться: порох выбросили за борт, в палубе проделали второе отверстие, куда спустили рукав насоса. Но огонь с каждой минутой усиливался. Дым и смрад просачивались сквозь щели люковых трапов, и Филипп приказал перевести семьи с детьми на корму. Вскоре ему пришлось принять на себя командование солдатами, так как офицеры в большинстве своем оказались неопытными юнцами, не имевшими никакого солдатского авторитета. Единственная польза, которую они приносили, – помогали женщинам и детям одеться и собрать багаж, давали им еду и питье, провожали на палубу и в уборные. Моряки изнемогали в борьбе с огнем, и по приказу Филиппа их сменили солдаты. Вдруг столб пламени со страшным ревом вырвался наружу и взлетел до высоты матч. Вопли, стоны, мольбы, проклятия, крики о помощи слились в один нестерпимый гул, от которого лопались барабанные перепонки. Солдаты побросали насосы и кинулись врассыпную, ожидая взрыва.

– Не робей, ребята! – перекрикивал всех Филипп, успевая руководить повсюду. – Женщины и дети – к посадке в шлюпки! Кранц, отвечаете за погрузку женщин и детей. Остальные – берите доски, срывайте снасти, мастерим плот. Расступиться: в первую очередь женщины и дети! Берег уже близко, мы спасемся. Кранц, торопитесь со шлюпками!

Пламя бушевало сильнее прежнего, и времени оставалось совсем мало. Шлюпки уже качались на воде, людей рассаживали в строгом порядке, туда же матросы спускали запасы пищи и воды, которые женщины размещали, как могли, в ногах среди узелков и саквояжей. Плот наскоро сколотили и перевязали снастями и канатами, какие только нашлись, – сооружение вышло, на первый взгляд, прочным и на нем хватило бы места и солдатам, и матросам. Сердце Филиппа почти успокоилось, когда он убедил себя, что все, кто плыл на «Катрине», не погибнут.