Текст книги "Зоопарк доктора Менгеле"

Змеиное гнездо.

Они годились теперь только на змеиные гнезда.

Какой гнетущий город. Из зияющих окон и от облупившихся стен все еще слышались душераздирающие крики пытаемых и мольбы пленников. Между стенами домов все еще гулял издевательский смех турков.

Ховина побледнела. Ильдебранде стало холодно. Они сидели по одному на останках церковной стены и палочками отгоняли слишком назойливых ящериц. Они ждали, когда Мино и Орландо наконец закончат исследовать этот страшный памятник культуры. Они понимали, что молодым людям нужно время, и ждали терпеливо. В коричнево-желтых сумерках, опускавшихся на пустой город, содержалось очень много ответов.

– Первый убийца, – сказал Мино, – это был Каин?

Он поднял крышку вросшей в землю цистерны и заглянул в темное нутро. Почувствовался гнилостный запах.

– Как знать? – пожал плечами Орландо. – Старая история: старое объяснение человеческого стремления к власти. Не получается заполучить ее хитростью или принуждением, убьем!

– Не бывает ничего врожденного, – сказал Мино. – Человека как целостную личность формируют обстоятельства, окружение, мысли, самовосприятие. Возможно, этот процесс начинается еще до рождения, в утробе матери. Неужели ты думаешь, что я от рождения обладаю способностью всаживать ядовитые стрелы в любого человека?

– Вряд ли. Я вообще не об этом. Но такова мораль, с которой мы выросли. Ты потерянный человек. Ты попадешь в ад. Вместе со мной, Ховиной и Ильдебрандой. Потому что ты убил. Ты стал убийцей и злодеем. То, что мы убиваем убийц и насильников, в расчет не берется. Власть имущие промыли своей моралью мозги трем четвертям человечества. Именно поэтому они гордятся такими памятниками, как этот город.

Орландо бросил камень в цистерну, которую Мино собирался закрыть. Раздался глухой стук, и из отверстия вылетела целая стайка летучих мышей. Они спали целую сотню лет. Они вылетели прямо в лицо испуганно отпрянувшим Орландо и Мино.

– Наконец свободны. Может быть, это призраки, – Орландо вздрогнул и помог Мино закрыть цистерну.

Тени становились коричневыми и тяжелыми. Над городом парила стая овсянок, охотившихся на ночных насекомых.

– Сколько человек мы убили?

Мино твердо посмотрел на Орландо.

Тот пожал плечами.

– Nada, – сказал он. – По моему мнению, мы не убили никого. Но если бы меня попросили назвать число, я бы, скорее, сказал о тысяче. В том знаменитом взрыве небоскреба ты отправил в преисподнюю не менее сотни.

– А скольких человек убили они?

– Откуда мне знать? Зачем ты задаешь такие идиотские вопросы?

– Потому что твои ответы такие же пустые, как те черепа, которые мы пинали. Такие же, как и сами вопросы.

Мино пошел к руинам церкви, чтобы отыскать Ховину и Ильдебранду.

– Подожди, Мино, – схватил его за руку Орландо. – Я, видимо, неправильно понял, что ты имеешь в виду. Что ты на самом деле хочешь узнать, задавая свои двусмысленные вопросы?

Мино остановился и посмотрел другу прямо в глаза. Затем он громко рассмеялся и показал пальцем на берег моря.

– Однажды человек вышел из моря на сушу. Миллионы лет он пролежал в полудреме в пространстве между водой и воздухом. Он вышел на сушу слизняком. Постепенно он рос, а слизь высыхала и лопалась на солнце, и под ней показалась мохнатая шерсть. Человек отчаянно вырывал из себя куски этой шерсти и наконец остался совсем голым. Теперь человек стал именно таким, каким хотел видеть его Бог. Господь вовсе не собирался создавать слизняка по своему образу и подобию. Как и волосатую обезьяну. Поэтому он создал гладкого безволосого убийцу, которому пришлось убивать других животных, чтобы не замерзнуть. И тот, кто убивал или добывал себе самую красивую шкуру, становился вождем. А те, кто находил золото или драгоценные камни, могли купить себе самые красивые шкуры и стать по-настоящему великими вождями. Но в море, в тонкой оболочке между водой и воздухом находились и другие создания, которые тоже хотели выбраться наружу. Они создали воздух для того, чтобы люди могли дышать, и воздух должен был напомнить людям, откуда они родом. Но маленькие морские организмы не знали, что человек стал убийцей. Они не знали, что человек смотрит на других животных и растения как на врагов, а не как на благословенные Богом создания. Они совершенно не поняли, что люди стали такими жадными и их стало так много, что им понадобилось уничтожить бо́льшую часть всего живого, чтобы обеспечить достаточным пространством для жизни себя, своего Бога и свое богатство.

– Понимаешь, – продолжил Мино, – однажды я кое-что увидел в отражении в ручье. Но я забыл об этом. Но я знаю, что в той оболочке, о которой я говорю, находятся зародыши всего нового. Ты, я, Ховина и Ильдебранда – все мы вышли из этой оболочки. Мы – новые люди. Мы иные. Поэтому слово «убить» не существует для нас в том смысле, который я использовал в своих вопросах, в том, который используют судьи в мире богачей. Оно лишено смысла. Разве «убивает» рыба, когда ловит муху у поверхности воды? Разве «убийца» ягуар, который возвращается в нору к голодным котятам с тапиром в пасти? Какое преступление совершает орел, когда он камнем падает с неба и хватает полевую мышь? Они поступают так, как велит им природа. Так же поступаем и мы.

– Понимаю, амиго. Это довольно жестокая философия.

Орландо огляделся.

– Но не более жестокая, чем та, которой руководствовались те, кто устроил все это, – тихо добавил он.

Почти стемнело. Ховина и Ильдебранда взяли молодых людей за руки и потащили их, как можно быстрее, из этого страшного города, вверх по темному шоссе, в четырех километрах от ближайшей живой деревни.

Они приехали в Стамбул за неделю до конференции «Kasamura». Они хотели использовать время себе на пользу. Хотя план был до гениальности прост и ясен, они придерживались всех правил безопасности.

Ильдебранда осталась в Олюденизе. Она изучала подробную карту больших нетронутых районов джунглей, все еще существовавших на Земле, отслеживала реки и ручьи, просматривала горные цепи и маленькие, едва заметные деревушки. Нужно было найти правильное место. Еще она составляла длинные списки того, что им может понадобиться с собой, чтобы перевезти все необходимое – им будут нужны несколько речных судов. Ей казалось, она нашла идеальное место, район и страну. Им придется пересечь несколько границ, но в этих местах никто и не подумает спрашивать у них документы. Они отправятся в экспедицию. Они не будут искать нефть или золото, им не понадобятся никакие лицензии или бумажки с печатями от какого-нибудь коррумпированного министра, они будут слушать пение птиц в кронах деревьев и сеять зерна в землю.

Во многих местах на карте Ильдебранды виднелись большие красные пятна. Результаты проекта по строительству дамб, одобренного «Мировым банком», из-за которого огромные участки джунглей ушли под воду. На карте Ильдебранды было сто пятнадцать таких районов. Их общая площадь равнялась площади Европы.

Сердце Амазонки. Пульс Земли.

Индейцы, растения и животные. Все они уничтожались, разорялись, стирались с лица земли.

За дамбами пришла промышленность. Промышленность принесла с собой загрязнение рек. И искалечила, и убила все исконное.

«Мировой банк». За каждой цифрой, включенной в бюджет «Мирового банка», стоят горы трупов. «Мировой банк», словно гриф, впивается в свою жертву и не отпускает ее до тех пор, пока не выдавит из нее все соки.

Теперь они тоже мертвы. Вся верхушка этой чудовищной организации уничтожена. Появятся ли новые? Рискнут ли они продолжить движение в том же направлении?

Ильдебранда зажмурилась, и красные пятна перед глазами заполонили всю карту. Кровь. В этой луже крови нет места никому. И все же она начертила линию вдоль реки. Мимо дамбы, вглубь материка, к высоким холмам, минуя еще одну дамбу, вверх по маленькой речке почти к самым горам.

В этом месте она нарисовала круг.

И она знала: дамбы еще не построены, дороги не проложены. В самых дальних джунглях живут индейцы, живут надеждой.

Арганте заселился в маленький пансион третьего класса в бедном районе города под названием Кадыкёй. Дафлидис и Морфо сняли свадебный номер на верхнем этаже отеля «Хилтон». В номере их ждал большой букет красных роз с пожеланием приятного времяпрепровождения в Стамбуле. Из окна открывался прекрасный вид на Босфор и сверкающий на солнце дворец Далмабахче.

В первый день они осмотрели мечеть Сулеймание. Орландо держался поодаль, а Ховина и Мино поговорили с двумя старейшими охранниками мечети, которые следили за тем, чтобы все, желающие войти в мечеть, сняли свою обувь и надели кожаные тапочки, лежавшие при входе.

Охранники кивали, слушая то, что говорил Мино. Скоро все было улажено, и никто не заставил бы охранников забыть об уговоре в тот день. Особенно учитывая то, что Ховина засунула им в карманы толстую пачку денег.

Затем Орландо отправился в обувной магазин за базаром, где продавали именно такие тапочки.

Шестьдесят три пары тапочек для мечети.

Они лежали горкой в неуютном номере Орландо, источая запах свежей кожи. Сто двадцать шесть штук. Нельзя было довериться случаю, поэтому они обработали каждый тапочек из пары.

Идея пришла к ним так: однажды на пляже Олюдениз Ильдебранда наступила на стеклянный осколок, торчавший из воды. Именно в этот день над морем поднимался пар, а воздух был словно заряжен фантазией. И эта фантазия получила свое воплощение.

Ховина в результате весьма замысловатой переписки наконец раздобыла кусок программы группы «Kasamura» во время пребывания в Стамбуле. В программе значилось посещение собора Святой Софии, музея Топкапы и мечети Сулеймание.

Посещение мечети Сулеймание было назначено на конкретную дату и конкретное время. Знаменитая японская обстоятельность и пунктуальность.

Ильдебранда поделилась своими знаниями о правилах поведения при посещении мечети в исламских государствах: нужно снять с себя ботинки и надеть угодную аллаху обувь.

То есть, чтобы зайти в мечеть, японцам придется переобуться. И именно в этот момент группа «Kasamura» и будет атакована. В тот момент, когда они наденут тапочки, они станут жертвами группировки «Марипоса».

Перед Мино лежала небольшая горка крохотных стеклянных осколков. Он поднимал пинцетом самые маленькие и самые острые из них и протягивал Орландо. Орландо очень аккуратно клал их в тапочки примерно в то место, куда упираются подушечки пальцев. Он использовал суперклей. Затем тапочек передавали Ховине, маленькой кисточкой она наносила на осколки яд асколсину. Яд был рассчитан так, чтобы подействовать не сразу, а примерно через полчаса.

Японцы не носили толстые носки. Ховина могла в этом поклясться. Так что, если в группе нет каратистов с каменными подошвами, они непременно сдохнут, как обработанные ртутью тараканы.

Как и было оговорено, Ховина и Мино прибыли в мечеть Сулеймание на следующий день и привезли с собой шестьдесят три пары тапочек.

Один из охранников, Мехмет, кивнул. Именно тапочки олицетворяли святость этого места.

Их положили в специальную корзину и велели ни в коем случае не использовать до прихода нужных людей. Ведь это будет воспринято как оскорбление императора Японии. Ни Мехмет, ни другой охранник ни в коем случае не хотели осквернять ничего святого – ни Аллаха, ни Императора.

К тому же тапочки были подарком мечети, после японцев их можно было использовать и дальше.

Все было запланировано и подготовлено еще за три дня до прибытия в город японской делегации. Морфо, Арганте и Дафлидис написали свое послание на нейтральной бумаге, сделали необходимое количество копий и нарисовали в качестве подписи синюю бабочку. Послание, содержавшее полный список преступлений концерна «Nippon Kasamura», необходимо было отправить во все основные средства массовой информации, включая офисы крупных новостных агентств в Стамбуле.

Среди преступлений значились:

Опустошение более 6000 квадратных километров дождевого леса на островах Борнео, Ява и Новая Гвинея;

Изгнание и геноцид коренного населения этих районов, более 14 000 человек;

Истребление более 200 видов животных, обитавших только в этих районах;

Уничтожение более 1500 видов растений;

Покупка заповедных зон дождевого леса в Эквадоре, Колумбии и Бразилии;

Договоренность с властями в этих странах об изгнании и уничтожении, по меньшей мере, семи индейских племен;

Договоренность с мафией своей страны о закупке и продаже тяжелых наркотиков, предназначенных для отправки в Европу и Азию;

Торговля людьми для обеспечения ночных клубов Токио молодыми девушками из тех районов планеты, где у группы «Kasamura» есть деловые интересы.

И это еще далеко не все. Если бы «Nippon Kasamura» и ее Священный Союз между Императором и мафией продолжил существовать еще хотя бы пять лет, список увеличился бы в десять раз. Этот альянс стал возможен, потому что Япония нуждалась в огромном количестве бумаги и леса. Дерево и бумага играли важную роль и в религиозной жизни японцев.

Мино закашлялся. Дым и выхлопные газы от двух миллионов машин, стоявших в пробках на серых печальных улицах, забивали легкие.

Стамбул – обреченный город. Его поглотили машины, бедняки и западные идеалы. Мечты Ататюрка сделать Турцию великой державой по европейской модели уничтожили то, что раньше было сияющими воротами между Востоком и Западом.

Мино закрыл глаза и вспомнил все книги, которые он читал об этом городе. Сверкающие купола и шпили, ароматные базары специй, чарующие звуки флейт и тамбуринов.

Вокруг была одна лишь грязь и сажа. Неприятная желтая пелена затягивала небо, не пропуская солнечные лучи. А призывные молитвы имамов с тысячи минаретов тонули в уличном гуле.

Мино изучал лица людей: серые и измученные, безнадежные и униженные. Пустые взгляды, сжатые, словно в немом протесте, рты. Черные волны грязного Мраморного моря ударялись в Галатский мост, под которым самые нищие из нищих собирались над бочками с рыбьими потрохами с рынка.

Мино взглянул на холм Топкапы. Блистательный дворец султана сиял необъятным богатством. За пуленепробиваемыми витринами туристы любовались золотом и драгоценностями, тысячелетними коврами и изящными предметами искусства. Может быть, много лет назад подобное великолепие находилось в балансе с бедностью, царившей снаружи замка. Но не сейчас. Сгустившуюся над Стамбулом и всей страной тьму не разогнать блеском всего золота мира.

Мино поднялся по улице Истикляль. Он должен был встретиться с Ховиной и Орландо в небольшом ресторанчике в микрорайоне Таксим, неподалеку от отеля «Хилтон».

Ховина провела весь день, улаживая некоторые экономические вопросы, связанные с их будущим. Она знала банковскую и финансовую систему вдоль и поперек и умела за минуту перевести деньги через границы разных стран. Именно поэтому у каждого из них в любое время имелся счет в банке с огромной суммой денег на то имя, которое он в тот момент использовал. Теперь бо́льшую часть средств необходимо было перевести в банки Южной Америки.

Орландо бродил по базарам в поисках ценного подарка для мадонны из Андорры, Мерседес Паленкес, которая должна была приехать через пару дней. Когда с акциями будет покончено.

Мино изучал город и его жителей. Его уже ничто не удивляло. Все было ровно так, как и должно было быть. Все вокруг лишь подтверждало его давние подозрения. Но в некоторых местах бедность и упадок превзошли его ожидания. Например, в этом городе. Стамбул выглядел словно сошедший с ума светофор; мигающий светофор, на котором горели сразу все три цвета. Но не красный, зеленый и желтый, а серый, желтый и коричневый.

Зуб Пророка. Волос Пророка. Отпечаток обуви Пророка. Патетические реликвии патетической веры. Столетиями османы, мухаммедяне, мурады, байесиды, ибрахимы и сулейманы резали друг друга, убивали своих предшественников, своих соперников, братьев, родителей и потомков в бесконечной непрерывной войне. Но все это было абсолютно бессмысленно. Ни одной новой мысли, дарующей надежду, в Турции не появилось. Лишь стыд серой пеленой накрыл этот город: убиваю, значит, я существую.

В последние годы Мино прочитал тысячу книг. И все время он думал: знание существовало всегда. Нет ничего неизвестного. Еще в шестилетнем возрасте, разгадывая тайны бабочек под раскидистыми кронами деревьев в джунглях, он понял все.

Страшна не близость смерти. А отсутствие жизни.

Когда Мино открыл дверь ресторана, в нос ему ударил запах сладкого табака и лимонной воды. Орландо и Ховины еще не было, так что он сел за столик в дальнем углу. И заказал чашку чая.

Совсем скоро ему исполнится двадцать один год. Но ему казалось, что он всю жизнь был взрослым. На его лице не было ни единой морщинки; кожа осталась по-детски мягкой. И пальцы такие же чувствительные, как и во времена Изидоро, Папы Маджико. Скоро его рукам придется обрабатывать землю джунглей.

Скоро его ждут большие перемены.

Мир сможет стать иным. Мучения, которые за последние десятилетия пришлось пережить планете, забудутся, раны зарубцуются, ведь даже шрамы у него в паху постепенно стали мягче и почти исчезли. Он сможет иметь детей. Наличие всего одного уха нисколько ему не мешает. Важно, что была воля, не только у него самого, а у всего мироздания, именно благодаря воле все погубленное сможет восстановиться. Возможно, он – лишь инструмент этой воли. Как знаменитый Ариго из Конгоньяса – инструмент необъяснимой силы, исцелявшей бедных и больных.

Мино знал, что и сам он лишь частица чего-то большого, необъятного. Альпамамы. Духов джунглей, охраняющих все живое.

И все же от некоторых мыслей ему становилось невыносимо грустно: он знал, что никакими своими акциями они не смогут возродить сотни индейских племен, уничтоженных и истребленных навсегда, с их культурой, языком и мудростью, которые уже никогда не восстановить. Как и сотни тысяч животных и растений, как запахи, которые уже никто никогда не почувствует, звуки, которые никто никогда не услышит.

Если только все это не хранится где-то в секретном месте.

Мино маленькими глотками пил чай.

Есть определенная граница. Предел того, сколько сможет существовать этот город, эта жуткая отравленная выхлопными газами машина. Десять лет? Двадцать? Максимум тридцать – и улицы заполнят тощие усохшие трупы. И миллионы кашляющих людей наконец замолчат. И планета проведет свою границу.

Рядом с Землей есть планета Венера. Кипящий и бурлящий котел серы и вулканов. А по другую сторону находится Марс. Бесплодная, стерильная и безжалостная каменная пустыня. Между ними – Земля, все еще зеленая, все еще голубая, все еще живая. Никто во Вселенной не испытает никакой жалости от того, что эта планета присоединится к бесконечному ряду мертвых планет, болтающихся в космосе.

Но Земля обладает волей. Если только ее не уничтожат собственные бактерии. Жадные слепые бактерии, без конца плодящиеся в бесчувственном опьянении от собственного превосходства.

На два миллиарда больше, чем нужно.

Любая война, затрагивающая людей, но не природу, будет большой удачей. Ни один крик боли, который издает человеческий рот, не заглушит тех страданий, которые пришлось перенести морям, джунглям и горам. Земля существует не ради человека; это человек создан, чтобы служить Земле.

Размышления Мино прервал Орландо, ураганом ворвавшийся в ресторан. Он швырнул на стол перед Мино стопку газет: английских, немецких и американских.

– Все круто, – возбужденно кивал он. – Оно расползается, расползается! Этих свиней прореживают. Мы запустили великое безумие!

Орландо сел и заказал большой стакан ракы и кувшин воды.

– Como? – Мино кивнул на стопку газет.

– Si, Si. Evet, evet, так говорят турки. В Новой Зеландии – восстания и хаос. Там появились двенадцать бабочек, действующих исподтишка. Они атакуют промышленных гигантов Южной Азии, используя причудливую смесь динамита, газа и яда. Даже в раю гринго действует жуткая банда под названием «Медведицы». А помнишь ту хилую скандинавскую бабочку-капустницу, кажется, ее звали Напи? Он ударил еще раз: в этот раз он не просто лишил ног мэра города, он сбросил в море вертолет с целой правительственной делегацией, направлявшейся на открытие какой-то нефтяной платформы в Северном Ледовитом океане. Неплохо, а?

Мино зажмурился.

– Их схватят, – проговорил он.

– Схватят? О, седые волосы Святого Милосердного Умберто! Может, кого-то и схватят, ну и что, вместо одного пойманного появятся десять новых. И все будет продолжаться и дальше.

– Нет, – твердо сказал Мино. – Мы совершили ошибку, призвав других следовать нашему примеру. Ту же самую ошибку совершали и примитивные террористы до нас. Наша и только наша безошибочная невидимость принесет результаты. Нужно немедленно отправить послание и призвать прекратить подобные действия. Ты понимаешь?

Орландо покачал головой.

Когда пришла Ховина, ей тоже рассказали о проблеме. Несколько часов все трое провели в спорах. Сначала Ховина и Орландо возражали, но потом Мино удалось их убедить.

– Ты такой странный, – сказала под конец Ховина. – Небольшую безобидную мировую войну без использования атомного оружия ты приветствуешь. А вот то, что наши последователи разделываются с власть имущими, это тебе не нравится. И все же, я думаю, что в твоих словах есть смысл.

– Синий морфо, – тихо сказал Мино, – стал символом. Он смертельно опасен для всех, кто приближается к дождевым лесам с неблагородными целями. Он неуязвим. И будет следить за всеми на веки вечные.

– Понимаю, – сказал Орландо, – пусть будет так. Но как насчет Арганте и Дафлидис?

Мино не сводил взгляда с чашки чая.

– Арганте, Дафлидис и Клеопатра исчезли. Они сделали свое дело. Оболочки коконов рассыпались в прах, крылышки закрылись. Они больше никогда не появятся.

Наступил поздний вечер. Письма с посланием были готовы. Их разошлют через день, за час до того, как делегацию «Kasamura» ожидают в мечети Сулеймание. Ховина и Мино заказали билеты на автобус – через Памуккале в Олюдениз. Орландо оставался на несколько дней в городе, чтобы встретить свою возлюбленную Мерседес. Все вместе они собирались провести в Олюденизе несколько недель до тех пор, пока не уляжется суета после осуществленной ими акции.

А потом они уедут. Маршрут был тщательно спланирован.

Мино и Ховина сидели в своем свадебном номере в отеле «Хилтон». Они только что попрощались с Орландо, который ушел изучать ночную жизнь Стамбула.

Ховина смеялась, открывая бутылку минеральной воды из бара. Она налила воду себе и Мино.

– Орландо неисправим, – сказала она. – Как ты думаешь, у них с Мерседес что-нибудь получится?

– Кто ж знает? Может, ей удастся его удержать. А может быть, она сбежит и от него, и из джунглей. Может, Орландо станет примерным отцом семейства. Все может быть.

Мино улыбнулся и хлопнул в ладоши.

Ховина подошла и села рядом с ним. Положила голову ему на грудь.

– Все хорошо, – сказала она. – Будет здорово наконец по-настоящему расслабиться. Нам будет просто чудесно вместе. Мы знаем друг друга, мы уверены друг в друге. Мария Эстрелла ревнивая?

Она игриво взглянула на Мино.

– Ревнивая? Нет, – неуверенно сказал он. – Все было так давно, Ховина. Так невообразимо давно. Как ты думаешь, я узнаю ее?

– Вряд ли, – ответила Ховина. – Вы были детьми. Может быть, она стала толстой огромной матроной с бедрами шире полей и пузом выше гор?

– Может быть, – сказал он медленно. – А может быть, она тонкая, как цветок магнолии. Это совершенно неважно. Из-за меня она провела четыре года в тюрьме.

Они помолчали. Смотрели в темные панорамные окна, выходящие на город. Дверь на маленький балкон была приоткрыта, проникавший снаружи воздух постепенно становился прохладнее. Дул ветер с Черного моря.

– Почему никто из нас никого не ревнует? – спросила Ховина.

– Может быть, потому, что мы знаем, что мы есть друг у друга. Может быть, потому, что то, что мы сделали вместе, превосходит чувство собственничества. Каждый из нас отдельная личность, но у нас есть общее ядро. Как у тетраподов.

– Тетраподы, – вздохнула Ховина. – Прекрасные скульптуры с глубоким смыслом. Они лежат на поверхности воды.

– На поверхности воды, – повторил Мино.

Она встала. Подошла к красивому букету, подарку отеля молодоженам.

– Знаешь, когда я думаю о джунглях, я думаю о цветах, – сказала она. – Я разобью такой сад, что мне позавидуют все садовники в мире. И об ароматах. Ты ведь знаешь джунгли, все будет так, как я себе представляю?

– Нет, Ховина, – ответил Мино. – Все будет совсем не так, как ты представляешь. Все будет гораздо лучше, – улыбаясь, он подошел к ней. – То, что вы сказали об индейцах. Вы действительно так решили?

– Конечно, почему бы и нет?

– Ну, я просто подумал… Будет не так-то просто отыскать правильных индейцев. Те, которых я видел в джунглях, коренные индейцы, довольно застенчивые. Они нас опасались. Я думаю, что бы мы ни делали, они все равно будут воспринимать наше присутствие как вторжение.

– Поживем – увидим, – Ховина гордо запрокинула голову.

Мино подошел к окну и посмотрел на ночной город. Насколько только хватало взгляда, простиралось море света. Два пассажирских судна медленно проходили под мостом через Босфор. Как красиво все выглядело ночью! Ведь сейчас видны были только огоньки.

– Как думаешь, как все будет? – Ховина обняла его за спину.

– Я думаю, все рухнет. Повсюду восстания и протесты. Я думаю так не только потому, что мы все это заварили. Посмотри на этот город: и без нашей помощи он на грани срыва. Рядом с его жителями постоянно бродит смерть. Они дышат отравленным воздухом. Пройдет совсем немного лет, и все они будут мертвы.

– А по поводу акции «Kasamura»? – спросила Ховина.

– Я думаю, это последний камень, который запустит лавину.

– Ты надеешься на это? Или веришь в это?

Он обернулся к ней, широко улыбаясь.

– Не надеюсь и не верю, – сказал он. – Я знаю.

– Почему бы и нет, – внезапно сказала она, словно ей в голову пришла какая-то другая мысль. – Почему бы и нет?

Она подошла к телефону и набрала какой-то номер.

– Что ты делаешь? – спросил Мино.

– Мы ведь молодожены? Мы ведь должны праздновать? Может быть, нам уже никогда не придется пожить в таком отеле. Завтра все кончится. Я хочу использовать этот вечер на полную катушку.

Ховина заказала самые лучшие блюда из меню ресторана, шампанское и вино. Мино улыбнулся. Он восхищался Ховиной так же, как он восхищался Марией Эстреллой. Без них обеих ничего бы не вышло.

В номер, кланяясь, вошли три официанта, они везли с собой накрытый поднос, тарелки, бокалы и бутылки. Стол был накрыт по всем правилам, посредине стоял букет цветов.

– Allahais-marladyk![41]41
  До свидания! (турец.)


[Закрыть] – вежливо попрощался Мино.

– Güle-güle![42]42
  Пока-пока! (турец.)


[Закрыть] – поклонились официанты и исчезли.

Они пили шампанское. Пробовали ароматные, приправленные специями блюда. Ховина раскраснелась, ее глаза засверкали.

Как настоящая невеста, подумал Мино. Сам же он, захваченный величием момента, был напряжен, как священник во время мессы.

– Салют! – сказал он, поднимая бокал.

– Салют! – ответила она, быстро моргая.

– Жаль, что Орландо с Ильдебрандой не с нами, – сказал он. – Мы бы отпраздновали двойную свадьбу.

– И вовсе не жаль. Они уже много раз праздновали свою свадьбу.

– Но не так, как мы, – сказал он. – У нас настоящая свадьба. Сколько детей у нас будет?

– Четверо, – Ховина смутилась, занялась едой. Потом отложила нож в сторону. Глаза ее наполнились слезами. На секунду она отвернулась от Мино, а потом встала и бросилась ему на шею. Она рыдала.

Мино гладил ее по спине. Он зарылся лицом ей в шею. Не нужно было ничего объяснять. Он все понимал и так. Иногда слова не могут выразить то, что происходит. Ее волосы были мягкими и гладкими.

– Настоящая первая свадебная ночь, Ховина. Но без желтых липких печений и розовых цветов, которыми осыпают невесту на нашей родине. И в нашей постели мы вряд ли найдем свиное ушко.

Она села. Взяла в руки бокал, вытирая слезы.

– Я хочу петь, – сказала она. – Если ты пообещаешь не рассказывать об этом остальным, перед сном я спою тебе старую индейскую колыбельную. У меня была няня-полукровка, каждый вечер она пела мне, это самое прекрасное мое воспоминание детства.

– Жду не дождусь, – сказал Мино.

И они снова наполнили бокалы, чокнулись и осыпали друг друга лукавыми комментариями о судьбе делегации «Kasamura». Тапочки для мечети со стеклянными осколками! Они согнулись от смеха, представив себе, как члены делегации один за другим падают на пол и остаются лежать, пораженные смертельным ядом асколсиной. Как им вообще пришла в голову такая гениальная мысль!

Мино сидел спиной к двери и смотрел на балконную дверь. Она все еще была приоткрыта. Благодаря тому, что она была повернута, в ней отражалось окно соседнего номера. Мино заметил в нем какое-то движение. Может быть, еще одна пара молодоженов.

Внезапно он уронил на пол вилку и привстал на стуле. Он застыл и почувствовал, как в его теле остановилась кровь.

Ховина смотрела на него с ужасом.

– Что случилось, Мино?

Она не решалась обернуться. Мино не сводил взгляда с какой-то точки у нее за спиной.

– Я… Я… Не могу в это поверить, – наконец сказал он, медленно вставая.

Он был напряжен, словно кошка, готовая к прыжку. Затем он медленно, шаг за шагом подошел к балконной двери. Он внимательно смотрел на то, что видел в темном стекле.

В номере находились три человека. Двое из них смотрели на экраны, похожие на телевизоры. Там было очень много таких экранов. Третий стоял у окна и смотрел на город. Мино хорошо было видно его лицо. Это лицо он не спутал бы ни с каким другим.

Зульк.

– Зульк, – прошептал он. – Эксперт по бабочкам из университета. Смотри, Ховина.

Она медленно подошла к Мино и встала рядом. Отражение в балконной двери было очень четким. Казалось, они слышали его шмыганье. Тот, другой, не мог их видеть.

– О, Господи! – прошептала она.

– Они знают, что мы в городе, – Мино зажмурился.

Он побледнел и почувствовал, как напрягаются все мышцы его тела.

– Как? Как??? Значит, Зульк. Значит, это он выяснил, что я Мино Ахиллес Португеза. Но я не понимаю, почему он здесь. Могут ли они…

Он не продолжил.

– Мино! – вдруг твердо сказала Ховина. – Забудь обо всех почему и как. Он здесь. Они здесь. Они следуют за нами по пятам! Эти двое, наверное, мозг расследования. Посмотри на их оборудование. Разве ты не понимаешь, что это значит? Мы можем взять их! Прямо здесь и сейчас!

Они отошли от балконной двери. Ховина крепко взяла Мино за руку. Он посмотрел на нее. Его губы почти не двигались, когда он произнес:

– Возьмем их. Но очень быстро. Мы не знаем, что они затеяли. Может быть, они знают, что мы в отеле. Нам нужно бежать, прочь из этого отеля, прочь из города. Японцы все равно обречены, если только это не…