Текст книги "Зоопарк доктора Менгеле"

Мино позаботился о том, чтобы Орландо в этот день ждал грандиозный сюрприз. Он попросил тишины и подал сеньору Торпедо, стоявшему у входных дверей, знак, хлопнув в ладоши.

– Имею честь представить вам новую студентку университета! Студентку, которую незамедлительно стоит включить в наше сообщество!

Открылись двери – и вошла Ильдебранда.

Орландо разинул рот от изумления. Затем он бросился обнимать молодую женщину, поразившую всех своей невероятной красотой.

Несколько дней назад Мино случайно встретил Ильдебранду в университете. Она только что приехала, чтобы начать обучение и стать учительницей. Они очень обрадовались друг другу. У Ильдебранды слезы выступили на глазах, когда она узнала, что и Орландо тоже здесь. Она захотела с ним встретиться. Они с Мино договорились держать их встречу в тайне до празднования дня рождения. И для Ильдебранды эта вечеринка стала поводом познакомиться со всеми.

Праздник удался. Сеньор Торпедо лишился силы воли и наплевал на предписания властей о покое и порядке и на запрет продавать алкогольные напитки в бутылках в барах. Он оглушил студентов своим глубоким басом, подпевая их песням. Под конец он заснул под одним из своих столов после того, как вовлекся в абсолютно невозможную дискуссию с супертеоретиком марксизма Рольфо из группы CCPR (Negro).

Мино серьезно и очень долго говорил с Ховиной Понс. Их разговор касался того, что неприемлемо лишь болтать, но ничего не делать. Что-то должно было произойти. Нельзя было больше ждать. Во время разговора Ховина все время поглядывала на Орландо, который, стремясь укрыться от шума и суеты, уединился с Ильдебрандой под одним из столов. Там действовали, а не болтали.

До того, как взошло солнце и миллионы машин завели свои двигатели, отчего город накрыла пелена выхлопных газов, Орландо и Мино закончили праздновать свой день рождения дома с Ховиной и Ильдебрандой. Орландо, конечно, не мог дольше ждать, он сразу же повел Ильдебранду в спальню, чтобы сделать то, что нужно было сделать. Тихо действовать у них не получилось, даже лампа в комнате, где сидели Мино и Ховина, качалась от равномерных толчков кровати Орландо.

– Орландо, – слабо улыбнулась Ховина, – никогда не чувствовал разницу между кавалерией и занятиями любовью.

Мино и Ховина продолжали разговор, начатый в «Улье». Эта беседа сыграет значительную роль в том, что произойдет в ближайшее время.

– Прекрасно, – сказал Орландо. – Мы создадим группировку. Настоящую группировку, которая будет грохотать и сверкать. Нас четверо, мы держимся вместе и думаем почти одинаково: ты, я, Ильдебранда и Ховина.

– Ховина, – задумчиво проговорил Мино, глядя в чашку с кофе.

Они сидели в тихом уголке «Улья».

– Ховина ненавидит. Но не маска ли эта ненависть? Подлинная ли она? Я думаю о ее семье, о ее ненавистном отце.

Орландо пожал плечами.

– Если считаешь нужным, можем ее проверить.

Мино улыбнулся. Его товарищ подумал о том же самом. Как вообще получается, что они постоянно думают одинаково? Что, у братьев-колибри всегда так?

Дома, во второй половине дня, Мино вытащил свой пистолет. Он протянул его Орландо.

– Bueno, amigo. Сам реши, сколько пуль ты готов пожертвовать.

Орландо Виллалобос не был в университете уже неделю. Его рабочее место находилось в другом конце города, где он проводил тщательное исследование. Наконец он выяснил все, что ему было нужно.

Однажды вечером он стоял на оживленном перекрестке между Эстрейта Фебреро и Авенюа Бильбао. Он стоял прямо у главного входа в издательство газеты «Эль Националь». Казалось, он увлеченно читает другую газету, «Ла Ора». Когда ко входу подъехал черный «Крайслер» с дымно-серыми бронированными окнами, он перенес вес с правой на левую ногу и выглянул из-за газеты. Он знал, что увидит. Он был готов.

Ровно в пять минут седьмого Руи Гарсия Понс вместе со своим секретарем и телохранителем вышел из здания газеты и быстрыми шагами прошел к автомобилю, одна из дверей которого была открыта. Владелец газеты, мультимиллионер, уже почти сел в машину, и тут раздался резкий выстрел. Руи Гарсия Понс развернулся и упал на тележку вареной кукурузы уличного торговца, всегда стоявшего на этом месте. Тонкая струйка крови потекла по его щеке из маленького круглого отверстия в виске.

Орландо исчез еще до того, как среагировал телохранитель. Он быстро заскочил в узкий переулок и смешался с толпой. Отыскал такси и попросил шофера отвезти его в бедный район на окраине города, в противоположном направлении от университета и района, где он жил. Там он несколько часов бродил, разглядывая крыс, голодных кошек и потрепанных собак, конкурировавших с жителями района за съедобные ресурсы. Затем он сел на автобус, доехал до центра города, еще пару раз пересел на разные автобусы и оказался дома. Он убрал пистолет в тайное место, нашел бутылку с кактусовым ликером и довольный уселся на стул у окна.

Всего один патрон.

Примерно в то же время, когда Орландо наливал себе стаканчик кактусового ликера, Мино заканчивал фантастическое шоу фокусов и жонглирования, которое он показывал своим сотоварищам в институте энтомологии. Его представление имело невероятный успех, и ему пришлось показать несколько дополнительных трюков. Наконец ему удалось уйти вместе с Ховиной и Ильдебрандой, которые тоже смотрели представление.

– Ты волшебник, – сказала Ховина, целуя его в губы.

– Ни у кого нет таких прекрасных рук, как у нашего Карлоса, – хихикнула Ильдебранда.

Они вместе спускались по Калле Кордова к его дому.

Мино улыбался, Орландо тоже улыбался. Девушки все еще находились под впечатлением от представления, устроенного Мино, и упрашивали его научить их некоторым трюкам. Он покачал головой и достал кастрюлю с кусочками жареного цыпленка с чили и белым хлебом. Они сели ужинать вчетвером.

Посреди их простецкой трапезы Орландо сказал:

– Ховина, твой отец мертв. Застрелен. Это я его застрелил.

* * *

Господа Уркварт и Гаскуань разместились в эксклюзивном сьюте отеля «Хилтон» в Стамбуле. Именно в этом сьюте в свое время тщательно спланировали покушение на Бюлента Эджевита[31]31
  Мустафа Бюлент Эджевит (1925–2006) – турецкий политик социал-демократического толка, переводчик, поэт, писатель, журналист.


[Закрыть].

В телексе пропикало сообщение. Уркварт громко выругался и прочитал: «Положительная идентификация личности Орландо Виллалобос. Студент того же университета, что и МОРФО, в соответствующее время. Значится в документах как леворадикальный элемент со связями в экстремальных группировках CCPR и «Красный фронт». Блестяще сдал экзамены по английскому, немецкому, литературе, философии и политике. Нарушений закона не зарегистрировано. Место пребывания неизвестно».

– Наконец-то! – прошептал Гаскуань и пригубил стакан сельтерской. – Наконец-то подтверждение того, что мы на правильном пути. Орландо Виллалобос – это АРГАНТЕ!

Они пробыли в Стамбуле почти три часа. Им удалось организовать все необходимые наблюдательные мероприятия. Речь шла по меньшей мере о пятистах сотрудниках, разделенных на группы, у каждой из которых было свое особое задание. Никогда еще они не приближались к группировке «Марипоса» так близко. Они были уверены в успехе.

Уркварт просматривал список конгрессов и международных групп в Стамбуле. Он был длинным. На то, чтобы заняться всеми, потребовалось бы слишком много сил. Нужно было выбрать те, которые могли представлять интерес для группировки «Марипоса». Сделать это было не так уж и сложно.

– Вряд ли это конгресс IBM, – пробормотал Гаскуань. – И все равно проверим важных гостей. Фермеры из Канады, занимающиеся пушным бизнесом. Какого черта они делают в Стамбуле? Производители часов из Швейцарии? «Nippon Kasamura». Это еще что такое? Шестьдесят японцев в отеле «Савой». Надо проверить.

Он продолжил просматривать список, но не нашел ничего такого, что могло бы быть целью группировки «Марипоса».

Гаскуань позвонил в «Савой» и узнал про «Nippon Kasamura». Оказалось, что это крупнейший в Японии концерн по производству леса. Их сырьевые фабрики находятся на Борнео, в Малайзии и Бразилии. Они импортируют треть необходимого Японии леса, что, разумеется, совсем не мало.

– Полное попадание с этой «Nippon Kasamura». Совершенно очевидно, что это их цель. Определенно.

Гаскуань очень разволновался. Продвижение вперед, прогресс.

Однако в этой бочке меда была ложка дегтя. По сообщениям Центрального бюро и «беседки», некий проныра-журналист выяснил, что девушка из Барселоны была ликвидирована, и угрожал обнародовать информацию, если эта ликвидация хоть как-то связана с группировкой «Марипоса». Но это было еще не самое ужасное, они не могли допустить, чтобы газета опубликовала этот материал прямо сейчас, ведь тогда вся операция оказалась бы под угрозой срыва. Если еще не… Именно об этом молчали Гаскуань и Уркварт, но постоянно думали: группировка вполне могла узнать о том, что одного из ее членов или ближайших соратников схватили, и затаиться. В этом случае все было напрасно. Но в нынешней ситуации им приходилось делать ставки на те карты, которые были у них на руках. На кону стояло очень многое. Власть и доверие, которыми их наделили, легко могли превратиться в ничто. И они стали бы пылью без надежды на будущее. Они согласились на это задание и приняли ультиматум: стереть группировку «Марипоса» с лица земли или предстать перед судом за преступления прошлого. В истории их службы в качестве спецагентов имелось немало весьма непривлекательных шрамов. Лишь немногие государственные мужи пожали бы им руки, не испытывая нестерпимого желания сразу же вымыть их с мылом.

Гаскуань опустошил стакан сельтерской и рыгнул.

– Ведьмин шабаш будет сверкать! Навозных мух не насадят на иголку. Нет, их сдавят так, что желтое дерьмо просочится из их тел после того, как им оборвут крылышки! Салют!

* * *

Ховина Понс уставилась на Орландо. Она перестала жевать. Потом она спрыгнула на пол, упала на колени и зарылась головой в ковер, раскачиваясь вперед и назад и воя как волк.

Она не рыдала. Она не радовалась. Это было то удивительное срединное состояние, напоминающее экстатический стон сестер ордена Изабеллы, которым они сопровождали свою ежегодную процессию в честь Пресвятой Девы. Так продолжалось довольно долго, потом Ховина встала и подошла к окну.

Орландо и Мино продолжали есть, но Ильдебранда потребовала немедленно объяснить ей, что происходит. И они объяснили. Она побледнела и какое-то время молчала.

– Орландо, – сказала Ховина, – как ты это сделал? Расскажи мне в мельчайших подробностях.

Она снова села за стол, а Орландо рассказал все без утайки.

– Его лицо, ты видел его лицо после того, как застрелил его? Он понял, что наступила расплата?

Она говорила спокойно, а ее руки, держащие вилку, не дрожали.

– Думаю, он даже не понял, что в него стреляли. Думаю, он умер с единственной мыслью о двери автомобиля, открывшейся для него. По крайней мере, его губы не издали ни единого звука, даже когда он упал в кипящий котел с кукурузными початками.

– Идиот! Сосунок гиены! Облезлый кот! – внезапно Ховина набросилась на Орландо, тот от ужаса уронил на пол кусок хлеба. – Надо было только ранить его! Один выстрел в яйца и два в живот! Чтобы у него было время осознать! О, если бы я была там!

– Да, да, конечно, – вздохнул Орландо, – но тогда я вряд ли бы сидел здесь. Служба безопасности схватила бы меня или подняла бы шум. Вокруг было очень много солдат. Нужно было действовать мгновенно. А так меня вряд ли кто-то заметил. Именно так нужно действовать.

И Ховина поцеловала Орландо. В ее поведении не было ни малейшего намека на скорбь. Отец, которого она постоянно называла худшей свиньей в стране, уступающей разве что Его Святейшеству и некоторым министрам, действительно был для нее свиньей.

Мино и Орландо были довольны.

В последующие дни поднялся переполох как в университете, так и за его пределами из-за убийства ненавидимого всеми магната. Все рассуждали, кто мог быть исполнителем этого преступления; газета «Кларин» выдвинула теорию о наемном убийце, подосланном североамериканской мафией, ведь когда-то Руи Гарсия Понс оскорбил супругу одного из мафиози во время его визита в страну в качестве директора могущественной сети закусочных «Perro Caliente»[32]32
  Perro caliente – хот-дог (исп.).


[Закрыть]. После того как жена мафиози совершенно нечаянно пролила шампанское на его светлый костюм, Руи Гарсия Понс назвал ее «тощей жердиной», что, по правде говоря, так и было, хотя и привело к грандиозному скандалу.

Газета «Кларин» продолжала настаивать на своем подозрении о вмешательстве мафии, и это привело к тому, что концерн «Perro Caliente» мгновенно был национализирован, его взяла под свой контроль империя, которая, по иронии судьбы, представляла интересы семейства Понс. Миллионы продавцов хот-догов по всей стране отметили, что в результате этого изменения сосиски стали немного короче, и люди стали заказывать две вместо одной. Так как цена сосиски при этом не изменилась, прибыль увеличилась. Таким образом, гибель Руи Гарсии Понса способствовала улучшению благосостояния беднейших предпринимателей.

Другие газеты, такие как «Ла Тарде» и «Ла Ора», были уверены, что убийца – безумный экстремист, обитающий в бесконечных трущобах, не подконтрольных даже полиции и военным. «Эль Националь», напротив, с помпой заявила, что их владельца убили по ошибке. Они никак не могли поверить в то, что кто-то из граждан этой страны мог бы пожелать зла такому уважаемому благодетелю. Теорию о вмешательстве мафии они с негодованием отвергли, так как считали историю об оскорблении доном Понсом жены влиятельного североамериканского директора досужим вымыслом.

Постепенно все стихло; никакого серьезного расследования и поиска убийцы так и не было предпринято, ведь следы полностью отсутствовали, а для некоторых кругов в правительстве переложить ответственность за политическое убийство на открытого фашиста оказалось весьма нежелательно. Ведь подобное развитие событий могло стать знаком для демократических сил в этой стране.

Орландо, Мино, Ильдебранда и Ховина пришли к общему выводу: осуществить подобную акцию совершенно несложно. К тому же она вызвала шумиху и положительно сказалась на миллионах торговцев сосисками. Да, они не предполагали такого результата, но оказалось, что для того, чтобы сдвинуть и взбудоражить массы, нужно не так уж и много.

Акция была своеобразной проверкой. Во-первых, проверяли Ховину, но еще и то, какие возможности она предоставляла. И они ведь еще даже не начали действовать по-настоящему.

В те праздничные дни, когда все вокруг одевались в фиолетовое, украшали дома тысячами лампочек, похожих на свечи домашнего отлива, а сестры из многочисленных монастырей ходили процессиями по улицам, осыпая печеньем детей бедняков, четверо друзей отправились в город у моря, где Мино и Орландо сразу же отыскали место, где обучали погружениям под воду. Ховина и Ильдебранда ничего не понимали, а Мино и Орландо выглядели крайне загадочно.

Когда появились результаты в виде двадцати трех слитков чистого золота, поднятых со дна морского в том месте, на которое указал Мино, юношам пришлось поделиться с девушками фантастической историей. Конечно, услышав ее, девушки просто потеряли дар речи, и им пришлось давать торжественную клятву хранить это знание в тайне. Никто не должен был пронюхать об этом сокровище.

Они безумно богаты. Слитки и деньги, вырученные за них, считались общими. Собственностью группировки. Ховина знала много о деньгах и о том, как их лучше хранить, поэтому именно она взяла на себя эти заботы. Она сказала, что надежнее всего будет разложить их по разным банковским ячейкам.

Почти каждый вечер они сидели за своим постоянным столом в «Улье» или дома у Орландо и Мино. Они дискутировали, философствовали и строили планы.

– Сеньоры и сеньориты, – профессор Константино Кастилло дель Круз читал одну из своих популярных лекций. Мино внимал ему, слегка повернув голову вправо по своей привычке, ведь слушал он своим единственным ухом. Профессор всегда связывал экологические вопросы с политическими и часто приводил очень яркие примеры. – Давайте представим, что политическая террористическая организация взорвала полный пассажиров «Джамбо Джет». Все погибли. Безобразная, отвратительная акция, несомненно, скажете вы. Но ответьте мне, почему ежегодно сорок миллионов человек должны умирать от голода и недоедания? Сорок миллионов человек – это много. Давайте посчитаем, сколько это самолетов. Примерно триста самолетов нужно взрывать ежедневно на протяжении года, чтобы достичь этого числа. Так-так. Смысл в том, что на нашей планете достаточно еды для того, чтобы накормить всех. Но эти сорок миллионов погибают из-за того, что у них нет средств, чтобы получить эту еду. Эти сорок миллионов умирают из-за того, что мы называем легализованным, одобряемым и сознательным террором со стороны капиталистов, политиков высокого уровня и недальновидных охотников за прибылью. Ситуация такова, сеньоры и сеньориты, что террор происходит на двух уровнях: террор низшего уровня чаще всего осуществляют отчаявшиеся люди, которые не видят другого способа побороть несправедливость этого мира. Террор высокого уровня совершают вежливые аккуратные господа в костюмах, с кипами документов и кредитными картами. То, как богатое меньшинство высшего класса терроризирует бедное меньшинство на этой планете, является величайшим смертоубийством, когда-либо совершенным в истории человечества. Так не может продолжаться вечно. Я с определенной уверенностью говорю, что скоро наступит тот день, когда бедняки мира возьмут в руки оружие, от которого сами страдали столетиями. Вот так. А теперь идите и подумайте: ежедневно в мире взрывается триста самолетов «Джамбо Джет». Как нам это остановить?

В тот момент, когда Мино пытался пробраться сквозь толпу выходящих из аудитории студентов к кафедре, с которой профессор читал свою лекцию, и спросить кое-что важное, случилось страшное: в аудиторию ворвались восемь вооруженных солдат, схватили профессора и силой утащили его в полицейский автомобиль. Так закончилась последняя лекция профессора Констанино Кастилло дель Круза. Больше в университете он не появился.

А спросить Мино хотел вот что: сколько человек, по мнению профессора, сможет прокормить планета, не нарушив экологический баланс в долгосрочной перспективе? Шли недели и месяцы. Орландо отлично сдал несколько экзаменов. Как и Мино. Ховина Понс с блеском закончила первую часть своего фармацевтического образования. Ильдебранда училась полным ходом. А постоянные дискуссии различных политических группировок о возможности захвата университета в самое ближайшее время вспыхивали все чаще и становились все более детальными. Поздние вечера в «Улье» добавляли новые элементы в общую картинку дебатов. Особенно после того, как новый лидер CCPR заявил, что не против тактического объединения сил. Но Мино, Орландо, Ховине и Ильдебранде союзники были не нужны.

– Ховина, – сказал однажды Мино. – Духовые трубки и стрелы – прекрасное оружие. Они беззвучные, их можно носить с собой открыто, ведь они похожи на обычные палки. У тебя есть доступ к лаборатории. Ты можешь прикрепить к стреле медицинскую иголку от шприца? И достать такой яд, который убивает моментально, не оставляя следов?

Ховина поняла поставленную перед ней задачу. Через несколько дней она принесла десяток готовых стрел. На концах у них были иголки. А яд, который она раздобыла, назывался «асколсина», токсин, приводящий к почти моментальной смерти при малейшем прикосновении. Стоило окунуть иглу в кремообразный яд, и оставшегося на ней количества хватило бы, чтобы убить быка.

Мино и Орландо тренировались стрелять из духовых трубок. И достигли больших успехов. С двадцати метров они попадали в мишень размером с апельсин. В руках у них внезапно оказалось крайне эффективное оружие.

Первым в ночь отправился Мино. Он выбрал себе цель, время и место. Он не забыл корпорацию AQUA-ENTREPO CO. Ту, из-за которой оказалась затоплена заповедная часть джунглей. У этой компании были и другие проекты по систематическому истреблению саванны, лесов и гор. В дирекции компании сидели три североамериканца, но самым влиятельным человеком был Ломбардо Пелико, владевший тремя никелевыми шахтами и многочисленными сталелитейными заводами. Он был шурином министра транспорта.

Мино прекрасно знал, куда именно он идет, когда вышел в ночь с духовой трубкой и шестью стрелами с нанесенной на них асколсиной. Времени у него было полно, он не торопился.

Улицы, как обычно, кишели людьми, еще не было одиннадцати часов. Запах масла и сладкого лука из тысяч кафешек смешивался с тяжелой вонью выхлопных газов, от которых заболевали здоровые, а больные умирали быстрее. Мино был спокоен и расслаблен, уже очень давно он не ощущал ничего похожего. Он был мягким и добрым, на лице у него проступала беспричинная улыбка. Он вежливо кланялся дамам, уступал дорогу уличным торговцам, катившим свои тяжелые тележки по тротуарам. Возле одного из заведений, откуда доносился особенно приятный аромат, он остановился и изучил меню. Зашел в галерею и осмотрел картины. В этот вечер он любил этот распухший, одутловатый город.

Мино подумал о Марии Эстрелле. Ей осталось сидеть два с половиной года. Она писала ему прекрасные письма, от которых не пахло тюрьмой, гнилью или сыростью, они источали ароматы лаванды и лимона. Он отвечал длинными мечтательными стихами об их совместном будущем у вечнозеленого моря под сенью дерева анноны. Через два с половиной года все закончится, наступит полный порядок.

Проходя через парк, Мино закрыл глаза и снова оказался в джунглях. Он вспомнил все запахи, ощутил на языке вкус коры сотни разных видов деревьев. Когда-нибудь он купит мула и отправится вместе с Марией Эстреллой в джунгли. В царство Таркентарка. Она станет Тамбурином Джунглей. На шею она наденет украшение принцессы индейцев на цепочке, которую тщательно выберет Мино. Они охватят все джунгли и разгадают тысячи загадок.

Он пришел в район города, где размещались самые дорогие и элитные заведения. В ресторане «Ночь в Париже» сидела дирекция AQUA-ENTREPO CO. Они заканчивали традиционный ужин, завершающий еженедельный совет правления. В этом ресторане у них был постоянный столик. За несколько месяцев Мино изучил движения каждого из членов правления, знал их привычки и ритуалы. Он тоже заказал столик в ресторане «Ночь в Париже». И выбрал его с умыслом.

Мино радовался. Он так многому научился. Он чувствовал, что понимает этот мир, распоряжается им. И он наконец видел смысл в человеческом существовании. Нужно убивать. Цинично и расчетливо. Он понял, что в мире вряд ли начнутся новые крупные войны. Но пришло время другой войны – систематическому террору против обладающих властью разрушать, подчинять и загрязнять, против тех, кому никогда не понять значение движения муравьев, мягкого перешептывания листьев, суверенных чувств животных и необходимости всеобщей целостности. Мино узнал, что существуют взаимосвязи, плотно спаянные друг с другом за миллионы лет постепенного процесса эволюции звенья одной цепочки. И он узнал, что эти цепочки безжалостно разрушают в погоне за ценностями, не имеющими ни смысла, ни перспективы. Никакой жалости. Не может быть никакой жалости.

У него был Орландо. У него были Ховина и Ильдебранда. Орландо со своим бешеным энтузиазмом и стремлением выполнить требования ягуара, огня и солнца. А требовали они бескомпромиссной борьбы, результатами которой станут не положение, не личная власть, а благодарность бессловесных созданий. Именно благодаря этому его имя запишут на небесах. Орландо, который мог любить двух женщин за одну ночь, да так, что ни одна из них не испытывала ревности. Ховина – бледная и серьезная, со своей безграничной ненавистью. Она наблюдала за бессмысленными спорами групп о тактике и стратегии. Цель была утопичной, а средства подавления властей – бесконечны. Ховина родом из высшего класса, ее детство прошло в шелках и ароматных тканях. И все это лишь усилило ее пробуждение к кристальному сознанию. Ховина, которая говорила, что хочет показать миру: терроризм – это нечто иное, чем бомбы в чемоданах улыбчивых арабов.

А что он знал об Ильдебранде? Очень многое. Она тоже выросла из сени платана, из ни к чему не обязывающих чувственных оргий у домика Орландо. Ильдебранда Санчес, чье тело дрожало от плодовитости и жгучих страстей. Ее мать погибла на фабрике сардин во время взрыва котла с кипящим маслом. Отца она никогда не видела. Ильдебранда знала названия всех цветов в этой стране. И она целиком и полностью разделяла взгляды остальных трех участников группировки на мир и была готова отдать свою жизнь, чтобы спасти растения. Если бы у Таркентарка было две дочери, она могла бы быть одной из них.

Мино знал, что ужины руководства компании часто затягиваются, один десерт следует за другим. Он приблизился к ресторану и почувствовал тепло духовой трубки под рубашкой между подмышкой и ремнем брюк.

В институте энтомологии он завел много друзей. Много раз они выезжали на экскурсии, чтобы наблюдать, регистрировать и собирать насекомых. Мино даже нашел несколько новых для себя видов бабочек, а в двух случаях ему удалось обнаружить подвиды, не описанные ранее. Постепенно он стал активным лепидоптерологом, а фыркающий Зульк направлял и вдохновлял его.

Зульк. Ему никогда не удавалось понять Зулька. Он знал о бабочках почти все, но никогда не участвовал в их ловле или обработке. Запах тимола и эфира убивает естественный запах бабочек, говорил он, и все качали головами. Клоун, вечный студент, и в то же время талисман энтомологов. Но однажды в его присутствии у Мино по спине пробежал холодок: в тот день Зульк посмотрел на него своими пронизывающими немигающими глазами и спросил, действительно ли Карлос Ибаньез – его настоящее имя.

Мино был в приподнятом настроении. Он был свободен. Он мог рассматривать зоопарк Менгеле с правильной стороны клетки. Йозеф Менгеле. Орландо настоял, чтобы Мино прочел несколько книг об известном враче-нацисте. Он был шокирован и обескуражен, разозлен и ошеломлен. А потом он задумался: почему Менгеле сделал все то, что он сделал, почему он использовал свои знания таким зверским способом? Зверским! Именно это слово пришло ему в голову, резко негативная оценка человеком другого человека с отсылкой к миру животных. Зверство – то, как поступают лишь звери! Неоправданная жестокость. Это слово Мино не принимал. Если Йозеф Менгеле и был зверем, то уникальным зверем. Возможно, Менгеле как раз понимал реальное положение человека в природе, возможно, он осознавал, что проводить эксперименты на людях абсолютно так же этично, как и на обезьянах или крысах. Но для Йозефа Менгеле не все люди были одинаковыми. Для него и для нацистской идеологии евреи имели меньшую ценность. Они приравнивали их к животным и обращались с ними соответственно. Не были ли нацизм и расизм лишь прикрытием для того, чтобы иметь возможность проводить научные эксперименты на людях, а не на крысах? Мино знал, что никогда не сможет разгадать загадку Йозефа Менгеле. Но мир был именно таким, каким он его себе представлял.

Мино подошел к ресторану. Стряхнул с рубашки серую пыль, налетевшую за время его путешествия через полгорода. Почти двенадцать. Как раз вовремя.

Его посадили за заказанный столик. Он находился в самом углу, но отсюда было прекрасно видно большой круглый стол почти в центре заведения, за которым сидели, приятно беседуя, шесть хорошо одетых мужчин.

Сеньор Ломбардо Пелико сидел к Мино спиной; Мино видел его блестящую от пота шею. Три гринго сидели напротив Пелико, на столе стояло много дорогих бутылок алкоголя, как понял Мино, они уже перепробовали почти половину десертов.

Мино достал духовую трубку и выложил ее на стол. Длиной она была примерно с полметра и привлекала не больше внимания, чем дирижерская палочка или учительская указка.

Мино заказал рыбу и безалкогольное белое вино. Ввиду позднего времени гостей в заведении оставалось немного. Он поел, наслаждаясь каждым куском и каждым глотком.

Заметив, что дело приближается к последнему десерту и завершению ужина, он заплатил и встал из-за стола. Туалет находился прямо у входной двери. Никем не замеченный, он прошел туда. Уселся на стульчак и приготовился ждать.

Через пять минут пришел Ломбардо Пелико с двумя гринго. Они выстроились рядком у писсуаров. Мино вдохнул и выстрелил. Пелико упал через секунду после того, как стрела вонзилась ему в лодыжку прямо у края штанины. Мино еще раз выдохнул, и один из гринго упал на пол. Третий хотел закричать, но стрела, попавшая в щеку, не дала ему этого сделать.

Мино собрал стрелы. Затем он достал из кармана куртки листок бумаги и положил на грудь Ломбардо Пелико. Это было изображение прекрасной бабочки Morpho peleides.