Текст книги "Бухарские миражи"

Давайте кинем взгляд хотя бы на один из углов этой комнаты, находящийся под самым потолком. Здесь нашему взору предстанет, прежде всего, гирлянда сталактитов, оригинальная по исполнению и органично вписавшаяся в своё место, соединяя и сглаживая незаметно потолок и стены комнаты. Справа – «панҷара» (декоративная архитектурная решётка) – выполняющая роль естественного кондиционера, искусно оформленное и имеющее исключительную художественную выразительность и цельность.

Слева – зашифрованная надпись на таджикском, с датой по летосчислению хиджры. Такие надписи – довольно частый декоративный элемент дома, по которому можно установить немало интересной информации. К примеру: имя автора, год основания и т. д. Чаще всего, под искусно обыгрываемой строчкой стихов, кроется шифровка, которую можно отгадать с помощью применения, так называемого, метода «абҷада» (метод кодировки арабского происхождения). Дело в том, что каждая буква арабского языка имеет свой цифровой аналог, а потому подставляя в нужные места вместо букв цифры, можно извлечь порою интересную информацию.

«Не такой уж и древний дом» – возможно, скажут некоторые из вас, быстро «переконвертировав» мусульманское летосчисление в солнечное и определив дату тридцатыми годами 20-го столетия. Но это, скорее всего, дата реставрации дома, поскольку точно известно, что дом этот был приобретён не прадедом, а его родителями (а возможно – ещё более ранними предками). Да и относительно самого перевода текста, нельзя сказать утвердительно и однозначно: мы, все же, относим себя более к дилетантам, чем к специалистам. Так сказать – самоучки-грамматики. Таким образом, ставить последнюю точку в этом вопросе было бы явно преждевременным. Возможно, найдутся специалисты, которым мы были бы благодарны за правильную интерпретацию текста.

Справа «панҷара», слева – характерная надпись на фарси

Удивительным и своеобразным по конструкции элементом дома всегда служили окна. Они «сажались» очень низко, обязательно имея снаружи двустворчатые резные двери, которые закрывались в знойную жару или в лютую зиму. В этом случае, солнечный свет проникал в комнату сквозь декоративную решётку паҷары, располагавшуюся строго над каждым окном. Солнечные лучи, преломляясь в причудливом орнаменте решётки, несколько гасили свою тепловую энергию, пропуская мягкий и рассеянный свет вовнутрь комнаты. Таким образом, создавалась очень уютная и комфортная обстановка бухарского жилища.

Зимой дома отапливались специальными печами – «сандали» (ударение на последнем слоге) – своего рода жаровня. Невысокий квадратный стол ставили над жаровней или углублением в полу с горячими углями, который накрывали толстым стеганым одеялом (кўрпача); зимой обычно сидят вокруг сандали, засунув ноги под одеяло, так же и спят), располагавшимися ближе к «пешки хона» (т.е. к «vip» торцу). Домочадцы, расположившись вокруг стола, протягивали свои ноги к центру очага, а сверху накрывались по самые плечи одеялом, продолжая вести беседу или предаваясь чтению классиков таджико-персидской поэзии: Хафиза, Джами, Аттара и т. д.

Ещё одним из интересных элементов бухарского жилища служили двери. Входные двери олицетворяли собою лицо дома, а потому к их выбору и установке придавалось немаловажное значение. Понятное дело, все они были расписаны тончайшим декоративным узором и, в зависимости от породы дерева и мастерства самого резчика ценились по-разному. Особо следует отметить такую деталь двери, как «ҳалка» – это своеобразные ручки двери, которые крепились специальными скобами и являющие собою бронзовые (или стальные) кольца. Кольца эти, помимо своей основной роли, выполняли также декоративную функцию, но самое главное – они являлись предшественниками современных звонков. Часто-часто дёргая за эти кольца, можно извлечь из них характерный звук, посредством которого жители города стучались к своим соседям и знакомым. Причём у каждой пары колец звук отличался по тональности. Порой по ритмичности или по характерному «рисунку» стука, несложно было догадаться – кто именно стоит у порога дома.

Более того, даже многие из современных бухарцев не знают, что существовали два типа «звонков»: один из них – это уже знакомый нам «ҳалка», предназначавшийся, как правило, для женщин, а второй тип – «мехкўб» (колотушка) представляла из себя бронзовую (реже – стальную) продолговатую в форме перевернутой буквы Г – колодочку, закрепленную значительно выше в вертикальном положении, и служившей для тех же целей, но уже для мужского контингента.

Взяв за выступ, висящий у основания, вначале оттягивают колодку на себя, а затем снова возвращают в противоположную сторону, совершая, таким образом, частые и поступательные движения, постукивая по двери. Звук выходил достаточно громкий. И всё, благодаря металлической «блямбе» (этакой «наковальне»), прикреплённой к самой двери непосредственно напротив выступа колодки. Именно, в силу своего низкого тембра и более мощного стука этот тип звонков считался «мужским».

Такое устройство позволяло хозяину дома ещё более сузить перечень догадок, относительно того, кто стучится в двери его дома. А это, в свою очередь, позволяло, с определённой степенью достоверности, определиться с формой одежды и т. д. и т. п.

Наш рассказ о бухарском доме невозможно считать исчерпывающим, пока мы не расскажем о ещё одной достопримечательности, имеющейся в любом доме, а именно: о сортире, иными словами говоря, о «горшке».

Это важное помещение («мабраз»), обычно располагается в одном из углов раърава, что, собственно, вполне понятно и не требует особых пояснений.

В старину это помещение бывало двух видов: первое-так называемое «қудуқи» (буквально: «колодезное»), второе– в виде неглубокой выгребной ямы, глубиной 0,5 м, размерами 0,6 м х 1 м. Первый вид представлял собой колодец глубиной 3—5 метров, при диаметре – 0,8—0,9 метров и время от времени он заливался известью. По истечении определенного времени (4—5 лет) его закапывали и рыли другой, где-нибудь поблизости.

Второй тип убирался без участия хозяев. Обычно дехкане с окрестных деревень приезжали на своих ослах в город, стучали в ворота домов и объявляли что привезли песка и нет ли сора или нечистот в выгребных ямах. Высыпав песок, дехканин погружал в переметные сумы (хурджуны, плетеные из луха – вида камыша) гумус и вез его в кишлак для удобрения своих полей.

Вот, пожалуй, и всё!

– Как – «всё»? – удивлённо вскинет кверху свои брови читатель, – а как насчёт туалетной бумаги?

Сейчас, конечно же, во многих домах бухарцев это достижение европейцев аккуратно висит где-нибудь сбоку, весело прокручиваясь в своём барабане, но даже и сегодня это новшество предназначено в основном лишь для приезжих гостей и туристов. Бухарцы издревле пользовались намного более простым и верным (если рассматривать с гигиенической точки зрения) способом, а именно: водой. Специальный сосуд «офтоба», который был всегда предусмотрительно наполнен тёплой (не холодной или горячей!) водой для того, чтобы по окончанию процедуры туалета, можно было тщательно подмыться. Ведь, откровенно говоря, сколько ты не елозь (пусть даже самой совершенной французской бумагой) по своей – простите – заднице, чище она не станет. Другое дело – вода. Здесь, конечно, можно и посмеяться над «чистюлями», но я бы сказал словами моего друга – татарина: «Мана синга ризультат!» («Вот тебе и результат!»)

Бухарская архитектура: старое и новое

Репортаж с Зоиршо Клычевым

(Бухара, 24 августа 2013 г.)

Наш разговор о бухарском доме был бы неполным, если оставить в стороне  сегодняшнее положение дел  в области архитектуры, которая не только не утратила уникального опыта предков, но и значительно усовершенствовала отдельные элементы, с учётом требований диктуемых временем. При этом, сохранив самобытный внешний облик древнего города и оставаясь в русле традиций. В частности, речь пойдёт о современном подходе к строительству многочисленных отелей, гостиниц и частных домов, предназначенных для иностранных и местных туристов, поток которых значительно возрос в 21 веке.

А в качестве собеседника мы выбрали одного из самых талантливых и самозабвенно преданных своему делу специалистов – архитектора Зоиршо Клычева. Каюсь: мой разговор с ним произошёл ещё 10 лет тому назад и потому я очень сожалею, что не нашёл времени опубликовать данное интервью в своё время, так сказать, «по горячим следам», следуя известной поговорке «дорога ложка к обеду». Что ж, полагаю, что и к «ужину» эта публикация будет также уместна, ибо такие темы никогда не теряют своей актуальности и будут востребованы в любое время и любым поколением.

Итак, мы прогуливаемся с Зоиршо по центру старого города и общаемся на самые разные темы. Тут, я невольно обращаю внимание своего собеседника на чересчур большое число современных отелей, встречаемых нами чуть ли не на каждом шагу.

З.К. – Когда говорят, «Зачем столько гостиниц Бухаре?», я – откровенно говоря – впадаю в некоторое недоумение. Это неправильно. Если на них есть спрос, они будут! Также, можно вопросить «Зачем столько базаров в Бухаре?» Более 50 базаров! Более 75 караван-сараев! Вся Бухара – это, можно сказать гипермаркет. Ну, во всяком случае, была. Начиная с 12-го века. Если это веление времени, то они должны быть! Другое дело – в какой форме, в какой архитектуре… но – это уже другой вопрос.

Г.С. – Да, конечно! – соглашаюсь я с ним – Понимаю…

Тут, мы вновь проходим мимо двух новых зданий, выстроенных в традиционном стиле.

Г.С. – Эти гостиницы – тоже, по Вашему проекту? – интересуюсь я.

З.К. – Да. – моментально реагирует мой товарищ и тут же предлагает – Хотите, заглянем вовнутрь?

Г.С. – Как-то, неудобно…

З.К. – Ерунда: любой турист может, а мы… хуже его, что ли?

Мы входим вовнутрь и… нашему взору предстаёт просторное фойе в современном стиле: с кондиционером, с великолепной резной лепниной, с добротно выполненными художественными картинами, украшающими интерьер. Пока мой визави, подойдя к стойке ресепшена, пытается объяснить портье цель нашего визита, я, с разинутым ртом, окидываю взором всю эту прелесть. Однако, буквально через несколько секунд, Зоиршо вновь возвращает меня к начатому разговору.

З.К. – Так вот, возвращаясь к нашему с Вами разговору: говорят, «Зачем столько гостиниц в Бухаре?» Вот Вам и ответ. Чем-то ведь, надо город поддержать? Так сказать, дыхание своё отдать ему. Я не знаю: «второе» или «десятое»… Иначе – это «мёртвый город». А вот это оживляет город!

По ходу короткой экскурсии, мы незаметно выходим во внутренний двор гостиницы.

З.К. – Обратите внимание на дворик, и на то, как его освещает Солнце. – подсказывает мне собеседник, указывая на отдельные элементы местной архитектуры. – Посмотрите на то, как лучи, преломляясь, попадают вначале во дворик… а затем, перемещаясь – на часть айвана. Не спешите, главное, не спешите…

Г.С. – Да-а… протягиваю я заворожённо и тут мой взгляд упирается на пирамидальное сооружение в самом центре дворика – Ой, а это что за пирамида?

З.К. – А как же: Вы думали, только в Египте или в Париже есть пирамиды? И в Бухаре они всегда существовали! – шутя подхватывает мою мысль Зоиршо и поясняет – это зенитное освещение.

Г.С. – Аа-а… А потом там свет отражается, да? Как Вы назвали?

З.К. – Зенитное освещение. Другими словами «световой колодец». Вы в старинных бухарских банях когда-нибудь были?

Г.С. – А как же! – обижаюсь я, припоминая наши ежевоскресные походы в баню вместе с отцом.

З.К. – Тогда, Вы непременно обращали своё внимание на световые люки, в самом центре куполов. Помните?

Мне лишь остаётся поспешно кивнуть головой.

З.К. – Так что, можно сказать, что парижские зодчие слямзили эту идею у наших предков, установив подобную пирамиду у себя в Лувре.

Г.С. – Офарин, офарин! («Браво, браво!»)

Мы проходим мимо миниатюрного фонтанчика, выполненного по проекту моего приятеля в стиле Бахчисарайского «Фонтана слёз», только сильно упрощённого. И мой спутник поясняет.

З.К. – Как там у Вас написано: «Не приемлю лишь три вещи: хамство, агрессивность и категоричность». Да? А тут – наоборот – только доброе, светлое, чистое… Вот, обратите внимание: вода падает вначале сюда, потом вот туда, а затем, плавно ещё ниже, и в конечном счёте, сливается сюда. Такой маленький декоративный стилизованный фонтанчик. Потому что в исламе, как Вы знаете, запрещено конкретное изображение, в то время, как зооморфное, абстрактное – всегда пожалуйста.

Не скрывая своего восхищения, я вновь окидываю взглядом внутренний дворик гостиницы, любуясь изящными низко посаженными окнами (что являлось ещё одним из отличительных черт традиционного бухарского градостроительства), с её симпатичными деревянными ажурными решётками, именуемыми «панҷара».1515
  Панҷара – Дарича, тирезаи хона – дверка, окно дома («Фарханги забони тоҷики» – «Словарь таджикского языка», изд-во «Советская энциклопедия», Москва, 1969 г.)


[Закрыть]

З.К. – Да, всё выдержано в традиционном бухарском стиле. – перехватив мой взгляд, подтверждает мой друг и обращает моё внимание на ещё один обязательный элемент бухарского дома – А над окном, видите? Это – «тобдон» или – как мы произносим в просторечии – «тобадон».1616
  Тобдон – Равзани калони панҷара, ё шишадори хона, ки он ҷо тоб, яъне равшани медарояд – Решётчатое или стеклянное окошко, сквозь которое свет проникает в помещение. («Словарь таджикского языка», 12 том, С. Айни)


[Закрыть] То есть, свет, проходя сквозь такие решётки, преломлялся и мягко стелился по комнате.

Г.С. – Вы, по всей вероятности, знакомы со всеми строительными терминами, присущими бухарскому дому? – необдуманно выскакивает из меня совершенно глупый вопрос.

З.К. – А как же? Это ведь моя профессия!

Г.С. – Простите. Просто, меня всегда, почему-то, интересовали подобные детали. И как хорошо, что в Бухаре сохранилось немало старинных домов.

З.К. – Вы затронули очень важную тему! Именно сейчас, я Вас приведу к ещё одному моему объекту – старинному бухарскому дому.

Мы идём по узким улочкам Старой махалли, в которой некогда компактно проживали бухарские евреи. Интересно отметить, что их дома строились по точно такому же принципу, что и дома остальных бухарцев. Внешне неприметные, обмазанные глиной и соломой, они являли собою мало привлекательное зрелище. До того момента, пока вы не входили вовнутрь дома.

Наконец, миновав пару улочек, мы вскоре переступаем порог нужного дома, в котором вовсю идёт строительство. И мой товарищ вводит меня в курс, рассказывая краткую предысторию.

Ранее этот дом принадлежал одному бухарскому еврею, который на волне «гласности и перестройки» уехал жить в Израиль. А дом свой он оставил своим землякам – двум предприимчивым и деловым людям. Кстати, один из которых также сейчас проживает на Земле Обетованной (Зоиршо назвал мне имена, которые я так и не запомнил, но не суть.).

З.К. – Так вот: когда они, значит, пришли ко мне, то выяснилось, что предполагается снести всё с тем, чтобы на этом месте возвести частный дом-гостиницу. И когда я взглянул на этот уникальный объект старины и сопоставил его с тем, ЧТО собираются с ним сделать, то я лишь коротко сообщил хозяевам: «Всё: делайте что хотите, а я «умываю руки» и моей ноги здесь больше не будет!»

Г.С. – Да, ну? Неужели и в самом деле, дом представляет такую ценность?

З.К. – Послушай! – Говорю я ему. – Люди путешествуют по всему свету, чтобы увидеть море, там, пальмы… не знаю, что ещё… А в Бухару приезжают только лишь для того, чтобы увидеть старину, понимаешь?! И ты собираешься ломать старину? Иными словами говоря, ты сидишь на дереве и собираешься пилить сук, на котором ты сидишь?

Я ему говорю: «Зачем ломать старину? Не надо! Я тебе её восстановлю, реабилитирую!»

Г.С. – Между прочим, вполне созвучно с моими представлениями о подходе к старине в нашу эпоху.

З.К. – Кстати, термин «реабилитация», так привычно ассоциирующийся с медициной, Вы воочию увидите здесь! – Зоиршо пропускает меня по восточной традиции вперёд и вскоре мы предстаём перед рядовыми рабочими-строителями.

Как и полагается, громкие взаимные приветствия – «Салом алекум!, Салом!, Асссалом!» – после чего,  простые труженники невидимого фронта вновь погружаются в свою работу, ну, а мы с приятелем пытаемся спрятаться в тень и подальше от пыли.

З.К. – Ты знаешь, я тут практически каждый день – это моя работа. Вот, посмотри сюда: это так называемый нижний (или внешний) дом – «ҳавли берун», а вот тут – верхний или (внутренний) дом – «ҳавли дурун». Иначе – «мехмон-хона», то есть, «гостиная». Подвал («таи хона») тоже был старинный. Но – был скрыт. Здесь было всё вровень. Я ему говорю: «Копай здесь!». И вскоре, как я и предполагал, появились очертания подвального помещения дома.

Г.С. – Откуда Вы знали, что там неприменно должен быть подвал?

З.К. – Дорогой мой, это всё очень просто: такова структура бухарского дома, иначе и быть не может!

С известным трепетом, я переступаю порог гостиной. И всё настолько похоже и перекликается с родовым домом моих предков: те же самые расписные ниши с причудливым и захватывающим дух зооморфным орнаментом, те же самые искуссно созданные сталактиды, причём, самой разнообразной формы и практически неповторяющиеся в других домах. И те же самые короткие надписи в художественно обрамлённых картушах, написанные витееватой арабской надписью, которые можно расшифровать, если прибегнуть к методике «абҷада». Но – это совсем отдельная и не менее интересная тема. И тут, я не выдержав, задаю своему гиду само собой напрашивающийся вопрос.

Г.С. – Интересно: а были ли в еврейских домах точно такие же надписи, но на иврите?

З.К. – (Смеётся) Молодец! Хороший вопрос: конечно же были. И я их тебе потом обязательно покажу! А пока, я вновь возвращаю твоё внимание к «панҷара».

Г.С. – Вот-вот! Именно об этом я и хотел сказать. Есть термин «панҷара» и параллельно с этим «тобадон»: это разные вещи или одно и то же?

З.К. – «Панҷара» – это неотъемлемая часть «тобадома», которая  сама по себе представляет из себя арочное сооружение, расположенное чуть выше традиционного окна. Оно состояло из двух (если можно так назвать) решёток: одна – внешняя и,как правило, более с крупными геометрическими отверстиями, а второе – внутреннее, с менее мелкими. Здесь же, по неосторожности, строители сломали внутренную часть, и это, конечно же, трагедия.

Г.С. – Но ведь, наверняка, всё это можно восстановить?

З.К. – Можно, наверное… Но теперь, хозяин склонен к тому, чтобы восстановить этот элемент из дерева. Обратите внимание на разницу: внешняя панҷара состоит из более крупных геометрических отверстий, в то время как, внутренняя – из значительно мелкого орнамента. Этим и объясняется плавное преломление света, которое мягко рассеивается и стелется по гостиной, создавая тот неповторимый комфорт и уют, который Вы не встретите более ни в одном другом доме.

Г,С. –  Просто, поразительно: какое, оказывается, значение бухарцы придавали освещению. Сюда же, по всей вероятности,  можно отнести и выше упомянутый «световой колодец»?

З.К. Ну, конечно! Как там сказано у знаменитого уроженца Бухары – Авиценны:

 
Агар хонаба офтоб наояд,
Ба он хона табиб меояд.
 
 
Если Солнце в дом ваш не заглянет,
Тогда доктор обязательно нагрянет.
 

З.К. – А теперь, я хочу чтобы Вы присели и взглянули вот на этот кусочек стены. Вот, видите: под поздней штукатуркой проявляется вот это чудо. Это – инкрустация.

Г.С. – Инкрустация?

З.К. – По таджикски этоназывается «кирма». У итальянцев, подобная техника называется «граффито»1717
  Сграффито (итал. sgraffito), или граффито (итал. graffito – процарапанный), – техника изображения и разновидность декорирования, которая заключается в нанесении на основу, например кирпичную стену или поверхность керамического изделия, двух и более различных по цвету слоёв кроющего материала (цемента, штукатурки, ангоба) с последующим частичным процарапыванием по заданному рисунку. Сграффито следует отличать как от техники росписи, так и от мозаики.


[Закрыть]

Г.С. – Как давно такая техника стала применяться в декорировании бухарских домов?

З.К. – О-о… она известна давно: во всяком случае, не позднее ХVI века. Обратите внимание: вот в этой части рисунок уже проявлен, а в этой – пока ещё предстоит аккуратно зачистить и выявить остальное.

Г.С. – А здесь, я полагаю, должен располагаться «мадон»?

З.К. – Совершенно верно! Вот, видите: тут явно должна была находиться дверь?

Г.С. – Простите, что перебиваю. Вы меня потом поправьте, если я ошибаюсь, но… В моём представлении, под «мадоном» подразумевается, грубо говоря, кладовая для хранения домашнего скарба: одежды, гардероба, там… всяких бытовых вещей и т.д. И в то же самое время, «мадон» – это небольшое тёмное помещение, где происходило ритуальное омовение.

З.К. – Верно и то, и другое. Дело в том, что мадонов было два типа: одно, как Вы упомянули вначале, для хранения гардероба, и второе – по-меньше – для оправления необходимых омовений.

Г.С. – У меня, к примеру, на всю жизнь – как живая картинка – сохранилась в душе эта удивительная комнатка в нашем родовом доме. И ещё, наряду с этим, термин «ҷоймадон», где хранились…

З.К. – Не «ҷоймадон» – поправляет меня друг, а «ҷомадон». – От слова «ҷома» («халат»), то есть, ящик для хранения халатов и прочей одежды вообще. Кстати – хитро, при этом, сощурившись – ты никогда не задумывался над этимологией слова «чемодан»?

Г.С. – Да ну?! Не может быть?!

З.К. – (смеётся) Отвечаю тебе! Можешь порасспросить лингвистов, если мне не веришь.

Оставив позади строящийся объект и миновав пару сотен метров, мы выходим на открытое пространство, где прямо перед нами предстаёт ещё одна – совсем небольшая – гостиница «Аист».

Г.С. – Догадываюсь, что и эта гостиница построена не без Вашего участия?

З.К. – Да. Интересно, что она не раз перестраивалась, но всякий раз хозяин оставался недоволен: дело в том, что выделенный участок оказался совсем небольшим (не более 120 кв.м.) и потому, вполне понятно желание владельца, найти оптимальный вариант проекта. И когда он ко мне обратился за помощью, то я ему ответил, что возьмусь только в том случае, если вновь начнём с нуля. И он согласился.

Г.С. – Да: скромненько, но со вкусом.

З.К. – Предлагаю заглянуть вовнутрь, дабы убедиться, что и там всё в ажуре.

Естественно, от такого предложения трудно отказаться. Собственно, ради этого я сюда и приехал, так как, увидеть родных и близких – это одно, но хотелось также, собрать как можно больше материала о Бухаре, в частности о том, как она преображается и в каком направлении всё это дело движется.

Мы входим вовнутрь отеля и первое, что бросается мне в глаза, это типичный бухарский потолок, с её традиционными деревянными балками.

Г.С. – Ого, «болор» и «васса»! – отмечаю я.

З.К. – Ага, они самые. – подтверждает мой гид. – А Вы, как я вижу, тоже не забыли эти термины. Между прочим, я всегда стараюсь подчеркнуть в своих работах именно родной стиль, выверенный веками: добротно, практично и красиво, не правда ли?

Г.С. – Ну конечно! – соглашаюсь я и тут же задаю напрашивающийся вопрос – Интересно: откуда бухарцы позаимствовали такой подход к строительству своих домов? Неужели у них была своя школа?

З.К. – Естественно, была и возникла она не вчера, как Вы понимаете. И немалую роль в сохранении этой школы сыграли прежде всего российские и советские востоковеды. Ну и конечно же, не последний вклад в эту копилку внесли местные учёные.

Г.С. – Не могли бы Вы мне перечислить хотя бы некоторых из них?

З.К. – С удовольствием! К примеру, Борис Николаевич Засыпкин, который реставрировал такие известные архитектурные объекты, как: мавзолей Саманидов, мечеть Магоки аттори и минарет Калон. Также, необходимо отметить и местного интеллигента, одного из первых профессоров – Мусу Юлдашевича Саиджанова – окончившего русско-туземную школу в Новой Бухаре (ныне – Каган) и медресе Мири Араб. Причём, немало лестных отзывов в его адрес высказано такими специалистами, как: Л.И.Ремпель, Т.А.Жданко, М.Е.Массон и другие.

Г.С. – Каюсь: я поздно стал интересоваться этим…

З.К. – Ой, что Вы: я обозначил лишь «верхушку айсберга»! Помимо перечисленных личностей была целая когорта людей, которых я боюсь перечислить, ибо могу нечаянно кого-то из них пропустить.

Г.С. – Ну, хотя бы, ещё пару-тройку имён?

З.К. – Да пожалуйста: Вяткин, Шишкин, Умняков, Крюков… потом  Воронина, Воронин, Писарчук… кто ещё… Пулат Захидов, из местных…

Г.С. – Достаточно. То есть, я хочу спросить: ведь, они прекрасно понимали – какое колоссальное значение всё это имеет для мировой культуры… что это, можно сказать, совершенно уникальная цивилизация…

З.К. – Я Вам скажу больше: по одной из версий, один из архитекторов-конструктивистов советского государства Моисей Гинзбург, по заданию Партии был специально отправлен сюда с целью выявить, как развивались городское строительство, местная урбанизация и т. п. с тем, чтобы по примеру Бухары, создать нечто похожее в других городах Средней Азии, а именно: Алма-Ата, Ташкент, Душанбе, Ашхабад… Обмеры, фиксация, изучение топографии… в общем, всем этим занимался Гинзбург. То есть, прежде чем уничтожить прежний режим, следовало всё зафиксировать и запротоколировать. Чтобы на основе градостроительства Бухары, создать новую национальную архитектуру во вновь созданных Республиках.

Зоиршо предлагает мне подняться вместе с ним на второй этаж, который также украшен традиционными деревянными колоннами и круглым айваном. Мы не спеша совершаем круг, в центре которого, внизу, расположен внутренний дворик.

Полюбовавшись некоторое время представленной панорамой, мы вновь спускаемся по ступенькам вниз и оказываемся в том самом симпатичном внутреннем дворике, где я первым делом отмечаю для себя элемент местной канализации.

Г.С. – О, «ташнав»!

З.К. – А как же? Как и полагается, местная «раковина». О ташнаве, как и о местной системе канализации, именуемой «тазар», можно говорить бесконечно, но… это уже отдельная тема. А сейчас, я приглашаю Вас последовать за мною в одно совершенно уникальное сооружение.

Миновав по узким улочкам буквально несколько десятков метров, мы оказываемся перед небольшим симпатичным медресе.

Г.С. – «ISTEZA  MADRASASI» – читаю я мемориальную табличку вслух. – А почему медресе такое небольшое?

З.К. – Скажу более: это самое маленькое медресе во всём мусульманском мире!

Г.С. – Да, ну?

З.К. – Да. Я даже заключил со своим французским коллегой Огюстеном – знатоком исламского мира – пари на два ящика водки:  если он отыщет на всём протяжении Великого Шёлкового пути нечто меньшее или хотя бы даже такое по размерам. И вскоре он вынужден был согласиться, что проиграл.

Г.С. – Странно, что оно действительно такое маленькое. И что означает его название?

З.К. – Вообще– то, у этого медресе два названия: одно – «Истеза», и второе, более употребляемое в простонарордье, как – «Ходжа Мухаммад Наби». Собственно, названное в честь того, на чьи деньги было построено это медресе.

Г.С. – А в каком году оно было построено? И вообще, какова история?

З.К. – Воздвигнуто это медресе в 1909 году, во времена правления Абдулахад-хана (1885—1910), на средства богатого денауского землевладельца (дехкан) и торговца каршинским паласом – Мухаммадом Наби. А история вкратце такова.

Поссорившись как-то со своими сыновьями, этот купец завещал превратить собственный дом в медресе, оформив его как вакф. 1818
  Вакф (араб. – букв. «остановка», «приостановление», «удержание») – в мусульманском праве имущество, переданное государством или отдельным лицом на религиозные или благотворительные цели.


[Закрыть]Однако, спустя некоторое время, помирившись с ними, одумался и вновь решил изменить своё решение. Но, поскольку по действующему мусульманскому закону имущество, превращённое в вакф, не может снова стать чьей-либо собственностью, все его усилия по этому делу остались безуспешными. Таким образом, частный дом превратился в медресе-общежитие для учащихся.

Г.С. – Сколько же в нём келий?

З.К. – Не более двадцати: восемнадцать, по-моему… Так вот, в память об этой истории, в народной среде это медресе получило ещё одно ироничное название – «Мадрасаи пушаймон», то есть, «Мадраса раскаяния /сожаления/» или «Мадрасаи истезо» – «Медресе досады».

Г.С. – Очень забавная и поучительная история! А что сейчас здесь размещено?

З.К. – С этим тоже, связана своя история. В 1992 году во Франции была организована Ассоциация «Караван-сараи на Шёлковом пути», организатором которой явился архитектор Филипп Барбье. Одной из задач указанной ассоциации  – благотворительно-реставрационная работа исторических и архитектурных памятников по всему миру. В 1993 году Филипп Барбье впервые посещает Бухару и в итоге влюбляется в наш город. Ну, а дальше у нас возникли тесные творческие контакты и, собственно, всё то, о чём Вы уже знаете и писали (про караван-сараи и т.д.). А медресе «Истеза» было первым объектом Ассоциации по реставрации. Таким образом, с 1998 года в стенах медресе был открыт Французский культурный центр «Истеза», а Филипп Барбье стал его бессменным директором. Здесь, особо следует отметить главного мецената ассоциации – французскую компанию «Thales», которая много чего сделала не только для Бухары, но и по Узбекистану в целом.

Г.С. – Как же Вы с ними общались? Через переводчика?

З.К. – Ну что Вы: я же «француз»! (смеётся) Оканчивал школу имени Ушинского!

Г.С. – Ах, да! – припоминаю я про школу № 12, в которой преподавали французский язык. И вновь передо мной возникает ташнав. – А это, я так понимаю, его родной ташнав?

З.К. – Да, но мне его пришлось немного переделать: здесь был поглощающий колодец, а я его вывел наружу. А вот, видите, старое фото: тут был в своё время хауз.

Г.С. – Меня интересует такой вопрос: как функционировала подземная система сточных вод (тазаров)?

З.К. – Сама система тазаров разделялась на два типа: для стока чистой воды и для стока нечистот.

Г.С. – И куда вела общая система стока канализации? В Шахруд?

З.К. – Общая канализация выходила по сообщающимся артериям за пределы города по рельефу на юго-запад, в коллекторы, именуемые заъкашем. Возьмите, к примеру, общественные бани, крупные дома купцов и прочие большие здания – от них воды стекали по многочисленным основным подземным магистралям, которые в конечном счёте, сливались за городской стеной. А вот, скажем, для омовения (торат), вполне достаточно было и поглощающих колодцев-ташнавов. То есть, вода, пройдя через несколько соединяющихся между собой керамических сосудов (с множеством мелких отверстий на дне), в конечном счёте абсорбировалась в грунт, другими словами, уходила в землю, растворяясь в ней.

Ну что: пойдём дальше? Ибо, материала для Вас у меня слишком много, чтобы Вы смогли всё это «переварить» должным образом.

И мне опять не остаётся ничего другого, как покорно кивнуть в ответ головой. И мы вновь движемся к следующему объекту.

– «Боже мой! – восклицаю я про себя – Неужели я, хоть когда-нибудь, успею обо всём этом написать?!»

И меня вдруг по-настоящему охватывает страх. Страх и стыд перед безвозвратно ушедшими талантливыми предками. И за то, что я слишком поздно спохватился и понял одно – ушла в небытие одна из самых уникальных и интересных цивилизаций, существовавших когда либо на нашей Земле. А с другой стороны – как хорошо, что память об этой цивилизации не умерла: она, по каким-то неведомым нам – простым смертным людям – духовным флюидам передаётся достойным потомкам. Таким, каким является герой моего фото-репортажа Зоиршо Клычев. С тем, чтобы память человеческая никогда бы не впала в забвение и помнила о своей истории. И пока мы о ней помним, Бухаре не может угрожать ничто и никто.